Текст книги "Смерть в квадрате"
Автор книги: Евгения Кретова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Глава 19
Утром Аделия спустилась в фойе узнать, появлялась ли Нелличка.
Администратор заверила, что – нет, не появлялась.
– Я, признаться, даже не знаю, о ком вы говорите, – понизив голос, сообщила девушка и заговорщицки улыбнулась.
Аделия насторожилась:
– В каком смысле?
– Ну, я просто ни разу не видела девушку, никакую – ни по вашему описанию, ни какую-то другую – рядом с гостьей из указанного вами номера, – администратор пожала плечами.
– Вы давно здесь работаете? – Догадка, что девушка работает здесь недавно и желает набить себе цену, неприятно полоснула Аделию.
Администратор посмотрела на нее с укором:
– Больше двух лет… Вы не думайте, я не пытаюсь обмануть вас и привлечь ваше внимание. Я правда хотела бы помочь, поэтому и сказала, что с той гостьей никто никогда не бывает. Кроме вас.
Она еще раз улыбнулась – на этот раз специально отработанной улыбкой, которая должна была означать «Я уделила вам слишком много внимания», и увлеклась работой: отойдя к стене, она открыла журнал регистрации постояльцев и принялась набирать чей-то номер.
Ее прозорливость вызвала уважение. Аделия задумалась – уже второй человек говорит ей, что никогда не видел Нелличку. Между тем, она была здесь, о чем подсказывали фотографии, сделанные в отеле. Как так могло случиться, что ее никто не видел?
«Хотя-я, с другой стороны, – Аделия в задумчивости направлялась в детскую комнату, где оставила ненадолго дочь, – никто специально не смотрит за постояльцами. У Нелли не настолько примечательная внешность или поведение, чтобы ее запомнить. Мало ли кто прошел мимо них? Да и Нелли могла появиться в другую смену, так могло совпасть».
Единственный, кто мог сказать Аделии достоверно точно, появлялась ли дочь Валентины в отеле или нет, был охранник. И девушка покосилась на его «аквариум», проходя мимо. Но кто ее допустит к камерам наблюдения? Она не полицейский, не следователь, не сотрудник по безопасности. Она даже не детектив, действующий по поручению взволнованных родственников.
К слову, Валентина не выглядела взволнованной. Грустной и печальной – да, выглядела, а вот взволнованной – нет. И сердце подсказывало Аделии – напрасно.
Она забрала дочь из детской комнаты, покормила ее и, воспользовавшись тем, что соседка еще не проснулась, уговорила дочь прогуляться в парке. Парк выходил к пирсам, а там – к месту парковки прогулочных катеров. Она сверилась с аккаунтом Нелли – там уже было размещено фото с белоснежной яхты в стиле «дорого-богато»: ослепительная улыбка, открытый купальник, едва прикрывающий молодое девичье тело, небрежно накинутая на плечи шелковая рубашка небесно-голубого цвета, головка запрокинута, демонстрируя длинную шею, ручка поднята вверх и кокетливо придерживает соломенную шляпу с широкими полями. Фото было пошлым в своей предсказуемости, и Аделию это царапнуло.
Но ее интересовала не девушка как таковая, а надпись на спасательном круге, который случайно попал в кадр, латинские буквы «b», «e», удвоенная «l» и «i» легко угадывались.
Девушка погуляла по парку, предложила дочери посмотреть на «кораблики» – и та охотно согласилась – и спустилась на пирс. Там, в неприметном, с облупившейся голубой краской, фургоне, подремывал загорелый паренек лет двадцати. Курчавые волосы выгорели почти до белизны, загорелые скулы наверняка сводили с ума всех красоток побережья. Аделия поздоровалась. Показала фотографию Нелли:
– Вы наверняка хорошо разбираетесь в яхтах, – Аделия решила, что немного лести парню не повредит. – Не скажете, что это может быть за судно?
Парень прищурился, лукаво смерил Аделию взглядом. Удивленно задержался на белокурой головке Насти и снова перевел взгляд на Аделию.
– А вам зачем?
– Если я скажу, что мне любопытно, вам будет достаточно такого объяснения?
Парень криво усмехнулся, взял телефон и увеличил нужный фрагмент изображения – где надпись читалась лучше всего.
– Думаю, вы тоже эту яхту прекрасно знаете, – он блеснул белозубой улыбкой и вернул Аделии телефон.
Та с недоумением уставилась на экран. Тряхнула головой.
– А должна?
Парень рассмеялся:
– Это яхта долларового миллионера Антонио Фернандеса, «Беллисима», – он снова взял мобильный из рук девушки и увеличил фрагмент надписи. – Вот, видите, какая заглавная буква приметная.
Он схватил собственный телефон и быстро набрал в поисковике название яхты, показал Аделии – с фотографии на нее смотрела изысканная двухпалубная красавица с темно-синими стеклами иллюминаторов, открытой верхней палубой – очевидно, той, на которой позировала Нелли…
У Аделии неприятно зашевелилось внутри – она терпеть не могла, когда ее водили за нос. Знакомый Валентины? Который таскает ей из-за границы выпечку? Долларовый миллионер Фернандес? Аделия сомневалась, что у него имелась московская прописка.
– Он здесь был? – Аделия хваталась за соломинку.
Парень уставился на нее, как на декламирующего «Ромео и Джульетту» в оригинале эскимоса – с недоверчивым недоумением.
– Кто?
– Фернандес этот ваш, – Аделия кивнула подбородком на фото.
– А нафига?
Девушка повела плечом. Настюше как раз надоело изучать «кояблики» издалека и, наступив матери на ногу, девочка потянула ее к пирсу. Пришлось перехватить ее и усадить на руки. Настя взвыла.
Аделия повысила голос, чтобы перекричать дочь – удавалось с трудом, девочка определенно родилась с лужёными связками: покраснев от возмущения, она взобралась на верхний регистр и теперь играла оттуда на материнских нервах. Аделия вздохнула и принялась качать дочь.
– Что «нафига»? Это яхта? Она плавает по морям ведь? Что странного, если она заглянет сюда… – свободной рукой Аделия указала пальцем под ноги.
Парень недоверчиво вытянул шею и проследил за ее жестом. Пожал плечами:
– Зачем ей быть в Черном море? Лично я без понятия… Тем более, ее вроде бы арендовал кто-то…
У Аделии потеплело под сердцем.
– … Не то американец какой-то, не то грек… – парень принялся рыться в журналах, разбросанных тут же, на стойке. Найдя нужный, он ткнул пальцем: – Во!
Он развернул Аделии нужную страницу. Та с тоской прочитала: «Предприниматель и медиамагнат из Стокгольма Франц Йоханссон на яхте владельца банка «Примавера» Антонио Фернандеса 20 октября прибывает в Марокко. Там…»
Она не стала читать, что должно произойти «там» дальше, потому что было совершенно очевидно, что «оттуда» яхта «Беллисима» никак не могла оказаться «здесь» и сейчас. И Нелли никак не могла на ней находиться.
«Все – вранье, от первого слова до последнего», – раздражение поднималось в груди, и становилось тем сильнее, чем больше белозубый яхтсмен, рассказывал, что показанная Аделией фотография сделана точно не в Черном море.
– Цвет воды совсем не наш…
Девушка рассеянно закусила губу. Настя, словно почувствовав, что настроение матери стремится к нулю, смолкла на полуслове, обхватила шею обеими ручками и заглянула в глаза.
– А что, у нас цвет воды какой-то иной?
– Конечно! Все водоемы имеют уникальный цвет, зависящий не только от глубины, но и от солености воды, придонных пород, микроорганизмов… Это Средиземное море, – он кивнул на фотографию Нелли, – судя по всему, июнь или июль.
– Вы даже это можете сказать?
Парень посмотрел на нее с сочувствием.
– Я даже больше вам могу сказать: ваше фото – фотошоп.
У Аделии упало и забилось раненой птицей сердце.
– Вы уверены? – новость стала неприятной «последней точкой»: Нелличка – редкая скотина, вот, о чем думала в этот момент Аделия, прижимая к себе дочь.
– Абсолютно… Я видел это фото и этот ракурс… Сейчас!
Он поднял вверх указательный палец и снова схватил свой телефон, принялся торопливо вбивать поисковый запрос. Победно улыбнулся и показал Аделии:
– Это фото двухлетней давности. Видите, спасательный круг висит точно так же, точно такой же ракурс. Девушка только другая… Но в той же позе, хотя это, вероятнее всего как раз ни о чем не говорит.
Он с сочувствием изучал побледневшую гостью.
– Вам нехорошо? Это… любовница вашего мужа?
– Упаси Боже!
Глупость, сказанная молодым яхтсменом, отрезвила Аделию. Удобнее усадив дочь, она заторопилась к выходу с пирса, но вернулась:
– А что это за фото?
– Вбейте «Победитель регаты 2023 Ариэль Натансон» в поисковик, – посоветовал парень.
Она брела, в задумчивости перебирая в памяти все, сказанное словоохотливым юношей. Настюша, видно, почувствовав смятение матери, притихла, молча изучала береговую линию и даже не затребовала высадить ее у песочницы, когда они снова вошли в парк и миновали его. Настя вздохнула, откинулась на спинку коляски и принялась ковырять закрепленную к ручке игрушку.
Аделия не могла поверить в то, что ей только что открылось – Нелли врет матери, подсовывая фотографии, обработанные фотошопом! А та верит, ждет, восхищается дочерью…
– Тварь какая.
Аделия нахмурилась, заметив, что проговорила это вслух.
Как бы ни была невыносима Валентина, она не заслуживала такого оглушительного вранья. Но как сказать? Шанс, что пожилая соседка сама узнает фото, обнаружит подделку – ничтожен. Это парнишка на пирсе живет яхтами, и зарабатывает информацией о них. А Валентина искренне заблуждается. Даже сомнения, которые могли возникнуть у нее в голове, она, скорее всего, трактует в пользу дочери.
Потому что иначе ей пришлось бы признавать, что дочь выросла дрянной и неблагодарной.
Чудовищность вранья не позволяла Аделии перевести дыхание – она продолжала зло толкать коляску перед собой, не обращая внимания на прохожих и машущего ей от ларька с мороженым Бочкина.
Глава 20
Искать съемочную группу не пришлось. Макс задал вопрос Глебу:
– Где может остановиться модный московский режиссер со своей командой?
Глеб скривился:
– Да не так-то много мест. Тут или какая-то база отдыха, или гостиница. И то, и другое – достаточно крупные, чтобы расселить большую компанию людей. Притом, номерной фонд должен быть приличный, чтобы народ расселить, да так, чтобы не переплачивать за рядовых сотрудников, мелочь в общем всякую.
– И? – Макс выжидательно прищурился.
– «Холидей винн» или «Мерт». По базам отдыха…
Макс остановил его:
– Нет, думаю, все-таки гостиница.
Глеб не стал спорить, тем более что оказался прав – с первого же звонка Макс выяснил, что киношники остановились в «Холидей винн», но сейчас группа почти в полном составе отсутствовала и появится только через три дня – ведут съемки на озере Смолино.
– Вы сказали «почти», – зацепился Макс за брошенную администратором фразу; очень уж ему не хотелось тащиться за город и разыскивать там посреди озер и полей съемочную группу.
Ему не послышалось:
– Да, их оператор остался, у него простуда…
– Сильная? Он в больнице?
– Да нет, – девушка неуверенно пояснила: – Вызывали врача сюда, в отель. Тот прописал лекарства, витамины… Мне кажется, оператор просто не захотел ехать.
Последнюю фразу она добавила шепотом, прикрыв ладонью рот.
Макс решил, что с оператором надо встретиться.
* * *
Оператор – лысоватый мужик за сорок, небритый и опухший, встретил Макса в фойе гостиницы. Устроившись в лобби-баре, он заказал себе крепкий американо и закурил. Он не задавал вопросов, просто ждал, когда московский следователь закончит обязательные в таких случаях «как поживаете», «можете ли ответить на вопросы» и спросит о том, ради чего вытащил из постели.
Макс активировал экран мобильного, нашел фотографию Глафиры из уголовного дела. Показал оператору:
– Знаете эту девушку?
Тот мельком посмотрел на фото, кивнул.
– При каких обстоятельствах познакомились?
– Актриска местная, студентка… В серии снималась. Вы же в курсе, что мы здесь сериал снимаем? – Он пристально посмотрел на Макса. Тот кивнул. Оператор отхлебнул кофе. – Ну вот.
– Когда вы видели Глафиру Темных в последний раз?
Оператор усмехнулся:
– Имечко-то какое, скажи, а? – Поняв, что следователь интересуется малопримечательной девицей, с которой оператор был едва знаком, мужик расслабился и самовольно перешел на «ты». Максу такое панибратство было знакомым, хотя за годы службы он не смог к нему привыкнуть. Пытался даже препарировать этот переход на «ты» – когда, при каких обстоятельствах, появляется эта иллюзия, что можно сказать «ты». Не обнаружил. Оператор, между тем, увлеченно рассуждал: – Я когда пробы увидел, думал – псевдоним. А нет, по паспорту так девицу зовут, прикинь? И фактура такая, богатая. Ей бы Мортишу Аддамс играть… Или леди Макбет. Хара́ктерная мамзель…
– А кого она, кстати, играла?
– Глафира-то? – оператор сделал еще один глоток. – Труп…
У Макса округлились глаза:
– Кого?
Мужик уставился на него:
– Вас это шокирует? Да, Глафира Темных играла труп, их тоже надо кому-то играть. Не самая простая, между прочим, роль. И опять же – крупный план…
Капитан Александров отходил от шока, тряхнул головой:
– То есть Глафира Темных играла роль трупа в этот день?
– Именно так. А в чем, собственно, дело? Она что-то натворила?
– Она исчезла в тот день, когда играла труп в вашем сериале.
Оператор присвистнул:
– От таких новостей волей-неволей станешь суеверным. И что, нашли девушку?
– Как раз этим занимаюсь. – Макс сделал отметку в блокноте. – Я просто думал, что труп в кино манекены изображают.
– Это если труп – всегда труп, тогда можно не заморачиваться. А у нас по сценарию эта девица, что ты показал – третья жертва маньяка, орудующего в Челябинске. Она сперва бежит по лесу, я делаю красивый прогон одним кадром, потом крупным планом показываю ее перекошенное от страха лицо, как она содрогается от удара и падает в пожухлую листву. И снова длинный прогон: увядающая осень и увядшая жизнь… Вот такая экспозиция. – Оператор поднял вверх большой палец и подмигнул Максу.
Тот вытер рукой лоб, помассировал переносицу.
– И что, ради этих нескольких секунд, целый съемочный день оплачивают?
Мужик посмотрел на него с жалостью, рассмеялся:
– Занятный какой ты, сразу видно, что не имеешь никакого отношения к кино…
– Да я и не пытался убедить в обратном… – Макс посмотрел строже.
Оператор перестал улыбаться, посерьезнел.
– Ну вот смотри. – Он отставил кофе, поставил локти на столик и подался чуть вперед. – Бежит она утром, пробежка у нее. Нужен туман, тусклый свет. Его, конечно, можно ретушью сделать, но натуральное утро снять дешевле, при хорошем-то операторе, – он указал на себя. – И вот актрису нужно загримировать, снять прогон. И редко, кто его делает с первого дубля. Твоя красавица только с пятого пробежала как надо…
– Не слишком одаренная?
– Да не в том дело, – оператор расслабленно откинулся на спинку кресла. – Тут же опыт надо, на камеру уметь работать. А этому в институтах не учат.
Макс кивнул, это было интересно, но не слишком важно и совсем не относилось к делу.
– Так и что, пять дублей туманного утра, а потом что? – он вернул разговор в нужное ему русло.
Оператор снисходительно вздохнул, будто ему приходилось объяснять прописные истины двухлетнему ребенку. У него даже интонация изменилась, стала по-отечески ласковой.
– Ну а как вы это себе представляете? Труп должны найти. Найдут его ближе к вечеру, чтобы показать красивые ночные съемки города, машины с мигалками, все дела… За это время свеженькую девочку гримирует под не очень свеженький труп. Это как минимум часа четыре. Так что да – съемочный день. Все именно так.
Макс оставил и обвел в кружок знак вопроса в блокноте.
– А зачем это актрисе? Эти пара минут в кадре и образ несвеженького трупа? Мне говорили, даже кастинг был, конкурс…
Оператор фыркнул:
– Чудак-человек! Это же роль в кино, в портфолио «галочка». Да и вообще – съемки ведет федеральный канал, продюсерский центр, серию покажут по ТВ. Мордашку этой Глафиры увидит вся страна, что приятно, но бесполезно, и все режиссеры, что полезно, но не всегда приятно. Эти три секунды в кино могут сделать карьеру молоденькой девочке из провинции.
– Челябинск – не такая уж и провинция, – нахмурился Макс.
– Провинция, дорогой мой, еще какая провинция. И ничего в этом стыдного нет. Была бы не провинция, не лезли бы эти молоденькие девочки в Москву, сидели бы дома, на мамкиных борщах… Они здесь что снимают? Рекламные ролики, короткометражку, ну какое-то авторское кино, может. И то – с низким бюджетом.
Он цокнул языком.
– А театр?
– Что – театр? – оператор пожал плечами. – Не все для театра созданы, это раз. Не все хотят театральной славы, это два. Кое-кто в принципе профессию актрисы воспринимает как трамплин для удачного замужества… Так что…
– И вот сколько Глафира закончила съемки?
– Часа в четыре-полпятого.
– Вы видели, как она уходила?
Оператор кивнул.
– С кем?
– Одна она уходила. Побросала одежду, гримерша потом орала, будто ее порезали живьем, сняла грим и упорхнула. Такое складывалось ощущение, что она куда-то спешила.
Макс открыл на мобильном фотографии одежды из чемодана Аделии.
– Узнаете эти вещи?
Оператор пригляделся.
– Узнаю. В этом она на съемки пришла. Пальто еще было, черное, в пол.
– И в этих же вещах вы видели ее уходящей со съемок?
Оператор кивнул:
– Ну да. Чего бы ей шмотки менять.
– Вы сказали, что она куда-то спешила? С чего сделали такой вывод?
Оператор пожал плечами, скрестил руки на животе:
– На часы часто смотрела, видно, что нервничала, просила поторопиться, когда снимала грим. Отказалась от чая – погодка нетеплая была, а она два с половиной часа полуголая в траве лежала. Режиссер у нас мужик в целом нормальный, в адеквате, съемочную группу чаем горячим поил, питание обеспечил… Так вот девушка эта ваша, – он ткнул указательным пальцем в экран мобильного Макса, – отказалась. Поблагодарила и убежала.
– И больше вы ее не видели, о ней ничего не знаете?
– Нет, не видел, не знаю… И к кому она бежала тоже не ведаю, – он улыбнулся.
– Еще вопрос, – Макс задумался. – Вы не помните, когда Глафира Темных убегала со съемок, ее одежда была исправна? Не было на ней крови?
– Да нет, что вы… Она, конечно, грим снимала на тяп-ляп, накладки буквально отрывала… Но там же специальный состав, он блестит как кровь, не так чтобы мажется. Вот такие пятна, как на фото ты мне показал, остаться не могли. Ваши ж эксперты не могли спутать искусственную кровь с натуральной?
Макс мысленно оскорбился и с удовольствием бы вернул ремарку про «сразу видно, вы не из этой отрасли», но портить отношения со свидетелем – себе дороже. Сцепил зубы, заставил себя отозваться спокойно:
– Не спутали, на ткани – настоящая кровь.
Оператор кивнул, посмотрел вопросительно.
– С кем Глафира последним разговаривала на съемках, с кем больше всего общалась?
– Да ни с кем. Не слишком общительная деваха-то. Да и когда? На репетиции только пискни не по указке режиссера, мигом вылетишь с площадки, а таких, как Глафира, – косой десяток в очереди стоит. Говорю ж – конкурс был на эту роль. Одна мамзель, актрисочка, даже приходила на площадку, караулила, вдруг Глафира облажается…
Макс насторожился. Конкурентка?
– Когда это было? Утром или к обеду ближе?
– Утром… Да и потом тоже мелькала. Наверное, весь день в засаде просидела…
– Можете ее описать?
– Мелкая такая, белобрысая, на пацаненка похожая…
У Макса похолодело внутри – по описанию незнакомка походила на Алену Седину, школьную подругу, с которой Глафира была в ссоре. И которая тоже претендовала на роль.
– Она же вроде на роль следователя претендовала, – спросил капитан Александров, надеясь на профессиональную память оператора.
Тот просиял:
– А точно! Была она на пробах, только не следователя, там по сценарию дама под полтинник, эта пигалица никак не подходила под типаж. Она тоже на роль трупа претендовала!
– В самом деле?
У Макса начал складываться пазл, жаль только, что с оператором он говорил только сейчас – Алена, если она причастна к исчезновению своей бывшей подруги, уже могла скрыться.
– Черт!
Макс подскочил. Оператор оживился:
– Это означает, что я могу быть свободен?
– Я свяжусь с вами. И если что-то вспомните, позвоните мне обязательно!
Он всунул оператору визитку и выскочил из отеля.
* * *
– Аделия Игоревна!
Бочкин возник перед ней. Настюша оживилась, потянула к нему ручки.
– Не, я не вкусный, – он отмахнулся от девочки, посмотрел на ее мать. – Я вам кричу-кричу, зову-зову, а вы меня не слышите…
– Задумалась.
Аделия почувствовала, что очень устала. А еще – что не имеет никаких сил возвращаться в отель, вдруг ее Валентина поджидает. Как тогда быть?
Она подтолкнула коляску к ближайшей скамейке, помогла спуститься Насте, вытащила из сумки пакетик с семечками и отдала дочери. Та с визгом его схватила и бросилась кормить голубей.
– У вас все в порядке? – спросил Бочкин, когда опустился на скамейку рядом с Аделией.
Та кивнула, закусила губу. Скрестила руки на груди.
– А знаете что? – девушка внезапно воодушевилась, подалась вперед. Бочкин отшатнулся. – Не бойтесь, я не кусаюсь.
Аделия нервно улыбнулась.
– Я в принципе не боюсь, чего только не видел за годы службы. Но ваш энтузиазм, признаюсь, меня пугает.
– У меня есть знакомая. Соседка по отелю. Довольно назойливая дама чуть за шестьдесят со взрослой дочерью, которую пытается контролировать, и которая прячется от нее. А чтобы выкроить себе побольше времени, редактирует в фотошопе фотографии: то она в горах, то на яхте…
– Редактирует?
Аделия кивнула:
– Точно знаю вот про это фото, – она активировала экран и нашла фотографию с яхты. – Но предполагаю, что остальные такие же.
Она нашла канал Нелли, показала его Бочкину.
– Видите?
Тот неопределенно кивнул: он, конечно, видел, только не очень понимал пока, что именно он видел. А потому продолжал внимательно и с настороженным интересом наблюдать за девушкой.
– Смотрите, получается, она приехала с матерью, доставила ее в номер, а сама отправилась гулять.
– Это вроде как не противозаконно, – Бочкин виновато улыбнулся.
Аделия полоснула по нему взглядом.
– Да знаю я! Но, согласитесь, как-то некрасиво. Непорядочно!
Бочкин рассмеялся:
– Я вас умоляю… У меня было дело. Семейная драка с поножовщиной. Отец с дочерью подрались. Сильно, до крови, сотрясения мозга, выломанных рёбер и больнички. Знаете из-за чего?.. Дочка подделала доверенность на продажу дома и продала его под застройку отеля – место больно хорошее, удобный спуск к морю… Отец это прознал, когда уже останавливал бульдозеры, пригнанные новым «владельцем» сносить его сараюшки. А доча, значит, на курорт собиралась, полученные денежки тратить. Вот папаша-то ее нашел, сперва за космы оттаскал, а доча нет чтоб повиниться, так огрызаться стала. Мол, отец, ты старый, сколько тебе жить осталось, а я молодая, я красивой жизни хочу. И пошло-поехало. Разняли соседи.
– И что? – Аделия могла и не такие истории рассказать, которыми делились клиентки.
– А то, что из больнички выписались и уже вдвоем отдубасили того «владельца», который в их отсутствие разворотил участок и посносил сараюшки. И зажили дружнее прежнего. Я это все к чему рассказываю? К тому, что в быту чего только не происходит.
Он невесело отвернулся, махнул рукой. Настюша ссыпала на ладонь последние семечки, вытянула руку, с восторгом затаив дыхание, смотрела, как голуби садятся на ее руку и клюют угощение прямо со вспотевшей ладошки.
Бочкин тихо проговорил:
– Может, ваша соседка совсем невыносима. А может, у дочери ее кавалер есть, а мать встречаться им запрещает, вот и придумала себе легенду, чтобы мать не беспокоилась. Могла бы послать, а она вон, легенду придумывает.
– Я с такой стороны не думала, – отозвалась девушка.
– Всякое в семье бывает. Я иной раз думаю – как такое можно было придумать! Зная больные места, точно выверяя удар ведь бьют… – Он вздохнул. – А тут, может, и вовсе нет злого умысла у девчонки.
Он посмотрел на Аделию. Она его будто бы впервые увидела: грубоватые пальцы, сильные плечи и внимательный, настороженный взгляд, за которым читался жизненный опыт и что-то еще, что терзало душу.
С трудом отведя взгляд, Аделия озвучила то, ради чего начала этот разговор:
– Я думаю, стоит ли говорить моей соседке о вранье дочери?
Бочкин пожал плечами:
– А зачем?.. Хотя не знаю, вам виднее.
Он поднялся.
– Я что сказать хотел: Макс вроде бы на след вышел, так что надеюсь, скоро приедет к вам.
Это была отличная новость, Аделия улыбнулась: хорошо бы поскорее.
Она наблюдала, как Бочкин попрощался с ней, ссыпал Насте из кармана горсть семечек и неторопливо направился к парковке.
Что в этой истории ее так зацепило? Чужая семья – потёмки: это она регулярно повторяла себе, сталкиваясь с запросами клиентов. Ей удавалось воздерживаться от осуждения, а тут ее что-то задело. Бочкин прав, в сущности – не самое страшное вранье, от него никто не умер, никто не пострадал. Можно ли осуждать Нелли за попытку выкроить себе капельку свободы?
А потом в ее памяти всплыла фраза, которая изменила все.







