Текст книги "Препятствие для Богини (ЛП)"
Автор книги: Эйми Картер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
Я не успела даже забеспокоиться о том, что земля снова ушла из-под ног. Джеймс без предупреждения вошел в скалу и потащил меня за собой. Я инстинктивно закрыла глаза и приготовилась к удару, ожидая резкой боли, когда лоб ударится об острый край камня, но в действительности почувствовала лишь слабый ветер в волосах.
– Что за… – я открыла глаза и у меня отвисла челюсть. Мы больше не находились в Подземном мире. Вместо него мы оказались в пышном саду, верхушки деревьев которого касались ярко-синих небес. Нас окружали экзотические цветы, которые при нашем появлении развернулись в нашу сторону.
– Добро пожаловать в Подземный мир, – сказал Джеймс. – Или ту его часть, где остаются души. Пойдемте.
Он повел меня по пыльной дороге, а позади шла Ава, которая, на удивление, не вымолвила и слова, несмотря на царившие вокруг чудеса. Увидев гигантскую растительность, я не могла скрыть свое благоговение. Я будто попала в сказку, или упала в кроличью нору.
– Что это за место? – поинтересовалась я. – Так выглядит весь Подземный мир?
– Нет, – ответил Джеймс. – Смотри.
Он указал через листву деревьев на девушку, которая раскачивалась взад-вперед на веревке из виноградных лоз. Ее длинные волосы развевались, а кожа от солнца приобрела медный оттенок. В пещере солнце заменяли кристаллы.
– Кто она? – прошептала я. – Это Персефона?
Ава фыркнула, и я бросила на нее неодобрительный взгляд.
– Если бы, – сказал Джеймс с оттенком веселья. – Только шестерка и королева Генри могут путешествовать сюда, а так как ты еще не научилась этому, то нас ждет экскурсия. Эта девушка – причина всего, что мы сейчас видим. Генри однажды приводил тебя в Подземное царство, да?
Я кивнула. Он сделал это, чтобы утешить меня, и показать, что с мамой все будет в порядке после того, как рак победит, и она умрет. В тот момент я не знала о бессмертии своей мамы, а было бы неплохо.
– Центральный парк, – вспомнила я. – Вот куда я бы попала после смерти. Летом мы ходили туда с мамой каждый вечер.
– Так мило, – сказала Ава, беря меня за руку. – А моим раем стал бы Париж. Могу прожить там тысячелетие и даже не надоест.
Мы обе ждали ответа Джеймса, но вместо этого он смотрел на девушку. – Это – ее рай. Поскольку мы бессмертны, Подземный мир подстраивается под ближайшую к нам смертную душу. В данном случае под эту девушку. Куда бы она ни пошла, это то, что она будет видеть, но как только мы подойдем достаточно близко к кому-то другому – всё изменится.
Я смотрела, как девушка качалась на веревке, подставив лицо солнечным лучам, и улыбалась. Она выглядела счастливой. Я хотела чувствовать то же счастье. – Она одна? Все души здесь одни?
Джеймс жестом указал нам следовать за ним. – А Генри не… – он умолк и поморщился. Мне хотелось ответить: «Нет, Генри не рассказал мне». – По-разному. Некоторые люди хотят видеть здесь своих любимых, другие нет. Иногда они решают провести половину времени в одиночестве, а другую половину – с родными. Не существует четко установленных правил. Человек живет в том загробном мире, в который верил при жизни, или, по крайней мере, в том, которого, по его мнению, он заслуживает.
О, вот оно что. А если возникают какие-то вопросы или противоречия, то их решает Генри. – Это он объяснил, – ответила я. – Некоторые люди действительно проводят остаток вечности в одиночестве?
Такой исход был для меня вовсе не райским. Ава крепче схватилась за мою руку, и я сжала ее в ответ.
– Тебе нужно забыть о своих ожиданиях, – сказал Джеймс, пока мы шли мимо огромной плачущей ивы цвета сладкой ваты. – Все люди разные. Иногда важна еще и религия человека, а иногда нет. Генри тебе всё объяснит.
Только если мы вернемся в целости.
Я знала, что происходило с обычными людьми после смерти, но если до этого дойдет – если моей смерти хватит, чтобы убедить Каллиопу подчинить Кроноса до его побега – то что случится со мной, с учетом моей бессмертности? Я знала, что исчезну, но что это значило? Я верила в жизнь после смерти еще до того, как встретила Генри и узнала правду. Эта вера поддерживала меня в здравом уме в течение многих лет, которые я провела, наблюдая, как умирает моя мать, и зная, что увижу ее снова, когда всё закончится и для меня. Однако сейчас эта вера испарилась.
Я так погрузилась в свои мысли, что не заметила, как небеса снова потемнели. Солнце сменилось стенами пещеры, но в ней не было кристаллов, освещающих путь.
Мы стояли на берегу огненного озера. Возле моих ног вспыхнуло пламя, и пока я поспешно отступала назад, идя по черному песку, Джеймс и Ава стали рассматривать пламя, будто оно было лишь небольшим неудобством.
Я вдруг услышала, как по всей пещере эхом раздались чьи-то крики.
В них чувствовалась такая агония, что я ощутила ее каждой клеточкой своего тела. Мужчина кричал на неизвестном мне языке, и ужаснувшись, я пыталась разглядеть его через полыхающий огонь.
Он висел на цепях, которые уходили вверх и исчезали где-то под потолком. Нижняя часть его тела находилась в озере, а лицо искажала ужасная гримаса боли. Кожа прожигалась до кости, а потом падала в огонь, однако после этого на том же месте сразу появлялась новая плоть.
Он беспощадно сгорал заживо снова и снова. Его измученные крики раз за разом эхом отдавались по пещере, и погружались в мою память, без возможности забыть. Я не могла отвести взгляд, или игнорировать возрастающее желание что-то сделать.
– Мы должны помочь ему, – сказала я, но Ава удерживала меня на месте. Я пыталась высвободиться, но подбежал Джеймс и взял меня за другую руку.
– И как ты собираешься это сделать? – спросил он. – Пойти туда и сгореть заживо?
– Я не могу умереть, – ответила я сквозь сжатые зубы, пока пыталась высвободить руки. – Не забыл?
– Это не причина подвергать себя боли, – возразил Джеймс. – Твое тело пока еще не забыло о смертных чувствах. Сделаешь шаг – возможно не почувствуешь боли, но сделаешь пять – и сгоришь, не говоря уже о том, чтобы вернуться назад. Что бы он ни сделал при жизни, он верит, что заслуживает этого.
Я в ужасе уставилась на него. – Он верит, что заслуживает гореть в огне целую вечность? Что такого плохого можно сделать?
– Я не знаю, – ответил Джеймс. – Спросишь, когда станешь королевой. А теперь пошли. У нас нет времени.
Я не могла оторвать глаз от мужчины, пока Джеймс и Ава силой тянули меня прочь от озера. Даже после того, как Подземный мир превратился в холмистую местность, посреди которой стоял желтый домик, я до сих пор слышала его крики.
По крайней мере Джеймс подтвердил мои подозрения. Мое тело приспосабливалось, но оно все еще помнило, каково это – быть смертным. Стекло не заденет мою кожу, и падение с верхушки Эмпайр-стейт-билдинг ничем плохим не кончится, но я могла чувствовать пламя огня.
– Когда я полностью перестану чувствовать боль? – спросила я дрожащим голосом.
– У каждого по-разному, – ответил Джеймс. – Возможно через несколько месяцев, возможно, лет. Всё в твоей голове. С телом это не связано.
– Но я перестану ее чувствовать?
– Конечно.
– А что насчет приятных ощущений?
Ава взяла меня за руку. – Кейт, если бы мы не чувствовали удовольствия, то не делали бы многих вещей.
Мне удалось слегка улыбнуться. – Верно.
Шли мы молча, а один пейзаж сменялся другим. Некоторые были такими же красивыми и буйными, как тот сад, а другие наполняла боль и мука. Через эти я проходила, не глядя по сторонам, и пытаясь игнорировать звучавшие крики. Они постепенно смешались, создав хор из боли, и я всё больше стала сомневаться в том, что совет и Генри были правы. Я никогда не смогу выполнять свою работу. Не смогу приговаривать людей к подобной вечности, какими бы ни были их преступления при жизни.
По мере нашего путешествия, время потеряло всякий привычный смысл. Убедившись, что Ава не даст мне сбежать в попытках помочь очередной душе, Джеймс уверенно прокладывал путь в нужном нам направлении. Я уже сбилась со счету количества миров, через которые мы прошли… десятки? Тысячи? Я уже и не помнила всех. Ступни горели, а кость больной ноги с каждым новым шагом будто ломалась, и спустя какое-то время Джеймс остановился посреди леса и сбросил свой рюкзак на землю. – Похоже, пора отдохнуть.
Он стал собирать ветки для костра, а я уселась на упавшее дерево и опустила голову на руки. Ава села рядом и потерла мне спину.
– Я не могу, – прошептала я. – Не знаю, с чего все взяли, что я способна на это, но я не могу.
– Не можешь что? – ласково спросила Ава.
– Не могу принимать такие решения. Я не… не могу посылать кого-то на такую вечность. Мне плевать, что они сделали. Никто такого не заслуживает.
Мое тщеславие задалось вопросом: неужели сдаться Каллиопе – это самый легкий вариант? Ведь в таком случае мне не придется править Подземным миром. Забвение было ценой, которую я могла заплатить, если в итоге мне не придется отвечать за миллиарды чужих жизней.
– Ты слышала, что сказал Джеймс, – ответила Ава. – Такое случается только если они верят, что заслуживают этого.
– А если на самом деле нет? Что если они верят словам других людей?
Она хотела было что-то сказать, но взяла паузу. – Я не знаю, – наконец ответила Ава. – Кажется, что в таком случае требуется твое вмешательство.
Я горько покачала головой. – Никто не заслуживает такой загробной жизни. Почему нельзя сделать так, чтобы все провели ее счастливо, вместо того, чтобы страдать?
– Не знаю, – мягко сказала Ава. – Прости, но это не мое дело. И Джеймса это тоже не касается. Это работа Генри. И возможно Персефоны. Она смогла бы ответить на этот вопрос.
– Великолепно, – фыркнула я. – Только два человека могут мне ответить, но один из них в заложниках, а вторая сбежала подальше. Я уверена, что как только Персефона меня встретит, то сразу же побежит рассказывать о тысячах лет своей жизни. Неудивительно, что она отказалась от бессмертия и убежала.
– Не говори так, – послышался позади нас голос Джеймса, и я подскочила. Он был ближе, чем я думала. – Персефона прошла через ад. Она заслуживает счастья.
И снова это слово. Мне было плевать на то, чего заслуживала Персефона. Я судила по ее поступкам. – Именно поэтому наша вылазка может оказаться бессмысленной. Что если она откажется помогать?
– Персефона лучше, чем ты о ней думаешь, – ответил Джеймс. – Генри забил тебе голову историями, где он якобы жертва, но они оба пострадали. Он жил с любимой женой, которая не отвечала ему взаимностью, а она – с нелюбимым мужем и работой, от которой стала несчастной. Не стоит ее за это ненавидеть.
Я стала нервно ерзать. Я видела Джеймса таким только в той комнате Эдема, где он отстаивал перед Генри мое право покинуть поместье. Вновь увидев его гнев и осуждение, мне захотелось спрятаться под бревном.
– Я не ненавижу ее, – тихо сказала я. – Мне горько лишь от того, что я никогда не стану для Генри той, кем была она. Я ненавижу то, что она могла выполнять свою чертову работу, ни разу не захотев помочь другому, и что Генри никогда и слова не сказал против нее.
Сжав губы в тонкую линию, Джеймс опустил на землю горстку веток, которые успел собрать, и стал сооружать из них пирамидку для костра, что напомнило мне о временах в Эдемской школе, где он делал то же самое с картошкой фри. До того, как я узнала, что он – бог. До всего, что успело произойти. – Они провели с Генри тысячи лет. А ты только год. Всему свое время.
– Не стану повторять, что Генри любит тебя, – сказала Ава. – Можешь верить, можешь нет, но я не стала бы тебе лгать.
– Я знаю, и я верю, но вы оба не видите, как он ведет себя со мной. – Неважно, сколько лет мы проведем вместе, он всё равно не полюбит меня так же, как любит Персефону. Нельзя любить двоих одинаково. Это невозможно.
Джеймс закончил с растопкой, и стал потирать руки, будто пытаясь согреться. Мгновение спустя ветки начали потрескивать, а потом заполыхали ярким огнем. – Он ведет себя так со всеми, но это не значит, что ему плевать.
Но я не была «всеми». Я была его женой. Его королевой. Его партнером. – То есть я должна принять как норму то, что мой муж не хочется ко мне прикасаться?
– Ты сама согласилась на это, – ответил Джеймс, и я одарила его сердитым взглядом. – Не смотри на меня так. Я предупреждал, что он не будет вести себя так, как ты хочешь. Он не виноват, что он тот, кем является.
– Хочешь сказать, что я давлю на него? – сказала я, и поняла, что говорила правду. Щеки зарделись. Я ненавидела, что переполнявшее меня отчаяние перекрывало логику и здравый смысл, и злилась на себя за это. Я лишь хотела знать, что важна для него. Что он не просто выполняет свою работу. Я не хотела принуждать Генри, но мне были непонятны его действия, и от того я не знала, что чувствовать, особенно когда отдавала свою жизнь ради расплывчатого будущего.
Я сунула руку в карман и коснулась цветка. Его слова перед началом церемонии… что он хотел видеть меня рядом. Их мне достаточно. Должно быть достаточно.
– Да, – ответил Джеймс, не обращая внимания на то, как глубоко его слова ранили меня. – Это твоя вина. К лучшему или к худшему, но ты согласилась, поэтому потерпи больше одного дня. Я ценю твой выбор, но самобичевание ничего не решит. У нас есть дела и поважнее. Так что возьми себя в руки и пойми наконец, что Генри тебя любит.
Он был прав. Я должна собраться. Сначала нужно решить более важные вопросы, а потом я смогу выяснить отношения с Генри, если когда-нибудь снова увижу его.
Вспомнив церемонию и ее последние минуты, проведенные с Генри, я закрыла глаза и с губ моих сорвался дрожащий вздох. – Я сомневалась.
Молчание. – Что? – наконец спросила Ава в пол голоса.
– Во время коронации Генри спросил меня, хочу ли я этого. Я засомневалась.
– Я заметил это, – сказал Джеймс. Я посмотрела на него и увидела, что он стоял, прислонившись к дереву и скрестив руки на груди. Конечно же заметил. – Это ничего не значит, так что не обращай внимания. Ты вправе сомневаться.
– Джеймс! – воскликнула Ава, а он пожал плечами.
– Это правда, и ты это знаешь. Мы можем притвориться, что дело только в Генри, и что Кейт просто повезло, но вспомни каково это – отказаться от смертной жизни. Нелегкий выбор.
– То, что я имела тогда, не сравнится с тем, что я имею сейчас. Меня все любят, – сказала Ава, и Джеймс слабо улыбнулся.
– Ага, мы все без ума от тебя, – ответил он. – Но это только потому, что ты бомба в постели. А в стальном – заноза в заднице.
Ава потянулась и отвесила ему пощечину, и как только былое напряжение сошло на нет, я изо всех сил старалась не представить их вместе. – Вы… – сказала я задушенным голосом.
Джеймс стал пялиться на огонь, а Ава пожала плечами. – Я ведь богиня…
– Красоты и любви. Да, я уже поняла. – Я нахмурилась. – Есть кто-нибудь, с кем ты не успела переспать?
– Папочка и Генри, – сказала она, и я подумала, что это лучше, чем ответ «нет». – Хотя технически Папочка мне не отец, я всё равно даже думать об этом не хочу.
– Уолтер – не твой отец? – удивилась я. – Я не знала этого.
– Меня удочерили, – гордо ответила девушка. – Это длинная история, и в целом я хотела сказать, что Генри любит тебя. Всё обязательно наладится. Это только начало… представь, как все полюбят тебя через тысячи лет, а ты полюбишь их в ответ.
– Или возненавидишь, – добавил Джеймс, и я заметила в его голосе намек на тревогу, которой не слышала прежде.
– Любовь и ненависть идут в паре, – сказала Ава. – Любовь до брака – удел книжек… нас всех женили по договоренности, но потом появлялась любовь. Мне понадобились целые годы, чтобы влюбиться в своего мужа, но в конце концов это того стоило.
У меня отвисла челюсть. – Ты замужем?
– Да, как и ты.
Я зыркнула на нее. Генри хотя бы был моим единственным.
– Не смотри на меня так, – сказала Ава. – Я знаю, о чем ты думаешь. Ты еще молода, но со временем поймешь. Папочка выдал меня замуж, когда мне исполнилось сто, потому что я ему надоедала. Большинство смертных доживают до семидесяти или восьмидесяти максимум. Подожди еще пять тысяч лет в браке, а потом скажешь мне появилось ли желание поиграть с кем-то еще, несмотря на любовь к Генри.
Я была чертовски уверена, что пока нужна Генри, то не стану играть с кем-то еще, однако я не сказала этого, особенно перед Джеймсом. Наше совместное лето дало мне понять, что если и может быть кто-то другой, то только он. Если только он тоже не был женат. А с учетом того, как они взаимодействовали с Авой…
– И кто он? – спросила я. – Твой муж, я имею в виду.
За доли секунды до ее ответа я перестала дышать. Только бы не Джеймс.
– Николас, – ответила она, словно это было очевидно, и я облегченно вздохнула. Из всех членов совета о Николасе я бы подумала в последнюю очередь.
– Сумасшествие какое-то, – еле слышно сказала я, отказываясь смотреть на Джеймса. Я любила Генри. И неважно, насколько было тяжело, я не собиралась бросать его ради Джеймса. Возможно, я бы хотела быть с ним до того, как дала клятву, но…
… но что если Генри взглянет на Персефону и захочет, чтобы она вернулась?
Я оттолкнула эту мысль. Не хочу даже думать об этом.
– Да я знаю, – Ава лучезарно улыбнулась. – Он отличный парень. И хорош в сражениях.
Передо мной всплыл образ Генри, который обнимает Персефону, и я попыталась сосредоточиться на словах Авы. – Что?
– Он кузнец, – сказала она, и невинно посмотрела на меня. – Он создает оружия, и может сделать любое, какое назовешь. А еще делает для меня разные подарки.
– А еще терпит тебя, – сказал Джеймс, усаживаясь на пень по другую сторону костра. – И он верный.
Ава вышла из себя: – Я бы не смогла выполнять свою работу, если бы была только с ним. Кроме того, ты не жаловался, когда…
Джеймс бросил на нее предупреждающий взгляд, и она замолчала. Вместо того, чтобы закидывать ее вопросами о личной жизни, я опустила взгляд на свои руки. Николас, по-видимому, любил ее, или, по крайней мере, чувствовал себя достаточно верным мужчиной, чтобы не изменять, в отличие от Авы. Быть может у нее имелось оправдание. Но это сильно напомнило мне Персефону, и меня стала окутывать горечь, которая впивалась во внутренности, от чего я будто превратилась в неподвижный камень. Я на мгновение стала ненавидеть Аву за то, что она делала со своим мужем, в независимости от того принимал он это или нет.
– Ты не женат? – спросила я Джеймса.
В ответ он покачал головой. – Нет, официально нет. Хотя я был с несколькими смертными девушками. Да и у всех нас кто-то был.
– Даже больше нескольких, – фыркнула Ава.
– Зачем тогда жениться, если собираешься изменять? – спросила я.
Ава пожала плечами. – Мне кажется, что Папочка думал будто женитьба утихомирит меня, но ничего не вышло. – Она сделала паузу. – Знаешь, Николас всё понимает. Он в самом начале знал, на что подписывался, и был не против. Ведь в конце концов он понимает, что он – любовь всей моей жизни.
– Мы женимся по тем же причинам, что и смертные, – добавил Джеймс. – Чтобы создать семью, дом. Чтобы иметь чувство безопасности. Чтобы быть с кем-то. В случае Уолтера, Генри и Филлипа – чтобы иметь правящую с ними королеву.
– Для Генри это закончилось не слишком хорошо, – выдавила я, и Джеймс вздохнул.
– Да, это так.
Подул холодный ветерок, и я вздрогнула, а над нашими головами стала шелестеть листва деревьев. Я заставила себя успокоиться. Нельзя изменить уже случившееся. Но я могла хотя бы контролировать происходящее, и знала, что никогда не причиню такую боль Генри. И неважно, насколько будет тяжело.
Во мне, однако, осталось чувство негодования, и я, не сдержавшись, обратилась к Аве: – Если ты можешь быть с Николасом, то почему бы Персефоне не быть с Генри?
Ава промолчала. Огонь потрескивал, а вдали я услышала пение женщины, но не обратила на него внимания. На своем пути мы услышали пение уже многих душ. Некоторые песни были мне знакомы, а другие были такими старыми, что остались потеряны во времени. Их помнили лишь поющие.
– Персефона влюбилась в смертного, – после долгого молчания ответил Джеймс. – Она ничем не отличалась от нас… и, как и все мы, тоже изменяла Генри, пока не встретила Адониса.
– Не говори, что она как все. Николас не изменял Аве, – резко ответила я. То есть она изменяла не раз, и Генри пришлось терпеть то, что Персефона снова и снова встречалась с другими… по-видимому с другими членами совета, которых он каждый день видел в лицо. И всё равно до сих пор любил ее.
– Каллиопа тоже не изменяла Папочке, – подумав, сказала Ава, и я чуть не поперхнулась.
– Каллиопа и Уолтер? – прохрипела я. – Но он же такой старый.
– Она еще старше, – фыркнула Ава. – Кроме того, возраст уже не имеет значения после первого тысячелетия. Папочка выглядит старше только потому что хочет этого. Он думает, что так он кажется более выдающимся.
Бессмыслица просто. Не то, что Каллиопа старше, а то, что она была замужем, но всё равно любила Генри; да так сильно, что готова была убить ради него. – Тогда почему… – Я в смятении жестом указала на нас. – Тогда что мы здесь делаем? Зачем нам это, если Каллиопа всё равно замужем и ни разу не изменяла своему мужу? Зачем ей делать это ради Генри, если у нее есть Уолтер?
Джеймс и Ава обменялись непонятными взглядами, и я впилась ногтями в джинсы. Я уже изучила тысячи и тысячи лет их истории. И понимание, что они о чем-то умалчивали, только усиливало мое разочарование.
– Всех нас породил Уолтер, – ответил Джеймс. – Всех, за исключением первой шестерки.
– И меня, – добавила Ава. – Он принимал разные тела и формы, так что для меня это не оскорбительно. А вот остальные – его дети.
– Каллиопа является матерью только двоих из нас, – пояснил Джеймс. – Николаса и Дилана.
Я сидела молча пока переваривала всю услышанную информацию. Я не знала точно, как долго они существовали, но похоже даже дольше, чем я могла осознать. Сто лет были для меня целой вечностью, но в их понимании это было мгновение ока, в сравнении с прожитыми годами. Все это время Каллиопа наблюдала за тем, как ее муж любил других женщин, и ей пришлось принять его детей в свою семью. Как равных.
Я ужаснулась и на одно мгновение поняла, что движет Каллиопой. Я могла чувствовать ее злость, и боль, через которую ей пришлось пройти; ее одиночество и желание быть любимой. Она видела, что Генри пережил то же с Персефоной, и ощутила в нем родственную душу. Кого-то, кто поймет ее и захочет быть с ней, потому что она никогда не станет причиной той же боли.
Но вместо этого Генри швырнул ее намерения ей в лицо, и оказался еще одним человеком, из-за которого она стала еще более одинокой.
Но Генри не был плохим. Он оставался верен Персефоне несмотря на все ее деяния. Чувство сострадания тут же прошло. В конце концов, именно Каллиопа виновата в том, что натворила. Больше никто.
– Неудивительно, что она вышла из себя, – пробубнила я. – Если бы мне пришлось наблюдать то же самое, я бы тоже взбесилась.
– Это не оправдание убийствам, – возразил Джеймс. – И не повод освобождать Кроноса. Не важно какая задница Уолтер, она приняла неправильные решения.
А нам пришлось столкнуться с их последствиями, прямо как Генри, который чуть не исчез из-за Персефоны. Хотя я не понимала почему. – Тогда почему Персефона пожертвовала своей бессмертностью, если могла делать, что вздумается? У нее ведь была та же сделка с Генри, что и у меня, да? Шесть месяцев в году быть женой и помогать править, а остальные шесть делать, что душе угодно.
Ава бросила мне желтое яблоко, которое появилось из ниоткуда. Я поймала его, но не стала есть. – По началу все было не так, – ответила она, смотря на Джеймса, который отстраненным взглядом глядел вглубь леса. – Генри предложил ей это, когда понял, насколько она была несчастной. Никто не способен выполнять эту работу на постоянной основе, кроме него.
– Большинство членов совета никуда не уходят, – сказал Джеймс. – Потому что на земле наши способности не так сильны, и…
Хруст.
Надо мной что-то стало возгораться, и только я хотела поднять взгляд, чтобы посмотреть, Ава столкнула меня с бревна, и я упала на землю в опасной близости от костра. Я отдернула руку от пламени, а оглушительный треск превратил мир вокруг в пыль.
Кашляя, я вскочила на ноги и тут же споткнулась, когда нога ударилась о расколотый кусок бревна, на котором я только что сидела.
– Ава? – позвала я, задыхаясь от облака пыли. – Джеймс?
Я прищурилась. Прежде, чем пыль успела рассеяться, чтобы я могла видеть хотя бы в дюйме перед собой, пара рук схватила меня за плечи и дернула назад.
– Пошли, – грубо сказал Джеймс, таща меня от бревна. – Нам нужно убираться отсюда.
– Но Ава…
– Я здесь, – прозвучал голос Авы в паре шагов от меня. – Иди.
Джеймс тянул меня, а я постоянно спотыкалась о камни и корни, которых не могла видеть. В лесу прозвучал новый треск, и я бросилась вперед, пытаясь прикрыть голову. В дюймах от нас с Джеймсом упало еще одно дерево.
– Что происходит? – Нога стала ныть сильнее, чем за весь пройденный путь, и я изо всех сил старалась не отставать. Чем дальше мы уходили от места происшествия, тем воздух становился чище, и я смогла увидеть, что Джеймс держал руку над головой, будто пытаясь что-то отразить.
– Кронос, – ответил он, и еще одно дерево стало гореть. – Он нашел нас.
ГЛАВА 7
.
ОАЗИС
Представляя всевозможные угрозы, которые могут попасться во время путешествия через Подземный мир, я даже не подумала о Кроносе, который попытается остановить нас.
Мои мысли были заняты обдумыванием действий в случае, если Персефона откажется помогать, и тем, что мы будем делать если не найдем нужную пещеру. И хотя где-то глубоко внутри я понимала, что иных вариантов нет, я, черт возьми, не хотела жертвовать собой и надеялась придумать что-то получше.
Однако мне и в голову не пришло, что Каллиопа обнаружит, где мы находимся, и пошлет туда Кроноса, чтобы воспрепятствовать.
Глупая, глупая, глупая.
Не успев придумать иного плана, мы стали убегать от него по холмам, пробираясь сквозь деревья. Джеймс крепко держал меня за руку, чтобы я не отставала, а Ава бежала за нами. Казалось им какими-то силами удавалось держать Кроноса на безопасном расстоянии.
Однако деревья всё равно продолжали падать, и Джеймс не раз отталкивал меня за долю секунды до того, как дуб или клен, управляемые всё тем же туманом, могли размозжить мне голову.
Я не знала, как долго мы бежали, но легкие уже горели огнем. Нам удавалось передохнуть под деревьями, но каждый раз, как я оглядывалась назад, Кронос, казалось, приближался всё ближе.
Я понимала, что мы не могли бежать вечно, и что Джеймс и Ава не смогут удерживать Кроноса достаточно долго, чтобы удалось добраться до Персефоны. И даже если мы найдем ее… разве она сможет сразиться с одним из Титанов?
Лес вокруг сменился пустыней, и шанс на спасение был уничтожен. Мы не могли бежать и сражаться с ним вечно. Было ясно, что Кронос хотел лишь одного.
Меня.
Каждое упавшее дерево не было нацелено на Джеймса или Аву; они были нацелены на меня. Первое упало туда, где сидела я. А после исчезновения Генри и его братьев из тронного зала, туман выбрал в качестве цели именно меня.
Было тяжело ступать по горячему песку, а в небе сильно припекало солнце. Я была так измотана, что если ноги подкосятся и я упаду, то Кронос убьет меня. Единственное преимущество, которое у меня было, – это сделать то, чего он не ожидал.
Я зарылась пятками в песок, и выдернула руку из хватки Джеймса. Потеряв равновесие, он упал на колени, и я поспешно отошла от него.
– Кронос! – закричала я, стоя на песчаной дюне в двадцати шагах от Джеймса. Ава помогала ему подняться на ноги, и оба смотрели на меня, как на сумасшедшую.
Возможно именно ею я и была. Возможно, я могла умереть. Но если я ничего не сделаю, то мы все умрем, поэтому стоило попытаться. Ведь нельзя убегать от Титана вечно.
Когда туман начал замедляться, он стал гуще, будто собирая все свои части воедино. Прищурившись против солнца, мне показалось, что я увидела очертания, похожие на лицо, однако исходивший от песка жар слишком сильно искажал всё вокруг.
– Ты знаешь, кто я, – начала говорить я, стараясь звучать уверенно, а не испуганно. – А я знаю, кто ты, поэтому давай ближе к делу. Ты не можешь убить меня… или любого из нас.
Это была дерзкая ложь, но мне показалось, что он задумался над моими словами. Я услышала тот же странный грохот, что и в своем видении. Он эхом разнесся по пустыне, и я остро осознала тот факт, что мы находились в огромной пещере, а не под бескрайним небом. Если бы я могла взлететь, то рано или поздно коснулась бы потолка пещеры.
– Мы нужны тебе. – Мои слова походили на слова Каллиопы, поэтому мне тут же захотелось забрать их назад, однако они были единственным способом остановить Кроноса от нашего убийства ради веселья. Каллиопа хотела моей смерти, а он хотел, чтобы Каллиопа открыла ворота. Но…
Она не знала, как это сделать.
Я почувствовала прилив уверенности. – Каллиопа не знает, как открыть ворота. А я знаю.
Мог ли Кронос, как и Герни, отличить правду от лжи? Туман стал медленно приближаться ко мне, пока не коснулся кончиков волос. Вместо того, чтобы нанести удар, он окружил меня, затмив собою солнце и голубое небо.
Я чувствовала головокружение, но не могла себе позволить сдвинуться с места. Прикосновение к нему несомненно означало бы жгучую боль, а я больше не могла ее выносить. Особенно когда до Персефоны еще идти и идти. Я должна была сделать это. Это был мой единственный шанс. И единственный шанс совета.
– Если отпустишь меня и моих друзей, то мы поможем тебе, – продолжила я, взывая к остаткам своей смелости. – Когда доберемся до пещеры, ты отпустишь остальных. Они все равно не смогут противостоять тебе без Каллиопы. Потом я открою ворота, и ты будешь свободен.
Молчание. Ни грохота, ни смеха, ничего. Почувствовав шелест в волосах, я зажмурилась. Он дал мне пространство только для вдохов и выдохов.
– Если убьешь меня, то открыть их сможет только Генри, – сказала я, и голос надломился. – Он скорее уничтожит себя, чем позволит тебе уйти. Я знаю, что Каллиопа хочет убить меня, и так как она не может сделать это сама, она использует тебя, в обмен на обещание, которое не в состоянии сдержать. Она не знает, как открыть ворота. Она не… она не правит Подземным миром. А у меня есть то, что она хочет больше всего в жизни. Как только ты убьешь меня, она оставит тебя в тюрьме, а другие боги снова подчинят тебя. Оставь меня и семью в живых, и клянусь, я освобожу тебя, когда мы доберемся до пещеры. – Я сделала паузу и проглотила ком в горле. – Я – твой лучший вариант. И ты об этом знаешь.
Когда густой туман полностью окутал меня, я могла лишь представить, как Генри, истекая кровью, лежит в той пещере, а над ним своим девчачьим визгом насмехается Каллиопа. Моя мама без сомнения тоже была захвачена в плен. Если мой план не сработает, то я всё потеряю.