Текст книги "Брат-чародей"

Автор книги: Евгения Горенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 29 страниц)

Глава 5. Прочные нити, тонкие узоры

«…Я назад уже никак не поверну. Как же выбрать лучшую дорогу? Стоит ли остановиться у порога дома твоего на много лет?»

Отодвинув книгу, Дженева подняла невидящий взгляд в тёплый полумрак комнаты. «…Как же выбрать лучшую дорогу?»

…Прямая стрела дороги в невообразимо прекрасном кружеве цветущих яблонь… Скрип колес по мягкому, серому песку… Щёлканье кнута – и сразу же за ним неминуемое ворчание Жоани…

Сладкую грусть воспоминаний перекрыл укол стыда. А ведь она даже забыла и вспоминать о своих прежних товарищах. Нехорошо это. Ведь и года же не прошло… И хотя кочевая жизнь учила её не привязываться к сменяющим друг друга людям, городам и деревенькам, всё же эта её забывчивость была слишком похожа на неблагодарность.

Догорающая свеча затрещала и стала подрагивать.

Надо будет обязательно разузнать, как там сейчас Жоани и все остальные, – твёрдо решила Дженева. Тем более, скоро праздник фантазии, на который съедутся бродячие артисты, и у кого-нибудь из них она точно сможет узнать о Жоани. А может, и он сам решит появиться в Венцекамне. О, как это было бы здорово!…

Приняв такое решение, Дженева облегчённо вздохнула, потом скептически прикинула, на сколько ещё хватит огарка, и снова придвинула книгу.

В дверь постучались. Не поднимая глаз, Дженева промычала что-то разрешительное. У Гражены, похоже, опять бессонница.

– Ты ещё не спишь? – заговорщический шёпот подруги, скрип двери, торопливое шлёпанье босых ног. Пока Дженева нехотя отрывалась от чтения, та уже успела привычно устроиться на край её постели и, набрав побольше воздуха, радостно выдохнула. – А я придумала, кем буду на празднике!

– О! И судя по тому, как горят твои глаза… не меньше, чем хассанеянская принцесса! – тихонько засмеялась Дженева.

– Ага! – от всей души кивнула Гражена и довольно затараторила. – Я выпрошу у леди Олдери те куски золотой парчи, что она показывала – помнишь? – а ещё ту тесьму, и ещё, ты ведь поможешь мне перешить то платье, а ещё – ты сама-то кем будешь?

– Да я пока не думала об этом…

– А хочешь, я из тебя сделаю астаренскую принцессу? – посерьёзнела Гражена.

– М-м… Нет. Не стоит. Я собираюсь искать Жоани. А туда, где он может быть, лучше наряжаться поскромнее.

– Угу… А что это ты читаешь? – словно только сейчас вдруг заметив, чем занимается её подруга, снова оживилась Гражена.

Дженева молча протянула книгу подруге. Та полистала потемневший от старости "Сказ об Ир-Рауле и мохонской деве" и, отстранённо пробормотав "грустная история, никогда мне не нравилась", вернула его.

– Зато красивая, – вступилась за понапрасну обиженную сказку Дженева. – Я специально выпросила у Миреха эту книгу. Здесь полная версия «Ир-Рауля» – совсем не те сокращённые баллады, которые поют менестрели на празднике щедрого солнца.

– Э-э… Кстати – о Мирехе, – неуверенно протянула Гражена. – Я сегодня слышала, как они с Кемешью что-то решали… В общем, похоже, он больше не будет вести наши занятия.

Дженева широко раскрыла глаза и подалась вперёд.

– Что? Его что, отстранили?!

– Нет, не так! – затрясла головой Гражена. – Вообще этих вроде больше занятий не будет. Ну – закончились они! – добавила она всё ещё не понимающей подруге.

– А-а. Ну тогда… Но всё равно жалко.

– Жалко, говоришь? – многозначительно понизив голос, переспросила её подруга. – Ну да. Я же видела, как ты смотришь на Миреха.

– Никак я на него не смотрю! – буркнула Дженева.

Время, прошедшее со случайной встречи дочери барона и уличной плясуньи на рыночной площади Астагры, и, главное, события, наполнявшие его, удивительно сблизили их, почти спаяли. У каждой из них было подспудное чувство уверенности в том, что чтобы не случилось, рядом всегда будет надёжное плечо. Это чувство совершенно не нуждалось в понимании и, тем более, в словесном выражении. Кто, живя в добротном доме, ни с того, ни с сего решит докапываться до его фундамента? Он есть, он держит – этого достаточно. Просто всегда оказывалось так, что когда одна из них попадала в переплёт, рядом оказывалась другая, и они вместе как-то выбирались из неприятностей. Дженева без сомнения знала, что она всегда может прийти в Гражене и с радостью, и с разочарованием, и рассказом о нахлынувшем интересе – как и, конечно, о его объекте. Но в том, что касалось Миреха, такой уверенности не было. Вместо этого было неприятное ощущение запутанности – нравится ли он ей? Что он сам о ней думает? Хочет ли она нравиться ему? И нужен ли он ей?… Вдобавок эта запутанность в конце концов оказалась крепко приправлена злостью на себя – за то, что она не может разобраться, а также на него – за то, что он не хочет ей в этом помочь! Так что Дженеве никак не хотелось ни с кем пока говорить о взглядах, которые она бросает на Миреха, – пусть даже и с Граженой.

Наступила тишина, вполне себе мягкая и уютная, которая сама собой незаметно переросла в Граженье мурлыканье старой астаренской песенки, со смешным перековеркиванием на хассанеянский лад задорной припевки "эй-да, горе – не беда" и "ой, крапива-лебеда". Посреди очередного куплета она вдруг забросила песенку и поинтересовалась у подруги – была ли та когда в Хассаэне? Дженева покачала головой – нет, Жоани не жаловал моря, мы редко когда добирались даже просто до побережья… Я тоже. Там, говорят, зимой никогда не бывает морозов… Нет, на тех островах, что ближе к северу, зимой бывает выпадает снег… Интересно, а сколько там тех островов?… Этого никто не знает. Хассы верят, что когда точно посчитают все их острова и островки, они тут же все уйдут на дно моря… Правда?! Да ты что?… Не знаю, правда или нет. А ещё хассанеяне не любят, когда к ним приплывают иноземцы… О! Я поняла! Это они боятся, что те пересчитают все их острова…

Вот так, перемежаемый то заговорщическим шёпотом, то смехом, лился обычный девичий трёп, в котором мало смысла, негусто стоящих познаний, и уж совсем худо с не то, что с мудрыми, но даже и со сколь-нибудь яркими мыслями; но все философские диспуты, вместе взятые, не сравнятся с ним по рождающимся из него чувству тёплой близости и понимания…

* * *

Уже на следующий день выяснилось, что Гражена точно знала, что говорила. Хотя, нужно сказать, сам день был путаным. Странности начались с того, что к началу занятий сошлись лишь Керинелл, Миррамат, Михо, Тончи да Гражена с Дженевой. Тотальное отсутствие собратьев-студиозусов с лекарского факультета озадачило ребят, да и вообще они почувствовали себя не очень ловко без привычной суеты и многоголосого гула. Потом долго не появлялся Мирех, а когда он, захлопотанный, наконец возник в проёме дверей, оказалось, что им нужно перебираться в другое место. Потом случилась путаница, куда именно нужно идти, так как Мирех успел куда-то убежать, не объяснив толком инструкции, и ребята по привычке пошли на старую площадку. Учитель догнал их на полпути и, щедро щёлкая воображаемым пастушечьим кнутом, развернул их в сторону реки. Потом они лениво переругивались с Мирехом, выясняя, кто виноват в произошедшей путанице, пока тот своим учительским авторитетом не постановил «немедленно прекратить обсуждение его организаторских способностей, а также увеличить скорость продвижения». И хотя Гражена ещё немного поехидничала в адрес его «вызывающего неподдельное восхищение неумения признавать свои ошибки», но в общем им самим уже надоело выяснять отношения, так что до Башни чародеев, которая и была целью их путешествия, они дошли дружно и без проволочек.

У входа в Башню их встретила Кемешь; окинув ребят коротким взглядом, она отозвала в сторонку Миреха и принялась о чём-то негромко шептаться с ним. Дженева ощутила укол нехорошего предчувствия – настолько ощутимого, что она даже оглянулась на подругу, словно ища у неё поддержки. Но зато только для неё не оказалась обескураживающей неожиданностью новость, которую вскоре передал им Мирех. Он вернулся к ребятам и со вздохом объяснил им, что всё переносится на завтра.

– Да, завтра утром сразу идите сюда, – подтвердила его слова и подошедшая к ним чародейка. – И уж извините нас, что так вышло.

Мирех ещё раз коротко вздохнул и сокрушённо развёл руками.

Возвращались все унылые и подавленные. На обратном пути попытались было хотя бы выяснить у Миреха, что же случилось и почему их отправили восвояси, но тот то ли сам не знал, то ли не хотел говорить им. После сбивчивых расспросов и ответов, в которых слишком часто звучали слова "да я и сам толком не знаю", группа разделилась: Мирех заспешил куда-то по своим делам, а расстроенные отказом ученики чародеев невольно замедлили ход, а потом даже совсем остановились. Идти было некуда. В воздухе витала острая необходимость срочно найти новую цель – чтобы утро не пропало совсем зря. Без особых обсуждений такая цель вскоре определилась: да и куда им было ещё идти в таком подавленном состоянии, как не в Синюю бакалавратку, трактир на Набережной (который, кстати, был настолько популярным среди всех университетских, что мог заслуженно считаться почётным факультетом этого учебного заведения). Что и было успешно сделано.

Рассевшись за столиком, ребята нашарили по карманам монеты и, скинувшись, отправили Миррамата к хозяину, дремавшему по ещё слишком раннему времени в своём углу. Вернувшийся вскоре астарен бухнул на середину стола кувшин с вином, внимательно оглядел осунувшихся друзей и резко хлопнул ладонью по столу.

– Ну хватит! Вот им (он кивнул в сторону девушек) ещё простительно растекаться талым снегом. А вы-то уже не новички, всё знаете.

– А и точно! – оживлённо встрепенулся Тончи, самый отходчивый из них. – Мне вот уже другое интересно, какое вино ты нам принёс.

И он, не медля, потянулся к кувшину с явным намерением засунуть в него свой точёный нос. Миррамат успел перехватить посудину и с предостерегающим щелчком языка отвесил лёгкий подзатыльник слишком шустрому товарищу. Тот только рассмеялся.

– Поздно. Да и всё равно тебе не удалось бы скрыть от нас, что тебе всучили «перебродилку» вместо "рыжего солнца".

Миррамат чертыхнулся, схватил кувшин и щедро отпил прямо из него. Его глаза многообещающе сверкнули – а через мгновение он уже нависал над сжавшимся под его напором хозяином. Остальные ребята рассмеялись – и развернулись обратно друг к дружке. Картина, которая сейчас разыгрывалась позади них, была им слишком привычна, чтобы из-за неё закручивать спины и вытягивать шеи.

Эта встряска, как оказалось, вытащила их всех из подавленности. Гражену, кроме того, ещё и задели слова Миррамата. Поэтому она поспешила прояснить ситуацию.

– Хорошо, пусть мы новички. Тогда что вы знаете, чего не знаем мы?… Отвечайте!

Керинелл посмотрел на её вздёрнувшийся носик и примирительно заговорил.

– Всегда обидно пропускать уроки у чародеев. Кажется, что именно сегодня тебе могли рассказать что-то очень важное. Или то, что ты искал и не мог всю свою жизнь. Это я по себе такое знаю. Но сегодняшнее занятие немного другое.

– То есть? – повернула к нему голову Дженева.

– То есть все мы… кроме вас, новичков… именно на этих занятиях уже были, – и, заметив, что обе девушки хором открыли рты для следующего вопроса, поспешил предупредить его. – Странно, что вы до сих пор не узнали об этом. Ничего тут такого нет… тайного. Учёба у чародеев всегда начинается одинаково – живыми уроками Кемеши или Миреха. Это нужно для того, чтобы наточить сердца… и заодно очистить их. И ещё они очень помогают новичкам сдружиться со всеми остальными учениками. Вы же заметили это?

Дженева задумчиво кивнула, соглашаясь: она хорошо помнила, как долго и медленно они с Граженой знакомились со своими однокашниками-"классиками". И как буквально через неделю после знакомства с Керинеллом, Михо, Тончи и Мирраматом они все вместе устроили весёлую вылазку в Старый город… Но Гражене лишнее напоминание о том, что она новичок, было не по душе, поэтому она оборвала Керинелла.

– Друг… ты только не уходи далеко от моего вопроса. Хорошо?

– Прости, – улыбнулся Керинелл. – Меня и правда немного занесло… А когда эти занятия заканчиваются, чародеи окончательно решают, к кому из них поступает новенький ученик. А перед этим они устраивают общую встречу, на которой рассказывают, кто такие вообще чародеи и чем они занимаются. Так что, если кто уже долго у них учится – как, к примеру, я или Миррамат – тот не раз присутствовал на этих встречах. Но рассказывают чародеи такие вещи, что даже и в пятый раз слушать их интересно.

– Какие именно? – широко открыла глаза Дженева и даже подалась вперёд.

– Завтра узнаешь. Не переигрывай, – хмыкнул тот.

Дженева смущённо потупилась и, запинаясь, пробормотала:

– А так?

– А так тем более.

– Бросьте ваши игры, – упрямая Гражена вновь напомнила о себе. – Ты сам сказал, что это не тайна. Ну Керин… ну пожалуйста…

– Эй, Гражен, ты меня так попроси – я тебе всё-все-всё расскажу, что знаю и даже что не знаю! – вмешавшийся в разговор Эд-Тончи многозначительно подмигнул Гражене. – Короче, слушай сюда. Главное в ремесле чародея – это точно знать, чего ты хочешь, потому что если ты не знаешь, чего ты на самом деле хочешь, то ты не сможешь так сильно захотеть этого, чтобы получить то, чего ты хочешь, а если ты хочешь не того, чего на самом деле хочешь…

– Кончай трындеть, балаболка… – Керинелл лениво заграбастал разговорившегося приятеля в крепкий захват, лишая его возможности по нормальному вдохнуть воздух. – А то слишком многого хочешь…

– Кто тут чего хочет? – на скамью плюхнулся вернувшийся Миррамат. – К примеру, "золотой гривы"? Я тут поговорил с хозяином… и он полностью осознал свою ошибку.

Сдавленно шипевший Тончи наконец с трудом вырвался на свободу и, едва переведя дыхание, плеснул в свою чашку красновато-золотистой жидкости из пыльной бутылки, потянул над ней носом, капнул на язык… и в блаженном движении восхищённого гурмана откинулся назад. Полностью забыв, что сидит на лавке без спинки.

С пола гурман вставал уже под оглушительный хохот друзей – и с гордо поднятой к небу чашей, из которой не пролилось ни капли благородного напитка. Михо, ещё захлёбывающийся смехом, помог ему забраться обратно на сиденье.

– Сколько знаю тебя – столько не могу понять, как ты до сих пор жив ещё, – увалень-мохон с искренним удивлением покачал головой. – Вот же уродиться красавчиком, да ещё и нескладёхой.

– Угощайтесь, барышни, – отмахнувшись от уже стихающего смеха, Тончи протянул бутылку Гражене. – Вино – ах!… И совсем не крепкое.

– Только с ног сбивает…

Ни на мгновение не отвлекаясь от ухаживания за соседкой, Тончи лишь прищёлкнул языком в адрес не на шутку разошедшегося Михо.

Потом они все вместе недолго препирались, чтобы никто ненароком не налил себе больше положенного; потом хвалили вперемешку то вино, то Миррамата, сумевшего добыть его; потом повспоминали разные забавные случаи падений, которые случались с ними лично или с их знакомыми… Когда весёлая суета немного улеглась, Гражена вспомнила, что её вопросы остались безответными. Оставлять это так было никак нельзя. Поэтому она дождалась, когда Керинелл выпал на время из общей болтовни и, чарующе улыбнувшись ему, заворковала.

– Ох, Керинелл… Однажды ты станешь чародеем… Великим чародеем… У тебя будут свои ученики, которые будут ловить твои слова, как сладкий нектар истины. И ты будешь учить их великому искусству оттачивать сердца. И они не смогут найти ни одного вопроса, на который великий чародей Керинелл не смог бы найти правильного ответа… А чтобы это когда-то случилось, ты бы сейчас мог потренироваться для этого – попробовать толком ответить на мои вопросы! – и в последних словах она так резко поменяла интонацию с мурлыканья на гневное требование, что начинавший потихоньку соловеть от потока женской лести Керинелл, вздрогнув, очнулся.

– Ловко… – сбивчиво и хрипло засмеялся он. – Ловко ты меня поддела… Ладно, раз так, то никуда не денешься. Придётся утолять твоё любопытство. Валяй, спрашивай.

– Ох, он уже успел забыть, что я спрашивала у него!… Что рассказывают чародеи на этих занятиях?

Керинелл задумался, подбирая нужные слова, а потом медленно и вдумчиво заговорил.

– Они объясняют, что какая цель стоит перед Кругом. То есть, что именно они делают… Ты видела когда-нибудь, как ставят дом – большой дом? Или как наводят каменный мост через Гленмар? Люди – много людей – соединяют свои усилия, много усилий – сегодня, завтра, и так целый месяц или даже не один год… И всё это подчинено общей цели. Если люди забудут о ней, если каждый из них вдруг решит делать свой участок работы по-своему, дом тогда не построится. А если и построится, то будет худой или быстро развалится.

– Архитер… архитектор… Да, точно, я вспомнила: архитектор! – задумчиво пробормотала Дженева, которая незаметно подобралась поближе к разговору Керинелла и Гражены. Она вдруг живо повернулась к подруге. – Помнишь, когда твой отец решил отстроить главную усадьбу, он пригласил такого усатого и сердитого старика, который командовал всеми строителями и вечно спорил с самим бароном?

– Нет, не совсем так, – помахал головой Керинелл. – Я понял, что ты имела в виду. Нет, это скорее глаза архитектора. Или уши. И иногда мысль… Даже нет, не так – просто тот, кому архитектор доверяет… Вот, вспомнил: Кастема не раз говорил нам, что "быть чародеем – значит видеть, понимать и действовать".

– Бр-р… – затрясла головой Гражена. – Ничего не поняла.

– Вот поэтому я и не хотел говорить, – невольно скривился Керинелл. – Оно… такая вещь, что и слышал не раз, и вроде всё понимаешь, а когда тебя кто-то просит объяснить – и…

Тут он сокрушённо развёл руками и запил свою неудачу последним глотком "золотого солнца".

– Да… А если чародеи – это те, кому архитектор доверяет, то кто тогда этот архитектор? – вдруг встрепенулась Дженева

Керинелл пожал плечами и раздражённо пробормотал.

– Это не более, чем аллегория. И, кажется, не совсем удачная.

– Ребят… Хватит, а? – вмешался Тончи. – Устроили тут… философский диспут. А у меня закончилось вино. Будем ещё брать или так разойдёмся?

…После короткой паузы со словами "у меня дела" первым встал Миррамат. За ним молча поднялись на выход все остальные. За порогом трактира они снова собрались все вместе – но только чтобы разобраться, кому с кем по пути и кто с кем прощается до завтра.

Гражене и Дженеве можно уже было возвращаться в университет, на классические занятия, которые у них до сих пор продолжались – хотя и не в таком объёме, как раньше. С ними увязался Эд-Тончи. Пользуясь тем, что девушки шли почему-то молчаливые и задумчивые, он героически взял на себя тройную ношу разговора и всю дорогу пытался растормошить их. Безрезультатно. Так что, проводив их почти до цели, после долгого и многословного прощания, грозившего перетечь в "братский поцелуй в щёчку" (Гражене даже пришлось припугнуть его тем, что она вроде как заметила в толпе платье Майлессы), он тоже отправился куда-то по своим делам.

Когда Тончи скрылся за углом, Гражена облегчённо вздохнула. Дженева понимающе посмотрела на подругу – и они обе весело прыснули.

Да и то правда, семнадцать лет – самое время смеяться над такими потешными потугами поклонников…

* * *

Древний бронзовый нагрудник неведомого аларанского воина равнодушно принимал свою долю служить украшением не самой парадной комнаты Башни – и даже прямые солнечные лучи, падающие на его прежде тонкий рисунок, а теперь насквозь прозеленевший и едва видимый от града вмятин, не могли придать ему ни блеска, ни жизни. Если вещи могут умирать, то этот доспех был уже мёртв, и было только непонятно, почему его не похоронили с должными почестями. Наверное, его когда-то носил очень великий воин, раз теперь он стоит здесь, – подумала Дженева и задумчиво провела пальцами по его поверхности, словно пытаясь этим движением прикоснуться к славному, но давно растаявшем в веках прошлому её страны… Ничего. Выщербленный металл промолчал, равнодушно приняв и её прикосновение.

– Слушай… по-моему, это на него мы тогда с тобой налетели, – за её спиной раздался голос подруги. – Ага, точно.

– Точно, на него, – уголки губ Дженевы дрогнули в улыбке узнавания.

– Как он тогда меня напугал, – Гражена сделала движение, как будто хочет ударить нагрудник кулаком под дых. – У-у, как вспомню…

– Барышни-и! – донёсся до них душераздирающий шёпот Тончи из другого конца комнаты.

– Чего тебе? – обернулась Дженева.

– Сюда идут. Займите свои места, пожалуйста. Не заставляйте нас краснеть…

В паузе явно осталось недоговорённым "краснеть за вас, не знающих должного поведения". Гражена высокомерно хмыкнула на этот намёк в невежестве, но всё же обе девушки послушно вернулись к остальным ученикам.

Явственный звук приближающийся шагов перетёк в скрип тяжело открывающейся двери, и через порог переступила Кемешь… за ней – Кастема. Причём последний закрыл за собой дверь с таким видом, будто никто сюда уже не должен прийти. Дженева с Граженой радостно переглянулись: они не упустили вчера слова Керинелла о том, что нынче будет решаться, к кому именно из чародеев они попадут в ученики. Целый вечер они с жаром судили и рядили, к кому было лучше попасть, сравнивали, спорили, фантазировали, пока, в конце концов, не остановились – Дженева выбрала Кастему, а Гражена – Кемешь… И то, что сегодня пришли именно они, вселяло в сердца девушек надежду, что их ожидания сбудутся. Если только, конечно, их не перепутают.

Чинный и не затянутый церемониал приветствия начисто растворил присутствовавшее было суетливое ощущение в комнате. Чародей с каким-то весёлым и открытым любопытством оглядел ребят.

– Устраивайтесь-ка поудобнее, – своим обычным хрипловато-мягким голосом начал он. – Мы собираемся рассказать вам длинную историю. Так, Кемешь?

– Так, – согласно кивнула чародейка. – Да и то слово, сколько ей уже лет? Какой у нас сейчас год на дворе? Тысяча сто сорок пятый? Вот отнимите три, столько этой истории и будет.

– Да, именно так… Я расскажу, как появился Круг чародеев.

– Первые чародеи в Аларани появились в конце эпохи Первых книг, то есть почти две тысячи лет назад, – заученно поправила его серьёзная Гражена. (Дженева почувствовала мгновенный укол тревоги, вспомнив напряжённость давней неприязни Гражены к Кастеме… Впрочем, тут же решила она – судя по по-прежнему мягко улыбающимся глазам чародея, сейчас всё обойдется – то есть обойдется без повторения той встречи в заброшенном саду… Да и сама та Граженина неприязнь похоже уже исчезла, облегчённо вспомнила Дженева. Мысли сами понесли её в сторону любопытствующих фантазий – а почему её подруга тогда так обиделась на Кастему… и отчего потом простила его… или просто забыла?… Из притягательного морока фантазий она очнулась уже посреди негромкого ответа чародея.)

– …слишком многое изменилось с приходом Долгой Ночи. Что-то навсегда исчезло в той холодной тьме… что-то, наоборот впервые появилось – как Большой Круг чародеев… И именно его создание, – вздохнул Кастема, – не позволило бесследно исчезнуть в Долгой Ночи людям, жившем на этой земле… то есть нашим предкам.

И тень упала на людей, словно отголосок давно ушедших веков тьмы, – хотя это только облако так не вовремя накатилось на солнце.

– Об этом я и хочу сегодня рассказать, – не обращая внимания на совпадение, продолжил чародей. Печаль, мелькнувшая было в его голосе, уже сменилась привычным ему мягким спокойствием. – Тем более, что именно об этом мы вам, кажется, ещё не говорили. (Тут он вопросительно взглянул на сидевшую рядом чародейку; та подтверждающее кивнула.) Правда, первые чародеи в Аларани появились ещё до расцвета этой прекрасной страны. Более того. Этот расцвет смог наступить не в последнюю очередь благодаря тем знаниям и умениям, которыми обладали первые чародеи… Не буду много рассказывать о них – вижу, вы хорошо знаете древнюю историю. Скажу только, что они были во многом другими… Не такими, как чародеи нынешнего Круга. Главное, что у них были другие цели. Некоторые из них пытались разгадать секрет бессмертия, другие искали силы, которые позволяли бы им управлять природой или людьми. И, вы хорошо знаете, делали это небезуспешно… Если верить дошедшим до нас преданиям, были среди них те, кто мог почти мгновенно преодолевать большие расстояния… те, кто мог точно знать, что в данный момент происходит на другом конце страны. Кто-то из них мог лечить смертельные болезни, кто-то – одним только взглядом повелевал разъярёнными хищниками… Увы, большинство из этого нам теперь не доступно.

– Я своими глазами видел, как огненные факиры восстанавливают из пепла сгоревший лист бумаги, – задумчиво пробормотал Керинелл.

– Возможно, это пример одного из немногих сохранившихся секретов древних чародеев. А, может, и просто ловкий фокус. Кто ж его знает?

Керинелл легко улыбнулся, но ничего не ответил.

– И всё же главное отличие это то, что они всё это делали для себя… в своих интересах. Даже если они свои искусные чары применяли для излечения других людей, то делали это только ради платы. Высокой платы… Что ты сказала, Дженева?.

Дженева громче повторила строки стародавнего поэта:

– "Не говори, что злато властвует над миром. Нам наша жизнь дана без платы – как без гроша оплаты нам солнце животворный свет дарит".

– А дальше ты помнишь? – после недолгой паузы спросил Кастема. Дженева непонимающе посмотрела на него. – М-м… Конец седьмой главы. "Коль воротишь лицо от нужд и бедствий мира – и от тебя живитель мира свой лик отвергнет, оскорбясь".

– Н-нет, – замотала та головой, – туда я ещё не дошла.

– Во время царствования Глендура Однорукого появилось… э-э… поэтическое убеждение, что поступки и нравы людей самым непосредственным образом влияют на… м-м… на глобальные обстоятельства их жизни. И в качестве главного доказательства приводилась как раз Долгая Ночь, когда "живитель мира" – Солнце – "отверг свой лик" от развращённых роскошью и эгоизмом аларанов. И что если бы тогда счастливцы судьбы помогали менее благополучным их согражданам, а не отворачивались от их нужд, то и солнце не отвернулось бы от них.

– Логично, – хмыкнул Миррамат. – Жадных жлобов надо наказывать.

– И ничего не логично! – взвилась в его сторону Гражена. – Солнце тогда отвернулось не только от жадных! Но и от всех людей! И даже животных и растений! Лично я что-то не могу представить себе жадный куст сирени!

Кастема невольно улыбнулся горячности Гражены – и поддержал её сторону.

– Да, данная логика и правда был не очень удачной, так что это убеждение тогда не получило особой силы… Но вернёмся к древним чародеям – и Долгой Ночи… Опять-таки не буду вам долго рассказывать про неё… Даже малые дети знают о вдруг погаснувшем солнце и тех бедствиях, которые от этого постигли людей. Сейчас уже точно не известно – то ли оно тогда и вправду почти погасло, то ли всё дело в покрывших небосвод тучах, непроницаемых для света и тепла, которые не мог разогнать даже самый сильный ветер. Не известно. И сама Долгая Ночь скорее была тёмными сумерками с мимолётными проблесками тусклого света из редких прорех тяжёлого неба. Тьма, холод, голод – и так долгие и долгие годы…

Повинуясь неодолимому импульсу, Дженева оглянулась на раскрытые окна, за которыми золотисто-свежей зеленью, щедро политой дождём и солнцем, буйствовала весна. Залетевший в комнату порыв ветра принёс такой пьянящий аромат цветущей черёмухи пополам с отрезвляющим запахом сосновой смолы, и был так прохладен и игрив, что, казалось, всем своим неоспоримым существованием он не менее неоспоримо обещал – лично ей – отныне в жизни никогда не будет ни бед, ни печалей. Она задержалась так, всеми фибрами души жадно впитывая весну и жизнь – и лишь потом медленно повернулась к чародею. Тот уже вовсю рассказывал о том, как на третий год Долгой Ночи собрались все оставшиеся в живых чародеи, чтобы решить, каким именно образом они вместе смогут справиться с обрушившейся на землю великой бедой.

– Это был первый раз за много веков, когда чародеи собрались все вместе, и, похоже, первый раз, когда они всерьёз думали не только о себе, – снова и снова Кастема повторял эту мысль. – Даже самым упрямым к тому времени стало понятно, что в одиночку никому из них не выжить и что нужно соединять все их усилиях. Несколько месяцев они думали и решали, ссорились и мирились, уезжали и возвращались, интриговали и заключали союзы одних против других, временные, как рисунок облаков в ветреную погоду…

История рождения Круга, которую рассказывал Кастема, оказалась захватывающей. А ещё настолько подробной, что Дженева в какой-то момент даже мимолётно удивилась, откуда сохранилось столько деталей – за минувшие с тех пор почти одиннадцать-то веков?

– Перелом наступил, когда, наконец, все окончательно выдохлись в своих претензиях и поняли, что их личные амбиции не достижимы. Это был момент великого разочарования – и одновременно великого отрезвления. И одновременно с этим они приняли решение. Точнее даже не столько приняли его, сколько оно само пришло к ним. Решение было простым и лежало на поверхности. Они ведь ещё раньше поняли, что для того, чтобы справиться с бедой, им нужно соединить усилия. Это было как тактическое решение, которое значило, что им нужно будет без остатка соединить их магические силы в одну цель. Так и стратегическое, означавшее, что их цель – магически объединить всех аларанов… то есть всех оставшихся в живых аларанов… Технические подробности осуществления этого плана я пока просто не смогу вам рассказать. Пока никому из вас не хватит полученных знаний, чтобы разобраться в сути… В общих же чертах они решили создать что-то вроде зрячего и разумного… м-м…

– Муравейника, – негромко подсказала Кемешь нужное слово.

– Да, муравейника… Представьте себе такую ситуацию. Охотнику досталась великолепная по тем голодным временам добыча – здоровенный лось. Но охотник один. Донести всю добычу целиком он не сможет. Пускай дотащит он мяса, сколько сможет, а всё остальное, на чём деревня жила бы целую неделю, безвозвратно будет потеряно. Вот если бы там вовремя узнали о его добыче, узнали, где нужно искать, снарядили ему помощников… Это простой пример. Могут быть более сложные вещи. Скажем, если несколько человек видят по отдельности разные части одной головоломки. Но разгадать её можно, только увидев – сразу или по очереди – все из них… То есть, если бы был кто-то… многозоркий… кто мог бы увидеть все части головоломки чужими глазами. И даже собрать её – чужими руками.

Чародейка опять что-то шепнула ему, только на сей раз так тихо, что никто не услышал. Кастема только кивнул.

– Именно это чародеи тогда и осуществили, – снова продолжил он свой рассказ. – Если представить жизнь всех людей в стране, их поступки, намерения и действия как единое целое, то чародеи тогда создали возможность ясно видеть ключевые моменты этого единого целого. И, соответственно, возможность влиять на них. Теперь, к примеру, если бы кто-то из аларанов вдруг случайно увидел в лесу стаю голодных волков – четвероногих или двуногих – целенаправленно бегущих в направлении жилья людей, – то вместе с ним всё то, что увидел и понял этот случайный путник, тут же бы увидели и поняли все чародеи, находящиеся неподалёку. И, соответственно, у них было бы больше шансов отразить надвигающееся нападение.