Текст книги "«Если», 2010 № 04"
Автор книги: Федор Березин
Соавторы: Адам-Трой Кастро,Евгений Гаркушев,ЕСЛИ Журнал,Владимир Ильин,Николай Горнов,Том Лигон,Вячеслав Басков,Дэйв Крик
Жанры:
Научная фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
– Слушаю вас, граждане. Вы к кому?
– К Новицкой Вере Александровне, – уверенно говорит Мира. – Шестнадцатая палата.
Дежурная оглядывает нас так, словно только что видела наши фото на стенде "Их разыскивает милиция".
– Простите, а вы кто ей будете? – интересуется она.
– Родственники мы, – кротко отвечает Мира.
Дежурная пожимает плечами.
– Вообще-то, – неуверенно говорит она, – сейчас не приемные часы. Но ваша Вера Александровна в таком состоянии, что… – она вдруг осекается и машет рукой: – Ладно, проходите. Только ненадолго.
– Мы не задержимся, – уверенно говорит Мира.
Новицкая лежит в палате одна. Это высохшая до состояния щепки старушка. Неестественно белое лицо с закрытыми глазами на серой подушке с неразборчивым синим штампом. На вид ей лет восемьдесят. Кем, интересно, она приходится моей спутнице? Бабушкой? Или даже прабабушкой? И опять же лихорадочно листаю мысленно досье на Миру, но не нахожу и намека на то, что у нее имеются какие-либо родственники. Тем более в этом городе. Тем более в столь преклонном возрасте. Нет, когда вернусь, все-таки устрою взбучку своему работодателю! Совсем уже обленились, козлы, скоро заставят работать по одной только фотографии клиента!..
– Здравствуйте, Вера Александровна, – говорит Мира, присаживаясь на край постели, пропахшей мочой и лекарствами. Я же торчу, как дурак, посреди палаты, не зная, куда себя деть и как себя вести. – Вот, пришла вас проведать…
Хм, первый раз слышу, чтобы родную бабушку называли по имени-отчеству. Может, речь идет о знакомой? Например, о соседке. Или о матери подруги… Бред. У Миры нет никаких подружек, и я прекрасно это знаю.
Глаза под морщинистыми веками приоткрываются. Мутно-серые, как стекла городских троллейбусов. Не разглядеть, что за ними, внутри этого тщедушного тельца, смахивающего на полуживую мумию.
– Зачем? – еле слышно произносит бабулька.
– Так надо! – с веселой уверенностью заявляет Синичка.
– Не надо, – возражает равнодушно больная. – Ничего уже… не надо.
Голос ее настолько слаб, что кажется, будто он затухает, как огонек свечи на ветру.
– Нет, нет и еще раз нет! – ласково, но непреклонно говорит Мира, беря в свои руки кулачок старушки. – Вы должны жить, и вы будете жить!
– Для кого? – спрашивает старушка, и в голосе ее звучит такая безмерная усталость, что мне невольно становится жутко. – У меня… нет никого… и я не хочу больше…
И тут на меня накатывает, совершенно некстати.
Всего пара слов – и я помогу этой несчастной переселиться в мир иной. В самом деле, зачем ей мучиться самой и мучить других? Это будет быстро и безболезненно. И впервые – не по заказу, не за замусоленные бумажки с круглыми цифрами, а чтобы помочь…
Нужные слова ядовитыми пилюлями вертятся у меня на языке, стремясь вырваться наружу. Я делаю шаг вперед, и меня останавливает только взгляд Миры.
– Неправда, – говорит тем временем она старушке. – Вы ошибаетесь, Вера Александровна! Есть еще на свете люди, которые вас помнят и любят. Это ваши бывшие ученики. Те, для которых вы были первой учительницей. Их очень много. И они попросили меня вылечить вас.
Щеки Новицкой слегка розовеют, и она шире открывает глаза. Теперь в них маячит какое-то чувство. Похоже, недоверчивость.
– Мои ученики? – переспрашивает она. – После стольких-то лет? Вы… а кто вы? Вы тоже учились у меня? Хотя… нет, я вас не помню…
– Нет, я училась в другом городе, – медленно говорит Мира. – Но сейчас это не имеет никакого значения. Я избавлю вас от недуга, Вера Александровна. И вас завтра же выпишут домой. А послезавтра они приедут к вам. Все те, кто еще жив и помнит о вас…
Старушка вдруг глубоко вздыхает и принимается надсадно кашлять. В промежутках между приступами хриплого кашля она выдавливает из себя слова, словно комки слизи.
– Не… получится… Врач сказал… недолго осталось… От этого… не лечат… тем более… в моем возрасте…
Так я и знал. Смертельные слова уже вовсю распирают мое нутро.
– Мира, – говорю я, но девушка не обращает на меня внимания. – Мира, может быть, я?..
– Помолчите, Тимофей! – с внезапной строгостью обрывает меня она.
Гладит зачем-то пергаментную руку больной, глядя в пол. Потом вскидывает голову и произносит странный набор слов. Что-то вроде "синего бархата и запаха апельсинов". Прямо как пароль из шпионского фильма.
Только слова эти почему-то производят эффект заклинания для старушки. Она мгновенно перестает кашлять, и лицо ее словно оживает.
Потом принимается недоверчиво ощупывать себя. Вдруг резко откидывает одеяло (Мира едва успевает подняться) и с невесть откуда взявшейся резвостью соскакивает на пол. На ней лишь жалкая, вся в прорехах, ночная рубашка, но, похоже, для Новицкой это не имеет сейчас значения.
– Господи! – наконец вскрикивает она. – Да я же словно родилась заново!.. Что вы со мной сделали, девушка?!..
Мира молча улыбается.
– До свидания, Вера Александровна, – говорит она. – Живите еще долго-долго… Идемте, Тимофей.
* * *
Дежурная по больнице, увидев нас, сочувственно кривится:
– Ну как, попрощались с бабушкой?
– Да-да, спасибо, – рассеянно отвечает Мира.
Только теперь я прихожу в себя.
И совершенно по-новому смотрю на неуклюже ковыляющую фигурку девушки.
Значит, она тоже Программист. Только с другим знаком – положительным, в отличие от меня. Если все, на что я способен, – это убивать других с помощью слов, то она может возвращать к жизни безнадежных больных. Тех, кто отчаялся и потерял надежду. Вот почему ее мне заказали. Кому-то очень не понравилось, что она спасает обреченных на смерть. Это действительно опасный дар. Особенно в наше время, когда убийства по заказу стали почти легальным ремеслом, как когда-то частный сыск. Поэтому-то подонкам всех мастей и рангов выгодно, чтобы люди были слабыми и смертными. Только при этом условии ими можно управлять.
Значит, мы с Мирой – антагонисты. Как черт и ангел, как черное и белое. Две извечных противоположности.
Но ведь и я, помнится, когда-то хотел овладеть техникой «программирования» лишь для того, чтобы приносить добро и пользу людям. И я сам виноват в том, что в итоге стал лишь безупречным, идеальным убийцей.
Зефир и его заказчики, пославшие меня убить Миру, наверное, думали, что даже если я узнаю о ее феноменальной способности, то все равно убью ее – хотя бы из зависти. И я действительно завидую девчонке. Но совсем не так, как рассчитывали мои хозяева.
Получается, из нас двоих лишь она достойна звания настоящего Программиста. И поэтому должна жить во что бы то ни стало…
– Что же вы задумались, Тимофей? – слышу я голосок своей спутницы. – Вы ведь наверняка хотите меня о чем-то спросить, не так ли?
Мы идем по парку, окружающему здание больницы, и ветерок с моря играет прядкой ее волос.
– Да, – хрипло выдавливаю я. – У меня к вам много вопросов. Но, прежде чем их задать, я хочу вам кое-что рассказать. Вы должны знать это…
Больше я ничего не успеваю сказать.
Навстречу нам идет типичный персонаж фильма "Люди в черном". Мужчина средних лет в стандартном черном костюме. Ничего не выражающее лицо, безжизненно застывший взгляд. Он слишком старательно избегает глядеть на нас, и внутри меня рождается тревожное предчувствие.
Быстрый взгляд вокруг. За оградой, неподалеку от автомобильчика Миры, к тротуару приткнулся суперфутуристического вида «шевроле» последней модели – не очень подходящая «тачка» для посещения обычной больницы.
Когда между нами остается шагов пять, мужчина быстрым, натренированным движением сует руку под мышку, и мое предчувствие превращается в уверенность.
Двумя прыжками оказываюсь на дистанции удара. Как раз вовремя, чтобы ударом ноги по руке этого типа выбить пистолет. Как и предполагалось, он с набалдашником глушителя. Второй удар – уже в область солнечного сплетения – заставляет моего противника скрючиться от боли. Теперь оглушить его ударом сверху по затылку.
Сложившись пополам, «мэн-ин-блэк» падает, причем все так же молча. Профессионал…
Хватаю Миру за руку и, преодолевая ее инстинктивное сопротивление, тяну за собой к воротам парка.
И тут же краем глаза вижу, как дверца «шевроле» открывается и оттуда выскакивает еще один киллер – видимо, запасной…
– Быстро в машину! – ору ничего не понимающей Мире. – Заводи мотор!..
Прикрываю ее своим телом, стараясь держаться на линии возможного выстрела.
Второй киллер, однако, не стреляет. Он, видимо, из тех, кто действует наверняка.
Лицо у него, в отличие от напарника, вовсе не безразличное. Наверное, новичок. Дурацкие усики, перекошенное от страха и ненависти лицо. И где только выкопали такого неумеху?
И пистолет у него застрял в недрах одежды, не желая извлекаться.
– Послушай, приятель, – весьма миролюбиво говорю я, останавливаясь в нескольких метрах от своего противника. – Зефир зря поручил вам это дело. Я Программист – может, ты слышал?.. И этой девкой занимаюсь я.
– Зефир? – ошалело переспрашивает он. – Какой еще Зефир?
– Ну, не в шоколаде же, – усмехаюсь я.
В этот момент парню удается наконец справиться с орудием своего грязного труда, и в его наверняка липком от пота кулаке возникает потертая «беретта». Без всякого глушителя. Судя по тому, что он направляет ствол на меня, дальнейшие переговоры явно не имеют смысла.
За спиной наконец-то раздается тарахтение слабенького движка "консервной банки".
Во внезапном озарении перед моим мысленным взором всплывает убийственная формула для того, кто готов нажать спусковой крючок, чтобы убить меня.
Всего два слова, едва ли имеющих какой-то смысл для миллионов людей.
– Красный бантик, – говорю я, и лицо киллера искажается мгновенной судорогой, словно я ударил гирей по его бритоголовой башке.
Пистолет с лязгом валится на асфальт из ослабевшей руки.
– Красный бантик, белое пальто! – по мгновенному наитию усиливаю я магическую формулу – и парень, судорожно хватая ртом воздух, падает как подкошенный.
Судя по симптомам – банальный инфаркт. Или инсульт. Впрочем, сейчас не время проводить судебно-медицинское освидетельствование.
Когда я плюхаюсь на сиденье рядом с Мирой, из больничного парка доносятся чьи-то вопли. Что-то вроде "Милиция!" и "Помогите, человеку плохо!".
– Гони, – говорю я своей спутнице.
– Куда? – непонимающе взирает она на меня.
– Куда хочешь, только быстрее! – кричу я.
* * *
В голливудских фильмах, когда наемный убийца спасает свою жертву, обязательно начинаются сумасшедшие погони, драки, стрельба и выходит так, что беглецам негде укрыться от преследующих их головорезов.
В нашем случае, однако, все получилось гораздо проще и без киношных эксцессов.
Мы благополучно добрались до соседнего городка и без особых проблем взяли в аренду загородный домик у черта на куличках. То есть высоко в горах, недалеко от перевала. Одному богу известно, какому чудаку взбрело в голову построить эту хибару там, где нет ни души. Наверное, бедолага тоже от кого-нибудь спасался бегством…
В домике было все необходимое для жизни, а если чего-то не хватало, то мы с Мирой время от времени спускались по извилистому серпантину в город. К езде в тесном «пежо» я постепенно стал привыкать, но еще не настолько, чтобы самому сесть за руль.
Естественно, мы не просто жили под одной крышей. Мы вели нормальную псевдосупружескую жизнь и были очень счастливы. По странному совпадению ни она, ни я раньше не любили по-настоящему.
Прошлое наше теперь казалось полузабытым сном, и мы почти не разговаривали о том, что осталось у нас за спиной, словно повинуясь негласному уговору. Не знаю, как Мира, но я был твердо намерен никогда больше не возвращаться к Зефиру.
Там, у больницы, Мира так и не поняла до конца, что я убил человека. Ей показалось, что я его просто ударил – как и его напарника – и что он не умер, а на время отключился.
Я не стал открывать ей правду.
Иначе пришлось бы рассказать ей все. В том числе и то, что меня наняли убрать ее.
В то же время меня интересовало, каким образом Мира сумела поставить свой дар на службу людям, в отличие от меня, научившегося использовать его лишь как смертельное оружие.
Однажды вечером, когда мы наслаждались уютом перед жарко пылающим камином, я как бы невзначай поинтересовался:
– Мира, скажи: как ты научилась так здорово лечить людей?
Она посмотрела мне в глаза своими огромными глазищами, от которых у меня замирала душа.
– А я вовсе не училась, – призналась она. – Я… я просто поняла однажды, что могу это делать, вот и все…
– Вот как? – хмыкнул я. – Может, ты и меня научишь?..
Она опустила взгляд.
– Нет, Тим, – тихо сказала она. – Этому нельзя научиться, поверь мне…
Что ж, в этом она была права. Я ведь тоже никому не смог бы передать свою проклятую способность, даже если бы захотел. Слово, произнесенное кем-то другим, теряет волшебную силу. Да, скорее всего, дело вовсе не в Словах. Дело в том, кто их произносит…
– И давно это случилось с тобой? – продолжал расспрашивать я.
– Десять лет назад… я тогда еще училась в школе…
– И ты, значит, решила стать этаким доктором айболитом, который лечит всех подряд?
Мира вздохнула:
– А что мне еще оставалось делать? Этот дар, который мне достался, особенный. Не я владею им, а он мной. И когда я не хочу или не могу исцелить кого-то, мне становится очень плохо. – Она вдруг через силу хохотнула: – Знаешь, однажды я чуть не померла – больной был таким… ну, в общем, подонком и негодяем, и я не хотела возвращать ему здоровье… А потом поняла: ЭТО сильнее меня… И знаешь, когда я это уяснила, мне сразу стало легче. Значит, такова моя функция – возвращать людей к жизни.
– "Функция", – с горечью пробормотал я. – Функция бывает у программ. А ты вовсе не программа, Мируля…
Она вдруг порывисто обняла меня, приникнув всем телом. Так, что у меня запершило в горле.
– Родненький мой! – Обожгло мое ухо ее жаркое дыхание. – Ты же сам признался, что ты программист. Значит, я теперь программа. Твоя, на веки вечные…
В тот момент я окончательно понял: ни черта даже самые магические слова не значат в этой проклятой, но такой чудесной жизни…
Незаметно пролетело бабье лето, и осень решила не продлевать агонию, а сразу ударила ливневыми дождями днем и минусовыми заморозками по ночам. Видимо, сказывалось высокогорье.
В планах моих было отсидеться в этом домике, не рассчитанном на зимовку, хотя бы до первого снега. Я слишком хорошо знал Зефира, чтобы питать иллюзии: пройдет пара месяцев – и он забудет о нас с Мирой. Система тайных осведомителей имеется не только у полиции, и где гарантия, что они отсутствуют в этом провинциальном городке?
Тем временем с Мирой все чаще стало происходить что-то неладное. Бывало, она подолгу сидела перед камином, пристально глядя на пляшущие языки пламени и не отвечая на мои расспросы. В другой раз металась, хромая, по комнатам, до крови закусив губу. И при этом упорно молчала. Словно утратила дар речи.
Идиот, мне и самому следовало догадаться, в чем была причина этих внезапных приступов. Она же мне сама об этом говорила…
Но я догадался слишком поздно – когда ее прихватило серьезно.
Это случилось среди ночи – за окном вовсю трещали на ветру обледеневшие деревья. Я проснулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как моя Мирулька в полумраке лихорадочно натягивает одежду.
Я включил настольную лампу.
Лицо у Миры было безжизненно бледным, и струйка крови, стекавшая по подбородку из прокушенной нижней губы, лишь подчеркивала эту бледность живого мертвеца.
– Мира, ты что? – спросил я, вскочив с кровати. – Куда ты собралась?
– В город, – с трудом разжала она стиснутые, словно от нестерпимой боли, челюсти.
– Зачем? – тупо спросил я. – Тебе туда нельзя, девочка моя! Ночь на дворе, да и холодно…
– Не останавливай меня, – отвернулась она. – Я… я должна туда ехать… понимаешь, Тим?..
И тут меня наконец прошибла догадка.
– Что, там кто-то умирает? – почему-то шепотом спросил я.
Она лишь кивнула.
А потом рухнула на пол, словно внутри нее сломался некий стержень.
К счастью, на полу был ковер с длинным ворсом, и Мира не расшиблась при падении. Только вот в себя она уже не пришла. Ей явно становилось хуже и хуже.
Я в отчаянии кричал и пытался привести ее в чувство.
Я перенес ее на кровать и делал искусственное дыхание.
Я проклял свою дурацкую осторожность, заставившую меня выбросить свой и ее сотовые телефоны в глубокую пропасть в самом начале нашей подпольной жизни в горах, иначе сейчас я наплевал бы на все меры предосторожности и вызвал бы "скорую помощь"…
Наконец Мира пришла в себя. Правда, ненадолго. Однако я успел добиться ответа на свой единственный вопрос: что я должен сделать, чтобы спасти ее?
Есть только одно средство, позволяющее выжить в подобной ситуации, сказала она. Оно продается в любой аптеке (и я намертво вбил в свой мозг мудреное латинское название). Это лекарство всегда было у Миры в запасе, но вчера она выпила последнюю таблетку. И если сейчас не принять очередную дозу, она просто-напросто не доживет до утра…
Она меня ни о чем не просила, но разве в таких случаях нужны просьбы?
Никогда в жизни я не одевался так быстро.
Ключи от пежика, как Мира называла свою машинку, искать не пришлось: они до сих пор торчали в замке зажигания.
Мотор промерз, и мне с большим трудом удалось запустить его.
Получасовой аутотренинг, чтобы справиться с тем ужасом, который охватил меня от одного прикосновения к ледяному рулю, мне сейчас бы не помешал, но надо было спешить.
Я только глубоко вздохнул и нажал на педаль газа…
Шоссе было погружено во тьму. В такую погоду спускаться с перевала по крутому серпантину стал бы только безнадежный псих. Именно такой, как я…
Я почти не помнил, как мне удалось добраться до города. В память врезались лишь отрывочные ощущения: белесая от корочки льда лента дороги в желтоватом свете слабых фар, жалобный вой надрывающегося от перегрузки моторчика и скрежет коробки скоростей. Тормозить по гололеду было бесполезно – пару раз я попытался это сделать, и оба раза меня едва не унесло в пропасть, чисто формально отгороженную от дороги редкими стальными столбиками…
Когда спуск наконец стал достаточно пологим и впереди замаячили огни первой пригородной забегаловки, я остановил машину, чудом не опрокинув ее в глубокий кювет, отодрал от руля сведенные судорогой, ничего не чувствующие пальцы, вылез и основательно проблевался. Прямо посреди обледенелого шоссе…
В городке была всего одна дежурная аптека, и мне пришлось долго колесить по безлюдным улицам, прежде чем я отыскал ее.
Полусонная тетка за стойкой долго не могла уразуметь, с какой стати она должна среди ночи выдавать сильнодействующие лекарства без рецепта врача. Сперва я чуть не убил ее (от этой идеи меня заставила отказаться лишь мысль о том, что я потрачу уйму времени, роясь в бесчисленных ящичках высоченных шкафов). В итоге, я выгреб из кошелька и карманов все имевшиеся платежные средства и стоял перед аптекаршей на коленях до тех пор, пока она не снизошла удовлетворить мою сопливую мольбу…
Путь обратно мне показался уже не таким страшным. И пусть колеса то и дело пробуксовывали на ледяном подъеме в гору, пусть машину кидало из стороны в сторону и я ежесекундно рисковал потерять управление, главное – я победил свою фобию и теперь меня пугало лишь одно: мысль о том, что я опоздаю и моя любимая женщина скончается, не дождавшись меня…
Когда, по моим расчетам, до нашего домика оставалось совсем немного, из-за крутого поворота мне прямо в лицо выстрелил яркий свет мощных фар и навстречу юзом, почти сложившись пополам, вылетела длинная фура с прицепом. Черт знает, зачем этому дальнобойщику вздумалось проходить серпантин в такую гиблую ночь, но сейчас он несся прямо на меня, визжа бесполезными тормозами и даже не пытаясь избежать столкновения, а я ничего не мог поделать. Кроме того, чтобы в последний момент бросить «пежо» на край пропасти, пропуская взбесившийся грузовик. А когда я уже было поверил, что опасность миновала и на этот раз, машина моя вдруг закрутилась волчком, а затем устремилась вниз, в бездонную тьму…
Невероятно, но мне каким-то образом удалось распахнуть дверцу и вывалиться наружу. Когда я очухался, то обнаружил себя распростертым на самом краю обрыва. Где-то внизу ревел, удаляясь, дизель фуры, а тьму на дне пропасти разрывали огненные всполохи от пылавшего ярким пламенем автомобильчика.
Кое-как поднявшись, я заковылял по обочине, нащупывая во тьме столбики, чтобы не сбиться с дороги. По лицу текло что-то теплое и липкое, и до меня не сразу дошло, что это кровь из моей разбитой головы.
Утешало одно: лекарство лежало в кармане, а не сгорело на дне ущелья вместе с машиной…
Вот и дом.
Я остановился, чтобы перевести дыхание. И остолбенел.
Все окна в домике были ярко освещены.
Неужели за время моего отсутствия сюда нагрянули посланцы Зефира?!
Мне представилось страшное зрелище: Мира, привязанная к стулу, с залепленным скотчем ртом, и бритоголовый детина с пистолетом, хлещущий мою девочку по щекам и приговаривающий: "Где он?.. Куда он делся?.. Говори, сучка, а то вышибу мозги!"…
Я подкрался к окну гостиной и осторожно заглянул в него.
Не было ни вооруженных головорезов, ни истязаемой Миры.
Нет, Мира все-таки была там. Но одна. Целая и невредимая. И даже живая и здоровая.
И вообще, это была уже не та слабая и беззащитная девушка, которую я знал и любил. Теперь я видел перед собой этакую суперменшу, героиню голливудских боевиков. Мила Йовович из «Ультрафиолета» или "Пятого элемента" просто в подметки не годилась этой женщине-вамп во всем черном (черный свитер "под горло", черная кожаная куртка, черные плотные штаны "в обтяжку") и с сотовым телефоном в руке, поднесенной к уху.
С кем она могла разговаривать сейчас? И где это, интересно, она раздобыла весь этот траурно-боевой гардероб?
Хотя это было не так уж важно. Важнее было другое.
Подстава. Меня провели, как кролика, потерявшего голову от одного вида самки.
Кровь бросилась мне в голову, наполняя ее гулкими, почти болезненными ударами.
Наверное, разумнее всего было бы тихо и незаметно исчезнуть во тьме, спастись бегством куда глаза глядят.
Но вместо этого я, стараясь не производить шума, вошел в дом.
До моего слуха донесся сухой, деловитый женский голос. Вовсе не тот, которым вечность назад моя Мируля, Мируся, Синичка говорила: "Родненький мой"…
Голос докладывал кому-то:
– …стопроцентно, шеф… Да, все вполне естественно… Сорвался в пропасть в гололед – что может быть естественнее?.. Правда, пришлось ему в этом немного помочь… встречный грузовик и все такое… Но парни из группы поддержки сработали четко…
Сжав кулаки, я шагнул в комнату, и Мира умолкла, не сводя с меня глаз.
Однако, кем бы ни была эта сучка, надо отдать должное ее профессионализму. Растерянность ее длилась не более семи сотых секунды. Потом она сделала две вещи одновременно. Одной рукой отключила телефон, а другой достала, как фокусник, прямо из воздуха компактный браунинг и приказала:
– Ни с места, Тим. Дернешься – застрелю!
Я криво усмехнулся.
– Стереотипно мыслишь, Мируля. Я ведь убиваю не руками и не оружием…
Но вместо того, чтобы выстрелить в нее смертоносным Словом, я хрипло спросил:
– Зачем?
Она ответила так же кратко:
– Ликвидация киллера.
Потом добавила:
– Уникального. И очень опасного…
– Значит, все, что у нас с тобой… спектакль? – зачем-то осведомился я, уже зная ответ. – Это тоже входило в сценарий шоу для одного-единственного зрителя?
Мира безжалостно ухмыльнулась.
– Инсценировка, – уточнила она. – У нас это называется так.
– У кого это – у вас?
– Без комментариев.
– А твой дар? Тоже туфта? И та старушка, которую ты спасла?..
Она вдруг мягко улыбнулась, на мгновение став прежней Мирой.
Но ствол пистолета не опустился даже на эти миллисекунды.
– Дурачок, – почти ласково сказала она, но от ее тона у меня по спине пробежали мурашки. – Такой опасный и такой доверчивый. Эх ты, а еще назвался Программистом!.. Впрочем, ты действительно программировал – но только самого себя. Ты внушил себе веру в сказку. Которую сам же и придумал… Овладев азами НЛП, ты уверовал, что Словом можно не только убивать, но и творить добро. А Слово – это оружие, и ничего больше. К сожалению…
Я как можно сильнее закусил губу, чтобы этой болью заглушить ту, что грызла меня изнутри бешеной крысой, пытаясь вырваться наружу.
– Неправда! – глухо произнес я. – Ты врешь! Во все времена были добрые Слова! По той простой причине, что если есть минус, то должен быть и плюс…
– Во все времена? – повторила Мира. – Что ж, возможно, когда-то так и было. А в наше время Словом только убивают. Не веришь? А ты возьми любую газету. И не обязательно бульварную дешевку. Возьми даже самую респектабельную. И что ты там увидишь?.. Клевету, ложь, обман, злобное ехидство, ядовитые фразы… Или включи телевизор. Какое-нибудь ток-шоу, так называемые диспуты в прямом эфире… И что? Ложь, вражда, ненависть – их ведь так легко разжечь словами…
Я мотнул головой, и брызги крови из раны разлетелись по всей комнате.
– Но зачем все… так сложно? Ведь можно было убрать меня гораздо проще. Нож в спину – например, во время секса… Пуля снайпера… Яд в чашку чая… Вариантов много…
– А с такими, как ты, нельзя поступать просто, – покачала головой моя бывшая Синичка. – Вы же, доморощенные гении-психологи, натуры тонкие. Да, вас можно убрать физически. Но гораздо эффективнее и интереснее уничтожать вас вашим же оружием. Подстроить так, чтобы вы прочувствовали на себе – как это больно, когда мир вокруг вас переворачивается вверх тормашками от жестокости окружающих. Лично я нашла и использую вот такой способ: сначала влюбить в себя «клиента», а потом довести его до такого состояния, чтобы ему очень захотелось убить меня. Любовь и ненависть – такие штуки, которые начисто выжигают проклятую способность манипулирования людьми…
Я машинально вытер рукавом кровь со своей щеки, уже не чувствуя боли. Внутри меня стремительно нарастала знакомая волна.
– Таких, как я? – повторил я. – Значит, я не первый у тебя?
– И, скорее всего, не последний. – Мира опять усмехнулась. – К сожалению… Слишком много вас развелось в последнее время, наемных душегубов, которые боятся запачкать руки в крови. Потому и возникла необходимость в нашей конторе. Мы нейтрализуем таких уникумов, как ты. Как ты верно заметил, если в мире есть минус, то должен быть и соответствующий плюс…
– А ты не боишься меня?
– Нет, – покачала она белокурой головкой. – Ты уже не сможешь убить меня. Ни-ког-да!
– Ты уверена в этом?
– Хочешь попробовать? – насмешливо изогнула она свою изящную бровку. – Что ж, давай!..
И тогда я выстрелил. Той вербальной формулой, которую мое подсознание мгновенно выделило, как змея вырабатывает порцию яда.
Я знал: эти Слова должны подействовать сразу. Но секунды проворачивались, как гигантские шестерни, а с белокурой бестией в кожаном костюме ничего не происходило.
Я обессиленно прикрыл глаза. В принципе, сейчас должна выстрелить она. Как на дуэли: если ты не убил противника, значит он убьет тебя.
Однако выстрела не последовало.
– Теперь тебе ясно? – бесстрастным тоном спросила Мира. – Ты больше не Программист. И отныне твои слова никого убить не смогут…
По окнам вдруг полоснул свет автомобильных фар, и рядом с домиком послышался скрип тормозов останавливающейся машины.
И тогда Мира, хищно метнувшись вперед (и куда только делась ее хромота?), молниеносно ударила меня ногой в низ живота. Той самой изувеченной ногой…
Жуткая боль швырнула меня на пол и заставила скрючиться пополам, как червяка, которого раздавили тяжелым ботинком.
Голос Синички донесся до меня сквозь пелену боли откуда-то издалека:
– Это все, чем я могу расплатиться с тобой за смерть тех, кого ты отправил на тот свет, гад. Потому что я не имею права убивать таких, как ты. К моему великому сожалению…
И она ушла.
А мои щеки опять стали мокрыми. Не то от крови, не то от слез…
* * *
С тех пор прошло почти три года.
Мне удалось ускользнуть из грязных лап подручных Зефира, и я поселился в другом городе, на другом краю страны.
Мира действительно выполнила свою миссию: я больше никого не убил. Ни Словом, ни как-либо иначе. И не потому, что не мог. Просто не хотел. Не знаю почему, но мне вдруг это стало противно…
Наоборот, я заочно окончил вуз, в котором когда-то недоучился, и теперь с дипломом врача-психотерапевта работаю в заурядной районной поликлинике. А еще полулегально практикую на дому. Стараюсь не отказываться даже от самых тяжелых и, казалось бы, «непрофильных» больных.
Кроме традиционных методов, я не перестаю пробовать на своих пациентах Слова. Самые разные, но неизменно добрые, целебные, животворные…
Словно таким образом хочу доказать своей бывшей любимой, что она и ее коллеги ошибаются. Что среди множества слов, которые существуют во всех земных языках, обязательно должны быть такие, которые выполняют функцию волшебного ключика, отпирающего души и высвобождающего скрытые резервы человеческого организма.
И, по-моему, недавно я добрался до сути этого феномена.
Все оказалось достаточно просто. Чтобы с помощью Слов нести людям добро, надежду, спасение и радость жизни, нужно сначала спастись самому, а потом верить, надеяться и радоваться каждой прожитой миллисекунде. А самое главное – любить тех, на кого воздействуешь…
Вчера мне удалось всего тремя словами излечить от запущенного лейкоза десятилетнюю девочку, для которой родители уже заказали место на кладбище.
Я сказал ей: "Синичка ты моя!".
Она была так похожа на Миру…