Текст книги "Трижды заслуженная вдова"

Автор книги: Фаина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

Мумия снова оговорилась, назвав имя второго брата, находившегося, по нашим сведениям, в психушке. Но на этот раз она не заметила оговорки. «У бабки тоже, видно, с головой не все в порядке! Наследственность, что поделаешь!» – решила я и обратилась к ней с главным, на мой взгляд, вопросом:

– Рахиль Флавиевна, хотелось бы поподробнее поговорить о наследстве… Нам стало известно, что Роза Адамовна написала завещание, в отличие от своего супруга. Однако Соня не успела его прочитать.

– Да, – кивнула головой Рахиль. – В тот день, когда Софочка погибла, должен был приехать наш семейный адвокат и прочитать бумагу, составленную Розой. Соня, конечно, хотела первой побеседовать с адвокатом, опередить, так сказать, события. Но, к счастью, наш адвокат – человек мудрый и опытный, а я старейший член семьи Либер-манов и без моего присутствия завещание читать не стали бы… Разумеется, каждому из семьи что-то полагалось, но основное, конечно, Соне…

– А теперь? Как теперь распределится наследство?

– Честно говоря, затрудняюсь ответить, – замялась она.

Ну вот, вроде бы все более или менее ясно. Только один вопрос не давал покоя: кто же убил Розу Адамовну и Соню Либерман? До тех пор, пока на него не отыщется ответ, я спать спокойно не смогу.

– Рахиль Флавиевна, – я вспомнила о визите Светланы и решила прояснить и это обстоятельство, раз уж мумия столь разоткровенничалась, – вы что-нибудь знаете о существовании у вашего брата еще одной дочери?

Рахиль сперва недоуменно подняла на меня прозрачные старушечьи глаза, а потом вяло промямлила:

– Ах, ну да… Но какая же она дочь?!

– Какая-никакая, а все же дочь, – глубокомысленно изрекла Люська, – и тоже, наверное, хочет кусочек наследства…

– Да вы что, милочка моя?! – возму-щенно пискнула Рахиль, – во-первых, она ничего не хочет, а во-вторых, все равно ничего не получит, уж можете мне поверить!

– Интересно, откуда такая убежденность? – с деланным равнодушием поинтересовалась я. – У меня, к примеру, другие сведения…

– Какие сведения, о чем вы?! Светочка Арику так и заявила, что ничего ей от него не нужно! Удивительно милая и скромная девочка.

Я вспомнила, как Светка повисла на шее у Веника и что за этим последовало. На мой взгляд, скромницей она точно не была. Впрочем, собственное мнение я оставила при себе. Сейчас меня интересовало совсем иное:

– А когда это Светлана успела заявить господину Либерману о том, что не имеет видов на наследство? Они что же, поддерживали отношения?

– Конечно, – убежденно кивнула головой Рахиль. – Хотя несколько визитов, наверное, нельзя назвать отношениями… Арик – человек благородный. Он хотел помочь этой своей… учительнице и ее дочери. Только ведь они обе гордые и принципиаль-ные: денег не брали, подарков не принимали… Арнольд несколько раз ездил в Тулу, да бесполезно – наотрез отказывались. Тогда он пошел на небольшую хитрость: стал посылать денежные переводы Зое как матери-одиночке от профсоюза учителей… Так что, сами понимаете, ни о какой доле наследства для Светланы не может быть и речи!

Судя по решительному тону и не менее решительному виду Рахили, я поняла, что именно так оно и было бы, даже в том случае, если бы Светка решила предъявить претензии.

– А вы не знаете, где именно в Туле живет Зоя с дочерью? – спросила я старуху.

Она пожевала губами и тут же выдала:

– Улица Московская, дом восемь, квартира шестнадцать. Коммуналка, – бабка презрительно скривилась. – Не были бы такими принципиальными, уж давно бы в отдельной жили!

Однако память у старушки! Скорее всего, она и в глаза-то не видела ни своей племянницы, ни ее матери, а вот поди ж ты, адрес запомнила! Придется в Тулу ехать, чтобы прояснить ситуацию – очень уж непохожа та девица, которая навестила нас, на ту, о которой говорила Рахиль. Я поднялась с удобного дивана.

– Что ж, спасибо за беседу, Рахиль Флавиевна, нам пора, – напустив на себя побольше важности, заявила я. – Если вы нам еще понадобитесь – мы вас навестим!

– Да, – подтвердила Люська, и мы гуськом проследовали к выходу.

Когда мы проходили мимо рояля, на котором по-прежнему возлежал Афоня, я не удержалась и показала вредному избалованному животному язык. Кот удивленно глянул на меня огромными зелеными глазищами и протяжно мяукнул.

– Ну бабка и перец! – выдохнула Люська, едва мы загрузились в машину. – А сынок? «Ах, несчастный мальчик, его все обижают!» А у этого мальчика взгляд, что у крокодила – того и гляди заглотит целиком и не подавится! Куда теперь, подруга?

У Люськи была удивительная способность переключаться с одной мысли на другую без всякого перехода. Мой высокоорганизованный ум порой не успевал проделать эту операцию достаточно быстро.

– В Тулу поедем! – заявила я, выруливая на проспект.

– Как это в Тулу?! – подпрыгнула на сиденье Людмила. – А Саня? А подарки? А ужин? Ты же мне обещала!

А ведь действительно обещала.

– Черт, – в сердцах выругалась я. – Угораздило же твоего Саню так некстати родиться! Не мог другое время выбрать!

– Когда приспичило, тогда и родился! – обиделась за мужа подруга. – А ты из-за своих покойников совсем о живых людях забывать стала…

Я лишь глубоко вздохнула в ответ на это замечание.. Где-то я его уже слышала? Чтобы совсем не обидеть Люську, я развернулась и покатила к центральному универмагу.

В магазине проводилась распродажа осенне-летнего ассортимента по смехотворно низким ценам. Весь уцененный товар сложили в большие короба и корзины и выставили на всеобщее обозрение и разграбление. Народ, пользуясь оказией, увлеченно ковырялся в вещах. Особенно усердствовали женщины. Забыв обо всем на свете, в том числе и о собственных мужьях, томящихся рядом, они по пояс влезали в коробки и корзинки, стараясь выискать что-нибудь поприличнее и подешевле. Две тетки воин-ственного вида с громким пыхтением, но молча вырывали друг у друга из рук какую-то кофточку совершенно невообразимой расцветки. Даже под страхом смерти я бы не согласилась напялить на себя это произведение неизвестного мастера. Однако распродажа и есть распродажа: на ней уходит даже тот товар, который безуспешно пытались продать в течение последнего столетия. Я так увлеклась созерцанием сражения двух этих теток-гладиаторов, что совсем потеряла из виду Люську. Когда же кофточка была успешно поделена пополам, я обнаружила подругу с поднятой вверх пятой точкой. Передняя Люськина половина почти полностью скрылась в огромной корзине со шмотьем.

– Женька, ну что ты стоишь, как Наполеон на Бородинском поле! – гневно окликнула меня Люська, высунув из-под вороха тряпок свою мордочку. – Подержи меня за ноги, а то я не достаю ни фига! Тут на дне очень неплохие шортики просматриваются!

– Люся, зачем Сане зимой шорты? – попыталась я воззвать к разуму подруги. – Ему впору кальсоны с начесом покупать – вон какие морозы стоят!

Люська не вняла голосу моего рассудка и снова опасно накренилась над корзиной с криком:

– Держи!

Я торопливо ухватила ее за ноги, получив при этом тяжелым ботинком по скуле.

– Ну ты, Кусто недоделанный! Осторожнее ластами шевели! Иначе оставишь меня инвалидом – кому я такая нужна буду? – попеняла я Люське.

Подружка меня уже не слышала – ее накрыла волна изделий легкой промышленности. Спустя несколько минут, показавшихся мне вечностью из-за неуемного желания Люськи исследовать все дно корзины, я наконец услышала сигнал:

– Вира помалу!

Не могу сказать, что я очень уж хлипкая, но подруга оказалась чересчур тяжелой, вероятно, она здорово загрузилась дешевым ширпотребом! Я с трудом выволокла ее наружу. Когда Люська очутилась наверху, слегка растрепанная, раскрасневшаяся, но довольная жизнью, в руках она держала что-то защитной расцветки и совершенно невероятного размера. Навскидку даже и не определить, чем она разжилась.

– Вот! – торжествующе сверкая глазами, воскликнула жертва распродажи. – Саньке понравится!

С этими словами она потрясла добытым трофеем.

– Л-Люся, – заикаясь проговорила я. – Ч-что эт-то?

– Шорты, не видишь, что ли?

Я видела, но поверить, что ради ЭТОГО стоило рисковать моим здоровьем, не могла. То, что Люська хотела выдать за шорты, на мой взгляд, больше походило на защитный тент, который растягивают над каким-нибудь штабом, чтобы замаскироваться от врагов. Камуфляжную раскраску дополняла надпись на английском языке US ARME (орфография сохранена) там, где должен был находиться, пардон, гульфик. Пока я удивлялась, а подруга с довольным видом трясла защитным полотнищем, на нас налетела какая-то усатая тетка, ничуть не смущаясь, вырвала из Люськиных рук мужнин подарок и помчалась прочь.

– Стой, гадина! – завопила Люська. – Отдай трусы, хуже будет!

Наверное, мне стоило вмешаться, иначе кровопролития не избежать, потому что уса-тая гренадерша остановилась и сквозь прищуренный глаз посмотрела на беснующуюся Людмилу.

– Люсенька, успокойся! – я погладила подружку по голове, как больного ребенка. – Пускай шортики у тетеньки останутся! Они ей как раз по размерчику подходят! А Саньке твоему купим что-нибудь другое. Он же у тебя известный пацифист! Не станет камуфляжные трусы носить, да еще зимой! А нам с тобой надо продукты покупать! Экономь силы, слышишь?

Люська еще немного поругалась, и мы, провожаемые насмешливым взглядом гренадерши, отправились прочь с распродажи. На первом этаже универмага в отделе «Сувениры» я приобрела неплохую, на мой взгляд, флягу с парой наперсточных рюмочек в подарок мужу любимой подруги. Сама же Люська купила ему набор столовых ножей в деревяшке. А что? Практично, красиво и в хозяйстве пригодится.

– Господи, какие были шорты, Жень! – скулила Людмила, когда мы покинули магазин. – Ну и что, что великоваты? Я бы своего Санечку к лету откормила до нужного размера! Зато ведь стоили-то сущие копейки! Ой, беда, беда! И почему я такая невезучая?!

– Зато Сашке твоему повезло, считай, – ответила я на ее стенания. – Он, конечно, их надел бы, потому как тебя любит. Но я вовсе не уверена, что эти, с позволения сказать, шорты способствовали бы усилению его чувства. Скорее, наоборот. А уж если его еще и откормить до размеров этого… маскировочного покрытия, то и вовсе любить тебя перестал бы. Не смог бы! Так что не кисни, мать! Санька у тебя счастливчик!

Люська еще немного повздыхала для порядка, но вскоре успокоилась и занялась составлением списка необходимых продуктов. Слушая ее негромкое бормотание, я с грустью констатировала: поехать в Тулу сегодня не получится…

Рынок встретил нас обычной суетой, несмотря на довольно чувствительный морозец. Мы с Люськой быстренько затарились необходимой снедью и, стуча зубами от холода, рысцой вернулись в машину.

О праздновании дня рождения Саньки говорить, думаю, не стоит – все было ужасно нудно и скучно. Народ веселился, пил водку и вино, с чувством горланил песни.

Короче, всем своим безобразным поведением нарушал покой мирных граждан и мешал мне думать и распутывать преступление. Единственным лучом света в этом царстве разврата и обжорства был горящий Ромкин взгляд и пылкое признание в любви ко мне, щедро сдобренное обещаниями скорее закончить ремонт и вернуть блудную дочь, то бишь жену, в родные стены.

Когда гости, выпив все, что пьется, и съев все, что естся, удалились, а посуда была перемыта, я наконец смогла остаться наедине со своими мыслями.

Старушка Либерман утонула в ванне, причем не по собственному желанию, а по чьей-то злой воле, приняв зачем-то несколько таблеток снотворного. Самым первым и, на мой взгляд, реальным подозреваемым была ее доченька, Соня. А что? Все сходится: Соня очень любила денежки и не хотела пи с кем делить папенькино наследство. Все бы ничего, да только сама же Софочка через некоторое время погибла. И опять же по чьему-то нехорошему умыслу. Кому выгодна ее смерть? Рахили? Да ведь у нее денег-то немерено, зачем ей гробить племянницу? Конечно, особой любви дамы друг к другу не питали, но вот убивать, думаю, Рахиль не решилась бы.

Может, действительно девочка Светочка постаралась? На меня она произвела не слишком приятное впечатление: хитрая, жадная и меркантильная особа. А вот Рахиль о ней совершенно иного мнения. Даже странно, что один и тот же человек производит на окружающих такое разное впечатление. Впрочем, Рахиль, скорее всего, судит о Светлане по рассказам брата, сама наверняка девушку и в глаза не видела. Допустим, Светка все-таки причастна к убийствам, хотя я не вижу в этом абсолютно никакого смысла. Ей бы следовало доказать, что она действительно является дочерью Арнольда Флавиевича и оспорить завещание. В конце концов, чтобы определить родство, вовсе не обязательно, чтобы отец был жив, достаточно но какого-нибудь брата или сестры… Я на минуту представила себе, как бы вытянулись лица у членов этой семейки в случае положительного результата. Вот бы трамтарарам начался! Нет, все-таки в Тулу необходимо съездить: поговорю с Зоей, со Светкой eще раз встречусь, привет от Веника передам… Кстати, в дурдом к Давыду Либерману тоже неплохо было бы наведаться: так, на всякий случай…

Мысли у меня начали путаться, и я вскоре крепко заснула, убаюкиваемая негромким храпом Люськи.

Наступивший день снова сломал все планы. Настойчивый звонок в дверь поднял с кровати Люську, и она, тихо матерясь, поплелась открывать. Я же натянула на голову одеяло и собралась поспать еще минимум минут шестьсот, не обращая внимания на посетителей.

– Жень, Женька, вставай! – затарахтел над ухом знакомый голос.

Вставать не хотелось, поэтому я протестующе дрыгнула задними конечностями и перевернулась на другой бок.

– Да вставай же! – возмутился голос. – Беда у нас!

Я обреченно высунула голову наружу. Перед диваном на коленях стоял Левка. Лицо у него было белее простыни, а в глазах застыл такой ужас, словно он всю ночь просипел в свежевырытой могиле. Люська возвышалась над несчастным грозной тенью.

– Чего приперся, короед? – недовольно проворчала я, понимая, что снова заснуть уже не получится. – Что за беда? У тебя опять приступ диареи?

– При чем здесь диарея! Все гораздо хуже!

– Да говори же ты толком! – рявкнула Люська. – Не томи общественность!

– Рахиль Флавиевна умерла! – сказал Левка и опустил плечи.

Мы с Людмилой оторопело уставились друг на друга.

– Что ты городишь? – не в силах поверить в эту новость, пролепетала я. – Вчера мы у нее были, и, доложу тебе, старушка выглядела очень живой и даже где-то здоровой…

– Вчера была жива, а сегодня умерла, – упрямо мотнул головой Лев. – Мне утром позвонил Аврум и сказал, что его мать ночью умерла.

– Господи, да что ж это делается! – всплеснула руками Люська. – На Либерманов не иначе как мор напал.

– Жень, – опустил глаза Лев, – Аврум говорит, что это вы ее убили…

Меня словно пружиной подбросило. Чего доброго, этот гад Аврум и в милиции такое ляпнет! Вот господа обрадуются: мы и так под подозрением, а тут такой сюрприз! Посадят, век воли не видать, посадят!

– Звони Авруму! – прорычала я.

Левка набрал номер квартиры, где еще вчера проживала сестра Арнольда Флавиевича. Едва в трубке раздался мужской голос, я вырвала трубку из Левкиных рук и грозно произнесла:

– Ты по какому праву нас обвиняешь?

– Кто это? – спросила трубка… Вовкиным голосом.

Я тут же дала отбой. Значит, Ульянов уже там, и неизвестно, что наговорит следователю убитый горем Аврум. При мысли о Вовке и его реакции на обвинение несчастного сиротки у меня свело челюсти.

– Левка, ты на машине? – сквозь зубы спросила я.

Тот недоуменно кивнул. Я твердым голосом заявила:

– Значит так. Люська, собирайся, едем в Тулу. Левка, ты едешь с нами…

– Но… – попытался возразить тот.

– Что? – я грозно нахмурилась. – У тебя есть подписка о невыезде?

Лев кивнул.

– Отлично! У нас тоже! Мы, между прочим, первые подозреваемые в деле об убийстве Сони. Теперь же, если подтвердится версия Аврума, что маму его кто-то убил, ни кого подумают в первую очередь? Правильно, на нас. Тут же под белы рученьки и за решетку.

Кстати, мой родственник, Вовочка Ульянов уже на месте… Так что совсем скоро он появится здесь, и тогда ни в какую Тулу мы уже точно не поедем..Да, и еще одно… – я пристально посмотрела в глаза Льву и Люське. – Если мы не найдем убийцу всех этих Либерманов, то в тюрьму сядем сами. Вы все поняли?

Люська с Левкой энергично затрясли головами, что означало полное понимание ситуации.

– Жень, – робко обратилась ко мне подруга. – А если Вовка приедет, а нас нет… Что он подумает?

– Он много чего подумает, не сомневайся. Однако мы поедем на Левкиной машине, а мою оставим возле дома. Пусть Ульянов думает, что мы в магазин вышли или еще куда…

– Но ведь мы же вернемся… – не унималась Люська. – И тогда…

– Вот когда вернемся, тогда и будем слезы лить! – резко прикрикнула я. – А сейчас марш одеваться!

Я прекрасно знала, что едва Вовка закончит снимать показания с Аврума, он немедленно помчится сюда, чтобы устроить нам первоклассный разнос, а то, еще хуже, нажалуется Ромке. В возможность ареста я, честно говоря, не верила.

Мы с Людмилой собрались в дорогу в рекордно короткие сроки, и через пятнадцать минут уже катили в направлении Тулы. За рулем джипа сидел бледный Левка и заметно нервничал.

– Ты, Лева, успокойся и сосредоточься на дороге! – посоветовала я парню. – Неровен час, менты остановят или у тебя приступ диареи начнется.

– Черт меня дернул связаться с вами! – ворчал Лев. – Сидел бы сейчас дома, книжки умные читал да с девчонками кадрился. Вместо этого еду зачем-то в Тулу плюс ко всему еще и под подозрением в убийстве нахожусь! Ареста жду с минуты на минуту. Тьфу!

– Не плюйся в машине – денег не будет, – сказала я и напомнила ему:

– Ты, между прочим, сам захотел нам помогать! «Я за справедливость! Да я бесплатно! Я с вами!» Кто так говорил? Чего ж теперь плюешься?

– Кто ж знал, что все так обернется? – сокрушенно вздохнул Левка, но замолчал.

Люська вообще с момента выхода из дому не проронила не единого слова и, кажется, была близка к тому, чтобы немедленно скончаться. Подозреваю, что и у нее в голове бродили крамольные мысли.

Я же погрузилась в размышления.

Итак, Рахиль мертва. Если ее и можно было заподозрить в двух предыдущих убийствах, то теперь все подозрения сняты. Она тоже жертва. Остаются лишь два человека, которым все эти убийства выгодны: незаконнорожденная Светка и… сын Рахили Аврум.

Если за всеми преступлениями стоит Светлана, тогда скоро должен отправиться за мамочкой и Аврум. А если это он убил? Знает ли он о существовании Светланы, еще одной наследницы папаши Либермана? А может, есть еще кто-то, о ком я не знаю? Интересно, а с чего это Аврум решил, что

Рахиль убили? Тетенька старенькая, могла и естественной смертью умереть…

– …твою мать!– раздался недовольный возглас Левки.

Я очнулась и заметила, что мы останавливаемся.

– Ты чего, Лева?

Он ничего не ответил, лишь кивнул в сторону. Я проследила за движением его головы и увидела дядьку в форме инспектора ГИБДД, направлявшегося к нам вальяжной походкой.

– Нарушаем, товарищ водитель, – лениво протянул инспектор, поигрывая полосатой палкой. – Ваши документы! И пройдите, пожалуйста, для составления протокола и теста на наличие алкоголя!

Левка, бледный и с блуждающим взглядом собрался уже выходить из машины, как вдруг в его животе раздалось угрожающее рычание.

– Товарищ старший сержант! – пришла я на помощь несчастному Левке. – Ему нельзя выходить! У него диарея!

– Ничего, – успокоил сержант, – мы и ее досмотрим!

Я опешила, а Люська, сидевшая сзади, ожила и глупо захихикала. Лев же надул щеки и начал наливаться краской. Из его утробы доносились громкие булькающие звуки, не предвещавшие ничего хорошего.

– Товарищ водитель, выходите из машины! – поторопил инспектор. – И захватите свою дирею!

Люська не выдержала и заржала в голос. Бедный Лев, терпевший, видимо, из последних сил, неожиданно вывалился из салона и рванул к ближайшим кустам.

– Стой! Стрелять буду! – гаркнул сержант и бросился вслед за ним.

– Никак диарею Левкину пошел досматривать! – предположила я. – Люсь, как ты думаешь, мы действительно что-то нарушили или это Вовкины происки?

Люська утерла слезы, громоподобно высморкалась и пожала плечами:

– Почем я знаю? Мне, к примеру, уже все равно: по любому камера в тюрьме для нас забронирована…

– Тьфу, тьфу, тьфу, – сплюнула я в окно, – что ты говоришь-то, а? Еще накаркаешь…

Кусты, облюбованные Левкой, внезапно пришли в движение, и оттуда показалась голова инспектора ГИБДД.

– Эй, девчонки! – крикнул он, брезгливо потряхивая руками. – Забирайте своего страдальца! Что ж вы сразу не сказали, что у него понос!

Следом за инспектором из кустов вылез Левка. Его лицо выражало блаженство и готовность ко всем испытаниям, которые уготовил ему этот неспокойный мир. Тут я сообразила, что в качестве шофера он использован быть не может, и резво переместилась па водительское место. Левка не возражал: все проблемы, в том числе и смерть Рахили, перестали иметь для него какое-либо значение…

– Женька! – блаженно щурясь, скомандовал он. – Поехали!

И мы поехали! За то время, что Левка с инспектором провели в кустах, у меня несколько раз возникало желание смотаться отсюда как можно быстрее. Однако я не могла бросить товарища в беде, и еще мне казалось, что бегство только усугубит наше и без того нелегкое положение…

В город-герой Тулу мы прибыли уже после обеда. Интересно, почему это туляки раньше ездили в Москву за продуктами? Помню, даже была такая загадка: длинная, зеленая, колбасой пахнет? Отгадка – тульская электричка. Может, в эпоху развитого социализма здесь и не было никаких магазинов. Зато в период не менее развитого капитализма москвичам в пору самим мотаться сюда за продуктами, ибо цены здесь не в пример ниже.

Улица Московская, на которой проживала Светка с матерью, находилась почти на самой окраине Тулы по соседству с супермаркетом «Элита» и керосиновой лавкой, наглухо заколоченной досками. Разобраться с нумерацией домов не представлялось возможным, потому что у самой дороги стояло здание под номером пятнадцать, следом за ним шла башня под номером четыре, к ней примыкал дом номер тридцать восемь. Во дворе пятнадцатого дома строили снежную крепость несколько детишек. За их работой со снисходительными усмешками наблюдала группа подростков, иногда позволяя себе беззлобные замечания. В общем, было видно, что ребята относятся друг к другу с уважением, несмотря на разницу в возрасте.

Я вылезла из машины и направилась к подросткам. Заметив чужую, они замолчали и настороженно уставились на меня.

– Привет! – широко улыбнулась я. – Где дом восемь, не подскажете?

– А зачем? – спросил паренек, укутанный в спартаковский шарф.

– Как это зачем? – растерялась я. – Раз спрашиваю, значит, нужно!

– Мы не справочное бюро, – заржал молодой человек в надвинутой на лоб вязаной шапочке. – В справочном и то деньги берут.

Кивнув в знак понимания, я полезла в карман и извлекла оттуда полсотни:

– Ну? Справка будет?

– Хм, возможно, этот дом где-то поблизости… – протянул «спартаковец». – А может, и нет… За полсотни, тетенька, ну никак не вспомнить!

– Боже! – воскликнула я. – До чего меркантильная молодежь нынче пошла! И это наша смена! Тьфу, прости господи!

Я спрятала купюру обратно в карман и направилась к малышам, увлеченно возившимся в снегу.

– Здрасте, – приветливо поздоровалась я с детишками. – А кто из вас конфетку хочет?

Они прекратили свою возню и заинтересованно посмотрели в мою сторону.

– За плосто так? – деловито осведомился мальчишка в синем комбинезоне.

– Не совсем, – призналась я. – Я ищу дом номер восемь, да вот немного заблудилась. Не знаете, где он?

– Знаем, – серьезно кивнул головой тот же карапуз (он, видимо, в этой компании был главным). – Тлидцать лублей, и я дазе показу.

И эти туда же! Что поделаешь, рыночная экономика. Теперь за конфетку никто с тобой даже разговаривать не станет!

Порывшись в карманах, я огорчении вздохнула:

– Нет у меня тридцати рублей, только пятьдесят!

– Ладно ус, давай полтинник, – согласился предводитель. – Посли!

Получив деньги, он бережно сложил купюру и аккуратно засунул ее в один из многочисленных кармашков комбинезона, не забыв застегнуть «молнию». Наш небольшой отряд двинулся в направлении машины. От-туда за шествием наблюдала Люська. Левка, утомленный дорогой и беседой с инспектором ГИБДД, дремал на переднем сиденье, привалившись к окну.

– Вон, видись, – остановился малолетний вымогатель, указывая на нашу машину, – дзип стоит?

– Ага, – кивнула я.

– Вот он как лаз и стоит возле восьмого дома, поняла?

– Ага, – снова повторила я, скорбя о напрасно потраченном полтиннике. Не то чтобы мне было жалко денег, просто за державу обидно: я внесла посильный вклад в дело развращения малолеток дензнаками и поддержала в них веру в то, что за деньги все можно.

– Ну, я посол! – вздохнул пацан, но с места не двинулся. – Тетенька, а дай на молозеное!

– Мороженое зимой есть вредно! – строго сказала я. – Горло заболит.

– Задина! – заявил он и убежал.

Проводив печальным взглядом этот цветок жизни, я махнула рукой Люське. Подруга, кряхтя, нехотя выползла из салона автомобиля.

– Ну чего? – недовольно буркнула она, поеживаясь на ветру.

– Пошли. Я узнала, где этот чертой восьмой дом!

– А может, на машине, Жень? Холодно очень!

Я молча указала рукой на серое трех этажное здание, возле которого стоял Ленкин джип, и заметила:

– На тачке мы туда не проедем.

– А Левка? Он с нами не пойдет? – по интересовалась Людмила.

– Нет. Пускай спит, болезный! Ему довелось немало пережить. Справлять нужду под надзором гаишника – дело, что ни говори, волнительное!

Ни о каких кодовых замках, ни тем более о домофонах жители нужного нам дома даже не подозревали. В подъезде ужасно воняло кошачьей мочой и кислыми щами.

– Фу! – Люська вытащила из кармана носовой платок и поднесла его к лицу. – Как они здесь живут?

– Ну, милая моя, это, конечно, не Вер саль, но еще и не совсем барак. А человек, он, знаешь ли, ко всему привыкает! – фило-софски изрекла я, останавливаясь перед обшарпанной дверью.

Несколько раз я нажала на кнопку звонка, прежде чем убедилась в бесполезности своих попыток.

– Эй, уснули вы там, что ли? – нетерпеливо воскликнула Люська, ударив пару раз кулаком по двери.

Послышались неторопливые шаги, и перед нами возникла худенькая, почти прозрачная, востроносенькая старушка.

– Чего колотитесь? – недовольно буркнула она. – Ишшо дверь разнесете, лошади!

Мы с подружкой вовсе не отличаемся богатырским телосложением, но в сравнении с этим лютиком действительно, наверное, выглядели как лошади-тяжеловозы.

– Простите, пожалуйста, – вежливо извинилась я, – но звонок не работает, вот мы и постучались легонько. Спицыны здесь живут?

При упоминании этой фамилии лицо старушки переменилось. Теперь ее беззубый рот растянулся в приветливой улыбке, а из глаз полился свет.

– Ой, батюшки! – всплеснула руками старая Дюймовочка. – Так вы к Зое? А и, невежа, вас в дверях держу! Проходите, голубушки, не стесняйтесь!

Бабуля ухватила меня за руку и с неожиданной силой потянула за собой.

Мы миновали длинный полутемный коридор. Справа и слева в нем располагались шесть дверей. Старушка толкнула одну из них и широким жестом пригласила войти Комнатка Дюймовочки, необыкновенно маленькая, чистенькая и светлая как она сама, была обставлена в стиле пятидесятых годов Инородным телом выглядел электрический чайник, стоявший на круглом столе, накрытом белоснежной ажурной скатертью.

– Садитесь, садитесь, – суетилась хозяйка. – Зоя-то в магазин пошла, а Светка, дочка ейная, в институт с утра побегла. Теперь, почитай, только к вечеру вернется. Меня баба Нюра зовут. Сейчас мы с вами чайку попьем, а там, глядишь, и Зоя при дет…

Баба Нюра ни на минуту не переставала двигаться, чем вызвала у меня легкое головокружение. Создавалось впечатление, что и небольшой комнатке востроносых старушек но меньшей мере десятка три. Через минуту перед нами уже стояли чашки с ароматным чаем, а на столе волшебным образом материализовалась баночка с вишневым (!) вареньем. Баба Нюра продолжала тарахтеть:

– А вы к Зое-то своих охламонов определить хотите? Правильно! Почитай, со всей округи к ней детишек водють. Дар Зоинька имеет, подход особый к кажинному найдет! Да вот только зря денег не берет! Брала бы где копеечку, где рублик – все б полегче жилось. Хорошо хоть Светка помогает! Она в какую-то контору устроилась подрабатывать по вечерам…

Мне захотелось заклеить беззубый рот бабки скотчем, чтобы она хоть немного помолчала. Но тут я подумала, что она наверняка может рассказать кое-что интересное.

Поэтому, уловив паузу в болтовне старушки, я торопливо спросила:

– А муж ее где?

Бабка Нюра сбилась с мысли и несколько секунд удивленно моргала.

– Так ведь не было его сроду! – придя в себя, ответила она.

– Как это не было? – притворно удивилась Люська. – А дочка? Раз есть ребенок значит, должен быть и отец! Впрочем, истории известен случай непорочного зачатия. Но это скорее исключение, чем правило.

Бабка какое-то время молчала, а потом заговорила с еще большим пылом:

– Да какой Аркашка отец?! Никакой! Обрюхатил Зойку, да бросил. Даром, что ученый! Тьфу! Поэтому у нас в стране и бардак, что такие вот ученые у власти стоят, А пенсия? Они хоть раз бы прожили на те деньги…

Испугавшись, что бабульку занесет и дебри большой политики, я воскликнула:

– Ага! Значит, муж у Зои все-таки был! Да еще ученый! Как, вы говорите, его звали? Аркадий?

– Да это я его Аркашкой называла, я имечко у него было больно чудное: не то Акольд, не то Арнольд… А может, и вовсе Адольф. Не упомню теперь уж. Аркашка он для меня, и все тут. Зойка-то как узнала, что дите ждет, так ведь удавиться хотела. «Баб Нюр, – говорит, – как жить-то теперича? Я ж учительница! Какой пример детям?! Да и зарплата у меня копеечная…» Только я ее уговорила. «Нынче, – говорю, – Зойка, не те времена, чтоб из-за мужиков давиться! Рожай, уж вырастим как-нибудь и без твоего ученого!» Энто уже опосля Аркашка ейный приезжал. Денег предлагал, подарки там всякие… Выгнала его Зойка. А потом, слава богу, полегче стало. Там профсоюз ихний, учительский, значит, начал какие-никакие деньги присылать как матери-одиночке…

Послышался звук открываемой двери и чьи-то неторопливые шаги.

– О, Зоя вернулась! – шевельнув носиком, обрадовалась баба Нюра. – Зоинька, к тебе тут гости пожаловали!

В комнатку заглянула полная невысокая женщина в стареньком пальто и приветливо улыбнулась:

– Здравствуйте! Извините, пожалуйста! Пойдемте ко мне. Надеюсь, вы с бабой

Нюрой не скучали…

Комната Зои находилась по соседству с бабкиной каморкой. Старенький диван, кресло, письменный стол, обеденный, сервант и шкаф – вот и все убранство этих апартаментов.