Текст книги "Мой добровольный плен"

Автор книги: Евгения Кобрина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Господин, Батул, я оставлю вас.

– Но ты не доела ужин, – сказал подруга с бесхитростной улыбкой, в которой я сразу усмотрела коварство.

– Я не голодна сегодня.

– Я прервал ваш ужин? – спросил Гафур.

– Ты присоединишься к нам господин? – спросила у него Батул.

– Конечно.

Мне пришлось остаться и снова сесть. Батул щебетала о том, как жила в гареме все то время, которое господин был в отъезде. Гафур слушал её с легкой улыбкой, наслаждаясь ужином. Я не наслаждалась ни ужином, ни речами подруги, потому что через каждое слово она вставляла мое имя. Несведущий человек, если бы он услышал монолог Батул, решил бы что Джуман это некое священное божество, без которого жизнь в гареме бы остановилась и людей поглотили уныние и хаос. «Джуман говорит, прогулки полезны... Джуман решила, что нужно есть фрукты... Джуман водила меня смотреть жеребят... Джуман проверяет, не холодная ли вода в бассейне... Джуман рассказывает смешные истории... Джуман запретила мне сидеть на обеденном солнце... Джуман охраняет мой сон... Джуман то... Джуман се... Джуман... Джуман... Джуман»

Я не выдержала:

– Батул, думаю, с господина достаточно историй о Джуман.

– Почему же, – усмехнулся мужчина, – мне очень даже интересно, – он посмотрел на Батул: – Значит, Джуман отчитала служанок, за то, что они натирали тебя ароматным маслом?

– Да. И видел бы ты, какой грозной она была в тот момент, – усмехнулась Батул, а потом посмотрела на меня: – И я благодарна ей. Без постороннего запаха на коже, мне стал гораздо легче дышать ночью.

– Наша скромная тихая Джуман была грозной? – спросил Гафур и сделал глоток терпкого сока.

– Да, – ответила Батул. – В тот момент и я испугалась её гнева. Немного.

– Хотел бы я на это посмотреть, – усмехнулся Гафур, глядя на меня.

И у тебя будет такая возможность, если ты не перестанешь подыгрывать Батул! Разговор продолжился, но слава небу, тема сменилась и о «незаменимой Джуман» больше не говорили. Гафур пробыл с нами еще полчаса, а потом пожелал спокойной ночи и ушел. Я не стала отчитывать Батул за её болтливость, не хотела портить ей приподнятого настроения. Мы совершили все необходимые пред ночные процедуры и легли спать.

Я откинула одеяло, примеряясь с тем, что не усну сегодня, и тихо встала с кровати. Я накинула поверх ночного платья расшитый халат и вышла из комнаты. Служанка, которая охраняла дверь в покои Батул, даже не проснулась. Бродить по ночному дворцу была не лучшая идея, но мне не сиделось на месте. Я бесцельно ходила по коридорам, пока не поняла, что ноги сами привели меня к определенной двери. Это была очень, очень плохая дверь, мне ни в коем случае не нужно было приходить сюда, особенно ночью. Да, я безумно хотела видеть Гафура, застать его одного и, наконец, спросить о том, что тревожило меня всё это время. Но нужно дождаться утра, а не врываться к нему среди ночи с вопросом «Ты отправил гонца к Аббасу?»

Но судьба решила иначе. Как только я уже собралась развернуться и уйти, дверь спальни Гафура открылась, и мне ничего не осталось, как прижаться к стене, в надежде, что меня не увидят. Из спальни господина вышел Карим.

– Карим, – позвал его Гафур, и мужчина обернулся.

– Да, господин?

– Если кто-то скажет ей об этом раньше, чем я велю, пощады, как в прошлый раз не ждите.

Карим быстро поклонился:

– Я понял господин. Но она ведь может и сама понять об этом. Женщины такое чувствую. И Батул уже обо все догадалась, она высказала мне свое предположение.

– С Батул я сам поговорю. А твое дело следить за Ламис и её болтливым языком, иначе я его укорочу.

– Я все понял, господин, – Карим снова поклонился, но не уходил, как будто хотел еще что-то сказать.

– Что еще? – спросил Гафур.

– Простите меня, господин, за мою дерзость. Но не могли бы вы сказать, что намерены делать? Просто если от нежеланного дитя надо будет избавиться, это лучше сделать как можно раньше.

Я в ужасе распахнула глаза. Я не совсем понимала, о чем говорят мужчины, но слово «нежеланное дитя» и «избавиться», вселили в мою душу жуткий страх. Они не могут хотеть избавиться от ребенка Батул – это не имеет никакого смысла!

– За одни эти слова, я должен лично отрезать тебе язык, – жестко осадил Карима Гафур, и я немного успокоилась. – Если что-то случится с ней или её ребенком вы все лишитесь голов. Это ясно?

– Да, господин. Простите мне мою дерзость, господин. Я все понял, господин, – не разгибая спины, причитал Карим.

– Тогда иди, и передай мои слова, кому надо. И моли небо, чтобы на этот раз Джуман ни о чем не узнала раньше положенного времени.

– Да, господин. Конечно, господин...

Дальше я не слушала. Моя голова пошла кругом. Я неосознанно приложила руки к животу, а мысли складывали слова в предложения и наполняли их смыслом: «женщины такое чувствуют», «Батул уже обо все догадалась», «нежеланное дитя», «с ней или её ребенком», «Джуман не узнала». Этого не могло быть, но мужчины говорили именно об этом. Я сразу им поверила – Карим не стал бы сообщать Гафуру непроверенную информацию, а у главного евнуха гарема было явно больше опыта в этом вопросе, чем у меня. Безумная улыбка растянула губы – вот же судьба-насмешница: Гафур приказал перестать давать мне траву, потому что хотел, чтобы я забеременела от него, а я возьми да, забеременей от другого мужчины.

В моем сердце расцветала радость – я ношу в себе ребенка Аббаса, плод нашей любви и нежности...

А потом в сердце забралась тоска – Аббас, пожалуйста, возвращайся скорее, ты сейчас должен быть рядом...

А затем пришел и страх – что будет со мной и моим ребенком в гареме Гафура?

Я настолько увлеклась своими мыслями, что не заметила, как мое тайное укрытие было обнаружено. Карим взирал на меня в недоумении, а через несколько секунд меня пронзил тяжелый взгляд Гафура. Мужчина ухватил меня за локоть и поволок в свою спальню, я даже и не подумала сопротивляться, настолько была ошарашена новостью, которую только что узнала.

– Господин... я не знаю, как она здесь оказалась... господин... – лепетал Карим за нашими спинами.

– Если ты не знаешь, что творится в гареме, вверенном тебе, значит, мне стоит подумать о твоей замене, – резко оборвал его Гафур.

Тон господина меня немного отрезвил, и я заступилась за Карима:

– Карим ни в чем не виноват, господин. Мне не спалось ночью, и я решила прогуляться.

Гафур сурово взглянул на меня – я не должна была вмешиваться в его разговор со слугой. Он подвел меня к кровати, и буквально силой усадил на неё, а потом посмотрел на Карима:

– Уйди с глаз моих, иначе попадешь под горячую руку.

Карим быстро поклонился и, молча, вышел. Евнух прикрыл за собой дверь и я, наконец, осознала, где и с кем нахожусь. Я медленно встала с кровати и тут же услышала яростный приказ:

– Сядь.

Я повиновалась. Я тоже не горела желанием попадать под горячую руку Гафура. Мужчина отошел к столу и одним залпом выпил кубок воды:

– Что ты слышала?

– Достаточно, чтобы понять... что беременна, – Гафур пронзил меня раздраженным взглядом, а я тихо спросила: – Почему ты велел Кариму не говорить мне об этом?

Мужчина ответил не сразу, и мне показалось, что он тщательно подбирает слова:

– Не хотел, чтобы ты волновалась. Я подумал, что как только ты узнаешь о беременности, сразу захочешь уехать. А ты нужна здесь, нужна Батул.

Я усмехнулась:

– Ну, да, после её сегодняшнего рассказа, выходит, что я ей просто необходима, словно воздух. Как Батул вообще раньше жила без меня?

– Она изменилась с твоим приездом. Стала спокойнее и счастливее.

– Ей просто нужен был друг и поддержка, как всем.

– Не скромничай, ты очень много для неё делаешь. Отдаешь всю себя, ничего не прося взамен.

Я снова попыталась перевести все в шутку:

– Не верь всему тому, что сегодня наговорила Батул, половина из этого художественный вымысел, – Гафур не ответил, но его серьезный изучающий взгляд не располагал к дальнейшему веселью. Я тихо заметила: – Я останусь с ней до родов и позже, если потребуется, – и, наконец, спросила о главном: – Ты отослал гонца к Аббасу? – взгляд Гафура резко поменялся, в нем появилась что-то такое, что меня напугало: – Гафур, ты выполнил свое обещание?

Мужчина только кивнул и отвернулся к столу, снова наливая себе воды. Я не поверила его ответу. Первый раз в жизни я смотрела на человека и точно знала, что он врет. Я медленно встала с кровати:

– Гафур, зачем ты мне врешь? Ты не отправил гонца, так ведь?

– Отправил, – ответил он, не поворачиваясь ко мне.

Теперь я была на сто процентов уверена в его лжи:

– Тогда посмотри мне в глаза и скажи это.

– Джуман, возвращайся к себе в спальню. Тебе нужен отдых.

– Гафур! – я повысила голос, и мужчина резко обернулся, его гневный взгляд не предвещал ничего хорошего. – Почему ты не отправил гонца, ты ведь дал мне слово?

– Джуман, тебе сейчас лучше уйти, – тихо предупредил Гафур.

Я не вняла его словам:

– Я не уйду, пока ты не ответишь мне, почему нарушил свое слово.

Мужчина сжал кулаки:

– Если ты сейчас же не уйдешь из моей спальни, Джуман, ты окажешься в моей постели, на спине. И я сделаю то, за что ты возненавидишь меня еще больше, – я в ужасе затаила дыхание и быстро глянула на дверь: – Давай, Джуман, беги и прячься от монстра, который разрушил всю твою жизнь.

Я должна была бежать, но я как будто приросла к полу. Это было немыслимо, но именно сейчас в неприкрытой ярости, которой я раньше не видела, Гафур совсем не казался мне монстром. Наоборот, он показался мне более человечным, с живыми эмоциями и чувствами.

Мою медлительность мужчина расценил по-своему:

– Ну как знаешь, – Гафур медленно отставил кубок и подошел ко мне, а потом схватил за локоть и бросил на постель.

Он придавил меня к матрасу своим телом, и больно ухватил за волосы. Я вцепилась пальцами в его руку и прошептала:

– Не надо...

Мужчина холодно ответил:

– У тебя был шанс уйти, ты его упустила. Я же предупреждал тебя, Джуман, в моем гареме выживают те, кто быстро соображает.

– Ты ведь не такой, Гафур, ты...

– А какой я? Какой? Может добрый? Может ласковый? Заботливый? – мужчина презрительно усмехнулся и еще сильнее потянул за волосы, запрокидывая мою голову к себе: – Много ласки ты узнала от меня, Джуман, в нашу первую встречу, когда я сделал тебя женщиной? А доброты? Я, наверное, проявил её, когда приказал пороть тебя плетью. Ну, а как тебе моя забота? Забота о твоем наслаждении в моей постели. Много наслаждения ты испытала со мной? Ну, ответь мне, Джуман? Много?

Я прикрыла глаза:

– Зачем ты хочешь казаться хуже, чем ты есть на самом деле?

Гафур сжал мое горло:

– Потому что я такой, Джуман. Жестокий, властный и эгоистичный. И если ты еще не поняла этого, я тебе это покажу. Я сейчас изнасилую тебя, невзирая на то, что ты носишь под сердцем ребенка моего друга, человека, который не единожды спасал мне жизнь. Изнасилую, в угоду своему мужскому желанию, а потом отдам тебя на забаву своим рабам или прикажу высечь до кровавых полос плетью. Я сделаю это, потому что мне все равно, что с тобой будет. Мне плевать на страдания других людей, на твои страдания. Понимаешь? Мне плевать на всех кроме себя.

Он говорил тихим, зловещим шепотом, но я слышала отчаянный крик его измученной души. Мужчина грозил мне страшными муками, но я видела, что все это лишь притворство, чтобы скрыть истину. Только я не поняла: от кого он больше хотел скрыться, от меня или от себя самого?

Я раскинула руки в стороны, переставая бороться, и вздохнула:

– Насилуй, – мужчина изменился в лице. Я спокойно продолжила: – Ну, же Гафур, давай, изнасилуй меня. Отдай на забаву слугам, прикажи высечь плетью. А можешь взять свой кинжал, он там, на столе, – я указала рукой: – и вырезать из чрева ребенка другого мужчины. Так ты точно докажешь всем и каждому, что ты жестокий и бессердечный. Ты же таким хочешь быть – бессердечным? Принести тебе твой кинжал, господин? Мне не трудно.

– Ты безумна, – прошептал Гафур и попытался отодвинуться, как будто боялся заразиться от меня безумством.

Я схватила его за лицо, не позволяя отстраниться, и заглянула в глаза:

– Может и безумна. Да, точно безумна, потому что верю, у тебя в груди не кусок камня, в чем ты хочешь меня убедить, а живое сердце. Оно стучит, болит и сострадает, как у всех... Да ты причинил мне боль и страдания, из-за тебя я почувствовала себя ничтожеством, растоптанной и жалкой. Ты разрушил мою жизнь, Гафур. Ты сделал меня бесправной рабыней, никчемной женщиной, к которой я испытываю отвращение. С тобой я познала стыд, страх и ненависть. Я ненавидела тебя Гафур, всем своим сердцем. Слышишь, мое сердце тоже живое, оно тоже стучит и испытывает противоречивые чувства, как и у тебя... Но мое сердце исцелилось, Гафур, больше в нем нет ненависти к тебе. Больше нет.

Мужчина молчал, осознавая все, что я сказала. Впрочем, я тоже пыталась это осознать. Я поняла, что все это правда, что больше не испытываю к Гафуру ненависти. Она прошла. Когда и как это случилось, я не знала. Наверное, тогда, когда Гафур отпустил меня умирать на берег океана. Когда, наконец, сделал свободной. А может раньше, когда не наказал за дерзость в своей спальне, из которой я на утро вышла его фавориткой. Или еще раньше, когда слушал мою сказку о «Умном Мухаммеде» в саду, заботливо поглаживая Батул по голове. А может еще до того... Я не знала, но ненависти в сердце больше не было.

Я тихо сказал:

– Я простила тебя, за все.

Он тихо ответил:

– Я дам тебе новый повод меня ненавидеть.

– Гафур...

Мужчина быстро наклонился и завладел моими губами. Я хотела избежать поцелуя, отвернуть лицо, но не успела, он зажал его ладонями. Его губы и язык были настойчивыми, и я вцепилась в плечи Гафура, чтобы оттолкнуть. Мужчина быстро отстранился:

– Ты же сказала, что простила меня, что в твоем сердце больше нет ненависти. Почему тогда отталкиваешь? – в его взгляде светилась картинная презрительная усмешка. – Или это были всего лишь слова, Джуман, просто красивые слова, очередная ложь. Ты же знаешь, ты не сможешь скрыть от меня правду, я всегда знаю, когда ты лжешь.

Мое сердце заныло – Гафур снова отгородился от мира, снова сковал истинные чувства в лед эгоизма и презрения. Он опять надел маску властного господина, которую я так ненавидела раньше. Но теперь я точно знала, что это всего лишь роль, которую Гафур разыгрывает на людях. Разыгрывает для меня. Я медленно подняла руку и притронулась пальцами к его щеке:

– Это хорошо, что знаешь. Значит, ты увидишь, что я не лгу.

Как только мои пальцы коснулись мужской щеки, мне показалось что я услышала, как лед дал трещину. Презрение в глазах сменилось недоумением – я рушила его понимания вещей: я лежала под Гафуром и не боялась ни его власти надо мной, ни жестокости, которую он мог проявить. Но Гафур так просто не сдавался в попытке меня напугать и заставить снова думать о нем, как о монстре. Его глаза сузились, и руки начали медленно задирать мое ночное платье:

– Сейчас и проверим это, Джуман. Даже интересно, каково это быть с тобой, когда ты не испытываешь ко мне ненависти. Может мне даже не понравится, – зло усмехнулся Гафур.

Я, наверное, и правда сошла с ума, потому что продолжала спокойно лежать под ним. Я верила в него, верила, что Гафур больше не принудит меня к близости. Осталось только доказать это самому мужчине. Я подняла руки, и он победно усмехнулся, в ожидании, что я начну сопротивляться или оттолкну его. Но я накрыла руками свой парчовый халат, медленно расстегнула пуговицы на груди и распахнула шелковые полы в стороны. Мужчина проследил за моими руками взглядом и не сдержал тихого вопроса:

– Что ты делаешь?

– То, что ты хочешь. Ты ведь этого хочешь, Гафур? Чтобы я добровольно отдалась тебе, доказывая, что не лгу. Доказывая, что простила тебя. Я готова сделать это.

Он прищурился:

– Какую игру ты затеяла?

Я потянула за завязки на ночной рубашке:

– Больше никаких игр, Гафур. Ты же сам хотел, чтобы между нами больше не было моего притворства. Вот его сейчас и нет.

Гафур приблизил ко мне свое разгневанное лицо:

– Значит, любишь одного мужчину, а готова отдаться другому. Что же это, если не притворство?

Я тихо ответила:

– Я готова отдаться тебе, Гафур, если только ЭТО заставит тебя поверить в искренность моих слов...

Он не дал мне договорить и резко встал с постели:

– Мне плевать на искренность твоих слов. Плевать на тебя. Я больше не хочу тебя. Пошла вон отсюда! – я медленно села и, неспешно, застегнула пуговицы парчового халата. Потом аккуратно откинула на спину волосы и встала на ноги. Все это время Гафур неотрывно следил за мной гневным взглядом: – Может, еще выпьешь воды перед уходом или отведаешь фруктов? – злостно прошептал он, намекая на мою медлительность.

Я посмотрела на него:

– Можно. Я же сказала, что не уйду, пока ты не скажешь мне правду. Почему нарушил свое слова и не отправил гонца...

Мужчина прервал меня, хватая за локоть и буквально вытаскивая из своей спальни. Я бы полетела на пол, если бы не крепкие руки слуги, который дежурил под дверью господина. Гафур толкнул меня в объятия мужчины и яростно прорычал:

– Проводи её до спальни. И проследи, чтобы она оставалась там, пока я не решу обратного. Выйдет оттуда, ты лишишься головы. Ты меня понял!

– Да, господин, – поклонился раб и крепче ухватил меня за локоть.

Я прищурилась:

– Решил запереть меня в комнате?

Гафур не удостоил меня ответом и вернулся в спальню, захлопывая за собой дверь. Я уже собиралась крикнуть ему в след, все, что о нем думаю, но не крикнула – одно дело говорить открыто с глазу на глаз, и совсем другое проявлять неуважение и непослушание при посторонних. Тогда Гафуру придется меня наказать, а ни мне, ни ему (я теперь точно это знала) этого не хотелось. Молчаливый слуга проводил меня до спальни Батул, и толкнул спящую служанку. Та подскочила с испуганным взглядом:

– Что случилось?

– Больше не будешь одна скучать под дверью, – усмехнулась и я прошла в комнату, мою новую тюрьму.

Я устало прислонилась к закрытой двери, отстраняясь от тихого разговора, который вели мои новые тюремщики. Наверное, это моя судьба, вечно попадать в неволю, причем размеры моей тюрьмы с каждым разом уменьшаются. Но заточение того стояло – я не ошиблась в Гафуре: мужчина не стал ни к чему меня принуждать, а значит, я права у него в груди бьется обычное живое человеческое сердце. Только рада ли я этому открытию? Что это знание принесет мне в будущем? Ведь я привыкла считать Гафура главным злодеем и своим личным врагом?

А кем считать его теперь?

Глава 18.

Весть о моем временном пленении утром принес сам Карим. Мужчина учтиво поклонился Батул и строго посмотрел на меня:

– Тебе запрещено выходить из комнаты, Джуман, пока господин не даст другого распоряжения.

Батул удивленно посмотрела сначала на меня, а потом на Карима:

– Что? Почему?

– Так велел господин, – ответил ей Карим, поджимая губы.

– Но почему он так велел?

На сей раз подруге ответила я, потому что Карим явно не собирался этого делать:

– Я вчера имела неосторожность совершить по дворцу ночную прогулку. Но, знаешь, она была очень познавательной. Например, я узнала, что ношу под сердцем ребенка, – Батул испуганно расширила глаза, а я продолжила: – Узнала, что ты знаешь об этом, Карим знает об этом, и еще, наверное, половина гарема знает об этом. Но никто из вас не решил просветить в этом меня. Вот мне интересно, почему? Ну, с Каримом все ясно. А ты Батул? Почему ты мне ничего не сказала?

На женском лице появилось раскаяние, и подруга нервно сжала руки:

– Джуман, я не была уверена в этом. Просто предположила, что это возможно.

– И сразу сообщила об этом Кариму. Кариму, Батул, не мне.

Женщина подошла ко мне и села напротив:

– Прости, Джуман. Я просто боялась ошибиться, не хотела волновать тебя раньше времени.

– Никто не хотел волновать меня раньше времени, – ответила я. – Какая забота о моей персоне.

Батул взяла мои ладони в свои и сжала:

– Джуман, скажи, что прощаешь меня. Прошу.

Ну как я могла на неё обижаться, я улыбнулась и ответила на пожатие:

– Я не злюсь на тебя, Батул. Только обещай мне, что больше никаких тайн.

– Обещаю, – улыбнулась подруга и посмотрела на Карима. – Я хочу поговорить с господином. Спроси у него, когда он сможет меня принять.

Я не хотела, чтобы Батул решала мои проблемы, и тем самым сама становилась под удар, поэтому остановила её:

– Не нужно, Батул. Господин вчера был мною недоволен, – смягчила я правду. – Давай дадим ему время, чтобы остыть.

Батул сомневалась пару мгновений, а потом все же отменила свой приказ и отпустила Карима. Когда за мужчиной закрылась дверь, она тихо спросила:

– Что ты вытворила на этот раз?

Я усмехнулась:

– Всего лишь уличила Гафура во лжи.

Взгляд Батул расширился, в нем поселился ужас:

– Что ты сделала?!

Я успокаивающе пожала её руку:

– Все хорошо, Батул, не беспокойся. Все обошлось. Господин, конечно, злится, но думаю больше на себя, чем на меня.

– Сейчас же расскажи мне все!

Я быстро поведала подруге о своем ночном приключении, разумеется, опуская самые острые моменты и ненужные для неё подробности. К концу моего рассказа Батул совсем успокоилась, а на её лице появилась загадочная улыбка:

– Значит, он велел не выпускать тебя из комнаты?

– Да, чтобы я не могла и дальше допытываться у него о том, почему он не отправил к Аббасу гонца.

– А перед этим сказал, что не хочет тебя больше и выгнал прочь?

Я, наконец, обратила внимание на её улыбку:

– Я, конечно, рада, что моя история тебя забавляет. Но не могла бы ты все же пояснить, какая именно часть вызывает у тебя на лице эту хитрую улыбку?

– Не понимаю, о чем ты, – сказала Батул и встала.

– Что? Ты издеваешься надо мною? Ты думаешь, что сможешь так просто уйти от ответа. Батул!

Подруга неспешно прошла к выходу из комнаты, как будто и не слышала меня. А затем распахнула дверь и обернулась ко мне с яркой улыбкой на лице:

– Ах, как жаль, Джуман, что тебе нельзя выходить из спальни.

Я не смогла сдержать улыбки, когда разгадала замысел подруги:

– Иди-иди, Батул, но не забывай, что, когда ты вернешься, я все ещё буду здесь.

– И я очень этому рада, – усмехнулась женщина и вышла из комнаты.

Я легла на кровать и попыталась еще поспать, потому что ночью, из-за известных событий, у меня этого плохо получилось. Вскоре я проснулась и почувствовала себя отдохнувшей, Батул все еще не вернулась. Я умылась, надела простое платье и решила оставить волосы не заплетенными – плюсы домашнего ареста. Я удобно расположилась в кресле у окна и открыла книгу по медицине, пытаясь увлечься чтением. У меня это даже получилось, пока дверь спальни не открылась. Я улыбнулась и посмотрела на вход, в ожидании Батул, но это была не она. Гафур медленно прошел в комнату, пристально рассматривая меня. Казалось, он разглядел все: и мои неубранный волосы, и простое платье, и голые пальчики на ногах, которые я поджала под себя. Я напряженно следила за мужчиной, пока он подходил, а потом сказала:

– Батул нет, она вышла.

– Я знаю, – ответил Гафур и сел напротив меня в другое кресло. – Я пришел к тебе, не к ней.

– Ты пришел сказать мне правду? – тихо спросила я.

– Да. Я долго думал и решил больше не скрывать её от тебя. Я хотел уберечь тебя, но сейчас вижу...

Дверь спальни резко распахнулась, и запыхавшаяся служанка вбежала в комнату, за ней маячил слуга, не решаясь её остановить. Гафур бросил на них раздраженный взгляд:

– Что?

– Госпожа Батул. Началось. Ребеночек просится на свет.

Мы с Гафуром быстро переглянулись и одновременно вскочили на ноги:

– Как? Еще ведь рано? – в ужасе спросила я.

– Госпожу Батул уже отнесли в комнату для рожениц, но она просит вас к себе, госпожа Джуман.

– Конечно, – я уже собралась бежать к двери, но крепкие пальцы Гафура обхватили мое запястье, останавливая. Я в удивлении воззрилась на мужчину, пусть только попробует сказать, что запрещает мне быть возле подруги...

– Обуйся, – тихо велел Гафур.

Я быстро кивнула, признавая его правоту, подбежала к кровати и обула шелковые туфельки. Пока мы шли по коридорам дворца, я кое-как заплела волосы и скрутила их в узел на голове. А потом мы с Гафуром одновременно замерли на месте, услышав протяжный крик Батул. Я нервно сглотнула и посмотрела на Гафура, который, в напряжении, сжал кулаки. Я думала, что у меня еще было время, чтобы упросить мужчину о задуманном, но как оказалось, времени не осталось, поэтому я быстро проговорила:

– Господин, прошу, пошлите за доктором, который спас мне жизнь. Пусть он приедет и будет рядом, на всякий случай.

Гафур посмотрел на меня и напряженно изрек:

– Он неверный, он не может прикасаться к ней.

Я знала, что будет не просто:

– Я знаю это. Доктор и не будет к ней прикасаться. Просто будет рядом. А если что-то пойдет не так, врач подскажет, что делать, и я сама все сделаю. Доктор к ней не прикоснется, даю вам слово.

– Ты и сама, не можешь находиться возле роженицы. Только те женщины, которые уже имеют ребенка, могут...

Его прервал очередной полу-стон полу-крик Батул, и я в ярости сжала кулаки:

– Мы будем спорить об этом сейчас?

Гафур сузил глаза:

– Джуман, не забывайся...

– Да проснись ты! Какое все это имеет значение? – не сдержалась я и указала на дверь, за которой мучилась моя подруга: – Батул там и она страдает, страдает, потому что хочет подарить тебе сына. А ты стоишь тут и рассуждаешь что можно, а что нельзя? Пошли за врачом Гафур, ты не простишь себя, если из-за твоего упрямства с Батул или с ребенком что-то случится. Никогда себе этого не простишь, – тихо добавила я и шагнула к двери.

Гафур удержал меня за руку и заглянул в глаза:

– Джуман, ты не обязана там быть. Вспомни, ты носишь под сердцем ребенка.

– Я помню, – я высвободила свое запястье и добавила: – Просто пошли за врачом и пусть Рональду скажут, что он нужен мне и моей рожающей подруге, – я не стала дожидаться ответа Гафура и вошла в комнату, надеясь только, что мужчина прислушается к доводам разума.

На меня сразу уставились четыре пары глаз, и только одна из них была радостной:

– Джуман, ты пришла, – прошептала Батул, которая лежала на узкой кровати, и протянула ко мне руку.

Я шагнула к подруге, но мне преградила путь Ламис:

– Ты не должна здесь быть, Джуман.

– Ну, так попробуй меня выгнать, – с металлом в голосе ответила я, Джоанна, истинная дочь английского графа.

Теперь четыре пары глаз смотрели в шоке, никто не ожидал, что рабыня Джуман, может так разговаривать. Я обошла застывшую Ламис и опустилась возле Батул на колени, беря её за руку:

– Ну, что, твой сын решил не задерживаться у тебя в животе и поскорее со мной познакомиться?

– Да, – через силу ответила Батул, а потом прошептала: – Не оставляй меня.

– Не оставлю, – я взглянула на женщин, которые, молча, смотрели на нас. – Так и будем стоять, или хоть что-то сделаем? Где лекарь?

– В нем пока нет надобности, – ответила самая пожилая женщина, она, должно быть, была местной повитухой.

– Нет надобности? А то, что она рожает раньше положенного срока, это нормально?

– Все в руках неба, – ответила женщина, и все трое вознесли хвалу высшим силам.

Я вспомнила как наш конюх, когда думал, что никого нет рядом, ругался на особо ретивую кобылу. Сейчас я хотела выразиться так же, но остановила себя – не нужно пугать Батул. Я быстро оглядела маленькую комнату, в которой мы находились, и на ум опять пришла конюшня – а точнее загон, где отцовские породистые кобылы избавлялись от бремени. Мне показалось, что условия у кобыл были даже лучше. Я посмотрела на Батул, пот струйками стекал по её лицу:

– Батул, – она распахнула глаза и посмотрела на меня. – Как ты? Расскажи, что чувствуешь?

– Живот болит, нечасто, но очень сильно. Это нормально, Джуман?

– Откуда ей знать, – попыталась вмешаться повитуха, но я так на неё посмотрела, что женщина сразу замолчала.

– Да, это нормально. Это предродовые схватки. Рональд мне о них рассказывал.

– Хорошо, что вы с Рональдом говорили об этом, – кивнула Батул и снова закрыла глаза. – Мне так спокойнее.

Я обернулась к Ламис:

– Иди, приведи сюда двух сильных рабов.

– Зачем? – спросила Ламис, нервно поглядывая на других женщин.

– Потому что Батул не будет рожать здесь. Здесь ужасно. Её нужно перенести в другую комнату.

– Все наложницы гарема рожали, рожают и будут рожать здесь, – заявила повитуха.

– Вот и удачи им в этом, – ответила я и встала. Батул сильнее сжала мою руку, я улыбнулась подруге: – Я никуда не ухожу, не волнуйся, – а потом снова посмотрела на Ламис и холодно приказала: – Ты будешь делать то, что я тебе приказываю, или поверь, мой гнев будет ужасен, – Ламис быстро согнулась в поклоне и выскочила из комнаты. Я посмотрела на оставшихся женщин: – Вы тоже будете делать то, что я велю, или познаете на себе уже не мой гнев, а гнев вашего господина. Это ясно? – женщины нерешительно кивнули. – Тогда сейчас же идите и позовите лекаря.

Они быстро вышли из комнаты. Батул пожала мою руку, обращая на себя внимание:

– Джуман, если ты таким же тоном прикажешь моему сыну сейчас же появиться на свет, думаю, он тебя сразу послушает. И я не буду долго терпеть боль.

Я улыбнулась Батул и снова присела подле неё:

– Боюсь, Батул, тебе все же придется немного потерпеть. Ведь ты носишь под сердцем не простого ребенка, а сына самого Гафура. Для него мой тон, как писк комара.

– Гафуру сказали? – тихо спросила Батул.

– Да. Он очень волнуется за тебя и за вашего сына.

Батул кивнула и снова прикрыла глаза.

Следующие часы войдут в историю гарема, как время женской революции, устроенной против женщин и ради женщин. Два сильных раба аккуратно перенесли Батул в небольшую, но уютную спальню с большим окном и приятной обстановкой. Теперь подруга была устроена на широкой мягкой кровати застеленной шелковым покрывалом и отгороженной от посторонних глаз газовым балдахином. Я чуть приоткрыла окно, и в комнату сразу проник приятный запах сирени, цветущей под окном. Я обернулась к хмурым женщинам, которые выполняли мои указания, но особой радости от этого не испытывали:

– Ребенок должен появиться на свет в красивой комнате, а не в том чулане. Тем более сын господина, – добавила я, и женщинам ничего не осталось делать, как согласно закивать.

Вскоре пришел лекарь, и я облегченно вздохнула – это был не тот старичок, который «лечил» меня от грудной болезни. Новый лекарь был моложе, и его взгляд светился умом и знаниями. Он с интересом посмотрел на меня и спросил:

– Это вы госпожа Джуман?

– Я. А что?

– Господин Гафур велел мне, прислушиваться к вашим советам. Но если вам самой станет плохо, я обязан тут же удалить вас от роженицы.

Я усмехнулась:

– А господин Гафур, не сказал вам, что у вас это вряд ли получится?