Текст книги "Смерть в квадрате"

Автор книги: Евгения Кретова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

– Так, фото сделано вот отсюда, – он ткнул пальцем в лаундж-зону напротив стойки регистрации. – Время… после десяти, иначе за стойкой кто-то бы присутствовал.

Бормотания мужчины внезапно ворвались в поток мыслей Аделии, выдернули из блаженного небытия.

– Никто из администраторов ее не запомнил.

– И это тоже странно, девушка-то эффектная…

Аделия оживилась, подалась вперед:

– А вы? Вы бы запомнили такую, если бы увидели?

– Без сомнения. Но я ее не видел.

– А этот день, он был вашим дежурством.

Охранник медленно, словно через силу, кивнул: он смотрел запись. Прищурившись и подавшись вперед, он поставил запись на перемотку.

– Смотрите.

Он сделал стоп-кадр: в фойе вошла Валентина. Она шла от лифтов. Задержалась у стойки администратора, проверила, что там никого нет. Прошла к лаундж-зоне и… сделала снимок.

– Она была одна! – Аделия не верила своим глазам, хоть и подозревала нечто подобное.

Охранник цокнул языком:

– Более того, она имитировала, будто стоит с кем-то… Вы посмотрите.

Он был прав: Валентина, снимая селфи, в самом деле подняла вверх руку, чуть отставила другую, обнимая воздух рядом с собой, чуть склонила голову.

Аделия снова посмотрела снимок.

– Никакой Неллички нет, – прошептала ошеломленно. – Но Валентине зачем-то нужно, чтобы я думала, будто она есть. Зачем?

Охранник пожал плечами:

– Кто ж ее знает. Но «Нелличка» все-таки может быть, ее от вас могут тщательно скрывать. Я вам рекомендую поделиться своими соображениями с правоохранительными органами. У меня здесь, в местном следкоме, товарищ работает, Бочкин…

Аделия просияла:

– Тимур Альбертович?! Знаю-знаю его…

Она поднялась, поблагодарила мужчину.

– Если заметите рядом с Валентиной кого-то, или ее дочь появится… Скажите мне, пожалуйста.

Глава 28

Деревня Новое Гнездо располагалась в получасе езды от Челябинска и выглядела ухоженной и даже в некоторой степени элитной. Кирпичные коттеджи по два этажа с мансардной крышей, эстетичные полукружия окон, высокие заборы и перед ними низенькие, недавно посаженные новыми владельцами, ели. Асфальтированная дорога вывела к центральной площади, снабженной автовокзалом, местным супермаркетом и стихийным рынком, рассчитанным на приезжих. Вокруг нее стояли домики постарше и посолидней. На некоторых сверкали золотые таблички административных зданий и лениво развевались флаги. Здесь особенно дурманяще пахло прелой листвой, томно и дымно – продрогшими пашнями.

Следуя указаниям навигатора, машина свернула с центральной улицы и под колесами сразу почувствовался гравий, а людей в салоне стало подбрасывать до потолка. Водитель цокнул языком и снизил скорость.

Это была та часть деревни, с которой эта самая деревня когда-то начиналась: щербатые дома с заколоченными крест-накрест ставнями, кособокие заборы, потемневшие от времени, да заросшие крапивой дворы. Кое-где из печных труб поднимался жидкий дымок, но большей частью дома здесь молчали. А некоторые – так и вовсе умирали.

Так выглядел дом-трехоконка, окрашенный облупившейся синей краской. Ставни были давно сорваны или скрипуче болтались, покачиваясь на одной петле, стекла давно выбиты. Ведро с водой, притулившееся на верхней ступеньке крыльца, да едва протоптанная ниточка в бурьяне говорили, что дом этот, в отличие от соседних, обзавелся хозяином.

Макс велел оставить машины на соседней улице, сам двинулся вдоль заборов, неторопливо и неприметно подбираясь к дому матери Филиппа Югорского. Он успел навести справки – Лидия Югорская умерла семь лет назад, угорела в бане. Так что дом, можно было предполагать, рассматривался Филиппом на свой собственный. Наследников на него не было, администрация своими требованиями выкосить траву не тревожила – потому что вся улица такая. Вот и получалось, что Филипп залег здесь на дно после выхода из колонии.

Мать Анна Сергеевна, к слову, оказалась не права: согласно материалам уголовного дела, с которым Макс успел ознакомиться, пока ехал в машине до Нового Гнезда, Филипп заколол своего собутыльника. Суд отправил его в колонию на девять лет, из которых Югорский отбыл семь. Во второй раз он отправился на зону как организатор трех грабежей. Банду собрал сплошь из несовершеннолетних, только наводчик подпадал под возраст уголовной ответственности, а потому «организованной группы» как таковой юридически не образовалось – большинство подельников не достигли возраста уголовной ответственности по этой статье. Но суд все равно отправил Филиппа в колонию на семь лет. И вот сейчас он вышел и определенно живет в доме своей матери. Странно, что машины нет – Макс точно знал, что Югорский водил машину, более того, на работу к Гризли приезжал на стареньком Рено. Автомобиля нигде поблизости не было видно.

Макс задержался у соседнего дома, прислушался – из дома с синей облупившейся краской не доносилось ни звука. Странно, что Югорский даже собаку не завел, с собакой-то в такой глуши веселее.

Макс осторожно подошел к калитке и приоткрыл ее. Та скрипнула коротко, без надрыва – ее недавно смазывали. Он огляделся. Глухое заброшенное место, неприглядное в своей неухоженности даже больше, чем в старости. Дом смотрел на него враждебно и настороженно.

Постояв у калитки, Макс неторопливо двинулся к крыльцу.

– Кто такой, чего надо? – окрикнул его сиплый простуженный голос.

Макс оглянулся в поисках источника и обнаружил неказистого парня, щуплого и белобрысого, прислонившегося к старой иссохшей яблоне. Из-за высокой травы, покрывавшей двор, его не было видно ни с дороги, ни от калитки. Зато он успел рассмотреть Макса превосходно.

Макс представился. Филипп хмыкнул:

– Из самой Москвы следователь? Надо же… И зачем?

Он говорил спокойно, неторопливо и бесцветно, совсем так, как говорила его мачеха. А взгляд оказался пристальным и живым. Он цеплялся за фигуру Макса, скользил взглядом с ног до головы и будто бы ощупывал.

– Поговорить надо.

– Ну, говори…

– Я девушку ищу. Высокая, стройная брюнетка. На ней была одежда в стиле тридцатых годов прошлого века: белая рубашка, черные брюки и галстук… Вам такая встречалась?

Югорский пожал плечами:

– Может и встречалась, а может и нет. Всех не упомнишь.

Макс кивнул:

– Ваш брат Григорий Соров, говорит, вы передали ему вещи, чтобы тот избавился от них. – Пока местный следователь оформлял постановление на задержание Югорского, Макс успел повторно опросить Григория. Информация о том, что мать в курсе его задержания, повлияла на парня отрезвляюще. Он начал говорить, не таясь. И о том, как поддерживал сводного брата после освобождения, как подыскал ему работу – грузчиком, но Филипп отказался, сославшись на подорванное в тюрьме здоровье, и сказал, что устроился охранником к Сане Гризли. Гриша беспокоился, что в этом месте брат опять ввяжется в криминал, и снова сядет.

Югорский посмеивался – на зоне ему было даже комфортнее, чем на свободе, поэтому нового срока он не боялся.

Рассказал Соров и о том, как брат принес ему сверток с окровавленными вещами. Как Григорий перепугался, решив, что брат кого-то убил у Гризли. Тот заверил, что нет, и это просто краденные вещи, от них надо избавиться.

– Почему вы не избавились от них? – Макс огляделся. – У вас тут полно мест, где их можно прикопать, утопить, сжечь, наконец…

Югорский пожал плечами. Если не смотреть в его глаза, он в самом деле выглядел ровесником своего брата. Возраст и опыт выдавали только глаза.

– А шут его знает. Вот решил братца проверить, верен ли. – Филипп улыбнулся. У него не хватало двух передних зубов.

Макс кивнул.

– А кровь чья?

– Так моя же, – соврал Филипп.

Макс даже удивился такой глупости: уж человек-то с таким криминальным опытом, как у Югорского, должен был знать, что следователь знает как минимум пол жертвы. Но Макс решил ему подыграть.

– В самом деле? И где же вы так порезались?

– Так дрова колол, вот и порезался.

– В женской рубашке дрова кололи? – Макс хмыкнул. – Пройдемте в дом, покажете, как вы порезались.

Югорский не пошевелился.

– А права не имеете. Пораниться всякий может, за это в тюрьму не сажают, – он зло ощерился.

– Право я как раз имею, у меня постановление на руках. Ознакомитесь? – Макс достал из папки лист бумаги с синими печатями и размашистыми подписями.

Югорский пожал плечами, лениво, хоть и легко, поднялся, пошел к дому. Толкнув дверь, первым вошел сам, пересек пыльные сени и прошел в комнату, сел за стол.

– Смотрите, раз приехали аж из самой Москвы.

Что Макс планировал найти, он и сам не знал. Следы крови? Югорский мог совершить нападение в другом месте. Макс ничего не знал о жертве, камеры видеонаблюдения у заведения Сани Гризли зафиксировали, как Юрий Филитов отдавал ему пакет, как Югорский долго копошился в нем, а потом сунул его на заднее сиденье своей машины, сел за руль и быстро уехал. На въезде в Новое Гнездо он заправился – его зафиксировали камеры на АЗС. В машине никого не было. Но кто-то мог быть в багажнике. Или на заднем сиденье, прикрытый пледом.

Макс прошелся по комнате, заглянул в печь – та недавно топилась, от нее еще тянуло теплом, а внутри стоял котелок в тушеным картофелем. Он ждал. Без особого интереса просмотрел скудную обстановку давно заброшенного дома, в которой единственным крепким предметом был дубовый стол. Гладкий, идеально отшлифованный, он выглядел инородным посреди царящего вокруг хаоса и разрухи, под грудой плесневелых сухарей, початых бутылок и потеков шпротного масла.

Макс сдвинул мусор с середины стола, провел пальцем по поверхности – ее недавно скоблили, счищая скопившуюся грязь.

Макс чувствовал, что прикоснулся к чему-то по-настоящему важному – Филипп за его спиной замолчал и перестал вздыхать. Острое ощущение опасности расплескалось по венам, мгновение – и он согнулся, присел. Налетевший на него Югорский промахнулся, завалился на стол. В его пальцах запутался кусок строительной лески. Макс успел придавить его локтем здоровой руки, навалился всем телом – рана отдалась горячечно алым. Ударил по коленям – надеялся задержать.

Не получилось.

Филипп неимоверным усилием извернулся, ужом выскользнул из расставленных тисков и оказался по другую сторону стола. Оскалился – ни следа прежнего невзрачного юноши. Перед Максом, сжав в руке кухонный нож, застыл хищник.

– Не надо делать глупостей, – увещевал Макс. Больная рука пульсировала от боли. – Не усугубляйте свою судьбу…

Югорский криво усмехнулся, шагнул вправо, намереваясь перерезать Максу путь к двери. Макс бросился налево, ему навстречу. Увернулся от ножа, поднырнул под рукой и ударил локтем по затылку Югорского. Толкнул вперед, на стол. Не обращая внимания на раздирающую боль в предплечье, навалился на Югорского, прижал к столешнице запястье. Вязкая слюна стекала из уголка его рта – он лязгнул зубами, пытаясь укусить. Макс скручивал его запястье, заставлял ослабить хватку – выбить нож. Филипп лягнул его по лодыжке, ударил коленом в пах. У Макса потемнело в глазах, и вот уже мусор полетел со стола на пол, а его самого Югорский вжал в отполированное дерево, потянулся к горлу. Макс ударил его по запястьям, и тут же тюкнул Югорского лбом по носу. Тот взвыл и отпрянул.

Крошечного мгновения, за которое Макс успел лишь вздохнуть, хватило, чтобы вырваться. Он откатился в сторону, поднялся на ноги. Вспомнил, что ни наручников, ни пистолета у него нет. Тихо чертыхнулся, покосился по сторонам, поискал, чем можно связать Югорского.

– Убью! – прошипел тот и бросился на Макса.

Выстрел оглушил их обоих: в таком маленьком помещении он одинаково не пощадил ни преступника, ни следователя.

– Полиция, не двигаться! – закричал кто-то.

Филиппов вцепился в Макса. Его лицо, серое, в мелких крапинках веснушек, скалилось, вокруг рта сбилась злая пена. Он толкнул Макса назад. Там – угол печи. Верная смерть, в сущности. И ее неизбежность показалась капитану Александрову до невозможной степени обидной. Макс успел подумать про дочь и представить лицо Аделии, когда неистовая сила потянула его вперед. Югорский, вцепившийся в Макса, отдалился, его скрюченные пальцы царапнули по шее и мелькнули совсем близко, буквально перед носом Макса.

Он выставил руку и уперся ею в еще теплый бок печи.

– Жив? – Глеб оказался рядом. Схватил за здоровое плечо, не позволив упасть. Макс поморщился, по выставил вверх указательный палец. Жив он, жив. Что с ним сделается…

Глава 29

Югорский смирно сидел в углу, на замызганной кровати, с равнодушием поглядывал на снующих по дому полицейских, с ненавистью – на Макса. У того раскрылась рана, бинт напитался кровью, перепачкал рубашку, и Филипп никак не мог отвести от темного влажного пятна взгляд.

Макс заметил его, прищурился.

Криминалисты описывали мусор, собравшийся на столе, следы драки. Макс подошел ближе, пригляделся к расчищенному и протертому собой участку – как бы ни старался Югорский, следы остались. Если не понимать, чем они нанесены и как сделаны, то на них не обратишь внимание.

Но Макс догадался. Сразу, как увидел этот сияющий новым деревом стол, крепкий посреди разрухи. Филиппу Югорскому оказалась не нужна нормальная одежда и постель, он не ремонтировал дом, едва заколотил окна, да и вся забота. Однако вычистил, разве что не вылизывал стол.

Макс кивнул на длинные, почти сточенные рубанком и затертые наждачной бумагой зазубрины, длинные, прямые.

– Люминолом проверьте, – попросил криминалиста. И перевел взгляд на Югорского. Тот затаился.

Макс взял табурет, смахнул с него пыль и сел напротив Филиппа.

– Ну и зачем вам это потребовалось? – спросил, имея в виду нападение на себя.

Югорский пожал плечами:

– Рефлекс. Не люблю я вашего брата.

Макс понимающе кивнул.

– А девушку зачем убили?

– Какую девушку? – Югорский изобразил удивление.

Макс залез во внутренний карман, достал и разглядил на колене измятые фотографии, положил на стол. Темноволосая девушка смотрела на него с улыбкой.

– Мария Викторовна Семенова, две тысячи второго года рождения, выпускница Южно-уральского госуниверситета, замужем, мама годовалой дочки. Пропала неделю назад, пошла в магазин, оставив дочку с соседкой, и не вернулась.

– А я тут при чем?

Макс снова кивнул. Сдвинул фотографию, продемонстрировав другую фотографию – с камеры видеонаблюдения магазина. На ней стояла та же самая девушка, волосы зачесаны назад, убраны в хвост… Серая куртка, усталый вид. Она держала в руке пачку молока, упаковку с овощами и пачку молотого перца. За ее спиной застыл Югорский.

– Как вы так сплоховали? Все продумали, только забыли о камерах в зале, – Макс сокрушенно поцокал языком.

– Да мало ли где я бываю. Я эту девку знать не знаю, – Югорский равнодушно отвернулся.

– Напрасно вы так, Филипп Матвеевич, вашу машину мы отследили от самого клуба «Гризли» до этого супермаркета. Он здесь недалеко, на выезде из города.

– И что?

– Ой, ну вы как ребенок, Филипп Матвеевич, – Макс вскинул здоровой рукой. – В городе же система видеонаблюдения, не знаю, может, вы не в курсе, какие изменения произошли за время вашего пребывания в колонии, но прогресс не стоит, идет семимильными шагами… Камеры установлены на парковке. Вот ваша машина, – Макс снова сдвинул фотографию и показал фото со стареньким «Рено». – Вы подъехали и какое-то время стояли, ждали. Вот рядом с вами остановилась машина Семеновой. Вы последовали за ней… Кстати, зачем? Чтобы убедиться, что она ни с кем не встречается или чтобы удобнее подойти к своей машине?.. А вот, кстати, еще один снимок.

Макс указал на изображения, на которых Югорский оглушает и запихивает в багажник Марию Семенову.

– Через двадцать шесть минут ваш автомобиль остановится на заправке, а еще через восемнадцать окажется в поле зрения камер на въезде в деревню со стороны вашего дома. Иными словами, вы объехали его кружным путем по проселку и вырулили у самого дома. Удобно, верно, иметь жилище на отшибе?

Югорский молчал.

– Не хотите говорить, не надо.

– Вы ничего не докажете. Мужик просто на меня похож, номеров на тачке не видно, а у меня алиби, я с друзьями бухал!

– С Юрием Филитовым? Так он уже признался, что отдал вам вещи и уехал домой… А, точно, я же вам о вещах ничего не сказал!

Макс вытянул из кармана мобильный и открыл фотографию найденных в чемодане Аделии вещей.

– Узнаете?

У Югорского на мгновение расширились зрачки, дрогнула губа. Он быстро собрался – отвел взгляд.

– Ты ничего не докажешь, – пробормотал Югорский.

– Ну, это вам так кажется, – холодно улыбнулся Макс. – Вашу машину, спрятанную на объездной дороге, уже нашли. Со стола вы кровь счистили, конечно, но не все, криминалисты следы обнаружили, так что анализ мы проведем. А машину вы не так тщательно убирали, там наверняка и волосы Семеновой найдутся, и микрочастицы ее пота, слез…

Макс с неприязнью смотрел на молодого парня. Тот еще был уверен в своей правоте, в своей недосягаемости. Он еще не знал, что клетка захлопнулась за ним на этот раз надолго.

– Максим Иванович…

Растерянный голос оперативника заставил его вздрогнуть. Макс оглянулся: из жестяной коробки достали небольшую деревянную шкатулку, простую и вряд ли представляющую хоть какую-то историческую ценность. Внутри нее лежало несколько пуговиц от женских платьев. Макс привстал – он узнал только одну: круглую жемчужную пуговицу, которая отсутствовала на рубашке Глафиры Темных.

– То есть девушек было несколько… – тяжело опустился на табурет Макс. – Расскажешь нам о других девушках, Филипп Матвеевич?

* * *

Навязчивое влечение Филиппа заметила только Анна Сергеевна, это ее и спасло. Все, что взял от нее пасынок, – старенькая шкатулка. Он не тронул ее, но догадался, что мачеха приструнит его. Поэтому после смерти отца, оставшись без его безмятежной и всеобъемлющей любви и защиты, сбежал.

Первая жертва была случайной: тетка, собутыльница матери, она упала и не смогла самостоятельно подняться. А Филипп не торопился помочь, наблюдая, как набухает под порезом ткань… и наслаждался моментом. Мать в тот день была слишком пьяна, чтобы осознать. Она тихо радовалась, что к ней перебрался сын, все твердила, как счастливо они заживут. Не зажили – самого Филиппа посадили, и мать он больше не увидел.

Вернулся в заброшенный и покосившийся дом. Сперва постарался привести его в порядок. Но потом смекнул, что так лучше – люди избегают мертвых, даже если эти мертвые – дома. В эту часть деревни никто не заглядывал, а, узнав, что там поселился бывший уголовник, и вовсе стали обходить стороной.

Так он придумал, как утолить свой голод. Старый заброшенный дом с крепким подвалом отлично поглощал голоса и крики. А Филипп был осторожен: он сдерживал голод до тех пор, пока тот не становился нестерпимым, а потому на охоту выходил редко, жертв выбирал послабее, привозил их ночью, подкрадываясь к своему дому на малой скорости с выключенными фарами. Сгружал в подвал жертв, а чтобы не сильно кричали и не пытались убежать, подмешивал в воду снотворное. Нет, он не мучил их, не насиловал. Ему нравилась их кровь: как она пульсирует, вырываясь из раны, растекается жирной пахучей лужицей, как напитывает собой ткани.

Он отпустил первых девушек: накачал их снотворным, вывез в лес далеко от Нового Гнезда, и оставил. Девушки с трудом помнили, что с ними происходило, и были рады поскорее забыть даже то, что помнили. Шрамы имеют свойство затягиваться.

Первая смерть случилась, когда он уже прибрал к рукам сводного братца: тот, сам того не осознавая, приводил к нему жертв. Тихий и улыбчивый парень, да еще и сынок соцработницы, внушал дурочкам доверие, те знакомились с его старшим братом, даже не подозревая, что за тьма плещется в его груди.

Ту девушку звали Надя. От нее осталась крохотная золотая пуговка. Она так вертелась, так вырывалась, кровь так бурно текла из раны, что Филипп впервые испытал настоящий экстаз. Он не смог остановиться, и очнулся, когда кровь уже стала сворачиваться, а глаза девушки навсегда потухли. Ее тело он закопал на соседнем участке, у дома старика Неблюдова.

Потом была Элла – зеленая пуговка с четырьмя дырочками, Раиса – черная шершавая пуговка на ножке, Нина – от нее осталась «памятка» пуговка-розовый бутон. Все они нашли свой покой на одном из соседских заброшенных участков. Он заходил к ним, подолгу стоял над провалившимися холмиками и теребил их пуговки, заново переживая момент их смерти. Ему хватало этих воспоминаний, пока Юрий не сунул ему в руки тот пакет, насквозь пропитанный женским по́том и едко-сладкими духами.

Он хотел их сжечь – не смог, приторный запах манил даже из багажника. Тогда он остановился на парковке у супермаркета и принялся ждать. Он никогда прежде не выходил на охоту без подготовки, в почти голодном обмороке. Он знал, что где-то допустит ошибку и попадется, но ничего не мог поделать с тем демоном, что копошился внутри и требовал новую порцию крови.

И появилась она. Та брюнетка с высоким хвостом. Чуть полноватая, с широкими бедрами, туго обтянутыми джинсовой тканью. Он следовал за ней по пятам, забыв о камерах. Он принюхивался к ней, как зверь, тайком, стоя за ней в очереди, касаясь ее и представляя, как накрутит хвост на кулак, как будет биться эта женщина в его руках, выторговывая себе хоть каплю воздуха, надеясь на спасение до самой последней минуты. И эта минута наступит. Они с брюнеткой встретят ее вместе – ее смерть.

Филипп Югорский глотнул и поднял взгляд на следователя. Того, который его остановил.

* * *

Макс сухо простился с Глебом: не хотелось никого видеть и слышать, хотелось одиночества.

Глеб, кажется, понимал. Пожал крепко руку, сказал, что надеется встретится в Москве, может, даже еще поработать. Макс уезжал, оставив окончание дела на местных следователей, им предстояла эксгумация трупов, установление личностей потерпевших, длительные экспертизы, суд… Все это сделают и без него, а у него Аделия и Настя. Он их обнимет, и станет капельку легче: развяжется тот узел, что завязался в душе там, в старом доме с облупленной синей краской, где закончилась жизнь четырех молодых девушек.

Уже у зоны досмотра, он вернулся:

– Слушай, Глеб… Вы с ребятами без шума верните камеры в зону сортировки. Даже интересно, ради чего такую многоходовку придумали с неработающими камерами.

Он сел в самолет и прикрыл глаза.

– Кофе, сок, минеральная вода? – предложила стюардесса.

Он отрицательно покачал головой – покоя.