Текст книги "Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт"

Автор книги: Фаня Шифман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц)

Ренана смотрела в спины медбратьев, укладывающих Сареле в машину, стараясь не коснуться её, расширенными от ужаса глазами и молчала, не в силах сказать ни слова. Максим обернулся к Ирми и Ренане: «Я бы не советовал вам тут рассиживать!

Садитесь к нам, мы вас подбросим… Потом на полной скорости нам придётся выбираться отсюда. У нас нечто вроде подпольной клиники в самом центре Эрании.

Ну, давайте, скорее…» Поколесив по перепутавшимся улицам Меирии и наконец, найдя знакомый дом, Максим высадил Ренану и Ирми. После чего странная машина поспешила покинуть странное и мрачное место, в которое постепенно превращался некогда весёлый и светлый посёлок в предместье Эрании.

* * *

Группировка дубонов, брошенная на операцию колпакования, неожиданно получила приказ прекратить осаду ульпены, вступить в переговоры и постараться мирно вывести всех учениц и преподавателей с территории. Помня приказ действовать на этом этапе с чувствительностью и решительностью, они рассеялись по всей территории ульпены, заходили во все домики-классы, заглядывали во все углы, даже в женские туалеты, правда, уже больше никого руками не трогали. Впрочем, и девушек осталось немного, основная масса успела покинуть ульпену.

Главари вновь прибывших групп отделили преподавателей от учениц и аккуратно выпроводили первых за ворота. После этого гораздо проще оказалось расправиться с парой десятков испуганных, плачущих девушек. Чтобы избежать побоев и прикосновений, девушки согласились сами покинуть территорию.

Только назавтра по Эрании-Юд-Гимель пошла гулять ужасающая весть: внезапный уход дубонов был связан с преступлением звена, сформированного из уголовников эранийской тюрьмы. Рассказывали, что под прикрытием шума и большого числа посланных в ульпену дубонов, они похитили ученицу, затащили на соседний двор и изнасиловали. Имени девушки никто, естественно, не называл…

* * *

Основной причиной внезапного прекращения погрома в ульпене послужила не только и не столько история с похищением и изнасилованием одной из учениц, сколько то, что как раз в этот момент фанфаризаторы Пительмана закончили испытания новой программы, назначение которой – ускоренное ораковение не только отдельных домов, но и целых улиц. Это была всё та же программа, но она создавала силонокулл-поле повышенной мощности, поскольку угишотрию запускал новый чрезвычайно агрессивный силонокулл-пассаж. Тим так и сказал автору этого пассажа Аль-Тарейфа (кто не забыл: творческий псевдоним – Ад-Малек): «Твой взбрыньк – наше секретное оружие против антистримерства, и до полной победы силонокулла мы его не обнародуем! Вот только… э-э-э… когда ещё удастся испытать его на фелиофоне – против мультишофара… Я надеюсь, что твой взбрыньк сотрёт его в порошок! Где бы мультишофар раздобыть… и тех, кто с ним играется… Тогда бы можно было поэкспериментировать! А вообще-то… Ты гений, Ад-Малек!» Его восторги основательно притушил звонок Минея, поведавшего об изнасиловании группой дубонов ученицы ульпены. «Ты понимаешь, насколько это серьёзно, Тимми?

По Юд-Гимелю уже всякие слухи гуляют…» – «Я… э-э-э… думаю… Just a moment…

Придётся свернуть операцию… Тем более у нас появилась… – да, только что!.. – отличная программа!» – «Я рад за вас, я всегда говорил, что надо такие вопросы решать с применением техники, а не силовых средств… Надо бы подключить Офелию к решению неожиданной… э-э-э… проблемы с той девицей: она знает, как такие вещи делаются. И… нет, лучше я сам поговорю с Кастахичем – он постарается посодействовать на своём хлебном, так сказать, профессиональном, уровне…» – «А почему вы мне не доверяете обговорить это с Дани? Он же мой дружбан!» – «Вот поэтому и не… нет, не в доверии дело. Вопрос в том, как нам это прикрыть как можно аккуратней… А кстати, где эта девушка?» – «Н-не знаю… Это же вы мне об этом сообщили!» – «Непременно разыщи! Она не могла уйти далеко, я вообще не уверен, что она куда-то с того места сдвинулась! Надо найти её и сделать всё, чтобы она молчала! На крайний случай – 6-е отделение… Ты меня понял?

Сворачивай операцию! Это приказ!» – «Но, Миней, ведь это я исполняю обязанности рош-ирия Эрании! Так о каких приказах вы мне говорите?» – обиженно пробурчал в аппарат Тим. – «Послушай, зайчик, ты хочешь выиграть или нет? Я лучше тебя чувствую ситуацию! Поэтому слушай более опытного товарища и друга твоего папы.

Считай, что это отец приказал… э-э-э… даже такому большому начальнику, каким ты являешься на данный момент. Я же не при всех тебе говорю!» – «Да, адони, вы правы – я всё ещё от вас завишу… Тов, постараюсь выполнить ваш… э-э-э… Мне было бы приятнее, если бы это был не приказ, а совет…» – «О-кей, дорогуша, считай, что я тебе посоветовал. Ведь нынче в СТАФИ я и вправду на должности советника». Тим словно увидел добродушную ухмылку Мезимотеса. Он тут же покинул Центропульт, позвонил Шибушичу и дал команду осторожно свернуть осаду ульпены и вообще всех учебных заведений Юд-Гимеля, вывести дубонов с территории и осторожно замять дело. Шибушич недовольно бурчал: «Фиолетовые хулиганки зверски избили целый взвод штилей… Не знаю, смогут ли они теперь… э-э-э… быть мужиками…» – «Хулиганок разыскать и арестовать! Но ещё важней найти девицу, с которой зачем-то поразвлеклись твои новые кадры! Понял? Сейчас самое главное – без пыли и шума прекратить силовое колпакование. У нас появились гораздо лучшие колпакователи, действуют безотказно и… э-э-э… без-эксцессно… Короче, иди, выполняй. Потом доложишь!»

Тяжёлый день в семействе Блох

Рути только что проводила последнюю в этот день ученицу и удобно устроилась в кресле, поглядывая в телевизор и попивая кофе со сдобными булочками. Она ждала прихода мужа с работы и надеялась на звонок от дочки, с которой ей так и не удалось толком поговорить и даже попрощаться перед её возвращением в Меирию. И вчера девочка почему-то не позвонила, хотя они с Моти ждали до позднего вечера.

О том, что произошло накануне в меирийской ульпене, в новостях до сих пор не сообщали. То ли эранийские власти и боссы Офелии ещё не придумали, в каком виде донести это до народа, то ли решили для себя, что эти события не должны (до поры, до времени!) представлять общественного интереса. Поэтому Рути и Моти уже более суток не имели понятия, что с дочкой и где она. Рути привычно себя убеждала, что с нею всё в порядке.

Неожиданно Рути услышала, как хлопнула входная дверь. Она взглянула на часы и подумала: «Что-то рано Мотеле нынче…» – но тут же вздрогнула, услышав грузный топот, совсем не похожий на стремительную походку Моти. В следующее же мгновение боковым зрением она увидела дурашливую улыбку Тимми, в которой её неприятно поразила помесь странного торжества и больших надежд. Рути демонстративно уставилась в экран, и, поднося чашку ко рту, сквозь зубы пробормотала: «Моти ещё не пришёл, и близнецов тоже нет дома. В своих казармах, по-видимому… Извини…

Я занята…» – и машинально надкусила булочку, не сводя глаз с экрана, где мелькала привычная, мало интересная ей, дребедень.

«А я как раз не к ним, а к тебе! Во-первых, привет, дорогая! – Тим, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло, пододвинул его поближе к Рути и заглянул ей в глаза. Рути изобразила сухой кивок и что-то пробормотала в ответ с каменным выражением лица. – Как я понимаю, ты уверена, что ты жена главного специалиста «Лулиании», не так ли?» – «Да… А что? – недоуменно скосила глаза на него Рути. – Чего вдруг ты это спрашиваешь? Как будто не знаешь, что Моти – мой муж…» – «Ты не так поняла! Я имею в виду конкретно, что ты – жена главного специалиста «Лулиании».

Так вот… я предлагаю тебе таковой остаться, что бы ни случилось…» – «А я и не собираюсь разводиться с Моти – что бы ни случилось!» – пожала плечами Рути, подчеркнув последние слова, и наконец-то бросила прямой ледяной взгляд на незваного гостя. – «Опять ты не поняла, милочка!» – и Тим попытался своей огромной ручищей накрыть маленькую пухленькую ручку Рути. Она резко выпростала свою руку из-под его руки. Но Тим то ли и впрямь оказался недостаточно сообразительным, то ли решил таковым прикинуться, поэтому, не обращая внимания на её молчаливый протест, он продолжал: «Я хочу предложить тебе оставаться женой главного специалиста, кто бы им ни оказался! «Лулиании» больше не существует, а есть – СТАФИ!» – «Что-о?!» – так и подскочила Рути. – «Видишь ли, дорогуша, твой Мотеле сильно проштрафился. Я его даже понимаю: он хотел как-то помочь старому армейскому приятелю. Многодетному… хе-хе… По-человечески это очень даже можно понять. Но в духе нашей струи, которая, как ты знаешь, безоговорочно завоевала массы, это недопустимо. Тем более приятель-то этот – злостный антистример!» – «Не понимаю, о чём ты говоришь…» – уставившись в экран, пробормотала Рути, хотя внутри у неё всё похолодело. – «Ну, как же! Ты что, не слышала, что Дорона арестовали на Турнире за… Много за что, но в основном – за сопротивление властям и органам законности и правопорядка. Ну, и дети его!..

Знаешь же, что они у него отпетые бандиты, открыто нарушающие закон!» – «Дети?» – тут уж Рути недоуменно, даже с некоторым страхом, уставилась на Тима. – «Да-да!

Ну, его старший сын, сама знаешь… А кстати, где ваша дочь? Ведь на-днях вышел и вступил в силу специальный указ ЧеФаКа, подписанный исполняющим обязанности рош-ирия Эрании, о закрытии всех учебных заведений в Эрании-Юд-Гимель. Их решено превратить в Центры колпакования, коротко – ЦК…» – «Не понимаю, о чём ты толкуешь! И, честно говоря, мне некогда всё это слушать… да и незачем…» – резче, чем ей это было свойственно, проговорила Рути. – «А ты вот послушай! Во-первых, через несколько минут начнутся новости, и там всё скажут. А я пока хочу тебя проинформировать вкратце: ульпену, то есть знакомое тебе учебное заведение в Юд-Гимеле, тоже закрыли. Но при этом там произошли очень неприятные события! Э-э-э… Я всерьёз опасаюсь, что дочь Мордехая и Рут Блох тоже замешана в беспорядках, организованных антистримерски настроенными ученицами… Её непонятное общение с семейкой антистримеров… Ещё неизвестно, какие у неё отношения с кривоносым бандитом… Но вот… Давай вместе посмотрим!» – и он уставился на экран, жестом приглашая Рути последовать его примеру.

* * *

На экране, на фоне ставших привычными нервно-подрагивающих драпировок оттенка зыбучих топей, выступал бесцветный диктор, популярный ведущий новостных передач.

Он излагал официальную версию происшедшего накануне в Юд-Гимеле, рублеными фразами, произносимыми зловеще-вкрадчивым голосом. Рути с ужасом и отропью уставилась на возникшего на экране блондина, красивое, недоброе лицо которого отражало причудливую смесь неловкости с наглостью. Он говорил тихо, с тяжёлым акцентом, каждое его слово и интонации свидетельствовали о том, что он свой рассказ неплохо отрепетировал. Да, звено штилей под его командованием участвовали в операции по наведению порядка и выдворению не желавших подчиниться указу рош-ирия Эрании девиц («Учениц ульпены…» – заботливо поправил его диктор, но штиль досадливо отмахнулся) с территории, где они – на тот момент! – находились незаконно. За это он был зверски избит тремя рослыми девицами, к которым даже не прикоснулся. «Вы же знаете: нам запрещено касаться женщин! Я к ним очень вежливо обратился, – жалобно заскулил парень, – а одна из них, известная антистримерша, кстати, – пробубнил он в нос, – сразу же врезала мне каблуком между ног… Врач говорит, что травма, нанесённая этой бандиткой, может повлечь за собой очень серьёзные последствия… Придётся долго лечиться, если я хочу стать нормальным мужем и отцом…» – красавец всхлипнул, отвернулся и с неброской элегантностью потёр мизинцем щёку.

«Они тут не сообщают, кто была эта бандитка – она ещё несовершеннолетняя, поэтому как бы не положено называть имя… Но тебе я скажу: это дочь того самого Дорона, которому твой… э-э-э… муж, по неведению, я надеюсь, покровительствовал… Были с нею ещё две девицы, и, не исключено, а я так почти уверен! – среди них твоя дочь, ведь она её подруга!..» – тихо и вкрадчиво произнёс Тимми. – «Да что ты мелешь! Он говорит о рослых девицах, а моя дочь миниатюрная и хрупкая, да ей и в голову такое придти не могло! И вообще – почему для разборок с девочками послали мужчин, дубонов и… как-их?.. штилей? Ты что, не знаешь, что так не делается?» – «Это несущественно! Да я не об этом… Вот ты даже не знаешь, где она сейчас обитает… А знать должна – ты же мать! Мало того, что она фактически разрушает семью и вас всех может привести к большой беде…» В этот момент зазвонил телефон, Рути приложила трубку к уху, одним глазом следя за экраном – вдруг и о Ширли что-нибудь скажут, с некоторой опаской думала она.

Выслушав прозвучавшие в трубке первые несколько слов, она поняла, что телефонный звонок сказал ей о дочери больше, чем мог бы сказать телевизор, и её лицо побелело. Она уже не слушала, что продолжал говорить незваный и неприятный визитёр под бубнёж телевизора. Брат Арье, позвонивший через столько лет молчания, скороговоркой торопился сообщить ей, что вчера он привёз Ширли к себе, и просил не беспокоиться: «Нет-нет, она беседер, ну, несколько синяков, но это ерунда…» – эти слова Арье повторил несколько раз. Они с Тили, сказал он, позаботились о девочке и сейчас думают, как её куда-нибудь переправить, где она была бы в большей безопасности. Но сообщить сестре ситуацию он считает своим долгом – а вдруг девочке не удастся с ними связаться. Вот и ему только сейчас обстановка в эфире позволила позвонить… Он и вчера весь вечер пытался, но удалось вот только сейчас… Рути молча с побелевшим лицом выслушала брата и тихо отвечала, приблизив трубку как можно ближе к губам: «Ага… Я поняла… Извини, сейчас я даже говорить с тобой не могу… Я перезвоню, сразу, как освобожусь… Ага…

Ага… Яалла… бай…» – и она поспешила закрыть аппарат.

Как сквозь туман она вдруг услышала приторный тенорок: «А кто это тебе звонил, Рути?» – «А что, тебя и это касается?» – «Конечно! Тем более такие события в моём городе!.. Я ведь тебе не абы кто… Я исполняющий обязанности рош-ирия Эрании, кроме того, глава Чрезвычайного Фанфармационного Комитета, ЧеФаК, при муниципальных службах, и ещё – главный специалист созданной на базе «Лулиании» фирмы СТАФИ!» – «Ну, и исполняй свои многочисленные обязанности, я-то тут при чём! – вяло откликнулась Рути, продолжая лихорадочно думать о дочери. – Что ты вообще тут делаешь? Тут тебе не ирия и не твой сектор фирмы…» – и она уставилась в телевизор, хотя, как ей показалось, там несли какой-то бред: то ли кто-то изнасиловал какую-то девицу, то ли она сама хотела, чтобы её изнасиловали…

Унылый диктор долго и нудно вещал о показной и фальшивой скромности фиолетовых.

Этого ей слушать уж и вовсе не хотелось – и без криминальных историй голова пухнет!

* * *

Тим внезапно переключился на другую тему. Когда до её сознания снова дошли его слова, она услышала: «Каждому воздаётся по деяниям его, не так ли? Ты же с детства знакома со словами наших мудрецов: проявляя милосердие к жестоким, становишься жестоким к милосердным. («Откуда этому борову известно это высказывание?» – устало подумала Рути.) Вот поэтому как раз в эти минуты наши боссы доводят до сведения и сознания Мордехая Блоха, что за допущенные провинности – в том числе и за порочное воспитание дочери, ставшей антистримершей! – его понижают в должности и переводят под моё непосредственное начало. Теперь я – единственный главный специалист уже не безыдейной «Лулиании», а бери повыше – СТАФИ! Об этом, конечно, в «Silonocool-News» никто не будет сообщать… Не того уровня информация… хе-хе!..» – «Меня этот жёлтый листок не интересует!» – процедила, не глядя на него, Рути. – «Ну, ладно… Так о чём это я?.. О том, что должность твоего мужа по праву переходит ко мне. Поэтому я полагаю, что раз должность переходит от него ко мне, то и его жена Рути, – тут Тим нежно склонился к Рути и изобразил самую ласковую свою улыбку, – которую я много лет люблю нежной любовью, должна перейти ко мне и стать моей женой.

Согласись: это было бы только справедливо! А если учесть, что твои сыновья Галь и Гай ко мне очень нежно относятся… Ведь я в последние годы им был вместо отца – и это знает вся Арцена! Твои сыновья так и говорят! А кто их ещё раньше приобщил к силовым видам спорта, к карате, дзюдо, у-шу? Ведь не этот нежный красавчик, в последнее время демонстративно подчёркивавший свою отцовскую любовь единственно и исключительно к младшей дочери, которая дошла до молчаливого (не спорю!), но и откровенного отрицания силонокулла и фанфарологии! Демонстрируя свою отцовскую любовь к недостойной дочери, Моти Блох столь же откровенно пренебрегал интересами своих прекрасных сыновей. Мальчики остались без мужской поддержки в такой ответственный момент!» – драматично воскликнул Тим.

Рути остолбенела, пытаясь вникнуть в чудовищный набор слов, который она только что услышала, да ещё и произнесённый приторным тенорком Пительмана. «А ты не подумал, что неплохо хотя бы меня спросить? Например, чего я хочу!.. – отстраняясь от него, ледяным тоном с едва скрываемой яростью, наконец, спросила Рути. Куда девалась её мягкость и робость!.. – А, кстати, что у тебя с Офелией?

Ведь вы же известная в Эрании пара! Да чего уж там – в Арцене, гремите на весь просвещённый мир!» – «А что Офелия! Она нам не помешает, если для тебя это так существенно. Она помогла не одному мужчине сделать великолепную карьеру… Между прочим, Миней мне как-то рассказывал, что он её и твоему Моти предлагал: это, ничуть не мешая вашей семейной жизни, помогло бы ему взлететь на недосягаемые карьерные высоты. Ты себе не представляешь, как бы вы тогда жили! В каких кругах бы тогда вращались!.. У-у-у!!! А он, дурак, отказался… Где-то я его понимаю – у него та-а-акая женщина, как ты, Рути, любимая моя…» – «Заткнись, дурак!» – яростно прошипела Рути. – «Ну, вот, ругаться на влюблённого Тимми… Давно влюблённого! – подчеркнул он со значением, старательно не обращая внимания на выражение гадливости на лице Рути. – Но я не обижаюсь. Я понимаю, что ты просто немного… того… не в себе… офонарела, так сказать… Получить та-а-акое предложение от человека, почти добравшегося до самой вершины… Моти тоже мог бы достичь таких же высот, если бы не был таким… э-э-э… скажем там – зарвавшимся идеалистом… Да-а-а… Зато мне повезло! Офелия… – мечтательно, как кот, зажмурился Тим и промурлыкал: – Она нам – повторяю! – не будет мешать.

Кроме того… ты ведь и не знаешь, что на неё запал твой Галь… Вот и…» – «Что-о?!!

Что ты болтаешь! Галь – юный мальчик! А эта… ящерица… ему в матери годится!

Если я что-то узнаю…» – «Ну, и что будет? В полицию заявишь? Да кто тебя будет слушать! Ведь нынче полиция – фактически одна из ветвей гвардии дубонов, а я – их куратор! – хвастливо заявил Тим, продолжая заглядывать Рути в глаза. – Со мной не шути!» – «А я с тобой ни шутить, ни просто общаться не собираюсь! – холодно отрезала Рути. – И оставь моих мальчиков в покое! Хватит их развращать!» – «Понимаешь, darling, они не хотят, чтобы я их оставил в покое, они не хотят со мною расставаться. Они не раз высказывались в том духе, что, мол, как было бы хорошо, если бы я был их отцом, как бы отлично мы зажили все вместе…» Рути молча, с выражением крайнего отвращения на лице, уставилась в экран, только бы не видеть крупного наглого лица непрошенного визитёра. По телевизору показывали пустой двор ульпены, где училась её дочь, и Рути отвернулась, не зная, что ещё можно сделать, чтобы и не смотреть на экран, и не видеть ненавистного широкого лица. Тимми продолжал заливаться соловьём: «Ну, Рути, милая моя, я не сомневаюсь в твоём благоразумии: рано или поздно ты поймёшь, не можешь не понять…

Всё очень просто: пусть Моти с дочечкой убираются отсюда куда хотят! Например, к своим фиолетовым дружкам! На жизнь им СТАФИ даст какое-то пособие: в конце концов, уж на почётную пенсию бывший главный разработчик Проекта заработал! А мы с тобой и с мальчиками поселимся тут, а то и купим для нас гораздо лучший особняк! Прекрасную виллу, достойную и нас с тобой, и наших прекрасных, талантливых мальчиков!» – и с этими словами Тим неожиданно попытался обнять Рути.

Куда девались робость и мягкость!.. Рути с силой оттолкнула огромного увальня и угрожающе подняла руку для пощёчины: «Убирайся немедленно из нашего с Моти дома!

И чтобы мы тебя тут больше не видели! А если ты ещё раз попробуешь ко мне пристать, я обращусь в полицию! Вон отсюда! Ну!!!» Тим, неприятно ухмыляясь, с причудливой смесью угодливости и наглости, попятился, сделав успокаивающий жест обеими руками: «Ухожу, ухожу, ухожу… Ну, и принцесса же ты, как я погляжу!..

Но к мальчикам я ведь всё равно буду приходить: ты не можешь запретить сыновьям принимать друзей! А насчёт полиции, я надеюсь, ты всё прекрасно поняла… Пугать меня полицией? Ха-ха-ха! Рути, милая ты моя! Ты сама не понимаешь своего счастья!» Рути отвернулась, демонстративно не глядя на незваного визитёра, обескураженного нелюбезным приёмом, который тихо, на цыпочках вышел из дома. Он успел почти вовремя. Машина Моти заворачивала на улицу. Моти был очень расстроен и даже взбешен после разговора с Арпадофелем и тем, что ему сказал присутствовавший при этом Мезимотес, а поэтому не обратил внимания на знакомую мешкообразную фигуру, спешно трусившую через дорогу к своему «Мерсу».

* * *

Когда Моти вошёл в салон, он не сразу увидел застывшую в кресле Рути, руки которой были бессильно опущены вдоль тела, лицо пылало от смеси ярости и стыда.

Увидев вошедшего мужа, она встрепенулась и заголосила: «Беда, Мотеле, беда!» – «Я и сам знаю, что беда… Похоже, меня увольняют – и говорят открытым текстом, что это из-за Ширли… Что-то там у них в ульпене произошло, то ли Ширли кого-то избила, то ли…» – «Ширли избили! Наше счастье, что Арье их встретил, её и ещё несколько девочек привёз к себе… Говорит, чуть не у мусорного контейнера их нашёл, они там прятались… Он уж привёз её к себе домой и немного в порядок привёл… Она же у нас такая слабенькая, впечатлительная!..» – «Ты что, не поняла, что я сказал? Меня увольняют… вернее, предложили самую низкую должность под началом Пительмана, даже не его, а его главного холуя Ликуктуса!

Отвратный тип, я тебе скажу! Бенци тоже хорош!.. Даже не предупредил об этом…» – «Это ты не слушаешь, что я тебе говорю!» – «А что ты говоришь?» – опешил Моти.

– «Зря мы отпустили нашу девочку снова туда! Там та-акое было, тут по телевизору показывали… Короче, они закрыли ульпену, да и все религиозные школы в Меирии… других-то там всё равно не было! Надо её обратно домой привезти и отдать в нормальную гимназию… Может, увезти из Эрании – на Юг, или на Север, неважно, найти что-нибудь там…» – «Тогда уж лучше, сразу в Австралию – это уж наверняка Юг!.. И у меня будет достойная работа, и у неё никаких Доронов и антистримерства там не будет. И школа хорошая, и студия высокого уровня! Займётся анимациями, ей же очень нравится это дело – и забудет фиолетовые дела…» – «Ой, в Австралию я бы не хотела… А что с мальчиками?» – «Не знаю…» – «Ладно, сейчас поедем к Арье: она там… Я перед нею на колени встану…» – лепетала в отчаянии Рути, но Моти покачал головой: «Не поможет: ты плохо свою дочь знаешь!..» И они оба выскочили из дома.

Не успели они отъехать от дома, как с другой стороны улицы появились их сыновья в полной боевой выкладке дубонов, следом за ними к калитке подошли две смазливенькие девчонки-близнецы, это были их подружки Смадар и Далья. Моти и Рути их уже не заметили.

* * *

Накануне днём, привезя племянницу к себе, Арье отвёл её в комнату, которую в обычное время занимал первенец Цвика. Ширли заверила дядю, что ей надо только отдохнуть после пережитого и переночевать тут, после чего она отсюда уйдёт, не будет их стеснять. Арье, конечно же, резко ответил: «Не говори глупостей! Мы же родные люди! Сначала тебе надо как следует в себя придти, окрепнуть, до этого я тебя просто никуда не отпущу!» Ширли не предупредила Арье и Тили, что она не хочет, а на самом деле боится встречаться с родителями после того, что случилось в ульпене. Арье тоже не успел толком поговорить с нею, а Тили только попыталась немного успокоить её перед тем, как та уснула в комнате Цвики, которую он в последнее время делил с Нахуми.

Назавтра во время обеда Ширли услышала, как Арье кому-то по та-фону рассказывает о том, что с нею произошло. «Арье, – тут же вскинулась Ширли, – ты кому это обо мне рассказываешь?» – «Ты знаешь… э-э-э… – замялся дядя. – Я просто обязан был это сделать… Ну…» – он густо покраснел. – «Ты сейчас звонил моим родителям?» – звенящим голосом спросила Ширли. – «Э-э-э… В общем – да…» – «Я тебя просила об этом?! Просила? Да?! Ведь вы давно уже не общаетесь…» – «Я думал, ты сама хотела им позвонить, но не смогла дозвониться…» – «Я бы тебе сказала! Я не хочу идти домой! ПОНЯТНО?» – «Но почему, девочка моя? – ласково спросила Тили, – мы с Арье думали, что сейчас ты захочешь быть с папой и мамой – это же так естественно…» – «Нет!!! И не спрашивайте ничего!..» – «Но они сейчас приедут…» – «Значит, отсюда должна буду уйти я! – крикнула девочка, отодвигая тарелку и вскакивая из-за стола. – Я не могу и не хочу домой!

Понимаете? Там братья могут появиться!» – «Ширли, девочка, успокойся… – заговорила Тили. – Ничего плохого не случится… Ну… Мы скажем маме и папе, что ты поживёшь у нас, пока ситуация успокоится…» – «Да они же меня в Австралию хотят увезти! А теперь снова начнут настаивать и давить! Нет, ни за что! Я ухожу!.. Вам спасибо за всё, но… И вообще, я должна быть с моими друзьями… Мне Ренана, кажется, говорила, где они сейчас…» – бормотала девочка, бросившись в комнату, где она ночевала, и захлопывая дверь. Она принялась лихорадочно переодеваться и собирать сумку. «Ширли, успокойся, может, они ещё не скоро… Хотя бы доешь…» – взывал к ней Арье через неплотно закрытую дверь. Ширли не отвечала.

Арье в растерянности стоял у двери в комнату, которую он предоставил племяннице.

Он только что позвонил Рути – через столько-то лет отсутствия контакта с семьёй сестры! – и сказал, что их дочь у них в доме. Блохи могут в любую минуту заявиться, а девочка собирается уходить… И ведь уйдёт же! – упрямая!!! Что теперь делать!.. Что они с Тили скажут Блохам?..

* * *

После резкого разговора с дядей и тётей Ширли быстро собралась, но вдруг остановилась в нерешительности, села на кровать. Она снова явственно увидела сцены налёта дубонов на ульпену: их кошмарные, словно оловянные, лица, лицо Ренаны в момент, когда она, не помня себя, ударила дубона, напавшего на неё, пытавшегося… Ширли ощутила острое желание увидеть хоть одним глазком Ноама, и где-то на задворках сознания, как в тумане почему-то мелькнуло лицо Рувика, склонённое над гитарой… а потом всё заслонило растерянное лицо отца. Ширли тяжко вздохнула, не в силах разобраться в себе, кого она сильнее хочет видеть – отца или Ноама. По щеке скатилась слезинка. Она ещё раз вздохнула, всхлипнула…

Из-за двери слышались голоса Арье и Тили, упрашивавших её доесть. Ширли вежливо отказалась, поблагодарила их за всё – и больше не сказала ни слова…

Было около 3-х пополудни, но из окна в комнату лился странный, тусклый свет.

Впрочем, к этому они в Меирии уже привыкли. Ширли вспомнила последний разговор с отцом, когда он отвозил её в Меирию. Вдруг, как острой иглой, её пронзило: «Теперь, увидев, во что превратилась Меирия, они точно захотят отвезти меня в Австралию, захотят меня оградить от всего этого, от моих друзей, от Ноама!» В этот момент, подумав о Ноаме и связав это с настойчивыми разговорами отца об Австралии, приняла решение. Все мысли и сомнения заслонила одна мысль: она должна немедленно, до их появления у Арье, бежать и спрятаться там, где родители достать её не смогут, и, конечно же, не смогут увезти ни в какую Австралию.

Рассудок замолчал – и надолго. Ею двигало стремление увидеть Ноама и страх перед попыткой родителей увезти её в Австралию. И если для этого надо будет пойти пешком в Неве-Меирию, значит, она пойдёт туда пешком! На мгновенье мелькнула немножко фальшивая мысль, что она не может слишком злоупотреблять гостеприимством семьи Арье, они же и без того должны ухаживать за больным дедушкой.

С родителями ей вообще не хотелось объясняться, особенно после налёта в ульпене.

Мысль об отце вызвала лёгкий укол совести, но она дала себе слово, что обязательно с ними свяжется, когда, наконец-то, встретится с Доронами и будет точно знать, что они, главное – Ноам, беседер.

Ширли решительно поднялась, схватила брошенную в угол сумку, распахнула створки окна. Перегнувшись через окно, она посмотрела по сторонам и увидела, что на улице ни души, родители, скорей всего, тоже ещё не добрались до Меирии. Со смесью изумления и ужаса она разглядывала с высоты второго этажа то, во что превратилась улица и дома за какие-то сутки. Перед её глазами оказался тесный тупичок, вроде жутковатого завитка, погруженного в полумглу. Некоторое время Ширли созерцала зловещий пейзаж и вдруг заметила, что картина медленно, но ощутимо меняется. Ей не потребовалось много времени, чтобы понять: изменения происходят в такт с меняющимися звуковыми отрывками. Каждый новый пассаж как бы накладывает новый жуткий штрих на пейзаж. Ей даже удалось зрительно зафиксировать момент начала звучания очередного пассажа. Как бы качнулись в разные стороны дома, уныло сдвигаясь в непривычном беспорядке вдоль резко сузившейся и словно бы вздыбившейся тропки (совсем недавно широкой улицы, с густыми деревьями вдоль тротуаров по обе стороны), начали вспыхивать краткие ослепительно-белые вспышки, пронизывая окружающий пейзаж – они ничего не освещали, только слепили глаза, вызывая раздражающее слезотечение.

Рядом с окном, по левую руку она увидела развесистое, почти обезлиственное, дерево и ухватилась за толстую ветку, очень кстати протянутую прямо к подоконнику. Она потом так и не могла объяснить даже себе, как ей удалось перебраться вместе с сумкой по этой ветке к развилке дерева, а потом спуститься с него, основательно исколовшись и исцарапавшись. Долго ещё всё происходящее с нею ей казалось каким-то диким сном. Как бы то ни было, она оказалась на сухой земле… вернее, на чём-то бугристом, только отдалённо напоминавшем сухую землю, по непонятной ей причине лишённую знакомого тёплого, терпкого запаха. Ширли недосуг было вглядываться, внюхиваться, а тем более – задумываться, она поднялась на ноги и огляделась вокруг. Где-то на краешке сознания продолжала биться мысль о Доронах, о Ренане, но главное – о Ноаме.