355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгения Яхнина » Шарло Бантар » Текст книги (страница 14)
Шарло Бантар
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 16:28

Текст книги "Шарло Бантар"


Автор книги: Евгения Яхнина


Соавторы: Моисей Алейников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Чего ты смотришь, Таро! Разними этих бездельников!

Таро силой вырвал Гастона из объятий друга.

– Прощай, Кри-Кри! Да здравствует Коммуна!

Это были последние слова Гастона, которые донеслись до Кри-Кри. Железная дверь с шумом захлопнулась за Гастоном и его палачами.

Вне себя от горя Шарло подбежал к окну. Он не переставал кричать: «Гастон! Гастон! Прощай, Гастон!», хотя юноша не мог уже его слышать…

Раздался глухой ружейный выстрел. Его значение не сразу дошло до сознания Кри-Кри.

Жозефина Ришу, всё время с глубоким состраданием следившая за мальчиками, тихо прошептала:

– Бедное дитя! Ему, наверное, не было ещё пятнадцати лет!

Кри-Кри вздрогнул и подбежал к Ришу:

– Почему вы сказали «было»?

Ришу обняла Кри-Кри за плечи и спросила:

– Разве ты не слышал?

Шарло вырвался из объятий женщины и, закрыв лицо руками, забился в угол.

«Гастона больше нет… Разве вот так просто кончается жизнь?.. Что же делать? Как можно сидеть сложа руки, ничего не предпринимая?.. Нет-нет, надо что-то сделать!»

Кри-Кри встрепенулся. Ужасная правда была в том, что Гастона не стало, но правда была и в том, что какой угодно ценой баррикада дяди Жозефа должна быть спасена от предательства.

Теперь Шарло с нетерпением ждал прихода жандарма. Каждый раз, как открывалась дверь, ему казалось, что появилась возможность проскользнуть в неё. Несколько раз загоралась таким образом надежда, но тотчас угасала, когда свирепая фигура солдата закрывала собой дверной проём.

Он снова прильнул ухом к двери, но почти тотчас отпрянул от неё.

В подвал ввели ещё одного пленного, именно «ввели», так как сам он не мог передвигаться. На молодом, закопчённом порохом лице усталость и бессонные ночи оставили следы. Он сразу же повалился на пол, часто переводя дыхание. Все ждали, когда он заговорит. Ждать пришлось недолго. Отдышавшись, молодой человек поднял голову и сказал:

– Здравствуйте, товарищи! Вот я опять среди своих. Какое это счастье! Меня зовут Жанто. Здравствуйте, товарищи!

Он помолчал, как бы собираясь с силами, и затем стал рассказывать, часто останавливаясь, чтобы передохнуть:

– Я сражался на баррикаде на площади Шато д’О. Знаете? В последние дни её называли баррикадой Делеклюза. Пока площадь была в наших руках, версальцы не могли пройти в рабочий Бельвиль. Вот почему они так бешено её атаковали. Баррикада была укреплена ненадёжно. Вихрь ядер и пуль то и дело обрушивался на Шато д’О. Но баррикада продолжала жить. День и ночь с нами были депутаты Ферре, Верморель, Жаклар, Журд, Бантар… Многие члены Коммуны нашли себе здесь могилу. На нашей баррикаде смерть настигла и военного делегата Делеклюза…

Затаив дыхание слушали коммунары рассказ Жанто. События в Париже развёртывались с такой быстротой, что пришедшие сюда вчера едва могли поверить сегодня, как далеко зашли версальцы в глубь Парижа за истёкшие сутки.

– Нас оставалось всего семнадцать, – продолжал рассказ Жанто, – когда версальцы обошли баррикаду и окружили нас со всех сторон. Скоро мы истратили всё, до последнего снаряда, до последней пули. Много раз слышали мы, как с той стороны баррикады версальский офицер кричал: «Сдавайтесь!» В ответ ему раздавалось одно только: «Да здравствует Коммуна!» Наконец Каро, держа в руке красное знамя, взбежал на насыпь. Все остальные шестнадцать бросились за ним, повторяя его возглас: «Да здравствует Коммуна!» При виде такого бесстрашия версальский офицер растерялся. Из соседних домов жители кричали: «Не стреляйте в них! Не стреляйте! Они ведь безоружные!» Но офицер дал команду: «Огонь!»

Что было дальше, не помню. Я упал без сознания, а когда очнулся ночью, увидел, что лежу в больнице. Я не мог понять, как туда попал, а спросить ни у кого не решался, не зная, в чьих руках район, где находится больница. Подавая мне пить, сестра заметила мой беспокойный взгляд и шепнула: «Тебя подобрали добрые люди и принесли сюда под видом раненого версальца с площади Шато д’О».

На рассвете больных разбудил какой-то шум в коридоре. Вслед за тем в палату вошёл офицер в сопровождении заведующего больницей доктора Фано. «Укажите, где у вас инсургенты. Они, конечно, и здесь нашли себе приют!» – рычал офицер. «Здесь есть раненые, – отвечал доктор, – но они на моём попечении уже давно». – «А, вы… вы сочувствуете этим мерзавцам!» – крикнул офицер и выстрелил в доктора. Разъярённый палач выбежал из палаты, верно для того, чтобы позвать жандармов. Взволнованные сёстры унесли труп врача. Через минуту вернулась одна из них, подошла ко мне и стала перевязывать раненое плечо. Наклонившись к самому моему уху, она шепнула: «Уходите немедленно! У наружного выхода вам дадут другое платье». Я едва держался на ногах от потери крови, но всё же тотчас направился к выходу.

Выйдя на улицу, я огляделся: никого не было, никто не принёс мне платья. Не дожидаясь, я пошёл дальше, ещё не имея никакого плана. Свернув за угол, я натолкнулся на патруль. Я сказал, что пролежал два месяца в больнице и теперь бреду домой, на Бельвильский бульвар. «Мы найдём для тебя местечко поближе», – сказал один из них. «Ты попался как нельзя более кстати: тебя нам как раз не хватало до двух дюжин! – расхохотавшись, пояснил второй, который был навеселе. – Сержант обещал выдать нам по бутылочке за каждого двенадцатого пленного. Видишь, тебе повезло. Стань на колени и молись богу, поблагодари его!» Я стоял неподвижно, закрыв глаза, голова у меня кружилась. «Молись же, не заставляй бога ждать!» – продолжал издеваться жандарм. «Брось, не трогай его! – предложил другой, более трезвый. – Идти далеко, ещё свалится, а сержант не поверит, что схватили его живьём»…

Все слушали Жанто, не прерывая, не задавая ему вопросов. А он говорил, напрягая последние силы, чтобы не остановиться на полуслове. Ему хотелось говорить – сейчас это была единственная возможность продолжать действовать.

– …Всю дорогу жандармы хвалились друг перед другом удачной охотой. Пока я шагал, они не обращали на меня никакого внимания. Но стоило мне остановиться, чтобы перевести дух, или прислониться к дереву или к забору для минутного отдыха, как они свирепели и замахивались на меня прикладами. Не знаю почему, они избегали людных улиц и выбирали глухие переулки… Впрочем, я плохо различал, что происходило кругом. Глаза застилала мутная пелена, в ушах всё время стоял гул орудий и ружейных выстрелов… Когда меня привели сюда, конвоир сказал начальнику: «Этот – из одного отряда с Луизой». Должно быть, он хотел получить за меня особую награду…

Жанто умолк. Усталость совершенно его одолела, он прислонил голову к стене и заснул.

Ему не пришлось долго спать.

На этот раз Анрио явился за ним. Всматриваясь в лица своих жертв, палач громко произнёс:

– Виктор Жанто!

– Я Жанто, – отозвался проснувшийся федерат, продолжая полулежать на полу.

– Ты из того же отряда, что Луиза Мишель? – начал допрос Анрио вкрадчивым голосом.

– Из того самого! – громко крикнул Жанто. Этот ослабевший, измученный человек вдруг оживился, поднялся на ноги и задорно добавил: – Мы все из одного отряда!

– Вот ты какой весёлый! А мне сказали, что ты чуть не умираешь. Да ты совсем молодец! Хочешь остаться живым, Жанто?

– Как же! Конечно, хочу жить! – подхватил всё тем же тоном Жанто. – Пока совесть чиста, жизнь мила. Я и живу!

– Вот это дельный разговор, – стараясь сдержаться, продолжал Анрио. Он, видимо, не терял надежды расположить к себе молодого человека. – Я готов помочь тебе выйти на волю, если и ты мне поможешь кое в чём.

– Собака! – вскричал Жанто со всей пылкостью своих девятнадцати лет. – Я никогда не куплю себе жизнь ценой предательства!

– Ты дорого заплатишь за это! – теряя хладнокровие, вскричал Анрио.

Он вытащил револьвер из кобуры. Но ещё прежде, чем раздался выстрел, раненый Жанто рванулся вперёд, схватил Анрио за горло и, падая, увлёк его за собой. Отчаянно защищаясь, Анрио выронил револьвер.

Стоявший поблизости водонос Оливье поднял обронённое оружие и в упор выстрелил в палача.

Анрио успел только прохрипеть:

– Расстрелять… всех!

Двое солдат набросились на Оливье, отняли револьвер и увели водоноса. Двое других подобрали труп Анрио.

Утомлённый всем пережитым, Кри-Кри с пересохшими от жажды губами, опустился на пол и поник головой. Надежда бежать и предупредить Жозефа, спасти его от гибели теперь исчезла. О своей судьбе он не думал, когда вдруг услышал:

– Который тут Шарло Бантар?

Кри-Кри понял, что настала его очередь.

Он поднялся, по привычке поправил курточку, к которой прилипли соломинки, провёл рукой по волосам – с головы тоже посыпались соломинки: одна, две, три…

Повернув голову в сторону вошедшего, Кри-Кри увидел перед собой старого капрала, который сухо повторил:

– Ты Шарло Бантар? Идём!

– Господи! – послышалось заглушённое рыдание Жозефины Ришу. – Неужели и этого? Ведь он совсем мальчик!

– Идём! – настойчиво повторил капрал.

Кри-Кри выпрямился и, невольно подражая голосу и манерам Гастона, крикнул, обращаясь к товарищам:

– Да здравствует Коммуна!

Глава двадцать первая
Перед боем

27 мая, к девяти часам вечера, когда старый капрал увёл Кри-Кри, в руках коммунаров оставалось только несколько предместий одиннадцатого, двенадцатого и двадцатого округов.

Правительство Коммуны перебралось в мэрию двадцатого округа,[69]69
  Париж разделён на районы, называемые округами. Двадцатый округ – рабочий район Парижа. При разгроме Парижа пал последним.


[Закрыть]
но фактически оно уже больше не существовало. По приказу Жозефа, Мадлен зашла в мэрию, чтобы попросить помощи людьми и боеприпасами, но там никого не оказалось, кроме старика сторожа. Когда старик узнал, зачем пришла Мадлен, он сказал:

– Члены Коммуны разошлись по баррикадам, и немногие из них уцелели… Где взять подмогу? Но я гожусь, как и всякий другой… Достаточно пожил я на своём веку, – добавил он после минутной паузы. – Идём! Веди меня на баррикаду!..

Чем ближе был конец, чем меньше оставалось надежды на победу, тем яростнее шли в бой коммунары, тем храбрее отдавали они жизнь за лучшее будущее человечества.

Защитники площади Бастилии, где каждый камень имеет своё предание, проявляли чудеса храбрости. Среди развалин, под горящими балками люди заряжали пушки, снова и снова поднимая красный флаг, который каждый раз вновь сбивали версальские ядра. На главной баррикаде сражалось утром сто человек, а вечером лежало сто мёртвых тел.

На улице Крозетье схватили артиллериста, не оставлявшего орудия до последней минуты. С криком «Тебя сейчас расстреляют!» его окружили версальские солдаты.

– Умирают только раз! – отвечал он спокойно, пожимая плечами.

В мужестве и самообладании дети не уступали взрослым.

Улица Маньян досталась версальцам лишь после упорной борьбы с батальоном, где вместе со взрослыми сражались шестьдесят школьников. Дети отстаивали каждый дом, вступая в схватку с врагом, значительно более многочисленным и лучше вооружённым.

На баррикаде Шато д’О знаменосцем был мальчик. Когда его сразила пуля, другой подросток, у которого только что убили отца, схватил упавшее знамя, поднялся на кучу булыжника и, грозя врагу кулаком, поклялся отомстить за смерть отца. Командир приказал ему сойти, но мальчик отказался и не сошёл с места, пока и его не настигла смерть.

Высшего напряжения эта героическая борьба достигла в последнюю ночь Коммуны, в ночь на 28 мая.

Сто тысяч солдат армии Версаля участвовало в штурме Бельвиля. Ежеминутно на него обрушивалась сотня снарядов. Горсточка героев защищала рабочее предместье, поклявшись не отступать, пока есть хоть один заряд и цел хоть один штык.

К полуночи 27 мая держались только те баррикады, какие нельзя было обойти и в тылу которых не было домов со сквозными проходами.

Баррикада на улице Рампонно, баррикада Жозефа Бантара, как называли в предместье это укрепление, обладала такими именно преимуществами.

Сейчас улица Рампонно подверглась жестокому обстрелу: десятки орудий засыпали район тяжёлыми снарядами; несколько зданий было уже объято пламенем.

Вдохновляемые своим командиром – Бантаром, защитники баррикады поклялись умереть, но не пропустить врага. Четыре пушки – всё, чем располагали здесь коммунары, – успешно отвечали на непрерывный огонь неприятеля. Бойцы подбадривали друг друга весёлой шуткой, острым словцом по адресу врага.

Перестрелка продолжалась около трёх часов без перерыва. Потом версальцы внезапно прекратили огонь.

Бантар приказал своей батарее замолчать. К этому времени из четырёх пушек работали только две – остальные вышли из строя. Снарядов оставалось очень мало, и Бантар решил при возобновлении боя пользоваться только одной пушкой.

Однако рассчитывать на долгую передышку было нельзя. Очевидно, встретив упорное сопротивление, неприятель затеял какую-то операцию в надежде на более лёгкую победу.

– Я думаю, – сказал Бантар, – эти убийцы замолкли не для того, чтобы предоставить нам возможность забежать к мадам Дидье и выпить по стаканчику бордосского!

– Не сходить ли мне в госпиталь? Может, призвать на баррикаду тех, кто в состоянии подняться? – предложила Мадлен.

– Иди и зови всех, кто может держать оружие. Мы расставим их на постах, – поддержал её Жозеф.

– Но умоляю тебя, Мадлен, не проходи по улице Рампонно: она не защищена от выстрелов, – вмешался Люсьен.

– Не беспокойся, – пошутила Мадлен: – здесь у выхода валяются зонтики, выброшенные из витрины снарядом, – я возьму один из них.

Когда Мадлен ушла, Жозеф принялся прочищать пушку.

Вскоре к нему подошёл Капораль.

– Разведчики сообщают, – сказал он, – что версальцы приостановили атаку до рассвета. Надо этим воспользоваться и дать отдохнуть бойцам, которые не спали уже двое суток.

– Ты прав, – согласился Жозеф. – Пусть все ложатся спать. Надо только усилить караул.

– Да. Но в эту ночь нельзя ставить на караул раненых…

Скоро на баррикаде наступила тишина. Весь день лил дождь, и теперь сырой туман окутывал дома и улицы.

Срубленные деревья, нагромождённые вокруг баррикады, в темноте казались дремучим лесом, не устоявшим под непрерывным дождём гранат. Но шелест листьев и треск ломающихся ветвей напоминали о том, что эта зелёная громада, пусть придавленная, всё ещё живёт…

Глава двадцать вторая
Последнее желание Гастона

Кри-Кри остановился на пороге. Мягкий вечерний сумрак окутал мальчика. После винного запаха подвала хорошо было вдыхать майский свежий воздух. Ему казалось, что целая вечность отделяет его от той минуты, когда он в последний раз видел дядю Жозефа, Мари, Люсьена… Вспомнив о Люсьене, Кри-Кри вздрогнул.

– Дрожишь, малый? – участливо спросил капрал.

– Я сумею умереть за Коммуну! – проговорил Кри-Кри, и тотчас мысль его лихорадочно заработала: «Как предупредить дядю Жозефа? Нельзя ли теперь бежать?»

Кри-Кри бросил взгляд на своего конвоира. Большой рубец на щеке, очевидно оставленный сабельным ударом, и белые свисающие усы придавали лицу капрала строгое, почти суровое выражение, но Кри-Кри заметил, что из-под густых бровей на него с интересом смотрят не злые глаза.

– Идём! – сказал капрал.

Кри-Кри послушно двинулся вперёд. Мальчик старался представить себе, как его расстреляют. «Будет ли при этом ещё кто-нибудь, кроме капрала?.. Теперь уже Анрио не придёт смотреть, как я корчусь от страданий!.. Как сделать так, чтобы не застонать, не выдать свою боль перед палачами?.. Если надо мной будет небо, я буду смотреть в него и думать о Мари и о Гастоне. Тогда мне не будет страшно…» – решил мальчик.

Капрал прервал его мысли:

– Ну, мы пришли.

Он привёл мальчика в грязный, зловонный угол двора, отгороженный большой стеной. «Вот, наверное, та стена, где погиб Гастон», – подумал Кри-Кри.

Он шагнул к стене и выпрямился:

– Стреляйте!

– Погоди, малый, не спеши, – глядя на мальчика исподлобья, проговорил солдат. – Расстрелять недолго.

Он опустился на опрокинутый бочонок, поставил ружьё между колен, достал из кармана табак, трубку, набил её и закурил.

Медленно ползли секунды. Кри-Кри соображал: можно броситься и схватить ружьё… А дальше? На крик капрала сбегутся люди…

Кри-Кри с ненавистью смотрел на своего палача. А тот, уныло понурив голову, посасывал трубку.

– Не тяни, стреляй! – не выдержав, крикнул вдруг Кри-Кри.

Капрал вынул изо рта трубку и медленно поднялся:

– Скажи, что передать твоей матери? Как её разыскать?

Кри-Кри был так удивлён этим вопросом, что не сразу нашёлся, что ответить.

Мать… Кри-Кри было всего шесть лет, когда её однажды принесли с текстильной фабрики на носилках. В тот день она вышла на работу в деревянных башмаках, и за это её оштрафовали на десять франков, что составляло её десятидневный заработок. Изнурённая непосильной работой, голодная, она не выдержала такого удара и упала без сознания. После этого она так и не оправилась, часто хворала, и её уволили с фабрики. Вскоре она умерла…

– Послушай, малый, – продолжал капрал, подойдя ближе к своему юному пленнику, – я видел, как умирал твой друг Гастон…

Кри-Кри вздрогнул и отпрянул от капрала. Заметив это, старый солдат сказал:

– Не я в него стрелял… Меня послали подбирать трупы, а он ещё дышал, когда я подошёл к нему. Я нагнулся, и он открыл глаза. Мне захотелось хоть чем-нибудь скрасить последние минуты парнишки. Я спросил его: «Может, есть у тебя какое-нибудь желание? Скажи, я исполню его». А он зашептал: «Только одно: спаси жизнь моему другу Шарло Бантару. Он ни в чём не виноват. Хоть он и мал, на его шее – целая семья: больная мать, инвалид-отец, маленькая…» – и не договорил, замолк навсегда. Не могу забыть его лицо, такое спокойное, юное… А как приказал нам офицер, который сменил теперь убитого Анрио, вывести всех и расстрелять, я и вспомнил про твоего Гастона. «Дай, – подумал я, – уведу его друга отдельно и облегчу ему последние минуты». Я сам отец. У меня в деревне вот такой же сын, как ты… Но я солдат и привык слушаться начальства. Отпустить тебя я не смею, а если что надо передать матери – передам. Видит бог, я это сделаю.

«Так вот на какие выдумки пустился Гастон, чтобы меня спасти!» – подумал Кри-Кри.

А когда капрал кончил свой рассказ, Шарло сказал:

– Моя мать не станет разговаривать с убийцей своего сына! Ты лучше расскажи своему мальчику, как ты казнил его однолетка-коммунара. Он тебе это припомнит, когда вырастет!

Капрал помолчал, потом отошёл от Кри-Кри на три шага и нерешительно переложил ружьё из левой руки в правую.

Жалостливость, столь неожиданная в версальском солдате, медлительность, с какой он готовился казнить своего пленника, не возбудили у молодого Бантара надежды на спасение. Он видел перед собой врага Коммуны и думал только об одном: как бы не уронить перед ним честь и достоинство коммунара. Он мысленно призывал в свидетели Гастона и дядю Жозефа, и это не только укрепило его мужество, но и зародило в нём желание действовать, бороться до последней минуты. «Дядя Жозеф в опасности, а я стою, как баран, и жду, когда меня прирежут!» – при этой мысли у Шарло сразу напряглись мускулы, и ноги уже готовы были к прыжку, когда где-то близко хлопнула дверь и послышались тяжёлые шаги. Напряжение тотчас сменилось слабостью в ногах и скованностью во всём теле. Кри-Кри понял, что побег невозможен.

Капрал заторопился, поднял ружьё и сказал решительно:

– Становись, малый, не то вместе с тобой начальство и меня отправит на тот свет!

Шарло уже овладел собой. Он плотно прижался всем телом к стене.

– Погоди, солдат!

Низкий, густой голос, раздавшийся за спиной капрала, вызвал дрожь у мальчика, а у его стража невольно опустилась рука с ружьём.

Шарло увидел приземистого, полного, невзрачного человека лет пятидесяти. Длинную рабочую блузу и широкие чёрные панталоны прикрывал кожаный передник. Хмурый взгляд и давно не бритые щёки завершали мрачный облик этого человека. В руках он держал слесарные инструменты: большие клещи, гаечный ключ и фонарик.

Кри-Кри с удивлением смотрел на пришельца, а тот объяснял опешившему капралу:

– Погоди… Не при мне… Я сейчас уйду, спущусь вон в тот колодец.

Незнакомец указал на люк около стены, у самых ног Кри-Кри.

Мальчик невольно отодвинулся на шаг.

– Начальник послал наладить канализацию, – ворчливым тоном продолжал слесарь. – Разведчики пользовались центральной трубой, что тянется отсюда чуть не до самого Бельвиля. Потому-то и закрыли все трубы, которые выходят в эту главную. Сейчас я открою люк и спущусь.

– Ну, полезай скорее! – заторопил его капрал.

Он снова присел на бочонок и засопел трубкой.

Слесарь ловко приподнял крышку – люка, и оттуда вырвалась струя зловонного воздуха. Мальчик, мужественно ожидавший смертельной пули, с ужасом отпрянул от колодца.

Слесарь как ни в чём не бывало продолжал своё дело. Привычка сделала его малочувствительным к отвратительным запахам подземных труб. Не обращая внимания на поторапливание капрала, он не спеша зажёг свечу в фонарике и повесил его внутри колодца, затем начал спускаться по железным скобам.

Глаза Кри-Кри встретились с устремлённым на него взглядом слесаря, и за этой грубой и непривлекательной внешностью мальчик почувствовал теплоту участия. Рабочий, уже наполовину скрытый в колодце, остановился и, не спуская глаз с мальчика, вдруг быстро поднялся на поверхность.

– Нет, тут дела много… Надо сперва проветрить всё подземелье, не то там задохнёшься. Я пойду пока, а люк пусть останется открытым, – добавил он, вплотную приблизившись к капралу.

Он встал между ним и юным коммунаром и наклонился к солдату, чтобы прикурить от его трубки, в то же время зажатым в руке гаечным ключом настойчиво указывая мальчику на открытый люк. У Шарло и у самого мелькнула мысль скрыться в канализационной трубе – он слыхал об её огромных размерах, – но удушливый запах колодца отпугнул его. Он готов был безропотно умереть за Коммуну, но погибнуть в этой зловонной яме… Теперь же, заметив знаки слесаря, Шарло больше не колебался. Одним прыжком он очутился у люка. Ещё секунда, и его сапоги уже стучали о железные скобы колодца. Прежде чем капрал успел вскочить и направить дуло ружья в колодец, Шарло схватил висевший на скобе фонарик и скрылся с ним в широкой трубе.

– Беда! Ах, беда какая! – крикнул растерявшийся солдат.

Он выстрелил в люк и уже занёс ногу, чтобы спуститься.

– Брось! – сказал слесарь. Он ухватил солдата за рукав и оттащил в сторону. – Ты там задохнёшься. Когда трубой пользовались разведчики, она была открыта с обоих концов и проветривалась. Потом закрыли оба лаза. Мальчишка из неё всё равно не выберется. Если не задохнётся, то утонет… Там столько грязи – она ему выше головы будет!

Капрал оторопело посмотрел на рабочего и со злостью проговорил:

– Принесла тебя нелёгкая! – и быстро зашагал прочь.

С минуту хмурый слесарь стоял неподвижно, потом стал потихоньку спускаться в колодец. Но тотчас над люком вновь показалась его волосатая голова. Заблестевшие глаза быстро окинули взглядом всё кругом. Человек весело рассмеялся.

– Парнишка-то смышлёный, догадался захватить с собой фонарик! Он ему пригодится. А я схожу за другим, – сказал он тихо самому себе.

Он прикрыл люк, выпрямился и пошёл. Обернувшись, посмотрел на люк, возвратился, приподнял крышку, оставил колодец полуоткрытым и снова направился к двери, бросив на ходу:

– Сегодня будет что порассказать моей старухе!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю