Текст книги "От Ариев до Викингов, или Кто открыл Америку"
Автор книги: Фарли Моуэт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
УБЕЖИЩЕ
БЛАГОПРИЯТНЫЕ КЛИМАТИЧЕСКИЕ УСЛОВИЯ, СЛОЖИВШИЕСЯ В НАЧАЛЕ христианской эры, по-видимому, убедили наиболее стойких и решительных фермеров присоединиться к немногочисленным переселенцам на Тили, которые промышляли охотой и собирательством. Наступивший впоследствии, ок. 300 г. н э., длительный период похолодания, мог вынудить людей бросить свои поселения на Тили, однако римские монеты той эпохи, найденные возле Истфорда, говорят в пользу реальности экспедиции Феодосия на Тили в 363 г., а это – несомненное свидетельство, что восточное побережье Исландии в те времена было обитаемым.
Решение поселенцев обосноваться именно на восточном побережье имело свои веские причины. Именно оттуда, с Тили, ближе всего плыть до Британии; жители района Истфорда селились возле хороших гаваней; кроме того, климат в восточной части острова (которую сильнее всего согревало теплое дыхание Гольфстрима) был наиболее благоприятен, а земли представляли собой участки девственных лесов и земель, пригодных для пастбищ и пашен.
В середине V в. климат Северной Атлантики вступил в период продолжительного потепления. Штормов стало заметно меньше, средняя температура повысилась, стало гораздо меньше снегопадов и дождей. И все больше и больше жителей Северных островов, которых привлекали хорошие пастбищные земли на Тили и всерьез тревожили политическая и военно-административная неразбериха и распри, воцарившиеся на Британских островах после краха Римской империи, отправлялись в морское плавание на запад.
Около 550 г. британский священник по имени Брендан в сопровождении четырех клириков отправился от берегов Ирландии на так называемом курраге – корабле с весьма ненадежным корпусом, построенном по тому же принципу, что и ладьи альбанов, но обтянутом коровьими шкурами вместо моржовых. После ряда малозначительных приключений мореплаватели достигли берегов Фарерских островов, где решили зазимовать вместе с представителями местной христианской общины. А следующей весной они подняли паруса и взяли курс на запад, к расположенной неподалеку земле, которой, по всей вероятности, и был Тили [51]51
Согласно бытующим в науке взглядам, ирландцы были первыми жителями Британских островов (или даже первыми из европейцев), отправившимися на разведку западного побережья Северной Атлантики. Этот шум вокруг ирландцев объясняется по большей части тем, что немногие сохранившиеся до наших дней свидетельства о плаваниях европейцев в Западный Океан в эпоху до прихода викингов сохранились в составе старинных ирландских компендиумов, так называемых «иммрама». Эти иммрама, написанные клириками по-латыни, описывали деяния (и неудачи) ирландских прелатов VI–VII вв., занятых миссионерской деятельностью. Аналогичные иммрама тексты, которые, возможно, существовали у альбанов, давно утрачены. А с ними ушел и язык, на котором была изложена история целого народа. За исключением разве что тех скудных фрагментов этой истории, которые сохранились благодаря переходу их в фольклорные предания других народов. Есть все основания утверждать, что иммрама на самом деле включают в себя описания путешествий на запад, предпринятых явно неирландцами – тех самых, которые клирики и хронисты последующих веков приписали ирландским святым-мореплавателям.
[Закрыть].
Там они побывали в другом религиозном центре, который, вполне возможно, был основан на одном из прибрежных островков, который норвежцы называли Папей – вероятно, потому, что, прибыв к островку с целью его захвата, они обнаружили на нем… христиан.
В повествовании о плавании Брендана островок этот именуется островом Св. Альбы. Брендана и его спутников приветливо встретили светловолосый аббат и община клириков, которые поведали гостям, что их монастырь был основан примерно восемьдесят лет назад священником-миссионером по имени Альба, которого они теперь свято почитают как своего патриарха и святого.
История ирландской церкви говорит о том, что св. Альба и св. Патрик были современниками. Хотя свои последние годы св. Альба провел в Ирландии, нет никаких оснований полагать, что он мог быть кельтом. Поэтому вполне резонно предположить, что по происхождению он был альбаном.
Историки обычно склонны признавать, что на момент прибытия первых норвежских кораблей в Исландию там могло находиться крайне небольшое число европейцев, но их присутствие там якобы не имело никаких последствий, и дело ограничивалось небольшими колониями христиан – отшельников, искавших уединения вдали от всего рода человеческого и всецело посвятивших себя обращению в свою веру язычников и умерщвлению плоти [52]52
Как мы уже отмечали, слово папар представляет собой норвежский термин, относящийся ко всем последователям Белого Христа.
[Закрыть].
Между тем люди, с которыми Брендан встречался на Тили, соответствовали подобному образу. Из жития мы узнаем, что они ели прекрасный белый хлеб, считавшийся в те времена верхом роскоши, и пили из хрустальных (стеклянных?) кубков. Они изображены не как изможденные подвигами анахореты, а как люди, живущие на широкую ногу и обязанные своим достатком богатым и многочисленным прихожанам.
Постоянные жители Тили в те времена были просто обречены на сытую и привольную жизнь. Хороших земель на острове было более чем достаточно. Почва на многих землях была куда более плодородной, чем на скудных каменистых островках – недавней родине переселенцев. Целинные земли и благоприятные погодные условия способствовали процветанию ферм и пастбищного скотоводства. Товары пресловутой северной «валюты» были в изобилии и, главное, буквально под рукой. И это, вполне естественно, не могло не отразиться на процветании местного клира.
Ясными вечерами немногочисленные здешние жители собирались в палисадниках своих жилищ; мужчины – обменяться новостями и слухами за починкой снастей и прочего хозяйственного инвентаря, молодые женщины – напоить воздух манящими запахами баранины, рыбы и яиц морских птиц, которые варились в чанах, подвешенных на цепях на треножниках прямо над кострами. Женщины постарше вязали и шили, пользуясь светом долго не заходящего солнца. А подростки суетились возле старших или играли с полуодомашненными здешними собаками.
Когда же погода выдавалась совсем никудышной, люди собирались в большой, длинной комнате своих низких и обложенных торфом, как землянки, жилищ. При мигающем свете масляных плошек, чьи фитили отчаянно чадили, люди ели нехитрую пищу, слушали давно знакомые рассказы и предания или пели старинные песни, пока не приходило время расходиться по домам и ложиться спать (или заниматься любовью), расстелив толстые шерстяные покрывала и укрывшись такими же одеялами.
В дневные часы дома всецело находились во власти женщин, которые если не готовили пишу и не возились с детьми, то непременно пахтали масло, делали сыр, пряли шерсть и ткали материю. Дел у них всегда было вдоволь, и тем не менее они непременно выкраивали часок-другой, чтобы немного поболтать с подругами или заняться нехитрым рукоделием.
Что касается мужчин-островитян, то их главной задачей в летнее время было создание достаточного запаса сена для скота, чтобы его хватило на всю зиму. Полудикие северные овцы практически круглый год кормились самостоятельно, как и низкорослые волосатые лошадки; но если люди хотели, чтобы коровы пережили зиму и продолжали давать молоко, они должны устроить для своих питомиц теплое стойло и заготовить для них вволю хорошего сена.
Косить жесткие дикорастущие травы на каменистых и неровных землях ручными серпами – дело чрезвычайно тяжелое. И если оно до смерти надоедало фермеру, он всегда мог отправиться в море за рыбой. Сети обычно закидывали на чистой воде между островами или в устьях рек. Если выдавался денек, когда дождь не лил как из ведра и с моря не дули пронизывающие штормовые ветры, подростки могли ловить рыбу с легких, сшитых из шкур лодок, по размерам ненамного больше современных ванн. Когда лосось шел на нерест, в дело включались все свободные руки селения. Люди становились по берегам речек и били острогами или хватали голыми руками крупных жирных рыбин, упорно стремившихся вверх, против течения.
Зимой и летом мужчины посвящали практически все свое время крестьянским трудам, охоте и ловле песцов, промыслу тюленей и прочих животных, шкуры, меха и бивни которых могли послужить серьезным подспорьем в общем объеме «валюты», добываемой промысловиками клана.
Мужчины и подростки привозили также огромные запасы битой водоплавающей птицы и набивали сшитые из шкур мешки лебедиными, утиными и гусиными яйцами, залитыми тюленьим салом.
По воскресным и праздничным дням пастухи и промысловики собирались в местных капеллах или, если те находились неподалеку, в храмах крупных церковных конгрегаций, чтобы вознести молитвы к богу и обменяться новостями со всех концов своего крошечного мирка. Новости эти по большей части были хорошими, и жизнь островитян текла в покое и достатке.
К началу VI в. ситуация вокруг Тили коренным образом изменилась. Земли, которые некогда были по преимуществу охотничьими угодьями, дававшими «валюту», быстро заселялись все новыми и новыми переселенцами: крестьянами, пастухами-скотоводами и рыбаками, угодья и наделы которых густо теснились рядом друг с другом по всем обитаемым землям восточного и южного побережья Тили.
Однако по мере роста населения поголовье диких животных резко пошло на убыль. Стада моржей-секачей сократились во много раз, а выжившие были вынуждены изменить свои древние пути миграции. Теперь они покинули огромные песчаные отмели и стали ютиться на крошечных скальных островках и рифах подальше от берега, где их невозможно было ни захватить врасплох, ни выгнать на сушу. Это оказалось настоящей катастрофой для добытчиков ««валюты», поскольку добыча моржовой кости резко упала именно в то время, когда на континенте огромный спрос на костяные пластины, использовавшиеся для создания религиозных композиций, привел к тому, что цена на ««белое золото» возросла более чем когда-либо прежде.
Добытчики «валюты» испытывали трудности и с промыслом белых медведей, и отловом кречетов. Поголовье белых медведей сильно сократилось и в результате хищнической охоты на них, и главным образом в результате того, что кромка полярных паковых льдов, в летние месяцы служившая местом активной охоты на тюленей, перестала приближаться к берегам Тили. Кречеты и беркуты стали невероятно редкими еще и потому, что многие пастухи стали промышлять похищением едва оперившихся птенцов из гнезд.
Когда ресурсы животного мира Тили стали резко сокращаться, добытчики «валюты» поступили точно так же, как и их предки в прошлом. Они вышли в море и отправились дальше на запад в поисках новых земель.
Климатические условия для подобных дальних плаваний никогда еще не были более благоприятными. К середине VI в. полоса арктических паковых льдов к югу между Тили и Гренландией превратилась в незначительное сезонное (зимнее) препятствие, а в некоторые годы исчезала и совсем.
В прошлом предприимчивые европейцы уже совершали пробные плавания (плавания поневоле, когда корабли просто уносило штормами в дальние края, не в счет) к берегам земли, известной альбанам под названием Крона. И вот теперь практически ничто не препятствовало добытчикам «валюты» отправиться за ней и на Крону.
Мыс Кейп Брюстер расположен примерно посередине восточного побережья Гренландии. Полоса юго-восточной береговой линии, протянувшаяся на добрую тысячу миль и отделяющая его от мыса Кейп Фейрвэлл, окаймлена стеной плиты глетчерного льда толщиной не менее тысячи футов, которая во многих местах почти сползает в море. Здешний берег настолько неприветлив, а запасы животных и птиц настолько ограничены, что, за исключением узкой полосы вокруг Ангмагссалика, сама природа пресекала все попытки инуитов закрепиться на этих землях.
Однако на восточном побережье Гренландии, примерно в шестистах милях к северу от мыса Кейп Брюстер, местность выглядит совершенно иначе. Здешний ландшафт представляет собой свободные от ледяных плит гористые районы, морены и долины, характерные для тундры, площадь которых превосходит площадь всей Исландии. Береговая линия здесь густо изрезана глубокими фьордами, один из которых, Скорсби Саунд, врезается в глубь суши на добрых двести миль, прежде чем упереться в стену материковых ледяных плит.
Эти северо-восточные фьорды и земли, окружающие их, изобилуют богатой и разнообразной фауной. Даже еще в первые годы XX в. по берегам этих фьордов пестрело не менее 150 хижин норвежских и датских охотников-трапперов. Прибыли этих охотников, добывавших шкуры песцов, медведей, мускусных быков, горностая и волков, а также шкуры и жир тюленей, моржовую кость и бивни нарвалов, были настолько громадны, что Норвегия попыталась было аннексировать весь этот регион, и добиться своего ей помешало только активное вмешательство Лиги Наций, действовавшей по просьбе Дании.
Добытчики «валюты» могли найти здесь, на Кроне, все те же источники дохода, которые они имели прежде на Тили, плюс еще целый ряд животных, которых на Тили не было и в помине, например, северные олени карибу, волки, горностаи, зайцы-беляки и, что особенно важно, мускусные быки (овцебыки), густой мех которых ценился почти наравне со шкурами белых медведей.
По моему мнению, еще до конца VI в. большинство добытчиков «валюты» уже были заняты активным промыслом на землях северо-восточного побережья Гренландии. А те из них, кто прибыл с Северных островов вместе со своими семьями, по всей вероятности, даже зимовали на Кроне, ибо плавать туда и обратно – дело долгое и опасное.
Рано или поздно слишком большие расстояния между родным домом и местами промысла должны были вынудить кланы добытчиков «валюты» перебраться на Тили и обосноваться там. А вскоре капитаны торговых судов с Оркнейских островов тоже стали совершать плавания на Тили, чтобы прямо на месте забирать у охотников «валюту» для перепродажи южным купцам и привозить в обмен товары из южных стран, которые пользовались большим спросом у постоянно увеличивавшегося населения Тили.
К VII в. большинство кланов, промышлявших добычей «валюты», уже окончательно перебрались на запад, на Тили. А оттуда мореходы вполне могли ранней весной отправляться в плавание на восточное побережье Кроны (Гренландии) и, если погода позволяла, осенью того же года возвращаться к родным берегам Тили.
Подобная реконструкция заселения Исландии, что называется, сидит как кость в горле у ортодоксальных историков острова, которые решительно убеждены в том, что за исключением немногих христианских аскетов-отшельников Исландия вплоть до VIII в., когда к ее берегам прибыли норвежские переселенцы, оставалась пустынной terra incognita [53]53
Terra incognita (лат.) – неведомая земля. (Прим. перев.)
[Закрыть].
Вера в справедливость подобной точки зрения опиралась только на априорное отрицание весомых свидетельств обратного – свидетельств, с которыми я познакомлю вас в примечаниях [54]54
Тот факт, что Исландия была хорошо знакома жителям континентальной Европы за много веков до появления норвежцев, приписавших себе честь ее открытия, подтверждается многочисленными свидетельствами:
ок. 330 г. до н э. Плавание Пифея на Туле (Тили, Исландию);
3 г. до н э. – 65 г. н э. Сенека писал: «Придет время… когда Тиле уже не будет окраиной земли»;
23—79 гг. н э. Плиний упоминает об острове, называя его Тилен;
84 г. Флот Агриколы совершает плавание вокруг северной Британии и отправляет донесение о том, что воины видели Туле;
100—168 гг. На Птолемеевских картах, восходящих, по-видимому, к I в. н э., изображен Туле, причем его географическое положение показано довольно точно;
363 г. Морская экспедиция Феодосия атакует пиктов на Туле;
ок. 500 г. Путешествия (по всей вероятности, мифические) Артура и Мальго на Туле как минимум напоминают о существовании этого места;
500—600 гг. Готский историк Иорданес помещает Туле далеко к западу от Европы; ок. 550 г. Плавание Брендана на Фарерские острова и Исландию;
600—700 гг. Епископ Севильи Исидор, описывая Туле, называет его самым отдаленным островом и указывает, что он находится к северо-западу от Британии;
ок. 620 г. На островах Уэстмен построено жилище характерно европейского типа;
730—733 гг. О Туле пишет Беда Достопочтенный;
700—800 гг. Селениус упоминает о Туле в своей «Книге диковин»;
770—790 гг. Дикуил упоминает о плавании монахов на Туле. Епископ Гебридских островов Патрик прямо отождествляет Исландию с Туле;
865 г. Первое документально зафиксированное упоминание о плавании норвежцев в Исландию.
[Закрыть]. Следует упомянуть и о находках, сделанных доктором Маргрет Херманнс-Аудардоттир [55]55
Маргрет Херманнс-Аудардоттир. Исландия до завоевания (Umea, Sweden: Umea Universitet, 1989).
Следует отметить, что хотя научная ценность находок доктора Херманнс-Аудардоттир никогда не ставилась под сомнение за пределами Исландии, претензии норвежцев на роль первооткрывателей острова и основателей поселений на нем по-прежнему поддерживают большинство историков.
[Закрыть].
Между 1972 и 1978 гг. эта шведская исследовательница-археолог со своей группой начала раскопки на руинах норвежского поселения XIV в. на острове Хеймай, одном из группы Вестманских островов, расположенных у южного побережья Исландии. И раскопки явили миру нечто совершенно поразительное: оказалось, что под верхними руинами находятся остатки как минимум десяти более древних сооружений. Таким образом, это место оказалось куда более древним, чем это предполагалось. Археологи подвергли образцы материалов радиоуглеродному анализу, и полученные в результате данные оказались поистине ошеломляющими для всех участников дискуссии.
Итак, данные, полученные с помощью изотопов углерода С-14 и подтвержденные результатами стратиграфических исследований и анализа пыльцы, показали, что самое раннее сооружение в этом поселении появилось как минимум на 250 лет раньше появления в Исландии норвежцев.
Но самое главное было еще впереди. Хронология по радиоуглеродному методу, предложенная Херманнс-Аудардоттир, показала, что прежний метод, на который полагались исландские историки-традиционалисты в попытке датировать поселения человека на острове (и который, кстати сказать, относил все ранее изученные поселения в Исландии к периоду норвежской оккупации), был основан на ошибочных посылках. Согласно ему даты определялись по наличию или отсутствию фрагментов стен или крыш в слоях вулканического пепла, выброшенного в прошлом в результате извержений, наиболее крупное из которых, как предполагается, произошло примерно в 872–874 гг. А данные Херманнс-Аудардоттир показали, что наиболее крупные осаждения вулканического пепла, особенно так называемые слои ланднам и Катла, на самом деле образовались по меньшей мере на столетие раньше. Самое важное заключается в том, что значительное число поселений, которые ранее уверенно относили к периоду норвежской оккупации, как оказалось, были обитаемыми задолго до появления первых норвежских кнорров у берегов Исландии.
Нет, это решительно невозможно! Ведь исландские историки насмерть стоят на том, что норвежцы никак не могли появиться на острове ранее первой половины IX в. и что, прибыв на Исландию, они обнаружили, что остров совершенно необитаем, за исключением разве что горстки фанатиков-отшельников, нашедших здесь, на краю света, вожделенное уединение.
Однажды весенним днем где-нибудь в конце VII в. «Фарфарер» отправился в путь от берегов своего родного Сван Фьорда, расположенного на восточном побережье Тили, на промысел зверя и прочей «валюты» к берегам Кроны. По пути кораблю предстояло зайти в одно место. Двое пожилых людей и молодая чета, не так давно прибывшая в Истхейвен с небольшого островка Хаско из группы Шетландских островов, попросили подвезти их на остров Хеймай.
Большинство жителей островка Хаско уже покинули свои скудные наделы и пастбища, в поисках лучшей жизни предпочтя перебраться на Тили. Самые первые из них решили поселиться на острове Хеймай, а не на самом Тили, поскольку он показался им более удобным для мореплавания, несмотря на малоприятное соседство вулканического конуса, над которым курился дым с тяжелым запахом серы. Хеймай не мог предложить новоселам много хороших земель, но те, что были, оказались весьма плодородными, а маленькая уютная гавань стала одним из первых надежных убежищ на южном побережье Тили.
Первые переселенцы с Хаско построили стены своего дома из дерна, перекрытия крыши сделали из березовых стволов, привезенных с Тили и крытых торфом. Дом находился у источника пресной воды неподалеку от гавани. Затем рядом с первым вокруг того же источника выросло еще несколько таких же домов-землянок. Приусадебные участки возле них напоминали огромное лоскутное одеяло, расстеленное на склонах между застывшими потоками лавы. В гавани на берегу теснились лодки, сшитые из шкур, – свидетельство возросших мореходных амбиций маленькой общины. На низменных пастбищах паслись немногочисленные коровы, а овцы и козы предпочитали склоны повыше. Небольшие участки посевов ячменя яркой зеленью напоминали картины родных мест, а в болотистой низине вокруг источника темнели густые заросли сочного, мясистого дудника, этого дикого сельдерея Севера, завезенного в эти места с Хаско.
Когда на траверзе «Фарфарера» возник островок Бер-Айль (Медвежий), где несколько лет назад был убит огромный белый медведь, корабль нагнал одну из больших лодок местных жителей, доверху нагруженную огромными серо-зеленоватыми яйцами гагарок. «Фарфарер» взял лодку на буксир, а ее команда, вскарабкавшись на борт, проводила гостей в гавань Хеймая.
У жителей острова Хеймай нашлась всего-навсего одна добрая новость, которую они тотчас сообщили гостям. Оказывается, прошлая зима выдалась настолько мягкой, что островитянам даже не пришлось загонять своих коров в зимние стойла. А осенью им удалось собрать столько зерна, что его хватило на каши на целый год, да еще немного осталось, чтобы сварить эля на Святочные торжества.
Островитяне рассказали, что сюда с каждым годом прибывает все больше и больше кораблей. На одних, таких, как «Фарфарер», плавали добытчики ««валюты», отправлявшиеся от фьордов на восточном побережье Тили на Крону и обратно. Несколько судов принадлежало торговцам с Оркнейских островов. Прошлым летом сюда приходило купеческое судно из Ирландии. Помимо прочих редкостных грузов, оно привезло множество самых разных бронзовых украшений, нашиваемых на одежду, которые одинаково пришлись по вкусу и мужчинам, и женщинам.
Большая часть плаваний между этими островами приходилась на долю судов, приходивших с запада, на борту которых прибывали все новые и новые эмигранты, стремившиеся найти земли, пригодные для лучшей жизни, и привозившие с собой свои семьи, пожитки и домашний скот. На пустошах, лугах и полянах, в березовых рощицах практически по всему юго-западному побережью Тили возникали все новые и новые наделы. И вместо того чтобы чувствовать себя изгоями, заброшенными судьбой на край света, переселенцы на острове Хеймай вдруг ощутили себя людьми, оказавшимися в центре событий.
Правда, их приподнятый настрой во многом был омрачен, когда они узнали от пассажиров «Фарфарера» о кровавых зверствах, учиненных норманнами у них на родине. Однако более молодые переселенцы не слишком огорчились даже при подобных вестях.
– Что ж, это еще один повод для людей с пустым брюхом поскорее отправиться на запад. Разве там, на родных островах, хоть когда-нибудь выдавалось спокойное время, когда их не грабили? А здесь, на Тили, нам, кроме белых медведей, подстерегающих овец, бояться нечего. Мы, спим спокойно, едим досыта. К тому же здесь найдется место для всех, и мужчины, и женщины, и дети с Северных островов, если у них только хватит здравого смысла, вполне могли бы поселиться рядом с нами.
– Да, – согласно кивнул один из членов команды «Фарфарера», – а если Тили в конце концов окажется перенаселенным, отсюда ведь рукой подать до Кроны. Как я слышал, фьорды на ее южном побережье – совсем неплохие места для жизни. Может, когда я состарюсь и мне больше не захочется спать, постелив шкуры на днище ладьи, я и сам переберусь туда, построю домик и буду пасти овец…
В последней трети VII в. иммиграция на Тили резко возросла. Климат в тот период стал настолько умеренным и почти мягким, что даже северные земли острова стали привлекать к себе взоры скотоводов. Мощным стимулом к такому переселению явилась кровавая тень норвежцев, которая грозно нависла над островами Шетландского и Оркнейского архипелагов.
Когда в самом начале VIII в. норманны начали захватывать и обживать земли Северных островов, на запад хлынули волны коренных обитателей Шетландских, Оркнейских и даже Гебридских островов. И не успел этот поток иссякнуть, как юго-западные земли Тили практически оказались перенаселенными.
Переселенцы, прибывавшие в эти места в первой половине VIII в., могли выбирать самые лучшие земли, а климат здесь был настолько мягким, что крестьяне могли даже выращивать ячмень и пшеницу, разводить свиней и домашнюю птицу, и, наконец, коров и овец.
Однако затем наступило непродолжительное ухудшение климата, достигшее своего пика на рубеже VIII–IX вв., и условия для вновь прибывших оказались далеко не столь благоприятными. Однако непогода и холода были поистине ничтожной ценой за возможность жить в мире и покое.
Даже после того, как норвежцы полностью завершили оккупацию островов к северу и западу от Британии, беженцы из внутренних районов Шотландии и даже Ирландии по-прежнему продолжали прибывать на Тили. Старинная вражда между кельтами и альбанами отступила на второй план перед грозной катастрофой, постигшей их обоих. Оба народа уже успели стать христианами (хотя и придерживались разных конфессиональных обрядов), и оба подвергались гонениям со стороны язычников-норвежцев.
Первую половину IX в. по праву можно назвать золотым веком выходцев с Альбы на Тили. Небольшие группы усадеб теснились вдоль побережья на землях, плодородие которых было достаточно хорошим, чтобы прокормить и людей, и скот. Иногда такие поселения проникали и во внутренние долины, такие, как Лагарфлот на востоке.
Несмотря на всевозможные трудности, которые им пришлось пережить в результате исхода с обжитых мест, переселенцам, обосновавшимся на Тили, в целом жилось лучше, чем на родине, а наделы здесь оказались куда более обширными и урожайными, чем земли, которые они оставили норвежцам.
Что касается кланов, промышлявших добычей «валюты», то дела у них шли как нельзя лучше. Как мы знаем, мореходы обогнули мыс Кейп Фейрвэлл еще в конце VI в., а к началу VIII в. уже активно хозяйничали на северных землях вплоть до Упернавика. Ледовая обстановка в тот период не представляла таких серьезных проблем, как в наши дни. Действительно, к середине VIII в. климат в этих широтах стал настолько теплым, что летом огромные районы Северного Ледовитого океана полностью очищались от льда, а граница паковых льдов в заливе Баффин Бэй отступила настолько, что не представляла серьезной угрозы даже для мореходов, плававших на лодках из шкур.
В середине IX в. фермеры и добытчики «валюты», обосновавшиеся на Тили, процветали и по уровню жизни не уступали обитателям континентальной Европы. Но подобное процветание неизбежно должно было привлечь сюда викингов…
