Текст книги "Трижды заслуженная вдова"

Автор книги: Фаина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Парень кивнул.

– В какой?

– В центральной, городской… Хирургия, девятая палата… Чертов его фамилия… А меня Василий зовут, – добавил охранник.

Я кивнула и задала еще один вопрос:

– Слушай, Вася, а Соня часто вас привлекала к работе в качестве шофера?

– Бывало. Тогда один оставался на объекте, а другой шоферил…

– А сейчас напарник твой где?

– Обход делает. Позвать?

– Да нет, не надо, – отказалась я. – Ты, пожалуй, скажи нам адрес Пашки, на всякий случай…

Василий дал нам домашний адрес Павла, помахал рукой на прощание и попросил:

– Вы ему привет передавайте…

К счастью, Павел жил в нашем городе и лечил свой аппендицит в нашей же городской больнице. Поэтому Люська ворчала совсем недолго и вскоре уже с чувством подпевала моему любимому Меладзе, кассету которого я практически не вынимаю из магнитолы.

Городская больница располагалась неподалеку от центрального парка и являла собой семиэтажное здание когда-то белого цвета.

Наш мэр в последнее время проникся идеей сделать город столицей Московской области. В связи с этим он установил на площади перед муниципалитетом огромный глобус, вероятно, Подмосковья с красной точкой посередине. Думаю, что эта точка символизировала столицу Московской губернии. По причине сильной занятости всеми этими делами мэр совсем позабыл о всех медицинских учреждениях будущей столи-цы в общем и о городской больнице в частности. Здание, построенное лет тридцать назад, постепенно ветшало, канализационные и отопительные трубы то и дело лопались, и приходилось только удивляться самоотверженности и смелости врачей и больных, рискующих здесь находиться.

В холле больницы сидело несколько человек. Были это больные или их родственники, определить не берусь: по причине холодов все облачились в верхнюю одежду и уличную обувь. Возле окошка справочной, которая, судя по табличке сверху, работала круглосуточно, постепенно остывал в ожидании какой-то невысокий дядька.

– Не работает? – грозно спросила я, стукнув в окошко.

– Хрен ее знает, – обдал нас перегаром мужичок с ноготок. – Два часа жду – никого нет. А без пропуска не войдешь…

Далее последовал набор непечатных выражений, из которых я, как филолог, поняла только предлоги. Люська с уважением глянула сверху вниз на корифея народной словесности.

– Как это «никого нет»? – рявкнула я. – Тут написано «круглосуточно»!

– У меня тоже на сарае кое-что написано, а там дрова сложены, – хихикнул мужичок и в сердцах хватанул по раме кулачком.

Втроем мы уставились на окошко в ожидании каких-нибудь перемен. Ничего не происходило.

– Безобразие! – громко возмутилась Люська. – Я буду в Минздрав жаловаться!

Резонно рассудив, что жалоба, скорее всего, канет в вечность, я коротко скомандовала «За мной!» и решительно двинулась к стеклянным дверям. Тут же, откуда ни возьмись, возник добрый молодец в форме охранника и лениво протянул:

– Вы, граждане, куда путь держите?

Дядька хотел объяснить молодцу наш маршрут, но я незаметно ткнула его в бок и как можно убедительнее заявила:

– К главному! У моего дяди гангренозные изменения ревматических конечностей в правом верхнем углу левой половины заднего мозжечка! Уникальный случай, между прочим! Главный нас с утра ждет, но мы опоздали – дядю откачивали…

Мужичок проникся, сделал грустное лицо и приготовился падать в обморок. Люся бережно подхватила его под локоток, страхуя хуя от несчастного случая, и осуждающе посмотрела на добра молодца. Пока тот осмысливал диагноз, мы торопливо прошмыгнули к лифту. Оказавшись внутри кабины, все трое облегченно вздохнули.

– Ну, девки, с меня пол-литра! – восхищенно моргнул дядька. – Цельный день здесь маюсь!

– Тебе куда? – спросила Люська.

– Так в хирургию же! Дружок мой, Семеныч, с супругой своей повздорили малость! Она дама крупная, ну и зашибла его ненароком! Третий день здесь мается, бедолага! Семеныч-то, святой человек, на супругу не гневается, ни-ни! Вчерась позвонил мне по оказии. «Кузьмич, говорит, спасай! Не могу я здесь больше всухую лежать! Помираю, грит, весь на корню!» Я-то мигом смекнул, чего дружку надо, ну и… А тут… Девки, а может, того? У меня есть…

Кузьмич многозначительно подмигнул и распахнул кургузую куртенку. В обоих боковых карманах нахально торчало по горлышку поллитровой бутылки водки.

– Не, Кузьмич, спасибо! – проявила я благородство, вспомнив сеанс стрессотерапии. – Лечи друга, ему нужнее!

– И то верно! – Кузьмич оказался на редкость покладистым человеком.

Лифт остановился на шестом, предпоследнем этаже. Выше располагались только операционные, но нам туда не надо. Юркий мужичок с поллитровками куда-то исчез, а мы с Люськой направились к девятой палате.

Внутри большого помещения стояло шесть кроватей. На каждой лежали больные, некоторые в весьма замысловатых позах. Один дядечка, к примеру, живописно отвел руку в сторону, словно хороший хозяин, демонстрирующий размеры своих владений. Другой поднял ногу будто в стремлении пометить территорию. Мы с Люськой несколько растерялись при виде таких живописных композиций.

– О, девочки пришли! – радостно воскликнул тот, что с рукой.

– Вы случайно не ко мне? – кокетливо поинтересовался мужик с ногой.

– А… кхм… где тут у вас с аппендицитом лежат? – приходя в себя, спросила я.

– Пашка, это к тебе, – разочарованно протянула «нога».

На кровати, стоящей возле окна, произо-шло шевеление, и на свет божий выползла бледная и абсолютно круглая физиономия.

– Вы ко мне? – физиономия разлепила пухлые губы и с удивлением перевела взгляд с меня на Люську.

– Братик, любимый! – я со стоном бросилась к Пашке. – Что же они с тобой сделали?!

– Аппендицит вырезали… – обалдел «братик».

– Какой ужас! Ты, наверное, поэтому и не узнал сестричку свою, Машку… – продолжала причитать я, подмигивая Павлу сразу обоими глазами.

– Узнал сестричку Машку…

Я очень обрадовалась, что Павел оказался правильным парнем – в меру понятливым и способным быстро разобраться в ситуации. Он чмокнул меня в щеку и поинтересовался, указывая глазами на Люську:

– А это наша мамочка?

Подруга зарделась.

– Нет же, Пашенька! Это наша вторая сестричка, Катька!

Павел здорово испугался, узнав о таком невероятном количестве новых родственников, но держался молодцом. В знак благодарности Люська вручила ему карамельку, завалившуюся недели три назад в дыру в кармане куртки.

Вся палата с интересом наблюдала за бесплатным цирковым представлением.

– Ты уже ходячий? – озабоченно спросила Люська-Катька.

Павел пожал плечами:

– Не знаю, не пробовал пока…

– Господи, ну, конечно же, ходячий, только ты сам об этом еще не знаешь! – бодро воскликнула я. – Вставай, брат!

«Брат» выпростал из-под одеяла обе ноги и, морщась и вполголоса матерясь, поднялся. Круглое лицо его при этом приобрело такое страдальческое выражение, что я прониклась сочувствием к больному и посоветовала:

– Накинь что-нибудь теплое, а то в коридоре холодно, как у пингвинов в Арктике!

Поддерживая Павла с обеих сторон, мы вывели его в коридор и бережно усадили на банкетку, стоявшую возле станы.

– Тебе Вася привет просил передать, – вспомнила Люська, усаживаясь рядом с Пашкой.

– Так вы от ребят? – обрадовался он. – Зачем же тогда весь этот карнавал?

– Нет, Паша, мы не от ребят, – покачала я головой. – Мы сами по себе. А весь этот, как ты выразился, карнавал лишь для того, чтобы, когда к тебе придут из прокуратуры (а они таки придут, можешь мне поверить!), ты оказался чист перед светлыми очами Вовки Ульянова. Что могут сказать твои соседи по палате? К Пашке, мол, сестренки приходили… Ну, а ты у нас парень умный, только подтвердишь… Да, кстати, Серегу уже посадили, ты в курсе?

Пашка в курсе не был. Его круглая физиономия неожиданно вытянулась и приобрела выражение обиженной лошади.

– 3-за ч-что? – пролепетал он.

– Твоего друга, – печально вздохнула Люська, – подозревают в убийстве Софьи Арнольдовны Либерман…

– Но… Серега… Он же… Она… Не может быть!

– Увы, – подтвердила я. – И нам бы хотелось, чтобы ты рассказал о друге…

Павел задумался. Мы с Люськой застыли со скорбными выражениями лиц, боясь спугнуть птицу удачи.

– Серега не убивал! – наконец решительно заявил Пашка. – Они с Соней были любовниками.

Моя нижняя челюсть медленно отвисла до колен, а я не потрудилась вернуть ее обратно. Примерно то же самое произошло и с Люськой.

По словам Пашки, Соня Либерман была очень неравнодушна к молодым крепким парням. В общем-то, учитывая возраст ее трех покойных мужей, это вполне понятно. Однако дамочка занялась настоящим коллекционированием мужских особей. Ей было неважно, кто перед ней: охранник или студент, сантехник или бизнесмен. Равнодушна была Соня и к «морде лица». Главное, чтобы кавалер мог продержаться в постели достаточно долго без помощи «Виагры». Когда все охранники были испробованы и изрядно надоели, Соня начала реальную охоту. Вечерами, примерно раз в неделю, она выезжала из дома. Иногда одна, иногда – в сопровождении кого-либо из ребят-охранников. Случалось, что ее избранник по нескольку недель жил в доме Сони. Потом он ей надоедал и исчезал в неизвестном направлении с карманами, оттянутыми неплохой суммой денег. В периоды холостячества Софья Арнольдовна отличалась особенной вздорностью характера и неуемной тягой к алкоголю. В такие дни охранники старались не попадаться ей на глаза.

Серега Осауленко начал работать у Сони примерно полгода назад.

– Короче, хозяйка на Серого сразу глаз положила, – продолжал Пашка. – Обогрела, приласкала… А что? Парень он видный, бывший спортсмен… Правда, с головой не все в порядке…

– Псих, что ли? – удивилась Люська.

– Сама ты псих, – обиделся за друга Павел. – В Чечне он воевал еще в первую войну. До сих пор по ночам или когда много выпьет «чехов» мочит.

Пашка глубоко вздохнул, ненадолго замолчал и продолжил:

– Так вот, Серега влюбился, как школьник. Сонечка то, Сонечка се…

– Но Соня намного старше, – напомнила я.

– И что? Любви, как ты помнишь, все возрасты покорны. Мы ему в один голос твердили, что дамочка – обыкновенная нимфоманка, что через пару-тройку недель она его бросит… А что толку? Я, говорит, ее люблю, а вы мне просто завидуете. Он ее и вправду любил, – тихо добавил Пашка.

– Поп тоже любил собаку, – проворчала я. – Может, Соня бросила твоего Серегу, вот он и решил… Тем более ты говоришь, у него с головой не все в порядке… А о дне гибели Сони что ты можешь сказать?

– Да все как обычно! Дежурство, обход… Правда… – Павел замялся.

– Что? – я напряглась.

– В наше прошлое дежурство к Соне мужик приезжал. Они здорово ругались.

– И ты, конечно, ничего не слышал, – предположила я.

– Мне не положено, я охранник, – опустил голову Пашка.

Я сразу сообразила, что кое-что ему все-таки известно, но в силу каких-то причин говорить об этом он не торопится.

– Пашенька, – как можно мягче обратилась я к парню, – я хочу, чтобы ты понял одну простую вещь: Соню убили. До тех пор, пока настоящий убийца на свободе, Серега будет сидеть в тюрьме. Как ты думаешь, с его-то головой он там долго протянет?

– Но я действительно ничего не знаю! Если бы Соня заподозрила, что кто-то что-то услышал или увидел лишнее – моментом бы вышибла без выходного пособия! У нее как раз период безвременья начался.

– То есть? – не поняла я.

– А то и есть! С Серегой они расстались, а нового мужика она пока не приобрела…

– А как гость выглядел? Это-то хоть ты помнишь?

Павел на мгновение задумался. Было видно, что ему не совсем хорошо. Точнее, очень даже плохо. Сегодня он впервые после операции поднялся, и это отняло у больного слишком много сил.

– Обыкновенно выглядел, – Пашка пожал плечами. – Приехал на машине, это помню. «Форд-Проба» красного цвета…

– А номер запомнил?

– К чему мне? Но мужик этот уже не первый раз к Соне приезжал, это точно, – убежденно сказал Павел.

Подошла молоденькая медсестра.

– Извините, – обратилась она к нам, – но часы посещения уже закончились. А ему еще нельзя так долго находиться в вертикальном положении.

Я нехотя поднялась.

– Что ж, Паша, спасибо… Выздоравливай…

Он неуверенно кивнул и попросил:

– Девчонки, вы уж помогите Сереге. Он хороший парень и… Не убивал!

Чертов с трудом поднялся и, поддерживаемый медсестрой, поплелся к палате.

Уже сидя в машине, Люська разочарованно протянула:

– Ну и что нам дал этот визит кроме расстройства?

– Кое-что все-таки дал. Мы знаем, что накануне гибели Софья Арнольдовна принимала гостя. И навещал он ее не первый раз, то есть это, наверное, не один из ее… м-м-м… избранников! – отозвалась я задумчиво.

– Ну и что? Он же не мог шланги перерезать! Иначе Соня погибла бы по крайней мере в тот вечер, когда они с Серегой куда-то ездили, – резонно рассудила Люська. – Знаешь, Жень, что-то мне подсказывает, что вряд ли мы найдем убийцу Сони – вон у нее сколько мужиков было!

– Что да, то да, – уныло согласилась я.

Настроение у меня испортилось окончательно, поэтому дома я отказалась от ужина и уединилась в ванной.

«Интересно, – размышляла я, нежась в пене, – Розу Адамовну и Соню убил один и тот же человек? Если это так, то какова причина? Неужели все эти смерти только из-за наследства папаши? В таком случае убийце, скорее всего, придется еще многих убрать… А если Розу убил кто-нибудь посторонний? А Соню, к примеру, один из многочисленных поклонников? Хотя бы тот таинственный посетитель? Осерчал, допустим, что его бросили или денег мало заплатили, ну и… Н-да, грустно, девицы! Так, кажется, говорил Остап Бендер? Кто бы ни был убийцей Сони, диверсию со шлангами он совершил либо ночью, либо… либо… Стоп! Может, Люська права? Ведь Левка куда-то выходил во время нашей беседы. Конечно, мотивов я не вижу, но это вовсе не значит, что их нет! Ну Левка, ну артист! Вот уж я доберусь до тебя, погоди! Пусть Ульянов не смог тебя расколоть, а мне это – пара пустяков!»

Я торопливо покинула ванную и, оставляя мокрые следы, протопала в комнату. Люська мрачно уставилась в телевизор и делала вид, что следит за развитием экранных событий. Однако сильно сомневаюсь, чтобы она могла всерьез увлечься политическими дебатами в Госдуме. Тем более что выступления депутатов без переводчика с русского на русский все равно понять невозможно. Предположив, что Людмила предается размышлениям о своей нелегкой судьбе, я не стала ее отвлекать. Взяла телефонную трубку и ушла на кухню.

У Левки было занято. Потратив минут пятнадцать на бесплодные попытки дозвониться, я тихо выругалась, закурила сигарету и задумалась. Вскоре ко мне присоединилась Люська.

– Как ты думаешь, Люсь, – я перевела взгляд со стены на подругу, —горячий утюг на животе – это очень больно или терпимо?

– Смотря как долго он будет стоять на животе, – со знанием дела ответила она. – А тебе зачем?

– Левку пытать, – честно призналась я.

Люська побледнела и, глядя на меня ок-руглившимися от ужаса глазами, пролепетала:

– А почему именно утюгом? То есть я хотела сказать… Вовка же его допрашивал…

– Ха, Вовка! – я презрительно скривилась. – Да он только со спекулянтами и с маньяками какими-нибудь может работать! А как дело коснется чего-то серьезного…

– Значит, ты думаешь… Ты предполагаешь…

– Это, между прочим, ты первая предположила, – напомнила я. – Так что напрягись и вспомни, чем еще пытать можно, а то утюг как-то чересчур банально! Мы же не быки какие-нибудь!

Люська задумалась, а я повторила попытку дозвониться до Левки. С третьего раза он недовольно откликнулся:

–Да?

– Здравствуй, Лева! – приветливо поздоровалась я. – Ты сейчас очень занят?

– Ну, вообще-то…

– Очень хорошо! Нам бы хотелось с тобой побеседовать.

– Это срочно? – мое чуткое ухо уловило в голосе Левки недовольство. – Может, завтра, Жень? Поздно уже…

– Нет, дорогой, сегодня, сейчас! – твердо сказала я. – Через полчаса ждем тебя на нашей конспиративной квартире!

Я отключилась и довольно посмотрела на Люську.

– А где у нас конспиративная квартира? – оторопело спросила она.

– Здесь! – я радостно развела руки в стороны. – Ты не отвлекайся, Люсь! Скоро Левка приедет, а мы еще не знаем, как его пытать!

– Под пытками и я признаюсь в чем угодно, – проворчала Люська, но задумалась.

Левка приехал даже раньше назначенного срока. Я пригласила его пройти и усадила на заранее приготовленный стул. Лев тревожно смотрел то на меня, то на Люську.

– Че за дело, девчонки? – собрав волю в кулак, спросил подозреваемый.

Люська пристально посмотрела ему в глаза и печально ответила:

– Левчик, ты прости, но мы вынуждены… Не советую тебе сопротивляться, честное слово! Побереги здоровье – оно тебе еще пригодится!

Бесконечно страдая, подруга извлекла ремни, Санины галстуки и прочие подручные орудия пыток. Авакян-младший изумленно смотрел на нее, пока она, сосредоточенно сопя, привязывала его к стулу.

– Люська, готовь утюг! – приказала я, когда Льва наконец стреножили. – Извини, дорогой, наших убогих мозгов не хватило ни на что другое! Людмила заявила, что испанский сапог, дыба и прокрустово ложе – чересчур дорогие удовольствия! Утюжок – дело проверенное и надежное!

– Я буду кричать! Громко, – предупредил пленник.

– Ладно, кричи, – великодушно разрешила я. – Мы только телевизор погромче сделаем, и, пожалуйста, ори в свое удовольствие!

Вошла Люська, таща обеими руками старый бабушкин утюг. Такой, знаете, который без провода и на углях. Тяжелый, зараза, как моя жизнь! В мирное время им прижимали курицу, когда хотели сделать из нее цыпленка табака.

– Ты его раскалила? – строго спросила я Люську.

– Нет, – пролепетала она еле слышно. – А надо?

– Конечно, надо, – кивнула я. – Видишь, товарищ не желает говорить!

– Да я пожалуйста! – тут же откликнулся Левка, косясь на бабушкин утюг. – Я скажу, просто не знаю, что!

– А мы тебе подскажем! – Люське очень не хотелось пытать Левушку. Как-никак бывший однокурсник. – Ты ответь нам только на один вопросик, и все!

– Да что за вопрос-то?! – нетерпеливо воскликнул Лева.

– Это ты шланги тормозные перерезал? – я сразу взяла быка за рога.

– Нет, не я!

– Люська, грей утюг! Этот короед не же лает признаваться в содеянном!

– Не надо утюга! – испугался короед. – Правда, я ничего не перерезал!

– Да? – я подозрительно прищурилась. – А куда же ты выходил, когда нам Сонька басни рассказывала? Ну?! В глаза смотри!

Левка подчинился и преданно посмотрел мне в глаза.

– Я это, в туалете был. – Облизнул он пересохшие губы. – У меня на нервной почве диарея случается! Вот как раз у Сони и прихватило! Кстати, у меня и сейчас живот крутит…

– Господи, кругом одни больные! Не Город, а филиал многопрофильной больницы, ей-богу! – в сердцах воскликнула я. – Придется потерпеть, Левушка, ничего не поделаешь! О чем со следователем беседовал?

– Он меня о Соне спрашивал: как долго ее знаю, ну и тому подобное. Я сказал, что они с моим отцом – старые друзья, сколько себя помню – столько ее и знаю… Еще он просил рассказать в подробностях о нашем визите и об аварии.

Левка беспокойно шевельнулся, а я услышала, как у него в животе громко заурчало.

– Лева, ты точно Соню не убивал? – уныло опустила я плечи.

Он кивнул и долгим страдальческим взглядом посмотрел мне в глаза. В голове мелькнула совершенно дикая мысль, что диарея развязывает язык не хуже любого утюга.

– Розу Адамовну хорошо знал?

– Конечно. Я же к защите кандидатской готовился, она мне помогала… Тогда, на по-хоронах, мне стало противно папашу своего слушать, вот я и вспылил.

Я мысленно прокрутила назад пленку событий, вновь увидела всех присутствующих на поминках. Да, не скажешь, что народ сильно скорбел! Нужно будет, кстати, навестить Рахиль Флавиевну. Может, она расскажет что-нибудь интересное, все-таки не посторонний человек, а полноправный член этой нехорошей семейки.

Живот Левки снова угрожающе заурчал.

– Жень, может, вы меня развяжете? – Левка чуть не плакал. – А то я за себя не отвечаю…

Я кивнула и слегка ослабила путы. Далее Лев самостоятельно и очень поспешно освободился от них и ринулся в туалет, сметая все на своем пути.

– Во как припекло-то беднягу! – засмеялась Люська. – Ну что, сыщица, говорила я тебе, что Левка не убивал? Какой из него убийца? Так, немочь бледная…

Я не стала напоминать, что именно она выдвинула версию его причастности к гибели Сони: зачем травмировать человека лишний раз?

Вернулся заметно повеселевший Левка.

Выяснив у него место жительства Рахили, мы его отпустили с богом, предупредив на всякий случай, чтобы он был готов явиться по первому требованию.

Бесконечно долгий день наконец закончился. Люська, облегченно вздохнув, пожелала мне спокойной ночи и моментально уснула. Мне очень хотелось немного поболтать с подругой о деле, но будить ее я не стала – завтра нам предстоял еще один нелегкий денек.

Утро началось с неприятного сюрприза: подруга категорически отказалась сопровождать меня к Рахили, мотивируя это тем, что у ее Сани сегодня день рождения и нужно купить подарок и приготовить праздничный ужин. Я потратила много времени и сил па уговоры. В итоге, взяв с меня обещание помочь ей в выборе подарка и с ужином, Люська согласилась поехать.

Наспех позавтракав, мы отправились на улицу Свободы, где проживала сестра Арнольда Флавиевича вместе с сыном Аврумом. Всю дорогу Люська пилила меня, как злая теща нерадивого зятя. Я мужественно терпела, занятая мыслями о предстоящем разговоре. Сложно сказать, чего именно я ждала от встречи с Рахилью. Может, случаиная фраза или неожиданное слово помогут мне приблизиться к разгадке двойного убийства?

Старый пятиэтажный дом «сталинской» постройки казался инородным телом среди дряхлых «хрущевок».

В подъезде нас встретила пожилая консьержка. Она бдительно поинтересовалась, кто мы и к кому идем, и потребовала наши паспорта. Тщательно их изучив, дама сурово кивнула и проводила нас подозрительным взглядом. По широкой гулкой лестнице мы поднялись на третий этаж и позвонили в дверь, на которой красовалась медная табличка «Шнайдер М. А.».

Дверь открыла та самая мумия Тутанхамона, по чистому недоразумению еще коптящая небо среди живых, которую я видела на поминках Розы Адамовны. С первого взгляда можно было определить, что эта женщина даже в таком преклонном возрасте следит за собой. Безупречная осанка, естественный макияж и легкий запах дорогих духов – все выдавало в Рахили привычку к красивой жизни.

– Что вам угодно? – надменно спросила старуха. – Кто вы?

– Добрый день, Рахиль Флавиевна, – я подавила в себе глухое раздражение против (той дамы. – Я пишу книгу о вашем брате. Мне бы хотелось побеседовать с вами. Мы договаривались с Софьей Арнольдовной, но…

– Да, ужасная трагедия, – деревянным голосом проронила Рахиль. – С тех пор как Арик ушел от нас, все несчастья мира обрушились на нашу семью. Проходите, пожалуйста!

Жилище Рахили Флавиевны поражало своим великолепием и вкусом. Тщательно подобранная антикварная мебель удивительно гармонировала с современным, в общем-то, интерьером. Ламинированный паркет в коридоре был тщательно и аккуратно уложен; на стене висело старинное зеркало, подсвечиваемое снизу двумя лампами. У противоположной стены красовалась прихожая благородного темно-вишневого дерева. На полу невероятных размеров гостиной лежал чисто шерстяной ковер ручной работы.

Рахиль жестом указала нам с Люськой на кожаный диван нежного персикового цвета, на котором дремал черный невероятно огромный и пушистый кот.

– Афанасий, позвольте гостьям присесть, – обратилась к нему старуха.

Кот лениво приоткрыл один глаз и оценивающе осмотрел нас с Людмилой с ног до головы. Увиденное его, вероятно, не удовлетворило, потому что он обмахнулся пушистым хвостом, закрыл глаз и не сделал ни единого движения.

– Как вам не стыдно, Афанасий, – попеняла хозяйка животному. – Девочки приехали по делу. Немедленно уступите место!

На мой неспокойный характер, я бы мигом скинула этого колобка с дивана и лишила ужина. Зато в следующий раз он бы пять раз подумал, что значит не слушаться хозяйку.

– Ничего страшного, – поспешила я успокоить Рахиль, – мы присядем с краешка и ничуть не побеспокоим Афанасия.

– Итак? – она вопросительно посмотрела на нас, после того как мы наконец уселись.

– Рахиль Флавиевна, я вынуждена про-сить у вас прощения за невольный обман… – начала я.

И Рахиль, и Люська удивленно уставились на меня. По-моему, даже кот заинтересованно шевельнул ушами.

– Дело в том, что я не собираюсь писать книгу о вашем брате. И вообще, я вовсе не писательница.

– А кто же вы, позвольте спросить? – мумия приподняла тонкую бровь.

– Э-э-э… Как бы вам объяснить, – я замялась. – Ваша племянница, Соня Либерман, наняла нас, чтобы мы расследовали убийство ее матери. Розы Адамовны, а теперь вот она сама погибла, и…

– Вы хотите денег, – уверенно закончила старушка.

– Нет, – покачала я головой. – Соня заплатила нам вперед и щедро заплатила, поверьте…

При этих словах Рахиль скептически усмехнулась, но промолчала.

– …Так вот, я бы хотела довести начатое дело до конца.

– И что же? Вам удалось выйти на след убийцы Розочки?

– К сожалению, пока нет. Но я очень надеюсь, что вы нам поможете.

– Чем же, милочка? – удивилась Рахиль. – Я, слава богу, не комиссар Мегрэ! И, по правде говоря, я сильно удивлена поведением Софочки: вдруг ей понадобилось искать убийцу матери да еще платить деньги двум сыщицам! Это при ее-то жадности и страстной любви к деньгам!

– Странно, – пожала я плечами, – мне Софья Арнольдовна не показалась жадной! А уж мать-то свою она как любила! Заплачу, говорит, любые деньги, только скажите, кто убийца!

Старушка засмеялась, не разжимая тонких губ. От ее смеха создалось впечатление, что скрипят рассыхающиеся дверцы старинного шкафа. Я даже огляделась украдкой в поисках этого предмета мебели.

– Интересные вещи вы мне рассказываете, честное слово! – наконец разлепила губы-ниточки Рахиль. – Да Соня всю свою сознательную жизнь мать ненавидела! Знаете, что я вам скажу, милочка? Вы никогда не найдете убийцу!

– Это почему еще? – обиделась Люська.

– Потому что сама Софочка и убила! – вынесла приговор старуха.

– Не может быть! – притворно ужасаясь, воскликнула я. – Но за что?!

– Из-за денег! У Сони роман с деньгами начался давно и, судя по всему, закончился только после смерти. Она и замуж-то выходила все время за богатеньких мужиков, которые все без исключения были старше ее минимум на пятнадцать лет. Но, разумеется, любовников она заводила себе из числа молоденьких мальчиков. Кстати, любой из них мог по просьбе Софочки и, конечно, за хорошие деньги расстараться и прикончить Розу Адамовну!

Рахиль Флавиевна взглянула на часы и извинилась:

– Простите великодушно, но я вас ненадолго покину – мне необходимо принять лекарство.

Мумия, погромыхивая костями, неспешно удалилась.

– Ну ты даешь, подруга! – прошипела Люська. – То ты писательница, то тайный агент ФСБ, то частный сыщик! Предупреждать надо! А чем тебе было плохо в писателях?

– Для книги всегда только хорошее говорят, – пояснила я. – А мне нужно немного разворошить этот гадюшник, чтобы уяснить отношения между его членами! Понимаешь?

Люська со знанием дела кивнула. Я же, пользуясь отсутствием хозяйки, хорошенько дернула кота Афоню за его огромный хвост, потому как сидеть на краешке дивана стало неудобно. Афанасий, не привыкший к такому фамильярному обращению со своей драгоценной персоной, возмущенно мяукнул и угнездился на беккеровском рояле, смахнув ненароком какую-то статуэтку.

Вернулась Рахиль. Вероятно, она впервые увидела кота на рояле и так изменилась в лице, что я всерьез обеспокоилась: а не хватит ли ее удар от негодования? Я воспылала надеждой, что вредному котяре сейчас влетит по пятое число. Однако вместо этого бабулька изумленно воскликнула, хватаясь за сердце:

– Афанасий, что с вами? Вы разбили статуэтку из китайского фарфора! И почему вы позволяете себе лежать на рояле?

Котик пожаловался хозяйке на мое поведение длинным мяуканьем.

– Блохи, наверное, – перевела я с кошачьего языка на человеческий. Сообщение о блохах у благородного животного ввергло старушку в еще больший шок. Она широко открывала и закрывала рот, не производя при этом ни единого звука.

– Рахиль Флавиевна, – я поспешила вернуть ее к нашим баранам. – Давайте все-таки закончим разговор. Судя по всему, вы не испытывали к Соне добрых чувств?

– С чего бы, интересно, мне испытывать добрые чувства к этой меркантильной особе? – Рахиль тут же забыла про своего Афанасия, вернувшись к любимой теме. – После того как Давыд получил Нобелевскую премию…

– Давыд? – удивилась я. – Вы сказали Давыд? Но разве он не в…

– Я так сказала? Извините, – смутилась старушка. – Конечно же, я имела в виду Арика, Арнольда Флавиевича. Давыд – наша семейная боль… Так мы о Соне. После того как Арик получил премию, в нее словно бес вселился! Гордыня неимоверная да еще и фантастическая жадность в придачу… Вы ведь знаете о ее троих мужьях?

Мы кивнули.

– Она на этом не успокоилась! – продолжала Рахиль. – Решила сначала сына моего окрутить, да не вышло…

– А ваш сын – достойный объект для Софьи Арнольдовны? – спросила я.

– Ну когда-то был… Когда был жив мой муж, он устроил Аврума финансовым консультантом в крупную нефтяную компанию Правда, после смерти супруга против мальчика стали плести ужасные интриги, и он вынужден был оставить эту работу. Именно поэтому Соня переключила свое внимание на Гамлета Авакяна…

Хлопнула входная дверь. На пороге гостиной появился «язвенник», который с унылым видом гипнотизировал бутылку водки на поминках Розы Адамовны.

– Здравствуйте, – поздоровался он с нами и подошел к матери. – Здравствуй, мама. У тебя гости?

– Добрый день, сынок! Эти юные леди занимаются убийством Розы по просьбе Софочки…

– Да? – в глазах Аврума промелькнул интерес. – Ну и как успехи? Нашли кого-нибудь?

– Пока нет, – вздохнула Люська. – Грудное это дело…

– Ну-ну, – усмехнулся «язвенник». – Желаю успеха. Мама, я приму душ – и к Марку…

Аврум покинул гостиную, продолжая ухмыляться.

Рахиль была явно недовольна поведением сына, но пыталась изо всех сил скрыть >то. Она с терпеливой улыбкой матери, обожавшей свое чадо, произнесла:

– Марк – это… м-м… приятель Аврума. Они вместе проводят свободное время.

Я с пониманием кивнула и невинно поинтересовалась:

– Они вместе и работают, наверное?

Старуха пожевала губами и нехотя ответила:

– Нет, Аврум пока не нашел для себя достойную работу. Я много раз просила ученика Арнольда Флавиевича, Гамлета, пристроить сына куда-нибудь… Да знаете, как оно бывает: при жизни вроде бы друзья, а как умирает человек, так и думать о нем перестают. Но я не обижаюсь на Гамлета: живое к живому… К тому же он не слишком умный и благородный человек. Вы слышали историю о статье в научном журнале? – скорее констатировала, чем спросила Рахиль. – Некрасивая история, что и говорить! Давыд, конечно, простил Гамлета… Но это сильно подорвало его и без того слабое здоровье.