Текст книги "Фонарь под третий глаз"

Автор книги: Фаина Раевская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Ладно, что это я, в самом деле, сама себя запугиваю? Буду крайне осторожна, авось повезет!

Загонять машину на участок я не стала, оставила перед воротами, потому что очень скоро мне предстояла дальняя дорога. Маруська отомкнула дверь, ведущую в дом, и первая вошла внутрь.

– Ого! Здесь, кажется, побывал барабашка! – присвистнула подружка, проникнув на кухню.

– Чебурашка! – передразнила я Маньку.

Однако желание шутить пропало, едва я переступила порог кухни. Посреди обеденного стола стояла огромная корзина с белыми розами. Цветы были потрясающе красивы и распространяли одуряющий аромат. Мы с Маруськой, потрясенные совершенством и красотой букета, буквально приклеились к полу.

– Матерь божья! Это цветы? Розы, да? – простонала Маня, протягивая дрожащую руку к корзине.

– Во всяком случае, точно не рождественская елка.

– А разве у роз бывают такие огромные бутоны?

– Как видишь…

– Заморские, сразу видно. Наши ботаники еще не научились разводить такие шедевры. Но как сюда попало это чудо?

– Игнат, наверное, приволок, – пожала я плечами, впрочем, не особо в это веря.

Такая корзиночка «тянула», по меньшей мере, на две капитанские зарплаты. К тому же мне доподлинно известно – Манькин жених сейчас на пике финансового кризиса: аванс уже кончился, а зарплата еще не начиналась. Маруся говорила, что сегодня утром Игнат выклянчил у нее пятьсот рублей «на дорогу». Уж и не знаю, на чем он собирался ехать на службу, но, судя по сумме займа, на вертолете как минимум. Можно, конечно, предположить, что капитан стал брать взятки. Однако это предположение чересчур абсурдно и так же далеко от реальности, как жаба от принцессы.

– Не говори глупости, Ярослава! Откуда у Игната такие деньги? Это во-первых. А во-вторых, ключи от дачи имеются в единственном экземпляре и находятся они у меня. – Маруська продемонстрировала связку ключей на смешном брелоке в виде пушистого розового зайца. – Следов взлома я не заметила, окна закрыты… Говорю же, барабашка!

На всякий случай я проверила дверной замок. Действительно, никаких признаков того, что кто-то проник в дом при помощи отмычек. Чудеса!

– Эй, Славка, – послышался Манькин радостный вопль, – барабашка-то культурный попался! Гляди, карточку оставил.

Я ринулась обратно на кухню. Подруга вытащила из небольшого нежно-голубого конверта карточку такого же небесного цвета.

– Что там? – нетерпеливо воскликнула я.

– «Прекрасной леди, стремящейся к познанию мира и желающей отыскать философский камень», – прочитала Манька. – Ничего не понимаю! Какие еще камни?

А вот я, кажется, поняла, кто прислал цветы: тот самый Аполлон, который встретился мне на берегу озера. Вспомнив о красавце-мужчине, я смущенно зарделась. Манька это заметила.

– Что такое, Славик? Что это ты краснеешь, как будто нашкодила? – Подруга сузила глаза и подошла ко мне вплотную. – Уж не хочешь ли сказать, что знакома с этим барабашкой и эти цветочки – для тебя?

Глубоко вздохнув, я согласно кивнула и не слишком охотно поведала подруге историю своего утреннего приключения.

– Ух, ты! Ну, прямо как в сказке! – восхищенно протянула Маня. – А этот, Аполлон твой, и правда такой красавец?

– Даже лучше.

– Здорово! Только я не поняла, что за камень ты искала?

– Философский, – еще раз вздохнула я.

– Это как Гарри Поттер? А зачем он тебе? Я имею в виду камень, естественно… Ты бы лучше копье искала. Унеси этот веник отсюда – дышать нечем!

Ворча себе под нос, Маруська приступила к приготовлению изысканного ужина для своего любимого. Мне кажется, она просто позавидовала такому шикарному подарку от незнакомого, в общем-то, мужчины, оттого и злилась.

Дожидаться возвращения Игната со службы я не стала. Он запросто мог заподозрить меня в неискренности и категорически запретить поездку.

Кроме того, могли возникнуть вопросы по поводу корзины роз. Они, конечно, и так возникнут, но лучше уж пусть это произойдет позже, после того как я вернусь с ответственного задания.

А вот ехала я на задание с тяжелым сердцем и мрачными мыслями. На то было несколько причин.

Первое, что меня беспокоило: откуда я стану вести наблюдение? Церковь расположена на обочине довольно оживленной дороги. Не то, чтобы трасса международного значения, но машины шли почти сплошным потоком. Поставить «Фиат» куда-нибудь, откуда церковь была бы хорошо видна, невозможно, как ни старайся. Значит, придется опять оставлять его на штрафной стоянке ГИБДД. Усатый инспектор наверняка нас запомнил, и вторичное появление моей машины может показаться ему подозрительным. Ну, допустим, с этим я как-нибудь разберусь. Теперь другой волнующий фактор: вдруг Чалдон будет встречать Валета? Маловероятно, конечно, потому что Чалдон с коллегами заняты активными поисками нас с Манькой, но полностью исключить вероятность встречи с бандой нельзя.

И, наконец, самое главное. Отец Валентин покидает свое рабочее место в девять часов. В это время еще достаточно светло, а мой автомобильчик – очень приметный. В прошлом году я перекрасила его в ядовито-салатовый цвет, а знакомый парень – в прошлом художник, а ныне – известный мастер-аэрограф – изобразил на капоте… кобру. Каюсь, устроила приятелю грандиозный скандал. Я-то хотела что-нибудь более романтическое! Но горе-художник заявил, что у моей машины именно такой, змеиный, характер. Пришлось смириться с коброй. Не заметит ли отец Валентин столь необычную машину, неотвязно следующую за ним по пятам?

Если первые два момента не слишком сильно меня напрягали, то последний заставлял всерьез беспокоиться о реальности выполнения задуманного и о собственной безопасности. Остается надеяться, что Маруська, не обнаружив меня утром на даче, поднимет тревогу. Хотя вряд ли, ведь я строго-настрого запретила ей это делать. Что ж, придется как-то самой выкручиваться. Как говорил незабвенный Остап Сулейман Берта Мария Берндербей? «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих», так, кажется.

– Займемся самообслуживанием, – вслух произнесла я и, приняв такое решение, как ни странно, немного успокоилась.

Оставлять машину на штрафной стоянке ГИБДД не пришлось. Улучив момент, когда в сплошном потоке автомобилей образовался небольшой просвет, я самым наглым образом пересекла сплошную белую линию и, взвизгнув тормозами, остановилась возле автобусной остановки. Разумеется, мое появление не осталось незамеченным: несколько пенсионеров, дожидавшиеся автобуса, высказались на тему распущенности современной молодежи, а те, которые посмелее, и вовсе обозвали меня нехорошими словами. Вступать в диалог с пожилыми гражданами России, наверняка заслужившими покой и уважение, я не стала, потому что их упреки все-таки справедливы. Зато от остановки сквозь кованые ворота дворик церкви очень хорошо просматривался.

Минут десять ничего не происходило. Мне, признаюсь, было очень трудно усидеть на месте – мешал беспокойный характер и неясные предчувствия.

Тут к остановке подъехал автобус. Пенсионеры оживились, образовав галдящие группки возле обеих дверей. Из переполненного нутра общественного транспорта выпали всего два человека: крупная женщина с полуразвалившимся бюстом и с двумя хозяйственными тележками на колесиках, доверху набитыми неизвестно чем. Из одной сумки воинственно торчали острые пики зеленого лука.

– Здрассти… – ехидно произнесла я себе под нос при виде второго пассажира. – Какая волнующая встреча, не так ли, господин Онищенко? А не поздновато ли вы явились с господом общаться? Кажется, сегодня приема уже не будет…

Константин Макарович торопливо проследовал к церкви. Был он трезв, собран и деловит. Мне очень хотелось посмотреть, как Онищенко проникнет в закрытую церковь. Однако никуда проникать он не стал. В нескольких метрах от крыльца Константин Макарович остановился и нетерпеливо огляделся.

– Дядька кого-то ждет, – негромко сказала я. – Уж не батюшку ли?

Как в воду глядела! Отец Валентин, одетый все в ту же черную рясу, появился откуда-то из-за церкви и подошел к Константину Макаровичу. В руках священник держал обычную пластиковую бутылку с прозрачной жидкостью. Отец Валентин что-то терпеливо втолковывал господину Онищенко. Тот внимательно слушал, время от времени смиренно кивая. Эх, много бы я отдала, чтобы узнать, о чем беседует эта парочка! Впрочем, беседа не затянулась. Батюшка передал бутылку Константину Макаровичу и, широко перекрестив его, скрылся на заднем дворе своей церкви.

Сам Онищенко, совсем как Манька сегодня, перекрестился на купола, а затем ходко потрусил к остановке, бережно прижимая к груди заветную бутылочку.

Я пожала плечами:

– Святая вода, наверное. Только зачем она Онищенко? Если верить соседу, то Макарычу впору святую водку покупать…

Тем временем из-за церкви выехала старенькая пыльная «Нива», за рулем которой удалось заметить отца Валентина. Интересно, где он прятал свою карету? Я почему-то во время первого визита ее не заметила.

«Нива» выехала со двора, но, вопреки моим предположениям, направилась не в сторону Москвы, а совсем в противоположную, то есть в область.

– Занятно, – буркнула я себе под нос, выруливая с остановки. За то время, которое я там простояла, собралась новая кучка пенсионеров. Они хоть и были «новыми», но слова, сказанные в мой адрес, были теми же.

Очередной раз помянув приятеля-художника, превратившего мой «Фиат» в произведение искусства, я втиснулась в поток машин, стараясь не попасться в поле зрения батюшки и в то же время не упускать его из виду. Первое время это неплохо получалось. Но когда в Малаховке отец Валентин свернул на проселочную дорогу, я растерялась: уж тут-то он меня наверняка обнаружит! К счастью, следом за батюшкой на эту же дорогу свернул грузовичок «Газель». Правда, были в этом и свои неудобства: из-за «Газели» не было видно «Ниву» отца Валентина. Но стоило только глянуть на клубы пыли перед грузовиком, как становилось ясно, что святой отец по-прежнему рулит впереди.

Но всему хорошему, как водится, очень скоро приходит конец. «Газель» свернула в какой-то переулок, и я осталась один на один с объектом слежки. Сначала, конечно, я испугалась, а потом разозлилась:

– Ну и черт с ним! Может, мне просто по пути? Может, у меня здесь гнездо?! Чего ради прятаться?

Однако отец Валентин, казалось, не обращал никакого внимания на «хвост» и продолжал шкандыбать по кочкам и рытвинам проселочной дороги. Ему хорошо! У него полноприводный внедорожник, а у меня машина совсем не приспособлена к таким вот экстремальным условиям езды. Я всерьез опасалась за подвески и целостность картера, потому на каждой колдобине тихо материлась и призывала на голову священника самые страшные небесные кары.

Мои муки завершились возле высокого, метра в полтора, забора, выкрашенного в зеленый, прямо-таки какой-то жабий цвет. Отец Валентин вышел из машины и, по-хозяйски открыв ключом калитку, вошел во двор.

– Хм… Почему-то мне кажется, что это не Кутузовский проспект, – задумчиво протянула я. – И даже не Рублевка. Может, в гости к кому заехал? Хотя нет, едва ли, очень уж уверенно святой отец вошел, как к себе домой. Уж не перепутала ли бабулька что-нибудь? И что мне теперь делать: ждать или уезжать?

Решив все-таки немного подождать, я загнала машину в соседний переулок. Если отец Валентин надумает уехать, мимо меня никак не проскочит – дорога-то одна!

Совсем скоро мою голову посетила гениальная мысль: а что будет, если я незаметно перелезу через забор и так же незаметно попытаюсь заглянуть в окошки? Идея понравилась, и я немедленно приступила к ее реализации.

Какой-никакой опыт по преодолению препятствий в виде заборов у меня имелся. Только было это в глубоком детстве, когда мы с соседскими ребятами воровали незрелые яблоки в дачном поселке. Диарея потом была страшная, но мы упрямо продолжали опустошать сады несчастных дачников. Но, боюсь, к сегодняшнему дню весь приобретенный опыт был утерян: зеленый забор казался мне непреодолимым. Попытавшись пару раз взять его штурмом и потерпев неудачу, я опечалилась.

– Чего грустишь, сестрица Аленушка? – услышала я молодой веселый голос.

На пыльной дороге стоял парень лет двадцати трех и белозубо улыбался.

– Братец Иванушка любовницу приволок, – соврала я, краснея. – В смысле муж. Хочу его с поличным застукать, да никак через забор перелезть не могу. Помоги, а? Я, конечно, понимаю, мужская солидарность, то да се… Но ведь обидно же! – Я вполне натурально всхлипнула.

Парень с полминуты раздумывал, а потом, к моей радости, согласился. Правда, перед этим он взял с меня обещание, что никакого рукоприкладства с моей стороны не будет.

– Я и так мужику не завидую, – хохотнул борец за право мужчин ходить «налево».

– Ни боже мой! – для убедительности я даже перекрестилась.

Парень поверил, кивнул и подставил мне сложенные вместе ладошки, а в качестве ступеньки предложил использовать его колено. Таким вот образом я вознеслась на верхушку забора. Мой добровольный помощник пожелал удачи и ушел по своим делам. Мне же осталось самое «простое» – спрыгнуть вниз с полутораметровой высоты. Страшно, конечно, но не сидеть же на заборе, как курица на насесте!

– На счет «три» прыгаю, – сказала я сама себе. – Раз, два, три…

Приземление было не совсем удачным. Мне показалось, что от удара о землю мои прекрасные длинные ноги стали короче сантиметров на сорок. С такими короткими ногами быстро ходить невозможно, оттого я, кряхтя и охая, присела на корточки и оглядела вражескую территорию. Ничего особенного! Запущенный сад, трава по пояс, полное отсутствие каких либо огородных культур. Посреди дикой растительности, в основном крапивы и лопухов, стоял кособокий деревянный домик в один этаж.

– Нет, это не Кутузовский проспект, – разочарованно покачала я головой, содрогаясь от предстоящей встречи с крапивой.

Первое окно, в которое я заглянула, принадлежало убогонькой кухне. Ее главным украшением служила белая и чистая четырехконфорочная газовая плита. При взгляде на нее не возникало ощущения, что ею часто пользуются. В кухне никого не оказалось. Через два других окна я увидела просторную комнату, обставленную в стиле «а-ля русская изба начала прошлого века». Даже ходики имелись! И что самое удивительное: они работали. В последнее окошко удалось разглядеть крохотную комнатку, служившую, очевидно, спальней. Чудесным образом в ней уместился шкаф, узенькая кровать и книжная полка. Странно, но присутствия людей в доме я не обнаружила, хотя и видела собственными глазами, как отец Валентин вошел на участок. Может быть, он в какой-нибудь хозяйственной пристройке? Оглядевшись, я вынуждена была констатировать, что никаких пристроек здесь не имелось. Разве только туалет. Но дверь деревянной будочки была распахнута настежь. Это давало возможность убедиться в отсутствии внутри кого бы то ни было. Впрочем, буквально через секунду я заметила добротный гараж. Его ворота выходили на соседнюю улицу, поскольку сам дом являлся угловым. Но, насколько я могла судить, в гараже никого не было: дверь закрыта, а изнутри не доносилось ни звука.

– А где же святой отец? – шепотом удивилась я.

Ответом послужил внезапный грохот, раздавшийся из гаража и заставивший меня рухнуть в густые заросли крапивы. Ее «пиявки» мгновенно впились в оголенные участки тела, но я мужественно терпела укусы этого вредного растения. Подобная самоотверженность воздалась мне сторицей: из гаража через неприметную дверцу вышел отец Валентин. Но боже мой! Тип, открывавший сейчас ворота, вовсе не был отцом Валентином! Вернее, лицо-то его, но… Дорогой костюм тысячи за две долларов, дорогие ботинки! Это, к сожалению, все, что мне удалось разглядеть с моего НП. Но все равно – было отчего впасть в столбняк!

Из гаража донесся негромкий рык мощного двигателя. По опыту знаю, так рычат только очень дорогие машины. Подталкиваемая любопытством, я без посторонней помощи преодолела забор и смогла убедиться, что в очередной раз оказалась права. Отец Валентин выгонял из «стойла» шикарный «Ягуар» черного цвета. Скромно живет святой отец, ничего не скажешь! Машинка-то о-го-го сколько стоит!

Пока батюшка пересаживался в «Ниву» и заводил ее в гараж, где еще недавно дожидался своего часа «Ягуар», я пробралась к своему автомобилю.

Все тело зудело и нещадно чесалось от крапивных уколов. Мама когда-то говорила, что крапивой лечат множество самых разнообразных болезней – от радикулита до выпадения волос. Если это действительно так, то, судя по волдырям, покрывавшим тело, я проживу еще лет двести и зарасту густой шерстью с ног до головы.

Пока я чесалась, «Ягуар» пропылил мимо, увозя своего хозяина в неизвестном направлении. Пришлось и мне в спешном порядке покидать переулок. С трудом ориентируясь в пыли, я попыталась догнать мощную машину, но потерпела неудачу.

– Вот, блин! Пыль есть, а автомобиля нет! Мистика какая-то. Впрочем, чего еще можно ожидать от святого отца? Ему положено чудеса творить…

Продолжая раздраженно бубнить себе под нос, я принялась плутать по поселку в поисках таинственно исчезнувшего «Ягуара», хотя особых надежд его отыскать не имела: уже темнело, да и место незнакомое. Кончилось тем, что я окончательно заблудилась. Очень хотелось разреветься, но тут в сумочке зазвонил мобильник. Пришлось отложить переживания на потом.

– Веселишься? – мрачно спросила подруга.

– До слез, – призналась я. – Мань, кажется, я заблудилась.

– В лесу?

– В Малаховке.

– С ума сошла? Как там можно заблудиться? И вообще, чего ты в Малаховке забыла?

– Я следила за нашим батюшкой. У него здесь берлога. Тут такое…

Далее я коротко поведала Маньке и о волшебном преображении отца Валентина, и о его таинственном исчезновении. Не забыла, кстати, рассказать и о лишениях, выпавших на мою долю, а напоследок даже всхлипнула.

– Наплюй, – после непродолжительного молчания посоветовала подруга. – В конце концов, нам теперь известно, где нора Валета. Двигай домой, а то Игнат уже сомневается. Вопросы задавать начал… А я ужасно не люблю, когда он задает вопросы. Все пытался телефон подруги твоей разузнать…

– Это ты при нем так спокойно разговариваешь?

– Нет. Я в туалет отпросилась. Ты, Славик, все-таки возвращайся. Очень уж я сомневаюсь в своих силах.

С этими словами подружка отключилась, а я недовольно проворчала:

– Легко сказать, возвращайся! Кто бы сказал, как мне отсюда выбраться? Да ладно, все равно все пути ведут в Рим. В нашем случае, на дачу…

В истинности древнего изречения я убедилась минут через сорок, когда выехала на нормальную дорогу. Но тут произошло что-то непонятное: вместо того чтобы повернуть направо, в сторону дачи, руки как-то сами собой вывернули руль влево.

– Интересно, куда это я еду? – озадачилась я. Оказалось, в Люберцы. Я вздохнула:

– Инстинкт сыщика!

Беспокоило одно: не слишком ли позднее время для визита к господину Онищенко? Более чем вероятно, что Макарыч уже спит глубоким алкогольным сном. Однако следствие не ведает ни дня, ни ночи, к тому же интерес к беседе между отцом Валентином и Константином Макаровичем был по-прежнему велик.

К дому на Октябрьском проспекте я подъехала в начале первого ночи. В уже знакомом дворе было тихо, что неудивительно: нормальные люди спят или смотрят интересные фильмы, или… Впрочем, не буду углубляться!

На кухне словоохотливого Николая Федоровича, соседа Онищенко, горел свет, а вот окна самого Макарыча, увы, были темны и неприветливы.

– И чего я сюда приперлась? Ехала бы лучше на дачу… – приступила я к самобичеванию и занималась бы этим еще какое-то время, но вновь затрезвонил мобильник. В окошечке высветился Манькин номер.

– Успокой своего мента: со мной все в порядке. Я в Люберцах, загляну к Онищенко – и назад. Так что пусть не психует, – сердито прошипела я в трубку.

– А я и не психую, – спокойно ответил Игнат. Услыхав его голос, я пискнула и заткнулась, а капитан тем временем продолжал: – Я ни на секунду не поверил в мифический день рождения какой-то подружки. Тебя еще не убили?

– Нет, как видишь, – буркнула я.

– Странно. Судя по всему, ты даже на свободе. Что ж, это не может не радовать. Значит, я смогу спокойно отправляться спать. Да, кстати, когда вернешься… Ну, если вернешься, конечно… Постарайся не слишком шуметь…

Высказав это пожелание, Игнат глумливо хохотнул и отключился, а я помянула недобрым словом Маруську – наверняка подружка разомлела после сытного ужина, совсем утратив бдительность. Только так можно объяснить, что Манька допустила своего неуемного жениха до телефона.

Надо заметить, до звонка капитана я совсем уж было собралась отправиться восвояси. Но теперь назло ему вылезла из машины и уверенным шагом направилась к подъезду, одолеваемая решимостью побеседовать с господином Онищенко. Если понадобится – то и с пристрастием!

Перед дверью Макарыча от моей решимости мало что осталось, а вместо нее в душе поселились сомнения. Ну, в самом деле, зачем, спрашивается, я приперлась? Но, с другой стороны, не уезжать же обратно, как говорится, несолоно хлебавши?!

На звонок в дверь хозяин квартиры отозваться не пожелал. Поздравив себя с очередным бестолковым поступком, я на всякий случай позвонила еще несколько раз. Результат – тот же.

– Мне сегодня катастрофически не везет, – вздохнув, повернулась я к выходу и нос к носу столкнулась с Николаем Федоровичем. Вернее, с его головой, торчавшей из приоткрытой двери. На этот раз панама у старика отсутствовала.

– Спит Макарыч, – сообщил дед. – А ты чего вернулась?

– Давно сосед явился? – проигнорировав вопрос, поинтересовалась я.

Николай Федорович энергично поскреб за ухом:

– Не так чтобы очень… Программа «Время» закончилась как раз. Я пошел чайку себе сгоношить, да в окошко и увидел, как Макарыч возвращается. Что примечательно – трезвый. В руках, правда, была бутылка. Только не водка. Минералка какая-то.

– Поня-атно, – задумчиво протянула я.

У Николая Федоровича глаз наметанный: коли сказал, что Макарыч трезвым вернулся, стало быть, так оно и было. Тогда почему он не торопится открывать? Мои настойчивые звонки должны были давно разбудить даже спящую красавицу, не то что трезвого Онищенко. Хотя, вполне возможно, у дядьки в холодильнике стояла бутылочка про запас, которую он благополучно осушил и теперь спит сном праведника.

– Вот что, дед, – поняв, что ловить здесь больше нечего, сказала я, – задание тебе. Государственной важности! Завтра сообщи, как только Макарыч вернется домой. Ладно? Беспокоюсь я что-то за него…

С этими словами я быстро накорябала на клочке бумаги номер своего мобильника и, сунув бумажку в руки округлившего глаза старика, с тяжелым сердцем покатила домой. В смысле на дачу.

Утром, проснувшись, я упрямо не вылезала из кровати, дожидаясь, когда Игнат изволит отбыть в свой убойный отдел. Однако милиционер сегодня на службу не спешил. Его жизнерадостное гудение, изредка прерываемое Манькиным хихиканьем, доносилось сперва из кухни, а потом переместилось во двор.

– Можно подумать, у нас с преступностью уже покончено, – ворочаясь с боку на бок, ворчала я. – Шел бы себе на работу и шел. Так нет! Расслабился, понимаешь, на природе. И вообще, кто его сюда звал?!

Дольше оставаться в постели было невозможно: естественные потребности требовали немедленного выхода. Хмурясь и вздрагивая в предчувствии нелегкого разговора с Игнатом, я поспешила в «удобства».

Жених с невестой самозабвенно целовались на скамейке под яблоней. Случай замечательный! Я попыталась незаметно прошмыгнуть мимо, но ничего не вышло. Легендарная ментовская бдительность Игната не дремала.

– Доброе утро, Ярослава! – весело воскликнул капитан, с трудом вырываясь из Манькиных объятий. Не такое это простое дело, как может показаться сначала! Подружка, горя желанием облегчить мою участь, повисла на женихе, словно репей на штанах. Я воспользовалась моментом и юркнула в деревянный домик.

Конечно, можно было просидеть тут до вечера, но рано или поздно все равно придется выходить! В противном случае Игнат мог вызвать на подмогу спецназ и взять хлипкое убежище штурмом. Я вышла. К этому моменту Игнату удалось освободиться от жарких объятий любимой. Манька сидела рядом с женихом и на всякий случай держала его за руку. Впрочем, капитан, кажется, вовсе не собирался лютовать. Наоборот, он сидел, развалившись на скамейке, и добродушно щурился.

– Слышь, Славка, как продвигается расследование?

– Нормально…

– А почему ты спрашиваешь? – возмутилась подруга. – Между прочим, мы договаривались, что ты будешь держать нас в курсе происходящего. И что же? Со своей стороны, мы держим свое слово: никуда не лезем, ничего не предпринимаем, даже из Москвы уехали… А ты?

– А что я? – поднял мохнатые брови Игнат. Добродушие как-то незаметно сползло с его лица.

– Да из тебя слова по делу клещами не вытащишь!

– Так ведь нечего пока рассказывать, Мань!

Подружка скептически ухмыльнулась:

– Правда?! О как! Дожили: милиция, органы всякие внутренние не могут отыскать каких-то преступников!

Игнат нахмурился, но вопросы задавать перестал. Он поднялся и, не глядя в нашу сторону, проследовал на кухню. Маруська хитро подмигнула мне и ходко потрусила следом за возлюбленным.

Вскоре Манька позвала завтракать. Игнат молчал, но было заметно – это молчание ему нелегко дается. Зато подружка щебетала, словно какая-нибудь беззаботная птаха. Я молча жевала бутерброд, уткнувшись взглядом в свою чашку. Чувство неловкости было всеобщим, но первым не выдержал капитан:

– Славик, я гляжу, у тебя ботаник завелся?

– Какой ботаник? – не поняла я.

– Тот самый, который этот гербарий приволок, – Игнат кивнул в сторону корзины цветов, которую я водрузила на холодильник.

– Это подарок, – несколько невпопад пояснила я и на сей раз даже не покраснела. Да и с чего, собственно? Корзину мне и в самом деле подарили.

Игнат согласно кивнул:

– Я так и подумал. Это подарок для твоей подруги, у которой вчера был день рождения. Но в силу жлобского характера Ярославы букет обрел последний приют на этой кухне.

– Это кого ты жлобом обозвал?! – мгновенно закипела Манька, вставая на мою защиту. – Да будет тебе известно, товарищ капитан, этот букет Славке подарил новый поклонник. Очень богатый, щедрый и внимательный мужчина, между прочим. В отличие от некоторых!

Я сделала вид, что подавилась и изо всех сил закашлялась, сильно толкнув при этом Маньку. Хоть бы типун вскочил на ее длинном языке! Знает ведь, капитан терпеть не может, когда в нашем окружении появляется какой-нибудь новый объект. Особенно в те моменты, когда мы с Маруськой находимся в эпицентре малоприятных историй или затеваем очередное расследование.

– Поклонник, значит… Ну, ну, – Игнат снова кивнул и, чмокнув Маньку в макушку, отбыл на службу.

Подружка пошла его провожать, а я призадумалась. Так ли случайна была моя встреча с Аполлоном? Ну, богатый, ну, красивый… Но это вовсе не значит, что он не может быть махровым преступником. Всем известно – большие состояния нажиты нечестным путем. И корзина цветов, попавшая в дом каким-то таинственным образом, говорит как раз не в пользу Аполлона.

Я совсем по-собачьи встряхнулась.

– Глупости какие! Если так пойдет и дальше, я скоро начну подозревать собственное отражение в зеркале! Влюбился в меня Аполлон – и точка. Мань, как ты думаешь, – обратилась я к вернувшейся подруге, – в меня можно влюбиться?

– С первого взгляда и на всю жизнь, – не раздумывая, ответила та. – Славик, давай-ка выкладывай подробности. Я сейчас умру от любопытства!

Рассказ о волшебном превращении отца Валентина в светского льва вышел очень красочным. Когда я дошла до того момента, как плутала по Малаховке в поисках дороги домой, до нашего слуха донесся мелодичный перезвон моего мобильного телефона. Нехотя поднявшись, я недовольно проворчала:

– Опять мент твой звонит! Забыл, наверное, последние указания дать. И что за человек? Ну, чисто банный лист, прости господи!

Однако звонил не капитан. Голос в трубке принадлежал Николаю Федоровичу, болтливому и любопытному соседу господина Онищенко. Тот факт, что дед звонит с утра пораньше, встревожил меня не на шутку. Николай Федорович долго кашлял, а потом наконец заговорил:

– Але? Это Ярослава? Здравствуй, дочка. С тобой говорит Николай Федорович, пенсионер. Помнишь такого? Ты вчерась вечером просила, чтоб я, значит, позвонил…

– Я помню, – нетерпеливо перебила я деда. – Что-то случилось? С Онищенко?

– Точно. Помер он, спаси господь его душу!

В животе у меня тоскливо заурчало. Странная какая-то история, если не сказать больше. Сотрудников хранилища смерть косит прямо-таки одного за другим! Сперва Попова, которую мы даже не успели опросить, теперь вот Макарыч… Остались только Любовь Александровна да профессор. Впрочем, профессор официально на службе в хранилище не числится, но кто знает? Смерть ведь такая штука загадочная, она не спрашивает трудовую книжку!

– Але, дочка, ты меня слышишь? – забеспокоился Николай Федорович.

Я очнулась:

– Да, да, слышу, конечно. Как все произошло?

– После нашего с тобой вчерашнего разговора я решил покараулить Макарыча. Ты просила сообщить, когда он с работы явится, а я решил проследить еще, как он уйдет, – принялся объяснять дед. – Сел, значит, у окошка – мне оттуда хорошо видно, кто уходит, кто приходит. Все уже вышли: Борисов с третьего, Катька Саенко со второго мальца своего в сад повела, потом бизнесмен, мать его, с пятого уехал, а Макарыча все нет и нет. Ну, я решил: проспал мужик, принял вчера лишнего, ну и… Пошел будить. Минут пять звонил – бесполезно. Тут я забеспокоился, дернул дверь, а она возьми да откройся! Один я не пошел вовнутрь-то. А как же? Кино чай смотрим, знаем, что просто так дверь открытой не стоит! Ну, вот. Сбегал я, значит, за Федотом Егорычем, это участковый наш, в соседнем подъезде живет. Вместе и вошли, – дед снова закашлялся, а я принялась мерить огромными шагами кухню. Маруська с изумлением наблюдала за моими перемещениями, но молчала, хотя давалось ей это с трудом.

– Так вот. Вошли мы с участковым, глядь – Макарыч на кухне лежит! Прямо на полу. А рядом с ним чайник валяется. Хотел, видать, чайку попить, бедолага, да и помер. Федот Егорыч сразу коллег своих вызвал, «Скорую». Я понятым был, – гордо заявил Николай Федорович.

– Ну, и что менты говорят? Онищенко убили? – воскликнула я, заранее зная ответ.

– Зачем убили? Сердце…

Так я и думала! Конечно, сердце, а что ж еще?! Выходит, Константин Макарович, предчувствуя свою скорую кончину от инфаркта, открыл входную дверь, а сам отправился на кухню. Чтобы чайку попить – напоследок.

– Спасибо, Николай Федорович, – поблагодарила я старика и отключилась.

Манька буквально пожирала меня глазами, не в силах вымолвить ни слова.