Текст книги "Трижды заслуженная вдова"

Автор книги: Фаина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

– А кого убили-то?

Я молча ткнула пальцем в газету. Подруга углубилась в чтение, а потом сочувственно проронила:

– Жалко собачку!

– Ты о чем? – я оторопело уставилась на нее.

Настала ее очередь тыкать пальцем в какую-то заметку. Склонившись над печатным изданием, я прочитала душещипательный рассказ о том, как молодая овчарка спасла жизнь мальчику, провалившемуся под еще не окрепший лед. Потом схватила воспаление легких и умерла на руках у хозяина. Собачку, бесспорно, жалко, но при чем здесь вдова Либерман? Этот вопрос я и задала Люське. Она задумалась и наконец произнесла:

– Ни при чем!

Я медленно сосчитала про себя до десяти и уже совсем спокойно спросила:

– Ты о ком?

Люська с ее слабой нервной системой досчитала, наверное, до пятидесяти и так же спокойно ответила:

– О собаке. А ты?

– Я тебе говорю о вдове Либерман. – Я вновь вонзила палец в газету. – Она умерла в результате несчастного случая. Вчера. И вчера же ко мне заявилась липовая наследница. Эта самозванка заявила, что она дочь профессора Либермана. Потом жених ее увел, но мне, по правде говоря, эта история не нравится!

Люська прекрасно знает, уж если мне что-то не по нраву, то это серьезно. Она внимательно посмотрела на меня и задала еще один вопрос:

– Так Роза Адамовна умерла?

– Кто?

– Роза Адамовна Либерман! Или у Арнольда Флавиевича была еще одна жена?

Жалко, что психушка у нас переполнена, а то бы мы с Люськой составили неплохую парочку ее пациентов. Представляете, солнышко, снежок тихо падает, а на скамеечке во дворе психиатрической лечебницы сидят две симпатичные девушки и мирно беседуют!

– Людмила! – строго произнесла я. – Ты что, знала Розу Адамовну Либерман? Являлась ли она женой нашей городской достопримечательности – господина Арнольда Флавиевича Либермана?

– Являлась… – эхом откликнулась Люська. – Я у нее еще в институте химией занималась.

– Так, хорошо. А еще кого-нибудь из этого богом отмеченного семейства ты знаешь?

– У них еще дочь была… Соня, и племянник, имени не помню. Больше я никого не знаю! – воскликнула Люся.

– Этого достаточно, – успокоила я ее. – А теперь скажи мне, родная, адрес Ли-берманов ты помнишь?

– Конечно! Улица Лесная, дом четырнадцать! Но это было пять лет назад, и они могли переехать…

– Замечательно! Вот видишь, какая ты молодец! – похвалила я подругу. – Давай чай пить!

Люська зарделась от похвалы, и мы еще долго, минут пятнадцать, пили чай. Потом я, терзаемая догадками и неизвестностью, поднялась, посоветовала Людмиле принимать валериану и пошла домой. Неторопливо пересекая двор, я думала грустную думу: «Снова засосало меня это болото. Если Ромка узнает, что я опять затеяла расследование, то дольше пяти минут я не проживу. Ведь совсем недавно давала клятву, что больше никуда не влезу! Только на таких условиях Алексеев согласился на мой дизайнерский заскок. Впрочем, Рома – это не самое страшное, что может со мной приключиться. Вовка-следователь – вот кто испортит мне жизнь! Но без его помощи, к сожалению, как ни крути, мне не обойтись».

– И что я за человек такой! – пожаловалась я Рудольфу. – Может, мне в монастырь податься?

Собака протестующе гавкнула.

– Почему это не возьмут? – обиделась я. – Ты что же, наслушался всяких там следователей?! Эх, ты! Вот возьму и назло вам всем разберусь с наследством семьи Либерман! Пошли домой!

Но даже в родных стенах душа моя не находила покоя. С одной стороны – мои мужики, которым уже давно поперек горла стоит моя страсть к расследованиям, но с другой стороны… Что может быть интереснее чужих тайн? Дело вовсе даже не в моем неуемном любопытстве, вернее, не только в нем. Тут встает вопрос о справедливости! Разве я могу допустить, чтобы семью моего знаменитого земляка оставили без средств к существованию всякие там мошенники! А ведь сейчас начнется самое интересное. Либерман скончался где-то полгода назад. Смею думать, что Нобелевская премия – это не зарплата педагога или даже медика. Там сумма о-го-го! Его супруга, Роза Адамовна, являлась наследницей, как там говорят юристы, первой степени. Следом за ней идет дочь, затем внуки, а потом племянницы, племянники и так далее. И в общем-то, ничего страшного не произошло. Ну, померла старушка, а лет-то ей сколько? По грубым подсчетам что-то около семидесяти. Очень даже подходящий возраст для того, чтобы отбыть на тот свет. Вероятнее всего, я бы даже и не обратила внимания на коротенькую заметку в газете, если бы не вчерашний визит Светланы. Эта акула захотела получить свою долю наследства. И где гарантия, что неожиданно не обнаружатся еще несколько десятков охотников до денег Либермана? Тогда его настоящей дочери грозит реальная опасность. Решено, буду спасать несчастную Либерманшу-младшую. А начать следует с визита к бедной сиротке.

Улица Лесная расположена на границе города и лесного массива. Точнее, по утверждениям краеведов, тут раньше был лесной массив. Но уже лет пятнадцать он активно осваивается населением. Первое время там строили дачи, а потом уже и коттеджи. Причем получить участок в этом районе дело чрезвычайно хлопотное и дорогостоящее. Зато дачки просто загляденье!

И живут в них всякие разные генералы, представители номенклатуры, заслуженные работники всех отраслей (большей частью директора) промышленности и представители науки. Дачи строились добротными и основательными. Многие хозяева, выйдя на пенсию, поселялись там, оставляя городские квартиры своим детям и внукам.

Дом четырнадцать был очень красивым и каким-то чересчур европейским. Двухэтажный кирпичный особняк, обнесенный кованой оградой, с мансардой и мезонином поражал своим размахом даже мое воображение. Мансарда, вероятнее всего, была перестроена из чердака позже, потому что по последней моде отделана сайдингом. Сбоку дома имелась пристройка из серого кирпича, в которой я опознала гараж. Пластиковые окна во всем доме, кроме первого этажа, были наглухо закрыты. Там же, на первом этаже, везде горел свет. Я, придумывая на ходу причину моего появления здесь, толкнула чуть приоткрытую калитку и ступила на расчищенную от снега дорожку. Едва я достигла крыльца, как дверь распахнулась, и навстречу мне, чуть не сбив с ног, вылетел молодой человек в синем свитере и черных габардиновых брюках. Темные волосы были аккуратно зачесаны назад и густо набриолинены. Большие, чуть навыкате влажные глаза зло сверкали.

– Здравствуйте, – вежливо поздоровалась я. – Скажите, пожалуйста…

– Сволочь, – пробормотал он, минуя меня и направляясь к гаражу.

Через минуту ворота гаража автоматически распахнулись, и оттуда выехал огромный джип «Чероки». За рулем мелькнуло искаженное злобой лицо парня.

– Надо же, какой невоспитанный, – покачала я головой и вошла в дом.

Вешалка в прихожей, отделанной дубовыми панелями, была забита верхней одеждой. Овальное зеркало по традиции занавешено черной тканью. На пороге появилась молодая девушка с заплаканными глазами. Она молча приняла у меня шубку и скрылась в боковой двери, которую я и не разглядела. В таких домах разуваться не принято, и я, не обращая внимания на свои мокрые следы, прошла туда, откуда доносился приглушенный гул голосов. В огромном зале, где, на мой взгляд, запросто можно было устраивать правительственные приемы, в центре стоял большой стол, накрытый белоснежной скатертью. За столом сидело человек сорок народу. Хрустальная люстра, способная украсить и Большой театр, бросала блики на столовое серебро и тончайший фарфор, многократно отражалась от драгоценностей присутствующих здесь дам. Я застыла на пороге, пораженная этим великолепием. Рядом неожиданно возникла та же девушка, которая встретила меня в прихожей.

– Пройдите к столу, – тихо сказала она.

На меня никто не обращал внимания. Гости вполголоса переговаривались между собой, изредка прикладываясь к бокалам и рюмкам, стоящим возле них.

Я осторожно присела на венский стул с гнутыми ножками. Тут же, словно по мановению волшебной палочки, передо мной возник официант со столовыми приборами. Он поставил слева от меня небольшую мисочку с рисом и изюмом, налил водки в хрустальную рюмку и дематериализовался. Далее, как я поняла, предлагалось перейти на самообслуживание. Я залихватски тяпнула рюмку водки (хорошо, машину брать не стала!) и завязла зубами в бутерброде с черной икрой. Кутью по причине стойкой нелюбви к сушеному винограду я проигнорировала.

– Господа, – раздался чей-то громоподобный глас, и разговоры за столом постепенно стихли. – Господа! Мы с вами собрались здесь сегодня по очень печальному поводу. Ушла из жизни Роза Адамовна… Все присутствующие знают, что это был за человек. поэтому, думаю, нет смысла говорить о ее достоинствах. Я предлагаю просто выпить за упокой ее души. Пусть, как говорится, земля ей будет пухом!

Хозяин уникального баса поднялся, и я увидела невероятно толстого дядьку в черном смокинге и галстуке-бабочке. Внешним видом он напоминал оперного певца. Рюмка в его руке казалась просто наперстком. Мужик опрокинул в себя водку, остальные гости охотно последовали его примеру. И мне ничего не оставалось, как еще раз приложиться к рюмашке. Я мысленно помножила число гостей на количество спиртного и ах-нула: если каждый произнесет тост, то в скором времени я рухну лицом в какое-нибудь блюдо. Оглядев стол, я незаметно подвинула поближе к себе большую плоскую тарелку с бутербродами. Что ни говорите, а отдыхать в черной икорке намного приятнее, чем в каком-то там «Оливье»!

Пока народ закусывал, я осторожно разглядывала каждого, сидящего за столом напротив меня. Рядом с толстым «оперным певцом» сидела сухая и темная, как мумия Рамзеса, старушка с неестественно прямой спиной. Рот ее был сжат в сплошную тонкую линию, а весь вид выражал крайнее презрение. Интересно, к кому или к чему? В ушах бабульки время от времени поблескивали огромные серьги в виде звезд с бриллиантом посередине. Такое же «звезданутое» колечко украшало подагрический палец. Слева от мумии грустил над полной тарелкой неопознанной закуски лысоватый мужчина с одутловатым лицом неестественно желтого цвета. Он, словно индийский йог в известном анекдоте, гипнотизировал бутылку водки, стоящую рядом, но, как я успела заметить, ни разу к ней не притронулся.

«Язвенник!» – мысленно окрестила я лысого и перевела взгляд на его соседку. Женщина лет сорока, прекрасно сохранившаяся, со стройной фигурой и великолепным цветом лица, сидела, опустив глаза. Изредка она вскидывала их, и в глубине черных зрачков сверкала такая ненависть, что сразу делалось жутко.

Изучая по очереди лица гостей, я пришла к печальному выводу, что эти поминки – самый настоящий фарс. Ни у кого не удалось мне заметить выражения скорби и печали. А эти дамочки? Может, я ошибаюсь, но, по-моему, поминки – не то место, где можно щеголять украшениями.

После очередного тоста, который я пропустила в силу слабости организма, некоторые поднялись и отошли от стола в дальний угол зала. Там рядом с диванами стояли низкие столики и высокие пепельницы.

«Перекур», – догадалась я и, одевшись, выскочила на крылечко. Усевшись на низкий стульчик, закурила.

– Извините, – раздался голос сверху, – я, кажется, вас слегка задел! Простите, но я торопился…

Подняв глаза, я увидела того самого парня, который едва не уронил меня при входе в дом.

– Прощаю, – кивнула великодушно, – но при условии, что вы мне расскажете о присутствующих!

Брови юноши удивленно взметнулись вверх.

– А вы, вообще-то, кто? – задал он вопрос, которого, признаться, я уже давно ждала и успела сочинить неплохую, на мой взгляд, легенду.

– Я писательница. Начинающая, – на всякий случай добавила я. – Вот, задумала книгу написать про нашего знаменитого земляка. Решила начать с семьи, да, видно, неудачно…

Молодой человек внимательно оглядел меня и задумчиво протянул:

– Книгу, говоришь… Ну что ж, – решился он, – согласен. Меня Лев зовут.

Лев протянул мне ладонь и еле заметно улыбнулся. Рука его, белая, с длинными пальцами безукоризненной формы, была холодна, как лед.

– Женя, – ответила я на рукопожа-тие. – Давайте начнем с вас. Кто вы? Какое отношение имеете к семье Либерман? Где провели вчерашний вечер?

– Ого! – Лев рассмеялся. – Да вам бы в прокуратуре работать, а не книжки писать!

Я невольно вздохнула. Да, как говорится, с кем поведешься… Совсем недавно моему другу, старшему следователю прокуратуры и по совместительству персональному ангелу-хранителю Вовке Ульянову присвоили очередное звание. Теперь он подполковник. Правда, характер у него ничуть не изменился, и он по-прежнему вредничает, когда я затеваю очередное расследование. Видать, многому я у него научилась! Эх, еще бы полномочия, цены бы мне не было!

– Итак? – выжидающе уставилась я на собеседника.

– Пройдемте в дом, здесь холодно, – пригласил Лев. – Изучим, так сказать, наглядное пособие…

Мы вновь уселись за стол. Теперь я чувствовала себя не в пример увереннее. Лев, наклонившись к самому моему уху, интимно зашептал, перейдя на «ты»:

– Видишь старуху в бриллиантах?

– Это которая? – так же шепотом уточнила я.

На мой взгляд, здесь большинство дам было преклонного возраста, а бриллиантов на них столько, что Алмазный фонд по сравнению с ними – просто мелкая лавочка.

– Та, что рядом с моим отцом! – разозлился Лева.

А чего злиться-то? Можно подумать, я всю свою сознательную жизнь прожила по соседству и знаю здесь каждую собаку. Об этом я и сообщила Льву.

– До чего ж вы, женщины, бестолковые создания! – неожиданно заявил он.

Я оскорбилась за всех женщин, но спорить на поминках показалось неприличным. Хотя за пять минут смогла бы доказать, что бестолковее мужчин только коровы. Ну, коровы-то ладно, им положено! А эти хомо сапиенсы в штанах?! Попробуйте поинтересоваться у супруга, кто нынче правит Россией, в тот момент, когда «наши проигрывают или выигрывают». Знаете, что вы услышите в ответ? Правильно, фамилию игрока, тренера, комментатора или просто неразборчивое мычание. Как же можно в таком случае на-зывать себя «человеком разумным»? Впрочем, и «человеком умелым» тоже не каждого мужика назовешь. Конечно, забивать гвозди в стену они уже научились, глядя на нас, женщин. Но вы видели, как эти особи мужеска сословия выжимают обыкновенную половую тряпку? Да у меня челюсти сводит, когда я наблюдаю за этим процессом в исполнении Ромки или Веньки! Что тряпка! Даже кофе мой муж готовит отвратительно, а я вынуждена каждое утро пить это пойло, счастливо улыбаясь.

Однако я отвлеклась. Лев что-то горячо шептал мне в ухо, отчего оно сделалось горячим и влажным. Было ужасно щекотно, но я терпела, как Зоя Космодемьянская.

– …это сестра Арнольда Флавиевича, – дошел до меня смысл слов Левы. – Жуткая стерва! Когда Либерман умер, то никакого завещания не оставил, а по закону в этом случае все наследство получает жена. Рахиль страшно злилась! Она-то рассчитывала хоть на какую-то часть! Этой карге все мало! Мужнина состояния ей не хватает!

– А кто у нас муж?

– Шнайдер…

Я громко икнула и покраснела. Госпо-ди, кто же у нас в городе не знает Шнайдера?! Официально он был главой Жилищного фонда, а неофициально… В общем, как рассказывал Вовка, мафиози местного розлива. Городская администрация даже в туалет без его согласия не ходила.

– Так ведь его же… – начала я.

– Правильно, убили год назад! – закончил Лев. – Видишь, рядом с Рахилью мужик сидит? – он кивнул на язвенника. – Сынок их. Преемник! Дебил дебилом, но…

– А та красотка кто? – я стрельнула глазами в сторону стройной женщины.

– Это дочь Либермана. Язва, каких свет не видел, гадина настоящая! Троих мужей со свету сжила. Теперь за папенькой моим охотится. Б…

За время нашей милой беседы Левушка умудрился опустошить целую бутылку водки. И теперь его глаза лихорадочно блестели, а язык становился все развязнее. Была, правда, одна загвоздка: чтобы разобрать слова Левы приходилось сильно напрягаться, так как речь его становилась все более запутанной.

– А что твой папенька – лакомый ку-сочек для красотки? Кто он? Арабский шейх? – подначила я собеседника.

– Мой отец, – Лева гордо выпятил нижнюю губу, – да будет тебе известно, депутат областной Думы, Авакян Гамлет Ашотович, академик, член… этот… корреспондент…

Внезапно Лева сник и печально закончил:

– Короче, жулик он и сволочь!

«Да, – мысленно подивилась я, – гадюшник здесь порядочный!»

– А где твой папенька? – полюбопытствовала я.

– Вон тот Карлсон, – Левка кивнул в сторону толстяка с басом. – Видишь, как разнесло беднягу на денежки электората! Сейчас скорбь изображает! А как же: липший кореш! Фуфло! А вот о том, как кинул своего дружка, уже позабыл!

Лев опрокинул в себя еще одну рюмку водки, но уже из другой бутылки, заботливо принесенной официантом. Сынок депутата находился в той стадии опьянения, когда язык живет собственной жизнью, отдельно от всего организма.

– Знаешь, что я тебе скажу? – Лева до-верчиво припал к моему плечу. – Розу Адамовну убили! И я знаю кто!

– Врешь! – засомневалась я, пытаясь отвалить парня от себя.

– Да чтоб мне на защите провалиться!

Клятва была более чем странная, но,

учитывая состояние моего экскурсовода по серпентарию, я ее приняла, правда, с большой натяжкой.

– Ну и кто? – поторопила я Леву, опасаясь, что он с минуты на минуту рухнет в бутерброды с икрой, заботливо приготовленные мною для себя, любимой, в качестве спального места.

– Дочка и убила! Говорят, старушка в ванне захлебнулась! Чушь собачья! – Лев треснул себя кулаком по колену. – Эта сука и пришила родную мамашку! Как узнала, что та завещание составила, так и утопила! Она и папашку моего сгноит…

Лева пьяно икнул и достиг наконец конечной цели: плоской тарелки с бутербродами. Глубоко вздохнув, я устроила его голову поудобнее и поспешила к выходу.

«Ну и ну! – размышляла я, топая домой. – Похоже, у каждого из близких была причина желать смерти Розы Адамовны.

Если, конечно, верить Леве. А вот можно ли ему верить? С одной стороны, что у трезвого в голове, то у пьяного на языке, а с другой… Вдруг у него тоже были мотивы, и Лева умело пудрил мне мозги?»

Терзая себя этими вопросами, я добралась до дома. Прогулка явно пошла мне на пользу: хмель из головы улетучился, и, как следствие, она начала лучше соображать. Открыв дверь квартиры, я замерла на пороге, как цапля, с поднятой ногой. Из кухни доносились голоса незнакомых мужчин. Они что-то вполголоса обсуждали. «Воры!» – обожгла меня страшная мысль. Пробравшись на цыпочках к кладовке, я извлекла из ее недр металлическую насадку для пылесоса и, сжимая ее в руке, отчаянно труся. двинулась к кухне.

– А ну, всем на пол, руки в эту… в гору. мать твою! – крикнула я. – Это налет! Тьфу, я хотела сказать, ОМОН! Легли все быстро! Вовка, давай зови сюда ребят!

Четверо мужиков рухнули на пол лицом вниз так быстро, словно у них разом обрубили ноги. Я затопала ногами, изображая группу захвата.

– Слюшай, камандыр… – заговорил один из упавших.

– Молчать! – прикрикнула я на него и тихо ахнула.

Среди отдыхающих на полу граждан мне удалось опознать собственного мужа. Правда, одет он был не совсем обычно: старые джинсы, в которых он ковыряется в гараже, синяя ковбойка с закатанными рукавами и синяя бандана.

– Ромка, – пискнула я и на всякий случай заревела.

Услыхав любимый голос, Алексеев поднял голову и удивленно спросил:

–А где ОМОН?

– Я здесь, – прошептала я и заревела еще громче.

Мужики, поняв, что налет отменяется, стали медленно подниматься с пола. Я уже говорила, что голова у меня вновь заработала с прежней четкостью. Поэтому я сразу поняла, что это никакие не воры, а бригада ремонтников-строителей, которую привел мой муж.

– Женька… – сурово начал Ромка.

Я, не обращая внимания на его суровость, бросилась к любимому и уютно уст-роила голову на его широкой груди. Высморкавшись в ковбойку, я судорожно всхлипнула:

– Ромочка, я так испугалась! Так испугалась! Думала – воры…

– Э-э, красавыса… – раздался знакомый голос.

Выглянув из своего укрытия, я увидела того самого орла, из-за которого сломала каблук. Слезы сразу высохли.

– Это что? – нахмурившись, я ткнула пальцем в сторону орла.

– Это ремонтники, Жень! – обрадовал меня Ромка. – Они будут воплощать в жизнь твой гениальный дизайнерский замысел. Хорошие спецы и недорого берут!

Алексеев широко улыбнулся, приглашая меня разделить с ним радость по поводу удачной сделки. Однако я радоваться не спешила. Конечно, хорошо, что Ромка при деле – не будет под ногами путаться и мешать мне заниматься наследством Либермана. Но видеть каждый день у себя дома этого «красавса» желания не было. Хорошо взвесив все «за» и «против», я решительно произнесла:

– Ладно, оставайтесь! Только я хочу, чтобы вы как можно реже попадались мне на глаза – работа у меня умственная, иногда даже чересчур… Поэтому посторонние предметы только мешают!

Услыхав про умственную работу, Алексеев насторожился.

– Чего ты опять затеяла? – пристально глядя мне в глаза, уточнил супруг.

Поняв, что сболтнула лишнее, я мгновенно дала задний ход.

– Ромочка, ничего такого, честное слово! – торопливо успокоила я Алексеева. – Ты же знаешь, у меня скоро зачет, готовиться надо, а тут эти будут туда-сюда мотаться! Знаешь, я, пожалуй, у Люськи позанимаюсь! А что? Вместе все-таки веселее!

Какое-то время Ромка буравил меня взглядом, стараясь понять, правду я говорю или нет. Зряшное дело, ей-богу! Кроме чистоты и непреодолимого желания учиться, в них не было ничего лишнего.

– Ну так я пошла? – затопталась я на месте.

– Подожди! – решительно остановил меня Алексеев и схватил трубку телефона.

– Алло, Люся? Это я! – поздоровался муж с подругой. – К тебе тут Женька собра-лась… Говорит, к зачету вместе готовиться… Да у нас ремонт, понимаешь… Так я тебя попрошу: присмотри за ней, ладно? А то ведь, сама знаешь, ее страстная любовь к трупам может плохо кончиться…

Я презрительно фыркнула: вот еще, нашел няньку! Уж с кем с кем, а с Люсенькой всегда договориться можно! Тем более сейчас мне и самой нужно пообщаться с подругой. Помнится, она говорила, что занималась у Розы Адамовны химией… Я чмокнула Ромку в щеку, схватила кое-какие тетради и умчалась.

– Скажи мне, подруга, что за чушь твой Ромка несет? – встретила меня Люська. – Ты всерьез собралась к зачету готовиться?

– Что ты, Люсенька! – успокоила я ее. – Разве я похожа на ненормальную?

Она внимательно присмотрелась ко мне и неопределенно хмыкнула.

– Пойдем, дорогая, чайку попьем! – я потащила подругу в ее кухню. – Я тут и тортик прикупила!

Вскоре мы сидели за столом и, весело болтая, пили чай с тортом. Мне показалось, что рамки приличия соблюдены и теперь можно приступить к тому, ради чего я сюда пожаловала.

– Люсь, – начала я. – А Роза Адамовна хороший человек была?

– Душевная тетка, – кивнула подруга, откусывая солидный кусок торта. – Она репетиторством занималась, а у меня в институте с химией проблемы были. Не помню точно, но кто-то из наших, по-моему, посоветовал к ней обратиться…

Я настороженно наблюдала, как вкусный тортик исчезает с быстротой молнии. Чтобы не остаться голодной, я быстренько схватила самый большой кусок. Некоторое время мы с Люськой сосредоточенно сопели и энергично работали челюстями. Когда исчезли последние крошки, я, сыто икнув, вернулась к интересовавшей меня теме.

– А что ты о ее дочери можешь сказать?

– О Соне? Да я ее редко видела. Она тогда уже второго мужа приобрела. Дрянь, конечно, порядочная. Мне однажды довелось слышать, как она с отцом ругается. Папаша Либерман упрекал ее в жадности и непомерной любви к красивой жизни. Знаешь, что она ему отвечала? «Ты, – говорит, – помрешь скоро, и неизвестно, что с твоим наследством будет, а мне жить еще и жить! Так неужели я должна сухари грызть и в обносках ходить?» Представляешь? В обносках!

Я вспомнила количество бриллиантов на квадратный сантиметр Сони Либерман: да уж, бедной ее не назовешь!

– Она сейчас за четвертым мужем охотится, – сообщила я Люське.

– А трое предыдущих где? – удивилась подруга.

– Говорят, померли, – пожала я плечами.

– Сами?

– А я откуда знаю? Не уточняла! И знаешь, кто кандидат в мужья? Сам господин Авакян!

– Это который депутат?

Я утвердительно кивнула.

– Да, – усмехнулась Люська, – не баба, а чисто щука! Откуда сведения?

– А я на поминках Розы Адамовны была и там познакомилась с сыном господина депутата…

– С Левкой?!

– Ты и его знаешь? – в свою очередь

удивилась я.

– Еще бы! Мы с ним в одной группе учились! Только я после института замуж подалась, а он в аспирантуре остался!

Ясно! Так вот какой защитой он мне клялся. Что ж, стало быть, Левушка был со мной откровенен. Этим надо будет непременно воспользоваться, вот только жаль, что мы с ним не обменялись телефонами. Впрочем, он был в таком состоянии, что забыл, наверное, не только номер телефона, но и собственное имя.

– Люсенька, – вкрадчиво поинтересовалась я, – а ты случайно не знаешь, как можно с Левушкой связаться?

Люська хмуро глянула в мою сторону:

– Жень, у меня, конечно, есть его телефон…

–Но?

– Но твой Ромка…

– Ах, оставь! Мой Ромка даже не узнает! Если ты ему не скажешь, разумеется…

– Я что, похожа на камикадзе? – усмехнулась подруга и удалилась в комнату.

Пользуясь моментом, я схватила телефон и набрала номер подчиненного Ульянова, эксперта-криминалиста Тенгиза Гогочия.

– Говорите, только очень быстро! – отозвался Тенгиз.

– Привет, дорогой! – воскликнула я.

– А, Женька, здорово! – без энтузиазма отозвался он.

– Ты как будто и не рад вовсе?

– А чего радоваться? – уныло промямлил эксперт. – Раз ты звонишь – значит, имеешь ко мне какое-то дело, если дело ко мне – значит, оно криминального свойства! А Владимир Ильич сделал мне уже второе китайское предупреждение и строго-настрого наказал: никакой информации тебе не давать! Я доступно объясняю?

– Нет у меня к тебе никаких дел! – разозлилась я, кляня в душе родственника. – Только один-единственный вопрос…

– Ну вот, а я что говорил? – затосковал Тенгиз. – Женька – это всегда к неприятностям!

Я терпеливо пережидала страдания эксперта. К счастью, они скоро закончились, и он ворчливо сказал:

– Давай свой вопрос, только быстро, а то у меня тут очередь на вскрытие!

– Тенгизик, родненький, скажи мне, Роза Адамовна сама умерла?

Тенгиз почему-то засопел и брюзгливо проворчал:

– Вот видишь! Снова тебя потянуло черт знает куда! Ее утопили – в легких много воды…

– Так может, она сама? Старая женщина, стало плохо с сердцем, она и того…

– Того, сего! Я, по-твоему, школьник? – обиделся Тенгиз. – У нее на шее характерные следы… Старушке явно кто-то помог! Все?

– Нет, – обрадовалась я. – Уголовное дело завели?

– Хм, конечно…

– И кто главный? – замерла я, предчувствуя ответ криминалиста.

– Ульянов Владимир Ильич! – ехидно ответил он. – Теперь все?

– Теперь все, – обреченно ответила я и повесила трубку.

Плохи мои дела. Этот аспид, я имею в виду, конечно, Вовку, ни за что не захочет брать меня в дело. Более того, если он узнает, что я опять взялась за старое, то наверняка нажалуется Ромке. Алексеев будет топать ногами, ругаться и в конце концов придумает какой-нибудь ультиматум. Вся беда в том, что теперь я уже не могу остановиться, не доведя до конца расследование. А без помощника в этом деле не обойтись, как ни крути.

– Вот нашла, – прервала течение моих мыслей Люська.

В руках у нее была старая и очень потрепанная записная книжка, распухшая от записей. Я внимательно посмотрела на подругу.

– А что? – сказала я вслух. – Может, и получится? Люська, ты мне подходишь!

– В каком смысле? – насторожилась она.

– В смысле работы!

– Ремонт, что ли, делать? Так ты это зря. Я и учиться-то не хотела, да ведь ты и мертвого уговоришь! А насчет ремонта даже и не пытайся, не трать понапрасну свое красноречие…

– Люся, – перебила я подругу, – ремонт делает Рома и группа энтузиастов с Кавказа. А мы с тобой займемся убийством Розы Адамовны!

– Ой, – икнула Люська и опустилась на стул, – так ее убили?

Я важно кивнула:

– Утопили. В ванне. Из-за наследства старика Либермана.

Примерно с минуту Люська открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег, и удивленно хлопала глазами.

– А у нас получится? – придя в себя, спросила она.

– Ха! Еще бы не получилось! И не такие дела распутывать приходилось, – несколько хвастливо заявила я. – Значит, так: я у нас мозговой центр, а ты исполнитель.

– Почему это я исполнитель? – надулась Люська. – Думаешь, у меня мозгов меньше, чем у тебя? Нет уж! Я за равноправие!

– Ладно, – покладисто кивнула я. – У нас будет два мозговых центра. А теперь давай телефон Левушки, будем на завтра свидание назначать!

– Но Ромка и Сашка… – робко начала Людмила.

– Забудь! – махнула я рукой. – Во-первых, они ни за что не узнают! Курсы у нас, и все тут! А во-вторых, мужики в расследовании только мешают! У них голова неправильно устроена, поняла?

Люся неуверенно кивнула и набрала номер Авакяна. Я мысленно упрашивала всевышнего, чтобы Гамлет Ашотович, став большим человеком, не сменил место жительства и телефон. Наконец Люське ответили, и она официальным тоном произнесла:

– Будьте добры, Льва Гамлетовича Авакяна!

Я прыснула: Лев Гамлетович! Звучит совершенно по-идиотски.

– Лев Гамлетович? С вами будут говорить! – продолжала кривляться Люська. – Не кладите, пожалуйста, трубку.

Она заговорщицки подмигнула и протянула мне аппарат. Я быстренько договорилась с Левкой о встрече, предупредив, что прибуду с подругой. Оказалось, что парень живет один. Папенька, наворовав достаточно денег, купил себе особняк на Лесной улице, а мать умерла еще два года назад. Записав адрес Льва, я с облегчением повесила трубку. Люська выжидающе смотрела мне в глаза.

– Все, – выдохнула я, – завтра в двенадцать он нас ждет! Не проспи! В одиннадцать тридцать я буду ждать тебя у подъезда.

– Жень, – прищурилась Людмила, – а ты мне ничего не хочешь рассказать?

– О чем? – не поняла я.

– О Либермане, о наследстве, о наследниках…

Желание, безусловно, законное, но, честно сказать, у меня сил совсем уже не осталось. Поэтому, жалобно глянув на подругу, я взмолилась:

– Люсь, давай завтра по дороге к Левке расскажу? Ночью я немножко подумаю, обобщу, так сказать, сведения…

– А мне чего делать? – озадачилась Люська.

– А ты предавайся воспоминаниям! – посоветовала я. – О Либерманах, о Левушке, и вообще…

С этими словами я покинула гостеприимный Люськин дом и направилась к себе.

В большой комнате перед телевизором сидела бригада строителей и уплетала пельмени. Вместе с ними уничтожали нехитрый ужин Ромка и Венька. По телевизору шел народный сериал «Скорая помощь». Кровь лилась рекой, а кучка хирургов увлеченно ковырялась во внутренностях несчастного пациента.