Текст книги "Фонарь под третий глаз"

Автор книги: Фаина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– За кого-о?! Это за того Чапаева, что ли, с которым ты битый час разговоры разговаривала, бросив меня одну в машине на произвол судьбы?

– Ох, Маня, до чего ж ты темная, несмотря на высшее образование, – покачала я головой. – Этот Чапаев, как ты говоришь, между прочим, генерал-майор КГБ в отставке, а бордоский дог – это порода его собаки.

– Ну, из собак я знаю овчарку и таксу, а остальные для меня все на одно лицо, то есть на морду. Я их и не замечаю вовсе. И о чем же тебе этот генерал так долго рассказывал? Никак о своем боевом прошлом?

Не обращая внимания на ехидство подруги, я пересказала ей содержание нашего разговора с Сан Санычем. Узнав, что Серафим Карлович убит, Маруська сперва обрадовалась, а потом вдруг испугалась:

– Славка, а вдруг менты найдут у Карловича наши фотографии с копьем?! Что ж тогда с нами будет?

Что-то в последнее время Манька совсем раскисла: все ноет, ноет, вместо того чтобы предложить что-нибудь толковое.

– Вот когда найдут, тогда и будешь хныкать! – зло ответила я, остервенело давя на педаль газа. Машина возмущенно рыкнула и рванула вперед, взвизгнув шинами.

Маруська испуганно охнула, но больше не скулила. Пока мы ехали, злость моя испарилась, зато возникло ощущение полной безысходности – не иначе от Маруськи передалось! В словах подружки все-таки чудилась какая-то правда. Если менты найдут фотографии, доказать нашу непричастность ко всей этой истории будет очень затруднительно, да практически невозможно. Еще и убийство Карловича на нас повесят! А что? Раз уж мы такие махровые злодейки – на нашем «счету» Корнилов, два охранника из хранилища, – почему бы нам не «замочить» еще и антиквара за компанию? Правда, логики в этом никакой, но разве ментам нужна логика?

А все-таки интересно, кто с Карловичем разделался? И за что? Сан Саныч говорил о каком-то джипе…

– Мань, тебе номер автомобиля «о 600 ер 90» о чем-нибудь говорит? – спросила я у подруги, обиженно смотревшей в окно.

– Я не ГИБДД, – буркнула она, но тут же поинтересовалась: – А что?

– Генерал видел джип с этим номером у подъезда Серафима Карловича…

– Какой, говоришь, номер?

Я повторила. Несколько мгновений Маруська сосредоточенно сопела, ковыряясь, вероятно, в закоулках своей памяти, а потом очень тихо произнесла:

– Это номер машины Чалдона.

Опаньки! Вот это номер! Я имею в виду – стечение обстоятельств. Что же получается, Чалдон убил Серафима Карловича?! Почему? Неужели из-за копья? Но Чалдон не мог знать, что антиквар вышел на след реликвии. Если только… Я похолодела: если только Карлович сам не сообщил бандитам об этом! Нет, попыталась я усмирить свою буйную фантазию, такого не может быть. Антиквар был сам заинтересован в приобретении копья, а Чалдон работает на какого-то Валета, не менее сильно, чем Карлович, желающего заполучить ценную железяку. Следовательно, Серафим Карлович и Валет – злейшие конкуренты. Наверное, они что-то не поделили между собой, вот Валет и рассудил, что настало время окончательно разобраться с беспокойным антикваром. Только вот что меня беспокоит: Карлович ведь мог перед смертью поделиться с Чалдоном, где и у кого находится копье, а в качестве доказательства представил наши фотографии. Антиквар умер, а снимки остались у Чалдона. Он непременно станет нас искать. И ведь найдет, черт его побери! Или уже нашел? Может, ограбление Манькиной квартиры – его рук дело?

– Ищут пожарные, ищет милиция, ищут бандиты нашей столицы… Последним, кажется, повезло больше, – вздохнула я, заруливая во двор.

– Ты о чем? – заинтересовалась Маня.

– Так, мысли вслух.

– Что-то не очень веселые мысли.

– Какие есть. Ну что, Маруся, спать пойдем? Мне ведь завтра на работу.

– Стахановка, блин! Паша Ангелина, – проворчала подруга, выбираясь из машины. – Как, интересно, ваша фирма будет работать, когда тебя посадят? Или вообще…

Что такое «вообще», я слушать не стала: Маруськино нытье, помноженное на пессимизм, мне уже порядком надоело. Сколько можно, в самом деле?! Сама втравила меня в историю, и сама же теперь стонет от безысходности! Гордо задрав подбородок, походкой императрицы в изгнании я проследовала в подъезд.

Милый дом встретил меня с распростертыми объятиями. В том смысле, что дверь в мою квартиру была распахнута настежь. Забывчивостью я не страдаю и могу точно сказать – когда мы уходили, дверь была заперта.

– Ого, знакомый пейзаж! – отчего-то весело присвистнула Маруська, глядя, как я ошалело хлопаю глазами, уставившись на открытую дверь. – Значит, и тебя не миновала чаша сия? Не расстраивайся, Славик, это должно было случиться рано или поздно.

Хорошее утешение, ничего не скажешь! Но я все равно не понимала – почему? Почему забрались ко мне, если копье уже нашли у Маньки? Может, искали другие вещицы из венской коллекции? Господи, да что же там было?!

Тем временем Маруська куда-то испарилась. Слабо удивившись, я с замиранием сердца переступила через порог своего дома, всегда казавшегося мне надежной крепостью.

– Есть здесь кто-нибудь? – задала я довольно бестолковый вопрос. В самом деле, если в квартире кто-то и есть, едва ли он станет радостно размахивать руками и кричать: «Сюрпрайз!» А если никого нет, то и спрашивать нечего.

Разумеется, мне никто не ответил. Отчего-то я побоялась включать свет и продолжала двигаться в полутемном пространстве, освещаемом лишь тусклой лампочкой с лестничной клетки. «Странно, а лампочку почему-то не вывернули», – отстраненно подумала я и тут же почувствовала, как на мое плечо легла чья-то тяжелая рука. Я зажмурилась, а отожмуриться не смогла, – наверное, сознание потеряла. Впрочем, мое «небытие» продолжалось недолго. Словно из самовара до меня донесся знакомый голос, отдаленно напоминавший Маруськин:

– Ты чего в темноте сидишь, Славик? А у меня послание от воров! Гуманные люди, честное слово – больше ничего не сломали. Правильно говорил Леонов в «Джентльменах удачи»: вежливость – лучшее оружие против вора. Вот смотри, что написали: «Кольцо нам без надобности, можешь обменять его на литр молока». Ну, это они, пожалуй, загнули. Колечко, пожалуй, на пару литров хорошей водки потянет. Так я не поняла, ты почему свет не включаешь?

Щелкнул выключатель. Сквозь мои веки просочился свет, но я не спешила открывать глаза. Боялась, наверное, увидеть печальную картину разрухи.

– Это несправедливо, – разочарованно протянула Маруся и совсем по-детски обиженно шмыгнула носом: – Все-таки несправедливо устроена жизнь: одним все, а другим – хрен с прованским маслом!

Слова подруги меня заинтриговали, и я осмелилась приоткрыть один глаз. Второй незамедлительно распахнулся сам. Не поверите, но квартира была целехонька! Ни тебе развороченной мебели, ни вывернутых наизнанку шкафов, ни мусора на полу. Даже хвостик «Докторской», оставшийся от ужина, уцелел! Именно это обстоятельство почему-то напугало меня больше всего.

– Мань, что же это, а? – жалобно спросила я, едва сдерживаясь, чтобы не разреветься. – Ничего не понимаю. Почему здесь порядок, а дверь открыта? Может, их спугнул кто? Или мы сами ее не… того, не закрыли?

– Глупости! – фыркнула Манька. – Не знаю, как ты, а я провалами в памяти пока не страдаю и точно помню, что мы ее запирали. Да и замок у тебя такой – его запирать надо ключом с обратной стороны.

– Ну да, ну да, – бормотала я, понимая, что Маруська права. – Но тогда почему…

– Потому что на этот раз искали не ЧТО-ТО, а КОГО-ТО!

В животе у меня сразу образовалась какая-то тоскливая пустота. Уже заранее зная ответ, я все-таки поинтересовалась:

– А кого?

– Не будь божьей коровой, Ярослава! – рассердилась Манька. – Искали нас.

Икнув, я медленно сползла по стене и с комфортом устроилась на полу.

– Мань, я ничего не понимаю. Зачем кому-то нас искать, если копья уже нет? Тех, кто его украл, мы не видели, значит, свидетели из нас никакие, убирать нас ни к чему. Да и кому это надо? Вернее, кто мог это сделать? Карлович убит, его люди самодеятельностью заниматься не станут…

– А Чалдон?

– Ну, если только он, больше некому. Но тогда получается, что… Я совсем запуталась!

– Это от усталости и потрясений. Надо поспать, а утром все встанет на свои места. Помнишь, как народ говорит? Утро вечера мудренее. А народ зря болтать не станет, как-никак мудрость веков!

– О чем ты говоришь, Маруся?! – взорвалась я. – Где спать?! Мы на крючке, как два глупых пескарика! Нас ищет милиция. Ну, это фигня, менты как раз не самое страшное. Нас уже кто-то нашел, и мой дом перестал быть моей крепостью. Впрочем, и твой тоже. Мы влезли в ужасную историю, выход из которой только один – отдельное койко-место в морге. Что-то мне подсказывает: именно с этой целью неизвестные гости навестили сегодня мою квартиру. Они надеялись застать нас мирно спящими в своих кроватках. Но, – я пожала плечами, – парни никак не предполагали, что наши с тобой деятельные натуры не знают покоя даже по ночам. Знаешь, что это значит? Это значит, что они непременно вернутся, чтобы закончить свое «благородное» дело. Может быть, они уже поднимаются…

Манька сдавленно вскрикнула и бросилась проверять.

– Никого, – оповестила она, вернувшись. – Надо убираться отсюда поскорее, а то есть вероятность, что твои прогнозы сбудутся, и очень скоро.

– Куда?

– Да хоть в Грибочки! А что? Там-то уж нас точно не найдут. А расследование можно вести и оттуда. Колеса, слава богу, имеются.

При слове «расследование» я дернулась, как от удара электрическим током. Но, в общем-то, нервный шок у меня уже прошел, и вернулась способность мыслить трезво.

Смысл в предложении подруги определенно был. Грибочки – родная Манькина деревня, где она «росла и расцветала до семнадцати годов». Находится деревенька в Ярославской области, довольно далеко от эпицентра страшных событий. Найти нас там будет, на мой взгляд, сложно, хотя и возможно. Это, конечно, облегчит нам жизнь, но значительно затруднит расследование. Вот если бы схорониться где-нибудь в Подмосковье! И с глаз долой, и до Москвы рукой подать… Я поделилась мыслями с Маруськой. Она ненадолго задумалась, а потом хлопнула себя по лбу и счастливо рассмеялась:

– Кажется, есть такое место! У моей приятельницы, Женьки Зайцевой, имеется дача в Кратове, это сорок километров от Москвы. Дача, конечно, одно название – ветхий домик без удобств. В смысле, туалет на улице, горячей воды нет, ванной тоже. Зато баня есть… Думаю, это вариант. Они там сейчас не живут.

– Почему? Сезон вроде бы начался.

– Женька ребенка ждет. Ей без удобств никак нельзя. Ромка, это муж ее, бизнесмен крутой, а раньше, между прочим, простым гаишником работал, коттедж снял под Истрой. Вот там удобства: бассейн, садовник, прислуга и даже собачья конура с евроремонтом. Хотя это без надобности: Женькин Рудольф, такса по породе, у нее на кровати живет. Совсем пса избаловала, – покачала головой Маруська. – Я им сейчас позвоню.

Подружка сорвалась с места так быстро, что я даже не успела напомнить ей о правилах приличия: уже поздно, неудобно как-то беспокоить беременную женщину в это время. Впрочем, в нашей ситуации думать об условностях этикета было бы чересчур легкомысленно.

Пока Маруся договаривалась со своей Женькой, я по мобильнику связалась с Шуркой.

– Черт побери! Какой козел… – начал возмущаться (и справедливо!) шеф, но я его торопливо перебила:

– Шурик, ты можешь меня уволить, но мне нужен краткосрочный отпуск. Дней пять…

– Ярослава! – грозно рыкнул Шурка. – Ты обнаглела!

– Я знаю, Шурик. Но тут такое дело… В общем, Серафима Карловича убили, копье у нас украли, квартиру мою вскрыли. Короче говоря, хотим мы с Маруськой на время из столицы смыться. Сам знаешь, береженого бог бережет.

Начальник несколько секунд сердито сопел в трубку, а потом неожиданно спросил:

– Ехать-то есть куда?

– Ага. Маня сейчас свою знакомую окучивает. Шур, так как насчет отпуска? – робко напомнила я.

В ответ понеслась тирада с использованием местных идиоматических выражений, из которой мне удалось выловить нечто, напоминающее согласие. Я невнятно бормотнула: «Спасибо» – и отключилась. Тут появилась Маня, сияя, как новый тульский самовар.

– Порядок, Славка! – Она довольно потерла ладошкой о ладошку. – Надо только заехать к Женьке за ключами.

– Под Истру?! – испугалась я.

– Не-ет, в Раменское, это недалеко. Они еще не переехали. Повезло нам.

Везенье, честно говоря, сомнительное, но выбора все равно не было, пришлось ехать.

На дачу в Кратово мы прибыли, когда ночь позорно сдавала свои права. Петляя по поселку, я неожиданно выехала к небольшому озеру, над которым клубилась предрассветная дымка. Несколько одиноких фигурок в брезентовых плащах дремали над удочками. Солнце еще не встало, но его появление уже угадывалось по розоватым оттенкам неба, на котором еще теснились неяркие точки звезд.

Манька выскочила из машины и восхищенно задохнулась:

– Ух, красотища-то какая! Вот когда ощущаешь полное единение с природой!

Мне невыносимо хотелось спать, поэтому я, плюнув на единение с природой, категорически заявила Маруське, что намерена немедленно забраться в кровать, и потребовала, чтобы подруга указала мне верный путь.

Дачный домик оказался не таким уж старым и ветхим, каким рисовала его Маруся. Обычный двухэтажный дачный дом, в подвале которого почему-то расположилась кухня. Туалет типа сортир уютно притулился среди трех вековых сосен в нескольких метрах от бревенчатого домика без окон. Видимо, это и была баня.

– Еды, конечно же, нет, – констатировала Маруська. – Ну, ничего, потом сгоняем, тут недалеко магазинчик имеется…

Мне, признаться, было уже все равно. Я поднялась по крутой деревянной лестнице наверх. Там в небольшой, но уютной комнатке обнаружилась кровать, на которую я рухнула, не раздеваясь, и мгновенно провалилась в крепкий сон без сновидений.

Яркое солнце било в глаза. Я недовольно хмыкнула и отвернулась, намереваясь поспать еще немного, но вскоре поняла, что ничего из этой затеи не выйдет, и окончательно проснулась. На соседней кровати, свесив руку до пола, сопела Маруська. Во сне подружка причмокивала губами и забавно морщилась. Выходило довольно умилительно. Стараясь не производить лишнего шума, я спустилась в полуподвальную кухню.

Еды, как справедливо заметила накануне Манька, в холодильнике не было. Зато в шкафчиках обнаружился молотый кофе, сахар и баранки с маком. Электрический чайник, слава богу, работал, холодная вода в кране имелась.

– Завтрак аристократа, – удовлетворенно кивнула я.

Когда мы сюда приехали, в глубине двора я приметила скамеечку. Туда я и направилась, прихватив с собой незамысловатый продуктовый набор. Высокие сосны вокруг скамейки совсем по старушечьи кряхтели, жаловались, наверное, друг другу на свои давние болячки.

Кофе оказался на удивление вкусным. Я немножко помечтала о спокойной жизни, подумала и о том, что неплохо было бы, чтобы мой долгожданный принц появился непременно сию минуту и обязательно – на белом коне, а потом мысли как-то сами собой свернули к нашим проблемам. Маруська оказалась права: на свежую голову думалось гораздо легче.

Кто же украл копье? Сначала я думала, люди Карловича, хотя и не видела в этом смысла. В самом деле, зачем красть копье, если через три дня мы бы сами его принесли? Может, Карлович, изнывая от нетерпения, хотел ускорить ход событий? Допустим. Антиквар – единственный, кто знал, что копье у нас. Ну, еще Шурка, но он не считается. Когда мы наслаждались ужином в компании Игната, люди Серафима Карловича навестили Маруськину квартиру и умыкнули раритет. Потом кто-то убивает самого антиквара. Скорее всего, это дело рук Чалдона и его парней. Они забрали копье, а заодно прихватили наши фотографии, и пока мы с Маруськой околачивались возле дома Карловича, чалдоновцы нанесли визит ко мне с четко определенной целью – избавиться от ненужных свидетелей. Свидетелей чего? Не знаю, но избавиться от нас они точно хотели, и что-то мне подсказывает – до сих пор хотят. Пока все вроде бы сходится. Непонятно одно: как Чалдон узнал, что копье у Карловича? Следил за антикваром? Возможно. Я вот что думаю: в Москве не так много «черных» антикваров, таких, как наш Серафим Карлович. Как только стало известно о похищении копья, они оживились, засуетились и принялись рыскать по городу в его поисках. Валет, хозяин Чалдона, вполне мог дать указание своим людям присматривать за каждым из возможных покупателей копья. План, конечно, громоздкий, но, тем не менее, он все же принес плоды. Стало быть, копье вернулось к Валету. А что с ним будет дальше? Я имею в виду копье, разумеется. Оставит Валет реликвию у себя или передаст истинному заказчику? Чтобы ответить на эти вопросы, нам надо искать Валета. Найдем его, найдем и копье, а заодно и узнаем, кто заказчик. Естественно, едва копье окажется у нас, мы, как добропорядочные граждане, вернем его государству австрийскому. Жаль только, Чалдон нам теперь не помощник. А как же тогда искать?

За размышлениями над этим вопросом меня и застала Маруська. Выглядела она бодрой и отдохнувшей. Свежий воздух определенно пошел подружке на пользу.

– Ну, что у нас плохого? – вместо приветствия спросила она. – Кофейком балуешься? Молодец! Как тебе природа?

– Природа как природа, – пожала я плечами.

– Это ты из вредности, на самом деле здесь замечательно. Славка, каков план наших дальнейших действий? Ты придумала чего-нибудь?

– Да все как-то не получается, Мань, – вздохнула я и печально посмотрела в глаза подруге. – Все, что случилось с нами за последнее время, более или менее можно объяснить. А вот что делать дальше, ума не приложу…

После того, как я выложила Маруське свои умозаключения, она надолго замолчала. Я тоже молчала, с тоской и завистью наблюдая за воробьями, купавшимися в песке.

– Знаешь, Славка, – наконец заговорила Маня, – будем придерживаться первоначального плана. Какая нам разница, есть копье или нет…

– Я б тебе сказала, какая разница, да воспитание не позволяет! – отчего-то разозлилась я. – Какого плана, Мань? Мы ведь хотели через Чалдона на Валета выйти. Теперь к Чалдону нам соваться не с руки – завалит как пить дать. А как самим искать Валета, я не знаю. Это первое. Теперь второе. Игнат. Хотели ему во всем покаяться да копье предъявить – в качестве вещественного доказательства. И что теперь? В чем каяться?

– А тебе только бы каяться, ну, чисто Мария Мандарина…

– Магдалина…

– Без разницы. Только Игнат – не господь бог и грехи отпускать не намерен. Скорее наоборот: взгреет нас хорошенько, а потом посадит. Хорошо, если под домашний арест. Но поскольку наши с тобой дома, как ты сама сказала, уже не наши крепости, то небольшая, но уютная камера подойдет как нельзя лучше. Да и Игнату так будет спокойнее.

– Все это так, – кисло возразила я на пламенную речь подруги. – Однако ты не можешь не признать, что от первоначального плана остался только пшик.

– Как это – пшик?! А сотрудники хранилища? А генерал? Он один дорогого стоит… Ты, Славка, не расслабляйся, воздухом чистым подыши, глядишь, и хандрить перестанешь. А насчет Игната я так скажу: не в чем нам перед ним каяться, вот так! Нет копья – нет дела. Все! И больше об этом даже не думаем. Оно и к лучшему, что дело так обернулось…

Продолжая что-то невнятно рокотать под нос, Маруська пошла готовить себе завтрак, оставив меня наедине с воробьями. Они уже выкупались и теперь радостно щебетали в кустах сирени.

В словах Маньки, несомненно, имелось что-то разумное. От назойливого внимания Карловича мы избавились, за что спасибо большое Чалдону с его товарищами. Конечно, они теперь сами заинтересовались нашими персонами, но отсюда, с лона природы, этот факт не казался очень уж пугающим.

Вернулась Маруся. В одной руке она держала кружку с кофе, в другой – блокнот, а в зубах сжимала пакет с баранками.

– Шмотры, тут адреша шотрудников, – прошамкала она. – Вожми же пакет! Да, так вот. Здесь адреса. Подумай, кому мы нанесем визит в первую очередь.

Я послушно открыла блокнот. Каюсь, в настоящее время я пребывала в состоянии небольшой депрессии, поэтому легко признала за Манькой право руководящей роли. На некоторое время, разумеется.

Список работников хранилища состоял всего из трех человек. У Любови Александровны Корниловой, заведующей хранилищем, я уже была. Едва ли она лично замешана в краже. Думаю, она даже не верит в причастность Сергея к ограблению. Несчастной женщине и в голову не приходит, что ее горячо любимый сынуля снял слепок с ее личных ключей от хранилища. Хм… А это, пожалуй, можно поставить под сомнение. Когда я была у Корниловой, преследовала совсем иные цели: нужно было кое-что узнать о ее сыне. Мне даже в голову не пришло, что Сергей мог быть частым гостем на работе у матери, и в принципе у него была возможность снять слепок с чьих угодно ключей. Кроме того, профессор говорил, что никаких следов взлома не обнаружили, а сейф открыт. Код знали четыре человека: сам профессор, Любовь Александровна и еще двое. Могу заявить со стопроцентной уверенностью – в краже замешан кто-то из служащих хранилища. Профессор исключается. Любовь Александровна тоже. Остается гражданка Попова и некто Онищенко. Сегодня мы съездим к господину Онищенко Константину Макаровичу. Тем более этот господин живет в Люберцах, а это от места нашего нынешнего пребывания совсем рядом.

Приняв решение, я перевела взгляд на подружку. Она пила кофе, счастливо жмурясь, подрыгивала ногами и время от времени косилась в мою сторону.

– Ну, что? – довольно спросила она, заметив, как я оживилась. – Ох, Славка, как же мне нравится смотреть на тебя, когда ты думаешь! Лицо сразу такое одухотворенное делается, ну чисто секс… как ее… мадонна!

– Сикстинская, Мань. Кажется, пора заняться повышением твоего культурного уровня…

– В музей пойдем? – оживилась подруга. – Дело! Только, чур, в Исторический. Что-то меня на историю нынче потянуло.

– На приключения тебя потянуло, а не на историю, – проворчала я. – В музей не поедем. Там, наверное, суета страшная: менты, эксперты, австрийцы. Все волнуются, ищут чего-то… Нам туда соваться не с руки, мало ли что… Мы так поступим: раз судьбой нам уготовано это благословенное место жительства на ближайшие несколько дней, – я обвела взглядом участок, – мы сейчас наведем здесь порядок, а вечером, когда сотрудники музея разбредутся по домам, навестим некоего Константина Макаровича Онищенко. В Люберцах он живет, совсем рядом.

Весь день мы с Манькой мыли, чистили, убирали, наводили порядок, – словом, обустраивали быт с максимально возможным комфортом. Я съездила в поселковый магазин и на местный рынок, так что с продуктами у нас теперь все было в порядке.

Маруськина приятельница, хозяйка дачи, позвонила, поинтересовалась, как мы устроились, и посоветовала чувствовать себя как дома. Пару раз мне звонил Шурка, спрашивал, где мы и не нужно ли нам чего-нибудь. Уже прощаясь, начальник неожиданно «вспомнил»:

– Да, Ярослава, тут к тебе приятель какой-то заходил.

– Какой еще приятель? – вздрогнула я.

– Ну, а я-то откуда знаю?! – раздраженно бросил Шурик. – Не представился, знаешь ли. Явился, спросил, где ты, и ушел. Ты прекращай это дело, слышишь? Пусть твои дружки к тебе домой ходят, а не на работу. Развела, понимаешь, балаган в офисе…

Ясно, Шурка не в духе. Наверное, клиент не прет, вот шеф и цепляется за что ни попадя. Никакие друзья-подруги никогда ко мне в офис не приходили, если, конечно, не желали приобрести путевку на какой-нибудь курорт. Поэтому сообщение начальника о неожиданном госте повергло меня в легкий трепет. Перебив недовольное бурчание Шурки, я взволнованно спросила:

– Как он выглядел?

– Я здесь не для того сижу, чтобы твоих ухажеров рассматривать! – окончательно вышел из себя Шурка и отключился.

Боюсь, сегодня моим коллегам придется нелегко. Чтобы выяснить личность таинственного незнакомца, я позвонила Катерине. Голос у Катьки был какой-то пришибленно-испуганный. Видать, гнев начальника уже успел обрушиться на головы наших девчонок.

Через пять минут я получила точное описание лжеприятеля и головную боль в придачу, потому что все приметы указывали на одного из чалдоновцев. Насколько помню, товарищи называли его Жбан.

– Ну вот, началось, – пожаловалась я белому облачку, похожему на пуделя.

– Чего? – это оживилась Маруська, а не пудель-облако.

– Чалдоновец приходил ко мне на работу. Судя по описаниям Катьки, это был Жбан.

– Быстро работают ребятки! Молодцы!

Казалось, Манька искренне радовалась активности бандитов. Меня это насторожило.

– Что это тебя так веселит, интересно? – подозрительно прищурилась я.

– Приятно иметь дело с достойным противником. Да ты не волнуйся, Славик, – миролюбиво произнесла подруга. – Все равно нас здесь не найдут. И потом, какими бы шустрыми и умными чалдоновцы ни были, мы все равно их переиграем. Мозгов-то у нас с тобой поболе будет!

– Уверенность – это хорошо. Если, конечно, она не перерастает в самоуверенность, – вздохнула я.

Мы еще немного поработали, но уже как-то вяло и без прежнего энтузиазма. Мне не давал покоя визит Жбана, а Манька… Она вообще ленива от природы и при любом удобном и неудобном случае старается увильнуть от работы. В конце концов я отправила подругу готовить обед, а сама уселась на кухне и принялась вдохновенно руководить процессом. Маня ужасно злилась и из-за вредности характера все делала наоборот. Результат – подгоревшее мясо, пересоленный салат. Хорошо, что сок нельзя испортить, а то подружка с успехом сгубила бы и его.

– Ну, я наелась, – сообщила Маруська, поглаживая себя по животу. – Славик, ехать-то не пора еще? А то я с удовольствием прилягу.

– Я тебе прилягу! Расслабилась совсем на природе. Давай-ка уберем все да поедем к господину Онищенко…

Октябрьский проспект, где проживал вышеупомянутый господин, являлся центральной улицей Люберец, поэтому нам не пришлось долго искать нужный дом.

Константин Макарович обосновался в обычной пятиэтажке из серого кирпича. Небольшой дворик, беспорядочно засаженный чахлыми деревцами и еще какими-то неопознанными кустиками, тоже безжизненными, жил своей обычной жизнью. В куче песка, символизирующей песочницу, сосредоточенно ковырялись карапузы, за которыми зорко следили две старушки, сидящие тут же, на покосившейся скамейке. Три мужика, шатаясь и громко переговариваясь, шли в направлении коммерческого ларька. Кошки гоняли голубей, собаки – кошек, в общем, жизнь текла точно так же, как и в любом другом дворе, и наше появление ничуть ее не нарушило. Если, конечно, не считать тех самых трех мужиков, с чувством обматеривших всех, «кто ездит тут на своих драндулетах». Мой «Фиат» – вовсе не драндулет, но спорить с нетрезвыми аборигенами я не стала: троица явно недобрала градусов, оттого находилась в агрессивном состоянии.

– Козлы! – не удержалась от комментария Манька. Как ни тихо она высказалась, а один из мужиков ее услышал. Он развернулся по какой-то замысловатой, лишь ему понятной траектории, не удержался на ногах и шмякнулся на асфальт. Уже оттуда донесся его возмущенный вопль:

– За козлов ответишь!

В воздухе отчетливо запахло скандалом. Я с чувством ткнула Маруську под ребра и поспешила предупредить конфликт:

– Извините, пожалуйста. Глупенькая она у меня, лопочет, сама не зная что. И вообще, она никого не имела в виду. Давайте не будем волноваться. Надеюсь, пятьдесят рублей загладят нашу неловкость?

– Стольник, – потребовал пострадавший, который не без помощи своих приятелей вновь занял вертикальное положение.

– Козлы – это серьезное оскорбление, – покачал головой другой мужичок. – Тут сум… суммой меньше двух сотен никак не обойтись.

– Сто, – твердо заявила я, протягивая деньги.

Мужики смекнули, что могут остаться без халявы, выхватили купюру у меня из рук и еще проворнее зашагали к ларьку.

– Мань, ну почему твой язык работает быстрее, чем голова?! Такое ощущение, что весь мозг у тебя в спине или в каком-нибудь другом малоразвитом месте…

– Ладно тебе, Славка. Ну, не сдержалась, подумаешь! С кем не бывает? А алкаши меня страсть как раздражают. Зачем ты им деньги дала? – набросилась на меня подруга.

– Здрасте! Я еще и виновата. Если бы я не дала им деньги, то мы сейчас обе любовались бы на фонари под глазами друг у друга и на собственные зубы на асфальте. Так что, дорогая, уймись. И впредь, будь любезна, прежде, чем что-либо сказать, активизируй свою мыслительную деятельность!

Рубанув для убедительности кулаком воздух, я шагнула в подъезд.

Квартира номер один, где обитал Константин Макарович, на требовательные звонки в течение пяти минут ответила тишиной и молчанием. Зато из соседней, второй, высунулась востроносая физиономия щупленького дедули. На голове любопытного старичка красовалась женская панама в крупный красный горох.

– Вы к Макарычу? – хитро прищурилась панама.

– Да. К господину Онищенко Константину Макаровичу, – подтвердила я.

Дед ухмыльнулся:

– Ишь, к господину! Этот господин только что с дружками своими отбыть изволил.

– По делам? – уточнила Маруська.

– Ага, точно. У Макарыча каждый вечер дела в ближайшем гастрономе. Деловой человек, едрена мать! А вы с работы его, что ли?

– Почти, – ответила я.

Старичок в задумчивости поскреб панаму, а потом неожиданно пригласил:

– Входите. Макарыч раньше чем через пару часов не вернется. Пока выпьет, пока с ребятами потолкует… Мы с вами покуда чайком побалуемся.

Мы с Манькой нерешительно переглянулись, но в гости к деду все-таки зашли. Мой жизненный опыт подсказывал, что такие вот старички очень наблюдательны и о соседях своих могут рассказать немало интересного.

– Сюда, на кухню проходите, – суетился дед. – Рассаживайтесь, дамочки, сейчас чайку соображу. А может, вы кофею желаете? Нет? Ну, и ладно…

Дед лопотал очень быстро и так же быстро двигался по просторной кухне. Надо заметить, что кухня не выглядела бедной или убогой. Наоборот, обставлена она была по последним достижениям дизайнерской мысли и техники: гарнитур из какой-то светлой древесины со встроенным двухкамерным холодильником, варочной и духовой панелями и даже вытяжкой. Прочая электроника, как то: СВЧ-печь, электрочайник, кофеварка, тостер тоже присутствовали. Вся обстановка настолько не вязалась с внешним обликом хозяина, что мы с Маруськой растерянно озирались по сторонам. Дед, довольный произведенным эффектом, счастливо захихикал:

– Нравится? Это сынок мой решил подарок отцу сделать. Так и сказал: ты, говорит, батя, всю жизнь по баракам да по коммуналкам обитал, а теперь, говорит, поживи в комфорте, в окружении буржуйской техники. Сперва хотел даже меня к себе забрать – у него свой дом за городом. Да я отказался: родился в Москве и помирать в ней, голубушке, хочу. Да-а… Так по какой надобности вам Макарыч понадобился? По личной или по казенной?