Текст книги "Том 3. Публицистические произведения"

Автор книги: Федор Тютчев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 36 страниц)

…то, что новые учреждения называли по сей день представительством, не является ‹…› реальным обществом с его интересами и верованиями… – Тютчев, как и ряд других русских писателей и мыслителей, ясно видел «зазор» между пропагандируемым и реальным содержанием в конституционно-либеральных и республиканско-демократических идеях «публики», «идеологов», «книжников». Так, А. С. Пушкин устами своего персонажа выражал сомнение в участии английского народа в законодательстве и в исполнении требований народа его поверенными. И далее речь заходит об «оттенках подлости», отличающих один класс от другого, о раболепном поведении Нижней палаты перед Верхней, джентльменства перед аристократией, купечества перед джентльменством, бедности перед богатством, повиновения перед властью, которая оказывается в руках «малого числа». И в Северо-Американских Штатах демократия, подчеркивал А. С. Пушкин, проявилась «в ее отвратительном цинизме, в ее жестоких предрассудках, в ее нестерпимом тиранстве. Все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую – подавленное неумолимым эгоизмом и страстию к довольству…» (Пушкин. С. 165). В русле этой логики находятся размышления К. П. Победоносцева, подчеркивавшего, что идеальное теоретическое представление о народовластии неосуществимо на практике, ибо народ вынужден переносить свое право непосредственного волеизъявления, властительства, законотворчества и т. д. на выборных лиц. Последние же втайне руководствуются не столько общенародными, сколько групповыми, партийными и личными интересами. Поэтому «одно из самых лживых политических начал есть начало народовластия, та, к сожалению, утвердившаяся со времени французской революции идея, что всякая власть исходит от народа и имеет основание в воле народной. Отсюда истекает теория парламентаризма, которая до сих пор вводит в заблуждение массу так называемой интеллигенции – и проникает, к несчастию, в русские безумные головы» (Победоносцев. С. 31–32).

1848 год явился землетрясением… – Образ землетрясения для всеевропейского революционного года встречается также в ст. «Россия и Революция» (см. коммент. С. 347^*).

В Германии междоусобная война составляет саму основу ее политического положения. – См. коммент. к ст. «Россия и Революция». С. 331^*.

Сейчас это более, чем когда-либо, Германия Тридцатилетней войны… – О религиозной и политической войне 1618–1648 гг. протестантских князей и императора «Священной Римской империи германской нации» с католическими князьями, Австрией и папством, в которую оказались втянутыми Франция, Испания, Англия, Голландия, Дания, Швеция и другие страны, как прототипической для исторических междоусобиц в Германии Нового времени Тютчев не раз заводит речь. См. коммент. к ст. «Россия и Германия». С. 266^*.

…ненависть Италии к пребывающему за горами Варвару. – В процессе истории Италия часто подвергалась нападениям соседних германских племен через северные склоны Альп. О сформировавшемся в результате итальянском восприятии немцев Тютчев пишет в ст. «Россия и Революция» (см. коммент. С. 338–339^*).

…война, объявленная Революцией, взявшей на вооружение итальянское национальное чувство, опороченному римским папством католицизму. – Революция в Италии совпадала с активизацией национально-освободительного движения 1848–1849 гг., которое после первоначального союза с папой Пием IX приняло антиклерикальную и антипапскую направленность (см. коммент. к ст. «Римский вопрос». С. 384–387^*).

…вот уже 60 лет составляет ее жизненный принцип… – О своеобразии этого принципа, берущего свое начало и в классическом виде проявившегося во время Великой Французской революции, см. коммент. к ст. «Россия и Революция». С. 323–324^*. О нем заходит речь и в ст. «Римский вопрос» (см. коммент. С. 394^*).

…цивилизации, которую антихристианский рационализм отвоевал у римской Церкви… – О борьбе «антихристианского рационализма» с «развращенным христианством» в римской Церкви и ее результатах см. коммент. к ст. «Россия и Революция». С. 319–325^*. В критике такой цивилизации и ее революционных плодов Тютчев подразумевает и Ф. Г. Гизо, который, напротив, видел в них социальное воплощение христианских идеалов.

…неразрешимые затруднения ‹…› найдут свое разрешение только в другой половине… – Тютчев имеет в виду Восточную Европу во главе с Россией, способную, благодаря православным основам «другой» цивилизации, предотвращать и примирять революционные конфликты и противоречия Запада.

…изгнание чужеземца, немца. – Об отрицательном отношении итальянцев к немцам см. коммент. С. 441^*.

…классическая утопия – единая Италия. – См. коммент. к ст. «Римский вопрос». С. 390–392^*.

Римская реставрация. – Имеется в виду стремление восстановить нечто подобное Древнеримской республике в годы революции 1848–1849 гг.

Италия книжников, ученых, революционеров, от Петрарки до Мадзини. – Поэт Ф. Петрарка (1304–1374), один из наиболее выдающихся гуманистов эпохи Возрождения, был поборником единой Италии (см., например, его канцону «Моя Италия») и противником папства. В 30-40-е гг. XIX в. появляются исторические романы Ф. Д. Гверрацци, трагедии Дж. Никколини, лирика Г. Мамели и А. Поэрио, проникнутые революционными идеями Дж. Мадзини (1805–1872). Последний в 1831 г. основал тайную республиканскую организацию «Моя Италия» для подготовки вооруженного восстания и объединения Италии, играл значительную роль в борьбе за создание единого итальянского государства, в 1849 г. входил в триумвират Римской республики.

…это традиция древнего Рима, языческого Рима. – См. коммент. к ст. «Римский вопрос». С. 393^*.

Римская Италия… – Имеется в виду древнеримская Италия.

…единство Италии, как его понимают эти господа… – Т. е. либеральная интеллигенция, «книжники, ученые, революционеры».

…Рим владел Империей. – В данном случае имеется в виду притязание на вселенское верховенство и мировое господство языческой Древней Римской империи, павшей под ударами варваров в V в. В целом же для Тютчева смысл понятия «империи», ее «законность» или «незаконность» (узурпаторские претензии) связаны с Истиной подлинного христианского вероучения и неискаженного предания Вселенской Церкви или отступлением от Нее.

Что такое Империя? Это передача полномочий… – Имеется в виду широко распространенная в Средние века и восходящая к толкованиям на книгу пророка Даниила теория «translatio imperii» – «передачи», «переноса», «перехода» единой мировой державы, которая в каждую историческую эпоху может быть только одна (см. далее «учение об империи» и коммент. С. 452–455^*). По представлениям идеологов Западной империи, с коронацией Карла Великого начинается translatio imperii от греков к франкам и затем к германцам, что положило начало «Священной Римской империи». Последняя претендовала на восстановление прерванной преемственности от Рима и соперничала с Византией за право быть вселенской державой, что породило проблему «двух императоров» и сопровождалось в последующем схизмой, разделением Церквей. С точки зрения Тютчева, подобная «передача полномочий» стала «незаконной» и «узурпаторской», ибо «Священная Римская империя» как бы параллельно повторяла Византийскую, Константинопольского патриарха заменял римский папа, а василевса – новоявленный император, после того как империя была законно перенесена на Восток. О теории «translatio imperii» см.: Goez W. Translatio imperii. Ein Beitrag zur Geschichte des Geschichtsdenkens und der politischen Theorien im Mittelalter und in der frühen Neuzeit. Tübingen, 1958; Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992; Буланин Д. М. Translatio studii: Путь к русским Афинам // Пути и миражи русской культуры. СПб., 1994. С. 87–154.

Удаление Империи из Рима и перенос ее на Восток… – После завоевания Рима варварами в 476 г. и разделения Римской империи ее центр переместился в Византию, именовавшую себя «империей ромеев» (римлян), носительницей идеи «вечного Рима», где воплотилось Слово. Вместе с тем еще в 330 г. император Константин основал мировую столицу на Босфоре, и «Новый Рим» (этот титул был официально дан Константинополю в третьем каноне второго Вселенского Собора в 381 г.) как средоточие христианской державы противопоставлялся древнему как центру языческой империи, гонительнице христиан. В этой столице христианского мира созывались Вселенские Соборы, а Константинопольский патриарх с VI в. стал именоваться Вселенским (всехристианским). Для понимания тютчевских представлений о христианской державности необходимо иметь в виду сформулированный «на Востоке», при императоре Юстиниане I (483–565), в шестой новелле Юстинианова Кодекса идеал монархической государственности как «симфонии» священства и царства, Церкви и императорской власти, обретающей источник, силу и смысл своей деятельности во служении Христу (см. коммент. С. 452–455^*).

…это христианская мысль, которую языческая мысль стремится отрицать. – В противоречивом единстве «восточного» наследования имперской идеи Тютчев подчеркивает не связь, а разделение между Римской (языческой) и Византийской (христианской) империями. Более того, в «языческой мысли» Древнего Рима он видит неумирающую традицию: «Это Кесарь, вечно воюющий со Христом» (цит. по: Биогр. С. 231).

Римское Папство и германская Империя ‹…› сначала сообщники, а потом враги. Италия – добыча, оспариваемая ими друг у друга. – С 962 г., когда после коронации папой Иоанном XII Оттона I в качестве «императора Августа» образовалась эта империя, немецкие короли при смене власти отправлялись в Рим, где очередной папа короновал очередного императора. Однако через некоторое время «сообщничество» превратилось в соперничество, и Италия в XI–XIII вв. стала главной ареной борьбы двух универсалистских и гегемонистских сил – Германской империи, претендовавшей на господство в Европе, и папства, стремившегося утвердить свое верховенство над светскими правителями христианского мира. В ожесточенных конфликтах империи и папства, на время остановленных Вормсским конкордатом 1122 г., обе стороны искали поддержки итальянских городов и жаловали им права самоуправления.

Рухнувшая Империя завещает Италию австрийскому господству. – Еще в итоге войны за «испанское наследство» (1701–1714) к Австрии перешли Неаполитанское королевство, о. Сардиния и Милан, присоединение которого положило начало австрийскому господству в Северной Италии. После крушения наполеоновской империи, по новым договоренностям на Венском конгрессе 1814–1815 гг., Австрия получила в свое владение Ломбардию и Венецию, а на престолах ряда итальянских герцогств оказались представители Габсбурского дома.

Папство сближается с Австрией. – Еще 29 апреля 1848 г. Пий IX в особом «Обращении» заявил о своем нежелании воевать с Австрией, борьбу с которой начинали вести итальянские государства. 18 февраля 1849 г. уже из Гаэты, куда он бежал, папа обратился к правительствам Австрии, Испании и Франции с просьбой помочь восстановить его светскую власть в Римской области.

Дело Независимости все более отождествляется с революционным делом. – Национально-освободительное движение в Италии в 1848–1849 гг. приводило к усилению радикально-демократической составляющей в его рядах.

Французское вмешательство, в пользу Революции, только осложняет это положение. – Речь идет об интервенции французских войск, посланных президентом Луи Наполеоном Бонапартом под предлогом защиты римского населения от иностранных армий для подавления Римской республики и установления там своего влияния в противовес Австрии.

Империя восстановлена. – Имеется в виду законная (в понимании божественной легитимности) империя Православного Востока, наследница Византийской, в лоне которой могли бы найти свое «правильное» и достойное место разные народы.

Папство секуляризировано… – О секуляризации папства (т. е. о его растворении в светской власти и передаче ей собственных полномочий) как неизбежном результате его внутреннего развития и последовательного реформирования в духе изменяющегося времени и приспосабливания к текущей политико-идеологической действительности и революционизирующейся истории см. в ст. «Римский вопрос^*».

Две вещи по обыкновению одинаково ненавидимы в Италии: tedeschi и preti. – См. коммент. С. 436–437^*.

…прирожденной покровительницей Италии. – По мнению Тютчева, такой покровительницей, разрешающей непримиримый антагонизм между Революцией и Церковью, могла бы стать Православная Империя.

Папа лицом к лицу с Реформацией. – Подразумевается аналогия между положением Пия IX, когда радикализация революционного движения 1848–1849 гг. усиливала антипапские и антицерковные настроения в массах, и положением папского престола, когда антиримские тенденции в период Лютеровых реформ XVI в. грозили вылиться в народные выступления против католицизма.

…на путях возвращения римской Церкви в лоно Православия. – Надежду на такое возвращение и преодоление схизмы Тютчев высказывал в конце ст. «Римский вопрос» и встретил недопонимание в этом вопросе. «Многие, – отмечал он в цитировавшемся ранее незаконченном письме князю П. А. Вяземскому после публикации “Римского вопроса”, – прочитав эту статью, говорили мне, как и вы: “Но разве время теперь думать о соединении церквей? Возможно ли это дело? А если б и было возможно, не представит ли оно для нас более неудобств (inconvénients), чем выгод?..”. Должно быть, я дурно выразился в моей статье, – иначе не могло бы придти и в голову, чтоб я вел речь о возобновлении Флорентийского собора…» (цит. по: Биогр. С. 175). Тютчев имел в виду не нечто вроде унии или условно-политического и прагматического договора, а такое «возвращение», при котором римская Церковь отказывалась бы от возникших после ее отделения от Вселенской Церкви «незаконных» притязаний.

Есть только одна мирская власть, опирающаяся на вселенскую Церковь… – Подразумевается Восточная Империя во главе с Россией, имеющая в качестве своей духовной и исторической основы «неповрежденнное» христианство, Вселенское Православие.

Гогенштауфены – династия германских императоров (1138–1254), притязавших в лице Фридриха I Барбароссы, Генриха VI и Фридриха II на мировое господство в соперничестве с папами.

…антихристианский принцип… – Подразумеваются антихристианское революционное начало и насилие, тактическое использование которых оборачивается для имперской власти стратегическими просчетами.

Что такое Франкфуртский парламент? – После Мартовской революции 1848 г. во Франкфурте-на-Майне открыло заседания избранное на основе двухстепенной избирательной системы общегерманское Национальное собрание, которое предполагало продолжить работу предпарламента, провозгласить республику и выработать конституцию, сформировать пользующуюся всеобщим доверием исполнительную власть. Его подавляющее большинство составляли либералы и демократы, которых представляли 364 юриста, 154 профессора и литератора, 57 торговцев и чиновников, 85 дворян, 4 ремесленника и 1 крестьянин.

Взрыв Германии идеологов. – «Идеологами», «книжниками», «публикой» Тютчев называет представителей интеллигенции, писательских и журналистских кругов, стремящихся вместить весь объем исторической жизни и всю полноту действительности в прокрустово ложе «прогрессивных» идей, искусственных теорий и взыскуемых надежд.

…утопия, отсутствие чувства реальности, всегда достаточного у масс, но почти никогда не достающего книжникам. – О связи утопизма и «книжности» см. коммент. к ст. «Римский вопрос». С. 390–391^*.

То была Империя с римской душой и славянским телом (завоеванным у Славян). – Имеются в виду земли западных славян, входившие в процессе их колонизации в состав «Священной римской империи германской нации».

Дуализм, внутренне свойственный Германии. – Дуализм, носивший конфессиональный (протестантско-католический) характер, сменялся и усугублялся династическо-государственным соперничеством между Пруссией и Австрией. Показательна в этом отношении война за австрийское наследство, когда после смерти Карла VI в 1740 г. наследственные права на владения австрийской короной перешли к его дочери Марии Терезии. В результате военных действий Пруссия захватила у Австрии Силезию.

Тридцатилетняя война обустроила и укрепила его. – Тютчев вновь упоминает эту войну как типичное проявление германского дуализма и раздробленности. Итоги Тридцатилетней войны и условия заключенного после нее Вестфальского мира не давали возможности «Священной Римской империи германской нации» стать единой и централизованной абсолютной монархией.

Как только Россия устраняется, война возобновляется. – Россия играла значительную роль в устранении, смягчении и предотвращении последствий обозначенного выше дуализма и в сохранении равновесия между двумя крупнейшими государствами Германии. В частности, российская дипломатия активно участвовала в установлении Тешенского мира 1779 г. между Австрией и Пруссией.

Империя предполагает законность. – Имеется в виду высшая божественная легитимность и укорененность в уходящий за горизонт исторического бытия основополагающей традиции и преемственности как особый фундаментальный источник права и правосознания.

Пруссия незаконна. – Подразумевается отсутствие законности в обозначенном выше смысле и подлинных исторических корней. В 1618 г. маркграфство Бранденбург объединилось с герцогством Прусским, возникшим в 1525 г. на территории Тевтонского ордена. Бранденбургско-Прусское княжество, состоявшее из захваченных в XII–XVII вв. земель (преимущественно славянских и литовских), и стало лишь в 1701 г. собственно Пруссией, Прусским королевством, когда курфюрст Фридрих II торжественно короновался в Кенигсберге.

Империя в другом месте. – Т. е. в законном. См. коммент. С. 442–443^*.

…захочет ли она смириться и пребывать Пруссией. – Подразумевается так называемый «малогерманский» путь объединения Германии (во главе с прусскими Гогенцоллернами, а не с австрийскими Габсбургами, как в «великогерманском»), при котором разрозненные немецкие государства должны войти в состав Пруссии. Многие депутаты Франкфуртского парламента, как и гегельянцы в области философии, отстаивали первостепенную роль именно Пруссии и отдавали предпочтение первому пути.

…король Пруссии по самой природе своего происхождения никогда не сможет стать императором Германии. – Правившая Пруссией династия Гогенцоллернов происходила из бранденбурских курфюрстов (1415–1701), а не из императорского рода Габсбургов, имевшего к тому же более древнюю родословную.

Пруссия есть не что иное, как отрицание германской Империи. – По мнению Тютчева, «незаконные» имперские амбиции Пруссии представляют собой отрицание «законной» империи, подобно тому, как «революционное» реформаторство М. Лютера является отрицанием «законного» католицизма.

Историческое объяснение хода вещей (только династическое). – После Тридцатилетней войны монархия Габсбургов в XVII–XVIII вв. являлась одной из крупнейших европейских держав. Основное ее ядро составляли наследственные земли Габсбургов – Нижняя и Верхняя Австрия, Тироль, словенские Штирия, Каринтия и Крайна, а также Истрия и Триест. Кроме того, в состав монархии входили земли чешской и венгерской короны, германские города Фрейбург, Констанц и ряд других территорий на реках Рейн, Неккар и в Эльзасе. Различные по языку, культуре, обычаям и нравам, земли монархии связывались общностью династии, имевшей, в отличие от Пруссии, более глубокие исторические корни и длительное время укреплявшейся и расширявшейся главным образом за счет династических браков и искусного использования политических противоречий в разных странах.

Уничтоженный последними событиями. – Имеются в виду революционные события 1848–1849 гг.

Австрия, став конституционной… – В ходе европейских революционных волнений 3 марта 1848 г. в Государственном собрании Венгрии был зачитан текст речи Л. Кошута, в которой высказывалось требование конституции не только для этой страны, но и для всей Австрийской империи. 15 марта, когда императорский дворец в Вене оказался осажденным студентами и рабочими, был обнародован указ о созыве собрания сословий для выработки конституции. В апреле и мае австрийское правительство под давлением событий объявило о введении конституции и всеобщего избирательного права. Однако в последующем обе реформы были отменены.

…или чистое отрицание? – Имеется в виду отрицание самой Австрией своей имперской идеи в заявленных ею конституционных преобразованиях.

…см. Фалльмерайера… – Я. Ф. Фалльмерайер (1790–1861) – немецкий историк и публицист, создатель теории славянского происхождения новоэллинов, изложенной в книге об истории полуострова Мореи в Средние века. В начале 1840-х гг. он длительное время пребывал в Константинополе, излагая впечатления в AZ, а затем обобщив их в 1845 г. в двухтомнике «Fragmente aus dem Orient» («Восточные фрагменты»). Я. Ф. Фалльмерайер отводил большую роль славянским народам во главе с Россией (в контексте вековечного противостояния Востока и Запада) в будущем развитии человечества, чем привлекал внимание Тютчева. Мнение последнего на этот счет Я. Ф. Фалльмерайер отметил в дневнике 12 марта 1843 г.: «Введение в обращение идеи Восточной великой самостоятельной Европы в противовес Западной – является, собственно говоря, моей заслугой…» (цит. по: Казанович Е. Из мюнхенских встреч Ф. И. Тютчева (1840-е гг.) // Урания. С. 151). О своеобразии «восточных» наблюдений автора «Fragmente aus dem Orient», которые могли заинтересовать Тютчева, можно судить по изложению А. И. Герцена: «Г-н Фалльмерайер рассказывает в своих “Восточных фрагментах”, каким радостным возбуждением было охвачено греческое духовенство, когда стала слышна пушечная пальба Паскевича под Трапезундом, как ждали монахи Haygyon-Horos и Афона своего православного освободителя» (Герцен. Т. 7. С. 158). Подобные взгляды и сама масштабность постановки историософских вопросов вызывали у Тютчева желание ближе познакомиться с трудами и личностью мюнхенского ученого. 9 ноября 1842 г. Я. Ф. Фалльмерайер записывает в дневнике: «…к г-ну Тютчеву; я один из всех публицистов Запада понимаю, что такое Москва, что Византия; просвещенный разбор моих работ о Морее и моих статей; мы еще не расходились, когда принесли “Всеобщ. Газ.” с первым выпуском моей, отвергнутой Академией, речи» (Урания. С. 146). Автор отвергнутой речи рассматривал Иерусалим, Рим и Константинополь как три судьбоносных града и обнаруживал живучесть представляемой последним византийской традиции, в которой, по его мнению, нет места для частных интересов и сострадательных чувств, а господствует забота о целом и стремление к объединяющей всех деятельности для создания материальной силы, способной к мировому владычеству под эгидой православной Церкви. В такой традиции Я. Ф. Фалльмерайер видел опасность для Запада, а германский народ рассматривал в качестве средостения и авангарда борьбы против византийских скифов. В самой масштабности постановки историософских вопросов и в заостренной противопоставленности восточной и западной традиций Тютчев не мог не видеть сходства с собственными построениями, хотя в них эти традиции оценивались прямо противоположным образом. Тем не менее Тютчев полагал возможным привлечь Я. Ф. Фалльмерайера на свою сторону и на практическое позитивное служение «идее Восточной великой самостоятельной Европы» (см. об этом: Осповат А. Л. Тютчев и заграничная служба III Отделения (Материалы к теме) // Тыняновский сборник. Пятые Тыняновские чтения. Рига, 1994. С. 122–128). Однако расчеты Тютчева не имели достаточных оснований. Я. Ф. Фалльмерайер твердо придерживался обратных тютчевским оценок Восточной Церкви и Православной Империи, называя русского царя в своих статьях то «вторым Атиллой», то «ханом с Невы», то «новым Чингисханом», а в России видя угрожающее Европе «полуварварское азиатское Монгольское царство» (см. об этом: Rauch Georg von. J. Ph. Fallmerayer und der russische Reichsgedanke bei F. I. Tjutčev // Jahrbücher für Geschichte Osteuropas. Bd I. Hf. 1. 1953. S. 72–96). Характерен его отзыв о «Московии» в упоминавшихся «Fragmente aus dem Orient»: «Лишить турок собственности и втянуть эстетически-восприимчивые немецкие племена в западню, – составляет душу и жизнь Российства… Греки и немцы приготовлены как неизбежные жертвы и заранее внесены для будущего порядка в русские регистрационные листы. Ничто не поставлено в зависимость от времени. Москвитянин рассчитывает на вечность своего государства, и именно потому, что он никогда не торопится, он вернее достигает цели… Нашими естественными врагами, нашими ядовитейшими противниками и клеветниками являются во всяком случае русские. По существующему в стране порядку, религия и наука у русских не больше, как две податливые девки, которые заодно должны справлять и ремесло сводниц для мирового авторитета Императора-Первосвященника. Немец, наоборот, воздвигает религии, как своей королеве, трон в сердце и присягает на верность науке, как великой, миродержавной власти. Ненависть между такими народами является инстинктом, а всякое соглашение – невозможностью, в особенности когда они находятся в качестве соседей в ежедневном соприкосновении» (цит. по: Урания. С. 167). Видимо, Тютчев имеет в виду подобные высказывания Я. Ф. Фалльмерайера, когда приводит его имя в контексте обсуждения политических и психологических отношений между немцами и славянами и «естественного права» первых господствовать над вторыми.

…он проистекает из той мысли немца, что его господство над славянами является его естественным правом. – Такое понимание своих «естественных прав» имело давнюю историю, когда с середины X в. Оттон I стал проводить активную восточную политику: «…за счет владений славянских племен, расселявшихся на Лабе, он стремился удовлетворить захватнические вожделения германских, прежде всего саксонских феодалов. Начинается кровавая эпопея завоевания Восточной Саксонии, земель лужичан. Даже немецкий хронист Видукинд рисует картину беспощадной жестокости и коварства, с помощью которых германским феодалам только и удалось сломить вольный дух свободолюбивых славян» (Рамм Б. Я. Папство и Русь в X–XV веках. С. 31). В последующем история славян рассматривалась лишь в связи с историей Австро-Венгрии и Германии, а о полабских и поморских славянах в период до их завоевания и истребления говорилось как о немецких подданных. В. И. Ламанский в книге «Об историческом изучении греко-славянского мира» (СПб., 1871) писал, что порою сравнивали славян в интеллектуально-психологическом отношении с неграми и туранцами и что из их сочинений, как и из трудов западных историков в целом, можно составить целую любопытную и поучительную хрестоматию о расовом превосходстве романо-германских народов над славянскими: «Это воззрение прежде всего поражает своею обширною распространенностью. Оно господствует не в одной исторической литературе. Оно ежедневно высказывается в Европе в речах политических ораторов, профессоров и проповедников, в журнальных статьях и брошюрах публицистов. Целые европейские поколения воспитывались, учились, жили, действовали, умерли в этом воззрении» (цит. по: Балуев Б. П. Споры о судьбах России. Н. Я. Данилевский и его книга «Россия и Европа». Тверь, 2001. С. 205). Современный исследователь заключает: «Для обоснования своего господства в славянских землях, для возможного дальнейшего продвижения на Восток, нового Drang nach Osten немецкие авторы особый упор в своих исторических работах делали на якобы полной неспособности славян к самостоятельному государственному строительству и устройству. Насколько широко была распространена на Западе эта спекуляция в различных политических кругах, свидетельствует тот факт, что ее не постеснялся эксплуатировать даже один из основоположников “научного коммунизма” Ф. Энгельс в своей работе “Революция и контрреволюция в Германии”, опубликованной в виде серии статей в американской газете “New York Daily Tribune” в 1851–1852 гг. ‹…› Исторический факт вытеснения славян от Эльбы на Восток он горделиво объяснил следствием благотворной “физической и интеллектуальной способности немецкой нации к покорению, поглощению и ассимиляции своих старинных восточных соседей”. С чувством превосходства представителя романо-германского мира над славянами он далее пишет, “что эта тенденция к поглощению со стороны немцев всегда составляла и все еще составляет одно из самых могучих средств, при помощи которых цивилизация Западной Европы распространилась на Восток нашего континента, что эта тенденция перестанет действовать лишь тогда, когда процесс германизации достигнет границы крупных, сплоченных, не раздробленных на части наций, способных вести самостоятельное национальное существование, как венгры и, в известной степени ‹…› поляки, и что, следовательно, естественная и неизбежная участь этих умирающих наций ‹…› состоит в том, чтобы дать завершиться этому процессу разложения и поглощения более сильными соседями”. Имея в виду зародившиеся в эти годы среди чехов и южных славян идеи славянского единения (выразившиеся не только в книгах и статьях, но и в созыве Первого Славянского съезда в Праге в июне 1848 г.), Энгельс категорически отвергает возможность их реализации “в угоду нескольким хилым человеческим группам”…» (там же. С. 205–206).

…как в России. – Смысл этих слов остается неясным.

Венгрия ‹…› Примет ли она, находясь лицом к лицу с Австрией, условие, которое та стремится ей создать?.. – Об этом «условии» можно судить по новой австрийской конституции, в которой сводились на нет успехи венгерской революции и упразднялась автономия Венгрии, а от венгерских земель отделялись Хорватия, Словения, Воеводина и Трансильвания. После поражения в октябре 1849 г. венгерской революции австрийский главнокомандующий Хайнау утверждал, что в Венгрии «в течение ста лет не будет революции». Эта уверенность, сочетавшаяся со стремлением Австрии увековечить провинциальный статус мадьяр, подкреплялась многочисленными казнями мятежников, среди которых оказались не только генералы и высшие офицеры, но и первый глава революционного венгерского правительства Л. Батьяни, непричастный к австро-венгерской войне.

…или оставаться славянами, став русскими, или превратиться в немцев, оставаясь австрийцами. – Эту дилемму И. С. Аксаков сопроводил таким комментарием: «Тютчев под словом “стать русскими” вовсе не разумеет ни государственного закрепощения, ни обрусения в тесном смысле слова. Употребив это выражение, в черновой заметке, для краткости, он дает ему тот смысл, что славяне или должны стать гражданами Греко-Славянского мира, которого душою, без сомнения, может быть и есть только Россия, – или же погибнуть прежде всего духовно, т. е. утратить свою нравственную народную самостоятельность ‹…› При этом “объединение с Россией” вовсе не означает ни бунта, ни другого какого-либо насильственного действия относительно Австрийского правительства; оно предлагается Тютчевым вовсе не в виде настоятельной практической меры: оно требуется только в области Славянского самосознания, – к тому же прежде всего как объединение духовное, или точнее церковное» (Биогр. С. 215–216). В письме к Е. Э. Трубецкой Тютчев говорит позднее о желательности «более истинной, более сознательной, более национальной» политики официальных властей России по отношению к славянам и о предпочтительности «прямому вмешательству» в их дела расширения и углубления единящих духовных и культурных связей (там же. С. 217). В период же составления трактата, в письме к Л. В. Тенгоборскому от 3 декабря 1849 г., поэт подчеркивает еще одну важную сторону «выбора» славянских народов для будущего России и всего человечества: «Между тем подобный результат, привитие революционного принципа славянским народам, имел бы для современного мира последствия, которые невозможно исчислить. Ибо в отчаянной борьбе между Россией и революцией, где обе являются средоточием и силы и принципов, действительно нейтральными оставались до настоящего времени только эти народы… Очевидно, что та из двух сил, которая сумеет первой привлечь их на свою сторону, собрать их под своим знаменем, эта сила, повторяю, получит больше шансов выиграть великую тяжбу, при которой мы присутствуем…» (ЛН-1. С. 539). О деятельности Тютчева по укреплению славянского единства см. в кн.: Жакова Н. К. Тютчев и славяне. СПб., 2001.