Текст книги "Мой добровольный плен"

Автор книги: Евгения Кобрина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Я не двигалась, ожидая его реакции, а Гафур молчал. Наконец, мужчина притронулся ко мне, ухватил за подбородок и приподнял лицо к себе. Его взгляд не пылал яростью, он светился чем-то другим, чем-то спокойным. Я не смогла дать этому определения, но поняла, что Гафур принял решение:

– Я рад, что ты не сломалась, – сказал он и нежно погладил меня по щеке. Я не понимала, что происходит. – Ты сильная женщина, Джуман, ты не уступила ни боли, ни ласке. Тебя не подкупили подарки, не испугала моя ярость. Твое сердце закрыто для жадности и тщеславия, но открыто для нежной заботы о моей Батул, словно она твоё дитя, – мужчина на секунду задумался, а потом продолжил: – Ты сказала, что я хороший человек, но это не так. Будь я хорошим, я бы подарил тебе свободу, о которой ты так мечтаешь. Но нет, я в отличие от тебя жадный. Я оставлю тебя при себе, чтобы и дальше называть своей жемчужиной. Мне никогда не будет хватать лишь твоей покорности, но твою любовь я больше не стану требовать или покупать. И, возможно, тогда она родится сама собой.

Я попыталась возразить, но мужчина прикоснулся пальцами к моим губам, заставляя замолчать. Он улыбнулся:

– Нет, молчи, моя жемчужина. Ты и так сказала сегодня достаточно. Больше не хочу тебя слушать, хочу тебя целовать, – он нежно провел кончиками пальцев по моим губам и потянул меня за руку, вынуждая подняться. Гафур припал к моим губам в страстном поцелуе, и я отринула все мысли, смиряясь со своей судьбой.

Этой ночью он не был требовательным или чересчур страстным. Он был предусмотрительно нежным, заботливым и сдержанным. Его руки мягко ласкали мое тело, а губы покрывали кожу легкими поцелуями. Его проникновение и толчки тоже были размеренными, а кульминация спокойной. И первый раз за все время, я не подумала о насилии, и эта мысль меня испугала.

Перед самым рассветом меня, как всегда, разбудил Карим и беззвучно велел подниматься. Я перевернулась на бок, и уже собиралась встать с постели, когда мужские руки, обхватили мое тело и притянули обратно:

– Оставь нас, Карим, – велел Гафур, зарываясь лицом в мои волосы. Карим почтительно кивнул и быстро ретировался. Господин теснее прижал меня к себе и прошептал: – Спи, моя Джуман. Спи.

Я прикрыла глаза. От меня не укрылся все понимающий взгляд Карима – сегодня утром родилась новая фаворитка в гареме Гафура. Мне захотелось взвыть от осознания этого. Нежные руки мужчины, что заботливо обнимали меня со спины, казались пудовыми цепями, которые крепко удерживали в неволе не только мое тело, но теперь и душу. Я больше не чувствовала к Гафуру ненависти, напротив, после вчерашнего вечера и нашего откровенного разговора, мужчина вырос в моих глазах. Он не наказал меня за неприглядную правду и сам был откровенен. Первый раз я увидела в Гафуре не насильника и монстра, а обычного мужчину, который просто подвержен земным страстям, как и другие люди. В моих глазах мужчина стал более человечным, но мне не хотелось, чтобы так было.

Не хочу чувствовать к нему что-то хорошее. Не хочу!

Утром нас разбудили рабыни, и мне пришлось мыться вместе с Гафуром в его огромном бассейне. Мужчина то и дело бросал на меня лукавые взгляды и это меня смущало. Рабыни, почувствовав хорошее настроение господина, весело болтали и смеялись, а когда Гафур шутливо брызгал на них водой и вовсе взрывались в веселом хохоте. Я мрачнела все больше, мне было совсем не по нраву их дурашливое веселье. Гафур заметил мое состояние и, подплыв ближе, притянул к себе:

– Не хмурься, моя жемчужина, – улыбнулся он и поцеловал меня в волосы. – Хочу, чтобы на твоем лице была только улыбка, и ты смеялась.

– Мне кажется, здесь и так перебор со смехом, – хмыкнула я.

Мужчина рассмеялся и теснее прижал меня к себе:

– Ревнуешь?

Я удивленно воззрилась на него, а он рассмеялся пуще прежнего:

– О, Джуман, как выразительно твое лицо! Что, хочешь утопить меня в этом бассейне.

Я не сдержала ответ:

– Больше всего на свете.

Мужчина быстро поцеловал меня в губы:

– Давай повременим с этим, хорошо? – улыбнулся он и отплыл от меня.

Рабыни продолжили нас мыть.  После растирания полотенцем и ароматным маслом на меня надели новое платье, расшитое золотыми нитями. Полулежа на кровати, Гафур с ленивым интересом наблюдал, как служанки заплетают мои волосы в свободную прическу. Когда девушка накинула на мою голову платок, мужчина велел:

– Убери это.

Служанка покорно отошла, унося с собой платок. Я обернулась к мужчине:

– Господин, я всегда покрываю свои волосы.

– Больше нет. Больше ты не станешь их скрывать. Я и так терпел это слишком долго, – ответил Гафур и встал. Он взял что-то со стола и подошел ко мне. Через пару секунд на моей шее красовалось массивное золотое ожерелье с россыпью изумрудов. – Нравится?

Я посмотрел на себя в зеркало, перед которым сидела, и притронулась к холодному металлу. Украшение было достойно королевы. Я не стала лукавить:

– Оно очень красивое.

Гафур повернул меня к себе и заглянул в глаза:

– Я не спрашивал красивое оно или нет. Я спросил, нравится ли оно тебе.

Я медленно кивнула:

– Мне нравится, господин, – а потом тихо добавила: – Но новая книга мне бы понравилась больше.

– Кто бы сомневался, но довольствуйся тем, что есть, – сказал он и легко щелкнул меня по носу.

Мы вышли из его спальни и, пройдя небольшой коридор, оказались в другой комнате. Мое внимание сразу привлек низкий стол, на котором было расставлено множество различных блюд.

– Доброе утро, – услышала я знакомый низкий голос и быстро глянула вглубь комнаты.

На меня смотрели темные глаза, и я пропустила удар сердца.

– Здравствуй, Аббас, – улыбнулся Гафур, подвел меня к столу и усадил на подушки. – Как прошла твоя ночь?

– Спасибо, Гафур, все хорошо.

Мужчина кивнул другу и посмотрел на меня:

– Моя ночь тоже прошла очень хорошо.

Мое лицо залила краска стыда, и я опустила голову. Гафур сел возле меня, а Аббас напротив. Мы начали завтрак, мужчины вели свой разговор, в который я не вслушивалась. Я очень остро ощущала на себе легкое проглаживание руки Гафура, и еще острее взгляд Аббаса, под которым мне становилась особенно неуютно. В какой-то момент я вскину на него взгляд, готовясь отразить осуждение, но не прочитал во взгляде мужчины ничего, кроме спокойствия. Завтрак, тянувшийся казалось вечность, наконец, подошел к концу, и Гафур, после легкого поцелуя в губы, отослал меня к себе. Я быстро поднялась и почтительно поклонилась, а потом мгновенно скрылась в коридоре, чувствуя на своей спине два мужских взгляда.

Я стремительно шла по коридору гарема, не желая встречаться ни с кем, и только когда закрыла дверь своей маленькой спальни, перевела дух. Мне хотелось побыть одной и подумать обо всем, что произошло, но мне не позволили остаться одной. Сначала Ламис влетела в комнату, точно ураган, и радостно хлопая в ладоши, закружилась вокруг меня:

– Моя девочка, я так рада за тебя! Так рада! Карим мне все рассказал. Теперь у нас много дел, надо собрать все твои вещи и перенести в спальню побольше.

– Мне нравиться и эта спальня, – буркнула я.

Ламис погрозила мне пальцем:

– Ну, уж нет! Ты не можешь отказываться. Ты стала фавориткой господина, а значит, достойна только самого лучшего. И я лично прослежу за тем, чтобы оно у тебя было.

Я не стала с ней спорить, это было бесполезно. Я медленно села на кровать, безмолвно наблюдая за тем, как Ламис и три рабыни занялись моими вещами. Через два часа я уже седела на новой кровати в новой, большой спальне, окна которой выходили в цветущий сад. Рабыни ушли и Ламис тоже, заяви, что у неё еще много дел, и я подумала, что, наконец, побуду одна. Но через пару минут дверь снова раскрылась, и улыбающаяся Батул вплыла в комнату, даже её я не хотела сейчас видеть.

– Ты очень рада, я знаю, – устало произнесла я.

Батул присела возле меня и улыбнулась:

– Да, я рада. Похоже, гораздо больше чем ты.

– Ты же все понимаешь

– Понимаю.

Батул обняла меня и начала гладить по волосам:

– Вот увидишь, быть фавориткой не так и плохо. Все слушают тебя, выполняют любые прихоти и даже боятся. Мне нравилось, это тепленькое местечко, – улыбнулась она.

– Я приберегу для тебя это «тепленькое местечко» и сразу отдам обратно, как только ты отойдешь от родов, – ответила я на улыбку улыбкой.

– О, Джуман, оставь себе, теперь у меня будет место гораздо лучше. Я буду матерью первенца господина, а это важнее любой фаворитки. Так что как не крути, я все равно главнее тебя, – притворно строго сказала Батул, и мы рассмеялись. Девушка обвела взглядом комнату: – Хорошо, что Карим велел переселить тебя в эту спальню, моя рядом, так что теперь мы сможем гораздо чаще видеться. Тебе нравятся твои новые покои?

– Да. Если бы только они не шли с довеском.

Батул строго сказал:

– Все, хватит плохих мыслей. Теперь у тебя начнется другая жизнь. Будь благодарна за неё. В гареме все говорят только о тебе и Исад, – подруга замолчала и как-то странно на меня посмотрела. Я взволновалась, понимая к чему клонит Батул. Я не хотела ничего знать, но подруга была намерена меня просветить: – Исад провела ночь с Аббасом.

Я быстро поднялась с постели:

– Не хочу ничего знать.

– Исад делает печальный вид и говорит всем, что Аббас очень требовательный и жесткий любовник. А сама вся светится от удовольствия, точно путник в пустыне, который напился вдоволь у ручья, – продолжила Батул, будто и не слышала меня.

Я резко обернулась к ней:

– Сказала же, не хочу знать!

– Нет, ты меня выслушаешь! – взвилась Батул и тоже встала. Я никогда не видела её такой, может и правда в ней растет сын господина, отважный воин, который и своей матери передает властную силу. – Он выбрал Исад вчера, как только вы с господином ушли, и не отпускал всю ночь. Ей он, как и тебе, дарил свою нежность и любовь.

Я начинала злиться, но понимала, к чему она клонит:

– Мне это не интересно.

– А мне вот интересно: кого он выберет в следующий раз?

– Батул, – остановила я девушку. – Я все поняла, хватит.

– Нет, Джуман, не хватит! По глазам вижу, тебя задели мои слова. Но со временем я, надеюсь, твоя одержимость этим мужчиной пройдет. Так будет лучше для всех, особенно для тебя, – Батул подошла ко мне и сжала мои ладони: – Я забочусь о тебя, так же как ты обо мне. Я хочу уберечь тебя от беды.

– Я знаю.

Она улыбнулась и заметила:

– Очень красивое ожерелье, все наложницы позеленеют от зависти.

Я и забыла, что на мне был подарок Гафура. Я тут же захотела его сорвать и выбросить в окно, но остановила себя, ради спокойствия беременной подруги. Я улыбнулась:

– Мне тоже оно нравится.

Глава 12.

Оказалось, самая большая привилегия фаворитки гарема, это всегда быть в курсе всех новостей. Я иногда, и сама не понимала, как до меня эти самые новости доходят. Но я была в курсе всего: где и с кем господин проводит время, кто бывает у него в гостях, и куда он уезжает; я знала, что готовит повар, что будут исполнять музыканты и танцовщицы, какими драгоценностями пополняется местная сокровищница и много другой ненужной чепухи.  Но самой невыносимой для меня была информация о других наложницах, о них мне рассказывали буквально все: что женщины едят, пьют, одевают, куда ходят, чем болеют, о чем говорят в спальнях, купальнях, садах, как проводят ночи с господином. От всех этих подробностей меня тошнило, но Батул наставляла, что это очень важная информация, которую непременно надо знать, чтобы в гареме был порядок. Я чувствовала себя работником тайной канцелярии, который следила за порядком в любом государстве. Но ведь Ламис говорила мне, что гарем и есть настоящее маленькое государство. Только я никак не могла взять в толк, почему именно мои уши должны быть пристанищем для этой информации, и что мне делать со всеми этими сведениями? Плести интриги я не хотела, а для развлечения сведения были чересчур личными и почти всегда скучными.

Я надеялась, что место фаворитки даст мне больше свободы, но её стало еще меньше. Теперь возле меня постоянно кто-то ошивался, чтобы предугадать любой мой каприз. Меня это жутко бесило, но я старалась не срываться на безвольных рабынях, что выполняли чужой приказ. Я попробовала обратиться к Кариму, с просьбой уменьшить «надзор» надо мною, но он сказал, что это для моего же блага, и после этот «надзор», кажется, даже увеличился. Конечно, я могла бы просить Гафура, но мне не хотелось ни о чем его просить, наши отношения и так были чересчур странными. Мы как будто заключили временное перемирие, и, не сговариваясь, делали вид, что наше общее прошлое было беспроблемным. Он не требовал от меня ни слепой покорности, не любви, а я не злила его своим своеволием. Мы, как будто играли роль добрых знакомых, которые от нечего делать, еще и делят постель. В последнее время мне стало казаться, что мужчина получает большее удовольствие просто от моего общества, чем от близости. Хотя и её было немало. В постели была и страсть, и нежность, но Гафур больше не добивался от меня пылкого ответа. Во время нашей близости я отстранялась от всего, и как будто со стороны наблюдала за происходящим. Я старалась давить в себе любые мысли и эмоции, отрицательные и положительные, которые в последнее время, иногда закрадывались. В общем, через неделю я свыклась и кое-как привыкла к своему новому положению.

Как оказалось, я обманула всех и себя в первую очередь.

В обед было очень душно, как обычно, бывало перед дождем, и я прилегла отдохнуть, но тревожный сон не помог, я встала совсем разбитой. Меня чуть взбодрило купание, но процедура массажа и «натирания маслом», показалась настоящей пыткой. Я отослала служанок, которые не закончили начатое дело, и, конечно, через пять минут меня посетила строгая Ламис:

– Ты должна следить за своей внешностью и здоровьем, – отчитала меня женщина и подала платье, которое я не любила больше всего, серебряные нити в ткани всегда натирали кожу.

– Подай другое, это колется.

– Ничего, потерпишь. Господин вечером придет в гарем.

– Господин видел меня и без платья. Думаю, ему все равно, в чем я буду одета сегодня.

Ламис насупила брови:

– Зато другим наложницам не все равно.

Я устало вздохнула, понимая, что спорить бесполезно. Я скрепя сердцем натянула на себя неудобное платье и стойко выдержала надевания бесчисленных украшений, которые, как нравоучительно повторяла Ламис, подтверждают мой новый статус. Но когда рабыни стали сооружать у меня на голове невообразимо сложную прическу, я взбунтовалась.

– Ты что, не с той ноги встала? – спросила Ламис.

– У меня к вечеру будет болеть голова от этой прически. Пойдет и обычная коса.

– Не пойдет!

Я развернулась к женщине, и мы сцепились взглядами:

– Ты уже три ночи не была у господина, это не хорошо. Сегодня тебя надо очень постараться и привлечь его внимание.

Я прищурила глаза:

– Ты что ведешь учет моих ночей?

– А как же! Я отвечаю за тебя. Не хватало еще, чтобы он остыл к тебе в такое время!

– В какое «такое время»?

– Лучшее, когда ты можешь... – Ламис резко замолчала и поджала губы.

Я насторожилась:

– Могу, что?

– Не важно. Не хочет прическу, заплетите ей косу! – велела она рабыням и быстра вышла.

Я перевела взгляд на служанок, которые тихо стояли рядом:

– О чем она говорила?

– Мы не знаем, госпожа.

– Не врите мне! Вы все знаете!

Они одновременно упали на колени и притронулись лбами к полу:

– Просим вас, госпожа, не губите нас! Мы не можем сказать!

Я раздраженно повела рукой, злясь на себя за несдержанность, которую проявила по отношению к этим безвольным девушкам. Они были еще более бесправны, чем я:

– Все хорошо. Идите, я сама закончу прическу.

– Но, госпожа...

– Идите. Это моя прихоть, закончить прическу самой. Вы ведь должны исполнять мои прихоти, – я даже изобразила подобие улыбки.

Они нерешительно переглянулись, быстро поднялись с пола и скрылись за дверью. Я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться – предчувствие было не хорошим. Я умело справилась с прической и отправилась на поиски того, кто всегда знал больше, чем я, и мог поделиться интересующей меня информацией.

Батул была в своей спальне, она сидела в удобном кресле, позволяя рабыням, заплетать её пышные волосы в две сложных косы. Я остановилась возле подруги и спросила:

– Чего я не знаю?

Батул подняла на меня взгляд и улыбнулась:

– Ты, о чем?

– Ты знаешь, о чем, – с нажимом сказала я.

Пару секунд подруга сверлила меня взглядом, а потом махнула рабыням. Они быстро вышли. Женщина снова повернулась ко мне и приподняла брови:

– Только неделю как фаворитка господина, а уже такой командный тон и взгляд. Быстро учишься.

– Батул, я думала, между нами не будет тайн и притворства, никогда. Мне жаль, что я ошиблась, – я собралась уходить, но Батул остановила меня.

– Сядь, Джуман.

Я обернулась:

– Твой тон не менее властный, – сказала я, а потом мы одновременно улыбнулись, и Батул протянула мне руки. Я присела возле нее и погладила подросший живот: – Как малыш, сегодня? Как перенес жару?

– Пока спокойно, видно не хочет, чтобы маме было еще тяжелее.

– Может тебе лучше остаться в комнате, а я побуду с тобой.

– Нет, все хорошо. Не для того Ламис надела на тебя столько золота, чтобы ты покрасовалась в нем только передо мною.

Я усмехнулась, а потом серьезно посмотрела на женщину:

– Что происходит, Батул?

Она замялась, не желая говорить, но все же ответила:

– Я не хотела, чтобы ты узнала раньше времени. Кто проболтался?

– Ламис.

– Вот же болтливая курица, – я ждала, пока она продолжит. Батул сильнее сжала мои руки: – Джуман, тебе перестали давать траву, которая не позволяла семени господина укорениться в тебе. Гафур хочет, чтобы ты родила ему ребенка. Наши сыновья будут братьями, здорово, правда?

Я прикрыла глаза и отшатнулась от подруги.

– Тебе нехорошо? – она постаралась удержать меня за руки, но я встала и отошла. – Джуман, посмотри на меня. Все ведь хорошо, ребенок даст тебя успокоение, которое ты так и не смогла отыскать в своем сердце.

Я обернулась к ней:

– Успокоение! Неужели ты ничего не понимаешь? Он будет таким же рабом, как и я! А если родится девочка, что тогда? Её жизнь никогда не выйдет за высокие стены гарема? Ребенок не успокоит мое сердце, Батул, ребенок разорвет его на мелкие куски.

Женщина прижала руки к груди и умоляюще посмотрела на меня:

– Нет, ты не можешь так думать, Джуман.

– А как еще я должна думать?

Батул встала:

– Тогда постарайся принять это со смирением. Ты ничего не можешь изменить.

Я резко вскину взгляд, в котором зажегся огонь, огонь из сердца Джоанны:

– Ты ошибаешься.

Батул шагнула ко мне, с беспокойством вглядываясь в мое лицо:

– Джуман, одумайся!

– Мое имя не Джуман, – прорычала я. Она шагнула ко мне, но я предупредила: – Не ходи за мной, Батул. Подумай о ребенке, – и быстро вышла из комнаты.

Я начала срывать с себя украшение, как только вошла в свою спальню, и бросать их прямо на пол. Следом полетело ненавистное платье, и я начала яростно расплетать волосы, вырывая пряди с корнем. Когда мое тело было свободно, а волосы распущенны я быстро надела на себя свободную тунику и выглянула в окно. Дождь лил непроглядной стеной, отличная погода для моего настроения. Я быстро выскочила в коридор, пробежала по узкой лестнице, которой обычно пользовались служанки, и выбежала во двор. Я никогда не думала, что дождь в жаркой стране может быть таким ледяным, но мне было все равно. Сейчас дождь охлаждал огонь, который бушевал во мне. Я намокла мгновенно, но быстро побежала по дорожкам сада, петляя и углубляясь, чтобы вездесущие служанки не сразу меня отыскали. Ведь Батул уже наверняка послала за мной погоню. Через пару минут плутаний по саду я наткнулась на высокую каменную стену, границу моей тюрьмы.

Я больше не владела собой, все долго скрываемые эмоции нахлынули одной мощной волной. Я стала карабкаться по стене вверх, обламывая ногти и сдирая кожу на ногах и руках в кровь. Мне казалось, что если удастся перебраться за стену, я стану свободной, такой как была прежде. Но моя тюрьма была неприступной, и, потеряв все силы, я приткнулась к мокрым камням лбом, смиряясь с поражением. Мои ноги подогнулись, и я сползла на влажную траву, захлебываясь в отчаянном рыдании. Печаль, горечь и безысходность овладели мною. Я поджала к себе колени и осталась лежать на холодной чужой земле, которая навсегда останется для меня ненавистной клеткой.

Дальше я помнила плохо. Было очень холодно и сыро. Потом чьи-то голоса – они звали меня, но звучали как в тумане. Меня куда-то несли и заботливо гладили по волосам. Потом жар, который пек ноги, бинты на раненых ладонях и снова чьи-то заботливые руки и ласковый голос. А потом я окончательно забылась в темном тумане.

Я проснулась, ощущая тяжесть во всем теле, удушающий кашель сковал грудь. Я поняла, что заболела. Я обвела мутным взглядом небольшую спальню, она была незнакомой. Рабыня, которая прибежала на мой кашель, пояснила, что пока я была без сознания, меня перенесли в дальнюю часть дворца. Так как в гареме была беременная женщина, моя изоляция была мерой предосторожности. Разумное решение – я была с ним согласна.

Теперь моими посетителями были лишь старый лекарь и девушка, которая приносила еду. Только они стали моей компанией, и вначале я была рада этому. Лекарь лишь быстро осматривал меня, давал горькие лекарства и уходил, а рабыня была не разговорчивой. Но проходили дни, мне становилось хуже, и на меня напала тоска. Временами меня мучил такой сильный кашель, что мне хотелось умереть, только бы он прекратился. А временами у меня ничего не болело, и тогда мне хотелось, чтобы снова напал кашель – хоть какое-то избавление от тоски. Так прошло пять дней, лекарства совсем не помогали, а лекарь с каждым днем все больше хмурился. По лицу старика я решила, что больна чем-то смертельным, или просто лекарь не знает, как меня лечить, и поэтому я все равно рано или поздно умру.

А на шестой день, под вечер, лекарь принес в мою спальню какую-то коптилку, и едкий дым наполнил всю комнату. Я подумала, что он решил меня отравить, чтобы больше со мной не возиться. Но после ухода старика дверь открылась, и в комнату вошел Гафур. Он остановился у двери, рассматривая меня: в его взгляде я прочитала смесь тревоги и обвинения. Я медленно села на кровати и поправила спутанные волосы, а потом отвернулась и закашляла в очередном приступе болезни. Когда приступ закончился, я снова посмотрела на Гафура. В его взгляде осталась лишь тревога:

– Лекарь говорит, моя жемчужина больше не хочет сиять.

Я молчала, пристально глядя на мужчину. Гафур понял, что я не оценила его фигуру речи, и стал серьезным:

– Мне рассказали о том, как ты заболела. Карим предположил, что у тебя помутился разум. Но я смотрю в твои глаза и не вижу помутнения. Что с тобой, Джуман?

– Я больна грудной болезнью. Разве лекарь не сказал тебе?

Он спрашивал совсем не об этом, но я молчала. Гафур сделал шаг ко мне, а я подняла руки:

– Не нужно, чтобы ты заразился, – мужчина не послушал и присел на постель. Я максимально отодвинулась от него и спросила: – Как Батул?

– Она очень расстроена из-за тебя. Говорит, что это её вина.

– Передай ей, что это не так. Пусть не расстраивается, бережет себя и ребенка.

– Она скучает о тебе... Я тоже скучаю, – мужчина хотел взять мою перебинтованную ладонь, но я отстранилась, а потом опять закашляла.

Когда я перестала кашлять, Гафур тихо спросил:

– Как ты поранила руки?

Я посмотрела прямо на него. Чего он хочет от меня? Услышать правду, которую и так знает? Ну, хорошо, слушай:

– Я пыталась перелезть через стену.

– Это глупо. Ты бы погибла в пустыне.

– Я знаю.

– Тогда зачем...

Я его перебила:

– Потому что Карим прав, мой разум помутился. Теперь ты, наконец, отпустишь меня? Или у вас бешеных собак не отпускают, а перерезают горло, чтобы не мучились?

Гафур прикрыл ладонью глаза:

– Замолчи.

Я не замолчала:

– Зачем ты пришел сюда, Гафур? Что хотел здесь найти, что услышать? Мое раскаяние? Его здесь нет...

Мужчина резко встал и отошел к двери, а потом обернулся. В его взгляде стоял гнев, но он с ним справился:

– Может тебе что-то надо? Что я могу сделать для тебя, Джуман?

Я задумалась лишь на мгновенье:

– Отпустить, – тихо прошептала я. – Хочу умереть, как и родилась, свободной.

Гафур сжал кулаки:

– Нет. Ты не умрешь.

Я горько улыбнулась:

– От тебя в гареме зависит все, Гафур. Но это тебе не подвластно.

– Я сказал, ты не умрешь!

Я прикрыла глаза и откинулась на подушки:

– Обними за меня Батул и поцелуй малыша. А лучше прочти ему сказку, Батул говорит, ребенка это успокаивает.

– Посмотри на меня.

– Я устала.

Гафур не стал настаивать, а через минуту я услышала, как за ним закрылась дверь. Мне вдруг стало очень жаль себя – я отвернулась к стене и разрыдалась.

Глава 13.

Дни слились в один бесконечный момент, в который меня либо душил кашель, либо мучила тоска. Я потеряла им счет, а желание жить окончательно меня покинула. Похоже, это понял и лекарь. В последний свой визит, который был четыре дня назад, он лишь устало на меня взглянул, возвел очи к небу и прочитал короткую молитву. Я решила, что так старик меня отпел, окончательно умывая руки и передовая мою судьбу в руки их бога. Теперь только молчаливая служанка, приносила еду, к которой я почти не притрагивалась. Похоже, все ждали, когда я отдам небу душу, и я ждала этого больше всех. Я очень устала и хотела, чтобы это быстрее закончилось.

И оно закончилось, но совсем не так, как я ожидала.

В один из вечеров, появился лекарь и снова напустил едкого дыма. Я приготовилась встречать Гафура, но вместо него в комнату вошел Карим. Он строго меня оглядел и сказал:

– Господин решил твою судьбу, Джуман. Он дарует тебе свободу. Ты отправишься на берег океана, там живет бездетная пара, они примут тебя как дочь. Надеюсь, твои последние дни на земле принесут тебе покой.

Я с трудом приподнялась на кровати, не веря своему счастью, и тихо прошептала:

– Спасибо.

– Благодари господина, – ответил Карим и развернулся, чтобы уйти.

Я повысила голос, чтобы мужчина меня услышал:

– Прошу, скажи господину, что я не ошиблась, он хороший человек.

Карим резко развернулся, его губы были сурово поджаты. Похоже, его совсем не обрадовали моя просьба, но после недолгих колебаний он кивнул и быстро вышел. Я опустилась на постель и прикрыла глаза, вымученная улыбка растянула губы.

Я была не права: я освободилась от рабства раньше, чем умерла. Но не на много.

Пожилая пара у океана действительно приняла меня как родную дочь. Или они в правду были добрыми, Или Гафур им щедро заплатил. В любом случае я была благодарна этим людям за радушный прием. Весь день я старалась проводить на воздухе, мой названый отец выносил меня на берег океана и укладывал на множество подушек, сил ходить самой у меня не осталось. Теперь я старалась не упустить ни одного мгновения своей жизни: впитывала кожей жгучее восточное солнце, зарывалась пальцами в белый горячий песок, вдыхала соленый ветер, слушала крики морских птиц и любовалась бескрайней синевой океана, которая дарил ощущение свободы. Я была по-настоящему счастлива. И даже приступы удушливо кашля, которые продолжали мучить меня, не могли испортить мое настроение. Ночью было сложнее – кашель усиливался, и я заглушала его подушкой, чтобы не беспокоить людей, которые заботились обо мне. Я почти не спала, ворочалась в постели, я с нетерпением ждала утра, надеясь, что увижу следующий рассвет. Долгожданная свобода вернула мне желание жить. Это и радовало, и тревожило одновременно: я боялась, что моя воля к жизни может победить болезнь, а если это произойдет, я могу снова стать рабыней гарема.

Так я и жила – ходила по самой грани, стараясь не упасть и не лишиться ни жизни, ни свободы.

С самого утра я снова сидела на песке, любовалась прибоем, когда очередной приступ скрутил легкие. Я повалилась на подушки и прижала ко рту руки, а когда кашель прошёл, просто перевернулась на спину и осталась лежать на песке неподвижно, даже не открывая глаз. Я часто так делала – я любила рассматривать яркие узоры, которые рисовало солнце, слепя закрытые веки.

Неожиданно я почувствовала на себе чьи-то сильные руки, которые приподняли меня над землей и прижали к крепкому телу. Я услышала тихий шепот:

– Джоанна, открой глаза. Я не мог опоздать?

Я удивленно распахнула глаза – знакомый темный взгляд с тревогой впился в мое лицо. Аббас был здесь. Он удерживал меня, точно ребенка. Я быстро моргнула, сдерживая волну радости, которая неожиданно накрыла меня. Я чуть толкнула мужские плечи, насколько хватило сил, и скрыла неуместную радость за показной язвительностью:

– Смотря, к чему ты спешил? Если увидеть мое хладное, коченеющее тело, то ты даже рано. Приезжай недели через две.

На его лице появилась тревожная улыбка, от которой в моем животе запорхали бабочки. Мужчина заметил:

– Ты плохо выглядишь.

Я возмутилась и сильнее его толкнула. Он прижал меня крепче к себе и встал на ноги.

– Отпусти меня!

– Не командуй, Джо, – он развернулся и понес меня к дому.

Я снова хотела возмутиться, но на меня напал очередной приступ кашля. Мужчина прижал меня крепче и ускорил шаг. Аббас вошел в дом моей названой семьи и аккуратно положил меня на тахту. Я хотела встать, но ко мне быстро придвинулся какой-то седой старик. Умным, глубоким взглядом он стал внимательно рассматривать мое лицо из-под нелепых толстых очков, которые висели на носу. Я чуть подалась назад, смущаясь от такого пристального внимания. Аббас пояснил:

– Это лекарь. Он поможет тебе.

Старик отвернулся и начал копаться в своем врачебном чемодане. И только сейчас я заметила, что на нем не восточный халат и тюрбан, а европейский костюм. Я затаила дыхание:

– Вы европеец?

Доктор быстро глянул на меня и кивнул. Я подалась к нему:

– Вы поможете мне? Я дочь графа, меня похитили и...

Аббас шагнул к нам, и я оборвала свою речь:

– Он поможет тебе поправиться, Джоанна, и только. Больше не в чем. Забудь, – был холодный ответ Аббаса мне и предупреждение для врача. Суровый взгляд жег мое лицо.

Я перевела взгляд на старика, который доставал из своего чемодана какие-то врачебные инструменты. Ну, уж нет, хватит с меня лекарей и их бесполезных горьких микстур! Я не хочу выздоравливать и терять то хрупкое счастье, которое обрела здесь. Я с трудом оперлась на руки и села в постели:

– Мне не нужен врач. Уже и умереть спокойно не дадут.

Старик одарил меня лукавой улыбкой и повернулся к Аббасу:

– Если больная способна шутить, значит, она вовсе не при смерти, как вы говорили, – врач снова посмотрел на меня. – Симулируете барышня?

Я негодующе распахнула глаза и уже собиралась ответить какую-нибудь колкость, когда задохнулась в приступе кашля. Я упала на постель, а врач сдвинул брови. Он быстро придвинулся ко мне с трубкой в руках, которую приставил к моей груди. Старик прислонился к трубке ухом и стал слушать мой кашель. Когда приступ прошел, врач убрал трубку и хмуро посмотрел на Аббаса: