Текст книги "«Если», 2010 № 04"

Автор книги: Федор Березин

Соавторы: Адам-Трой Кастро,Евгений Гаркушев,ЕСЛИ Журнал,Владимир Ильин,Николай Горнов,Том Лигон,Вячеслав Басков,Дэйв Крик
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Нанофантастика

Эрнест Хемингуэй однажды написал рассказ всего из шести слов: «Продаются детские пинетки. Абсолютно не ношенные» – и назвал его своим лучшим произведением. В развитие идеи классика американский НФ-журнал «Wired» недавно предложил известным писателям (в основном из числа работающих в жанре научной фантастики) сочинить вещицы такого же размера. Такие сверхкороткие опусы даже язык не поворачивается назвать микрофантастикой – скорее, в духе реалий нашего времени, это нанофантастика! Вот некоторые наиболее удачные образцы творений в «хемингуэевском» формате: всего шесть слов – разумеется, без учета знаков препинания (но с предлогами и союзами!).

Брюс Стерлинг:

Оставаться человеком нынче стало слишком дорого.

Бен Бова:

Он опять умер, чтобы спасти человечество.

Грегори Магуайр:

В начале было Слово. Английское: "Word".

Дэвид Брин:

Космическая катастрофа. Разные орбиты. "Прощай, любимая!".

Взрыв произошел, но не Большой. Перезагрузка!

Вернор Виндж:

Эпитафия: "Человечество, вовремя не покинувшее Землю".

Стивен Бакстер:

– Я – твое будущее, дитя. Не плачь!

Орсон Скотт Кард:

Анализ крови ребенка: в основном человеческая.

Гарри Гаррисон:

– МАШИНА ВРЕМЕНИ – В БУДУЩЕМ!!!.. Никого нет…

Роберт Джордан:

– Рай проигрывает Аду – смотрите вечерний выпуск!..

Уильям Гибсон:

Глобальное изменение климата: Преисподняя покрыта льдом!

Пол ди Филиппе:

Жена мужу: "Твоя трансгенная любовница – корова!".

Марк Миллар:

Женщина с разбитым сердцем ищет донора.

Грег Бир:

Новые гены требуют самовыражения – третьего глаза.

Марк Лейдлоу:

– Помогите, я заблудился в виртуальной реальности!

Нил Гейман:

– Я умер. Скучаю по тебе. Поцелуемся?

Грегори Магуайр:

В сгоревших небоскребах люди отрастили крылья.

Как известно, заразителен не только дурной пример, но и хороший. И поэтому затею американского журнала подхватили писатели и фэны из разных стран, опубликовавшие множество шестисловных (и даже пятисловных) «произведений» в своих интернет-блогах. Вот некоторые примеры, позволяющие составить представление о диапазоне средств и способах решения фантастами этой нетривиальной творческой задачи.

Жоау Вентура (Бразилия):

Этим утром он опять забыл проснуться.

Конец света? Да это уже было!..

Луиш Филипе Силва (Португалия):

– Кнопка самоуничтожения? Вот она! А зачем?..

Стивен Мерецки (США):

Машина времени опять требует код доступа…

Октавио Пас (Мексика):

– Оставь в покое этот изотоп, иначе…

В конце тоже остается Слово: КОНЕЦ!

Риналдо Папой (Бразилия):

Вчера он сменил работу, сегодня – пол.

Продается галактика. Дешево. Межзвездный газ прилагается.

Гомо: "В следующей инкарнации стану сапиенсом!".

Семья нищих продает всё своё имущество.

Гравитация – это всего лишь сверхзвуковая волна.

Серхио Гаут вель Артман (Аргентина):

– Официант! Мясо гуманоидов опять плохо прожарено!

– ФБР? За мной гонится сумасшедший андроид!

– Это же просто манекен, глупый вампир!

Ланика Мун (Бразилия):

Темнота. "Я умер?" Свет. "Родился мальчик!"

Изобретен автоответчик с функцией цензуры речи.

Вальдирди Медори (Чили):

Мазохист:

– Бей, говорю!

Садист:

– Не буду!..

Шейро де Жасмин (Португалия):

Срок годности эликсира вечной молодости – год.

Искусственная женщина долго искала настоящего мужчину…

София Фелизардо (Португалия):

Ищу бессмертного для совместной вечной жизни.

Однажды ночью грабитель похитил мое сердце.

Жозе Мознето (Португалия):

Родился, жил, скончался. Воскреснув, совершил самоубийство.

Алесандро Рейффер (Испания):

Женщина с крыльями: ангел? Гены курицы?

Эйлин Ганн:

– Компьютер, мы взяли батарейки? Что молчишь?

Перевел с английского, испанского и португальского

Владимир Ильин

Ярослав Веров, Игорь Минаков
Утоление жажды

На атеистический и даже богоборческий характер научной фантастики указывали многие критики и исследователи. А вот два писателя в новом эссе предлагают взглянуть на это с иной стороны: НФ как своеобразная конфессия.

Феномен фантастики – существует ли он? Или фантастика всего лишь одно из многочисленных литературных течений, которому, конечно, присущи свои специфические черты, но принципиально ничем не отличающееся от того же детектива или приключенческого романа? Этот вопрос занимает нас давно.

Пора бы разобраться.

У фантастики есть странное "сопутствующее явление" фэндом. Вот уж чего у поклонников других жанров днем с огнем не сыщешь! Почему читатели и творцы фантастики образуют сплоченное, не убоимся этого слова, братство, а поклонники детектива, любительницы дамских романов или почитатели мейнстрима – нет? Почему проводятся конвенты, на которых "нет ни эллина, ни иудея", то бишь ни издателя, ни писателя, ни критика, ни простого фэна, где все равны и каждый может свободно и равно общаться с каждым: начинающий автор с редактором издательства, восторженный поклонник с признанным мэтром?

Это не может быть случайным совпадением.

Что же такого есть в фантастике, чего нет в других литературных «цехах»? Ответ столь же очевиден, сколь и банален – элемент чуда! Неважно, к какому из поджанров относится произведение: к НФ, фэнтези или городской сказке – неотъемлемым свойством этого произведения будет именно чудо. При этом автор вполне может обойтись без тайны и достоверности, двух других составляющих знаменитой "стругацковской триады", а вот без чуда – никак. Но ведь вера в чудо – это еще и неотъемлемое свойство религиозного мировоззрения.

Впрочем, мышление человека вообще религиозно – по крайней мере, в том смысле, что люди создают множество культов вокруг чего угодно. И литература обслуживает это множество культов, посвященных делам обыденным, самым житейским. В центре культа может оказаться что угодно: деньги, секс, склонность к насилию, избавление от фобий, любовь к деликатесам… Да практически все, что нас окружает! В подобной литературе тоже есть место чуду. В детективе, скажем, это эффектное раскрытие казалось бы нераскрываемого убийства.

Однако фантастика выводит чудо за пределы круга обыденных вещей. Ибо здесь Чудо с большой буквы – образующее целый мир чудес. И в этом перпендикулярном смысловом пространстве человеческая мысль удивительным образом не теряет опоры и предмета созерцания. Потому что именно здесь, вне обыденности человеческого бытия, она может сосредоточиться на главном, на смысле жизни. Смысл человеческой жизни оказывается настолько же чудесным, насколько и многогранным.

Фантастика, впрочем, исследует еще и деструктивные смыслы (антиутопии), и внечеловеческие (истории про роботов и инопланетян), и смыслы той или иной меры притягательности. Основной вопрос, который ставит НФ: что есть человек? Но на этот вопрос нанизаны «бонусы»: а что он не есть, чем он не должен быть или, если бы он был тем-то, то что? У нас подсознательные установки – кто мы, зачем живем и как жить невозможно. А в фантастике эти установки вдруг снимаются, все выворачивается. И это тоже кажется чудом.

Выходит, фантастика не столько вид литературы, сколько религия? Будем осторожны с определениями. Разумеется, не религия, а некое массовое явление, обладающее некоторыми признаками религии. И одним из этих признаков следует считать наличие фэндома. Посмотрим на него с этой точки зрения. Самым простым было бы считать фэндом некоей «церковью», но ведь церковь опирается на определенную традицию и канон, а где они у фэндома?

Традиций много, порой забавных, порой даже шокирующих обывателя, но вот канона нет. Нет текстов, которые всеми без исключения фэнами считались бы священными, нет непререкаемых авторитетов. А что есть? Есть общая, иногда доходящая до самозабвения, любовь к фантастике, которая и утоляет ту самую жажду чуда. И есть некое подобие религиозного ордена со своими магистрами, воинами и послушниками.

Итак, квазирелигия Фантастика породила квазирелигиозный орден Фэндом. Есть коллективные «радения» – конвенты. Есть "религиозные войны" – непрекращающееся противостояние фантастов и так называемых представителей «боллитры». Есть "богословские диспуты" – споры о природе, направлениях и перспективах фантастики.

* * *

Попробуем разобраться с фантастикой как конфессией. С какой из существующих мировых конфессий она наиболее сходна? Рискнем предположить, что с христианством.

Факт, что фантастика как явление зародилась именно в христианском мире, – очевиден, однако требует дополнительного осмысления. Предтечей современной НФ справедливо считают романтизм, явившийся реакцией на эпоху Просвещения. Далее, в XIX веке, набрал силу научно-технический прогресс, а позитивистское мировоззрение, если и не овладело массами, то уж, во всяком случае, нанесло серьезный ущерб мировоззрению религиозному. Особенно на Западе. Не будет преувеличением сказать, что НФ явилась своего рода оправданием позитивизма – нового взгляда на мир, отрицающего любую метафизику, опирающегося только на опыт, на эволюционную теорию, следовательно, выносящего любые высшие силы куда-то за скобки.

В самом деле, перечислим круг тем и вопросов, на которые пытается дать ответы фантастика – в лучших, «предельных» образцах.

Происхождение Вселенной, ее развитие и конец. Происхождение человека. Одиноки ли мы во Вселенной? Конец истории – будет ли он, если да – то каким? Гибель разумной жизни – неизбежна ли она, если да, то как это случится. Допустимость вмешательства в природу человека. Антиутопия как царство Абсолютного Зла. Утопия как царство Справедливости.

Господа, но ведь и христианство дает ответы на те же вопросы! Если же говорить о методе, то "стругацковскую триаду" легко можно обнаружить в… Евангелиях.

Параллели очевидны. Если же вспомнить, что в большинстве своем фантасты (во всяком случае старшего поколения) – атеисты или же агностики, картина становится завершенной. В самом деле, во всех нас с детства живет жажда чуда и вера в чудо. Все мы боимся смерти и хотели бы узнать, наверняка узнать – есть ли что-нибудь ТАМ? Все мы хотим заглянуть в будущее, всем нам "интересно, черт возьми, что будет после нас с людьми"… Мы так устроены. К добру ли, к худу, но мы так устроены.

Религия дает свои ответы на вопросы. Фантастика – свои. Особенно фантастика научная. В этом смысле любая масштабная НФ по-своему теологична. Ибо что такое НФ с точки зрения религиозного сознания? Богостроительство или богоискательство. Ибо, будучи атеистами и агностиками, фантасты все-таки остаются людьми, а людям свойственно искать Бога. И во многих НФ-текстах сквозит: "Если бога нет, то его следовало бы придумать".

* * *

Если основы фантастики – в христианстве, а сама она – суррогат религии, немедленно возникает соблазн сопоставить, с этой точки зрения, фантастику западную и нашу. Потому как западно– и восточнохристианская традиции и, соответственно, мировоззрения, которые неизбежно наследуются даже ярыми атеистами, различаются весьма радикально.

Начнем с фантастики западной. У протестантской этики есть ряд весьма странных для христианства моментов: Бог любит успешных; богатство и сила – мерило богоизбранности; а бедность и слабость – грех. Соответственно, умение торговать (включая ростовщичество, дотоле полагавшееся в христианстве страшным грехом), воевать и подчинять – благо. Все это нашло отражение на страницах американской НФ в полной мере: везде – в Космосе, параллельных и перпендикулярных мирах – успешно торгуют, воюют и колонизируют, попутно решая проблемы туземцев. Зачастую тем же способом, что и в Северной Америке.

Из протестантской этики следует и обожествление техники и технологии: для западного человека научно-технический прогресс – часть экзистенции, таинственное, хоть и рукотворное нечто, овладение которым дарует силу и земное могущество. Но отсюда же парадоксальным образом возникает и трагичность мировосприятия: бренность земного бытия оборачивается злом, успех и деньги на тот свет не заберешь. Причем если конец света и Страшный Суд в православной традиции – событие радостное, возвещающее сотворение Новой Земли и Нового Неба, то для протестанта суд Божий именно что страшный. А вот прогресс ведет к порядку и всемогуществу… Но и приближает последние времена.

Как ни странно, это позволило англо-американским фантастам широко и мощно ставить в своих произведениях вопросы экзистенциальные, затрагивающие глубинные основы человеческого бытия. В своих лучших образцах западная НФ неизменно обращается к темам вечным: например, «Гиперион» Д.Симмонса – масштабная иллюстрация идей Пьера Тейяра де Шардена, помноженная на колоссальную битву с Антихристом – искусственным интеллектом.

Западные научные фантасты смело оперируют религиозными понятиями, символами и аллюзиями. Из недавних примеров можно вспомнить хотя бы роман П.Уоттса "Ложная слепота", по поводу которого критик В.Иванченко точно заметил: "Роман, замаскированный под вязкую, въедливую сайнс фикшн, на самом деле трактует теологические истины… Космосу наша душа не нужна. Она интересна лишь тому, кто нам ее дал. К нему и вернемся".

* * *

Следуя традициям европейского позитивизма, первые русские фантасты видели в будущем рационально устроенное утопическое общество. Но утопии – это не что иное, как секуляризованные представления о Царстве Божием. Воспитанные в православной традиции авторы XIX и начала XX века поневоле вносили в свои утопические построения, казалось бы, чуждые позитивистскому мировоззрению элементы. Жажда чуда требовала утоления, и полноценно утолить ее могли не технические усовершенствования, а социальные. Социум будущего в идеале должен быть совершенен столь же, как и тысячелетнее Царство Христа, обещанное Откровением Иоанна Богослова.

С первых шагов советской НФ в 1920-е годы тема Апокалипсиса грозно зазвучала со страниц романов. Речь в них шла о гибели старого мира. Отчетливо слышны апокалиптические мотивы в романе Алексея Толстого "Гиперболоид инженера Гарина". Авантюрист Гарин, талантливый человек, но движимый низменными страстями, посредством гиперболоида разрушает экономику старого мира, чтобы создать на его руинах собственное царство. Чем Гарин не Антихрист? Недаром в финале мы видим Гарина и его "божественную Зою" на необитаемом острове, от скуки разглядывающих проекты так и непостроенных дворцов. Царство Антихриста рухнуло, а где-то за горизонтом громоздятся неясные пока очертания утопии – Царства Божия на Земле.

Но апокалиптические мотивы не были самоцелью для советских писателей. Крушение старого мира в их творчестве выступало либо фоном для более яркого выражения экзистенции героя, либо прелюдией или даже необходимым условием для становления грядущего Царства. Причем очень часто авторы делали не всегда осознанный выбор между экзистенциальным переживанием героя и внешним деянием. Строить утопию, осваивать космос и одновременно переживать трагичность собственного бытия могли себе позволить лишь очень немногие. Ведь инженеры, ученые, космолетчики – прежде всего, люди дела, им не пристало сокрушаться по поводу того, что человек смертен. Риск профессии! Примирить героику созидательного труда и научного поиска с рефлексией в одном непротиворечивом образе мало кому удавалось из советских фантастов.

Дело в том, что, уповая на будущее, они невольно адресовали свои построения власти как единственному действенному рычагу переустройства мира. Известно, что Ян Ларри незаконченную сатирическую НФ-повесть "Небесный гость" адресовал не широкой публике, а лично товарищу Сталину, за что и поплатился. Другие писатели, не решаясь на столь радикальный шаг, не могли не взирать с надеждой в сторону Кремля. Но абсолютное доверие к власти лишало писателей возможности глубокого осмысления путей реализации утопии. Социализм, а затем и коммунизм были предрешены, как многие тогда верили, неумолимой логикой исторического прогресса. Точно так же, как было ранее предрешено грядущее Царство Христово в православном сознании русского человека. Космос интеллигенции окончательно замкнулся на государственной власти. Она стала высшей сакральной инстанцией.

Сведенное к научно-техническим новинкам чудо мельчало, но оставалось чудом. Прицел писательской прозорливости просто сместился на ближние цели. В послевоенный период в море фантастики установился практически мертвый штиль, но это было затишье перед бурей. Ведь появилось новое имя – Иван Ефремов.

* * *

По-видимому, «Туманность Андромеды» не могла возникнуть в иной период, кроме как в хрущевскую оттепель. Время новых, небывалых надежд на построение Царства, время грядущего прорыва в космос. И это было первое за долгий период «фантастического застоя» произведение, в котором мощно зазвучали экзистенциальные мотивы. Возможно даже, помимо воли автора.

Исследователь жанра Всеволод Ревич в свое время провел интересные параллели между "Туманностью…" и уэллсовским романом "Люди как боги". Для нас представляют ценность два его наблюдения: у Ефремова, в отличие от Уэллса, роль религии играет наука. Служение науке – познание. А Роль Высшего Судии, непререкаемого авторитета – Великое Кольцо цивилизаций.

Но не образами людей будущего, не масштабностью картин их жизни, не покорением космоса берет читателя "Туманность…". Хотел того автор или нет, но звенит в романе щемящей нотой тема бренности человеческого существования, ничтожества человека перед лицом Вселенной, достигая предельного накала в финале, в сцене прощания с экипажем «Лебедя». Звездолетчики уходят НАВСЕГДА. И перед этим НАВСЕГДА меркнут все достижения в области звездоплавания. Тем не менее роман оказал необычайное воздействие на умы, ибо, несмотря на литературные недостатки, обладал силой религиозного убеждения.

"Туманность Андромеды" дала мощный толчок развитию всей советской НФ послевоенной поры. Молодые братья Стругацкие яростно взялись разрабатывать все ту же тему Царства Божьего на Земле. "Полдень, XXII век" – это полемика с Ефремовым, но полемика о частностях. Общее сомнению не подвергалось. Советская фантастика в лучших своих образцах оставалась социальной, научной и, разумеется… религиозной.

И что характерно. Те же Стругацкие, обладавшие невероятной писательской интуицией, первыми почувствовали, а затем и осознали, что коммунистический проект Царства нереален, он обречен. Именно тогда они отказались от научной фантастики, ибо только методами науки (Высокая теория воспитания!) предполагалось достичь Царства. Отныне НФ для них стала лишь формой, а в поздних произведениях они пришли даже к мистике.

* * *

В отличие от Третьей волны, волна Четвертая разуверилась в коммунизме гораздо быстрее. Поначалу некоторые ее представители еще верили в Царство, но уже с оттенком обреченности. Мотивы такой обреченной веры звучат в романе Вячеслава Рыбакова «Очаг на башне». Рыбаков расстается с мечтой о грядущем Царстве Справедливости. Следующий его роман, "Гравилет «Цесаревич», открывает целое направление в российской НФ – имперское. И хотя главный герой «Гравилета» полковник госбезопасности князь Трубецкой по партийной принадлежности коммунист, он уже не мечтает о коммунизме, его вполне устраивает монархическое правление.

Отказ от изображения грядущего торжества коммунизма неизбежно повлек за собой отказ от НФ в пользу "смежных дисциплин" – фэнтези и мистики. "Внезапный патриарх отечественной фэнтези" Святослав Логинов считает себя атеистом, но это не помешало ему написать один из лучших в нашей литературе религиозно-мистических романов "Свет в окошке".

Нам представляется, что такое "заигрывание с потусторонним" стало закономерным этапом творческой эволюции представителей Четвертой волны. Отказавшись от единой генеральной линии в описании будущего, писатели последней генерации советских фантастов выбрали "кривые, глухие окольные тропы". Перефразируя известное выражение Достоевского – если коммунизма нет, то все дозволено. Но обостренный интерес к потустороннему – скорее следование западнохристианской традиции, нежели православной. Ведь в православии принято относиться к теме ада и нечистой силы крайне осторожно, дабы не впасть в соблазн.

Удовлетворяли ли мистические мотивы в творчестве представителей Четвертой волны читательскую жажду чуда? Безусловно, хотя это чудо, наверное, со знаком минус. Но они не могли удовлетворить другую читательскую жажду – жажду мира Справедливости. Ведь если космос предыдущих поколений советских фантастов был обращен к власти как к высшей инстанции, то космос Четвертой волны строился на отрицании этой инстанции. Но бесконечно подрывать основы миропорядка нельзя. Поэтому случилось неизбежное – пришло поколение фантастов, которое обратилось к имперскому прошлому России, перенеся его либо в будущее, либо в альтернативную вселенную.[13]13
  Не случайно Рыбаков назвал один из своих рассказов «Прощание славянки с мечтой». Кстати, выполнен этот рассказ в жанре пародии, причем на «Туманность Андромеды». (Прим. авт.)


[Закрыть]

"Будущее принадлежит возрожденной Российской империи" – так можно сформулировать основную идеологему фантастов-имперцев. В каком-то смысле, империя – это новая версия Царства Божьего, тем более что во главе ее стоит Помазанник, но это Царство если и обещает всеобщую справедливость, то только в том понимании, которое устраивает коренную нацию. Все прочие должны либо принять предложенные правила, либо уйти с исторической сцены. Люди имперского «Полдня» ни в коем случае не атеисты, они поголовно многоконфессионально «воцерковленные». "Завоевывая" Галактику, имперцы твердо верят, что Бог есть. Казалось бы, самое время возрадоваться. Наконец-то мы имеем дело не с пережитками православной традиции, а с ней самой в чистом виде! Да вот что-то не хочется. Ну как, скажите, сочетаются Христовы заповеди с гермошлемозакидательской риторикой и реваншистскими доктринами? Даже в романах атеистов Стругацких евангельского духа больше, чем в произведениях иных современных фантастов-имперцев. Во всяком случае, больше человеколюбия.

Увы, следует признать, что даже в самых привлекательных вариантах имперского будущего на порядок меньше чудесного, чем было явлено читателю в советской фантастике. Ведь в Российской империи даже галактического масштаба идут непрерывные войны, совершаются преступления, сохраняется имущественное и социальное неравенство. Авторы-имперцы остаются в плоскости современных представлений о будущем, они, как и их либерально-демократические антиподы, неспособны выстроить евангельскую вертикаль Нового Неба и Новой Земли. Космос русской интеллигенции – на этот раз в лице фантастов-имперцев – снова замкнулся на государственной власти, хоть и на воображаемой.

* * *

Впрочем, в «имперском лагере» оказалась прослойка авторов, увидевших недостаток чудесного в монархическо-утопических произведениях своих коллег и решивших компенсировать его, введя прямое правление евангельского чуда в своих текстах.

В самом деле, если фантастика – квазирелигия, что выйдет, ежели «фантастическим» инструментарием воспользуется для решения своих задач автор действительно верующий, обладающий цельным религиозным мировоззрением?

Получаются странные вещи. И здесь нельзя не вспомнить английского писателя Клайва Льюиса и его трилогию "За пределами безмолвной планеты", «Переландра», "Мерзейшая мощь". Будучи истовым христианином, Льюис страстно желал облечь свой сакральный опыт в художественную форму и избрал для этого, как ему казалось, беспроигрышный вариант – стремительно набиравший в то время популярность жанр научной фантастики.

И что же? А ничего. В отличие от тех же "Хроник Нарнии", НФ-трилогия не снискала ни славы, ни даже признания любителей НФ. Казалось бы – космические путешествия, иные планеты, таинственный институт на Земле. Интересно же! Но романы словно провалились в пустоту. Состояние, в которое впадает любитель фантастики при чтении подобных текстов, – тягостное недоумение: "Что это было?".

Похожая неудача постигла и современное поколение русских писателей, апологетов так называемой сакральной фантастики (термин критика-фантаста Д.Володихина) – Е.Хаецкую, Д.Володихина, Н.Иртенину и некоторых других авторов, использующих НФ в качестве приема для проповеди христианских ценностей. Ни один из подобных романов не стал заметным событием.

Легко понять почему. Основное, базовое фантдопущение (ФД) подобного текста формулируется следующим образом: Бог есть, и все, что написано в Библии, – истина. Стоп. Ерунда какая-то выходит. Ведь для верующего человека подобное ФД не то чтобы даже кощунственно – оно избыточно! А любителю НФ нужны совсем иные чудеса: пришельцы и сверхцивилизации, супертехнологии и путешествия во времени. Если он не нуждается в теологических последованиях, то возьмет в руки совсем иные книги.

Вот роман Володихина "Команда бесстрашных бойцов". Фантдопущение таково: в результате неких манипуляций часть Преисподней материализовалась в нашем мире. Самые настоящие черти ведут войну с человечеством. Единственное место, где можно спастись – православный монастырь, а самое верное средство одолеть демона – крест-мощевик с частицей православного святого… Господи, зачем все это? Православный заряд автора уходит в песок, ибо любитель фантастики предпочел бы пришельцев или волшебных монстров, да так он все это и воспринимает, он вообще не замечает религиозных параллелей, для него ЭТО ПРОСТО ФЭНТЕЗИ!.. Да и хорошо ли низводить христианские святыни до уровня артефактов боевой магии, словно в дурной компьютерной игрушке?

Нет, подлинной религии явно нечего делать в заменителе религии. И кстати. Мы сказали, что хорошая НФ всегда занимается богостроительством и богоискательством. И какое же богоискательство возможно в религиозной (сакральной) фантастике, где существование Бога уже задано, уже постулировано?

Апологеты сакральной фантастики в конце концов поняли это. И даже спешно сочинили новый термин: христианский реализм. Как говорится в известном анекдоте, надо или крест снять, или штаны надеть…

* * *

Ну, а выводы просты. Фантастика – особый вид литературы, один из способов осмысления действительности, пришедший на смену религиозному мировоззрению или существующий ныне паралельно с ним. И несмотря на фактически официальное признание религиозного чуда в нашей жизни, в чуде, даруемом фантастикой, и, прежде всего, научной фантастикой, нужда отнюдь не пропала. Ведь даже заядлые атеисты и агностики жаждут чуда. И жажда эта должна быть утолена.