Текст книги "Смерть в квадрате"

Автор книги: Евгения Кретова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

– Все нормально. Я, правда, совсем не сержусь… – Аделия была готова притворить дверь, рассчитывая, что конфликт исчерпан.

Не тут-то было. Стоило ей сделать движение и потянуть на себя ручку, как Валентина приобрела поистине дьявольскую ловкость, и уже просочилась в проем. В ее руках обнаружилась коробка с пирожными и небольшая корзинка с фруктами.

– Милая, давайте оставим авто-няню или как там называется тот аппарат, который сообщит, если ваш ангелочек проснется, а сами посидим, поболтаем… Это же буквально за дверью! Девочкам надо держаться вместе, вы не находите?

Аделия не находила. И оставлять дочь одну в номере не хотелось. С другой стороны, она знала, что после длительного плача дочь проспит дольше обычного, а общения все-таки хотелось. Она с сомнением посмотрела на Валентину – та просто сияла от желания примириться.

– Хорошо, – она все-таки согласилась. – Но ненадолго, не хочу Настю одну в номере оставлять…

Номер Валентины оказался братом-близнецом номера Аделии и Макса: двухкомнатный, с просторной двуспальной кроватью в одной комнате и уютным диваном – в другой. Балкон выходил на улицу, демонстрируя прекрасный вид на город, горы и тропический сад. На столике стоял сок в графине, вазочка со льдом.

– Я добыла для нас немного мороженного, – заговорщицким тоном сообщила Валентина, кивнула на небольшой холодильник в углу.

Аделия опустилась в кресло, поставила на подлокотник трубку радионяни, добавила громкости. Теперь ей казалось, что она слышит дыхание дочери. Это успокаивало. Если Настя проснется, ей потребуется пара мгновений, чтобы оказаться рядом.

Валентина поставила фрукты и пирожное на столик, передвинула высокий бокалы.

– Чай? Кофе? У нас дивный чай…

– Я помню. вы говорили, – прервала ее Аделия. Ей было неуютно, она жалела, что согласилась – иногда желание поговорить должно услужливо умолкать, если появляется перспектива поговорить в неподходящей компании. Аделия дала слабину, и теперь искала повод, чтобы уйти.

Валентина хозяйничала около бара, по комнате растекался приятный аромат с примесью шафрана и орхидеи.

– Это чай? – Аделия насторожилась.

– Да, Нелличка нашла удивительную лавку, я же говорила.

– Да-да припоминаю… – Аделия покосилась на радионяню: та молчала, из динамика доносилось ровное сопение дочери.

– Не волнуйтесь вы так, – Валентина заметила ее взгляд, ободряюще улыбнулась и присела рядом, водрузив на середину стола стеклянный заварочный чайник. Внутри потемневшей жидкости покачивались коренья, распускались засушенные цветы и в неторопливом вальсе кружились мелкие шишечки. – Вы рядом, с вашей дочерью ничего не приключится.

Девушка кивнула:

– Понимаю, ничего не могу с собой поделать… мы – тревожное поколение, когда мы не понимаем, что делает наш ребенок, мы буквально теряем почву под ногами.

– Не говорите, что вы – популярный ныне вид «яжматерей», – Валентина рассмеялась. У нее был глубокий бархатистый голос, и удивительно задорный смех.

Аделия улыбнулась.

– Боюсь, у нас не остается выбора: общество требует тотального контроля над детьми. Чуть что не так, сразу – вся пенитенциарная система на ушах, общественное осуждение, проверки… Мне не так давно попался пост в местной социальной сети нашего района, администрация докладывала, что с пятилетней девочкой, упавшей с горки на детской площадке, ничего плохого не приключилось. Она уже дома. Неприятность произошла накануне, девочка гуляла со своей старшей сестрой – той, кажется, было что-то около тринадцати – забралась на верхнюю платформу и оттуда упала. Современная детская площадка, мягкое и безопасное покрытие, сертифицированная горка… Мать в комментариях чуть не линчевали за то, что она детей оставила без присмотра, представляете? Наше общество всерьез считает, что пятилетний ребенок не может находиться на детской площадке самостоятельно… – Она вздохнула, нахмурившись: – Помнится, наше поколение в пять лет и в магазин ходило, и могло приготовить что-то несложное…

Валентина задумчиво протянула:

– Я Нелличку до шестого класса за руку в школу водила, – она спохватилась, потянулась к Аделии и ласково похлопала ее по руке: – Но вы абсолютно правы, это не была норма, и, признаться, Нелличка очень комплексовала из-за этого. Мы даже ссорились. Но мне нравится, как вы говорите, сразу ясно, что сталкивались с проблемой не понаслышке, – Валентина подалась вперед, устроилась удобнее, подсунув под бок диванную подушку.

– Да, бывало и такое.

Здесь Аделия не солгала: как владелица салона магии, она не раз слышала душераздирающие истории семей, в которых что-то пошло «не так». Сбившиеся с пути дети, мужья и жены, сестры и братья: миллионы ошибок, которые складывались в уродливый узор сломленных судеб. И отдельная в них категория – дети, судьбы которых сломали близкие.

Валентина протянула руку и похлопала руку Аделии:

– Я уверена, что вы отличная мать…

– Надеюсь… Но согласитесь, когда ты ждешь ребенка, ты все представляешь иначе. Тебе кажется, что у тебя-то уж точно хватит сил и на заботу о ребенке, и о муже, и об уюте дома… И тебе рисуется красивая картинка из каталога, ничего общего не имеющая с реальностью…

– А в реальности: хронический недосып, сопли, вечный бардак дома, – Валентина понимающе усмехнулась, – как я вас понимаю, Адочка… И это все гораздо сложнее переносится, когда быт сваливается целиком на тебя.

Аделия покачала головой и вздохнула с осуждением:

– Вот вы опять… У Макса обязательства, он такой человек, что не может их отставить… Я знала, за кого иду и в целом не осуждаю… Просто… – Она сделала глубокий вздох: – мы так долго планировали этот отпуск, что стало очень обидно, что он все-таки сорвался.

Непрошенная слеза мелькнула в уголках глаз, Аделии пришлось перевести дыхание, чтобы позволить ей высохнуть прежде, чем она предательски скатится по щеке. Но от Валентины она не ускользнула. Женщина проворковала:

– Ну-ну, не корите себя… Наш век очень короток, не стоит тратить его на сожаления. Если вас все устраивает, вы довольны браком, но нет смысла себя терзать. Нужно улыбнуться и нести свой крест так красиво, как это позволит воспитание.

Она улыбалась, разглядывая гостью.

– А вам, вам в браке всегда все нравится? – спросила девушка.

Перевести разговор на столь личную тему она бы не решилась с кем-то другим, но Валентина настойчиво предлагала роль наперсницы. А наперсничество – игра обоюдоострая. Нельзя безнаказанно выведывать чьи-то тайны и раздавать непрошенные советы, не получив в отместку личный и бестактный вопрос.

– Не всегда и не все, – отозвалась Валентина, не моргнув глазом. Очевидно, вопрос ее ни капли не смутил.

Отвлечь от собственных проблем и заняться чужими – лучший способ вернуть самообладание. И Аделия отдалась ему с головой:

– И каково это? Прожить в браке… сколько? Десять? Двадцать?

– Тридцать шесть лет, – Валентина многозначительно подняла вверх указательный палец. – И было бы больше, если бы не его гипертония. С инсультом не поспоришь…

Она горестно вздохнула и заметно потускнела.

– Простите, – Аделия с ужасом почувствовала, что сделала больно. – У меня и в мыслях не было…

– Ничего-ничего… Это все почти далекое прошлое… – Валентина отвернулась к окну, задумчиво помолчала. – Мы поженились еще студентами, всегда вместе. Знаете, вот это новомодное у нынешней молодежи? «Время на себя»? – она резко повернулась, в ее глазах блестели слезы.

Аделия кивнула. Она прекрасно понимала, о чем говорит соседка. Сама испытывала потребность в этой капельке эгоизма, когда ты предоставлен только себе и больше никому. Как в старом, еще черно-белом фильме «хочу халву ем, хочу – пряники». Смешно, но после замужества этого «времени на себя» вообще не стало: то твое время принадлежало то мужу, то работе.

Валентина, между тем, продолжала:

– Так вот мы с Вадимом Андреевичем, как нитка с иголкой, всегда вместе. Он на службу, я – на работу, тут ясно, порознь. Вечером он за мной заезжал, и мы ехали домой. Вместе. Готовили ужин. Вместе. Ужинали, смотрели кинофильм, читали книгу, гуляли – вместе, всегда вместе… И в голове не укладывалось сказать: дорогой, я от тебя устала, хочу побыть одна. – Она театральным жестом воздела руки к потолку, словно призывая его в свидетели. – Это ж катастрофа! Это оскорбление!

– Разве?

– Конечно! – Валентина раскраснелась. Ее полное лицо еще сильнее округлилось, налилось силой и уверенностью в собственной правоте. – Если тебе требуется «время на себя», значит, нет семьи! Любви нет, вот что это означает!

Аделия чувствовала ее правоту, но не могла ее принять.

– А как же личные границы? Собственное «я»?

Валентина фыркнула:

– Разговоры для слабаков, вот что это! Нет в семье личных границ, личного пространства, личного времени – и время, и пространство, и границы, и цели, скажу я вам, все общие! Об-щи-е! – она уверенно хлопнула себя по колену.

Аделия покачала головой:

– Вот вы говорите «общие», а ваша дочь с вами почти не бывает. И на море, и в столовой, и в кафетерии вы всегда одна. И даже сейчас, с вами не ваша дочь, а я, совершенно чужой человек.

У Валентины лицо стало рыхлым и отекшим, губы дрогнули. В одно мгновение она будто бы сдулась, ее черты потускнели.

– У Неллички своя жизнь, но я не перестаю ее любить.

– Вот именно. Ваша дочь, очевидно, свои личные границы устанавливает, а вам приходится их соблюдать. Так что все общее – лишь в меру общее. Нельзя растворяться в человеке, даже если это – самый близкий на свете человек. Это я вам как психолог говорю… Это очень важно – свободно дышать рядом с близкими, если вы понимаете, о чем я говорю!

Аделия чувствовала, что разгорячилась, и вероятно, наговорила лишнего. Непрошенные советы – худшее, что она могла предложить соседке, уже натерпевшись их от нее.

Валентина, между тем, собралась.

– Вы сказали жестокие вещи, Ада, – прошептала она.

– Простите. Я не хотела вас обидеть, – Аделия отвела взгляд и взяла в руки трубку радионяни. – Как бы мы по-разному не смотрели на семью и ее крепость, мы обе одни этим вечером. Так что в этом споре, очевидно, правых нет.

Она поднялась.

– Я все-таки пойду, сердце не на месте, – она сделала неопределенный жест и кивнула куда-то за дверь. – Спасибо за компанию, очень хорошо поболтали…

Когда она выходила, Валентина спохватилась:

– Мороженое и пирожное! Вы не притронулись к ним!

Она вскочила, хотела предложить их Аделии, но та протестующе вскинула руки:

– Нет-нет, вы выпьете чаю с дочерью, когда она вернется, и пирожное окажется очень кстати, поверьте мне! А мне уже стало лучше, поговорить, действительно, было отличной идеей. Спасибо вам!

Она торопливо закрыла за собой дверь и побежала к своему номеру.

Глава 9

Макс просматривал результаты экспертизы, которые ему буквально всучил перед вылетом Порфирьев, догнав уже у трапа.

Итак. Рубашка белая, женская, размер сорок четыре, ткань дешевая, смесовая, с добавлением полиэластана. Рубашка без лейблов, изрядно поношена, следы потожировых выделений сняты, зафиксированы. Макс пробежал глазами текст. Дешевый дезодорант, который продается в каждом супермаркете страны. Следы помятости на рубашке свидетельствуют о высоком росте жертвы. След от ранения острым предметом круглым в сечении. Разрыв тканей. Обильная кровопотеря… Он восстановил в памяти рубашку – пятно, действительно, было темно-бордовое, запекшееся, ткань им напиталась и буквально стояла колом. Пятно было удлиненное, вытянутое вниз, значит, скорее всего жертва стояла, когда получила удар.

Брюки – черные, с застроченными «стрелками», материал – полиэстер, длина сто пятнадцать сантиметров, высокая посадка, шлевки на поясе… Девушка, в самом деле, была высокой, около ста семидесяти сантиметров рост.

Еще в наличии был черный галстук, тоже в пятнах крови той же первой группы, отрицательный резус-фактор, и черные же очки, оказавшиеся в правом кармане брюк.

«Прямо какие-то люди в черном или острые козырьки», – подумал Макс, обратив внимание на «гангстерский» стиль комплекта. Наверняка еще и шляпа была.

Он задумался: кто мог в наше время надеть такой костюм? Определенно, это могла быть молодая девушка. Рослая, стройная брюнетка – темный волос найден в складках ткани. Волос окрашенный. Красящий пигмент одной из дорогих марок. Значит, девушка следит за своей внешностью.

Макс прокручивал детали. Кто она? Студентка, молодая секретарша влиятельного босса, танцовщица в клубе? У нее мог быть любой род занятий, но достаток чуть выше среднего: чтобы баловать себя дорогим уходом, и не слишком заморачиваться на стоимость шмоток.

Как ее вещи могли оказаться в чемодане Аделии?

Он помнил, как они его сдали. Но потеряли из виду, когда оставили на входе в здание аэропорта. Мог кто-то в суматохе подкинуть окровавленные вещи? Мог. Но только, если этот «кто-то» совсем дурак: вход в аэропорт под камерами, там куча сотрудников, любой мог обратить внимание на человека, ковыряющегося с замком и вытаскивающего из своей сумки или пакета довольно объемный сверток.

Этот момент стоит проверить, но Макс не слишком рассчитывал прояснить с его помощью ситуацию.

Линейный отдел полиции, откуда он забирал чемодан: мог кто-то из сотрудников подбросить вещи? Теоретически – мог. Практически – не проще ли просто выбросить в мусорное ведро?

– Не проще ли? – он пробормотал вслух. Откинув голову на подголовник, он прикрыл глаза и прислушался к гулу двигателя.

Нет, не проще.

Крупный сверток сразу попадет в поле зрения полиции – уборщица по инструкции должна сразу предположить, что внутри могут оказаться взрывоопасные вещества. Коммунальщики, если выбросить в мусорный бак, безусловно, рассматривать не станут. Получается, неизвестную пока брюнетку все-таки ранили в аэропорту – во всех остальных случаях вещи бы не было смысла тащить и оставлять под носом полиции.

Значит, надо прочесывать аэропорты. Запросы по базе не подтвердили, что за последние несколько дней кого-то бы ранили в аэропортах Москвы, Челябинска или Сочи.

Макс поднял руку и, не открывая глаз, потер указательным пальцем висок – мысли путались, рассыпались, их никак не удавалось собрать в какое-то подобие стройной схемы или версии.

«Что важно? – спросил он себя. – Важно, что вещи оказались в чемодане Аделии. И вероятнее всего, их подбросили сотрудники аэропорта, ответственные за багаж». Все-таки сотрудники, а не пассажиры. Макс с облегчением вздохнул – проверить пару сотен человек в разы проще, чем проверить десяток тысяч. Да и в случае обнаружения чего-то подозрительного, всегда можно выяснить имя-фамилию человека и вызвать его. Но проверить записи с видеокамер аэропорта все равно следовало – на всякий случай. Особенно в Челябинске, пока чемодан болтался на ленте выдачи багажа и его не забрали сотрудники для выяснения. Макс решил проследить, кто касался чемодана с момента его сдачи.

Москва приветствовала его проливным дождем. Потоки воды стекали по бортам самолета, барабанили по «рукаву», многократно множили вечерние огни.

Макс поправил сумку и направился в линейный отдел: его встретил тот же полицейский. Заметив Макса в дверях, нахмурился:

– Ты ж в отпуске, – указал подбородком на рыдающие панорамные окна. На этот раз Макс прочитал фамилию на нашивке. Дмитриев С.В. Сержант. Его напарник выглянул из соседней комнаты, но, не обнаружив ничего примечательного, снова скрылся за дверью.

Макс поправил лямку.

– Уже нет.

Он достал удостоверение. Сунул его под нос полицейскому, по-хозяйски уверенно прошел в помещение и бросил сумку в угол, за стул. Полицейский провожал его настороженным и заинтересованным взглядом.

– И чем я могу помочь?

– Для начала чаю… хочу чаю.

Сержант Дмитриев не шелохнулся.

– И все?

– Для начала – все. И ты мне расскажешь о ЧП, приключившемся тут в день моего отъезда.

Полицейский смотрел на него долго и внимательно. Пытаясь понять, шутит его гость или нет. Не определившись, заварил чай из пакетиков и поставил дымящуюся кружку перед Максом. Вытащил из сейфа и пододвинул к гостю жестяную банку с печеньем.

Макс оживился, сковырнул крышку и тут же разочарованно вздохнул: внутри банки из-под имбирного печенья оказались ванильные сухари.

– Вот так и живем, – понимающе вздохнул Дмитриев и устроился напротив с огромной кружкой чая. На кружке обнаружился голубоглазый котенок с сосиской в пасти. Шумно отхлебнул и посмотрел на Макса: – Так что надо-то?

Тот тоже сделал жадный глоток чая – на удивление оказавшимся вполне пристойным, с легким привкусом ванили и цитрусовой горчинкой, откашлялся:

– Это ты мне, сержант, рассказывай, кого тут у вас прирезали, а вы прикрыли…

Он сделал профессиональное лицо, с профессиональным прищуром голливудского сыщика. Дмитриев изогнул бровь:

– Гонишь, капитан? Чего мы тут такого прикрыли.

На звук его голоса плавно дернулась ручка двери во внутреннее помещение, из нее вразвалочку вышел напарник Дмитриева. Холодно смерил взглядом Макса, оценил обстановку и, скрестив руки на груди, замер у стены.

Александров отставил кружку:

– Та-ак, по-хорошему не хотите, значит будем по-другому говорить…

Полицейские переглянулись. Дмитриев незаметно пожал плечами.

– Ну, давай по-плохому.

Он сделал еще один глоток и отставил кружку, наблюдая за Максом, который раскрывал папку «Дело».

– На вашей территории неизвестный нанес колотую рану девушке, а вещи подсунул в чемодан моей супруги.

– Он вас знал?

Это в голову Максу не пришло, он опешил.

– Нет, с чего?

– Ну, просто совпадение странное. Из всех возможный чемоданов выбрать именно ваш. Невезучий преступник-то, – сержант зевнул. – Но это все не на нашей территории. У нас все чисто. И вчера, и позавчера, и поза-позавчера. И всю прошедшую неделю. И сегодня тоже все ровно, – он мрачно взглянул на Александрова.

– Вам придется меня в этом убедить.

Сомнения, что зашел он не с той стороны и с этого самого мгновения он будет терять время, возникло, поскреблось серой кошкой под сердцем и отступило.

– Пошли смотреть.

Полицейские переглянулись, но не двинулись с места. Макс вытянул из папки постановление и положил перед Дмитриевым на стол. Тот проворчал, что с этого и надо было начинать, с сожалением взглянув на кружку еще дымящегося чая, поднялся и направился в комнатку, из которой недавно появился его напарник.

В ней, за рядком мониторов, лениво вытянув ноги, сидел третий полицейский. Дмитриев указал на Александрова:

– Вот, капитан записями интересуется за последние три дня. Покажи…

И, развернувшись на каблуках, он вышел из тесной и плохо проветриваемой каморки.

Младший сержант подобрался, сел ровно, вывел на отдельный монитор записи с камер и хотел вернуться к своим раздумьям. Макс быстро нашел камеру, на которой отчетливо запечатлен он сам и Аделия. И их чемодан.

Макс поманил к себе младшего сержанта, поднялся и, выглянув в коридор, подозвал к себе Дмитриева. Кивнул на стоп-кадр:

– Мне нужны все кадры, на которых к этому чемодану подходят посторонние. Сотрудники аэропорта, полиция, бомжи – все. Мне нужны все, кто к нему прикасался или находился рядом больше пары секунд, включая сотрудников грузовых отделений, погрузку-разгрузку, экипаж самолета… Обоих самолетов, – уточнил он. – Потому что меня интересует не только тот рейс, которым чемодан улетел в Челябинск, но и тот, которым вернулся в Москву. Кстати, а чего его сразу из Челябинска в Сочи не отправили? Есть же сообщение…

Младший сержант посмотрел на него с опаской, будто ожидая, что Макс или лопнет, или эффектно обернется бабочкой.

– Так это… Авиакомпании, наверно, разные…

Да, точно, Макс об этом не подумал. Кивнул. Парень продолжал на него поглядывать с недоверием:

– Да и экипаж самолета мы отсюда никак не увидим. Экипаж никак с багажом не связан, из салона в багажное отделение не попасть… В погрузке они тоже не участвуют.

Это была уловка Макса, и молодой полицейский опрометчиво на нее попался. Сделав вид, что согласен с уточнением, капитан Александров кивнул:

– Хорошо, экипаж вычеркиваем. Но остальное чтобы было тютелька в тютельку по обоим рейсам. Вопросы по существу есть?

Дмитриев мрачно отозвался:

– А кто за нас нашу работу будет делать?

Макс посмотрел на него с видимым осуждением:

– Я сказал «по существу» вопросы, а ты, сержант, не по существу спрашиваешь. – Он хлопнул в ладоши. – Так, значит вопросов нет и все понятно. Что ж, отлично, я тогда займусь самолетом…

И, по-отечески похлопав Дмитриева по плечу, он выскользнул из каморки, услышав за спиной голос младшего сержанта:

– Это кто вообще?

Он не стал дослушивать, стремительно подошел к оставшемуся без дела полицейскому.

– Пойдем… – Позвал его за собой.

– А участок я на кого оставлю?

Макс нахмурился:

– Вас тут, что, трое всего?

– Так остальные на постах…

– Вот и вызови… Хотя нет, ладно, – Макс махнул рукой, – сам справлюсь.

В самом деле, зачем тащить за собой бедолагу, если можно на месте выловить другого. Макс широко улыбнулся и помчался к зоне авиакомпаний.

* * *

Представитель авиакомпании, только взглянув на удостоверение Макса, предоставил доступ ко всей информации, включая видео:

– Нам проблемы не нужны, – коротко сообщил он.

Это был высокий парень примерно одного с Максом возраста, с аккуратно зачесанными назад волосами цвета выбеленного льна, прозрачно-светлыми глазами и такой же улыбкой. О него веяло ледяным холодом, так что мурашки по спине пробегали.

Но в документах у него было абсолютный порядок: через пятнадцать минут Макс держал распечатку данных рейса, на котором чемодан улетел в Челябинск, данные экипажа и личным письменным распоряжением предоставить все бортовые записи.

– Они как раз в зоне вылета сейчас, – он вежливо улыбнулся. – Я провожу.

Ходил представитель авиакомпании быстро, Макс едва успевал переставлять ноги, чтобы не отстать от него.

– А что, хлопотная у вас работка? – спросил Макс, чтобы как-то развеять ледяную вежливость представителя авиакомпании.

Тот посмотрел на него сверху-вниз, неопределенно пожал плечами:

– Не особо. Если не делать из каждой проблемы – проблему, тем более.

– И вы – обладатель этого уникального качества? – Макс усмехнулся.

Представитель даже не улыбнулся.

– Да. Бывают проблемные рейсы, когда задержка по погодным или иным причинам, сами понимаете… Но если не прятаться от проблем, а вовремя их разрешать, до того, как они стали катастрофой, то проблем в общем-то и нет.

– Вы – счастливый человек, – Макс сошел с траволатора. – У меня так не получается.

Представитель кивнул: типа, оно и видно, что у Макса не получается. Капитан Александров хотел сперва обидеться, потом вспомнил, как он оказался в компании этого невозмутимого парня, для которого он – не проблема, и решил, что он прав – он, в самом деле, не умеет вовремя абстрагироваться от проблем и отделываться от них.

Сперва он проверил записи с камер – они хранились в офисе авиакомпании, и были любезно ему предоставлены. Он уже точно знал время погрузки багажа в авиалайнер, а потому без труда проследил за чемоданом – вот он едет по ленте, вот попадает в сортировку, вот в погрузчике отправляется до борта. Вот перегружается в самолет. Никаких задержек и подозрительной суеты рядом.

– Во время полета кто имеет доступ в багажное отделение?

Представитель даже не моргнул:

– А зачем? – он встретился взглядом с Максом и вздохнул, примиряясь с неизбежным – отвечать на идиотские вопросы. – Вообще обычно нет такого доступа, это не предусмотрено конструктивом самолета и техникой безопасности. В аэробусах есть такой спуск из кабины пилота, но ваш рейс выполнял самолет другой модели.

Он выжидательно посмотрел на Макса, будто желая убедиться, дошел ли до следователя смысл его слов.

– А если загорится что-то? – это не относилось к делу, но спросилось как-то само. У Макса покраснели уши.

Представитель авиакомпании понимающе кивнул:

– На этот случай имеется система пожаротушения. Открывать доступ в пассажирское отделение в таком случае тем более небезопасно.

Макс, подумав, кивнул. Получается, экипаж в ходе полета не мог вскрыть чемодан. Можно их не опрашивать.

Капитан Александров выдохнул – отрицательный результат – это тоже результат.

Он вернулся в отдел полиции. Сержант Дмитриев кивнул ему указав на серверную:

– Там выделили все кадры с твоим чемоданом.

– Что-то интересное есть?

Дмитриев покачал головой, вслух отметив:

– Кто его знает – тебе виднее.

«Мне виднее», – повторил про себя Макс и понуро поплелся к мониторам. Он кликал по клавише, просматривая выделенные кадры: сдача багажа, его путешествие по аэропорту, сортировка. Никаких ЧП, никакой поножовщины на территории. Никто к чемодану не подходил, пленку с него не снимал, никто не имел к его содержимому доступа. Значит, Челябинск.

Макс вздохнул – все-таки придется звонить Аделии и признаваться в продолжении незапланированной командировки.

– Она меня точно проклянет… – пробормотал он, вытягивая мобильный из кармана.

* * *

Аделия вспылила:

– Ты, как я вижу – единственный сыщик России. Ничего без тебя не делается!

Макс страдальчески поморщился:

– Ада!

Но ему ответила тишина – жена бросила трубку. Капитан Александров стоял посреди зала аэропорта, в эпицентре суеты и чужих чаяний. Темный экран тянул за собой, будто черная дыра, на сердце было холодно. Словно ударили под дых, и свет померк.

Экран вспыхнув, пропустив внутрь тоски капитана Александрова, гневный смайлик от Аделии со словами: «Люблю!».

Черная дыра отпустила – Макс почувствовал, как вынырнул из нее, как спасшийся из ледяного омута. Вздохнул с облегчением и улыбнулся. Отправил «сердечко». Подумав, следом отправил смайлик с воздушным поцелуем.

Аделия в ответ прислала фото спящей Насти – та выпростала ножку из-под одеяло и обнимала весь мир, включая своего вечно отсутствующего отца. Макс увеличил лицо и погладил большим пальцем пухлую щеку дочери.

Соблазн вернуться в московскую квартиру, выспаться и переодеться, был очень велик. Не пускала совесть – его тут не должно было быть, он должен был быть на море, на мягком песочке, в обществе Аделии и Насти. Вздохнув еще раз, Макс спрятал мобильный в заднем кармане джинсов и отправился забирать билеты до Челябинска.

* * *

Отправив Макса в Москву, Тимур приуныл – он был бы сам не прочь смотаться, сам все посмотреть. Он так и сказал начальнику:

– Человек в отпуске, ну неужели без него не справимся.

А начальник прошелся по незавершенным делам. Там и кража ковров с рынка, и порча склада с пиломатериалами. Та самая рутина, которую больше всего боялся Тимур, его поглотила, будто болото, и важное – он носом чувствовал – дело уплыло в руки Макса.

Алекандров ему нравился еще со студенческих лет, он был… фартовый. Везучий. В любом материале он улавливал суть, и умел видеть под разными углами, а потому раскрывал дела быстро и с огоньком.

У Тимура так не получалось.

Словно дворовый пес, он брался за самую очевидную версию и раскручивал ее, если она оказывалась не «в цвет», брался за другую. Так методично он подбирался к сути, примеряясь к ней, а не хватая быка за рога, как это умел делать Макс.

– Вот и иди работай, – начальник посмотрел хмуро.

А Тимур впервые за годы службы почувствовал… тоску.

Он вернулся в свой кабинет. Включил компьютер и представил, как бы себя чувствовал Мегрэ или Холмс в этом кабинете, что бы делал Глеб Жеглов и Володя Шарапов? И меньше всего они представлялись ему сидящими за столом за ворохом бумаг, протоколов, отчетов, заключений, объяснений…

Он набрал номер Нины. Та схватила трубку после первого гудка – еще одна особенность, появившаяся после того злополучного ранения.

– Ты где?

Тимур закатил глаза.

– В кабинете, бумажки перебираю.

Он слышал, с каким облегчением выдохнула супруга.

– Скажи, Нин, тебе нравится, что я – следак?

Жена замолчала. Он представил, как она хмурится, выискивая в его вопросе подвох, как теребит пуговицу на строгой офисной сорочке.

– Это ты к чему спрашиваешь? – уточнила она.

– Просто так. Хочу понять, представляешь ли ты меня в какой-то другой профессии…

– Нет, не представляю, – она вздохнула. – В этом-то и беда. Понимаешь, я никак не могу привыкнуть волноваться за тебя. Никак не могу жить с ощущением острия под ребрами. Но и представить тебя кем-то еще, не следователем, не могу. Могла бы – постаралась убедить.

– Ясно.

Тимур не мог понять, хорошо это или плохо – то, что сказала его жена, но он был рад, что за ним осталось право выбора.