Текст книги "Енот-потаскун (СИ)"

Автор книги: Евгения Серпента

Соавторы: Анна Жилло
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

30. Наталья

– Наташ, не бойся, – Антон сжал мою руку так, словно я собиралась сбежать. – Я сам боюсь.

Он поставил машину у серого пятиэтажного дома рядом с нарядной бело-розовой церковью, и теперь мы шли по переулку к подворотне.

– Интересно, одна моя прабабушка с маминой стороны тоже на Лиговском жила. Еще до войны. Только ближе к Невскому, – я посмотрела не него. – А ты-то чего боишься? Кто мне доказывал, что все будет хорошо?

Всю неделю я тихо умирала от страха, а Антон убеждал, что ну вот совершенно нечего бояться. Что меня ждут с нетерпением.

Утешил, честное слово!

Впрочем, свой плюс в этом был. Потому что я не думала ни о Виктории с ее посланием, ни о том, что на следующей неделе развод наконец должен вступить в силу – если, конечно, кое-кто не отложил свои пакости до последнего дня. Все в рамках животной физиологии: более сильный раздражитель вытесняет слабые.

Почти все вечера на неделе Антон провел у меня. Правда, довольно оригинально. В университете у них была модульная система: не два семестра с сессиями, а пять модулей с промежуточными экзаменами после каждого. Как раз заканчивался первый, поэтому он усиленно занимался, подтягивая запущенное по моей милости.

После ужина мы заваливались на диван валетом, а Тошка устраивался посередине, переползая ближе к тому, кто что-то жевал, и изображая дитя голодающей Африки. Я читала или вязала Антону очередной шарф, которых у него, кажется, и так был миллион, а он либо тупил в учебники, либо набирал что-то в ноутбуке, поставленном на живот.

Я поглядывала на него как на существо из другой галактики. Снова пойти учиться, уже получив диплом?! Меня бы, наверно, только под страхом смертной казни заставили. В академии я училась с удовольствием, но начинать с нуля? Точно нет. А вот Антон был настырный и въедливый. С одной стороны, мне это в нем нравилось, с другой – иногда раздражало. Особенно когда он начинал умничать и ядовитничать. Впрочем, до конфликта по этому поводу у нас еще ни разу не дошло. Может, потому, что он улавливал мое раздражение на подлете и переводил все в шутку.

По правде, когда в понедельник Антон приехал и сказал, что родители в воскресенье нас ждут, у меня началась тихая паника. И я сто раз пожалела, что согласилась. В конце-то концов, я и со своей мамой его не хотела знакомить, сам настоял. Ладно бы он меня к ним привел как свою невесту, а так что?

Если я им не понравлюсь, они наверняка будут его грызть потихоньку – и как это скажется на нас? Моей маме Антон, похоже, не слишком приглянулся, и меня это мало волновало. Но у него с родителями, как мне казалось по рассказам, были совсем другие отношения. А если наоборот понравлюсь, но у нас с ним не сложится? Тогда еще и они будут переживать.

Но деваться было некуда. Раз согласилась… Как мы с Ольгой говорили, умерла так умерла. И она, кстати, тоже убеждала, что надо собраться веничком на совочек и пойти. Поговорить нам с ней за эту неделю толком ни разу не удалось, только по телефону. Катерина теперь зорко следила, чтобы смены у нас не совпадали. И о Виктории я Ольге так и не рассказала.

– Почему боюсь? – Антон пожал плечами. – Не знаю. Просто я еще никого с ними не знакомил.

– А самую первую свою девушку?

– Ларису? Они ее и так знали. Мама с первого класса в родительском комитете была, ну и папа заодно.

– Подожди, вы в одном классе учились? – удивилась я. – Ты не говорил.

– Разве? Да, в одном. Правда, до девятого друг на друга внимания не обращали. Кстати, мои родители тоже одноклассники. Представляешь, сорок лет знакомы. И двадцать семь женаты. Я думал, у меня все будет, как у них. Но не вышло. Ну и ладно. Может, в чем-то еще и получится.

– Здорово. А я в школе все время в кого-то была без взаимности влюблена. Хроническая такая несчастная любовь.

– Ты, наверно, специально, выбирала, чтобы изысканно страдать, – усмехнулся Антон, набирая цифры на домофоне.

– Заходи, – отозвался динамик мужским голосом.

Мы поднялись на второй этаж и остановились перед дверью, обшитой светлыми планками.

– Ну? Готова? – Антон поднял руку, чтобы позвонить, но на полпути остановился. – Стоп. Подожди.

Он наклонился и поцеловал меня, и в этот момент дверь открылась.

– Черт, ну это уже даже не смешно, – пробормотал Антон.

– Ну как сказать, – возразил Сергей Андреевич, закрыв глаза рукой. – Извини, Наташа. Здравствуй.

Последнее слово далось ему с трудом, он отвернулся и расхохотался. Мы с Антоном – невольно вслед за ним.

– Что, клоуны приехали? – поинтересовалось откуда-то роскошное контральто, вслед за которым появилась его обладательница.

Маме Антона действительно вряд ли можно было дать больше сорока. Высокая, стройная блондинка с роскошной фигурой. Правда, Антону от нее мало что перепало, он был копией отца – с поправкой на возраст, конечно. Глядя на них вместе, можно было представить, как Антон будет выглядеть лет через двадцать. Если не отрастит пузо.

– Мам, это Наташа, – с глупой улыбкой представил меня Антон.

– Людмила Васильевна, – кивнула она. – Сереж, достань Наташе тапки.

– Антон, пошли поможешь, – сказал Сергей Андреевич, вытащив тапки из тумбочки.

– Мальчики у нас по кухне, – пояснила Людмила Васильевна и кивнула в сторону гостиной, где был накрыт стол. – А мы будем красиво разлагаться.

На журнальном столике стояла бутылка вина, два бокала и ваза с фруктами.

– Будешь?

– Немного.

Она плеснула в оба бокала, один протянула мне. Я села на диван, едва не раздавив серого британца, который по цвету абсолютно сливался с пледом.

– Это Гришка, – услышав свое имя, кот меланхолично приоткрыл желтый глаз и снова впал в анабиоз. – Тишка трус, где-то прячется, потом придет. Ну, за знакомство?

Мы выпили, и я отщипнула виноградину. В этот момент в комнату медленно вошел огромный рыжий мейнкун с бандитской мордой. Остановился, посмотрел на меня, подкрался ближе, настороженно обнюхал мои ноги.

– Енотом пахнет, – я протянула руку и погладила Тихона по голове.

– Наслышаны про твоего енота, – улыбнулась Людмила Васильевна. – Антон говорил, ты его из зоопарка выкупила?

Разговор побежал, как ручеек. С Тошки перешли на котов, с котов на мою учебу в академии и на учебу Антона.

– Мужики у меня монстры, – вздохнула она. – По два высших на брата. А я вот кондитер. В «Прибалтийской», в сладком цехе.

– Антон говорил, – кивнула я. – Но по вам не скажешь.

– Стараюсь. Как Антоха от нас съехал, устроила себе в его комнате спортзал. А ты как к сладкому?

– Умеренно, – осторожно ответила я.

– Ну и молодец.

В этот момент появились мужчины, и мы сели за стол. Минут через десять меня отпустило. Не сказать чтобы стало совсем уж легко и свободно, но напряжение ушло. И было немного неловко перед Антоном: уж больно все отличалось от того, как приняла его моя мама. Нет, ничего восторженного и наигранного. Спокойно, дружелюбно. Никакого допроса, но я и сама не заметила, как выложила о себе все, вплоть до того, что уже была замужем. И сразу поняла: если я родителям и не понравилась, они этого не покажут.

Антон, видимо, тоже сообразил, что можно расслабиться, и косился на меня с каким-то восторженным видом, мне даже стало немного неловко.

– Покажи мне свои фотографии школьные, – попросила я, когда все уже наелись и дело шло к чаю.

– Мы на минутку, – сказал он, как-то немножко демонстративно обняв меня за плечи.

В маленькой комнате с окнами во двор кроме дивана, шкафа, письменного стола с компьютером и стеллажа с книгами поместились велотренажер и эллипсоид. В углу стоял скатанный в трубку гимнастический коврик.

– У мамы здесь фитнес-клуб, – Антон достал из ящика стола два альбома. – Школьные у меня последние за девятый класс.

На самом-то деле мне больше хотелось посмотреть на его Ларису. Просто из любопытства: похожа она на меня или нет. Точнее, я на нее. Но нет, ничего общего. Девчонка как девчонка, вполне симпатичная. К счастью, мне не пришлось спрашивать: на маленьких фотографиях в выпускном альбоме с инициалом Л она оказалась одна.

– А ты ничего так красавчик был, – хихикнула я, пихнув Антона в бок.

– Это уже в девятом, а раньше – ужас, – он показал мне общую классную фотографию. – Вот, смотри, это восьмой. Я всегда маленький был, на физре в хвосте стоял. А лет в тринадцать резко вымахал. Такой длинный тощий дрыщ. И девочки меня не любили.

– Ничего, ты потом наверстал.

– Хотел бы я твои посмотреть, – Антон сделал вид, что не заметил подкола.

– Заберу у мамы, покажу. Хотя я тоже страшненькая была. И вообще плохо получаюсь.

– Да ладно! У меня на телефоне твоя фотка классная на звонок стоит. На даче у Лехи снял.

– Покажи! – потребовала я, удивившись: когда только успел.

Неожиданно Антон смутился так, что аж уши покраснели.

– Потом, – быстро ответил он. – Телефон в куртке.

– Эй, что за дела? – я дернула его за красное ухо. – Надеюсь, не порно какое-нибудь ночью?

– Вот мне ночью больше делать было нечего! В лесу, когда ты по дереву лазала.

В этот момент нас позвали пить чай.

– Антош, торт забери, – крикнула из кухни Людмила Васильевна. Оставаться тет-а-тет с Сергеем Андреевичем мне было немного неловко, и я спряталась в туалете. А когда вернулась, показалось, будто что-то изменилось. Нет, вроде, все по-прежнему, разговор, чай, торт обалденно вкусный, трущиеся под ногами коты. Но у Антона настроение упало. Немного, самую капельку.

Мама что-то на кухне сказала? Обо мне?

Я так и спросила, когда мы распрощались («Наташа, очень приятно было познакомиться, всегда будем рады тебя видеть»), вышли и сели в машину.

– Все в порядке, – Антон покачал головой, и я поняла, что не все. И посмотрела на него в упор.

– Послушай, – он взял меня за руку. – Ты им понравилась, честное пионерское. А с мамой – это другое. У нас с ней тоже бывают… всякие моменты. Не бери в голову.

– Ну ладно, – я пожала плечами. – Захочешь – расскажешь.

Антон не ответил, завел двигатель и вырулил от поребрика. Метров через сто я сообразила, что мы едем в сторону «Галереи», и по-Тошкиному сжала руки на груди:

– Антон, пожалуйста, пожалуйста, давай у «Галереи» притормозим ненадолго?

– Что, такой стресс надо снять шопингом? – хмыкнул он. – Ванна с бухлом не поможет?

– Да нет, все нормально. Просто сапоги зимние нужны, холодно уже. И все не выбраться никак никуда. Я быстренько.

– Хорошо. Сапоги – это святое. Лапы должны быть в тепле.

Высмотрев свободное место, он припарковался и повернулся ко мне:

– Хочешь, с тобой пойду?

– Нет, извини. Я буду мерить миллион пар, а ты будешь говорить: «это круто», «это ужас», а я буду думать наоборот и ничего не куплю. Лучше сама.

– Ну как скажешь. Вообще в таких местах надо устраивать специальные комнаты для мужей. Вроде детских. Где можно ждать в компании себе подобных.

Я сделала вид, что ищу что-то в сумке.

Антон, пожалуйста, не дави на меня. Я все слышу и понимаю все твои намеки. Надо быть полной дурой, чтобы не понять. Ты боишься сказать, что любишь меня и хочешь на мне жениться, потому что не знаешь, что я отвечу. А что мне ответить? Я в себе-то не могу разобраться, как мне за нас обоих решать? Пожалуйста, не торопи меня.

– Ага, с пивом, чипсами и симпатичной воспитательницей.

– Да, как-то так. Денег-то хватит? Может, подкинуть?

И вот этого тоже не надо.

– Спасибо, хватит.

– Если вдруг не хватит, свистни, переброшу на карту. Ладно, пошли. Я тоже себе кое-что посмотрю. Встречаемся через… полтора часа – нормально?

31. Антон

Разумеется, полтора часа мне были ни к чему. Я вообще одежду в основном в интернете заказывал. С примеркой при доставке. Никогда не любил по магазинам ходить. И, если честно, едва удержался, чтобы с облегчением не вздохнуть, когда Наташа отказалась от моего предложения пойти с ней. Нет, пошел бы и героически все перенес, но… Ладно, как бабушка моя говорила, господь намеренья целует.

Прошелся, купил для маскировки пару футболок и засел в фудкорте с чашкой кофе. Читать свои учебники в телефоне. Можно было, конечно, и в машине остаться, но не хотелось, чтобы Наташа это воспринимала как жертву. Что сижу и мученически ее жду.

Минут через десять я сообразил, что уже раз двадцать перечитываю одну и ту же фразу и ни черта не могу понять. Хорошо, сделаем иначе. Маску ненадолго снимем, дадим коже подышать. И кошек скребущих выпустим на свободу. Резвитесь, мрази.

Когда я вошел на кухню, мама резала торт, и вид у нее был… не самый радостный.

– Ма? Ничего не хочешь сказать?

Она попыталась улыбнуться, но поняла, что прокололась.

– Тебе как, правду или соврать?

У меня словно оборвалось все внутри.

– Глупый вопрос.

– Тош… – мама вздохнула. – Она очень милая девочка, просто прелесть. И нам очень понравилась.

– Но?

– Но не знаю, в курсе ты или нет, что она относится к тебе не так трепетно, как ты к ней.

Я сел у стола, выковырял из торта вишенку, тут же получил по рукам.

– В курсе, конечно. Что, так заметно?

– Да не то чтобы. Но когда ты на нее смотрел восторженно-влюбленным взглядом, ее это то ли смущало, то ли напрягало. Или и то, и другое.

– Мам, она только что развелась. А я, наверно, слишком тороплюсь.

– Так не торопись, – она облизала испачканные кремом пальцы. – Опаздываешь куда-то, что ли? Дай ей в себя прийти. Что твое – от тебя не уйдет. А если не твое – все равно не удержишь. Ну-ка, быстренько состроил счастливую рожу и понес торт.

Легко сказать, не торопись. Хотя… всего-то месяц как мы вместе. Так мало, так много. Наверно, еще никогда в жизни время не бежало настолько быстро и не вмещало в себя столько всего.

Пискнул телефон.

«Где ты?»

«Иди к машине, сейчас приду».

Она топталась у Мица в обнимку с коробкой в половину ее роста, такая довольная, что я не смог сдержать улыбку. И не подколоть тоже не смог:

– Это для зимней рыбалки сапоги? По самые уши?

Фыркнула, рассмеялась.

Нормально. Живем дальше. Не торопиться? Ну что ж, попробуем.

В понедельник у меня было сразу два занятия с ученицами, одно за другим. А вечером практикум по бухучету. Довольно напряженно. С обеими мы отъездили уже по три занятия, и я мог сделать предварительные выводы.

Маргарита на Туареге была прекрасна. Нет, не внешне, тут, скорее, наоборот, но все равно я в нее немножко влюбился. Сугубо платонически. Раблезианских размеров тетка с малиновым ежиком и пирсингом в носу. На что угодно мог спорить, под безразмерным мужским свитером и мешковатыми джинсами пряталась пара-тройка татух. Говорила она прокуренным басом, как из бочки.

– Ну и в чем проблема? – поинтересовался я минут через пятнадцать, потому что сам не обнаружил, как ни пытался к чему-нибудь придраться. Ездила она уверенно и грамотно, дай бог каждому.

– Проблема в том, мальчик, что я до усрачки боюсь незнакомых маршрутов, – Маргарита так лихо стартанула от светофора, что меня вдавило в сиденье. – Как съеду с лыжни, так сразу превращаюсь в овцу. И сама с этим не справлюсь.

– Ну окей, Марго, – сдавленно хрюкнул я. – Будем убивать в тебе овцу. Ничего, что на ты?

– Норм. Командуй.

– Поехали туда, где ты особенно овца. Только без читерства.

– Нахуа? Кого обманывать? Перед тобой красоваться?

Четвертое занятие подряд я гонял Марго по незнакомым улицам. Сначала она потела и материлась, как боцман, но потом к страху добавился азарт, а в глазах включились адреналиновые фонарики. Я мысленно потирал руки, представляя, как загоню ее в центр или на кольцо в час пик. Такие ученики мне нравились.

А вот Ирина на мазде – это было намного хуже. Впрочем, на Ирину она не тянула. Даже на Иру. Девочка Ирочка. Маленькая, худенькая блондиночка с испуганно-несчастным, как у Тошки, взглядом. Из тех, кто при первой же пиковой ситуации на дороге или путают газ с тормозом, или вообще в ужасе бросают руль.

Впрочем, моих ядовитых шуток она тоже пугалась. Да так, что пришлось сразу прикрутить кран – в ущерб доходчивости. И повторять, повторять тысячу раз одно и то же. До мозоли на языке.

Руль – свободнее. Поворотник. Тормозим плавно. Смотрим в зеркала. В зеркала, твою… смотрим! Зеленый мигает, тормозим. Плавно. Ира, я в следующий раз возьму стакан кофе без крышки, и не дай бог мне на штаны выплеснется. Офигеть как смешно. На дорогу смотри, не на меня. Поворотник. Зеркала. Левую ногу убрала вообще. Забудь про нее, здесь нет сцепления. Да? На автомате училась? Тогда какого? Пово… теперь поздно, повернула уже.

Бухучет, говорите? Дайте два. Все лучше, чем эта каторга. А хуже всего, что со второго занятия она смотрела на меня так, что… мда… На дорогу, Ира. Это значит, вперед. Не под капот, а на две машины вперед, сквозь них.

«Ждууу».

«Еду».

Спасибо за два лишних «у», Наташа, приятно. Сегодня у нас будет праздник.

Она получила свидетельство о разводе, а я сдал последний зачет. Ну как последний, в декабре все начнется по новой. Но это потом. А сегодня отметим.

Чуть больше месяца назад мы сидели в «Баден Бадене» и снова решили пойти туда же. Как будто это теперь такое наше секретное место. Я немного задержался, она уже ждала меня там.

– Ну, за тебя? – я поднял бокал. – За то, что все наконец закончилось.

– Остался штамп в паспорт. И кучу документов поменять.

Я прикусил язык, потому что чуть не сказал лишнего. Нет, не лишнего, а… несвоевременного. Про документы, которые, может, не стоит пока менять.

– Это уже технические моменты. Главное, что все позади.

– Да, – кивнула Наташа. – Даже не верится.

Вечер был немного странный. Не такой, как месяц назад, после заседания суда. Не мажор, не минор, что-то такое… усталое. Ждешь чего-то, ждешь, а потом оказывается, что сил на радость уже и нет. Еще и одиннадцати не было, когда Наташа спросила чуть виновато:

– Может, пойдем? Мне завтра с утра на смену.

Мица я оставил на стоянке у ресторана, но пешком, как в прошлый раз, не пошли, сели на маршрутку. Дома, стягивая сапоги, те самые, из «Галереи», Наташа попросила сварить кофе.

– Я пока сполоснусь быстренько.

– Куда тебе кофе еще? – проворчал я, выпуская Тошку из клетки. – Спать надо. Сама сказала, вставать рано.

– Ты хочешь, чтобы я прямо сейчас уснула? – улыбнулась она, и я, закрыв глаза, прислонился к дверному косяку.

Вот этой ее улыбки мне не хватало весь вечер. Лукавой, дразнящей, от которой часы сразу на полночь. И настроение подпрыгнуло следом. Тошка, полоская в тазу кусок вареного мяса, посмотрел едва ли не с насмешкой: ну ты и влип, братан.

Я варил кофе в турке и мурлыкал под нос прицепившуюся песню.

– Что это? Мелодия знакомая, а вспомнить не могу.

Я обернулся. Наташа стояла на пороге – короткий халатик, волосы заплетены в косу.

– «Ой, да не вечер», – я протянул ей чашку, налил себе. – По радио услышал утром, теперь не отвязаться.

– Спой. Мне тогда, на даче, очень понравилось, как ты поешь.

– Гитары нет.

– А ты без гитары.

Немножко неловко, но так же приятно, как два лишних «у» в сообщении. Сел за стол, чашку поставил. Наташа напротив – коленями на стул, локтями на стол. Лицом к лицу, глаза в глаза. Я пел тихонько, она смотрела на меня – какой это был взгляд! Как будто ничего больше между нами не стояло. Никаких страхов, никаких сомнений. Я замолчал, она протянула руку, коснулась моей щеки. Я поймал ее ладонь, поцеловал.

– Наташ, я…

Телефон.

Какая сволочь придумала телефоны?!

– Извини.

Взяла, посмотрела на экран, удивленно вскинула брови.

– Привет… Да? Ну… не знаю. Катерина нас не сожрет?.. Думаешь? Ну ладно. Пока.

Нажала на отбой, выпятила забавно губу.

– Внезапно у меня завтра выходной. Вместо послезавтра. Светка попросила подменить.

– Ну так хорошо, – обрадовался я. – Мне тоже с утра никуда не надо.

– Хорошо-то хорошо… – она задумчиво покусывала изнутри щеку. – Только ничего хорошего. Катерина, начальница наша, опять боговать будет. Ее вечно бесят все наши замены-обмены. К тому же мы послезавтра с Ольгой окажемся вместе, а она нас теперь старается в одну смену не ставить. Типа, болтаем слишком много. И вообще у нее на меня зуб.

– Почему?

– Да просто так. По факту бытия, – Наташа в три глотка выпила кофе, словно торопилась куда-то. – У нее проблемы с личной жизнью. Если одним словом, то недотрах.

– Бедная женщина, – я лицемерно покивал головой.

– И не говори, – вздохнула Наташа. – Как же я ее понимаю.

– Что?!

– Ну а что? Сидит тут какой-то, песни поет…

Я встал, сдернул ее со стула, перекинул через плечо и укусил сквозь халат за попу.

– Ладно, малявка, уговорила. Пойдем лечить твою прискорбную болезнь.

Она немного подергалась, изображая негодование, и довольно повисла тряпочкой. Я принес ее в комнату, захлопнув ногой дверь перед Тошкиным носом, положил на кровать и потянул пояс халата. И – как всегда – закружилась голова от ее запаха, от ощущения прохладной, отливающей шелком кожи под ладонями.

Я снял рубашку, и Наташа, приподнявшись, потянула вверх футболку – как в самую первую ночь. Стащила, бросила куда-то. Легко, едва касаясь, пробежала пальцами от груди по животу, нетерпеливо расстегнула ремень. Я гладил ее волосы, расплетая косу, перебирая пряди. Ее губы и язык обжигали огнем, который разбегался по всему телу длинными тонкими искрами, черными с красным и золотым. Я словно бежал стометровку и слышал только свое судорожное дыхание.

Точка невозврата. Короткий взгляд снизу вверх – как зеленый сигнал светофора. Две горячие вспышки слились в одну, вбирая в себя все тело, сжимая его, как пружину, чтобы потом отпустить с последним выдохом – как будто действительно последним.

– Мы ничего не перепутали? – вдохнув наконец, я лег и подтащил ее к себе. – Надо было бы наоборот. Ладно, верну с процентами.

– Сразу видно финансиста, – Наташа перекатилась на живот и потянулась по-кошачьи. – Считай, что это был кредит. В микрофинансовой организации. Тыща процентов годовых.

Я наклонился над ней, пробрался ладонями под грудь, поглаживая соски. Короткими поцелуями спустился вниз по позвоночнику до двух ямочек ниже поясницы. Коснулся языком сначала одной, потом второй. Ямочки Венеры – еще одна вещь в ней, которая меня сводила с ума. Не меньше, чем ямочки на щеках, когда она улыбалась.

Тихо захныкав, Наташа резко повернулась.

– Уважаемый клиент, проценты погашены досрочно. Займемся обслуживанием тела кредита…

Я проснулся как от толчка. Наташа всхлипывала, уткнувшись носом мне в плечо. Мы все время спали вот так – тесно обнявшись, повторяя собой все изгибы друг друга. Как две ложки в коробке.

Женские слезы всегда бесили меня до крайности. Но сейчас… только растерянность и желание утешить. Сделать так, чтобы она не плакала. Никогда больше – хотя это невозможно, конечно.

– Хороший мой, что случилось? – я поцеловал ее в шею.

Наташа вздрогнула, повернулась ко мне, прижалась крепко.

– Не знаю. Приснилось… что-то.

– Расскажи. Говорят, надо обязательно рассказать плохой сон.

– Не помню… – она снова всхлипнула.

Я гладил ее по волосам, по спине, шептал что-то ласковое и глупое, пока она не уснула. А вот ко мне сон не шел.

Все она помнила. Просто не захотела рассказывать.

А ведь вечером мне показалось, что заноза эта чертова исчезла. Когда она сидела напротив, глядя широко открытыми глазами, чуть приоткрыв губы. Ладонь на моей щеке… И если б не телефон…

Ну что ж, может, и к лучшему, что помешал.