Текст книги "Сказочная древность Эллады"

Автор книги: Фаддей Зелинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 46 страниц)

– Он им и останется еще некоторое время, но ненадолго: в царстве Ипсипилы зародится ячейка эллинского Лемноса; оттуда мягкие нравы распространятся на весь остров. Всякий бог действует своим оружием: лемносская Афродита – чарами любовной неги, сплетая в кратковременные браки аргонавтов и лемносских амазонок. Но цель у всех одна: очеловечение человека.

Отныне Лемнос, преддверие Геллеспонта, перестанет страшить эллинских пловцов; а помните вы, после этого второго приключенья, третье: помните грозу чужестранцев, чудовищного Амика, царя диких фракийцев на Босфоре? Это – твой незабвенный подвиг, друг Полидевк: ты в счастливом бою сразил исполина. Мы имели право убить этого насильника; но мы оставили ему жизнь, взяв с него торжественную клятву, что он и сам станет впредь гостеприимнее и научит гостеприимству своих варваров-подданных. Мы, аргонавты, не проливаем крови: мы содействуем облагорожению человечества, распространяя жизнь, а не смерть.

И вот за третьим приключением четвертое: Симплегады и страшная опасность, грозившая нам от них. Заметили вы, друзья, то, что заметил я? Когда мы, милостью Геры, выплыли из роковой теснины – сдвинулись ли за нами утесы?

– Нет, – воскликнул Ясон. – Правда, они быстро скрылись с очей, но пока они были видны, был виден и проход между ними. Я и то хотел спросить тебя, друг богов, что это значит.

– Это значит, что Симплегады, побежденные нами, остановились навеки, исполняя назначенный им рок: они перестали быть засовом Понта и стали его вратами. Теперь, после аргонавтов, уже нетрудно будет эллинам пускаться в плавание по его зеленым волнам: мы открыли его для Эллады.

Вдохновляемый внезапной мыслью, он встал: другие в недоумении последовали его примеру. Он схватил свой кубок и направился к борту судна.

– Понт-Аксен! – возгласил он. – Угрюмое море! Довольно, суровая стихия, был ты ужасом пловцов: отныне ты будешь встречать их радушной лаской твоей сверкающей глади и твоих приветливых гаваней. Ты расцветишься белыми и алыми парусами судов, которые ты понесешь к загадочным берегам Скифии; дозволь же нам, твоим первым пловцам, первым наречь тебя именем, которое тебе дадут твои благодарные гости!

И, выливая свой кубок в стремительно скользящие мимо корабля волны, он молитвенно закончил:

– Будь к нам милостив, Понт-Евксин – Гостеприимное море!

Все аргонавты вслед за ним опрокинули свои кубки, и долго еще носились над бурным шумом их радостные клики:

– Будь милостив, Понт-Евксин!

Луна уже склонилась к закату; на востоке слабо зарделись персты Зари. Многих одолела усталость, и они заснули, расположившись кто на палубе, кто в трюме под скамейками. Ясон с ближайшими товарищами опять наполнили свои кубки.

– Скифия! – задумчиво продолжал Орфей. – Эллада и Скифия! Всегда я верил и теперь верю более, чем когда-либо, что нечто великое таится в соединении этих двух имен. До сих пор затвор Симплегад их отделял непреоборимой стеной, и лишь воздушные пути были открыты для редких избранников. На крылатой колеснице Триптолем перенес к скифам дары Деметры и с ними первые зачатки оседлой и достойной человека жизни; из Скифии перенес к нам вино мой учитель Дионис, а с ним и таинственное знание, впервые зародившееся в смутной, чарующей душе этого погруженного в глубокую дрему народа. Это было первое общение, дар и обратный дар; за ним последовало второе. По воздушным путям скифский Борей перенес к себе афинскую царевну Орифию, нынешнюю Царицу Вьюг далекого севера…

Он опять замолк, пораженный внезапной мыслью, и стал беспокойно искать кого-то глазами.

– Калаид, Зет, сыновья Царицы Вьюг! Что значили странные слова, с которыми к вам обратились эти чудовища? И кто они сами?

Но прежде чем Бореады могли ответить, с кормы вторично раздался голос рулевого:

– Земля!

Тифис направился к форштевню.

– Да, земля, – сказал он, вернувшись, – и этот раз, кажется, материк. Нас прямо туда и несет посланный Герой ветер. Пойду принять руль от ученика; пусть отдохнет.

Когда он ушел, Орфей повторил свой вопрос.

Эти чудовища, – ответил Калаид, – Гарпии, язва нашей страны, всегдашние противницы моей матери и ее Вьюг; но их слова мне самому непонятны. Они некогда властвовали над нашим народом; со времени прихода нашей матери они стали терять удел за уделом и под конец были оттеснены к приморской полосе. В ней они укрепились; но когда ее князь Финей женился на нашей сестре Клеопатре, можно было надеяться, что их зловонному царству и здесь наступит конец. Прощаясь с сестрой, чтобы присоединиться к вам, мы были уверены, что, вернувшись, не застанем их больше: молодая княгиня процветала, боготворимая своим мужем, благословенная мать двух отроков, таких же эллинов духом, как и мы. И меня беспокоит, что они все еще там.

А помнишь, брат, – прибавил Зет, – наше прощание с сестрой и с племянниками? Помнишь ее грусть, их странный рассказ о встрече с Царицей Небесной, еще более странную песнь подаренной ею дудки-самогудки?

Калаид вздрогнул:

– Постой, постой! Слова я, конечно, забыл, но в них было жуткое сходство с насмешливым приветом Гарпий. Они принесли нам поклон от нашей сестры в подземелье – почему в подземелье?

И от племянников, будто их очи вытекли под иглой их сестры, сестры Гарпий. Но они же говорили, что мы оставим влажный след на стенах Симплегад, и тут уже явно солгали; нечего тревожиться их бреднями.

Ты был бы прав, если бы о том же не говорилось в вещей песне мальчиков… и о темнице их матери, и об игле какой-то чужой женщины… дай-ка припомнить.

Подобрать парус, – крикнул Тифис с кормы. Несколько юношей бросились к канатам. Земля была уже близко: крутые, песчаные скалы, поросшие дроком и другим мелким кустарником. «Арго» несколько замедлила свой бешеный бег.

Постой, постой! – продолжал Калаид. – Припоминаю:

 
Ах, близок ли день?
 

День… день… только как дальше?

Он стал припоминать – и вдруг в изумлении вскрикнул. «Арго» как раз подплыла к желтым скалам, явственно выступавшим из предрассветного тумана, и в бодрящие волны морского воздуха стало уже вливаться душистое дыхание близкой земли – и вдруг вместе с ним заструились другие волны, волны жалостной песни с безлюдного берега:

 
Ах, близок ли день? Пожалейте сирот:
Не виден закат нам, не виден восход,
С тех пор, как чужая к нам в дом забрела
И в очи сверкнула злодейка-игла.
 

– Что это? – шепнул Зет. – Скала поет?

– Не скала, – ответил Калаид. – Они… они… Тише, опять тот же голос.

 
Родимая чахнет под сводом тюрьмы,
Отца истомили исчадия тьмы.
Не виден закат нам, не виден восход:
О море, земля, пожалейте сирот!
 

– Они, несомненно, – воскликнул Калаид. – Ясон, будь другом: еще стадий направо – и откроется глубокий залив, на нем расположен, по ту сторону мыса, город Финея. Там аргонавтов ждет их пятое приключение. А мы тем временем – мы вспомним, что мы Бореады.

С этими словами он сбросил хламиду и верхний хитон и предстал перед товарищами с парой могучих орлиных крыльев. Зет немедля последовал его примеру. Крик изумления вырвался из груди аргонавтов – кроме Ясона и Орфея никто не был посвящен в чудесную тайну.

– Прощайте, друзья! – крикнули они, улетая. – Скоро увидимся. Посмотрим, что скрывалось в привете Гарпий!

А «Арго» круто повернула направо мимо скал, навстречу восходящему солнцу.

II

Княжеский совет был уже в полном сборе в большой сени городского дворца, но княгиня Идая не торопилась к нему выходить. В полном облачении, но простоволосая, она большими шагами ходила взад и вперед по своей хороме мимо какого-то женского существа отталкивающей наружности, горбатого, с платком вокруг головы.

– Нет, Пефредо, это невыносимо, – сказала она наконец, останавливаясь. – В течение года это уже десятый заговор с целью свержения нашей власти и освобождения афинянки и ее отродья. Когда же наконец поймут эти люди, что афинские времена прошли безвозвратно? На этот раз чаша переполнилась. Мы были мягки, слишком мягки; пора…

– Мягки? – насмешливо перебила ее горбунья. – А я-то думала, что ты оставила живыми афинянку и княжичей, чтобы держать их заложниками на случай мести Царицы Вьюг.

– Конечно, и это имелось в виду. Но теперь это не так важно; после успеха наших сестер у Симплегад ее месть уже не так страшна. Нет, теперь пора положить всему этому предел. Заговорщиков, конечно, на кол, как и прежних; но афинянку и княжичей я сегодня же велю отравить и пронести их тела для похорон по всему городу: пусть убедятся все недовольные в бессмысленности своих мечтаний.

Она опять зашагала по хороме; вдруг зоркая наблюдательница заметила, что ее поразила какая-то мысль; действительно, она опять остановилась.

– Во всем этом одно для меня непонятно. Княжичи заключены в пещере отвесной приморской скалы; ее узкое отверстие заделано крепкой железной решеткой, оно доступно только крылатым Гарпиям, которые через него подают им их пищу; и никто из посторонних об этой пещере не знает. Еще надежнее место заключения бывшей княгини в подземелье под разрушенным дворцом. Как же могли эти безумцы мечтать об их освобождении?

Горбунья загадочно улыбнулась; но прежде чем она могла ответить, в хорому вошла старшая спальница.

– Княгиня, – сказала она, – тут стоит посланец от твоего совета.

– Чего ему надо? – с досадой спросила Идая.

– Совет просит тебя, если состояние твоего здоровья не дозволяет тебе выйти к нему, распустить его по домам.

– Пусть скажет совету, что я очень тронута его заботой о моем здоровии, но что он тревожится понапрасну; меня задержали важные государственные дела, но я сейчас к нему выйду.

– Распустить я вас распущу, – сказала она, когда спальница ушла, – притом надолго; пора покончить и с этим последним новшеством афинских времен. Дайте мне только провести мою новую меру – храм нашим Гарпиям на вершине мыса, что над городом, – а затем скатертью дорога… Но, Пефредо, ты как-то странно улыбнулась на мой вопрос; скажи, что тебе известно.

– А вот что: все нити всех заговоров держит в своих руках одна особа, и эта особа – твоя свекровь, черная княгиня.

– Как? Амага? Ты в этом уверена?

– Как и в том, что я Пефредо, безобразнейшая из Гарпий.

– А, вот как. Прекрасно, матушка-свекровушка, это по-скифски. Научилась, видно, у своего лесника пни выкорчевывать: сначала за меня против нее, затем за нее против меня. Посмотрим, однако, кто кого перехитрит. Кстати о леснике, как поживает Финей? Рад небось отдыху, который ему предоставили Гарпии. Ест вовсю?

– Вряд ли. Он очень ослаб за последнее время. Все сидит, опершись на свой уставленный яствами стол, ничего не трогает и словно куда-то смотрит своими темными глазами. Иногда губами шевелит, словно говорит что-то кому-то.

– А ты подслушала, что он говорит?

– Да все одно и то же: «Радость моя, невеста моя, как люблю я тебя!»

Идая рассмеялась.

– Ну, и пусть любит на здоровье. Тоже жених, нечего сказать. Впрочем, он не на моей совести: пусть пеняет на своего тестя, Горного Царя… Однако пора наконец выйти к этим мудрецам. Итак, лишь только вернутся сестры, скажи им, чтобы покончили с заключенными: чем скорее, тем лучше.

Она надела свою красную кику и направилась к выходу. У одного из преддверных столбов хоромы она заметила старуху всю в черном: согбенная, опираясь на свой посох, она с напряженным вниманием следила, казалось, за каждым движением повелительницы.

– Ты здесь зачем, старая ведьма? Опять, видно, подслушивать пришла?

– Пришла узнать, невестушка, не будет ли какого распоряжения от твоей милости? – льстиво ответила старуха, еще ниже сгибая свой стан.

Изволь приходить, когда за тобой будет послано. А теперь вон, через черную дверь!

С этими словами она прошла мимо нее, обливая ее, точно едким рассолом, гневно-презрительным взором своих колючих глаз.

Старуха невольно подалась назад. Когда Идая прошла, она внезапно выпрямилась и стремительно метнула по направлению к ней свою правую руку, расправляя ее пальцы.

– Все пять тебе в глаза! – прошептала она.

После этого и она медленными шагами удалилась к указанному выходу – черной двери в задней половине дворца.

– Я заставила вас ждать, бояре, – обратилась Идая к своему совету, – но не по моей вине: важные меры, которые я имею вам предложить, требовали подготовительных справок, совещаний и распоряжений.

Угрюмое настроение совета не прояснилось после этих слов. «Справок, это понятно, – сказал старший боярин вполголоса, – но что касается совещаний и распоряжений, то ради них, казалось бы, и созывается совет».

Идая насупила брови. «Погоди же, крамольник! – подумала она. – Я тебе припомню эти слова!» Все же она, точно не расслышав его замечания, продолжала, обращаясь ко всем:

– Во-первых, тот новый заговор, о котором вы, вероятно, уже слышали. Преступники пойманы с поличным, с оружием, хранение которого запрещено, и показания моих доносчиков, а равно и некоторых из них самих, данные под пыткой, не оставили сомнения в смысле и цели их заговора. Я уже распорядилась, чтобы их казнили; надеюсь, что и вы не откажетесь подтвердить этот приговор.

Глухой ропот послышался в совете.

– Прости нас, матушка-княгиня, – возразил старший боярин, этот раз громко и вставая с места, – но князь-страдалец Финей предоставил боярскому совету все суды о жизни и смерти граждан.

Уста Идаи искривились недоброй улыбкой. «Граждан! – подумала она. – Вот тоже наследие нелепых афинских времен!» – «Ты прав, боярин, – сказала она громко, – но заговорщики, стремящиеся к свержению законной власти, этим самым перестают быть гражданами и становятся врагами народа. К тому же я вам говорю, что суда здесь и не требовалось: преступники пойманы с поличным, приговор был предрешен схожими случаями в прошлом, а быстрота возмездия – лучшее средство пресечения таких же преступлений в будущем. Кто судит иначе, тот сам становится на сторону крамольников. Итак, дальнейших возражений нет?»

Ропот продолжался, но охотников возражать действительно не было. Два-три боярина выразительно указали другим на несколько пустых мест в рядах советских кресел.

– Приговор утвержден, – заключила Идая. – Затем второе дело. Вы знаете, что несчастный темный князь, под влиянием своей афинской жены, задумал обезобразить наш город храмами на эллинский лад в честь своих не столько скифских, сколько эллинских богов; самый пышный должен был возвышаться на приморской скале, господствующей над городом, и принять кумир родной богини этой втируши. Теперь времена другие; храмы я с вашего согласия приказала отчасти разрушить, отчасти превратить в тюрьмы, застенки и другие необходимые учреждения; что же касается нагорного, то я предлагаю достроить его, но с тем, чтобы поселить в нем могучих покровительниц нашего народа и признанной им власти, почтенных Гарпий с лесной пещеры…

Но внезапно усилившийся ропот прервал ее слова; все говорили громко и вместе, но все во враждебном предложению духе. Тщетно княгиня стучала по полу своим княжеским посохом, тщетно пыталась она продолжать свою речь; как она ни краснела от всех этих потуг – шум не унимался.

Вдруг ей пришел на помощь другой шум, раздававшийся сначала глухо, как отдаленный прибой, затем все явственнее и явственнее с площади и близких улиц. Но это был уже не столько шум, сколько крик – крик многих сотен голосов:

– Аргонавты! Ясон и аргонавты!

Румянец гнева вмиг сошел с лица Идаи: она побледнела и судорожно схватилась за сердце.

«Аргонавты? – подумала она. – А Симплегады? Значит, они спаслись от них? Но как же могли они на своем корабле опередить моих сестер?»

Долго ей, однако, раздумывать не пришлось; наружная дверь сени распахнулась обоими створами зараз, и вошло, сопутствуемое избранной толпой скифской молодежи, пятеро аргонавтов – оба Диоскура, Орфей, Пелей и во главе всех сияющий Ясон. Точно на гребне волны были они вынесены между рядами вскочивших со своих мест старцев к самому престолу Идаи.

– Могучая княгиня, – начал Ясон, когда волнение улеглось, – от имени своего и своей дружины я прошу у тебя и у вас, скифские мужи, гостеприимства для краткого отдыха на нашем трудном пути к колхидскому царю Ээту.

Так говорил, почтительно склонив голову и подняв для привета руку, прекраснейший юноша, когда-либо виденный не только в Скифии, но и в Элладе. Идая невольно залюбовалась им, его мужественно смуглыми щеками, стыдливый румянец которых красиво оттенялся русым налетом первого пуха молодости, его опущенными глазами, чары которых лишь чаялись сквозь густые ресницы, всем его стройным, упругим станом.

– Гостеприимство, – милостиво ответила она, – дедовский обычай у скифов, и тебе не придется повторять твоей просьбы. Ты, конечно, фессалиец Ясон, сын Эсона, но кто твои товарищи?

Ясон их назвал.

– Вас только пять; где же остальные?

– Кроме кормчего Тифиса с его учеником, не покидающих корабля, они в ожидании твоего решения остались у дверей твоего двора.

Действительно, через открытые створы внушительно сверкали копья и кивали эллинские султаны.

– Могу я узнать и их славные имена?

Ясон перечислил присутствующих с обозначением каждого по имени, отчеству и родине; Идая, напряженно внимавшая его перечню, вздохнула свободнее.

«Тех, значит, между ними нет, – подумала она, – видно, Гарпии сделали если не все, то хоть главное. Но как же все-таки могли они их опередить?» – Затем, обращаясь к Ясону, она продолжала тем же милостивым голосом:

– Привет и от меня Ясону и его смелой дружине. Вы уже убедились, что вы не чужие для нас: молва – великая волшебница, ее не задерживают ни снежные Родопские горы, ни стальная стена Симплегад. А раз вы пожаловали к нам, мы вас так скоро не отпустим. Мои бояре почтут за честь принять в своем доме цвет эллинской молодежи; а предводителя – милости просим в наш княжеский дворец. Надеюсь, – и она значительно улыбнулась, – что вам у нас понравится не меньше, чем у лемносской царицы.

– Прости, княгиня, но наши желания не идут так далеко. Нас зовет наш подвиг; и мы даже не хотели бы останавливаться раньше самой Колхиды. А поэтому мы просим тебя только, чтобы ты разрешила нам закупить на рынке твоего города припасы для столь далекого плавания.

Тут только он поднял глаза; по их холодному блеску Идая поняла, что дальнейшие просьбы были бы напрасны, что пред ней не друг, а лишь почтительный враг. Опять вздохнула она, но этот раз уже не облегченно.

– Кому предложено было большее, тому не отказывают в меньшем, – ответила она. – Идите, друзья, пользуйтесь всем, чем наш рынок богат; а когда по счастливом свершении вашего подвига вы будете у себя на родине вспоминать скифскую княгиню Идаю – судите о ней не по тому, что она вам дала, а по тому, чего вы не пожелали принять.

После этих слов она отвернулась и старалась уже более не смотреть на Ясона. «Проклятое волшебство эллинской прелести! – сказала она про себя. – Опутало ты Горного Царя, опутало князя Финея; вот и меня едва не заставило забыть о задаче моей жизни. И поделом мне: отвергнута! Ну что ж, тем лучше: враги так враги. Так и запомним…»

Ясон с товарищами молча поклонились княгине, затем старцам и, напутствуемые их доброжелательными прощальными словами, проследовали к выходу: оттуда они всей толпой направились к площади. Рядом с Ясоном шел веселый пересмешник Кастор.

– Поздравляю с новым успехом, – сказал он Ясону, – Очень жалею, что Колхидой правит царь, а не царица; не то – мы могли бы считать, что золотое руно уже сверкает в заповедном ларе нашей «Арго».

– Не торопись жалеть, – подхватил шедший за ним его брат Полидевк. – И у царей бывают царицы и царевны. И если за этим дело стало…

– А в ожидании твоих царевен, – продолжал Кастор, – вот еще победа: видишь, там у перекрестка? Правда – она не первой молодости и красоты, но вида царственного. Посмотри, как она пожирает глазами нашего Ясона.

– А за ним и тебя, мой брат! – ответил Полидевк.

– О Горгоны почтеннее! И меня… А теперь и Пелея… Да чего ей от нас надо?

Действительно, черная старуха впивалась своими жадными глазами в каждого из попарно проходивших аргонавтов; когда прошла последняя пара, она всплеснула руками и в отчаянии стала себя ударять по голове.

– Убиты, убиты! Последняя надежда погибла!

Ясон вернулся к ней.

– Не скажешь ли ты нам, почтенная чужестранка, кто ты и почему наше шествие тебя смущает?

– Скажу, но тебе одному. Отойдем в сторону.

Разговор был продолжителен; когда он кончился, Ясон сказал своим:

– Нет нужды всем идти на площадь; пусть пойдут пятеро, а мы, остальные, вернемся к «Арго». А ее возьмем с собой, но по возможности незаметно, чтобы та, – он указал на дворец, – преждевременно не узнала.