Текст книги "Дорога к подполью"

Автор книги: Евгения Мельник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Товарищ без документов, который метался между стоми, а потом плелся позади нас, при виде машины бросился в придорожную канаву и, скрытый тенью деревьев, остался не замеченным румынами.

– Документы! – резко произнес офицер, когда мы подошли к машине.

Мы достали документы и подали офицеру. Я посмотрела на машину: солдаты с нескрываемым любопытством рассматривали нас. Я им улыбнулась и, зная, что многие румыны говорят по-русски, сказала наивным тоном:

– Мы шли в деревню за картошкой.

– В лес шли, – произнес кто-то, и все дружно засмеялись.

Но я сделала вид, будто ничего не слышала, и продолжала болтать с солдатами, незаметно поглядывая на офицера. Тот с серьезным видом крутил в руках наши документы, и я поняла, что он ничего в них не смыслит, так как не знает языков. Ведь половина текста написана по-немецки, другая по-русски. Во всяком случае на бумажках были немецкие печати, и это ввело офицера в заблуждение. Два полицейских, сопровождавших машину, молча стояли в стороне возле своих велосипедов.

Вдруг за Ивановкой затрещали автоматы. Офицер всполошился.

– Там сильная бой?… – спросил он нас ломаным русским языком.

– Да, да, ужасный бой, – стали мы его уверять, сделав испуганные лица. Офицер отдал нам документы, влез в кабину грузовика и махнул рукой.

К Николаю подошел полицейский и сказал:

– Только попробуйте не идти дорогой! Все равно догоним и застрелим, мы сейчас же вернемся обратно.

Машина тронулась и покатила к деревне, вслед за ней – оба полицейских на своих велосипедах.

– Подумай, Николай, – сказала я, – если бы им вздумалось развязать наши узелки с зубными щетками, кусками мыла, полотенцами и бельем. Вот так шли менять вещи!

Пленный, перележавший опасный момент в канаве, теперь присоединился к нам.

По всем законам оккупантов, нас должны были пристрелить на месте. С тех пор, как наши войска подошли к Перекопу, гитлеровский приказ гласил: смерть каждому, кто без пропуска переступит черту города. Много трупов людей, убитых карателями, валялось по полям и дорогам. Наше спасенье было редким счастливым случаем.

Обратно в Симферополь шли, не останавливаясь. Волдыри на ногах лопнули и мучили меня острой болью; несмотря на холодный ветер, нам было жарко, терзала жажда. Но все же мы благополучно вырвались из кольца немецких и румынских войск, которые с этого дня начали наступление на лес и бои с партизанами. Ведь нас вел Николай Стороженко, бывший артиллерист и разведчик. Не то, что я со своим напарником: ловили ворон в небе и не видели солдат перед самым носом. Но все же спасибо этим румынским солдатам, пули которых в ста шагах не попали в цель!

Мы пришли в Симферополь еще до наступления сумерек. На окраине расстались с пленными и пошли по городу вдвоем с Николаем, в который раз удивляясь счастливому случаю, подарившему нам жизнь. Тревожила мысль о судьбе второй группы. Что же с нею?

Судьба второй группы

Судьба второй группы, которую составляли Дина и два пленных морских пехотинца – Саша и Антон, оказалась трагичной.

Просидев примерно полчаса в яме, где добывали глину для колыба,[2]2
  Колыб – кирпич из глины с навозом, высушиваемый на солнце.


[Закрыть] и перекусив, они двинулись в путь. Пройдя километров пять, заметили вдали слева колонну немецких солдат. Это заставило группу свернуть в сторону, пройти оврагом километра два, затем снова выйти в поле. Однако особых причин для беспокойства как будто не было: мало ли зачем шагают немцы, они далеко, а вокруг безлюдно и тихо. Шли и говорили о Севастополе: кто в какой части воевал и как попал в плен.

И тут внезапно появились пять немецких автоматчиков. «Хальт!» – донеслось до слуха.

Дина и моряки бросились бежать к оврагу, заросшему мелким кустарником. Вслед им затрещали автоматные очереди. «Хальт! Хальт!» – орали гитлеровцы.

Друзья мчались быстро, делали скачки в стороны, но пуля настигла Антона: он упал, как подкошенный. Дина услышала топот и громкое дыхание: один автоматчик, вырвавшись вперед, догонял их. Саша внезапно остановился, крикнул Дине: «Беги!» – и бросился на гитлеровца. Автоматчик этого не ожидал и, не успев остановиться, попал с разбегу в объятия Саши. Они стали драться. Саша пытался вырвать у немца автомат. Остальные автоматчики было отстали, но теперь прекратили стрельбу, спешили на помощь первому.

Дина снова услышала приглушенный голос Саши: «Беги!» – и побежала с кручи, почти ничего не соображая. Споткнулась о какую-то корягу, рухнула на землю и кубарем покатилась в кусты. Вскочила и побежала дальше. Ее пальто зацепилось за толстый сук, Дина упала на бок, вскочила на ноги, изо всей силы рванулась вперед – пальто затрещало, и на сучке остался кусок материи. Не разбирая дороги, Дина с остервенением пробивалась сквозь кусты. Ветки хлестали ее по лицу, по телу. Дина рвалась напролом, и, когда какой-то большой куст оказался непреодолимым, она не подумала его обойти, а бросилась прямо на куст и застряла в нем. Ветки сомкнулись: голова оказалась у самой земли, а ноги торчали наверху. С большим трудом Дине удалось вывернуться и подтянуть ноги. Куст был высок, его окружали заросли сухого бурьяна. Дина прислушалась: в течение нескольких минут царила тишина. Затем где-то далеко вверху послышались крикливые голоса. «Немцы», – подумала Дина и замерла. Неужели убили и Сашу? Она услышала топот и треск веток, будто дикий кабан продирался сквозь чащу… Потом затрещали автоматные очереди.

Дина свернулась клубочком, затаила дыхание.

Шум все ближе и ближе… Что-то ударилось о ветку, в ушах зазвенело. «Пуля», подсказало сознание. Едва дыша, Дина ждала…

Шли долгие, тяжелые, как свинец, минуты. Дина продолжала лежать, прислушиваясь к звукам, проносившимся по оврагу. Выл ветер, шуршали ветки, потом закаркала ворона, и больше не было слышно ничего. Теперь Дина почувствовала, как болят онемевшие ноги и руки, захотелось их вытянуть и размять. Она приподнялась, прислушалась. Встала и осторожно раздвинула ветки, но ничего не увидела, кроме густых зарослей сухого бурьяна. Стараясь производить как можно меньше шума, выбралась из Куста и увидела, что находится на самом дне крутого оврага.

Неужели и Саша погиб?

Отчаяние охватило душу. Дина оглянулась вокруг: местность незнакомая, куда идти? Занятая разговором со спутниками, она никакого внимания не обращала на путь, по которому шли, и теперь потеряла ориентировку. Дина вскарабкалась наверх и осторожно выглянула. Нигде никого, местность пустынная. Встала и пошла к тому месту, где Саша боролся с автоматчиком.

Увидев лежащего Антона, подбежала к нему, опустилась на колени, приподняла и повернула к себе голову моряка, посмотрела в остекленевшие глаза и осторожно положила обратно на траву. Да, Антон мертв. И вдруг в нескольких шагах она заметила лужу крови. Дина остановилась, как вкопанная, и застонала. Первой мыслью было, что Саша убит и это его кровь. Но где же тогда его труп?

Дина медленно подошла к луже и внезапно увидела у самого края ее большой перочинный нож – нож Саши. Тот самый, которым сегодня утром резали хлеб. Дина подняла нож – на нем запеклась кровь….

Наверху было опасно долго оставаться. Дина спустилась вниз, в овраг.

«Если Саша убил автоматчика, – подумала она, – то, может быть, ему удалось скрыться в этом овраге. Но вряд ли, ведь остальные солдаты подбегали к Саше, когда он боролся… А вдруг он попал к ним в лапы живым? Лучше бы сразу убили!»

Дина осторожно осмотрела весь овраг, но никого не обнаружила.

Только сейчас она почувствовала, как болит и ноет тело, исхлестанное кустами и избитое камнями, по которым она катилась в овраг. Но все это пустяки в сравнении с потерей друзей.

Что же делать? Надо пробираться обратно в город.

Двигаясь по оврагу, Дина подошла уже почти к самому его концу: вдали виднелось черное вспаханное поле. Вдруг до слуха донеслось легкое потрескиванье сучьев. Дина остановилась и прислушалась: кто-то пробирался навстречу сквозь заросли. Неужели опять немцы? Она посмотрела вокруг, ища спасительного куста, но здесь кустарник был ниже и реже, вот меж голых сучьев мелькнула зеленоватая шинель. Дина метнулась вправо, потом влево, хотела повернуть обратно и побежать, но поздно – немецкие солдаты окружили ее.

«Хальт!» – крикнул лейтенант, держа пистолет наготове. Он яростно что-то кричал, наступая на нее. Дина попятилась, но солдат ударил ее прикладом в спину. Она переводила взгляд с одного лица на другое. Все фашисты были молоды, некоторые даже красивы, но холодная, бездушная жестокость искажала их лица. Из всего потока ругательств немецких и русских она ясно поняла три слова: «партизан», «бандит» и «дегенерат». Ее почему-то особенно поразило слово «дегенерат». Дина стояла молча, оглушенная и растерянная. Но гитлеровцы не дали ей долго размышлять: снова ощутительный толчок в спину прикладом, грубый окрик – и Дина пошла в ту сторону, откуда они так недавно бежали, спасаясь. Здесь она увидела труп немца, который выволокли из кустов. Один из гитлеровцев взвалил его себе на спину.

«Так, значит, Саша его убил, – подумала Дина, – но где же он сам, что с ним?»

Всю дорогу немцы подгоняли Дину прикладами и ругали, не раз повторяя слова «партизан» и «дегенерат». Она едва плелась, смертельно усталая от всех переживаний того дня, и понимала, что погибла.

Но вот и деревня. Во дворе одного из домов Дина увидела женщину с чугунком в руках, над которым вился легкий пар. Женщина остановилась на крыльце и крикнула:

– Что, партизанку поймали?

Немцы ей что-то ответили по-своему и еще раз толкнули Дину прикладом. Вдруг ее охватила злость.

– Тварь! – бросила она женщине с чугунком. – Продажная тварь!

Немцы не поняли, но заорали, приказывая молчать. Они пошли по деревне, и Дина заметила, что на улицах не видно жителей, одни лишь вражеские солдаты. У небольшого каменного дома остановились. По ступеням крыльца быстро спускался немецкий полковник, который, увидев Дину, спросил о чем-то лейтенанта, и она опять услышала слово «партизан». Полковник окинул ее взглядом с ног до головы и пошел по улице. Лейтенант вошел в дом, оставив Дину и солдат у крыльца.

Противный страх, как яд, стал заползать в душу. Дина подумала: «А что, если пытки? Выдержу ли я? Только бы выдержать, только бы выдержать, не наплевать самой себе в душу перед смертью!»

В это время вышел лейтенант и отдал какое-то распоряжение солдатам. Дина внутренне напряглась. Солдаты подтолкнули Дину и повели ее дальше. Навстречу из-за угла выехал грузовик, посреди кузова в окружении немецких автоматчиков сидели три человека в изорванной штатской одежде, со связанными руками. Грузовик проехал быстро. Дина узнала Сашу. Его лицо посинело, опухло, на подбородке запеклась кровь, один глаз был закрыт. На Дину сочувственно глянул другой, голубой и чистый, как горное озеро. Только по этому глазу да по завитку светлых волос, упавших на лоб, можно было узнать Сашу. Не оставалось сомнений: схваченных везли в симферопольское гестапо.

«Лучше бы Сашу убили на месте, – снова подумала Дина, внутренне содрогаясь. – Антон счастливее…»

Молча прошли через всю деревню и остановились возле сарая, у дверей которого стоял часовой.

После коротких переговоров часовой достал из кармана ключ, снял большущий замок, приоткрыл двери и втолкнул Дину в сарай. Она споткнулась обо что-то мягкое и чуть не упала. Дверь захлопнулась, замок щелкнул. Ничего не видя в темноте, Дина остановилась, Мужской голос произнес:

– Это кто?

Она молчала.

– Кто ты? – снова раздался тот же тихий голос.

– Женщина, – ответила Дина.

– Я и так вижу – женщина, а не мужчина. Откуда ты, из какой деревни?

– А это что за деревня? – спросила Дина.

– Ивановка.

Ивановка? «Так вот, значит, как мы сюда попали», – подумала Дина. – Я шла за продуктами, – сказала она, – хотела обменять на вещи, а меня почему-то схватили как партизанку.

– Эх, милая моя, – услышала она старушечий голос, – дело твое, как и наше, – дрянь. – И старуха закашлялась.

Глаза Дины стали привыкать к темноте, тем более, что она не была полной, как показалось вначале: в тонкие щели сарая проникал слабый, рассеянный свет. Дина увидела много людей, человек пятнадцать, двадцать, а может быть, и двадцать пять: одни из них сидели, другие лежали на полу.

– Чего стоишь, успеешь еще настояться перед дулом винтовки, садись-ка лучше сюда, рядом с нами, небось, устала? – сказал, подвигаясь, мужчина.

«Сколько тепла и ласки в голосе этого человека!» – подумала Дина и села между ним и женщиной. Вдруг пискнул ребенок.

– Ребеночек? – удивилась Дина.

– Здесь все возрасты налицо, – сказал ее сосед, – от младенцев до стариков. Партизанское семя вырывают с корнем.

– А вы за что сюда попали? – спросила Дина.

– Ушли всей деревней в лес. Да нас, последних, немец перехватил, не успели далеко уйти.

Чувствуя смертельную усталость, Дина легла на земляной пол сарая. Воцарилось молчание. И ей и всем остальным, видно, не хотелось говорить, каждый думал свою тяжелую думу, каждый понимал: часы его жизни сочтены. Тишину нарушал чей-то резкий, простудный кашель, иногда начинал плакать ребенок, мать покачивала его, тихо и нежно утешала. Где-то в углу будто шелестели листья: то монотонно шептала молитвы старуха.

Дина отдалась своим мыслям. Она вспоминала Одессу, отца и мать, школьных подруг… потом Севастополь, своих саперов и молодого политрука. Андрей был ранен незадолго до оставления Севастополя и эвакуирован на Кавказ. И ей стало больно и страшно от мысли, что ее Андрей так никогда и не узнает, где она погибла, с честью ли умерла или в предсмертном страхе ползала у вражеских ног.

«Нет, я не стану ползать, – мысленно поклялась Дина Андрею, – не буду! Может быть, дрогну, – не знаю. Но только бы выдержать! До последней минуты я с тобой, Андрей, и ты поможешь мне…»

На дворе, видно, уже стемнело, так как в щели сарая больше не проникал дневной свет. Послышался топот солдатских сапог. Все встрепенулись и насторожились. Ближе… Ближе… Остановились у дверей.

– Немцы! – сказал кто-то. – За нами пришли.

И эта короткая фраза кинжалом ударила в самое сердце. «За всеми или за кем-нибудь? Может быть, за мной? – подумала Дина. – Начнут издеваться и пытать».. Сердце учащенно забилось, нервная дрожь прошла по телу, стало страшно.

Гитлеровцы громко переговаривались между собой. Слышно было, как часовой вкладывал ключ в замок, потом дверь широко распахнулась. Яркий свет фонарей ударил в глаза. Двое автоматчиков вошли в сарай и начали всех выгонять, подталкивая людей прикладами.

Закричал разбуженный ребенок, заплакала женщина.

– Что это, царица небесная! – испуганно всхлипнула старуха.

Немцы свирепо заорали, работая прикладами и наступая на людей, которые топтались у двери, не решаясь выходить.

– Проклятые бандиты, – процедил сквозь зубы сосед Дины и шагнул к двери; автоматчик сбоку ударил его прикладом.

Дина пошла вместе со всеми. Их конвоировали восемь автоматчиков.

Направились куда-то в сторону от деревни, в поле. Ночь была холодная, но ветер стих и прояснилось. Ярко мерцали звезды на темном высоком небе, луна еще не взошла.

«Звездочка, передай привет моему Андрею», – Дина стиснула зубы от душевной боли. Противная слабость подкосила ноги. Дина споткнулась, но тут же выпрямилась: «Выше голову! Ты умираешь за Родину, так умри же с честью, не позорь себя, не позорь своего Андрея. Ты родилась и выросла у моря, воевала вместе с моряками, так умри же, как умирают моряки!»

Дина не помнила, сколько времени шли, наверное, не очень долго. Спустились в какую-то балку. Внезапно перед ногами оказался ров. «Хальт!» – закричали немцы, но все и так остановились: ров преграждал путь, и сразу стало понятно, что именно сюда их вели.

Все сбились в кучу, инстинктивно прижимаясь друг к другу. Гитлеровцы закричали и начали разгонять людей, заставляя стать в шеренгу, лицом ко рву. Дина крепко сжала зубы, казалось, ее кровь уже заледенела. Вытянувшись и неподвижно застыв, ждала залпа.

В это время взвыла каким-то страшным, волчьим голосом старуха. Испуганный ребенок захлебнулся в плаче. Дина в смятении обернулась и увидела, как тощий крестьянин с острой бородкой заплакал бабьим голосом, бросился на колени и стал умолять фашистов пощадить ему жизнь:

– Я не партизан, в лес шел за дровами, не убивайте, не убивайте!

Взбешенный гитлеровский офицер выхватил револьвер и застрелил его. Страшный женский крик потряс воздух, кто-то побежал в сторону, раздалось несколько беспорядочных выстрелов. Безумная мысль мгновенно прорезала мозг Дины: попытаться спастись. И не успела она промелькнуть, как Дина упала в ров. Падая, будто сквозь сон, слышала выстрелы, и тотчас же кто-то тяжелый грохнулся на нее и придавил. Она потеряла сознание.

Дина приоткрыла глаза и увидела небо. Яркая, полная луна светила прямо в лицо. Дине было душно, она хотела повернуться, и от движения что-то скатилось с ее ноги. Девушка широко открыла глаза: на ее груди лежала чья-то голова. Дина вскрикнула и толкнула ее рукой: голова закачалась, но осталась на месте. В страхе Дина обхватила ее обеими руками и приподняла – на нее глянули мертвые, остекленевшие глаза. Дико вскрикнув, она, как безумная, начала бороться с трупом, пытаясь сбросить его с себя. Холодные руки мертвеца, казалось, цеплялись за нее и не пускали. Наконец, Дина сбросила с себя труп, встала на ноги. Она стояла во рву среди трупов, и почему-то особенно страшней ей показалась запрокинутая голова с редкой острой бородкой, торчащей кверху. Ров был неглубок. Дина стала карабкаться наверх с быстротой и силой, которой в себе не подозревала.

Прочь от этого страшного места, скорей! Выбравшись наверх, с широко открытыми глазами Дина побежала вдоль оврага, спотыкаясь о кочки и камни. Она не знала, куда бежит, лишь бы выбраться из оврага, который казался ей адом. Дина понимала, что шансов на спасение слишком мало. Вернуться отсюда в Симферополь, не зная точно дороги, очень трудно. «Разве хватит у меня сил благополучно пройти через весь этот ночной кошмар? – думала она. – Только чудо может спасти…»

Но вот, наконец, и поле, залитое ровным голубым светом луны. Вокруг тихо и совершенно пустынно. Дина брела наугад, страх подгонял, а инстинкт направлял в сторону Симферополя. Каждый шорох пугал, заставляя отскакивать в сторону и озираться. Часто ей казалось, что кто-то идет, тогда она стремительно падала на землю.

Когда небо над горами начало светлеть, Дина неожиданно увидела перед собой домики симферопольской окраины. Но это еще не было спасением. В такой час войти в город не менее опасно, чем среди бела дня пробираться по полю, где рассыпаны фашистские войска. Первый же патруль может схватить.

«Спрятаться где-нибудь и дождаться дня», – подумала Дина сначала, но тут же вспомнила о своем ужасном виде, который привлечет взгляды каждого. Платка на голове нет, волосы растрепаны и всклокочены, одежда залита чужой кровью.

«Будь что будет, – решила она, – пойду к тому маленькому домику, откуда мы все уходили, ведь он должен быть близко». Дина пошла, держась в тени заборов и домов. Вдруг она услышала стук солдатских сапог. Думать и рассуждать не было времени. Дина с силой толкнула ворота какого-то двора – закрыты, но высокий забор полуразрушен. Девушка с ловкостью кошки вскарабкалась на забор и прыгнула вниз. Во дворе рванулась на цепи собака и залилась лаем. Дина подбежала к мусорному ящику, открыла крышку – полон доверху. Услышала, как загремел запор в дверях домика: кто-то их открывал. «Пан или пропал», – решила Дина и бросилась на крыльцо, но дверь не открылась.

– Кто там? – услышала Дина встревоженный голос, и через секунду за стеклом окна рядом с дверью появилось и сейчас же пропало испуганное женское лицо. Дина прильнула к окну и прошептала:

– Не бойтесь, откройте, умоляю, спасите меня, спасите!

Женщина, казалось, оцепенела от страха и не двигалась, потом вдруг исчезла. Отчаяние охватило Дину и она подумала: неужели мой вид так ее напугал, что она побоится меня впустить? А может быть, позовет патруль, продаст меня?

Но в это время загремела цепочка, щелкнула задвижка, дверь открылась: в глубине стояла женщина в белой ночной рубашке и шепотом звала: «Входите скорей!»

Дину охватило тепло нагретого воздуха. В изнеможении она упала на стул. Женщина закрыла дверь, ставни и зажгла лампу.

Дина рассказала ей все, как было, и заключила словами:

– Спасти меня вам нетрудно, но и предать легко.

– Предать! – возмутилась женщина. – Пусть будут прокляты те, кто предает! – Помолчав, она добавила: – Мой семнадцатилетний сын ушел добровольно в армию в первые дни войны…

Потом она начала растапливать погасшую печь.

Все это мне Дина рассказала при встрече. Вскоре она все же ушла к партизанам и, как я узнала впоследствии, неплохо воевала. Но месяца через два, во время одного из прочесов леса, была ранена в плечо и отправлена самолетом на «Большую землю».