Текст книги "Енот-потаскун (СИ)"
Автор книги: Евгения Серпента
Соавторы: Анна Жилло
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
7. Антон
Я представлял ее себе совершенно другой. По голосу – низкому, грудному, бархатному. Показалось, что это должна быть женщина за тридцать. Такая… femme fatale. Нарисовал себе образ и даже немножко в него влюбился. И почувствовал себя рядом с ней – придуманной! – неопытным мальчиком.
Высокая, очень худая, коротко стриженная брюнетка. Макияж в стиле «инферно»: густо подведенные черным глаза и ярко-красная помада. Черная одежда в обтяжку – гибкая, нервная пантера. Длинная сигарета в таких же длинных тонких пальцах, бокал коньяка в другой руке. А уж в постели… «огонь и яд», как говорил один мой приятель, но получалось «агония».
Хотя толстый енот с этим обликом плохо монтировался. Такой фемине, скорее, подошел бы какой-нибудь злобный горностай.
Разумеется, я полез на страницу ее подруги, приславшей сообщение. Но получился облом. Мент, который узнавал адрес, не сказал мне фамилию Натальи, а у этой самой Ольги в друзьях числилось больше тысячи человек. Наталья там была далеко не одна, просматривать страницы всех показалось слишком геморно. Да и почему бы не помечтать о роковой красотке?
Она позвонила в домофон, я открыл дверь и стоял, отпихивая ногой Тошку, который норовил выбраться на площадку. Лифт остановился, двери разъехались, и я, признаться, был разочарован. Нет, конечно, полного совпадения не ждал, но настоящая Наталья ничем не напоминала придуманную мною.
Маленькая худенькая девочка в потертых джинсах и трикотажной кофточке с цветочками, светлые волосы стянуты в хвост. Лет двадцать максимум. Ни груди, ни попы – ничего интересного. Единственное, что совпало, – демонический макияж: густо подведенные глаза делали их с Тошкой слегка похожими. Голос? Ну что ж, в соседней квартире жила такса, которая лаяла таким басом, что это сделало бы честь любому волкодаву.
Каждый раз, ликвидируя последствия Тошкиных дебошей, я думал, что выкачу его хозяйке основательный счет. Но сейчас это показалось… мелочным, что ли. В конце концов, не обеднею, если переклею в холле обои, заменю пару досок ламината и зашкурю ободранную дверь. Благо руки из правильного места выросли. Главное – чтобы хозяйку квартиры не принесло с инспекцией. Так что, девушка, забирайте своего троглодита и до свидания, никто никому ничего не должен.
Но когда Наталья взяла Тошку на руки и он трогательно обхватил ее шею лапами, словно целуя в ухо, я не смог сдержать улыбку. Зачем-то предложил ей кофе. Варил в турке и чувствовал, что она меня разглядывает. А потом сел за стол напротив нее, спиной к окну. Свет падал на ее лицо, и я с удивлением понял, что она очень даже хорошенькая.
И, кстати, насчет косметики я ошибся. Огромные темно-карие глаза, густые черные ресницы и такие же брови в тусклом свете прихожей создали впечатление грубоватого макияжа, напоминавшего по контрасту с очень светлой кожей маску енота. Когда Наталья держала Тошку на руках, он стащил резинку-махрушку с ее хвоста, и теперь длинные светлые пряди свободно падали вдоль лица, еще сильнее подчеркивая этот контраст. Впрочем, отросшие темные корни и едва заметный пушок над верхней губой намекали на присутствие южной крови.
Непрокрашенные корни, потерявшие форму ногти – такие мелочи я обычно замечал против желания, и они раздражали. Казались признаком лени и неряшливости. Наверно, объяснялось это тем, что моя мать всегда была помешана на уходе за собой, и сейчас, в сорок семь, еженедельный поход в салон красоты по-прежнему оставался для нее строго обязательным. Правда, была в этом и обратная сторона: когда прыщ или сломанный ноготь превращается в трагедию, это раздражает намного сильнее.
Она неделю лежала в больнице, напомнил я себе. Какие там корни-ногти, у нее, наверно, и ноги небритые. И подмышки.
Впрочем, не прошло и нескольких минут, как я забыл об этом. Начали мы, разумеется, с разговора о Тошке: как он попал к Наталье из частного зоопарка, как ей пришлось приучать его к дому, о его всевозможных кошмарных выходках и скверных привычках. А потом уже перескакивали с одного на другое, и я не заметил, как перешли на ты.
Я был удивлен, узнав, что она моя ровесница и работает ветеринаром.
– А хищников приходилось лечить? – спросил я, встав в очередной раз сварить кофе.
– Больших – нет, – вздохнула Наташа. – Когда еще училась, была на практике в цирке, но там мне только собачек доверяли. Правда, рядом стояла и инструменты держала, когда львам вкололи снотворное и раны обрабатывали – они подрались. А когда в карантинной ветслужбе работала, один раз вызвали в Пулково, там в багаже нашли крокодила, тоже усыпленного и скотчем перемотанного. Я акт подписала, начала с него скотч снимать, а он вдруг глаза открывает.
– Кошмар, – я налил ей кофе и предложил коньяка, но она отказалась. – Большой крокодил?
– Нет, меньше метра. Но зубастый, собака. Пришлось обратно усыплять и в зоопарк везти.
Еще ни с одной девушкой мне не было так легко при знакомстве. Выражение ее лица менялось постоянно, и я наблюдал за ним с интересом. Веселое, серьезное, задумчивое, потом пробегала какая-то грусть, и тогда хотелось спросить: «Что у тебя случилось? Чем тебе помочь?» Но она уже снова улыбалась какой-нибудь моей немудреной шутке, и я из кожи вон лез, чтобы заставить ее улыбнуться опять. Чтобы еще раз полюбоваться ямочками на ее щеках – удивительно милыми, как у ребенка.
Если честно, хотелось отвесить легкого пинка Тошке, который, несмотря на полную миску, терся под ногами, курлыкал журавлем и тянул лапы, клянча печенье. Я боялся: Наташа посмотрит на него и вспомнит, что пора домой, а мне так хотелось, чтобы она побыла еще. Часы висели за ее спиной, но я-то видел, сколько времени мы уже сидим здесь. В любой момент она могла встать и уйти.
Ну и что? У меня же есть ее телефон. Я могу позвонить и пригласить ее куда-нибудь. В кино, в кафе, в клуб. А кстати, зачем звонить? Я же могу это сделать прямо сейчас. Когда она соберется уходить. Так и скажу: «Наташ, а может, сходим куда-нибудь?»
Черт, я уже больше десяти лет, со времен Лариски, не волновался, собираясь пригласить девушку на свидание. Потому что знал: не откажется. Неотразимый, блин, Енот-потаскун. А вот сейчас сомневался. Потому что… потому что она была не такая, как те девчонки, с которыми я обычно встречался. Да что там, ладно уж, не такая, как те, с которыми я трахался.
Наконец она встала, я тоже поднялся и вдруг поймал ее взгляд… так хорошо знакомый, можно сказать, привычный.
«Да», – говорил он, хотя я ничего еще не спрашивал.
Да? Точно? Ну… почему бы и не да?
Я наклонился и коснулся ее губ. Легко, едва-едва. И остановился в ожидании. Ее губы дрогнули, раскрылись навстречу. Я целовал ее, и они – мягкие, теплые – отвечали мне. Ее ладони легли на плечи, замерли, словно размышляя, не оттолкнуть ли, потом пальцы пробежали по шее, зарылись в волосы. Я обнял ее за талию, прижал к себе.
Ее язык осторожной змейкой пробрался между губами, скользнул внутрь, встретился с моим. Дыхание сбилось, сердце заполошно колотилось, сгоняя всю кровь ниже ватерлинии.
Меня словно на две половины разорвало – как Тошка берет лист бумаги и осторожно раздирает пополам.
Одна половина хотела ее. Это не было какое-то дикое неуправляемое «хочу», которое заводится с пол-оборота. Наоборот, желание нарастало медленно, плавно, как будто кто-то передвигал ползунок реостата. Я все сильнее прижимал ее к себе, вдыхая дурманящий запах кожи, который не забивали ни духи, ни прочая парфюмерия, и от него кружилась голова.
Вторая половина жалобно скулила, сожалея, что получилось… как всегда. Хотя я на секунду понадеялся, что будет иначе. Да, можно было сделать вид, что ничего не заметил. Не понял ее взгляд. Но это уже не имело никакого значения.
«Отклик от устройства получен…»
Я мысленно прикрикнул на скулящую половину.
Это просто еще одна не твоя женщина. Одна из многих. А пока… почему бы не взять то, что дают? То, что само идет в руки. Все будет – здесь и сейчас. Ко взаимному удовольствию. А что дальше – это уже неважно.
Чуть отстранившись, я нащупал пуговицу на поясе ее джинсов, расстегнул. Наташа вздрогнула, замерла, затаила дыхание. Я медленно потянул вниз молнию, но она поймала мою руку, остановила.
По правде, я даже не сообразил, в чем дело. Когда девушка так явно и откровенно дает понять, что не против, задний ход не воспринимается как «нет». Скорее, как игра.
«Не так быстро, притормози».
Хорошо, притормозим… слегка.
Я оставил молнию в покое и начал расстегивать пуговицы ее кофты, скользя губами вслед за пальцами, от шеи к груди. Она отшатнулась, сделала шаг назад, и я, потеряв равновесие, невольно прижал ее к краю стола.
А в следующую секунду у меня реально искры из глаз посыпались от боли.
Большинство мужчин успевают впервые схлопотать по шарам еще в подростковом возрасте. Меня до сих пор обходило стороной, хотя и драки были, и в футбол играл – и в школе, и в колледже. Только по рассказам знал, что это «пиздецкакбольно». Но даже представить себе не мог, что настолько. А это ведь она меня еще не со всей дури коленом приложила, так, предупредительный выстрел.
– Блядь! – процедил я сквозь стиснутые зубы. Не в ее адрес, а в качестве обезболивающего.
– Блядей ищи в другом месте! – отрезала Наташа, отскочив в сторону и сощурившись, как разъяренная кошка.
– Ты вообще нормальная? – поинтересовался я и тут же снова почувствовал резкую боль, на этот раз в щиколотке.
– И ты, Брут?
Я оторвал енота от своей ноги и поднял за загривок. Он смотрел на меня, вложив в этот взгляд всю мировую скорбь.
«Ты же понимаешь, братан… Я бы никогда… Мы же еноты… Но ты же понимаешь, да?»
Опустив его на пол с небольшим ускорением в сторону хозяйки, я посмотрел на щиколотку, где красовались несколько кровоточащих точек.
– Не волнуйся, он привит от бешенства.
– В отличие от тебя, – усмехнулся я. – Шлейка и поводок в прихожей на тумбочке. Всего доброго.
Наташа чуть помедлила, закусив губу и глядя себе под ноги. Потом подхватила Тошку под мышку, подошла к двери, повернула ключ в замке. Взяла с тумбочки свою сумку, поводок, шлейку и вышла. Дверь захлопнулась, замок ехидно клацнул.
Я сел на пол в холле, прислонившись к стене и подтянув колени к груди. Припомнил с десяток всевозможных матерей, расхохотался, как идиот, добавил еще не охваченных.
Едрить твою налево, что это было-то, а? Это ее так, пардон, ёбом токнуло, что в голове полный гитлеркапут приключился? Она что, решила, что я буду ее жестоко и цинично насиловать?
Кое-как поднявшись, я проковылял к двери, чтобы закрыть ее на замок, и увидел на тумбочке две пятитысячные купюры.
Да, Наташа, ты, похоже, полное ку-ку. И когда только успела? Наверно, когда сумку и поводок брала.
Я открыл приложение Сбербанка и выбрал перевод по номеру телефона. Сбер добросовестно обнаружил среди своих клиентов Наталью Владимировну М., и я перекинул ей десять тысяч со счета. Хотел написать какую-нибудь ядовитую сопроводиловку и прилепить открытку, но передумал. И так поймет, кто такой Антон Сергеевич Е. Главное, чтобы обратно тут же не отправила.
Вернувшись на кухню, я поставил в раковину чашки, потом отнес в ванную Тошкин таз, убрал в кладовку миски, вытряхнул и помыл лоток. Когда со следами его пребывания в квартире было покончено – кроме разрухи, конечно, – я налил в бокал коньяка и вышел в холл.
– Как там кот Леопольд пел? «Неприятность эту мы переживем». Чин-чин! – сказал я своему отражению в зеркале и выпил коньяк в два глотка. А те несколько капель, которые остались на дне, вытряхнул на укус. Для дезинфекции.
8. Наталья
Мне честно удалось продержаться до машины. Тошка ерзал, оттягивал руки и свиристел в ухо, сумка норовила сползти с плеча. Я в очередной раз прокляла свое неумение парковаться и привычку впихивать машину на первое попавшееся свободное место в радиусе километра. И только дотащившись до Матиза, сообразила, что нужно было элементарно надеть на Тошку шлейку и вести на поводке, а не переть под мышкой.
Открыв пассажирскую дверь, я с трудом запихнула отожравшегося енота в переноску, выпрямилась и поймала странный взгляд проходившего мимо мужчины. Тут до меня наконец дошло, что стою на виду у всей улицы с полурасстегнутыми джинсами и распахнутой до пупа кофтой. Эпик фейл…
Быстро застегнувшись, я обошла машину, села за руль и разрыдалась. В голове крутился настоящий вихрь из непонятных эмоций, обрывочных воспоминаний и мыслей, ни одну из которых не получалось додумать до конца.
Все. Не буду об этом. Не сейчас. Подумаю потом. Скарлетт долбанная.
Тошка жалобно заскулил – он всегда чувствовал мое настроение. Я вспомнила, как он цапнул Антона за ногу. Защитник!
Так, никаких Антонов. Ничего не было!
– Я дура?
Тошка просунул лапу сквозь решетку, и я ее погладила. И гладила, перебирая пальчики, пока не начала потихоньку успокаиваться.
– Точно дура. Ладно, поехали.
В клинике меня ждала Ольга, но я поняла, что сил нет. Добраться до дома, накормить Тошку и лечь. Черт, а кормить-то нечем, придется в магазин зайти.
Я вырулила на проспект, проехала несколько кварталов, а на Тихорецком влипла в мертвую пробку, которая двигалась со скоростью пять километров в час, время от времени полностью засыпая. Передо мной в среднем ряду полз какой-то внедорожник, и ему внезапно приспичило перестроиться.
Включив поворотник, он наполовину втиснулся в правый ряд и остановился, ожидая, когда поток тронется и можно будет вписаться в просвет. Впереди зажегся зеленый, мой ряд поехал, а правый по-прежнему стоял. Я прикинула, что вполне смогу пролезть между торчащим задом внедорожника и автобусом слева. Повернула руль, сдвинулась с места и тут же почувствовала толчок, сопровождаемый омерзительным скрежетом. Тошка испуганно тявкнул, а мне захотелось завыть в голос.
Заглушив двигатель, я включила аварийку и осторожно вылезла, рискуя быть раздавленной в лепешку. Учитывая, что мы перегородили два ряда, можно было представить, что обо мне говорили проезжающие мимо. И, разумеется, были полностью правы. Матиз – букашка, но даже его габариты я абсолютно не чувствовала. Чего уж там, типичная тупая автоблондинка.
Прижимаясь к машине, я добралась до багажника, откопала аварийный знак, выставила и подошла к водителю внедорожника. Мужчина лет сорока разглядывал пошкрябанный бампер и заднее крыло. У меня вмятая ободранная полоса тянулась вдоль всего правого борта.
– Ну что, красотуля, приехали? – убивать меня он, похоже, не собирался, но вид у него был довольно злой. – Давай по-быстрому все фотографировать, и отъедем в сторону. Или ты хочешь гайцов ждать?
– Нет, – пискнула я. – Отъедем.
Сфотографировав повреждения и место происшествия, мы расселись по машинам и проехали перекресток, причем я даже забыла забрать аварийный знак. Водитель внедорожника притормозил у поребрика, я за ним.
– Ну что, оформляем евро? – спросил он, когда я подошла к нему.
– Оформляем, – старательно закивала я. – Только… у меня бланка нет.
После первых двух аварий, которые тоже оформлялись по европротоколу, без ГАИ, я брала в страховой новые бланки, а после третьей забыла.
– Нормально, – присвистнул мой потерпевший. – У меня тоже нет.
– И что делать?
– В теории можно доехать до ближайшей страховой компании и попросить, но они обычно жабятся. Это у тебя какая авария за год?
– Четвертая, – умирая от стыда, пробормотала я.
– Класс! – он покачал головой. – Я перед тобой от Науки ехал. Так и думал, что ты опасная штучка.
– А как вы меня видели, если передо мной ехали?
– В зеркала, деточка. В них смотрят, когда едут, а не когда губы красят.
Я покраснела, наверно, даже задницей.
– Короче… Бонус-малус на следующую страховку ты себе максимально плохой наездила, хуже не бывает. Заплатишь за полис в два с половиной раза больше обычного. Так что тебе выгоднее будет отдать наличкой. Да и время сэкономим.
– Сколько? – вздохнула я, отчаянно жалея, что оставила Антону деньги, которые впихнула мама.
– Элемент под покраску и бампер. Ну, грубо, десятка.
Мне показалось, что за облачком кто-то тихо хихикает в кулак.
Мы доехали до ближайшего отделения Сбербанка, я подошла к банкомату и с ужасом сообразила, что денег на карте нет. Ну, может, мелочь какая-то. Как раз в тот день, когда я попала в больницу, утром перевела арендную плату за квартиру и заплатила коммуналку. И все-таки тупо засунула карту, набрала пинкод.
Десять двести.
Откуда? Был бы мой родной телефон, проверила бы операции в мобильном банке, а так оставалось только гадать.
Я вернулась к машинам, отдала деньги, и тут до меня дошло, откуда они взялись. И снова позорно разревелась.
– Ну тише, тише, – мужчина, похоже, испугался и погладил меня по плечу. – Ничего ужасного не случилось. Со всеми бывает. Сколько у тебя стаж? Всего год? Поверь, никто не рождается с колесами в попе. Научишься. Хочешь, я тебе дам телефон школы контраварийной езды? Моя жена позанималась, намного лучше водить стала, всего за десять занятий.
– Давайте, – всхлипнула я, прекрасно зная, что не пойду ни в какую школу.
Он записал на бумажке телефон, еще раз похлопал меня по плечу и уехал. Я тоже села и потихоньку потащилась к дому. Завернула в «Пятерочку» за продуктами, в два приема занесла все домой, прибралась немного, покормила Тошку и наконец-то рухнула на диван. И снова дала волю слезам. Если бы кто-то спросил, из-за чего я больше переживаю, вряд ли получил бы внятный ответ.
Из-за всего.
Ольгин звонок раздался на пике страданий.
– Матвеева, ну ты где вообще? – поинтересовалась она. – Я жду, жду. Мне на вызов надо ехать.
– Оль, извини, – прошелестела я. – Не получилось. Я дома.
– Нормальное кино! Могла бы позвонить. Подожди, ты там что, ревешь? Что случилось?
– Ничего, Оль, все нормально.
– Ничего не нормально. Нат? Опять Сашка?
– Нет.
– Так, давай-ка я к тебе приеду после вызова, – подумав, решила Ольга. – Купить надо что-то?
– Нет. Приезжай.
К ее приходу я представляла собой распухший комок протоплазмы. Отпихнув Тошку, Ольга села рядом и приказала:
– Рассказывай.
На том моменте, когда я выкатилась из квартиры Антона в расстегнутых штанах и с енотом под мышкой, она стряхнула с глаз косую челку, выкрашенную в три оттенка каштана, и остановила меня.
– Подожди, Нат, я ничего не понял. Вы весело трындели два часа, он тебя поцеловал, тебе это понравилось. Но когда он начал тебя раздевать, ты заехала ему по яйцам и слилась. А теперь почему-то страдаешь. Знаешь, как моя бабушка говорила? Или крестик сними, или трусы надень.
При таком раскладе все действительно выглядело более чем идиотично.
– Не знаю, Оль, – я уткнулась лбом в колени. – Он мне правда понравился. И целоваться с ним было очень приятно. Но когда он мне молнию расстегнул, вдруг дошло, что я его впервые вижу. Кто-то так, наверно, может, а я – нет. Ладно, бывает всякое – как говорят, искра пробежала, удар молнии, ядерный взрыв, африканские страсти. Так ведь нет же. Просто… не знаю. Если бы он меня куда-нибудь пригласил, я бы пошла, а так… сразу в постель…
– Ну, зная тебя, могу сказать, что тебе бы не понравилось. То есть, может, даже и понравилось бы, но ты бы потом все равно себя сожрала. Это ладно. Но можно ведь было просто сказать: извини, нет. Тоже, конечно, выглядело бы глупо, но не настолько. Не думаю, что он стал бы тебя насиловать.
Я подняла голову, посмотрела на нее, и Ольга запнулась на полуслове.
– Натка?
Меня вдруг прорвало.
– Это зимой было. Он поздно пришел. Какая-то рабочая встреча. Злой, как собака. Не то чтобы пьяный, но хорошо поддатый.
– Подожди, кто? Сашка?
– Не Антон же, – хмыкнула я, снова уткнувшись в колени. – Я уже легла. Встала разогреть ему ужин. Он ко мне полез… с нежностями. Я сказала, что не хочу. Чувствовала себя не очень, да и вообще не любила страшно, когда он такой… Он меня к столу прижал, развернул… ну и…
– И ты после этого с ним осталась?! – Ольга прикрыла рот рукой, словно удерживая крепкие слова.
– Он ушел спать, я всю ночь на кухне просидела. Думала, уйду с работы пораньше. Соберусь, пока его нет. Поеду к маме. Или к тебе попрошусь переночевать. Сниму хоть комнату. А он приехал в клинику. С цветами. Умолял простить, клялся, что никогда-никогда. И я, как последняя дура…
Ольга обняла меня за плечи.
– Знаешь, Нат, ты тогда ко мне приехала, и я сразу поняла, что он не первый раз на тебя руку поднял. Но чтобы такое…
– Не первый раз, Оля. Но все как-то по мелочам. Потом просил прощения, обещал. В общем, классика. Никогда бы не подумала, что так вляпаюсь.
– Послушай, ты умница, что нашла в себе силы уйти, я тобой горжусь. Это не всем удается. Эти сволочи в первую очередь ломают волю.
– Оль, когда он… Антон… меня вот так же к столу притиснул… может, случайно, не знаю. В общем, это как-то само получилось. Я не ожидала.
– Послушай, Наташ, – Ольга повернула меня к себе лицом и слегка встряхнула, – не вздумай чувствовать себя виноватой. Это уже называется комплекс жертвы. Он, видимо, привык, что бабы перед ним стелятся и автоматом ноги раздвигают на ширину плеч. Могу поспорить, он даже не понял, что ты пыталась его остановить. Раз на поцелуй ответила, значит, согласна тут же немедленно трахаться. Так что схлопотал он по делу. Даже если это и выглядело тупой истерикой. Кто он такой хоть? У него на странице только ГАСУ значится, без факультета. Строитель, архитектор?
– Автодорожный.
– О, автомеханик. Все ясно. Нет, Нат, нафига такое сокровище… Хотя… – она усмехнулась, – хороший автомеханик тебе не помешал бы. Учитывая, как ты ездишь. Что еще? – испугалась она, заметив, как мои глаза снова налились слезами.
Я рассказала вторую часть истории – про деньги и аварию.
– Да, Матвеева, – простонала Ольга, – с тобой не соскучишься. А ты точно уверена, что это он прислал?
Встав с дивана, я включила компьютер и зашла в сберовский интернет-банк, где обнаружился входящий перевод на десять тысяч от Антона Сергеевича Е.
– Короче, – Ольга встала, – Нат, ничего ужасного не произошло. Неприятно, да, ужас, но не ужас-ужас. Если здраво подумаешь, то поймешь, что все могло быть намного хуже. А так и енот твой цел, невредим и довольно упитан, и девичья, так сказать, честь осталась при тебе, и даже деньги он вернул. Выпей вина и ложись спать. А я побегу, пока Витюня не решил, что я тоже кого-то завела.
– Вино мне нельзя, – я поцеловала ее на прощание. – Даже кофе нельзя, а я у него, наверно, ведро выпила. Может, поэтому так и бомбануло. Что б я без тебя делала, Оль? Без такой умной-разумной?
– Наверно, погибла бы. Нельзя вино – выпей валерьянки, – Ольга шагнула за порог, но тут же повернулась. – А телефончик не выбрасывай. Который тот мужик дал. Ну которого ты покоцала. Подучиться тебе не помешает. Ты когда меня подвозила, я чуть от страха не умерла. Водишь ты, Матвеева, действительно погано.
