Текст книги "Шарло Бантар"

Автор книги: Евгения Яхнина

Соавторы: Моисей Алейников
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава двадцать третья
«Не надо отчаиваться!»

Очутившись на дне колодца, Шарло снова почувствовал себя прежним Кри-Кри.

Глаза его ничего не различали. Слабый свет фонарика едва боролся с темнотой. Грудь сжималась от едкого, противного запаха.

Но впереди были жизнь, свобода, возможность спасти баррикаду и дядю Жозефа!..

Согнувшись, Кри-Кри скользнул внутрь трубы.

Выстрел капрала не испугал его. Он только теснее прижался к левой стенке трубы. От этого передвижение стало труднее, тело приняло наклонное положение, потеряло устойчивость. Приходилось сильно сгибаться. Сделав таким образом несколько шагов, Кри-Кри убедился, что его никто не преследует, и смело вышел на середину трубы. Теперь можно было передвигаться быстрее. Он попробовал выпрямиться. Это ему удалось только наполовину. Жидкое месиво грязи доходило почти до самых щиколоток.

Дно трубы было скользкое, и Кри-Кри с трудом сохранял равновесие. Теперь ему пригодились его ловкость и сноровка.

Ни на минуту не возникало у него подозрения, что незнакомец, неожиданный его спаситель, мог сыграть с ним жестокую шутку – бросить в трубу, не имеющую выхода. Не задумывался мальчик и над тем, кто был этот человек, почему он сжалился над коммунаром.

Мысль работала лишь в одном направлении: долго ли придётся ползти в этой зловонной яме? Выходит ли труба в район, ещё не занятый врагами? Удастся ли предупредить дядю Жозефа?

Фонарик еле освещал путь, но глаза Кри-Кри постепенно привыкли к темноте. От запаха он скоро перестал страдать: его обоняние свыклось с тяжёлым воздухом.

Вдруг в темноте что-то зашуршало, задвигалось. На мгновение мальчику стало страшно, но он вспомнил рассказы о крысах, которые водятся в канализационных трубах.

Затаив дыхание он продолжал двигаться, вернее – скользить в темноте. Шорох не прекращался. Кри-Кри сообразил, что крыса следует за ним. Теперь уже совсем близко слышалось её сопение. Чтобы не поддаться страху, Кри-Кри стал вспоминать, как, бывало, подтрунивал над мадам Дидье, которая до смерти боялась крыс и каждого невинного серого мышонка принимала за лютого зверя. От мысли о мадам Дидье Кри-Кри перешёл к дяде Жозефу. Как-то там у них дела на баррикаде? Неужели он не успеет сообщить правду о Люсьене? Сколько времени он уже ползёт тут, во тьме и зловонии?..

Вдруг Кри-Кри почувствовал, как острые зубы вонзились ему в правую икру. Ах, чёрт побери, так эти мерзкие животные и впрямь кусаются!.. Вспомнив о перочинном ноже, он полез в карман, не без труда вытащил оттуда нож и открыл его. Изловчившись, Кри-Кри бросил нож лезвием вниз прямо в крысу. Она пискнула и отпустила ногу мальчика.

Теперь его больше не тревожили ни шорох, ни писк, то и дело доносившиеся откуда-то из темноты. Мальчик всматривался в даль в надежде увидеть какие-нибудь признаки того, что трудное и опасное путешествие под землёй скоро окончится. Кри-Кри стал вести счёт шагам, чтобы хоть приблизительно определить время и пройденное расстояние. На двухсотом шагу он невольно остановился: нога ступила на плоскую поверхность. Кри-Кри поправил фитилёк свечи, вытер стёкла фонаря и увидел, что находится уже не в трубе, а в таком же колодце, как тот, в который он спустился. И здесь тоже железные скобы, вделанные в стену колодца, служили ступеньками, по которым можно было выбраться наружу.

Не раздумывая, Кри-Кри начал взбираться наверх. Вот он уже коснулся головой крышки. Прицепив фонарик к скобе, мальчик протянул вверх обе руки и попытался приподнять чугунную плиту, но она даже не шевельнулась. У Кри-Кри мелькнула мысль, что крышка, которую приподнял слесарь, была очень массивная, вот почему он пользовался большими клещами. Мальчик понял, что не поднимет эту плиту, и ему стало страшно. Но растерянность продолжалась недолго. Вспомнив о слесаре, о его клещах, Кри-Кри вспомнил и о том, как стоял только что под дулом ружья. Недавнее происшествие представилось ему во всех подробностях.

Кри-Кри улыбнулся. Вдруг исчезло охватившее было его чувство страха и безнадёжности.

«Никогда не надо отчаиваться!» – слова эти, которые любил повторять дядя Жозеф в трудные минуты жизни, пришли на память Кри-Кри. Мысль сразу заработала с удивительной ясностью, вернулась спокойная рассудительность.

«Можно постучать о крышку, и кто-нибудь услышит». Но тотчас Кри-Кри спохватился: «Нет! Это опасно. Я ведь недалеко ушёл. Значит, тут кругом версальцы. Крышку поднимут, и меня опять схватят».

Шарло взглянул вниз и увидел, что такая же труба, как та, из какой он вышел, продолжается и по другую сторону колодца. Тогда он спустился и двинулся дальше, возобновив, счёт шагам. Скоро, на триста сорок втором шагу, он снова очутился в колодце. Но здесь Кри-Кри задержался только на несколько минут, чтобы, выпрямившись, немного отдохнуть. Затем пошёл дальше. Он теперь сообразил, что такие колодцы устроены на всём протяжении трубы, которая была очень длинна, и что они повторяются через каждые триста или четыреста шагов.

Прикинул Кри-Кри и расстояние, оставшееся позади. «Шаги приходится делать небольшие из-за этой грязи, – рассуждал он. – Пожалуй, два шага составят не более одного метра. Надо, значит, сделать не меньше двух тысяч шагов, чтобы уйти на целый километр… А там уж можно постучать».

Приняв такое решение, Кри-Кри зашагал быстрее и уже не обращал внимания на встречавшиеся колодцы.

Ему не пришлось ждать так долго, как он рассчитывал. Вскоре заметив, что в трубе стало светлее, мальчик понял, что приближается к выходу. Он заторопился навстречу свету и без дальнейших приключений добрался до колодца с приподнятой крышкой. Упираясь ногами в железные скобы, Кри-Кри ухватился сперва одной рукой, а потом и другой за край люка. Однако через открытую часть колодца нельзя было даже высунуть голову. Тогда, освободив одну руку, он стал толкать крышку. Она плохо поддавалась. Шарло пришлось затратить немало усилий, пока наконец крышка уступила и сдвинулась вбок настолько, что он мог пролезть в образовавшееся отверстие.

Он очутился в каком-то заброшенном дворе. Расправив онемевшее тело, мальчик вздохнул наконец полной грудью.

«На какую же улицу я попал?» – подумал он.

Первое, что бросилось в глаза Шарло, когда он выбежал из ворот, был горевший трёхэтажный дом и освещённое пожаром здание мэрии предместья Бельвиль.

Мэрия находилась как раз напротив охваченного пламенем дома, и Кри-Кри на мгновение остановился, изумлённый необычным видом здания, которое он хорошо знал. Здесь он много раз встречался с дядей Жозефом.

Мимо дома, заполняя тротуар и мостовую, нёсся стремительный поток людей, не обращавших внимания на пожар. Здесь были и женщины с детьми на руках, и старики, тянувшие из последних сил тележки с домашним скарбом. Тут же шагали усталые, с закопчёнными лицами воины Коммуны. Они шли туда, где ещё была надежда задержать врага. Кри-Кри увидел маркитантку с окровавленной головой, обвязанной носовым платком, часть кавалерийского отряда во главе с начальником, который старался сидеть в седле прямо, несмотря на рану в плече.

У входа в мэрию стояло несколько человек, и один из них отрывисто читал наклеенное на стене воззвание.

Ярко освещённые пламенем пожара слова вдруг тускнели, когда из окон вырывались густые клубы дыма.

«…Вы знаете, какая участь ожидает нас, если мы сдадимся… К оружию!.. Поддержите XIX округ, помогая ему отрезать врага. В этом и ваше спасение. Не ждите, пока станут нападать уже на Бельвиль… и тогда Бельвиль восторжествует… Вперёд! Да здравствует республика!»

– Значит, Бельвиль ещё держится! – радостно воскликнул Шарло.

– Это последняя прокламация Коммуны, – проговорил кто-то печально. – Её расклеили утрам, когда Бельвиль ещё держался, а сейчас…

Кри-Кри не слушал дальше. Каждая минута промедления могла стоить жизни дяде Жозефу!..

– Если только он ещё жив! – вслух произнёс Шарло и ускорил шаг.

От здания мэрии до улицы Рампонно было не больше полутора километров, и в обычное время Кри-Кри, прекрасно знавший все улицы и переулки предместья Бельвиль, мог такое расстояние пробежать в четверть часа, а если воспользоваться проходными дворами, то и ещё скорее. Но сейчас добраться до улицы Рампонно оказалось нелегко.

Пораздумав, Кри-Кри сообразил, что ему надо идти по тому же направлению, по какому следовал весь поток людей, двигавшийся по Бельвильской улице в сторону Парижской. Все торопились на Фобур-дю-Тампль, где ещё держались, отражая яростные атаки версальцев, фундаментальные баррикады.

Поток подхватил Кри-Кри. Мальчик некоторое время двигался, не имея возможности ускорить шаг, так как его вплотную окружали люди.

Тогда Кри-Кри решился на обходный манёвр. Это удлиняло путь, но всё же давало выигрыш во времени.

Он задержался, дал толпе пройти вперёд и затем, повернув в обратную сторону, добежал до ближайшего угла и уже хотел было свернуть на Ангулемскую улицу. Но тут он вспомнил, что ещё никому не сказал о подземном ходе, которым пользовались предатели.

Увидев бежавшего ему навстречу федерата с чёрным от дыма лицом, в разорванной куртке, Кри-Кри бросился к нему:

– Послушайте! Я был в плену у версальцев и бежал оттуда… по трубе. Я покажу вам этот ход. Им пользуются версальцы, и его необходимо закрыть сейчас же, немедленно!

Федерат остановился и смотрел на мальчика как в полусне. Казалось, он только наполовину понимал смысл его слов.

– Ты, видно, засиделся у версальцев и ничего не знаешь. Поздно! Всё кончено! – И федерат пошёл дальше.

– Разве наши дела так плохи? – растерянно спросил Кри-Кри.

Но федерат был уже далеко. Ответил встречный парнишка, по всей вероятности сверстник Кри-Кри:

– Ты что, не в своём уме, видно? Вот дурак-то, спрашивает! А сам будто не знаешь!

Кри-Кри стало страшно. Он понял, что Коммуна раздавлена, и всё виденное им только что на Бельвильской улице предстало перед ним теперь в ином свете.

Шарло свернул на Ангулемскую улицу и, всё убыстряя шаг, добрался до Бельвильского бульвара.

Здесь не было ни души, так как улица обстреливалась версальской артиллерией.

Кри-Кри не стал обходить эту опасную дорогу – по ней можно было бежать быстрее.

Падавшие поминутно снаряды только подхлёстывали мальчика, и без того стремившегося скорей увидеть дядю Жозефа. Каждая секунда могла быть решающей для защитников баррикады.

Глава двадцать четвёртая
Знамя последней баррикады

Люсьен расставил усиленные караулы исключительно из переодетых версальских солдат, которым он заранее сообщил пароль.

Большинство защитников баррикады не смыкали глаз уже двое суток. Теперь они воспользовались затишьем и заснули крепким сном.

Заговорщики рассчитывали схватить Бантара и уничтожить коммунаров во время сна.

Всё было уже готово для неожиданного нападения, но Люсьен медлил, дожидаясь, пока уснёт и командир баррикады.

Когда Жозеф закончил осмотр орудий и подсчитал запасы снарядов и патронов, предатель уговорил его немного вздремнуть. Но в это время из окна на третьем этаже дома, примыкавшего к самой баррикаде, донёсся звонкий женский голос. Песня лилась непринуждённая, свободная:

 
Грозная, жестокая машина
Ей удар смертельный нанесла.
В ту же ночь бедняжка Жозефина
На руках у друга умерла.
Весть о том спокойно и бесстрастно
Выслушал директор и сказал:
«Очень жаль мне девушки несчастной!» —
И полфранка на поминки дал.
 

Жозеф вскинул голову и улыбнулся:

– Опять эта девушка наверху поёт! Надо ей сказать, чтобы она перестала петь. Как только версальцы примутся вновь за свою работу, она падёт первой жертвой. Какая неосторожность!

– Эта девушка всегда поёт, – отозвался Этьен с умилением.

– И голосок у неё чудесный! – добавил Лимож.

– Поднимись-ка к ней, Лимож, научи эту дурочку не только закрывать окна, но и прятаться в глубине квартиры.

Не скрывая, что это ему доставляет большое удовольствие, Лимож отправился выполнять поручение.

…Жюли было семнадцать лет. Всего несколько месяцев назад она приехала в большой, шумный Париж из глухой деревни. Отец привёз её в город, в услужение к мадемуазель Пелажи.

Мадемуазель Пелажи была богата, набожна, полна предрассудков. Она презирала парижских прислуг. Она хотела иметь совершенно неискушённую, неиспорченную городом девушку, которой можно было бы доверить квартиру, хозяйство и Мими. Главное, Мими – маленькую кудрявую болонку.

В лице Жюли мадемуазель Пелажи получила то, чего добивалась. Жюли была хороша собой, на редкость чистоплотна, хозяйственна и честна.

2 апреля, когда версальцы выпустили первый снаряд по свободному Парижу, мадемуазель Пелажи запретила Жюли выходить по вечерам.

Не прошло и двух недель, как мадемуазель Пелажи решила, что небезопасно оставаться в мятежном городе. При помощи друзей, которые, пользуясь доверчивостью коммунаров, непрерывно поддерживали связь с Версалем, мадемуазель Пелажи уехала из Парижа.

На прощание она позвала Жюли и строго ей наказала:

– Я оставляю тебя здесь. Ты должна охранять квартиру, мебель, картины, фарфор. Я переписала все вещи, всё, что остаётся на твоём попечении. Помни: ты отвечаешь мне за каждую пропавшую или унесённую вещь. Все убытки я по приезде вычту из твоего жалованья. Бог милостив, и немцы помогают Тьеру. Надеюсь, злодеи недолго останутся в Париже, и я скоро вернусь… Но помни, Жюли: чем меньше ты будешь выходить на улицу, тем лучше. Продуктов тебе хватит надолго, но если и понадобится пойти в лавку, не задерживайся там, сплетен не слушай, поменьше разговаривай сама…

Долго и монотонно говорила мадемуазель Пелажи.

В конце концов Жюли поняла, что её скудному жалованью грозит опасность стать ещё меньше. А как же тогда будет с ботинками, которые она обещала прислать братишке Пьеру, с тёплой шалью для матери, с новым платьем для младшей сестрёнки, Ивонны?..

Жюли осталась совершенно одна. С тех пор как уехала мадемуазель Пелажи с Мими, девушка была обречена на полное бездействие. Правда, со свойственной ей добросовестностью она натирала полы, прибирала квартиру с такой же тщательностью, как и при хозяйке, но это отнимало не много времени. День казался особенно длинным.

Жюли томилась оттого, что не с кем было поговорить… Она садилась у окна и пела грустные песни. Что ещё было ей делать?..

На стук Лиможа Жюли поспешила открыть дверь. Перед ней стоял стройный молодой человек в очень странной одежде: бархатная куртка, мягкий галстук; у бедра револьвер; через плечо висело шаспо.

В свою очередь, молодой человек был приятно поражён: он увидел очаровательное юное существо с глубокими синими глазами. От всего облика девушки веяло жизнерадостностью. На ней был белый кружевной передник. Густые пепельные волосы украшала наколка, какие носили горничные богатых домов.

– Милая девушка, – начал Лимож, – вы очень неосторожны. Сидите у раскрытого окна и распеваете песни. Это опасно. Вы можете пострадать, когда начнётся стрельба.

– Когда стреляют, я закрываю окна и даже ставни, – беспечно ответила девушка.

– Однако вы не из трусливых! Ведь атака может начаться с минуты на минуту. Зачем вы вообще здесь? Из этого дома уже все ушли.

– Я горничная мадемуазель Пелажи, – словоохотливо начала девушка. – Знаете мадемуазель Пелажи?

– Нет, не знаю.

– Да неужели? Её все знают! Она такая богомольная и очень-очень богата… Когда начались эти волнения, мадемуазель Пелажи уехала…

– Куда?

– Да, наверное, куда выехали все богачи – в Версаль. Ценности она захватила с собой, но квартиру оставила на моё попечение, – похвалилась девушка.

– Ваша хозяйка не сомневалась, что вернётся на насиженное местечко.

– Ну конечно! – Девушка развела руками.

Лимож не успел ничего ответить. Где-то неподалёку ухнуло орудие. От его гула затряслась вся квартира, а оконное стекло мелкими осколками посыпалось на пол.

– Это моя вина! Я не уберегла стекло! – в ужасе вскрикнула Жюли, бросаясь к окну.

– Безумная! – закричал Лимож, удерживая девушку. – Из-за чего вы рискуете жизнью?

Лимож выглянул в окно, и то, что он увидел внизу, заставило его вздрогнуть.

Там, позади баррикады, ползли версальские солдаты. У переднего в руке был фонарик – маленький движущийся огонёк.

Недолго размышляя, Лимож прицелился. Раздался выстрел.

Закрыв лицо фартуком, Жюли с криком бросилась к дверям.

Человек с фонариком лежал неподвижно на земле.

Двое других поняли, откуда был выпущен заряд. Первый из них навёл ружьё, целясь в окно.

Но Лимож успел отойти, и пуля, миновав его, ударила в трюмо. Послышался звон разбитого стекла.

Жюли вскрикнула:

– Что вы наделали! Что скажет мадемуазель Пелажи!

Как ни серьёзно было положение, Лимож не мог удержать улыбку:

– Сейчас некогда! Кончится перестрелка – приходите на баррикаду. Я выдам вам удостоверение, что не по вашей вине повреждена мебель мадемуазель Пелажи.

Последние слова Лимож прокричал, быстро спускаясь по лестнице…

Выстрел Лиможа разбудил коммунаров.

Ворвавшийся с тыла отряд версальцев не застал врасплох защитников баррикады.

В открытом бою заговорщики не выдержали натиска коммунаров и обратились в бегство, оставив десять убитых и столько же раненых.

Бантар стоял над трупом переодетого версальца: во время боя враг замахнулся прикладом на командира баррикады, но был убит пулей подоспевшего Лиможа.

– Как он мог сюда проникнуть? – громко произнёс Бантар, ни к кому не обращаясь.

Отозвался Люсьен Капораль, который сидел на бочке и сам бинтовал себе голову. Повязка охватывала лоб, уши и стягивалась вокруг шеи. Расслабленным голосом он сказал:

– Вы позабыли, что со вчерашнего дня мы принимаем всех без рекомендации. Я тоже допустил непростительную оплошность: доверил новичкам охрану тыла.

…Между тем Кри-Кри, преодолевая все препятствия, спешил к дяде Жозефу.

Ещё не рассвело, когда он добрался наконец до улицы Рамлонно.

Улица и переулки были пусты. Только изредка проходил патруль, окликая прохожих.

– Пароль? – спросил патрульный, когда Кри-Кри стремительно подбежал к воротам, открывавшим доступ к баррикаде.

– Коммуна или смерть! – с дрожью в голосе произнёс Кри-Кри.

Он называл пароль, но как он хотел ошибиться! Как хотел, чтобы произнесённый им пароль был неверным!.. Ах, если бы это было так! Тогда подслушанный разговор оказался бы только недоразумением и, значит, Люсьен – не предатель… Но… Кри-Кри услышал в ответ:

– Проходи, малыш!

Теперь уже нет никаких сомнений: Капораль – изменник, и в руках этого предателя сейчас жизнь дяди Жозефа.

В ту минуту, когда Кри-Кри приблизился наконец к своей баррикаде и издали заметил Бантара, раздался взрыв упавшего снаряда. Оглушённый Кри-Кри сначала ничего не мог различить в дыму, а затем, когда дым рассеялся, увидел, что Жозеф лежит на земле ничком. Шаспо выпало из его рук.

«Я опоздал! Дядя Жозеф убит!» – эта страшная мысль, как молния, пронзила сознание Кри-Кри.

– Дядя Жозеф! – закричал он, подбегая и наклоняясь к лежащему Бантару, к которому бросилось несколько человек, торопясь оказать ему помощь.

Жозеф открыл глаза. Он попытался встать, но ему это не удалось.

– Ну нет, шалишь! – твёрдо произнёс он. – От первой пули я не собираюсь умирать!

Заметив Кри-Кри, он сделал новое усилие и, облокотившись на мешок, поднял голову.

– Шарло, – сказал он, – ты пришёл вовремя. Мои руки уже не в состоянии держать шаспо. Возьми его!

Дрожа от волнения, Кри-Кри схватил лежавшее рядом с Жозефом ружьё и, сжимая его в руках, произнёс:

– Клянусь, что это шаспо никогда не достанется врагам Коммуны!

Но Жозеф ничего не ответил. Он впал в забытьё.

Только сейчас Кри-Кри вспомнил об измене Люсьена, о необходимости предупредить предательство. Вид умирающего Жозефа вытеснил эти мысли из его сознания… Но Жозеф жив, он передал ему своё ружьё, и Кри-Кри почувствовал себя готовым к борьбе. Он оглянулся и увидел Люсьена Капораля.

Трусливо следя за Кри-Кри, предатель поспешно снимал повязку с головы. Теперь уже незачем было притворяться раненым. Обращённый на Люсьена ненавидящий взгляд мальчика не оставлял больше никаких сомнений: Кри-Кри знал всё!

Капораль решил, что успеет дать сигнал своим раньше, чем ошеломлённый мальчик придёт в себя. Наколов на штык белую повязку, он стремительно вскочил на бочку и затем на самый верх баррикады. Размахивая самодельным белым флагом, он крикнул:

– Входите! Здесь никого нет!

И вдруг упал мёртвый по ту сторону баррикады.

А Кри-Кри, застыв на месте, всё смотрел в одну точку – туда, куда попала его пуля. Там трепетал белый флаг, прикреплённый к штыку. Выпавшее из рук предателя ружьё застряло между бочкой и стеной.

Кри-Кри весь дрожал.

– Ничего, ничего, мой мальчик! Ты хорошо начал. Моё шаспо попало в верные руки…

Это говорил Жозеф. Он услыхал выкрик Капораля, выстрел Кри-Кри – и всё понял. Теперь, собрав остатки сил, он приподнялся и с любовью и надеждой смотрел на мальчика.

Опустившись на колени перед Жозефом, Кри-Кри спешил всё ему рассказать:

– Люсьен – предатель. Он открыл пароль версальцам. Он был заодно с Анрио. Это они пропустили на баррикаду переодетых версальцев.

Наступила тишина. Белый флаг, поднятый Капоралем, и его смертельный прыжок вызвали заминку среди версальцев. Атака приостановилась.

Тишину прервал резкий, гневный голос Мадлен. Она появилась в сопровождении нескольких раненых, приведённых ею из госпиталя.

– Что это? Мы сдаёмся? Сдаёмся нашим палачам?!

Она шла, или, вернее, бежала, прямо к белому флагу.

Кри-Кри сразу понял причину её гнева. Он ловко вскочил на бочку и ударом шаспо сбил белую повязку.

Мадлен ещё ничего не понимала. Не замечая лежащего Жозефа, она обрушилась теперь на Кри-Кри:

– Это ты, гадкий трусишка, вывесил белый флаг?.. Жозеф!.. А где Люсьен?

Все молчали.

– Жозеф!..

Только теперь она увидела раненого Бантара, которого обступили товарищи.

– Жозеф ранен?!

Мадлен бросилась к нему, опустилась перед ним на колени и стала быстро бинтовать его рану. Кончив перевязку, она подложила чью-то куртку под голову Жозефа, повернулась к одному из федератов и спросила:

– А где Люсьен?

Федерат опустил глаза и ничего не ответил.

Слабым голосом заговорил Жозеф:

– Мадлен…

Мадлен закрыла лицо руками.

– Люсьен убит? – спросила она.

– Люсьен… – едва слышно произнёс Жозеф и умолк. Силы покинули его.

– Люсьен – предатель, – окончил за него Этьен.

Он в упор смотрел на Мадлен. Голос этого человека, бесстрашно стоявшего под градом пуль, всегда первого в опасных местах, сейчас дрожал от волнения.

Мадлен молчала. Она вся поникла, низко опустив голову.

Тихий, но суровый голос Бантара нарушил наступившую тишину:

– Мы с тобой оба, Мадлен, отвечаем за то, что слишком доверяли… Расплата оказалась тяжёлой…

Мадлен выпрямилась, сняла висевшее за спиной ружьё и обратилась к Этьену:

– Где он?

– Он там, куда, живой, хотел уйти. Теперь он, мёртвый, лежит по ту сторону баррикады. Его убил один из наших.

Шарло, не спускавший глаз с Мадлен, с благодарностью посмотрел на Этьена.

Лёгкий стон Бантара вывел Мадлен из оцепенения. Взяв руку Жозефа, она стала считать его пульс.

– Давайте же носилки! – крикнула она, и голос её звучал почти как обычно, разве только немного более глухо.

– Меня никуда не уносите, – отозвался Жозеф. – Я хочу умереть на баррикаде… Ты, Шарло, возьми… – Жозеф сделал усилие и вытащил знамя, на котором лежал. – Сохрани его, Шарло! Ты развернёшь наше знамя, когда вновь поднимутся труженики против своих угнетателей…

Он не договорил. Сознание снова покинуло его.

Взоры всех обратились теперь к Этьену.

– Мадлен и Жако, вместе с Шарло вы унесёте Бантара в безопасное место, – распорядился Этьен. – Здесь он больше ничем не может помочь, и наш долг – сохранить ему жизнь.

– Но где найти безопасное место? – спросил Жако, один из самых молодых коммунаров, оставшихся на баррикаде: ему шёл двадцать первый год.

Жако был бледен. Блеск воспалённых глаз и засохшие губы свидетельствовали не только об усталости: похоже было, что его лихорадило. Ему приходилось делать над собой усилие, чтобы вымолвить слово.

Передохнув, он продолжал:

– Версальские жандармы рыщут повсюду. Они жестоко добивают раненых. Они стреляют по госпиталям, невзирая на белый флаг и красный крест.

– Дядю Жозефа можно спрятать в каморке, где я живу, – вмешался Кри-Кри. – Кроме меня, туда никто никогда не заглядывает. Каморка находится на заброшенном пустыре.

– Идёт! Мадлен, Жако и ты, Шарло, отнесите туда Жозефа, – сказал Этьен тоном приказа.

Никто не выбирал и не назначал его командиром, но он был единственный человек, который мог в этот час заменить Жозефа.

– Этьен, позволь мне… – голос Мадлен едва заметно дрогнул, – позволь мне остаться на баррикаде!

– Бери носилки! – настойчиво сказал Этьен.

– Я выполню твоё приказание, но разреши мне вернуться на баррикаду после того, как Жозеф будет в безопасности.

– Возвращайся, Мадлен, если успеешь.

Мадлен благодарно улыбнулась.

– Знамя! – напомнил ей Кри-Кри.

Мадлен быстро оторвала знамя от древка и проворно обернула его вокруг тела Кри-Кри.

Поверх знамени Кри-Кри надел свою куртку.

Мадлен сняла с Жозефа красный делегатский шарф.

– Это сейчас ему уже не нужно, – сказала она. – Возьмите! Пусть шарф Бантара станет теперь знаменем баррикады.

Два федерата подхватили алую перевязь, и тотчас она взвилась над полуразрушенной стеной.

– Я скоро вернусь, я не прощаюсь, – сказала Мадлен.

Жозефа бережно уложили на носилки.

Подняв их, трое коммунаров медленно направились в сторону улицы Фонтен-о-Руа.