Текст книги "Одиночество вдвоем"
Автор книги: Файона Гибсон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
– Надо жестче, – вмешалась «войлочная мама». – Вставь: «Уничтожьте испражнения. Владельцы собак должны убирать за своими домашними животными, в противном случае их ждет штраф в размере…».
– Мы не можем штрафовать их. Мы не полиция, – произнесла Бет.
Мод издала пронзительный вопль, словно ее укусили. Бет понесла ее на кухню, показывать наши банки с мучными изделиями.
– Посмотри, «Тальятелле. Макароны. Спагетти», – умиротворенным голосом произнесла она.
На Мод это не подействовало, и она продолжала недовольно скулить. Мальчику Феб было два или три года. Мне только не хватало иметь дело с детьми более старшего возраста. Он с интересом изучал содержание комода, в котором лежало коварное кухонное оборудование.
– Ты обезопасила комод от детей? – спросила Бет.
– В этом нет необходимости. Он еще не скоро начнет лазить.
– Он что, даже не пытается? Я знаю, ему только четыре месяца, но Мод столько же, и она отчаянно пытается двигаться. Патронажная медицинская сестра просто глазам своим не поверила, увидев, как девочка развита и настойчива. С другой стороны, мы много работаем с ней.
Я посмотрела в гостиную, где Бен сосал ухо черного, без лица, медведя, подаренного Элайзой.
– Может быть, ему нужны более стимулирующие игрушки, – предположила Бет.
Ребенок Феб тем временем вынул игрушечное такси из своего хлопчатобумажного кармана и резко ударил им в дверь нашей духовки из нержавеющей стали. Я не знаю, тактично ли ругать чужих детей, поэтому я произношу шепотом: «А ну, не делай этого».
Мод, на которую наши запасы макаронных изделий не произвели особого впечатления, извивалась в очень длинных руках Бет.
– У тебя есть рисовые лепешки? – спросила она. – Хочу дать ей погрызть.
Я выудила открытый пакет не совсем белых лепешек, надеясь, что Бет не заметит, все они искривились. Ребенок Феб открыл дверцу духовки и уложил свое такси на сетчатую полку.
– Это духовка, там горячо, – предупредила я.
Он начал вертеть ручки, стараясь включить все пять конфорок и подвергнуть нас газовой атаке. На часах 10.27 утра. Никто, кроме Бет, которая обходится лишь обыкновенной горячей водой, не отказывается отравить свои внутренности моими «свежевыпеченными» подношениями, запивая их кофе. Отсюда и понятие «утренний кофе». Если бы Элайза вдруг ворвалась ко мне домой в перерыве между двумя свиданиями и переодеванием юбок, я сказала бы, что эти женщины свалились как снег на голову и стали кипятить чайник.
Это было почти правдой. Они не друзья, это точно. Нас объединяет образ жизни: полотенца для задниц, дозатор молока и огромная жажда общаться со взрослыми людьми.
– Могу я кое о чем спросить тебя, Нина? – произнесла Бет. Сегодня она выглядела особенно слащаво. Ее челка и лоб слились в лоснящуюся пленку. Она погладила круглый отложной воротник своей сверкающе-розовой блузки.
– Выкладывай.
– Джонатан – романтик?
– Это зависит от того, что ты имеешь в виду. Он заботливый, – ответила я. Но, вспомнив предыдущую ночь, добавила: – Большую часть времени.
Бет отломила кусочек мягкой рисовой лепешки.
– А Мэтью – нет. Не как раньше. Обычно он покупал мне подарки без всякого повода, во время обеденного перерыва. Небольшие вещицы, которые ты никогда не покупаешь сама: духи, кружевное нижнее белье с подвязками для чулок. Подумать только, в то время он все еще принимал меня за свою любовницу, ты понимаешь?
– Понимаю, – солгала я. Мы с Джонатаном не заботились об этих пикантных деталях, связанных с подарками. Его единственным подарком, сделанным безо всякого повода, была коварная сперма, под водопад которой попала моя яйцеклетка. По меньшей мере это было спонтанно.
– У тебя было чувство, что им на это наплевать? – спросила Бет.
– Кому «им»?
– Нашим мужчинам. Нашим вторым половинам.
– Сейчас все по-другому, – ответила я, как будто я разбираюсь во взаимоотношениях. – Сейчас меньше времени, чтобы…
– Расскажи мне об этом, – выдохнула она.
– Вам не кажется, что включен газ? – спросила «войлочная мама».
Я выключила конфорки. Ребенок Феб, которому удалось вынуть бутылку из стойки для вина, заработал подзатыльник от своей матери.
– Так можно повредить ему голову, – сделала замечание Бет. – Ты посылаешь сигнал, что бить – это в порядке вещей. Ты выступаешь за физическое насилие.
Прежде чем Феб прибегла к более действенным силовым методам, я отвлекаю Бет установкой для обработки подгузников.
– А я считала, что у вас с Мэтью все хорошо. Вы всегда куда-то ездите, ведь так? И недавно вы где-то были. Мы с Джонатаном никогда никуда не ездим.
– Что? Ты о Сомерсете? – она усмехнулась. – Это было в выходные. Коттедж, который он забронировал, оказался отвратительным, и мы заказали номер в гостинице, экологически чистой для детей, со всеми удобствами. Ну, приезжаем, все чудесно.
– Тогда в чем дело?
– Мы укладываем Мод в кроватку – прекрасная кроватка с лоскутным одеялом – и выходим пообедать, однако устройство приема детского сигнала не работает. Я бегу назад в спальню, твердя «Хелло? Хелло?» в устройство и, естественно, Мэтью не слышит меня.
– Вы обедали в номере? – спросила я.
– Нет, в отвратительном конференц-зале с блестящей доской, на которой можно было писать и стирать, где были только я и он с потрескивающим устройством для контроля за ребенком. И знаешь, что? – Голос ее задрожал. – За все время обеда мы не произнесли ни единого слова.
– Это хорошо, – заметила «войлочная мама». – Я всегда отношусь с подозрением к парам, которые без конца трещат о том, как у них все хорошо. Достаточно спокойно сидеть, быть вместе, и уже одно это прекрасно.
– Мы не были вместе. Нам нечего было сказать. У нас иссякли слова. Ничего не осталось, кроме: «Я тебе говорил, что вытяжной зонт не работает?» и «Не забудь вынести мусорное ведро».
Ее голос перешел на крик. Я вдруг подумала, что была не права, когда отвергала кофейные утренники, считая их скучным сборищем для одиноких. Если есть потребность, то говорить можно о чем угодно.
– И чем закончились выходные? – спросила я.
– Мы закатились в сельскую пивную. Лошадиная сбруя и все такое из крестьянской жизни. Сельскохозяйственные рабочие с большими руками.
– Было лучше?
– Да, пока не включили телевизор – Мэтью раньше не любил его. У нас никогда не было телевизора, пока между нами не возникла эта молчанка. Теперь каждый вечер он только и делает, что жестикулирует руками, чтобы я молчала и не отвлекала его от очередной дурацкой телевикторины. Короче, в тот вечер в пивной он не проявлял никакого интереса поговорить, как это делают два взрослых человека. Я встала и вышла. Он не побежал за мной, и что ты думаешь? В нашем гостиничном номере я столкнулась лицом к лицу с какой-то глуповатой сиделкой с кипой журналов для подростков, – оглушительно произнесла она.
– Это ужасно, – сделала вывод «войлочная мама».
– Может быть, тебе нужно сменить обстановку? – предложила я.
– Что, как в Сомерсете?
– В общем, ты уже дошла до ручки. Может быть, тебе нужна дополнительная помощь.
– Нужна. Ребенок – это совсем не работа от сих до сих, не так ли? Тут надо крутиться все двадцать четыре часа. Бесконечная круговерть. Даже когда они спят, тебе приходится готовить еду для следующего кормления и стерилизовать игрушки и стирать махровые подгузники.
– О, ты пользуешься махровыми подгузниками? – спросила «войлочная мама». – Я попробовала и решила, что с ними не будет никаких хлопот. И в самом деле, с ними проще, чем с разовыми подгузниками: не надо бодрствовать по ночам, беспокоиться о мусорных ящиках.
– Я знаю, что если все одноразовые подгузники связать концами, то ими, возможно, можно было бы обхватить весь Земной Шар, – произнесла Бет.
– Что ж, мне очень жаль, но откуда мне взять время, чтобы кипятить, развешивать эти чертовы подгузники на веревке? – ответила «войлочная мама».
– Как вы делаете с войлоком, – подсказала я.
Она удивленно посмотрела на меня.
– Войлок не надо кипятить. А вытяжной ворс я убирала в контейнер. Так что я избавила себя от лишней работы, а значит, как мать – я лучше. Одноразовыми подгузниками я делаю планету более экологически чистой.
– По крайней мере, вы используете отходы в своей работе. Нет совершенных людей. Нельзя успевать делать все. Поэтому мы и берем помощницу по хозяйству, – произнесла Бет.
Трехэтажный особняк Бета и Мэтью блестел и выглядел более ухоженным, чем наша квартира. И в самом деле, я стала замечать, что стандартное оборудование у нас дома поизносилось. Рабочие поверхности засыпаны крошками. Джонатан перестал включать посудомоечную машину сразу после каждой еды.
– Тебе нужна помощница по хозяйству? – спросила я Бет.
– Я не говорю, что нужна. Речь идет просто о помощи. Я не могу делать все это одна.
– Что говорит Мэтью?
– Ничего не говорит. Агентство направило мне семь девушек. Все приятные иностранки, которые рады шансу жить в цивилизованной стране, и от меня требуется лишь выбрать одну из них.
– Откуда они родом?
– Из какой-то захолустной восточно-европейской страны. Там мороз, и у них нет денег.
– Значит, ты не сказала Мэтью?
– Его это не интересует. Как бы там ни было, это будет сделано и забыто, прежде чем он вмешается.
– Не стоит иметь секреты от своего партнера, вы утрачиваете супружескую интимность, – недовольно произнесла «войлочная мама».
– Это точно, – ответила я.
– С тобой все в порядке, – раздраженно произнесла Бет. – Ты ничего не стала бы скрывать от Джонатана. Достаточно посмотреть на тебя. Хорошо одета, на тебе красивый розовый кардиган. Кстати, у него когда-нибудь отрывалась пуговица? Прекрасная квартира, даже питание для ребенка сама делаешь.
– Потрясающе, – сказала Феб, удерживая своего малыша, собиравшегося провести рукой по нашей терке для сыра. – Ты растираешь вручную или с помощью кухонного комбайна?
Я налила в ее кружку еще кофе, довольная, что помолола хорошие кофейные зерна Джонатана. Сквозь галдеж раздался возглас женщины с прожилками на веках:
– Нина, звонит телефон, послушать?
– Пожалуйста.
– Кто-то назвался… я не совсем поняла. Говорит, здесь все чудесно. Я ответила, что здесь тоже все чудесно.
Я схватила телефон и убежала в холл.
– Боже, у тебя там весело. Что, вечеринка? – спросила Ловли.
– Да так, несколько друзей.
– Твои мамы и ваша общественная жизнь. – В телефонной трубке раздалось мягкое постукивание, должно быть жемчужного колье. Я представила ее одетой в платье желто-оранжевого цвета. – Короче, тут намечается проба на коммерческие съемки. Бен был бы идеален. Но надо ехать прямо сейчас. К половине четвертого. Сможешь?
Неожиданно передо мной выросла «войлочная мама». Вид у нее был взволнованный и болезненный.
– Извините, Нина, но мне очень надо зайти в ванную комнату. У меня здесь внутри уже целую вечность что-то происходит, вызывая ужасные урчания. Вы не сердитесь?
Глава 10 CЛЁЗЫ И УТЕШЕНИЕ
Когда последняя из любительниц утреннего кофе ушла, чтобы посетить кружки по интересам, я поймала свое отражение в зеркале спальной и вспомнила предупреждение Ловли: мать обязана безупречно выглядеть. Я вспотела в розовом кардигане, а во рту были остатки овсяного печенья.
Джонатан скрючился в ванной, губы свела кривая гримаса.
– Как самочувствие? – спросила я.
– Как я выгляжу?
Давно я не видела Джонатана голым. У него были нежные, немного женственные плечи, а грудь покрывал блестящий пушок светлых волос. Хоть он и не занимался физическими упражнениями, находился тем не менее в неплохой спортивной форме. По крайней мере, брюшко у него отсутствовало.
– Ты хорошо выглядишь. – Мне было жалко смотреть на него. У меня было мало возможностей напиться, и я больше года не испытывала похмельного состояния. Были времена, когда и дня не проходило без этого отвратительного ощущения. Теперь же для меня было нормальным чувствовать, как мой пустой и проспиртованный желудок нуждался в яйцах, пуховом одеяле и темноте.
Интересно, стоит ли сбегать и купить ему настой чертополоха на молоке, который, по словам Бет, полезен для печени. Ей промывать желудок не надо: она пьет только в Рождество и то разбавленное водой вино. Я подозреваю, что ей доставляет удовольствие лишь приятный звук льющегося вина.
У Элайзы имелись и получше средства от похмелья. По утрам, когда ее всю трясет, она начинает рыскать по Интернету и пробовать рекомендации вроде какого-нибудь супа с говядиной быстрого приготовления с капелькой водки или рассчитывает отыскать редкое и, несомненно, эффективное средство, приготовленное из высушенного бычьего члена. Я решила не говорить об этом Джонатану.
– Ты в состоянии присмотреть за Беном, пока я приму душ и переоденусь?
– Посади его в детское автомобильное кресло, там ему будет хорошо.
– Потом я его возьму, и ты сможешь остаток дня потратить на лечение.
Я ждала от него благодарности. Но услышала лишь: «Хорошо».
К тому моменту, когда я встретилась с Элайзой, времени оставалось в обрез, надо было поспеть на съемки к половине четвертого. Однако мне очень хотелось сделать модельную стрижку. Элайза внесла меня в расписание своих основных пиаровских встреч с фотомоделями с таким расчетом, чтобы я смогла привести в порядок не только свою голову, но и свои мысли, не отвлекаясь на ребенка. Ее кредо: «Ты должна это сделать для самой себя. Прическа говорит миру, что творится внутри тебя. И ты хочешь этим заявить: “Я настроена позитивно. У меня все в порядке. Жизнь – прекрасна”». Да-а, а мои волосы способны только скулить: «Причеши нас».
Элайза ждала нас на улице у парикмахерской. На ней было кремовое платье до колен и изящные серебряные серьги-обручи. Я опасалась за эти серьги.
Бен привык хватать висящие предметы, так что я перестала носить какие-либо украшения.
– Что ты собираешься с ним делать? – спросила я.
Улыбка застыла на ее губах.
– Что ты имеешь в виду?
– Ты же знаешь. Как ты собираешься провести час?
– Час? Что, на это потребуется столько времени? – быстро пролепетала она.
– Думаю, да. А у тебя сколько уходит на прическу?
– Я могла бы взять его в офис, я уверена, что он будет спать, – спокойно сказала она.
– Он уже два часа спит. К тому времени проснется.
– Да? Я думала, дети спят долго. А что, если мне взять его в галерею? Это могло бы успокоить его.
– По-моему, было бы здорово. Я посидела бы в парикмахерской. – Какой-то женщине делали массаж головы. Всякий раз, когда распахивалась дверь, оттуда доносился запах карамели. – По крайней мере, там будет все необходимое для смены белья, – добавила я. – Возьми, тебе понадобится это.
Элайза посмотрела на сумку для сменного белья, явно выражая желание вернуться к работе и беседовать с агентами модельного бизнеса. Сумка была размером с подушку с повторяющимися узорами скачущих лошадей пурпурного цвета.
– Он что, собирается… испражняться? – спросила она высоким голосом.
– Думаю, что нет, и, надеюсь, что тебе повезет.
– Я уверена, он этого не сделает, – произнесла решительно она.
Парикмахеру около девятнадцати лет, его волосы щегольски вьются в стиле ретро шестидесятых годов. Он явно удивлен тем, что я оказалась матерью светловолосого создания мужского пола, и поэтому решил ничего не говорить.
Просто здорово. С тех пор как у меня ребенок, я разучилась общаться с молодыми людьми. Возможно, это побочный эффект совместного проживания с Джонатаном. Как-то вечером он по ошибке включил телепрограмму «Лучшие хиты». Группа молодых ребят сидела на высоких табуретах, их голоса звучали очень эмоционально.
– Им это нравится? – спросил он.
– Кому – им?
– Молодежи.
Я краем глаза посмотрела на него. Ему было лет тридцать пять, а он вел себя так, как будто никогда не был молодым. Ребята, которые шатались по нашей улице, раздражали его. Однажды вечером крупного телосложения парень уселся на капот нашей машины. Джонатан прогнал его, отчитав как следует. Парень только смеялся, поплевывая на дорогу. На следующее утро мы обнаружили бутылки из-под сидра, вставленные в горшки с лавандой.
Станет ли Бен таким же? Может, будет презирать меня. Ты растрачиваешь по мелочам свои тридцать, сорок лет, заботишься о том, чтобы твой сок, влитый в детское тело, не пропал зря и в итоге как вознаграждение получаешь гормональное животное, которое относится к тебе со смешанным чувством восхищения и неприязни, как при виде потрошеной рыбы.
– Хорошо спали в последнее время? – спросил парикмахер.
– Да как обычно. У меня ребенок, и это трудно.
– Я бы не смог с этим справиться. Я не хочу детей, по крайней мере пока не исполнится тридцать лет.
– Совершенно справедливо, – ответила я своему отражению в зеркале. – В вашем возрасте я тоже не была бы к этому готова.
Его лицо расплылось в фальшивой улыбочке, и он принялся с такой быстротой резать ножницами, что у меня возникло чувство, будто он хочет побыстрее от меня отделаться ради какой-нибудь нежной девушки, чтобы творить с ней чудеса.
– Чем будете заниматься днем? – спросил он со скучающим видом.
– Поведу свое чадо на распределение ролей для коммерческих фотосъемок. Он у меня вроде фотомодели, возможно, вы его видели.
– В самом деле? – Парикмахер засиял. – И где он снимался?
– В массовках. Постоянно в работе. Для меня утомительно, но, по крайней мере, есть лишний повод выйти из дома.
– Вам это необходимо, – ответил парикмахер. – Я иногда подрабатываю фотомоделью. Это для меня случайная работа, за которую я берусь, когда захочу. Вообще-то, я – актер. – Он дернул за концы моих волос и побрызгал их лаком.
– Вам нравится? – спросил он и улыбнулся по-настоящему.
– Нравится, – смущенно ответила я.
Бен и я с новомодной стрижкой подъехали к четырехэтажному дому с плоской крышей в 15.37, опоздав лишь на семь минут. Мой сотовый зазвонил в тот момент, когда я пыталась сложить коляску, держа Бена на руках. Это был звонок из дома. Я не могла сказать Джонатану, где мы находимся, пока его печень не придет в норму.
Комната для проб находилась на верхнем этаже, там царило столпотворение взрослых. Дети тем временем расположились на ковре, собирая конструктор «Duplo». Женщина с уставшим видом дала мне бланк, который я подробно заполнила, указав имя, возраст, размер Бена и агентство. Графу «особые таланты» я заполнять не стала.
– Обычный, – произнесла женщина в свободном платье из плотного бархата, поправляя съехавший берет, который своей формой напомнил мне суфле. Она провела мокрым носовым платком по челке своей дочери. – Вы представляете? Всю неделю она выглядела идеально, а сегодня упала и ударилась лбом о тротуар.
– С виду ничего страшного, – успокоила я ее.
– Да, конечно. Только плачет. Мне надо бы промыть ушиб, но я боюсь, что от этого она будет выглядеть еще хуже.
– Вы же не хотите, чтобы туда попала инфекция? От этого может быть нагноение и заражение крови.
На девочке с ушибленным лбом было закрытое платье из той же ткани, что и у ее матери. Я усадила Бена с детьми и открыла журнал Элайзы на странице с фотографией, на которой были запечатлены мой сын, Ферн, в платье оранжево-розового цвета из мягкой ткани, и мужчина, который не был фотомоделью.
– Ах, дорогая, Рейвн выполняет важную коммерческую работу, – раздался голос женщины в берете.
Рейвн вертела руками резинку на шее своего платья. Ее не радовала перспектива играть главную роль в коммерческих проектах. Концы ее волос были мокрыми. Девочка, играя, тянула себя за локоны и зачем-то их лизала.
– Перестань, Рейвн, – произнесла мать.
– Долго вы ждете? – спросила я.
– Двадцать минут. Хорошо, если бы все прошло довольно быстро. Они сначала смотрят старших, потом тех, кто младше, и лишь в конце – младенцев. Здесь можно сидеть часами.
Джонатан, наверное, все еще парится в ванной, и, надеюсь, нескоро еще вспомнит о нас.
– Хотите посмотреть подборку, посвященную Рейвн? – спросила женщина.
Мне неудобно отказываться.
– Вот, – сказала женщина, протягивая мне толстую папку, набитую журнальными вырезками, которые были аккуратно наклеены на белый лист формата А4 с проставленными карандашом датами и пометками типа «Требуется финансирование» и «Рейвн выполняет кувырок».
– Боже, Рейвн приходится столько работать.
– На нее большой спрос. Для меня это выливается в полный рабочий день, как у няньки, точно.
– Вас это не напрягает? Может, стоит частично отказаться?
Она замотала головой, отчего ее берет опасно подпрыгнул.
– Для Рейвн создается финансовый фонд. Вы кладете заработки вашего ребенка на счет, пока он не повзрослеет.
– О да, конечно, – сказала я быстро.
– Рейвн? – Женщина с утомленным лицом поманила рукой бархатный дуэт.
Рейвн чопорно направилась сквозь толпу родителей и их отпрысков к двери с табличкой: «Идут пробы. Просьба не входить, пока не вызовут. С ребенком – только одна сопровождающая».
Ближе к вечеру Бен заснул, играя с «Duplo», и я решила, что о нас забыли. Что нам делать, – шататься, пока не появится смотритель и не погасит свет? Я потащила Бена в детскую раздевалку и вынула подгузник, который Элайза так сильно застегнула, что на бедрах выступили красные пятна. Я его выбросила в мусорный ящик. Бену стало совсем плохо от всех этих модельных дел, и я решила незаметно проскользнуть в лифт и отправиться домой, сказав Джонатану, что мы ходили по магазинам. Такая маленькая ложь во спасение.
– Бен? – раздался голос женщины с усталым лицом. – Мы вас вызываем. Пожалуйста, вы не могли бы пройти с ребенком?
При виде темной комнаты Бен утыкается носом в мой кардиган.
– Привет, Бен. Ну как у тебя сегодня дела? – произнес парень чуть-чуть старше парикмахера, который делал мне стрижку.
Бен еще сильнее прижался к моей груди.
– А он стеснительный? – спросил парень и посмотрел на свои часы.
– Это его первая проба, – объяснила я, – хотя он уже кое-что сделал для моей подруги. – И я открыла журнал Элайзы.
– Это более чем приятно. Нам требуется группа ребят всех возрастов, и мы подыскиваем тех, кто может сыграть эти роли. Они будут плескаться в лягушатнике с разными игрушками.
– Какими игрушками?
– Маленькими водяными пистолетами, шампунями, гелями для душа, кондиционерами для волос.
– Кондиционерами? Для младенцев?
– Новый продукт. Дети всех знаменитостей пользуются ими. Волосы становятся блестящими, их легче расчесывать. Вы не могли бы посадить Бена на коврик?
– Он не может сидеть. Ему только четыре месяца. Он может только лежать на животике и немного отжиматься.
– Может быть, он слишком мал для этой работы? Вода и все такое. Хотя пускай все же попробует. Будет брызгаться, поиграет с другими детьми.
Я уложила Бена на пол, и он уткнулся лицом в коврик.
– Вы не могли бы попробовать поставить его на четвереньки? Мы хотим, чтобы было и в самом деле весело. Все эти маленькие водяные пистолетики как раз для этого.
Голова Бена чуть дрожа приподнялась. Его красное личико на мгновение возникло на мониторе, прежде чем его ручонки подогнулись, и он уткнулся носом в коврик.
– А что, если вам встать рядом с ним, может, ему будет приятнее, – предложил парень.
Я присела рядом с ним, надеясь, что мой зад не появится на мониторе и не заполнит весь экран.
– Бен, все хорошо. Ты можешь улыбнуться дяде? – ласково сказала я.
Вместо этого раздался тихий кашель, который устрашающе усиливался, переходя в отчаянное брызгание слюной. Я положила его на плечо.
– Боже, он задыхается?
– Это от эмоций. Захлебнулся своими собственными слюнями.
– Не беспокойтесь. У каждого бывают неудачные дни, – вздохнул он.
Я беру Бена одной рукой, пытаясь другой раскрыть коляску. Я трясу ее, но мне удается лишь с силой ударить колесами о тротуар. Щеки Бена пылают огнем. Он словно кол проглотил, когда я пыталась втиснуть его в коляску. Две похожие друг на друга женщины подошли к нам.
– Как прошло? – спросила одна мать.
– Отлично. Хотя никогда не поймешь, кто им нужен, ведь так? – пробормотала я.
Она нахмурилась при виде лица Бена, покрытого красными пятнами.
– Он чем-то расстроен. Поезжайте с ним домой. Я никогда не хожу с Рейвн на пробы, если она не в настроении.
– Сегодня она была в настроении?
– О да. Она очаровала их. Они даже не обратили внимания на ее лоб. Но, как вы правильно сказали, никогда нельзя ничего сказать точно. В этом вся прелесть. Правда, Рейвн?
Рейвн лизала ярко-оранжевое фруктовое мороженое.
– Мама, – хныкала она, зарываясь в глубокие складки ее бархатной юбки.
Джонатан выглядел полностью восстановившимся. Он уселся на полу около кухонной плиты и брызгал внутрь духовки из аэрозольного баллона с надписью: «Высокотоксичное вещество. Представляет большую опасность для глаз».
– Ты должен отдыхать, – сказала я.
– Мне лучше, когда я делаю что-то полезное. Чем занималась ты?
– Гуляла. Просто хотела, чтобы ты побыл один.
– У тебя стрижка.
– А, да. Взбрело ни с того ни с сего в голову, – ответила я, раздевая Бена до распашонки.
– Он выглядит отвратительно.
– В парикмахерской испортилось настроение, – сказала я, направляясь в спальню за чистой распашонкой, хотя он не нуждался в ней.
– Нина, – услышала я за спиной голос Джонатана.
Я открыла шкаф с носками, шапками и детским бельем, но распашонок там не было. Джонатан шел за мной, держа в руке баллон с аэрозолью. Интересно, как бы он отреагировал, если бы я рассказала ему все. Облил бы он меня из баллона или нет?
– Мне нужно сказать тебе, – произнес он.
Я ласково улыбнулась ему.
– Великолепная прическа.
– Спасибо.
Он с любопытством посмотрел на меня, словно собирался рисовать с меня портрет.
– Мне нравится, как твои волосы лежат. У тебя теперь… немного нагловатый вид.
– Кажусь слишком юной, да?
– Нет. Но стала явно другой.
– Какой же?
– Больше похожа на ту… до рождения Бена. – Он подошел ближе. Инстинкт подсказал мне, что надо отодвинуться, если он вдруг захочет чего-то более конкретного: мои глаза, которые блуждали весь день по комнате, где проходили пробы, сейчас явно лгали. Но моя спина наткнулась на шкаф. Я оказалась в ловушке шведской конструкции плоской формы.
– Надо посмотреть, как там Бен, – сказала я быстро.
– Он пристегнут ремнями в своем кресле и никуда не денется.
– А что, если он заплачет?
Я почувствовала горячее дыхание Джонатана. От него пахло мятой и свежестью. Он сжимал в руках чистую распашонку. Я вяло обхватила его ноги своими ногами. Ничего ужасного не произошло. Я быстро «завелась» и поняла, что еще не потеряла своей рабочей формы.
Глава 11 ВЫБОР ЯСЛЕЙ
Бет порхает по кухне, делая то одно, то другое, бросая нарезанные финики в миксер, возможно, чтобы кекс не получился слишком вычурным. Прошло три недели с того момента, как она сделала очередное признание во время утреннего кофе. Она выглядела намного веселее. Лоснящаяся прядь волос больше не свисала на лоб. Даже косы ее смотрелись не так уныло.
– Джонатан хочет, чтобы мы поженились, – сказала я ей.
Она задвинула жестяную форму с кексом в духовку.
– А ты сама этого хочешь? – спросила она.
– Почему бы и нет? Мы не собираемся устраивать из этого фейерверк. И по крайней мере, я буду знать, как его называть.
Бет изысканно улыбнулась. Она думала, что я встретила Джонатана среди общих знакомых на званом обеде. Я не хотела, чтобы она подумала, будто я настолько порочна или настолько на грани отчаяния и безрассудства, что могу назначить встречу какому-нибудь незнакомцу. Джонатану было заранее сказано, чтобы он не упоминал об объявлении в рекламной газете, если вдруг мы будем обедать с Бет и Мэтью (что маловероятно после инцидента с отрыжкой).
Я уселась на кухонный стул, отшлифованный до блеска многочисленными задницами. Бет отдавала предпочтение кухням с сельским интерьером: эмалированные кувшины с дельфиниумами, фруктовые корзины стояли в ряд с клетчатыми хлопчатобумажными квадратными салфетками. В одном из шкафов, расписанных утками с желтыми клювами, непременно должен быть фартук.
– Когда ты замужем, ты знаешь, что занимаешь определенное положение. Это придает больше уверенности, – произнесла я.
– А я не хочу знать, какое положение я занимаю. Мне нужна полная развлечений ночь, какая-нибудь неожиданность, о которой я не имею представления. «Эй, Бет, – крикнула Бет, подражая Мэтью. – Можешь сегодня вечером ничего не готовить. Оставь ты эту ложку, кекс. Вытаскивай свои лучшие туфли с тонкими ремешками вокруг лодыжек. Пойдем в какое-нибудь приятное местечко».
Она засунула кекс в духовку. Интересно, когда, наконец, я научусь делать это и стану настоящим кондитером? В конечном счете лет через пять я завербуюсь на работу в зону льготной торговли государств Восточной и Южной Африки и буду торговать булками с грецкими орехами и бисквитами с сахарной пудрой, чтобы добывать деньги для необходимого школьного образования. К тому времени уроки будут проводиться с одним учебником на семь ребят. Академическая карьера моего сына будет зависеть лишь от моей способности извлечь что-нибудь из духовки, за что кто-нибудь, может быть, заплатит 50 фунтов.
– Почему ты его не спросишь? Я буду работать приходящей няней, – предложила я.
– У нас есть няня. Мы можем уходить, когда захотим. И она просит оплату за все время работы…
– Кто, приходящая няня?
– Разумеется, помощница по хозяйству.
– Значит, вы нашли девушку из Восточной Европы?
Бет рассмеялась.
– Не совсем так. Очаровательная девушка Рози из графства Кент. Миленькая маленькая уборщица. Ходила в одну из прогрессивных школ, в которой можно посещать уроки тогда, когда есть настроение.
– А когда нет настроения, что тогда?
Она пожала плечами, протерла кухонный стол губкой в форме рыбки оранжевого цвета.
– Тогда подолгу сидят под деревьями. У каждого свое место в саду. Я сказала ей, чтобы она больше проводила времени с Моди на свежем воздухе, ведь я не в ладах с внешним миром.
– Она могла бы ухаживать за вашим садом? – спросила я.
– Вообще-то мне не хочется ее об этом просить. Это совершенно не входит в ее обязанности. Но я надеюсь, она выкопает старую раскидистую цветущую красную смородину. Мэтью не станет этого делать. Когда-то он занимался садом, но не теперь, со своим телевизором. Посмотри на состояние этого газона.
Сад Бет начинался прямо от кухонного окна и был окружен со всех сторон шестифутовым забором, пропитанным креозотом. Она поставила забор для уединения, чтобы спокойно заниматься йогой на лужайке. Площадь дворика покрывал настил, и это огорчало Бет. Мэтью совершил ошибку, поделилась она со мной, что не разделил трудности по воспитанию ребенка. Какой тощей она стала от постоянного кормления грудью, пальцы жутко истончились, а кожа на руках свисала (несомненно, первый показатель потери веса). Ее кольцо из «Либерти», с очень крупным алмазом, соскользнуло с пальца и провалилось в щель настила во дворе. Теперь все придется перестилать. Не потому, что она сентиментальна, хотя это было ее обручальное кольцо, купленное в те времена, когда Мэтью еще делал ей сюрпризы, а потому, что она просто не в состоянии представить, что сюда въедет другая супружеская пара и, решив, что настил уже давно устарел, снимет его и, конечно, заметит на земле блестящий золотой предмет.
