Текст книги "Одиночество вдвоем"
Автор книги: Файона Гибсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Обстановка напоминала благотворительную распродажу разнообразных подержанных предметов, после того как были растасканы все лучшие экземпляры.
На окне комнаты для гостей болталось серо-голубое платье. На плечике висела бирка с надписью: «Образец: подлежит возврату». Я надела его, не снимая бирки.
– Повернись, – скомандовала Элайза.
Я ощущаю в теле какую-то вялость. Мне нужны подпорки, что-то вроде лесов.
– Сзади смотрится отлично, – произнесла она.
Гостиничный номер люкс для рождественских съемочных проб украсили топорно вырезанные зеленые блестки, возможно, чтобы создать детям праздничное настроение. Реклама предназначалась для каталога игрушек и домашних предметов: «Прямо со страницы к вам домой». Как я буду чувствовать, если Джонатан купит мне комплект кастрюль со стеклянными крышками? Такое уже случалось. Бет была разгневана, когда Мэтью подарил ей на прошлый день рождения мусорный ящик. Она уже была в предродовом периоде и рассказала мне об этом на консультации. Мусорное ведро приятно радовало глаз, насколько мусорные ведра на это способны, – блестящее с желтым оттенком с тремя бутылками шампанского «Моет». Так вот, ей не нужно было мусорное ведро, и шампанское она тоже не могла пить, так как ждала ребенка.
Джонатан и я не думали о Рождестве. Завтра его день рождения. У меня и так достаточно было проблем с этим. Под нашей кроватью спрятаны два свертка: портфель с острыми углами и массивным замком с цифровой комбинацией (хотя его нынешний портфель вполне хороший) и набор для ухода за кожей из трех предметов в черной вельветовой сумке. Продавщица могла подумать, что это подарки для моего папы.
– Нервничаете? – высоким голосом спросила женщина, чей ребенок никак не мог успокоиться, даже при виде свисающих с потолка блесток и морозных звезд.
– Нет, нам уже раньше приходилось этим заниматься.
Она посмотрела на Бена, потом на меня.
– Вы снимались в «Маленьких красавчиках», не так ли? А это знаменитый Бен.
«Знаменитый Бен» смотрел на меня с гордостью звезды и с вопрошающим выражением: «Мы будем проходить прослушивание? Они что, не знают, кто я?»
В пятницу вечером пришла не Бет, а Рози.
– Вы не против, правда? – произнесла она, сгребая Бена, одетого в спальный костюм на молнии. – Бет сказала, что хочет иногда побыть одна с Мэтью. Какое чудесное у вас платье!
Не считая пары примерок, черное платье пролежало слишком долго завернутым в ткань в темном месте, как стеклянные животные матери Бет. Оно пахло плесенью и не выглядело таким уж черным. Туфли до ужаса неудобные. Я не соответствую этим туфлям бронзового цвета.
На Джонатане светло-голубая рубашка и немыслимые черные брюки, которые, судя по всему, служат ему не для работы. Он уставился на мое платье и явно собирался что-то сказать, но не при Рози. Мы детально ее проинструктировали: что делать, если Бен не захочет ложиться в свою кроватку. «Руководство по уходу за ребенком» рекомендует выполнить испытательный пробег, когда няня находится дома, а родители «уходят», что мне кажется бессмысленным и нелепым. Ну и что в этом случае родителям надо делать? Сидеть на кухне и потягивать вино, делая вид, что они «ушли» в бар? Джонатан показал Рози, где лежат подгузники, носовые платки и «Калпол», хотя Бен был переодет и не собирался болеть. Я достала всю коллекцию его игрушек, кроме ржавого велосипеда, который принесла ему моя мама, чтобы он не чувствовал себя заброшенным.
– Вот номера моих пейджера и сотового, номер сотового Нины и телефон ресторана, – сказал Джонатан, протягивая ей листок, на котором все было написано заглавными буквами: «В ресторане “Бразилия” до девяти, затем кинотеатр “Одеон”. Фильм заканчивается в 11.15. Дома должны быть в 11.45».
– А вот и наше такси, – сказала я, стремясь смыться, прежде чем Бен ухватится за практически голую ступню матери и догадается, что я ухожу в таинственное место, где продаются спиртные напитки.
Усаживаясь в такси, Джонатан стряхнул невидимую пыль со своих бедер. Я повернулась к Рози, чтобы напомнить ей, что Бен имеет привычку мгновенно заглатывать содержимое своей вечерней бутылки и требует добавки: пусть она не спешит, делает ему перерывы и убедится, что он нормально отрыгнул. Она все это знает. Она знает больше о детях, чем я.
– Мне понравилось интервью. Вы написали так, как я рассказала, – произнесла она, стоя в дверях с Беном.
– Что ж, я старалась.
– Я только хотела поблагодарить вас, – ответила она.
Джонатан не любил есть вне дома, однако «Бразилия» не совсем обычный ресторан: это всего лишь тапас-бар, слишком сумасшедший, чтобы обращать много внимания на то, что у тебя на тарелке. Мы встали рядом с дверью с бокалами вина, там было меньше накурено. Джонатан напряженно улыбался всякий раз, когда кто-то протискивался мимо него, чтобы добраться до автомата, торгующего сигаретами. Какая-то пара поднялась из-за столика, оставляя за собой гору масляных тарелок, рваных салфеток и полную до краев пепельницу с окурками и пробками от пивных бутылок.
Мы уселись за шаткий столик. Джонатан достал бизнес-карту из бумажника, согнул ее и просунул под хромированную ножку. Однако стол еще раз опасно пошатнулся, когда он на него облокотился. Официант даже не взглянул на нас, когда принимал заказ. Компания из пяти сильно загорелых женщин рядом с нашим столиком зааплодировала при появлении огромного кувшина с красным бургундским вином и с нарезанными фруктами.
Нам было непривычно сидеть вместе без Бена. Должно быть, загорелые девушки считают, что это наше первое свидание, подумала я. Мы до сих пор были предельно осторожны. Наши предложения начинались со слова «итак». Да и вряд ли загорелые девушки вообще заметили нас, с чего бы? Джонатан взял мою руку под столом и начал ее тискать.
Через минуту я ему все расскажу. Я подожду, пока принесут заказ: мне не хочется, чтобы официант, расставляя тарелки, прислушивался, как я сообщаю Джонатану, что его сын вскоре появится на экранах национального телевидения, катаясь в тележке по супермаркету под голос сорокапятилетнего мужчины. Тебе лишь требуется улучить нужный момент, чтобы объяснить, что причиной всей этой свистопляски являются съемки рекламы родниковой воды, Автомобильной ассоциации и участие в рождественских пробах, не упоминая о возрастающей тяге состряпать еще один репортаж для рубрики «Мой секрет». Поковыряв в тарелке кальмаров-моллюсков и нечто похожее на рыбу в томатном соусе и с костями, которые никак нельзя было ожидать найти там, я выложила в ряд кости на тарелке. Загорелые девушки что-то крикнули поразительно красивому парню со светлыми волосами и с портфелем под мышкой. Он поцеловал каждую из них, прижимаясь к ложбинкам на груди.
«Джонатан, я кое-что должна рассказать тебе».
Кусочек кальмара, что-то вроде щупальца, застрял у меня в горле. Он явно не собирался сдвинуться с места, так как встал на середине пути с помощью своих присосок. Джонатан с зажатой в руке вилкой посмотрел на меня. Блондин тем временем шутливо массировал плечи самой горластой девушки. Их кувшин был уже пуст. Три из них закурили, сделав быстрые, неглубокие затяжки.
– Не знаю, как и начать, – произнесла я.
Джонатан быстро моргнул и положил свою вилку.
– Ты про дом. Ты им недовольна. Не хочешь переезжать.
Около нашего стола появился официант.
– Можно убирать? – спросил он, имея в виду блюда, к которым мы едва притронулись.
– Да, спасибо, – ответил Джонатан.
– Еще что-нибудь хотите? – Ставя наши тарелки на поднос из нержавеющей стали, он разглядывал загорелых девушек.
– Нет, спасибо, – ответила я.
Горластая девушка поманила официанта, размахивая пустым кувшином.
– В любом случае дом продан. В конце концов, они приняли другое предложение. Я позвонил Гари и узнал. Он сейчас ищет что-нибудь поближе к городу.
Насколько близко? Лучше уж обосноваться в Мармелад-ленде, чем в воображаемой сельской местности чуть поодаль от Северной кольцевой дороги.
– Дело не в доме, – сказала я, раздумывая, вылезет ли наружу щупальце, пройдет ли вниз или его будет извлекать тот врач из больницы, которому на вид можно дать девять лет.
– Ты не хочешь еще одного ребенка. Ладно, возможно, еще слишком рано. Пока что надо подумать о свадьбе.
Он выглядел подавленным. На фоне светло-голубой рубашки его шея была невероятно красной. На челюсти темнела ссадина от бритвы. Джонатан теребил ножку бокала, одновременно пытаясь стереть пятно от мясного соуса с манжета.
Кто-то вошел в ресторан «Бразилия» и, увидев меня, бросился навстречу в своем огромном, тёмно-синего цвета платье, которое свисало с шеи до лодыжек без видимых швов или формы. Я увидела рядом с собой лицо «войлочной мамы» и услышала ее громкий голос: «Нина, извини, что не звонила. У него была инфекция на груди. Я думала, что это от влажности. Я начала производство бумаги, и в квартире повсюду стоят ведра с древесной массой». Она выжидающе посмотрела на Джонатана.
– Это Джонатан, мой жених, – хрипло произнесла я, безуспешно пытаясь вспомнить ее имя. Начинается ли оно с буквы «Ф» либо «X» или так начиналось имя ее ребенка?
Она протянула руку, и Джонатан пожал ее.
– Шарлота, – сказала она, смущенно окинув взглядом мою одежду, прежде чем пройти в центр зала ресторана «Бразилия».
Мы заплатили и допили вино. Пока мы шли, Джонатан держал меня за руку. Мне казалось, что я слишком для этого старая. Мы остановились у окна магазина домашних принадлежностей, где продавались лампы в форме шара и изящные столы, спроектированные для отдельных детских комнат.
– Это все из-за свадьбы? Мы можем ничего не устраивать, если ты не хочешь.
Но голова моя была занята Рози. Она приятно изогнулась на нашем кожаном диване, быстро переключая телеканалы, время от времени заглядывая в спальню, чтобы узнать, все ли в порядке у Бена?
– Странное чувство гулять вдвоем, как сейчас. Такое у нас впервые, правда, с тех пор, как появился Бен? – произнесла я.
Рука Джонатана на оголенной части моей спины. Я чувствую ее через тонкую куртку.
– До тех пор, пока все это длится, – ответил он.
– Я действительно хочу выйти за тебя замуж.
Для всех, кто ходил в кино, во всяком случае шесть месяцев назад, оно не было главным в жизни. Мы никогда не ходили в кино вместе. Интересно, сумеет ли Джонатан высидеть до конца, пока не зажгутся огни, или начнет есть, как только они погаснут. Я считаю его полноценным зрителем, а не поглотителем хот-догов, попкорна и газированных напитков.
Перед началом покрутили отрывки из фильмов, о которых я никогда не слышала, с ведущими актерами, должно быть очень известными, судя по весомым откликам. Я должна была знать о них, быть в курсе всех сложных перипетий их частной жизни и все это хранить в своей голове. Ведь я журналистка. Однако знаменитости не являются сферой моей деятельности. Я беру интервью у обычных людей, жизнь которых намного причудливее, чем актерская. Без этого у меня выходит одна ерунда.
Существуют коммерческие программы. Фотомодели, подобные газели, этакой девушке, с которой работает Элайза. Она сейчас где-нибудь на море и пьет какой-нибудь напиток из персиков. И я могла бы там быть (несмотря на то, что мои ноги чуть пообъемистее), если бы Джонатан так не зациклился на этих гостиничных услугах «Ночлег и завтрак». Я предложила ему попкорн, но он отмахнулся.
Перед фильмом крутили рекламные съемки продуктов для ванны и душа. Ватага детей плескалась в надувном бассейне. Черты лица показали крупным планом: широко раскрытые глаза с влажными ресницами, булькающий беззубый рот. Теперь ребенок стоял по пояс в воде, поддерживаемый плавающим сиденьем в форме утки. От его удара кулаками по воде разлетались брызги. Потом он поднес руку ко рту и облизал палец. Изображение застыло.
«Маленькие красавчики». Потому что мы заботимся о вашем ребенке так же, как и вы.
После рекламного ролика начался фильм. Кевин Спейси живет в каком-то провинциальном американском городке. Буквально с первых кадров нам дали понять, что должно произойти что-то ужасное. Очень сексуальная юная девушка кружилась в танце под попурри. И разумеется, тут присутствовал неуравновешенный юноша-забияка. Почему-то мой попкорн казался на вкус одновременно и соленым, и сладким. Во рту один из кусочков попкорна уменьшился до твердого зернышка, но явно не хотел таять полностью. Второй раз за сегодняшний вечер я не могла глотать. Зернышко так и оставалось у меня за щекой, твердое, как камень.
Мне никак не удавалось следить за сюжетом. Кевин Спейси был готов увлечься девушкой, танцующей под попурри, но у меня перед глазами стоял образ ребенка, держащегося за сиденье в форме утки. Малиновый гель для ванны. Гель на основе киви и папайи для тела и волос. Даже кондиционер. Тем временем жена Кевина Спейси влюбилась в агента по недвижимости из конкурирующей фирмы. Он намного вульгарнее в своих лучших костюмах, чем Гари. Мы вышли из кинотеатра и услышали, как кто-то позади нас пробормотал: неудивительно, что он завоевал все эти «Оскары».
На улице моросил дождь. Мне показалось, что мое платье село; оно сильно врезалось в мои плечи. В кино я расстегнула туфли, но теперь была вынуждена снова их застегнуть. Они тоже сели. Джонатан остановил черное такси. Я уселась рядом с ним, бросив неодобрительный взгляд на свои колени.
– Что ты думаешь? – спросила я с надеждой.
Он смотрел в окно. Тротуары кишели людьми в хорошем настроении – для многих ночь только начиналась.
– А ты как думаешь, что я думаю? – в ответ произнес он.
Глава 16 ПРИСТУП ГНЕВА
Рози лежала на ворсистом кремовом коврике, растянувшись на животе, словно загорала. Она читала журнал «Ин хаус»: он был открыт на странице, рассказывающей о современной аранжировке цветов (не мешайте свои цветы – стремитесь к одному виду, как эти гиацинты, расставленные в незатейливой прямоугольной вазе).
Джонатан сразу направился в спальню: у папы естественная реакция проверить, как там ребенок. Не потому, что он вне себя от ярости на невесту или что-то случилось.
Рози, наблюдая за его уходом, посмотрела в сторону спальни.
– Понравился фильм? – спросила она, выпрямляясь. На ней джинсы и плотно облегающий свитер. Ее духи источали аромат меда.
– Замечательный, – как-то неубедительно прозвучал мой голос.
– И о чем там было?
Я смогла вспомнить лишь девушку, танцующую под попурри. Название фильма я забыла. Я помню только рекламный ролик с ребенком. Смеющийся, сосущий палец ребенок, который теперь крепко спал, правильно выпив свою вечернюю бутылочку.
– В общем, странная история…
Я хотела, чтобы она ушла. Она встала медленно, казалось, вечность надевала потертую хлопчатобумажную куртку, просовывая ленивыми движениями руки в рукава. Потом погладила свою стройную шею, словно убеждаясь, что она не вялая и не такая короткая, как у меня.
– Спасибо за вечер, – сказала я и полезла в сумочку за деньгами. Там я нашла пригоршню бумажек: чеки из гастронома, направления на съемки рекламы родниковой воды плюс телефонный номер фотографа, которого рекомендовала Ловли, чтобы сделать фотографии Бена для его личной карты фотомодели. Мне надо было иметь снимки в течение следующих двух недель, чтобы успеть к предельному сроку издания весенне-летнего справочника по фотомоделям.
У меня в сумке было 27 пенсов. У Джонатана было полно наличности, но он все не появлялся из спальни. Может быть, он уже разделся. Выходит, после его дня рождения я должна расплачиваться за работу, а он будет спать? А как там с его подарками?
Рози посмотрела на меня с улыбкой и произнесла: «Это просто услуга. Мы весело провели время. Как-нибудь угостите меня кофе».
Джонатан принимал ванну, и вода из кранов лилась вовсю. Я могла бы сделать вид, что речь идет не о Бене: разве все дети не кажутся одинаковыми, особенно голышом? Если бы Джонатан извинился и пробормотал: «Я подумал… только какой-то момент… Какой же я был дурак?» Но он знал. Когда ты на пятьдесят процентов ответствен за генетический вид ребенка, тебе совершенно ясно, чье глазное яблоко смотрит на тебя с двадцатипятифутового экрана.
Я слышала мягкое шуршание полотенца о пол ванной, пока Джонатан вытирался. Обычно он вешал его между хромированными вешалками для полотенец. Потом в спальне послышались шаги. Раз дался щелчок выключателя у прикроватного светильника. В гостиной я сняла черное платье и бросила его на пол, скинула туфли бронзового цвета, которые оставили отпечатки на моих ногах, как будто я их и не снимала, правда помятого розового цвета. Убедившись, что Джонатан спит, я легла рядом с ним.
Джонатан ушел еще до того, как проснулся Бен. Так рано, даже семи не было. Он пошел не на работу: по субботам он не работает. По субботам мы ходим на рынок за овощами и готовим Бену питание на неделю вперед. Я занимаюсь резкой зелени и чищу ножи овощерезки. Я довольно хорошо с этим справляюсь. Черт возьми, если он вздумал так реагировать на столь безобидное купание в пене для рекламной съемки, я могу обойтись и без него. Кто делает собственное детское питание? Бет или, вернее, этим занимается Рози? Ни у кого другого нет ни времени, ни терпения. Что случится, если Бен наконец попробует питание заводского приготовления? Он что, придет в бешенство, подобно ребенку, который никогда не пробовал ничего слаще диджестива и с чавканьем съедает шары из безе с торта ко дню рождения раньше, чем зажгут свечи?
Мне не терпится проверить эту теорию. Пока Джонатан где-то болтается, держа на меня обиду, я куплю баночки с детским питанием и напитками с максимальным содержанием сахара и аспартама. Посмотрим, что он об этом думает.
Бен хныкал и тянулся вверх, ухватившись за перекладины детской кроватки. Он тянулся туда, где должен был стоять Джонатан. Его губы недовольно кривились. Надо отвлечь его от мысли, что Джонатана нет. Интересно, как это дети понимают, что по субботам папа должен тут стоять? Я снимаю с него ночную одежду, весело напевая, чтобы показать, что все у нас прекрасно, как обычно, и просто-таки потрясающе.
Бен сидел на новом высоком стульчике, последнем приобретении Джонатана, который недавно обмолвился, что скоро квартира обретет свой нормальный вид.
– Когда Бен будет достаточно большим, чтобы сидеть на настоящем стуле, мы сможем убрать эту штуковину с глаз долой. До следующего раза, – добавил он.
Я не стала упоминать, что моя мать во время распродажи купила пластмассовый аппарат на колесах для детей в форме огромного пирожка. Джонатан считает, что такая хитроумная штуковина наносит непоправимый вред развитию конечностей ребенка.
К середине утра я обнаружила, что сотовый телефон Джонатана отключен и что он не пошел разговаривать о делах шафера с Мэтью.
– Вы что, поругались? – спросила Бет под отдаленный звон посуды.
– Да нет, ничего. Возможно, он сказал, что ему надо что-то сделать, а я могла не услышать.
– Свадебная нервотрепка. Он, вероятно, пошел прогуляться и поработать над своей речью.
Однако Джонатан не ходит гулять ради удовольствия. К тому же мы решили не произносить никаких речей. Он собирается поблагодарить наших гостей и владельцев ресторана Фокс, убеленную сединами пару, а также сказать несколько слов о Бене. Билли все еще грозился изобразить что-нибудь на своем аккордеоне. Элайза была довольна тем, что нашла соответствующий головной убор, и позвонила, чтобы узнать, все ли у меня в порядке с диадемой, и уверить, что она не перещеголяет меня своим сверкающим головным убором. Прямо сейчас она могла бы показаться со своим канделябром на голове.
Подарки Джонатана на день рождения все еще валялись под кроватью. Я подумывала отвести Бена поплавать, однако мне претила пустая болтовня в раздевалке. Я могла бы оставить его в игровом центре и попытаться раскрутить кого-нибудь на настоящее интервью «Мой секрет», но вместо этого набрала телефонный номер Элайзы. Услышав щелчок автоответчика, я вспомнила, что она должна вернуться из Ниццы не раньше сегодняшнего вечера. Поездки Элайзы стали такими привычными, что она редко когда напоминала о них. Хотя одна поездка взволновала ее, так как с ней отправлялся Дейл. Она ангажировала Грега на съемки, а Дейл просто оказался его ассистентом.
– В любом случае я должна была быть с Грегом, – объяснила она.
Позвонила Ловли и, извинившись, что беспокоит меня в субботу, произнесла:
– В среду намечается нечто ошеломляющее. Ты свободна?
Сниматься должен был Закари Маршалл, но он схватился рукой за дверцу стиральной машины, нагретой до температуры девяносто градусов, бедное прелестное дитя. Его мать пыталась удалить грязные пятна с пеньюара.
Я постаралась выразить сочувствие, как будто знала Закари и беспокоилась о его руке в пузырях. Бен слегка стучал по столу высокого стула резиновой ложкой, выражая такой находкой неодобрительное отношение к разговору матери по телефону.
Рука вздулась и забинтована. Я прокрутила рекламу «Маленьких красавчиков» и клипы в супермаркете, и они хотят, чтобы Бен занял его место.
Я направила полную ложку в рот Бена, который он плотно стиснул в знак протеста против того, что его мать говорит по телефону.
– Не подумай, что Бен второй по рейтингу, просто я не стала записывать тебя для этой работы, потому что не хотела перегружать Бена. Но если ты можешь…
– Я могу, – ответила я, быстро записывая время и место в маленькую разлинованную записную книжку, которую держала за молочной смесью в буфете. – Что за работа? – с запоздалой реакцией спросила я.
– Это входные титры нового ролика о завтраках. Его лицо будет накладываться на вареное яйцо.
– Надеюсь, они не будут колотить по нему чайной ложкой.
В телефонной трубке раздался смешок.
– Не беспокойся. Уверена, все будет сделано со вкусом.
К обеду квартира стала напоминать вонючую коробку, в которой трудно дышать. Сколько времени будет продолжаться плохое настроение Джонатана? Я не искусна в этом. Я снова попробовала дозвониться до него на сотовый, потом решила поговорить с Констанс. Ее лицо маячило у меня перед глазами. Я понимала, что наша размолвка ее только обрадует… Я с треском бросила трубку. Бен сердито посмотрел на меня.
– Забавно, да? Может, поиграем в твои кубики? Или поваляемся на коврике? – предложила я ему.
Его глаза незаметно повернулись к входной двери.
Я поняла, что надо делать. Я подготовлюсь к приходу Джонатана, сделаю все наилучшим образом. Я буду настоящей женой. Приготовлю заранее обед. Поваренные книги Джонатана аккуратно стоят в буфете. Я выбрала книгу с названием «Простой ужин для друзей». Ужин когда-то означал кукурузные хлопья или, возможно, подрумяненный хлеб с джемом перед сном, но не еду в полном смысле этого слова. В книге каждая глава была озаглавлена одним словом: «Сыр», «Картошка», «Овощи». Даже самый простейший рецепт, казалось, требовал определенных ингредиентов, которые мне придется привозить с другого континента или на худой конец получать по почте.
Я вспомнила, что во время отпуска в Корфу мы ели нечто особенное с Элайзой. Цыпленка в спиртовом соусе и с кусочками фруктов. Может быть, с ромом и апельсинами. У нас был ром «Гавана Клаб», который я захватила в квартиру Джонатана вместе со своими потрепанными книгами в бумажной обложке, каким-то образом сохранившимися после того, как он избавился от моих вещей. В холодильнике оказались также и цыплята, оставшиеся после пикника с барбекю. Джонатан переоценил аппетиты наших родителей. Я поставила их размораживаться. Бен старался вылезти из высокого кресла, заинтригованный шипением микроволновой печи.
Может быть, мне надо было разрезать на куски цыпленка, как это делал Джонатан, чтобы ароматный соус пропитал их. Я схватила нож для хлеба и начала резать бедрышко. Мясо поддавалось с трудом. Я надавила сильнее, ухватившись за бедрышко, но нож соскользнул и врезался между моим большим и указательным пальцами.
Я смыла кровь с цыпленка и попыталась разделить его. Однако порез оказался глубоким и стал кровоточить еще сильнее. В аптечке был перевязочный материал, но ничего такого, чем можно было бы его закрепить. Бен, который до сих пор смотрел с восхищенным интересом на мою стряпню, стал с воплем требовать, чтобы его освободили.
Я вынула его, кровь текла по моему предплечью и капала на его распашонку. Его лицо перекосилось, и он заплакал так громко, что своим воплем мог привлечь жалостливый взгляд быстро удаляющегося от нашей квартиры прохожего. Наконец его рыдания перешли в икоту. Ножницы: вот чем пользуется повар. Держа Бена одной рукой, я нашла в аптечке ножницы. Джонатан использовал их, чтобы подравнять челку Бену. Я боялась, что это могло придать слишком аккуратный вид ребенку и сорвать съемки в супермаркете.
Я закрепила повязку самоприклеивающимися ежиками, которые взяла из детской книги с наклейками. Я считала, что Бен был слишком маленьким для стикеров, но Бет сказала: нет, они помогут ему развить его моторные способности. Мод могла уже сама извлекать стикеры из книги.
Цыпленок был разрезан на уродливые полоски и полит ромом. Я снова усадила Бена в его высокое кресло, так что он мог следить за ловкими движениями ножа, пока я резала банан и апельсин. Когда я открыла дверку духовки и поставила туда блюдо, он радостно замахал руками. Да, его мать умеет готовить. Именно так все и должно быть. Если бы она росла без излишней любви к телефону, жизнь была бы и в самом деле чертовски прекрасна.
Теперь я чувствовала боль в руке, кровь выступила на повязке. Каждые полчаса я проверяла блюдо с цыпленком. Все было в порядке. Я позвонила Джонатану. Бен, увидев, что я снова пытаюсь совершить телефонное хулиганство, уцепился за край моих джинсов. Автоответчик Джонатана сработал. Но в этот момент завопил Бен, саботируя всякую надежду оставить сообщение.
Спустя некоторое время цыпленок выглядел полностью прожаренным, хотя казался все еще худосочным и сырым. Я подумала, а что, если это ром и фрукты сделали цыпленка плотным и придали ему более аппетитный цвет. Банановые дольки плавали сверху. Я нашла свечки под мойкой и поставила их в зеленые стеклянные подсвечники. Однако не стала зажигать их – зачем они будут мерцать напрасно до его прихода домой.
Я накрыла два прибора, посмотрела, нет ли грязных пятен на бокалах. Бен с мрачным видом выпил свой чай. Даже в ванной он не проявил своего обычного энтузиазма. Он просто положил раскрытые ладони на поверхность воды и смотрел, будут ли они держаться на ней.
Я убавила газ в духовке. Уменьшение температуры не приведет к увеличению бактерий? Не хочу, чтобы плюс ко всему Джонатан еще и отравился. Я выключила духовку, воображая, что, когда он появится, я смогу похвастаться своим созданием на конфорке.
Я расположилась на большой кровати, а Бен лежал поперек моих коленей и сосал вечернюю бутылочку. Когда наконец стемнело, я развернулась и улеглась вдоль кровати, убаюкиваемая размеренностью его дыхания.
Я привыкла к запущенной квартире Элайзы, но никогда не осознавала, как это потенциально опасно: я привела уязвимого сына в опасное место. Красные линии пунктиром отмечали опасные объекты: зазубренный нож лежал поперек доски для резки хлеба, валявшейся на диване, – свидетельство спешно приготовленного завтрака. Мощный штатив был прислонен к холодильнику. На табуретке стоял электрочайник, который вот-вот должен был закипеть. Элайза пыталась дотянуться до него, перешагнув через открытый чемодан, забитый одеждой типа бикини. Она приветствовала меня и мою забинтованную руку крепким объятием с кокосовым запахом.
Она приготовила чай. Дети с нижнего этажа громко орали. Бен исследовал гибкий электрический провод хромированной стандартной лампы. Повсюду установлены незащищенные розетки, способные пропустить миллионы вольт через хрупкое тело моего сына. На Элайзе был надет кусок черного шелка, возможно, халат, а на губах оставались следы рыжевато-коричневой губной помады, нанесенной, как минимум, двенадцать часов назад.
– Что ты думаешь? – спросила она, делая маленькие глотки горячего черного чая.
– Возможно, дело в его матери. Но он бы не стал, нет, он ничего ей не скажет.
Она подула в кружку.
– Должен быть кто-то, к кому он пошел. У него есть друзья?
Я пожала плечами.
– Есть Мэтью и Бет, но я им звонила. Может, Билли, его старый школьный друг.
– Именно там он и должен быть. С кем-то, кто действительно его знает.
Я могу представить ответ Билли: «О, жена. В чем дело? Подумай, сколько денег будет загребать ребенок. Это шутка. Где твое чувство юмора?» И он попробует поднять настроение Джонатану рассказами о своих самых последних приключениях, связанных с выпивкой, типа того, как он заснул с сигаретой и был разбужен обозленным пожарником, выбивающим его входную дверь.
Нет, вряд ли он у Билли.
Элайза сделала слабую попытку привести в порядок неряшливо висевшие на кресле платья. Электрокамин бросал слабый желтоватый свет. Бен выполз откуда-то из-за дивана с расческой, забитой спутанными волосами, и стал лизать ее.
– Он объявится. Чтобы так исчезнуть – это просто острая реакция. Некая уловка, желание привлечь внимание и заставить себя искать.
– Я должна была сказать ему с самого начала.
Элайза обмотала вокруг себя свой балахон.
– Именно это и сводит его с ума. Обман. Не сама работа фотомодели.
– Могу я остаться? – неожиданно спросила я.
Она взглянула на Бена, который с любовью смотрел на каминный огонь. Она вспомнила, как однажды, давно, во время мимолетной сексуальной встречи ее любовник визжал на полу, якобы в состоянии экстаза. Элайза была вне себя от радости при виде его восторга, пока не заметила, что большой палец его ноги зажат между перекладинами камина.
– Ненадолго. Он вернется. Ему надо остыть, – добавила я.
В гостиную пробрался кот Элайзы и направился к подоконнику в холле. Я не любительница кошек и не выношу их выкрутасы с выпущенными когтями на своих коленях. Такое поведение вы не потерпели бы от приятеля, не говоря уже о животном с рыбьим запахом. Зачарованный видом кота Бен, весь подобравшись, пополз за ним.
Дверь спальной комнаты Элайзы была открыта, и из нее показался Дейл в тесно облегающих полосатых брюках, являя собой чрезмерное изобилие бледной мужской плоти.
– Эй, я так и думал, что у нас гости, – произнес он и отшатнулся от высоко задранной и сильно вонючей задницы Бена.
Кот утихомирился.
– Пойду оденусь. Налей себе чаю, – сказала Элайза и направилась в спальню в сопровождении Дейла: брюки прилипли к его ягодицам, как пластиковая пленка.
Я покормила Бена на крыше дома, где отсутствовали розетки и кипящие чайники. Он увлеченно жевал банан. Удобная все-таки вещь – банан: аккуратно упакован, легко разминается. Интересно, подумала я, дети и в самом деле ценят свежую зелень, которую используют для их питания? Что они получают в матке? Непрерывно льющуюся неидентифицируемую жидкость, поступающую по кожаной трубке. Потом они родятся и вот уже едят папайю, манго. Говорят даже о запеканках с большим количеством яиц.
