Текст книги "Фонарь под третий глаз"

Автор книги: Фаина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

– Тьфу, пропасть! – досадливо сплюнула я, открывая глаза. – Никакого в тебе романтизма, Ярослава! Прямо противно, честное слово! Другие девушки в твоем возрасте о принце на белом коне мечтают, а ты все о преступлениях думаешь!

Посчитав, что процесс самобичевания окончен, я глубоко вздохнула, печалясь об отсутствии у меня романтизма, и вновь вернулась к мыслям о копье, раз уж о принцах мечтать мне не дано.

Так как Карлович говорил: «Кто владеет копьем, тот владеет миром»? Так, кажется, или что-то в этом роде. Еще антиквар рассказывал, будто копье побывало в руках у Карла Великого, и у Наполеона, и у Адольфа Гитлера. У шизиков, одним словом. Шизики-то они шизики, а власть имели немалую. Теперь вот кто-то из наших захотел «миром владети». Кто бы это мог быть, интересно? Правительство и олигархов, думаю, трогать не будем. Больные на голову среди них, конечно, не редкость, но власть они все и так имеют немалую. Вряд ли кто-нибудь из них мог решится на кражу копья, зная, что это вызовет международный скандал и разрыв культурных отношений со старушкой Австрией. Кто же тогда? Какому психу понадобилась безграничная власть? Зачем вместе с властью приобретать головную боль и проблемы с законом?

– Почему жизнь состоит из одних вопросов? Так хочется, чтобы она состояла из одних ответов! – вслух произнесла я.

– Тогда было бы не так интересно жить, – услышала я за спиной красивый мужской баритон.

От неожиданности я подскочила на месте и поспешно оглянулась.

Позади скамейки стоял мужчина лет сорока в красивом спортивном костюме. Пахло от мужчины очень дорогим одеколоном, да и весь вид дядечки свидетельствовал о неплохом достатке. Густые черные волосы, элегантно подстриженные «каре», были собраны на затылке в «хвостик» и подчеркивали правильные черты смуглого лица. Фигура мужчины излучала спокойствие, уверенность и силу.

Я смотрела на неожиданного собеседника во все глаза и лихорадочно подыскивала слова для достойного ответа. Но, как назло, все умные слова затерялись в извилинах мозга, а вместо них в голове, словно назойливая муха, вертелась одна-единственная мысль: «Вот и дождалась ты, Ярослава, своего принца!» Мне было совершенно ясно, что принцы выглядят именно так. Правда, белого коня поблизости не оказалось, но он наверняка стоит где-нибудь в стойле поблизости. Я по-прежнему молчала, вглядываясь в свою судьбу и пытаясь отыскать хоть какой-нибудь изъян. Бесполезно! Принц был совершенен!

Красавец, ничуть не удивленный такой реакцией, тонко улыбнувшись, спросил:

– Так какие же вопросы не дают вам покоя? Может, я знаю на них ответы?

Я окончательно смутилась, потому что голос мужчины показался мне райской музыкой. «Сейчас растаю и стеку в озеро отвратительной лужицей», – испугалась я. Наверное, только это соображение заставило меня сконфуженно буркнуть:

– Нет, вы тоже не знаете.

– Наверное, что-то романтическое? – не унимался дядечка.

– Послушайте, какое вам дело?! Я хочу побыть в одиночестве, посидеть на берегу озера и разобраться в своих мыслях. Надеюсь, смогу с этим справиться без посторонней помощи.

Мое раздражение очень легко объяснялось: я просто представила, как смотрюсь со стороны в старой мужской куртке, доходившей до колен, в вытертых джинсах и с измученным бессонницей и невеселыми мыслями лицом. А дядька был просто вызывающе красив классической античной красотой. На фоне этого Аполлона я выглядела клоунессой из цирка шапито. И еще злил тот факт, что мужчина начинал мне активно нравиться. Не хватало только влюбиться в самом разгаре расследования!

Объект моего раздражения засмеялся, обнажив ровные, ослепительно белые зубы. «Вставные!» – со злорадством подумала я.

– Вижу, вы смущены моим вниманием. Что ж, не стану больше докучать своей назойливостью. Всего доброго, прекрасная леди!

Мужчина слегка поклонился и неторопливой походкой греческого бога, возвращающегося на Олимп, направился в сторону моста.

– Пижон! – прошипела я, снова усаживаясь на скамеечку.

Однако мысли не желали возвращаться к копью Лонгина, а с упорством маньяка крутились вокруг персоны прекрасного незнакомца. Вскоре стало ясно, что ни о чем другом я думать уже не смогу, по крайней мере, в ближайшие несколько часов. Мне ничего не оставалось делать, как отправиться обратно на дачу, кляня свою несчастливую судьбу.

Возвращалась я той же дорогой, поэтому неудивительно, что на мосту встретила ЕГО – Аполлона, полубога, красавца, – словом, мужчину моей мечты. Сердце на мгновение остановилось, а потом застучало неприлично громко и быстро.

«Влюбилась! – мысленно ахнула я и попыталась немедленно взять себя в руки: – Он – подлец, как пить дать. Хорошие люди не могут быть такими совершенными. Точно, подлец! Зло всегда обаятельно… Мама моя, какая у него улыбка! Надо срочно выбросить эту чепуху из головы. В таких типов не влюбляются, с ними пропадают. Влюбляться следует в гиппопотамов типа нашего Игната. Ну и что, что наш мент – не красавец? Зато с ним спокойнее. А с этим – что за жизнь меня ждет? Сплошная нервотрепка, а не жизнь! Так и с ума недолго сойти. Ох, а глаза… Просто омут!»

«Прынц» при виде меня оживился:

– Это судьба, моя прекрасная леди.

– Какая еще судьба? – нахмурилась я.

– Я имею в виду нашу встречу. Мне вообще-то несвойственно гулять рано утром в одиночестве. Пусть даже в таком мирном дачном поселке. Раскрою вам страшную тайну: мне удалось сбежать от своей охраны! Через забор! – Казалось, дядька был в восторге от своей мальчишеской выходки.

– Поздравляю. А вам не приходило в голову, что наша встреча совсем не случайна? Вдруг я наемный киллер и сейчас вас… ну, скажем, утоплю в озере?

– Ничего у вас не выйдет: я хорошо плаваю. Да и на киллера вы совсем не похожи…

– Много вы знаете, как они выглядят! – фыркнула я.

– Знаю, – кивнул дядька. – И со всей ответственностью заявляю: вы – не он! Вы больше похожи на маленького мышонка, напуганного кошкой.

– Скорее, львом. Даже целым стадом львов.

– Львы живут прайдами. Я правильно понял – у вас проблемы? Чем могу помочь? У меня большие возможности.

В глазах мужчины появилось что-то, отдаленно напоминающее тревогу и сострадание. Я вдруг отчетливо осознала, что безнадежно влюбилась. А кто бы устоял? Красивый мужчина, богатый, судя по всему, мужественный и к тому же настоящий джентльмен, готовый ради прекрасной дамы и «коня на скаку», и «в горящую избу»… Разве не об этом мечтает каждая вторая девушка в моем возрасте? Но то – мечты! А реальность, к сожалению, сурова. Вполне вероятно, что со дня на день меня могут убить, так зачем тратить силы на новые чувства?

– Знаете, что? – подняла я глаза на мужчину моей мечты. Хотела сказать ему очень многое, но вместо этого из груди вырвался отчаянный вопль: – Идите вы к черту!

Очень хотелось уйти эффектно. С этой целью я резко дернула «молнию» на куртке и, гордо задрав подбородок, поспешила убраться. Как нарочно, под ноги попался не то какой-то булыжник, не то корень дерева – и я совсем не эффектно шмякнулась на четвереньки. В носу сразу защипало от обиды, и я, тихо скуля, по-жабьи доползла до ближайших кустов. Там я приняла вертикальное положение, отряхнулась и громко заявила, напугав какую-то раннюю птаху:

– Все! Пойду домой и спокойно умру от сердечного приступа.

Маруська с Игнатом крепко спали со счастливыми улыбками на усталых лицах, поэтому у меня появилась неплохая возможность осуществить задуманное. Однако сердце разрываться от горя и безответной любви не спешило. Вместо этого на меня навалился крепкий здоровый сон. «Стало быть, так надо», – неспешно проплыла философская мысль, и я заснула.

Снилась мне белая корова. Она стояла на мосту и страстно мычала. Животное держал за рога мой Аполлон. На сей раз он был облачен не в спортивный костюм, а в сверкающие одеяния тореадора. Я, вся такая красивая, тоже во всем белом, счастливо улыбалась. «Я спасу тебя, любимая! – вещал Аполлон. – Приди в мои объятия!» Я уже хотела выполнить просьбу принца, как неожиданно корова заговорила человеческим голосом, странно похожим на Маруськин: «Нельзя тебе в объятия, Ярослава! Сперва копье найди! И к господу обязательно обратись!»

С этим напутствием я и проснулась. Денек удался на славу: солнышко, птички, голубое небо, свежий воздух – практически все, что нужно человеку для счастья. Если б рядом сидела не Маруська, а мужчина моей мечты, я, пожалуй, могла бы назвать себя абсолютно счастливым человеком.

– Как же ты меня достала! – простонала я, отворачиваясь к стене. – Даже коровы твоим голосом разговаривают…

– Хреново дело, Славик, – ни капли не обидевшись, а, вероятнее всего, даже не услышав меня, сообщила подруга. – В приватной беседе с Игнатом выяснилось, что гражданка Попова Ирина Юрьевна скончалась. Причину смерти установит вскрытие.

– Кто такая Попова? – зевнула я.

– Сотрудница хранилища…

Сон как рукой сняло. Даже образ Аполлона растаял, словно эскимо в знойный полдень. Я подпрыгнула на кровати:

– Где мент?

– На службу отбыл. А перед отъездом сообщил о смерти этой самой гражданки Поповой. Славка, дела-то какие разворачиваются! – кажется, Манька была в восторге.

Чего не скажешь обо мне. Я не выспалась, оттого чувствовала себя разбитой. Воспоминания о встреченном рано утром Аполлоне хорошего настроения не добавляли. А тут еще и смерть этой самой Поповой… Стоит ли удивляться, что в душе моей немедленно поселилась обида на весь мир?

– Дурацкая корова! – воскликнула я в сердцах.

– Кто корова? Я – корова?! – сразу взвилась Маруська.

Я поморщилась, как от зубной боли:

– Не ори, Мань. При чем здесь ты? Во сне мне корова приснилась, ясно? Правда, говорила она все-таки твоим голосом. Ты не знаешь, к чему коровы снятся?

– К неприятностям, – уверенно ответила подруга.

– Почему сразу к неприятностям?

– Хм, а чего нам еще от жизни ждать? – глубокомысленно изрекла Маня и тут же проявила интерес: – Что она говорила-то?

– Кто? – рассеянно уронила я, витая в облаках, то есть предаваясь воспоминаниям.

– Да корова же!

– Ах, корова… Ну, она сказала, что копье искать надо. Еще посоветовала к господу обратиться…

Манька как-то затуманилась, размышляя, видимо, над советом парнокопытной скотины, а потом, глядя куда-то в пространство, раздумчиво произнесла:

– А что? Дельный совет, как мне кажется. Слав, может, послушаемся Буренку да в церковь заглянем? Кто знает, вдруг снизойдет на нас какая-нибудь благодать или просветление в мозгах случится? Высшие силы – дело темное, никогда не знаешь, когда на помощь явятся. А помощь нам сейчас не помешала бы…

Маруська умолкла и выжидающе уставилась на меня, ожидая ответа. Вообще-то подружку нельзя назвать религиозным фанатиком, но порой на нее накатывают приступы любви к господу нашему. Обычно это случается не чаще двух-трех раз в год и в особо критических ситуациях. В такие моменты Маня разучивает молитвы, в основном, конечно, одну – «Отче наш» (которую, кстати, забывает сразу по окончании «приступа»), ходит в церкви, ставит свечи всем святым подряд и все время норовит исповедаться и получить отпущение всех грехов. Да вот беда – перед исповедью следует три дня соблюдать строгий пост. А с этим у Маньки серьезные проблемы. Один день она еще выдерживает, а потом… Короче говоря, так и живет Маруська со своими грехами. На мой взгляд, неплохо живет, но говорить с ней на эту тему бесполезно – не верит!

Сейчас, судя по всему, наступил момент очередного кризиса.

– В церковь, говоришь… – Я почесала за ухом. – Что ж, можно и в церковь. Собирайся, подруга!

Радостно взвизгнув, Маруська чмокнула меня в макушку и побежала собираться. Оставшись одна, я снова вспомнила о принце, но усилием воли развеяла его образ и сказала вслух, закатив глаза к потолку:

– Господи, сделай так, чтобы я о нем больше не думала! Это отвлекает от работы. Заранее спасибо. Да, и отпусти Маруське грехи – пусть она уже успокоится. Аминь?..

Заключив сделку, я пошла выгонять «Фиат» с участка.

Вскоре мы с Манькой уже катили по направлению к церкви. Не знаю, почему, но ехали мы именно в ту церковь, куда ходит господин Онищенко. Может, все-таки белая корова виновата?

У подружки настроение было самое что ни на есть благостное. Она млела от предстоящего свидания с господом, а я все пыталась понять, какая сила направила меня именно в эту церковь? Ответа на этот вопрос не нашлось, равно как и какой-нибудь пригодной стоянки, куда можно было бы приткнуть машину. Впрочем, это обстоятельство меня ничуть не расстроило. Неподалеку, как и говорил Константин Макарович, находился стационарный пост ГИБДД. Именно там, на штрафной стоянке, я оставила автомобиль по соседству с разбитым «Вольво». Немолодой сержант с сильным украинским акцентом за чисто символическую плату любезно согласился присмотреть за моим транспортным средством.

– Только недолго! – поднял вверх полосатую палку инспектор.

– Ага! – хором ответили мы с Маруськой, на ходу повязывая на головы платки.

В маленьком церковном дворике нас ожидал сюрприз. Позади церквушки, неподалеку от едва приметной двери, стоял большой черный джип. Как он умудрился въехать в игрушечный дворик, являлось загадкой. Но совсем не это обстоятельство заставило нас с Маруськой замереть на месте с открытыми ртами. Номер на машине оказался знакомым до боли: все тот же – «о 600 ер 90»! Мы стояли посреди двора, рискуя в любую минуту быть замеченными и узнанными, и тупо моргали.

Первой пришла в себя Манька:

– Поправь меня, если я ошибаюсь: это ведь машина Чалдона и его приятелей?

– Угу, – мотнула я головой.

– Клево! Оказывается, и бандитам благодать не чужда. Впрочем, это легко понять: грехов на них – что песку в пустыне.

Последнее замечание насчет грехов сомнений не вызывало, а вот стремление бандитов к благодати небесной… Что-то сомневаюсь я! Не похож Чалдон со своими дружками на людей, измученных осознанием греховности совершенных ими пакостей и стремящихся к раскаянию. Скорее всего, они выискивают здесь чего-нибудь, что можно украсть. Архиглупое занятие! В двухстах метрах от церкви, как уже было сказано, пост ГИБДД. А гаишники – это почти милиционеры, менты наполовину, так сказать. Нужно быть полным идиотом, чтобы совершать преступление практически у них на глазах.

Тут меня поразила новая догадка, от которой по голове и вдоль позвоночника проскакал табунчик мурашек.

– Маруся, они сюда приехали вовсе не грехи замаливать…

– А чего ж тогда? – удивилась подруга.

– Мне кажется, они хотят продать копье…

– Ну да?! Не-ет, не может быть. Ты сама говорила, что продать его невозможно. Карлович нам, помнится, миллионы баксов предлагал. И чего не согласились сразу, дуры? А где такой церквушке столько денег взять? Тут приход-то – раз, два и обчелся.

Резон в словах подруги был. Но тогда зачем сюда Чалдон явился?

Я нацепила на нос солнцезащитные очки, благо, день выдался солнечным, и, коротко скомандовав Маньке: «За мной», – независимой походкой праздношатающегося туриста направилась к джипу наших врагов.

От машины шел мощный поток тепла. Автомобиль здорово нагрелся, стоя под палящим солнцем.

– Давно приехал, – сообщила догадливая подружка, деловито ощупывая капот. – Движок остыть успел, а сама машина, наоборот, равномерно нагрелась. Внутри никого. В церкви все, должно быть…

Внутри было прохладно и сумеречно. Несколько старушек в темных одеждах деловито сновали по помещению, молодая мамаша с ребенком на руках о чем-то разговаривала с благообразной бабулькой в платочке возле небольшой деревянной конторки.

Маруська, войдя в церковь, умилилась, пару раз всхлипнула и принялась истово креститься, что-то негромко бормоча. Ее религиозный экстаз сейчас оказался совсем некстати, потому что в правом дальнем крыле, возле большого распятия, стояла очень живописная группа товарищей. Группа состояла из уже ставших нам почти родными Чалдона, Михея и Жбана. Беседовали они с довольно молодым священником в черной рясе. Вернее, говорил только Чалдон, Михей и Жбан стояли, смиренно потупив очи. Священник внимательно слушал, и выражение его лица при этом было совершенно зверским: глубоко посаженные глаза в свете свечей гневно сверкали, а тонкие губы, сжатые в ниточку, совсем терялись в аккуратно подстриженной бородке с усами. Вообще-то мне всегда казалось, что служители культа должны обладать бесконечным терпением и выдержкой и вызывать доверие у своей паствы. Этот же тип производил впечатление сильного зверя, всегда готового к нападению. Как такому исповедоваться?

Черт, вот бы услышать, о чем вещает Чалдон! Но у меня не было ни малейшей возможности приблизиться, потому что однажды я имела глупость засветить свое прекрасное лицо перед бандитской троицей. На солнцезащитные очки, честно говоря, надежны мало: они у меня почти прозрачные, по последнему писку моды. Так что шанс быть узнанной достаточно велик.

Я покосилась на Маруську. Она, сложив ладошки на груди, с умилением смотрела на икону с ликом грустной Девы Марии. Группу товарищей, к которой было приковано мое внимание, подруга, казалось, даже не заметила. Хм… А очки-то у Маруськи, пожалуй, как раз то, что надо: темные, почти черные, с огромными окулярами. Такие очки в сочетании с платком на голове могли дать неплохой результат. Будем надеяться, что Чалдон сильно увлечен разговором со священником и потому не обратит внимания на «сирую калеку».

Дернув подругу за юбку (по авторитетному заявлению Маньки, в церковь в штанах, то есть в брюках или джинсах, являться нельзя), я прошептала:

– Мань, дай-ка мне твои очки…

Маруся не обратила внимания на мою просьбу, беспрерывно бормоча под нос «…иже еси на небеси». Очевидно, она снова забыла продолжение молитвы. Без особых церемоний я сдернула с Манькиного носа очки, водрузив на их место свои. Проделав эту нехитрую операцию, я ссутулилась, надвинула платок почти на глаза и, слегка прихрамывая, стала продвигаться в направлении интересующей меня группы. Время от времени я останавливалась перед иконами и неумело клала поклоны. В конце концов я приблизилась к цели, но, кажется, было уже поздно. Чалдон умолк, а священник негромко произнес:

– Все это должно закончиться в ближайшие два дня. А сейчас, – батюшка широко перекрестил нечестивую троицу: – Ступайте с миром, дети мои. Господь благословил вас на благое дело…

Чалдон кивнул и повернулся лицом к выходу. Я поспешно шлепнулась на колени и замерла, задрав вверх пятую точку. Все трое прошли мимо меня настолько близко, что я даже почувствовала запах жуткой смеси из трех разных одеколонов.

– Вот, блин, фанатики, – проворчал кто-то из троих, переступая через мои ноги.

Уж и не знаю, шестым чувством или пятой точкой, но я ощутила, что Чалдон, Жбан и Михей покинули церковь. Поднявшись с колен, я метнулась к Маруське, все еще твердившей про «небеси».

– Слушай, подруга, они вышли. Быстро дуй во двор и проконтролируй, как и что, о чем базар… Словом, действуй, Маня!

Отправив подругу на задание и убедившись, что она приступила к его исполнению, я с замиранием сердца поспешила к батюшке, который крестился на огромный иконостас, занимавший центральное место в церкви. Поп, кажется, собрался скрыться за тщательно замаскированной дверью посреди золоченого иконостаса. Меня это никак не устраивало, поэтому пришлось по возможности жалобно воскликнуть:

– Батюшка, подождите! Я к вам по личному вопросу! Отпустите мои грехи. Жить с ними не могу. Хочу покаяться, отче наш!

Наверное, мне не удалось толково выразить свои желания. Священник изумленно оглянулся, но, к счастью, оставил свои попытки скрыться в глубинах церкви.

– Слушаю тебя… – В голосе священника сквозило недоумение.

Я никогда в жизни не каялась перед настоящим батюшкой, совершенно не представляла, как это делать, а потому немного растерялась. Однако, вспомнив, как это делали в кино, взяла себя в руки и с энтузиазмом снова пала на колени, стукнувшись на всякий случай лбом о ступеньки алтаря.

Батюшка на сей раз испугался по-настоящему. В глазах его я заметила смятение и для усиления эффекта еще пару раз шарахнулась головой об пол. Священник наконец справился с эмоциями. Он собрался было немедленно поднять меня с пола, но я схитрила и согнула ноги в коленях.

– Батюшка, грешна, видит бог! – заныла я. – Хочу исповедаться, да только поститься не могу. Грех чревоугодия точит, аки червь!

– Господь простит! – пропыхтел священник, тщетно пытаясь поставить меня на ноги.

Тем временем я лихорадочно вспоминала оставшиеся грехи, но на ум пришел только грех прелюбодеяния. В этом я замечена не была уже давно, но батюшке все же пожаловалась.

– Господь простит! – повторил священник и в отчаянии воскликнул: – Да встань же ты, блаженная!

Не тут-то было! Насколько я помню, смертных грехов семь, а мне отпустили только два. Поэтому я продолжала висеть, поджав ноги, на руках у батюшки. Ему, похоже, надоело сражаться с непокорной паствой. Батюшка аккуратно опустил меня на ступеньки и сам сел рядом. Я растянула губы в довольной улыбке и попыталась вспомнить, с какой целью разыграла весь этот спектакль.

– Тебя как звать-то, блаженная? – устало поинтересовался слуга господа.

– А вас? – не осталась я в долгу.

– Отец Валентин.

– Мария, – неизвестно почему, назвалась я именем подруги и немедленно заканючила: – Отец Валентин, грешна я!

Священник, поняв, что все начинается сначала, поспешил меня заверить:

– Я помолюсь за тебя, Мария. Господь наш милостив, он всегда прощает искренне раскаявшихся.

Подобный вариант меня вполне устраивал. Выходило, что все Манькины грехи господь отпустит заочно. Однако следовало соблюсти и личные интересы.

– Батюшка, те люди, что к вам приходили, темные. Совесть у них нечиста, – напустив на себя придурковатый вид, таинственно произнесла я. – Им покаяться нужно. Иначе гореть им в этой… геенне огненной, вот!

В глазах отца Валентина мелькнуло что-то похожее на подозрение, но я продолжала улыбаться улыбкой тихого идиота, и подозрение сменилось раздражением:

– Они раскаиваются, Мария. Искренне, – уловив, как я недоверчиво сжала губы, заверил священник. – А я молюсь за них. Ты иди, иди, дочь моя. Господь простит…

– Ага, ага… – Я поднялась с колен и ринулась к выходу, забыв хромать и сутулиться.

На крыльце, нетерпеливо поскуливая, меня поджидала Манька.

– Ну, Маня, считай, все твои грехи отпущены, можешь начинать грешить по новой, с чистого листа, так сказать. Отец Валентин день и ночь станет за тебя молиться, – обрадовала я подругу. – А где Чалдон со своими шестерками?

– Уехали.

– Куда?

Маруська усмехнулась:

– Не сообщили. Забыли, наверное.

– О чем говорили, удалось услышать? – не отставала я.

– Немного. Про мочалки говорили.

– Про мочалки? – Я посчитала, что подружка что-то неправильно поняла.

– Ну да. Сказали, что их надо непременно найти, иначе Валет поубивает их всех. О чем это они, Славик, ты не знаешь?

На месте господа я бы внесла в список смертных грехов еще и грех временного тупоумия. Ясно же, как божий день: мочалки – это мы с Манькой, отец Валентин дал задание Чалдону отыскать именно нас! В голове моей что-то совсем отчетливо громыхнуло. Мозги, что ли, на место встали? Я устало опустилась на землю и без выражения произнесла:

– Маня, отец Валентин – это Валет. Копье у него. Думаю, именно он велел Чалдону украсть копье из хранилища. Чалдон вышел на Серегу Корнилова. Ну, дальше ты знаешь. Не могу сказать, запугали они парня или денег ему посулили, но он повелся, как молодой бычок. А потом Корнилова убрали, чтобы, значит, концы в воду. Теперь, стало быть, наш черед настал.

– А Карловича зачем убили?

– Он же понял, кто копье заказал. В криминальном мире все друг друга знают. Серафим-то наш – «черный» антиквар. Был. Теперь Валет будет всех, кто что-либо знает о копье, убирать одного за другим. Он псих, Мань, это сразу видно. В первую очередь – сотрудников хранилища. Совсем не обязательно, что все они причастны к краже. Валет убьет их просто потому, что они могли что-то заметить или заподозрить. Он и нас найдет, Мань, рано или поздно, но все равно найдет…

Манька отмахнулась от моих слов. Ее легкомыслию можно было только позавидовать. Я же ясно представляла себе ближайшую перспективу и никаких иллюзий не питала.

– Славка, зачем Валету, в смысле отцу Валентину, копье? – задала самый главный вопрос подруга.

Разумеется, ответить на него я не могла. Впрочем, одно предположение все-таки имелось. Его я придумала сегодня утром, когда сидела у озера за несколько мгновений до роковой встречи с Аполлоном.

«Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб тебе провалиться!» – мысленно пожелала я давешнему красавцу, а вслух сказала:

– Помнишь, Серафим Карлович говорил, о могуществе того, кто владеет копьем? Мне кажется, Валету захотелось безграничной власти над миром…

– Он псих? Я имею в виду Валета? – удивленно заморгала Манька.

– Очень на то похоже, – пожала я плечами. – Чего-то ненормальное в нем имеется. Особенно в глазах.

Немного помолчав, Маруська робко поинтересовалась:

– Послушай, Славка… Ты только не сердись, ладно? А… Отец Валентин – точно Валет?

– Я почти уверена в этом. Но ты права, уточнить все-таки следует. Предлагаю проследить за батюшкой.

– С ума сошла? – округлила глаза подруга. – Священники, как правило, не покидают свой приход и живут при церкви. Для них специально даже домики строят. Как мы будем за ним следить? К тому же сразу за церковью кладбище. Бр-р! Не, Славик, на этот раз ты дала маху.

– Вот сейчас мы это и проверим! – бросила я, взбегая наверх по ступенькам обратно в церковь.

По счастью, отца Валентина внутри не оказалось. Я подошла к служащей, сидевшей за прилавком с разложенными на нем религиозными атрибутами. Купив иконку неизвестного мне святого, который, по словам бабульки, приносит удачу в любви и исполняет желания, я напустила на себя простецкий вид и приступила к расспросам.

Через некоторое время выяснились весьма интересные моменты.

Домик для священника действительно существует. Однако отец Валентин пользуется им крайне редко. В основном по большим праздникам, когда в церкви проходит всенощная служба. В остальное время Валет, то есть отец Валентин, скромно проживает на съемной квартире на Кутузовском проспекте. Я смиренно кивала. Все знают, что по скромности Кутузовскому проспекту уступает только Рублевское шоссе, где люди влачат свое жалкое существование.

– А когда ближайшая всенощная? – спросила я у бабульки.

– Завтра, – охотно подсказала она. – В семь начало.

Далее бабка назвала какой-то праздник, название которого я не смогла бы пересказать даже при наличии огромного желания. Да и к чему, собственно? Все, что нужно было выяснить, я уже выяснила. Ну, почти все. В запасе имелся еще один вопросик:

– Скажите, пожалуйста, во сколько обычно отец Валентин с работы уходит?

Бабушка почему-то обиделась:

– Это на заводе работа, а у нас служба.

«Прямо как во внутренних органах», – подумалось мне. Я еще раз повторила вопрос, заменив термин «работа» другим, на мой взгляд, не самым благозвучным. На этот раз бабка подозрительно прищурилась:

– Тебе зачем?

– Понимаете, у меня есть подруга. Так вот, она вбила себе в голову, что замуж выйдет только за священника. Или, говорит, за батюшку, или в монастырь. А тут мы на днях церковь вашу посетили. Так подружка моя как глянула на отца Валентина, так сразу покой и потеряла. Не ест, не пьет… Усохла вся. Вот я и подумала: коли ваш батюшка не женат, почему бы им не соединить свои судьбы? – придумав эту чепуху, я густо покраснела.

Бабулька призадумалась. Бог знает, какие мысли бродили в ее старческой головке? Размышляла старушенция довольно долго, а потом неожиданно спросила:

– Мирская?

– Что? – не поняла я.

– Подружка твоя, говорю, мирская? – заметив, что я бестолково хлопаю глазами в поисках правильного ответа, бабуля терпеливо пояснила: – Жизнь какую ведет? Мирскую или предпочитает духовную?

Вспомнилось почему-то, как Манька который год безуспешно разучивает «Отче наш». Но, с другой стороны, церковь-то она посещает, редко, конечно, но все же… К тому же сегодня отпущение грехов получила.

– Духовную. Мирская жизнь ей противна до глубины души. Молится каждый день, даже песни церковные распевает… – Тут я снова покраснела.

В Маруськином репертуаре первое место занимают «Иванушки» переростки и грудастая «Виа Гра».

Кажется, мои побасенки убедили бдительную старушку. Немного пошлепав губами, она наконец сообщила, что отец Валентин покидает храм в девять часов вечера. Еще бабулька предложила свою помощь в деле сватовства батюшки, но я благоразумно отказалась и вышла из церкви.

«Чудные дела твои, господи! – думала я, косясь на семенившую рядом Маруську. – Еще десять дней назад Манька вообще не собиралась замуж, а сегодня – сразу два завидных жениха. Игнат и Валет. Правда, они из разных лагерей, находящихся в состоянии затяжной войны. Да, еще ведь есть собачка Полли…»

Усатый инспектор при виде нас нахмурился:

– Долго же вы, однако.

– В церкви были, – пояснила Манька со смирением.

– От молодежь! – шевельнул усами инспектор. – В бога не веруют, а в церковь ходят. Как же – модно это нынче…

– Мы веруем, очень сильно веруем. Спасибо вам большое и до свидания! – Я загрузилась в машину. Подружка, перекрестившись на церковные купола, последовала моему примеру.

По дороге на дачу я поведала Маруське, как обстоят дела, и поделилась планами на сегодняшний вечер. Ей предстояло весьма ответственное задание: нейтрализовать Игната. Не в том смысле – снова горшком по голове. Дело в том, что капитану понравилась дачная жизнь, и он решил какое-то время пожить вместе с нами.

– Да и мне так спокойнее, – добавил Игнат, ввергая невесту в состояние нервного шока.

Мента следовало удержать дома. С этой целью я разрешила подруге использовать любые способы. На себя я брала наблюдение за отцом Валентином.

Манька внимательно меня выслушала и проворчала:

– Как всегда, мне достается самое трудное. Разве же Игната удержишь, коли он что-нибудь заподозрит?

– Вот и сделай так, чтобы он ничего не заподозрил. Ублажай его, корми, да хоть танец живота танцуй, Мань! Главное, убеди своего мента, что я поехала… Ну, скажем, на день рождения к школьной подруге.

– Легко сказать, убеди. Сама знаешь, женишок мой за версту брехню чует. Разве только… Может, его еще разок по башке шарахнуть? Как думаешь, Славик?

– Только без насилия! – строго предупредила я кровожадную подружку. – Ты же потом не «отмажешься»! И вообще, ты бы поменьше о греховном-то думала. Господь тебе только-только грехи отпустил.

Подруга фыркнула, но заткнулась, что дало мне возможность хорошенько обдумать план предстоящего мероприятия. Боязно как-то в одиночку следить за отцом Валентином. Если мои предположения верны и он и есть Валет, то становится понятной степень опасности. Не дай бог попасться на глаза этому «батюшке»! Разложит на молекулы!