Текст книги "Одиночество вдвоем"
Автор книги: Файона Гибсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)
– Где Мод? – спросила я.
– Наверху, играет с Рози. Каждый день надо устанавливать правила. Рози знает, что нельзя шуметь, когда у меня друзья. Плюс еда: она может есть каждый день печенье из коробки, но я не хочу открыть буфет и обнаружить съеденным все шоколадное печенье.
Сверху чей-то молодой и приятный голос запел песню. Мод засмеялась. Я никогда не слышала раньше, как этот ребенок смеется. Может быть, Рози проигрывает на кассете безымянное детское хихиканье, чтобы рассмешить Мод.
Бет накрыла для двоих на кухонном столе. Широким жестом она сдернула чайное полотенце с большого салатного блюда, на котором среди блестящих листьев и жареного перца укрылись очищенные орехи.
– Должно быть, тебе лучше, судя по поджаренным кедровым орешкам и всему прочему, – произнесла я.
– О, Рози сделала все это наспех. Ты должна попробовать. – Она хотела налить искрящийся виноградный сок, но я принесла вино и была не прочь немного выпить. – Только глоток, – сказала она. Я собиралась предложить налить и Рози стакан вина, но поняла, что она будет обедать позже.
Вскоре дал о себе знать мой мочевой пузырь. И я вспомнила записку, приколотую кнопками к двери туалета родильного отделения: «Помните, дамы, что когда вы мочитесь, старайтесь сдержать поток мочи. Удерживайте его, чтобы сохранять тазовое дно в порядке».
Мне казались трагической потерей времени все эти сдерживания и сжимания, когда было достаточно всякой другой работы. Но теперь я жалею, что не прилагала усилий. Сидя за столом у Бет, я мечтала улучить минуту, чтобы сбегать в туалет, но Бет все не умолкала и грузила меня своими проблемами, которым не было конца. Я корчилась на кухонном стуле и терпела так долго, что еще немного и все вырвалось бы наружу, прежде чем я добежала бы до унитаза. Однако я успела вовремя и, с облегчением спустив жидкость, пошла наверх к Рози и Мод.
Рози едва улыбнулась сквозь спадающие на лицо каштановые кудри. Эта веселая цветущая девушка с небольшим количеством веснушек, напоминавшая высокоскоростной поезд в начале своей поездки, не теряла даром время на верхнем этаже особняка Бет.
– Спасибо за обед, – сказала я.
– На здоровье. Всегда рада приготовить.
Она в джинсах, белой майке и без лифчика. Ее кожа расположена к загару – ей не нужно никакой жидкости от солнечных ожогов. Мод многозначительно раздувает щеки. Мне редко приходилось видеть более непривлекательного ребенка. Втиснутая в элегантный хлопчатобумажный в тонкую полоску сарафан, она выглядела как трансвестит.
– Разве она не очаровательна? А как умна! Я просто поверить не могу, какие вещи делает Моди, – произнесла Рози.
Мод засунула сжатый кулак себе в рот.
– Ты только окончила школу? – спросила я, стараясь говорить спокойным голосом, как это обычно принято с детьми.
– Я работала пару лет. Официанткой, немного скульптурой, знаете: занятия рисунком с натуры. Мороженщицей, на полставки. Это было ужасно. Последний раз я была танцовщицей. Там было намного лучше, – сказала Рози.
– Что за танцы? – спросила я.
– Танец на круглой платформе. Большие деньги, если бы не время, о котором просто надо забыть. Невозможно заниматься этим месяцами. Чувствуешь себя как выжатый лимон. Всему есть предел. Поэтому я решила заняться вместо танцев этим.
Она нажала на кнопку кассетного плейера Мод:
Иней Винси тянет повозку,
В дождь проливной тянет в гору ее.
Бедный Иней до нитки промок,
Некуда ему спрятаться от него.
Кто эти исполнители песен? Три месяца в театральной школе, и ты запросто выдаешь детские песенки с такой задушевностью, что они хоть кого за душу возьмут.
– Танец на круглой платформе? – повторила я.
– В ночном клубе для отвратительных мужчин? – рявкнула Бет у меня за спиной.
Рози подняла глаза, ее щеки вспыхнули.
– Не только для мужчин. Женщины тоже туда ходят. Многие мужчины берут своих подруг, чтобы повеселиться.
Бет глубоко вздохнула, словно врач прослушивал ее грудь.
– Может быть, Мэтью был бы и не против этого. Этой ночью тебе надо оттянуться. Ты же всегда жаловалась, что он никогда тебя не удивляет, – поддразнила я.
– Мне не хочется. – Жилы на шее Бет выступили так сильно, что, казалось, сейчас лопнут.
– Это не то, что вы думаете. Девушка исполняет танец, и все. Ее никто не трогает, – сказала Рози.
– А что на тебе было, когда ты танцевала? – спросила Бет.
Рози усадила Мод к себе на колени и поцеловала ее короткие волосы.
– Ничего. Кроме трусиков, в которых надо обязательно танцевать. За этим смотрят очень строго.
Бет потянула Мод с колен Рози. Ребенок протестующе заревел, прижимаясь к своей новой лучшей подруге.
– Куда мы пойдем? – спросила я, следуя за Бет, которая, громко топая, сбежала вниз по лестнице.
Несмотря на расслабляющую жару, она упаковала Мод в ворсистую трикотажную куртку, полосатую, как неаполитанское мороженое, надела на голову болотистого цвета широкополую шляпу от солнца, затягивая кнопки на всех складках под подбородком Мод.
– Мы идем на прогулку, – объявила она.
– На тебя не похоже, чтобы ты в отчаянии отступала, – сказала я.
Она надела на Мод пинетки из бараньей кожи.
– Я чувствую себя словно взаперти. Меня сейчас просто стошнит.
– Может, это от вина. Ты не привыкла пить. Плохая идея – пить днем. Если бы я делала это чаще, я бы валялась в кровати весь день. Мне нравится вино.
Мне не стоило так говорить. В том-то вся и беда с компанией любителей утреннего кофе. Случайно вы забываете, что в действительности вы не знаете друг друга и что ваша дружба основывается на общепринятых разговорах и коллективном ужасе перед собачьими экскрементами.
Бет старалась натянуть на руки Мод перчатки в разноцветные, как радуга, полоски.
– Дело не в вине, – произнесла она, после того как Мод попыталась стряхнуть их. – Как бы ты чувствовала себя, зная, что та, которую нанимаешь и которой доверяешь самое, что у тебя есть ценное, танцевала совершенно голая перед мужчинами? – Она втиснула уже ревущую Мод в коляску, с остервенением пристегивая ее ремнями. – Я не ханжа, ты это знаешь. Но она могла хотя бы предупредить, вместо того чтобы с бухты-барахты выливать все это на меня сейчас.
– Ты же не спрашивала, – предположила я.
– А что я должна была спрашивать? Привет, дорогая, присаживайся. А теперь скажи-ка мне, есть ли что-нибудь в твоем прошлом, о чем мне следовало бы знать? – лицо Бет на мгновение осветилось маниакальной улыбкой.
Она кажется милой. Не надо ничего портить. – Почему я беру сторону человека, с которым я разговаривала меньше пяти минут?
– Она проститутка, – с шипением произнесла Бет. – Ответь мне, ты и в самом деле веришь, что они только кривляются на этом шесте. Если они готовы заниматься этим, то за деньги они сделают все.
Рози легко сбежала вниз по лестнице.
– Встречаться частным образом с парнями не разрешается. Если ты это делаешь, то клуб лишают лицензии.
Я украдкой смотрела на ее тело, на загорелую талию, которая изгибалась книзу как песчаная дюна, когда она потянулась, чтобы снять сумку Мод для сменного белья с крючка в холле. При виде своей первой сиделки Мод успокоилась и улыбнулась.
– Я принесу коврик и игрушки, так что Мод сможет играть на солнышке, – сказала Рози.
Мы взяли из детской слабо позвякивавший игрушечный набор «Полли, поставь чайник» и с трудом выбрались из дома.
На детской площадке Бет села на скамейку. До рождения Бена я просто на дух не переносила городские парки. Эти зеленые островки по азимутам интересовали лишь ротвейлеров и их хозяев с бычьей шеей. Да еще людей, прогуливающихся в дневное время с детскими колясками.
Парк Бет, согласно неофициальной иерархии, находился в загрязненной, хотя и зеленой зоне, вдали от объектов общественного питания, не то что наш.
– Мы мудро поступили, купив здесь дом, – призналась она однажды. Она говорила, как Джонатан. Никто не покупал квартиры там, где они не хотели жить: они покупали исходя из принципов разумности. – Посмотри на магазины подарков с их коваными металлическими подсвечниками и языческими штуковинами, – настойчиво твердила Бет.
Достаточно пройтись по парку Бет, чтобы понять, чем на самом деле он является со своими устаревшими бесполезными магазинами, в которых продают слишком дорогие свечи, чтобы ими пользоваться. Бет старалась не замечать пустых бутылок из-под ликера «Бакарди Бризер», разбросанных в траве. Когда мужчина в блестящем спортивном костюме позволил своей борзой справить нужду на траве, Бет так ничего и не сказала и даже не всучила ему предупредительную брошюрку.
Рози лежала на одеяле с двумя младенцами.
– Вы не возражаете, если я немного раздену ее? Можно изжариться во всех этих одежках, – произнесла она.
– Делай как считаешь нужным, – примирительным тоном ответила Бет.
Трудно, когда два взрослых человека, выполняющие по существу одну и ту же работу, соревнуются в вежливости. Интересно, подумала я, каково иметь под боком другую женщину, особенно такую привлекательную, как Рози, выходящую из ванной комнаты в семь утра, благоухающую и влажную.
Бет провела гибкими пальцами по своим волосам и расплела косы. Когда она убрала пальцы, локоны волос сложились, как крылья птицы.
– Нам надо было захватить солнцезащитный крем, – сказала я, чтобы отвлечь ее от мысли о танцах. Она сложила тонкие пальцы вместе. У Бет была экзема, которая пузырилась; об этом она мне однажды поведала, будучи в хорошем настроении. Создается такое впечатление, словно кожа отторгает ее тело, пытаясь отделаться от него.
– Нина, – неожиданно сказала она, – ты видишь это одеяло? – Мод лежала на спине и весело брыкалась ногами, колотя по одеялу погремушкой. – Это я сделала.
– Ты молодец. Мне бы не хватило терпения.
– Я начала его, как только забеременела. Вернее, когда беременность подтвердилась. Мы же, как одержимые, два года старались. Все эти анализы. Да и сама близость к тому времени стала чем-то машинальным, как заливать масло в машину. Временами мне все это казалось пустой тратой времени. Но, когда это произошло, я стала шить одеяло и продолжала до самых родовых схваток. Что-то вроде талисмана на удачу, чтобы ребенок стал реальностью.
Бет никогда раньше не делилась со мной такими сокровенными подробностями своей жизни. Я не знала, как к этому отнестись.
– Сто шестьдесят четыре квадратных лоскутка с лютиками. Как ты думаешь, не потому ли Мэтью разлюбил меня? – спросила она.
– Одеяло красивое, – мой голос прозвучал беспомощно.
– А кого это волнует, когда ты можешь купить такое в детском магазине Джона Левиса, а то и получше? Я должна была спрятать половину лоскутков, они выглядели такими трогательными, поблекшими, Тебе известно, как работает твоя мысль, когда ты беременна? Как у тебя рушатся все перспективы? Это чертово одеяло стало для меня навязчивой идеей. – Она теребила своими трепетными пальцами обручальное кольцо.
– Ты не пыталась узнать у Мэтью, что его не устраивает?
– Нет никакой возможности поговорить как следует, так как Рози целыми днями, почти двадцать четыре часа, делает для Мод сок на соковыжималке.
Бет смотрела перед собой, положив плотно сжатые руки на колени. Рози вытянула свои стройные загорелые ноги. Бет испуганно поднесла руки к лицу.
– В чем дело? – спросила я.
– Кекс. Он так и остался в духовке.
Пышная копна волос у Чейза вздымалась, ее объем увеличился благодаря использованию какого-то вязкого текстурированного продукта.
– Моя дорогая, – произнес он, войдя в приемную. – Мы скучали по тебе. Тут есть дыра размером с человека, где могла бы устроиться Нина. – Он сделал шаг назад, оценивая мой внешний вид. На мне был крахмального цвета жакет, в котором я чувствовала себя завернутой в картон. Коляска портила мой профессиональный имидж. Бен по очереди сосал каждый палец, завороженный ярким освещением и лунообразным лицом Чейза.
Чейз мне понравился сразу, как только мы познакомились. Тогда, в свой первый день в журнале «Лаки» я проскользнула тихо к своему столу и спряталась за компьютером. Мои коллеги болтали о знаменитостях, имена которых я никогда прежде не слышала, и о ресторанах, которые я никогда не посещала. Я чувствовала себя совершенно не в своей тарелке, как в новых туфлях, натирающих лодыжку. Чейз с хвастливым видом подошел ко мне.
– Давай поболтаем у меня в кабинете.
Он проводил меня в небольшой отсек, отделенный стеклянной перегородкой.
– Не возражаешь, если я закурю? Стараюсь бросить и пользуюсь вот этим, – он помахал белой пластмассовой трубочкой, заменяющей сигарету, – но ощущаешь себя полным идиотом. С таким же успехом можно сосать шариковую ручку.
Стеклянный кабинет быстро наполнился облаками кремового дыма.
– Ты берешь интервью, – произнес он, – у молодой женщины с Бетнола Грина. Она душевнобольная. Кормит птиц, ситуация неуправляемая. Соседи, полиция, распоряжения суда. Однако она и не думает прекращать кормить птиц. Она готовит птичий корм из кукурузных хлопьев, склеенных – даже не знаю – каким-то ужасным жиром. Теперь, прогуливайся там и не забудь включить свой магнитофон…
И сейчас я плелась за Чейзом в его кабинет, испытывая такое же чувство неловкости, как в тот первый день. Детская коляска лязгает, как громоздкое фермерское оборудование. Интересно, закурит ли он, при Бене? Что там Бет говорит о пассивном курении? Это одно и то же, что предложить ребенку сигарету. Слова Чейза разносятся отовсюду: «Я бы хотел, чтобы ты взялась за… Мне нужно, чтобы ты включилась в работу и выяснила…» Я так спешила поспеть за ним, что ударилась о стул, на котором сидела незнакомая женщина. Она недовольно раздула ноздри.
– Вкатывай коляску сюда, – сказал Чейз, входя в кабинет.
Пепельница смотрелась на столе подобно Австралии. В ней лежали два окурка, один еще дымился. Я с трудом поставила коляску на свободное место рядом со стеллажами, на которых стояли подшивки с конкурирующими журналами. На противоположной стене сияли глянцем самые последние журнальные обложки «Лаки». На каждой была фотомодель, демонстрирующая свои зубы (правило Чейза гласило: широкая улыбка, ярко накрашенные губы, верхняя часть немая, с основными цветами, хотя иногда он разрешал использовать розовый цвет), которые едва виднелись из-под прыгающих по обложкам строк и по меньшей мере семнадцати восклицательных знаков. Для рекламной продажи к некоторым обложкам были приклеены бесплатные сувениры вроде пакетика с горячим шоколадом или ярко-лиловыми драже. При одном их виде лично у меня голова начинает болеть.
– Я полагаю, ты хочешь вернуться. Ты же не можешь бездельничать вечно. К тому же деньги лишними не бывают.
– Но Джонатан нас полностью обеспечивает. Я особо не тороплюсь начать работать.
Мы с Джонатаном никогда не обсуждаем мои карьерные планы. Денег нам хватает. Конечно, у меня нет ничего своего, не считая того нелепого платья и сандалий.
– Тебе понравится то, что мы делаем, – не останавливался Чейз. – С этим покончено! Полный триумф над трагедией. Это самоуничтожение. Сейчас каждый чертов журнал гоняется за одной и той же проклятой женщиной, которая спрятала своего мужа в закрытом гараже в Бредфорде. Эти люди хотят иметь прибыль, – ты можешь в это поверить? Не заменитель сахара, не немного фунтов стерлингов здесь или там, – я говорю о сотнях.
Я уже забыла, как быстро он говорил, как все мельтешило за пределами мира ребенка: персонал, снующий от монитора к монитору, ноющие, как голодные дети, телефоны, чтобы привлечь внимание, и тонкая девушка, стучащая по клавиатуре (моей клавиатуре).
– Столько разных еженедельников, – говорил без умолку Чейз, – они такие безнадежные, они выдумывают разные истории. Одна женщина, которая, как считали, была замужем за двоеженцем, – вот ее фотография с чемоданом у подъезда – в общем, всем известно, что это помощник редактора. Вся эта история инсценирована, чистая выдумка. Я как-то приглашал ее на собеседование при приеме на работу.
– И что же вы придумали нового? – спросила я.
– Иди и посмотри сама.
Я вынула Бена из коляски и придала ему фотогеничный вид. Всего лишь за шесть месяцев весь персонал «Лаки», судя по всему, сменился. Никто не бросился с просьбой подержать Бена. Я чувствовала себя как молодая практикантка, которой собираются показать, как работать на телефоне. На одном лацкане моего жакета виднелось что-то вроде масляного пятна. Я прижала к нему руку, словно проверяла биение сердца.
– Мы хотим сердечного тепла, заботы, – произнес Чейз, указывая на разворот журнала на мониторе. Две женщины взволнованно обнимали друг друга. «Мы избавились от нашей лживой крысиной привязанности, и теперь мы лучшие подруги» – гласил заголовок.
– Мы вводим новую постоянную рубрику. Она называется «Мой секрет», но это лишь рабочее название. Обычная женщина открывает нечто неожиданное о своем прошлом.
– Звучит здорово, – с восторгом произношу я увлеченным голосом.
– Могла бы ты взяться за это? Один раз в неделю. Можешь работать здесь, тебе будет приятно выбраться из дому. Или дома, если хочешь, я дам тебе ноутбук.
– У меня есть ПК.
– Так в чем проблема?
– Мне не на кого оставить ребенка, я весь день должна быть с ним, – пробормотала я.
– Ты могла бы попробовать это, когда он спит.
Я хотела сказать: «Я все равно не могу его оставить», но вместо этого сдавленным голосом согласилась кое-что сделать и покинула офис, обещая доставить первый материал рубрики «Мой секрет» в течение ближайших двух недель. Конечно, я никого подходящего не найду. Я забыла, как брать интервью. Интересно, что сделает Чейз с чистой страницей, которую он отдал для моего очерка? Что случилось с известной журналисткой Ниной? Не может даже включить компьютер. Неужели рождение ребенка делает такое с мозгами?
– Я ошибся в ней. Думал, она справится, – вздохнет Чейз. И попросит Джесс, мою подмену, составить гигантский кроссворд, чтобы заполнить пустую страницу.
За час до возвращения с работы Джонатана я принялась изучать раздел телефонного справочника «Ясли для детей»: «Пострелята», «Озорники», «Маленькие негодники»… Все ясли хотят подчеркнуть, что дети – это скорее милые и озорные создания, чем источник постоянных волнений, как ребенок из детской книжки, у которого есть черное мини-такси с притягательной педалью газа. Я позвонила в ясли под названием «Пострелята» и узнала, что лист ожидания уже заполнен на год вперед и что я должна была записать Бена и внести большой регистрационный взнос, когда он был еще в зародыше. В «Озорниках» девушка на одном дыхании с хрипом произнесла: «Вы не могли бы позвонить позже? Я занимаюсь тут всем сама».
Я уже собиралась позвонить в ясли «Маленькие негодники», но тут зазвонил телефон.
– Все в порядке. Они хотят Бена, – раздался голос Ловли.
– Кто его хочет?
– «Маленькие красавчики», агентство, рекламирующее средства для душа и ванн. В следующий четверг.
– Но он же плакал. Вел себя ужасно, – возразила я.
– Может быть, это им и нужно. Это же вполне естественно, не так ли? Все дети плачут. Они не роботы. В общем, теперь о деталях… – Она быстро продиктовала адрес, который я записала на руке и добавила: – Это отличная работа, Нина. Разве его папа не будет гордиться?
Глава 12 ВЕСЕЛОЕ КУПАНИЕ
Во время бритья Джонатан порезался. Он залепил ссадину кусочком туалетной бумаги, которую Бен, целуя отца перед работой, попытался содрать.
– Ты же весь в крови, – произнесла я.
– Я опаздываю. Будильник не сработал. Ты его не сломала? – раздраженно выпалил он.
– Разумеется, я его не ломала. Не надо меня ругать за свое опоздание.
Он надел свою темно-голубую куртку. Офисный костюм никогда не шьют ради веселья.
– Нина, очень важно быть пунктуальным. Особенно сегодня. Тебе тоже, как и мне, придется рано вставать, если ты снова вернешься на работу – когда вернешься на работу. – Он зашнуровал начищенные до блеска черные ботинки, пальцем удалив пятно белого цвета.
– Что значит «когда»?
– Телефонные номера сиделок. Ты собираешься отдать Бена чужим людям? Мы даже не обсуждали это.
– Я не отдаю его. Чейз хочет, чтобы один раз в неделю я выполняла небольшую работы.
– Ты всегда говорила, что ты нужна Бену дома.
Разве я так говорила? Не уверена, что это так. Мне кажется, разумнее отправить своего ребенка в ясли, где работают компетентные взрослые люди, которые умеют предотвращать удушье, прочищая маленькие рты пальцем, и которые могут конструировать автомобили с вращающимися колесами из картонных молочных пакетов, – люди, сделавшие воспитание детей своей работой.
– Посмотри на Бет, – снова произнес Джонатан. – Она счастлива. Мод для нее главное. Даже речи нет, чтобы кто-то другой о ней заботился.
– И Бен для меня главное. К тому же у Бет есть помощница по хозяйству. Большую часть времени Бет ничего не делает.
Джонатан посмотрел на часы. Он избегал моего взгляда.
– У меня нет времени обсуждать это, – сказал он.
– Ты сам начал этот разговор. – Я вдруг увидела адрес на моей ладони и, чтобы он не маячил и Джонатан его не увидел, обхватила свой локоть.
– Если ты несчастна, то об этом стоило бы поговорить.
– Я счастлива! – крикнула я, но он уже стремглав вылетел, хлопнув дверью, в представительском костюме, с черной сумкой на молнии, где лежала обычная одежда и кондиционер с алоэ для кожи. И лишь в этот момент я вспомнила, что он уезжает в Бат на курсы, и я не увижу его целых три дня. Я хотела побежать за ним, извиниться и пролепетать что-нибудь о рекламном агентстве «Маленькие красавчики». Но он уже ушел.
Меня не беспокоила первая настоящая работа Бена. Я всего лишь хотела, чтобы он сидел подобно Будде и тыкал в свой пупок пальцем, потому что решила, что первый дебют моего ребенка в рекламных съемках будет и его последним. К тому моменту, когда он разделается со своей ролью, извергая брызги в пенистой ароматной ванне (с запахом малины и со смягчающими кожу свойствами, как будто кожа детей похожа на кожу ящериц), я скажу Ловли по телефону, что крайне недовольна тем, как Бен вел себя во время съемок.
Не думаю, что я люблю женщин. Конечно, агенты, занимающиеся детским модельным бизнесом, должны находить детей интересными и хоть что-то знать об их эволюционном развитии. Еще когда я рассказала ей о передних зубах Бена, которыми он прокусил прямо насквозь замшевый чехол подушки, она сказала:
– Вот это да! Короче, Нина, если у тебя есть наготове ручка, пиши: съемочная группа В, Генриетта Уорф, начало в десять тридцать. Не опаздывай, иначе Маркус больше не захочет использовать его в своих клипах.
Она произнесла слово использовать.
– Кто такой Маркус? – спросила я.
– Директор. Ты разве не познакомилась с ним во время проб? – с преувеличенным удивлением сказала она, как будто я должна знать всех шишек из мира рекламного бизнеса.
Мои вопросы: «Что мне надо взять? Как мне себя вести с такими важными людьми?» – так и остались без ответа, потому что она резко положила трубку.
Жизнь без Джонатана казалась какой-то аморфной. Я поздно ложилась спать, шастая по квартире в черном платье и опасных сандалиях и воображая, что я одна на улице ночью. Надув губы, я пыталась болтать сама с собой, глядя в зеркало ванной комнаты, откуда на меня смотрело отрешенное, обиженное лицо. Никто не позвонит и не поинтересуется, каково мне быть одинокой матерью. Мне пришла в голову мысль присоединиться к группе поддержки. Раз позвонил Билли, давнишний друг Джонатана, и только похвастался, что он оказался на конечной станции метро Северной линии и провел ночь на могильной плите.
– Мы решили пожениться, – произнесла я.
– Отлично! Я начну готовить по этому поводу речь.
Я не стала говорить ему, что Джонатан хочет опросить Мэтью быть его шафером, несмотря на то, что они познакомились только во время предродовых консультаций. Мэтью еще не ощущает себя достаточно достойным, чтобы быть им. А Джонатан озабочен, стоит ли вообще приглашать Билли.
Съемки в рекламном агентстве «Маленькие красавчики» постоянно преследуют меня, заслоняя собой все остальное. Я просыпаюсь ни свет ни заря, в 5.56 утра, обеспокоенная, что опаздываю, моя рука хватается за будильник. Он падает с ночного столика, стукаясь о графин с водой, который Джонатан закрывал стеклянной пробкой, чтобы туда не проникали микробы. Наконец раздается телефонный звонок. Это Джонатан, и он говорит, что слышит меня, словно издалека, и почему я не говорю в трубку? Я говорю в трубку. Но говорю так, будто у меня в горле ком. Мы задаем друг другу вопросы, как посторонние люди. (Как ты? – Отлично, а ты?) Он не в восторге от курсов. Их группе дали задание построить бассейн в молодежном оздоровительном центре. Им придется копать вместе и быть одной командой. Правда, Джонатану сказали, что он едет в Бат не работать лопатой, а покупать пирожные.
– Мне кажется, что я не могу играть в команде.
Джонатан показал мне видеозапись строящегося бассейна. Его коллеги, выпачканные грязью, скалили зубы в камеру, размахивая лопатами. Джонатан, чистенький, стоял чуть в стороне от них.
За день до съемок в агентстве «Маленькие красавчики» уже лежа в постели он завел разговор:
– Ты, как лунатик. Я нашел тебя у шкафа, ты рылась среди одежды и твердила, что его синяя ворсистая куртка не подойдет.
Я перевернула подушку и уткнулась в ее прохладную ткань.
– Не подойдет для чего? – спросил он.
– Я не знаю, просто приснилось.
– Может, у тебя какой-то бзик. Ты нормально ела, пока меня не было дома? Холодильник почти пустой. И дышишь ты как-то не так.
– У меня слишком много забот.
Он погладил меня по щеке. Его пальцы напоминали мне лапки паука.
– Ты что, из-за свадьбы? Это не такое уж и важное событие, Нина. Обещай, что больше не будешь волноваться.
– Обещаю, – ответила я со вздохом.
Лицо Маркуса выглядывало из выпущенной поверх джинсов широченной рубашки, способной укрыть семь младенцев и детский подарок. Он был одет в одежду огромных размеров, скорее подходящую для более мощных людей. Несмотря на то что он был директором и, вероятно, ответственным за съемки, он ни с кем не говорил. Ни с родителями, ни с детьми, разумеется. Я пыталась поймать его взгляд и легким кивком поблагодарить за приглашение снимать Бена в рекламе, но у него был хмурый вид, словно он узнал во мне человека, испортившего ему машину.
На улицу выходила одна безоконная стена здания. Я кружила вокруг здания долгих пятнадцать минут, прежде чем нашла вход. Внутри находились декорации, представлявшие яркое и живописное зрелище. Желтоватые нарциссы высовывались из искусственной травы, обдуваемой ветряной установкой. Начинающие ходить младенцы валялись на выцветшем диване, словно гуттаперчевые. Беззвучно работал телевизор, на экране которого пингвин шлепал через воображаемый лед.
На другой стороне здания двое взъерошенных мужчин трамбовали искусственную траву, выравнивая выпуклости. В круглом надувном бассейне сидела худющая женщина с поясом из золотистых металлических колец на бедрах. На площадке, отведенной для фотомоделей и их родителей, находились одни матери, не считая высокомерного вида папу, который с раздражением листал «Дейли миррор». Все они сидели, намеренно развалясь, словно их детей показывали в коммерческой рекламе каждый день. Ничего не поделаешь. Я сразу поняла, что для меня эта работа слишком скучна.
– Мы здесь только потому, что знаем Маркуса, – хвастливо произнесла женщина с развевающимися златогривыми волосами, словно она скакала на несущейся галопом лошади.
– Он крестный отец Оскара. Оскар даже не вхож в агентство. Малыши и вест-индские женщины хотят нанять его, но я не собираюсь ввязываться в эту конкурентную чехарду.
– Нет, у нас нет времени, – произнесла вест-индская женщина, слегка стегая задницу своего сына на войлочном коврике и сворачивая испачканный подгузник, который ловко превратился в изящный пакет.
– Если у него хорошее настроение, прекрасно. А то однажды дочь моей подруги делала у него фотографию для журнала. Что-то связанное с истерикой. Фотограф несколько часов продержал их под дождем, издеваясь над маленькой девочкой, даже отобрал ее любимого плюшевого медвежонка.
– Он таким образом пытался вызвать у нее истерику? – нахмурилась златовласая женщина.
– Точно, хотя он не называл это истерикой. Он сказал, что ему нужно сосредоточиться.
Последней пришла мать Рейвн. С нее градом лился пот. Ее волосы, словно метла, были небрежно завязаны на затылке.
– Мы обсудим это позже, – произнесла она, таща за манжету спотыкающегося ребенка.
Одинокий отец переместился поближе ко мне, освободив место на диване для опоздавших. Мать Рейвн была закутана в очередное бархатное одеяние цвета высохшей крови.
Папин малыш упорно стремился сесть прямо перед телевизором и, когда ему не разрешили, заплакал. Я сочувствующе посмотрела на него, так как вид одинокого отца и ребенка мне близок. Матери в лепешку разобьются за мужчин, беспокоящихся о своих детях. Я как-то не выдержала и с запалом спросила у папы, усаживавшего своего ребенка на качели: «Как же вы справляетесь?» Мужчине достаточно всего лишь сменить подгузник – не забыв захватить памперсы и салфетки! – чтобы женщина разразилась дикими аплодисментами и приколола на его обсопливившуюся от умиления футболку медаль папы-чемпиона. Мать, с другой стороны, способна вынести поход за покупками в супермаркет, где ее разъяренное потомство хватается за консервные банки и открывает коробки с крупой, чтобы спрятать чистые компакт-диски CD-ROM, пропуская мимо ушей мнения прохожих типа «Вы выполняете чудесную работу». Мужчины же, если они вообще ее (мать, обремененную детьми и заботами) замечают, лишь смотрят на ее крючковатые лодыжки и напоминают себе о необходимости удвоить контрацепцию (вставить пружину плюс использовать качественные презервативы).
Худая женщина меланхолично отключила шланг и налила розовую бурду в бассейн.
– Привет, мамы и папы, – произнесла она, изящно возвышаясь над нами. – Меня зовут Джеки. Сегодня я буду ухаживать за вами. – Одинокий отец с восхищением посмотрел на ее загорелое лицо и грудь. – Теперь еще немного терпения, и мы начнем снимать детей, но не в бассейне. Хотя вода теплая, мы не хотим держать их дольше, чем требуется.
– Хочу весло, – сказала Рейвн.
– Всему свое время. Итак, все довольны? – весело спросила Джеки.
– Хочу в воду, – громко произнесла Рейвн.
Джеки дежурно улыбнулась и величаво вернулась к бассейну. Она извлекла несколько кукол в натуральную величину из сумки на молнии. Они будут плавать на своих спинах, разумеется, или лицом вниз (вряд ли веселый образ маленьких красавчиков здесь уместен), но как по волшебству куклы вынырнули в правильном положении, с пустыми глазницами, как в фильме ужасов, где кукольные игрушки оживают, когда часы бьют полночь, и со зловещим покачиванием спускаются вниз по лестнице.
