Текст книги "Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации, 1962-1980"

Автор книги: Федор Раззаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 57 страниц)

В 13–14 лет я выпивал зараз по пять стаканов водки. Но пили мы тогда не из-за того, что хотелось спиртного, а от идиотизмa…

В театре вся ночь была моя, после спектакля до восьми утра меня лучше было не трогать. Пока разгримировались – одну приняли, пока спустились в буфет – другую, пошли в ресторан – третью, потом домой к кому-нибудь. Там разговоры о спектакле – творческие разговоры, хорошие, не просто черная пьянка, а скорее, нормальное, благородное гусарство. Так что принимали мы каждый Божий день. Я вообще не умею пить по пятьдесят-сто грамм – мне это не интересно. И потому всегда пил до тех пор, пока мог это делать. А останавливался, лишь когда больше уже не влезало. Отхлебывал я много. Три-четыре бутылки водки для меня были нормой. А вообще мой рекорд – четырнадцать бутылок за день!..»

Начало нового десятилетия Боярский встретил достаточно активно. На телевизионные экраны один за другим вышли сразу три фильма с его участием. Речь идет о фильмах Светланы Дружининой – «Гардемарины, вперед!» (1987), «Виват, гардемарины!» (1991) и Г. Юнгвальд-Хилькевича «Двадцать лет спустя» (1992).

Однако последний фильм Боярскому не принес большого удовлетворения. Он тогда заявил: «Мы искренне хотели сделать хорошее продолжение «Трех мушкетеров», как бы вернуться в те времена. Но никогда нельзя возвращаться. Актеры за те 13 лет, что прошли со времени предыдущих съемок, стали опытнее, но мы потеряли… прекрасные ошибки, ошибки молодости, которые, как выяснилось, и придавали фильму такое очарование.

Второй фильм был сделан плохо! Операторская работа чудовищна, так снимали в каменном веке. Режиссер, как мне кажется, относился к работе халатно. Сценарий был сделан непрофессионально, мы, актеры, потом сами много переделывали.

Все напрасно. Когда после съемок мы дома у Вальки Смирнитского смотрели весь материал, то поняли, что фильм погублен. И во многом это произошло потому, что на съемках все переругались. Долго не могли найти композитора: была дикая ссора режиссера с Дунаевским, музыку отказался писать Градский, другие известные авторы. Поэтому музыку делали уже после того, как отсняли фильм, – вставляли песни лишь бы куда-нибудь. Все время рвалась пленка, и даже хорошо получившиеся сцены мы должны были дублировать по четыре-пять раз!

На эти съемки мы потратили два года жизни. Однако я за весь фильм получил 27 тысяч, а ребята – и того меньше. Старыгина и вообще обидели: не заплатили трюковые, так как у него якобы маленькая роль. Получилось, что мы снимались бесплатно. И к тому же никому не докажешь, что в плохом качестве фильма виноваты не мы…»

Интересно отметить, что в те годы жизнь в России для Боярского рисовалась в черном цвете. В интервью «Комсомольской правде» в январе 1992 года он заявил: «Наши женщины отсюда обязательно уедут – мы их материально не удовлетворяем. И самые красивые бабы сегодня – валютные проститутки. Ну что я могу своей жене предложить при всей моей безумной любви к ней? Взять с собой на гастроли в Штаты, чтобы со мной вкалывала в ужасных условиях? Куда я могу отвести своих детей? Нику-да! Во время прогулки в новогоднюю ночь я взял с собой оружие: мало ли что случится. Да, да, пистолет. Газовый. В Германии купил. Как провез? Все что угодно можно провезти, было бы желание.

Мне не хочется уезжать, но ведь доведут! Буду мыть посуду…»

Подобный пессимизм тогда выражали многие из наших «звезд», а кое-кто действительно уехал: М. Козаков, Е. Соловей и др. Однако прошло всего лишь несколько лет, и жизнь вошла в спокойное русло. Во всяком случае, больше никто из «звезд» никуда с родины не уехал, а некоторые даже стали возвращаться. Что касается М. Боярского, то и он постепенно избавился от своего пессимизма и вновь с головой окунулся в работу. Он ушел из Театра имени Ленсовета и организовал собственный театр – «Бенефис», который не только объединил в себе несколько эстрадных коллективов, кукольный театр, рок-группы, но и занялся организацией гастролей известных артистов по России. Первой постановкой этого театра стал спектакль «Интимная жизнь», который в 1997 году завоевал приз за лучший актерский ансамбль на международном фестивале «Зимний Авиньон». (В спектакле заняты четыре актера: М. Боярский, Л. Луппиан, С. Мигицко и А. Алексахина.)

М. Боярский с семьей живет в Санкт-Петербурге, в доме на Мойке, на первом этаже. У него восьмикомнатная квартира. В том же доме двумя этажами выше живет и бывший мэр города А. Собчак. В 1993 году у Боярских появилась дача в Грузино, там живут все питерские артисты.

В 1994 году Боярский бросил пить. У него обострился диабет, чуть не отказала поджелудочная железа, и он решил – хватит. Теперь даже любимое пиво не пьет. Но это воздержание дается ему с трудом. «Есть ощущение, что чего-то важнейшего лишили – говорит артист. – Без алкоголя жизнь банальная, вся в черно-белой гамме… И вообще трезвым умирать – грех…»

P. S.Сын М. Боярского Сергей по стопам своих родителей и н и не хочет – он будет поступать в университет на финансово-экономический факультет.

Дочь Лиза учится в школе.

Николай КАРАЧЕНЦОВ

Н. Караченцов родился 27 октября 1944 года в Москве, детсгво провел на Чистых прудах. Его отец работал художником, мать – балетмейстером. Профессия мамы Николаю нравилась гораздо больше отцовской, поэтому с детских лет он мечтал стать оалетным танцором. Однако мама нашего героя была категорически против этой мечты, поэтому отдала все свои силы, чтобы сын увлекся куда более мужскими занятиями. Например, спортом. Поначалу мальчик закалял и совершенствовал свое тело оуквально из-под палки, однако в дальнейшем он так увлекся мим делом, что родительских втыков уже не понадобилось.

Когда Николаю исполнилось семь лет, мама отдала его в привилегированный интернат при Министерстве внешней торговли. И вновь сделано это было отнюдь не из плохих побуждений. Просто мама часто уезжала в длительные зарубежные командировки, поднимала балет то во Вьетнаме, то в Сирии, то в Монголии, и брать сына с собой не было никакой возможности – русских школ за границей не было.

В школе-интернате Коля учился вполне прилично и входил в число активистов. О, том, каким он был в то время, можно судить по такому случаю, который произошел с ним в самом конце 50-х годов.

Рассказывает Н. Караченцов: «Я тогда потерял свой комсомольский билет. Он вывалился из кармана куртки, когда мы с ребятами гуляли на ВДНХ. Переживал я страшно. Как положено, повинился перед комсомольским собранием, целиком признал свою вину и попросил наказать меня построже. Чуть ли не со слезами на глазах умолял выгнать меня поганой метлой из комсомола: мол, не место в организации тем, кто не дорожит святыней, каковой является членская книжка. Мне выговор хотели объявить, а я кричал: нет, мало этого, исключить меня надо, исключить! И я не притворялся, кричал по убеждению. Хотел, чтобы меня выгнали, а я потом, что называется, кровью заслужу право называться комсомольцем! Идиот, одним словом!..»

Первые серьезные мысли о том, чтобы посвятить себя сценическому искусству, стали приходить к Караченцову в юности, причем вновь не без участия родителей. Те частенько отправляли его отдыхать в Дом творчества «Щелыково», что в Костромской области, который сначала принадлежал Малому театру, а затем – ВТО. Общение со знаменитыми мастерами сцены и подвигло юношу избрать себе в качестве будущей профессии актерскую. В 1963 году Караченцов подал документы в Школу-студию МХАТа и был принят с первого же захода. Он попал на курс профессора В. К. Монюкова. О своих студенческих годах Николай вспоминает так: «Помимо учебы у нас была масса «заболеваний». Например, игра в футбол. Причем у нас была своя разновидность, называлась – «чикирома». Играли двое на двое теннисным мячиком в репетиционном зале парами навылет. Ящик из-под посылок – ворота. Это была повальная болезнь. Помню Славу Невинного он уже тогда был немаленького веса, а летал по полю, как шарик…

Еще одним «заболеванием» были гитары. На лестничной клетке в школе-студии все бренчали, вопили. Вообще, чтобы компания собиралась без гитары – такого не бывало…»

Закончив студию в 1967 году, Караченцов попал в труппу Театра имени Ленинского комсомола. Этот театр в те годы переживал не самые лучшие времена – только что из него со скандалом выгнали режиссера Анатолия Эфроса, в труппе царило уныние. Кое-кто из актеров вслед за Эфросом подал заявления об уходе из театра, и их роли достались молодым актерам. В спектакле «Дым отечества» по мотивам поэмы К. Симонова получил свою первую роль в Ленкоме и Караченцов.

И 1968 году Караченцов вступил в КПСС, что для театральной среды было событием неординарным – так рано в партию принимают не всякого актера. По словам актера: «Я искренне верил, что в партию принимают самых достойных, поэтому старательно готовился к борьбе со всякой мерзостью, мешавшей, по моему пониманию, нашей стране жить и процветать. Надо признать, что я был не просто идейным или убежденным, а временами даже оголтелым. Во всяком случае, активничал на партсобраниях, демонстрируя принципиальность и непримиримость».

Дебют Караченцова в кино состоялся в 1970 году, когда на экраны страны вышел фильм Василия Ордынского «Красная площадь», в котором артист сыграл крохотную роль. Никто из зрителей его тогда не запомнил, да и режиссеры тоже не обратили на молодого актера никакого внимания. Поэтому предложений сниматься в других картинах после этого дебюта к Караченцову практически не поступало. И лишь телевидение относилось к молодому актеру с доверием и иногда приглашало в качестве ведущего на свои «Голубые огоньки».

Н. Караченцов о своих тогдашних взаимоотношениях с кинематографом вспоминает следующим образом: «Я вел какие-то дурацкие «Огоньки», спрашивал: «Сколько вы надоили?» А на Мосфильме» сомневались: «Может ли вообще Караченцов играть положительные роли? Или только бандюг?» Помню, один из руководителей тогдашнего телевидения говорил мне на каком-то банкете: «Коля, если бы вы знали, как мы вас любим! С любой студии приходит заявка, и если мы видим фамилию Караченцова, сразу говорим «за», потому что знаем: это будет хорошо». Но перед этим я своими глазами читал заключение по пробам на картину: «Никуда не годится актер!..»

Это сегодня, спасибо судьбе, я могу выбирать. А тогда я, как дурак, ночь не спал, напомаживался… И сидел с бодуна какой-нибудь второй режиссер, смотрел, не понимая, зачем он меня пожал. Я это чувствовал. «Нате, читайте сценарий. Мы делаем фотопробы и вам потом позвоним». И почти никогда не звонили…»

Перелом в лучшую сторону в кинематографической судьбе Караченцова наступил в 1974 году. Тогда его заметили сразу два известных режиссера с «Ленфильма» и утвердили на роли в своих фильмах. Первым был Геннадий Полока, который снимал трагикомедию «Одиножды один» и решил взять Караченцова на роль Анатолия.

Рассказывает Н. Караченцов: «Я был уверен, что в очередной раз ничего не выйдет. Помню, Валя Теличкина даже перекрестила на счастье. И Геннадий Полока меня утвердил. Потом уже он рассказал, что худсовет на «Ленфильме» разделился пополам: половина была против меня, половина – за. На эту роль, кроме меня, пробовались очень известные актеры. После обеда опять собрались, опять стали спорить, и тут подъехал еще один человек, который опоздал. И он сказал: «Что вы спорите? Я не знаю, что это за артист, но эта роль – для него!» Этот голос все и решил.

А первый съемочный день – просто позор был! Первый дубль – кошмар! Второй, третий – никуда не годятся. И только после дублей семи режиссер сказал наконец: «Ура! Поймали жар-птицу. Поздравляю с первым съемочным днем!» На второй день было полегче, на третий еще полегче. И когда уже все сняли, он меня вызвал: «Коленька, простите, но все, что было в первый день, – никуда не годится. Вот сейчас вы готовы. И мы этот день переснимем».

Вторым режиссером, поверившим в Караченцова, оказался Виталий Мельников. В сентябре того же года он приступил к съемкам телефильма по пьесе А. Вампилова «Старший сын» и добился утверждения Николая на одну из главных ролей – на роль Бусыгина. Именно эта роль и стала тем «звездным билетом», который открыл для Караченцова вход в большой кинематограф. Уже в следующем году избытка от новых предложений сниматься у актера не было. Он тогда снялся сразу в трех фильмах: «Сентиментальный роман», «Длинное, длинное дело» и телефильме «Собака на сене». В последней картине артист впервые запел с экрана. Причем сделал это так прекрасно, что буквально с первых же аккордов покорил зрителей.

Стоит отметить, что в отличие от кино певческая карьера Караченцова в театре началась чуть раньше – с роли Тиля Уленшпигеля в музыкальном спектакле «Тиль». В тогдашней театральной Москве этот спектакль Марка Захарова произвел настоящий фурор, явившись первой серьезной постановкой рок-оперы в Советском Союзе. Для ее осуществления в театр на постоянную работу была приглашена очень популярная в те годы в молодежной среде рок-группа «Аракс» во главе с Юрием Шахназаровым. И сущности, именно с «Тиля» и началась настоящая слава Ленкома, и главным проводником этой славы был Караченцов. Как писал позднее А. Колбовский: «Этот спектакль мне до сих пор помнится самым праздничным и мощным творением Марка Захарова. Красный шутовской колпак Тиля стал образом, эмблемой этого суперпопулярного театра. Но в том-то и дело, что, вспоминая «Тиля», мы представляем себе только Караченцова. Он играл неистового, хулиганистого, чертовски обаятельного фламандца почти два десятилетия, и у него не было дублеров…»

В 1977 году Н. Караченцову было присвоено звание заслуженного артиста РСФСР.

Чуть раньше он женился на актрисе своего театра Людмиле Поргиной. Последняя вспоминает: «Когда я поступила в театр, мне сказали, что я ввожусь в спектакль «Музыка на 11-м этаже». Я пошла посмотреть спектакль. На сцену первым выскочил Саша Збруев, и зал заревел. А потом выскочило нечто – орущее, лохматое, вот с такими зубами. Я увидела его и подумала: «Вот если он станет моим мужем, свою жизнь могу считать бессмысленной». И этим человеком был Коля Караченцов, который позднее стал моим мужем…

Однажды после спектакля мы возвращались к себе на Юго-Запад, где снимали квартирку. Ехали в троллейбусе, заболтались, целовались, наверное. Уже не помню. Не заметили, что троллейбус остановился, люди все вышли, а шофер – грубый человек оказался! – закрыл двери и почему-то решил спрашивать билеты. То ли штраф задумал содрать, то ли хамством душу отвести.

В общем, подходит и спрашивает билет, который мы, естественно, забыли взять. Я говорю, что сейчас куплю. А шофер в oтвет: «Ах ты…». И такое дальше сказал… Кажется, он не успел договорить, как оказался на полу. А дальше я увидела, как Коля сидит сверху и молотит его, а тот только ручками беспомощно болтает. Я его еле оттащила. Он был взбешен: «Он же оскорбил тебя!» У меня сил не хватало сдерживать его…»

В 1978 году у Н. Караченцова и Л. Поргиной родился сын, которого назвали Андреем.

В начале 80-х в театральной карьере актера появилась еще одна заметная роль – графа Резанова в «Юноне и Авось» (1982). И отличие от Тиля, который нес в себе все элементы авантюрного героя, Резанов был героем романтическим. Ничего подобного до этого ни в театре, ни тем более в кино Караченцов еще не играл. Но во время одного из спектаклей с ним случилась беда.

Н. Караченцов вспоминает: «Дело было году в 84-м или 85-м. Играли мы «Юнону». Ближе к концу спектакля я неудачно прыгнул и повредил ногу. Как мне показалось в первое мгновение, просто оступился. Позже выяснилось, что на шесть сантиметров вылетела коленка, разорвана связка, поврежден мениск, мышцы – целый букет. Тогда, в горячке, я не разобрался что к чему. Кое-как уполз за кулисы. Мне сигналят: давай прекращать спектакль. Зрители видели, что я, хромая, ушел со сцены, однако, может, так и задумывалось? Если бы не вернулся, тогда сообразили бы: что-то произошло, поскольку история Резанова оставалась недорассказанной. Поэтому я машу: играем. Со всей силы саданул по коленке, она вроде вернулась на место. Я присел пару раз для пробы и вывалился на сцену. Шагаю и чувствую, что нога опять начинает подворачиваться не в ту сторону. Знаете, как у кузнечика – коленками назад. Боль такая, что рот раскрыть не могу, боюсь, что стонать начну. За кулисы уже врачи прибежали, носилки приготовили, а я в зал смотрю… Хотите верьте, хотите не верьте, но Саша Абдулов двадцать минут меня буквально на руках по сцене носил, на ногу ступить не давал. По пьесе мы должны были драться, скакать, а Саша прижимает меня к себе, как барышню, и шепчет тихонько: «Колька, держись!» Такое не забывается…»

Стоит отметить, что к тому времени Караченцов уверенно входил в десятку самых популярных актеров советского кино и несмотря на свое, отнюдь не делоновское, лицо, кружил головы миллионам представительниц слабого пола. Причем кружил настолько сильно, что дело порой доходило до трагедии. Актер не любит вспоминать об этой истории и если говорит, то очень скупо. По его словам, некая поэтесса долгое время ходила за ним по пятам, бросалась на капот его автомобиля, спала под дверью его квартиры. Каждый день она писала своему кумиру письма в стихах, где откровенно признавалась в любви. Однажды она пришла в Ленком и попросилась на работу в костюмерный цех. Однако сотрудники театра прекрасно знали ее и сразу догадались, почему она просится в театр – чтобы быть поближе к своему кумиру. Поэтому в просьбе ей отказали, причем сделали это грубо, без особых церемоний. И оскорбленная девушка в тот же день выпила для храбрости вина, поднялась на крышу общежития и прыгнула вниз. Ее мама потом приходила к Караченцову, но что «и мог ей ответить. В одном из своих интервью, касаясь этой темы, актер сказал: «Ко мне иногда приходят письма с угрозами покончить с собой. Я не знаю, провокация это, попытка поймать меня на удочку или искренняя боль. Мой опыт подсказывает, что лучше не реагировать никак».

В 80-е годы Караченцов продолжал радовать зрителей своими новыми работами в кино. Он снялся в добром десятке фильмов, среди которых мне хочется назвать следующие: телефильм Приключения Электроника» (1980), «Дамы приглашают кавалеров» (1981), телефильм «Трест, который лопнул» (1982), «Белыe росы» (1984), телефильм «Батальоны просят огня» (1985), «Человек с бульвара Капуцинов» (1987).

Конец того десятилетия запомнился Николаю сразу несколькими событиями. Во-первых, ему присвоили звание народного артиста РСФСР. И во-вторых, на экраны страны вышли сразу два фильма с его участием, вдохновившие зрителей на новую волну почитания своего кумира. Речь идет о фильмах Александра Муратова «Криминальный квартет» и Юлиуша Махульского «Дежа вю». Стоит отметить, что актер сыграл в них совершенно разные роли: в первом он явился зрителю в образе лихого милиционера, в другом – хитрого одесского уголовника.

В 1993 году имя Караченцова внезапно попало на страницы многих газет рядом с именем президента России Б. Ельцина. Что же произошло? Оказалось, что, будучи заядлым теннисистом, Николай в паре с телеведущим Борисом Ноткиным выиграл турнир «Большая шляпа» и получил право сразиться с самим президентом (в паре с Ельциным играл Ш. Тарпищев). Игру связка Караченцов – Ноткин проиграла, причём без всяких «поддавков». Игра была честной.

В следующем году имя актера вновь всплыло на газетных страницах, но на этот раз в рубрике «скандалы». Дело в том, что некая фирма сняла несколько рекламных роликов, в которых шучал голос… Николая Караченцова. Во всяком случае, у слушателей создавалось такое впечатление, что ролики озвучивает он, а на самом деле фирма пригласила на озвучивание молодого актера со студии имени Горького, голос которого был очень похож на голос Николая. Когда эта мистификация всплыла наружу, многие знакомые Караченцова предложили ему подать на эту фирму в суд. Даже родной отец требовал от него такого поступка. Но Караченцов этого делать не стал, хотя издержки от происшедшего давали о себе знать долгое время. Например, на улице к нему иногда подходили люди, которые с сожалением в голосе говорили: «Вы всегда были нашим любимым артистом, а теперь перестали им быть, потому что рекламируете какую-то сомнительную фирму».

Стоит отметить, что это был не первый скандал подобного рода, связанный с именем Караченцова. На заре своей карьеры (еще до Лени Голубкова) голосом лже-Караченцова вещала и фирма «МММ».

На сегодняшний день Караченцов по-прежнему живет в Москве и вот уже третий десяток лет играет в одном и том же театре. Продолжает сниматься в кино, и недавно по телевизионным экранам прошли сразу две картины с его участием – «Петербургские тайны» и «Королева Марго». Кроме того, он продолжает петь и записал очередной диск под названием «Август, сентябрь» на музыку своего соперника по теннисному корту М. Дунаевского.

О том, как живется нынче Николаю Караченцову, рассказывает он сам: «Я ничего не боялся, когда учился в институте. Ночи напролет гулял по Москве, понимал, что могу напороться от силы на кулак. Ну в самом крайнем случае – на нож, и то это надо было очень сильно попросить. А сейчас – кто-то кого-то подрезал на автомобиле, из него выходят люди, стреляют и едут дальше… Как тут выжить, как себя вести? Со мной, кстати, случилось нечто подобное. Как-то гуляю с приятелем, навстречу – трое «новых русских»: «Гляди, Караченцов, мой любимый артист. Давай, убьем его на… за это». Хорошо, приятель затащил меня в какой-то подъезд… Как только я начну бояться гулять по ночной Москве, надо уезжать. Тогда это не моя Москва…

Году в 94-м мне подарили газовый пистолет. Я никогда им не пользовался. Это в кино хорошо получается. А так – лучше «отмахаться».

…Жизнь несется так стремительно, что подводить какие-то итоги, высчитывать вехи просто нет времени. Что-то понимаешь именно на ходу, на бегу.

Была у меня забавная история. Пришел как-то в гости к одному из своих друзей, киевскому композитору Володе Быстрякову. Он поднимает на руки свою дочку, совсем крохотулю и говорит: «Смотри, запоминай! Когда ты вырастешь, он уже умрет!..»

В театре я стараюсь со всеми поддерживать ровные отношения, но другом могу назвать только Бориса Чунаева, с которым мы вместе с первого курса института. Кстати, у нас и гримуборная общая. Меня сюда определили, когда зачислили в ленкомовскую труппу. Позже неоднократно предлагали перебраться в комнату поудобнее, поближе к сцене, но я отказывался. Во-первых, потому что считаю себя человеком привычки, во-вторых, перед своими неудобно…»