Текст книги "Время зверей (СИ)"

Автор книги: Евгений Щепетнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Такси поймал на проспекте, и через двадцать минут был уже возле съемной квартиры. Эту ночь придется заночевать здесь, рядом с прикованными операми, а вот куда отправиться завтра, где ночевать – это вопрос. Большущий такой вопрос!

Юра ждал на месте, весь такой в растрепанных чувствах, и я его по большому счету понимаю. Вдруг я взял, да и ушел, оставив его рядом с побитыми и закованными в наручники ментами. Небось, когда освободятся – мало ему не покажется. Навешают пилюлей, а еще – нераскрытых дел. Если смогут, конечно. Впрочем – сейчас что угодно могут, время такое.

Завидев меня, Юра громко и удовлетворенно выдохнул, и явно стараясь сдерживать эмоции, спросил:

– Все в порядке? Нашел?

– Нашел – кивнул я, и посмотрев на скучных, угрюмых ментов, спросил у их предводителя, зыркающего на меня так, как если бы хотел прикончить своим ядовитым взглядом – Парни, вы что вообще хотели получить от ситуации? Раскрытие? Или что? Ну когда шли по сигналу об оружии?

– Само собой – раскрытие. Палку поставить! Уж ты-то должен это понимать! – огрызнулся Константин – тоже вроде ментом был!

– Я был ментом да. А вот ты – тоже! Это каким надо быть идиотом, чтобы так бездарно осуществить задержание? Будь вместо меня кто-то другой, настоящий бандит – вы бы уже были покойниками. Где вас вообще учили? Кто вас учил? Я бы вашего учителя просто высек!

– А ты не настоящий бандит, да? – скривился Константин – Ангел, да? А кто рэкетом занимается? Кто обложил данью предпринимателей? Слышал я, как ты с людьми расправляешься!

– Я не данью обложил. Я защищал этих людей. И брал за защиту по-божески. И тех, кто был под моей защитой, никто и никогда не трогал, не обижал. А если кто-то посмел бы их тронуть – находились и такие идиоты – они потом сильно жалели. А ты знаешь, что люди обращались ко мне за защитой? Если их кинули, или ограбили, или изнасиловали? И я находил обидчиков, наказывал их, заставлял возместить ущерб! А знаете, почему они обращались ко мне?

Я сделал драматическую паузу, дожидаясь вопроса, но как и следовало ожидать, вопроса не дождался.

– Знаете. Вы все знаете. Потому что бесполезно. Потому что милиция или не найдет преступников, или те откупятся. А часто милиционеры работают вместе с преступниками. Скажете, не так? А еще – набрали в милицию таких как вы.

– Каких таких?! Мы не работаем с преступниками! И не берем взяток! Нечего тут тень на плетень наводить!

– Вполне вероятно и не берете. Потому что вы еще глупые, и зеленые, как огурец. Дельный опер и денег бы заработал, и преступника нашел. А вы ни хрена ничего не можете, потому что непрофессионалы! Потому что профессионалы ушли, и остались одни рвачи, или зелепуки, такие как вы.

– Кто? Какие такие зелепуки?

– Бабушка моя так говорила – зеленые совсем, зелепуки. Яблочки. Кислые такие, аж зубы сводит. Только плеваться.

– Может хватит нас помоить? Мы честно делаем свою работу! Ну да, иногда и лажаем, но честно!

Я сел в кресло закинул ногу на ногу, откинулся на спинку и вздохнул:

– Иэхх! Знаешь, когда я шел работать участковым, тоже думал – никаких взяток, поборов, а буду я вроде как Анискин – иду по участку, все меня знаю, уважают, здороваются! А я помогаю людям, разгребаю их неприятности, делаю так, чтобы им жилось лучше. И самое смешное – эта мечта осуществилась именно тогда, когда я ушел из милиции и занялся тем, чем…чем занялся. Стал помогать людям. А когда работал в ментовке – только отписывался от бумаг, да следил за тем, как бы начальство не зашло сзади и не поимело. Так что парень – если ты пришел в милицию, чтобы помогать людям – ты не туда попал. Совсем не туда!

Молчание. Потом глухой голос с пола:

– Это все замечательно, да…только может вы развяжете меня? У меня вообще-то руки затекли, и ноги! Я сдохну!

– А наручники еще есть? Развязать тебя – а ты зайдешь сзади и шарахнешь мне по башке. Альтернативы-то нет! Но и оставлять тебя связанным как-то не то…и что нам делать? Может свернуть тебе башку? А что – тихо, спокойно, никто не мешает. И вообще – свернуть вам всем бошки, и – все отлично. Вы нас не видели, мы вас не видели. Скажите мне, парни, почему я не должен свернуть вам бошки? Назовите хоть одну причину.

– Ну ты не может так поступить! – Константин, неуверенно, напряженным голосом – Ты же бывший мент!

– Бывший. И ты мне только что упорно доказывал – я бандит без чести и совести. Так мне выгоднее вас прибить, и пойти по своим делам! Зачем мне вас оставлять в живых? Чтобы вы повесили на меня все дерьмо? Нападение на сотрудников, незаконное хранение оружие и все такое. Зачем мне вас оставлять в живых? Прибью вас, прибью эту тупую бабу, которая вас использовала в своих целях, да и пойду себе! А ваши пусть расследуют – кто же так постарался, кто вас так уконтропопил!

– У меня жена молодая. Дочка! – мрачно, глухим голосом бросил Константин – У ребят тоже семьи. Жены, дети. Матери, отцы. Ты же за правду стоял, сам говоришь, не сможешь ты потом жить спокойно, убив нас. Это наша работа! И мы ее честно делаем.

– Я не знаю, что с вами делать, ребята. Вот честно – не знаю. Вы меня видели, вы знаете, кто я, и что здесь делаю. Ну…почти что знаете. И мне где-то надо переночевать, пока не найду себе другое логово. И что мне делать?

Молчание. Сижу, прикрыв глаза, и чувствую, как накатывает усталость, дремота. Набегался я сегодня! Ох, как набегался!

– Вы на чем приехали? Ключи от какой машины лежат?

– От моей. Девятка, за углом стоит. А что? Хочешь забрать?

– Хочу. Вот что, парни…я предлагаю вам сделку. Нет-нет, никаких душ в обмен на жизнь! Да и прав ты – не убью я вас. Вы же не бандиты, не уголовники. И вроде как честные парни. Только глупые. Ладно, ладно – не буду. Научитесь еще работать. Итак, давайте поступим вот так: отпустить я вас и остаться в квартире не могу. Не настолько я вам верю. Вернее – совсем не верю. Вы пообещаете, что не нанесете мне вреда, что дадите переночевать и уйти, а сами возьмете подкрепление и попытаетесь штурмовать эту хату. У вас же обида горит! Ну как же, вас обидели, повязали, оскорбляли! Нет уж…мы поедем на вашей машине, уедем подальше от вас. Хоть переночуем под крышей. Не бойся, мне твоя коляска не нужна. Я даже заплачу тебе за нее. Типа – за аренду. А потом подгоню куда-нибудь на стоянку, и оставлю – с телефоном отдела и фамилией владельца. Или у какого-нибудь райотдела брошу.

– Так какая сделка-то? – не выдержал тот, что лежал связанный – Давай быстрее, ног не чую! А вы все тут болтаете!

– Юр, развяжи ему ноги. А то и правда без ног останется…

Юра наклонился над опером. Стал развязывать ремни, а я продолжил:

– По пять тысяч долларов на каждого. Вы забываете обо всем, что тут видели, забываете, кто я, и что я. Забываете, по какому поводу сюда приехали. Ах да, забыл…Константину не пять, а семь тысяч – за аренду тачки. Что скажете?

Думают. Таращатся на меня, а в глазах надежда, и…нет, не алчность. Даже не пойму – что в этих глазах. Удовлетворение? Не зря съездили? На самом деле – не зря. Несколько часов посидели в квартире – и по пять штук зеленых! Чем плохо?

– В чем подвох? – Константин дернул рукой и сморщился, видимо браслеты все-таки натерли руку – Пистолеты оставишь? Документы? Никаких расписок писать не будем!

– Вы мне нафиг не нужны! – едва не фыркнул я – Какие, к черту, расписки? Я вас что, вербую? Я просто прошу забыть об этом инциденте и о нас в частности. И за это вам плачу деньги. Вы работали, понесли моральный и физический ущерб – я вам его возмещаю. Все. Вопрос закрыт! И кстати, еще – вы парни, вижу, неплохие, так что вдруг когда-то в будущем понадобится моя помощь – я вам ее окажу. По мере сил и возможностей, конечно. Сейчас я не в фаворе у власти, но все ведь преходяще, не так ли? Когда-нибудь гонения на меня закончатся…ну, понятно.

Я совершенно не был уверен, что гонения эти самые когда-нибудь закончатся. Но зачем разуверять парней? Сейчас они думают о том, что неплохо будет иметь в друзьях одного из могущественных авторитетов этого города. В жизни пригодится – мало ли что впереди? А то еще и работу придется попросить…или еще чего. Денег, например. Так почему бы и нет? Я просчитываю этих ребят, как младенцев. Все их мысли на лбу у них написаны, как бегущая строка на крыше здания. Или я такой умный, или они такие молодые…зелепуки.

– Я не против! Я за! – прорезался несчастный пленник, с гримасой шевеля освобожденными ногами – Только чур, фальшивки не подсовывать! Говорят чечены клепают фальшивки – только в путь!

– Я не клепаю – хмыкнул я, пожав плечами – какие есть, такие есть. Проверяй, смотри!

– Мы тоже не против – откликнулся Константин, переглянувшись с напарником – Только машину не побей. От отца осталась. Только как ты нас освободишь? А вдруг мы на тебя набросимся?

– Я патроны из ваших пистолетов унесу. Сложу в тряпочку и потом спрячу за мусорным бачком. Заберете. А то, что вы наброситесь – да хоть заплюйте меня. По результативности это будет примерно так же. Только рассержусь. И тогда не видать вам бабла, как своих ушей. Не люблю людей, которые нарушают договоренности. Итак, подытоживаю: всем по пять тысяч, Константину семь. У Кости забираю его тачку, езжу на ней примерно неделю. Потом оставляю возле любого из райотделов, или на стоянке – с телефоном вашего райотдела и фамилией хозяина. Если машина будет повреждена, или совсем разбита – тихо, тихо! Я не собираюсь, но мало ли что бывает?! Тогда возмещаю ущерб, понесенный автомобилем, или полностью выплачиваю за машину. Если после выплаты денег вы попробуете меня задержать, или начнете болтать о том, что с вами было, и кто виноват – я вас накажу. Найду, и накажу. Не сомневайтесь, я всегда держу слово.

– Хорошо! Мы согласны! – Константин обвел взглядом своих соратников – Парни, вы как?

– Согласен. Согласен.

– Хорошо. Юра, давай, вылущивай из магазинов патроны. И патронники проверь – знаешь, как? Ага, давай.

Операция по обезоруживанию заняла минут десять. Пришлось принести из кухни полотенце, и скоро все «маслята» из магазинов пистолетов и запасных магазинов упокоились в довольно-таки объемистом свертке.

Потом Юра отправился на поиски сумки для оружия – я решил все-таки забрать автомат (пусть будет!), а кроме того – надо было как-то тащить «Марголин», и второй ПСС. Один я оставил сзади, за поясом.

Закончив, сложили дипломаты у выхода, а я взял ключ от наручников и кинул его Константину:

– Держи. Помни, о чем я сказал. И вот еще что – освободи эту мерзавку, хозяйку квартиры. Ключ от ее квартиры на столе.

– Вопрос можно? Ответишь?

– Смотря что спросишь.

– Это ее сынок? Обнес тебя, а она поучаствовала?

– Он. И она.

– Сынок жив?

– Наверное. Откуда мне знать? Ну, все, парни. Помните – мы договорились. Юра, пошли…

И мы вышли из квартиры.

Глубокая ночь, но жара почти не спала. Это в августе днем яростное пекло, а ночью зуб на зуб не попадает, но пока что июнь, самый жаркий месяц лета. Сейчас бы окунуться в воду…

Мерцающий фонарь отбрасывает белесый, мертвенный свет на наши лица. Окна в домах темны, и редкое освещенное окно говорит о том, что кто-то наверное собирается на рыбалку, либо в отпуск, торопится на поезд. Или самолет.

Глубокая ночь, и ужасно хочется спать. И есть. И пить. И на душе тоска – ну что я как бродячий пес? Когда же у меня будет свой дом, свое место в этой жизни? Спокойной жизни!

Никогда. Ведь я самурай. Самурай без господина. Я ронин. Господином для меня был Советский Союз. Я вырос в то время, я впитал все, чему меня учили. И нынешнее государство мне неприятно, оно мне даже отвратительно. С его пьяным президентом, с его олигархами, которые нагло разгуливают по Кремлю, с таким видом, будто они только что взяли его приступом.

Задумался, и едва не пропустил – вон она стоит, машина. Девятка. Только что это там такое? Опа! Кто там возле нее копошится?

– Эй, парни, вам помочь?

– Отвали, козел!

– Не, не отвалю. И не козел я!

Рука нащупала ПСС, но передумал. Патронов мало. А вдруг что-то более серьезное? А тут три придурка, делов-то!

Темновато, но вообще-то все хорошо видно – у этого фонаря лампу разбили, но соседний светит. Пока светит. Вот такие сволочи и пакостят – свет им не нужен, как тараканам.

Один стоит с отверткой, второй с монтировкой, у третьего бейсбольная бита. Чуть поодаль стоит раздрызганная, с битой мордой «шоха», то бишь шестая модель жигулей. Без номеров. Похоже, что приехали на ней. Рядом с девяткой домкрат, баллонный ключ – полный набор автомобильного воришки. Крадуна, так их зовут уголовники. «Вор» у них почетное звание, но надо же как-то называть вот таких, низших представителей животного мира. Крыса – это тот, кто ворует у своих. Крадун – у чужих. Только вот для меня они все крысы. Мерзкие, ублюдошные крысы, которых надо давить!

Рукой отталкиваю назад Юру, одновременно вручая ему дипломат, который несу я. Тут же выдергиваю из ножен нож, и держа его обратным хватом, шагаю вперед.

Крадуны ничего не говорят, только сопят, а когда я приближаюсь на расстояние удара – первый, тот что с отверткой, пытавшийся раньше вскрыть салон – бьет меня этой самой отверткой в живот. Вернее пытается ударить – неловко, но сильно, явно собираясь меня убить.

Кстати, не понимаю этого дела. Спрашивается – зачем? Вот спроси потом этого отморозка, зачем он убил человека? Ну вот был бы вместо меня обычный гражданин, и этот придурок его бы убил. И что тогда? Ну да, они бы прыгнули в свою сортирную «шоху», уехали бы отсюда. А потом, в пьяном угаре рассказывали бы о том, как здорово припороли лоха педального. Дружкам бы рассказывали, где-нибудь в притоне. Или в скверике, попивая теплое мерзкое пиво «Балтика № 9». Дружки бы гоготали, восхищаясь удалью своих корешей. А потом…потом одного из корешей прихватили бы менты. Ну на чистой ерунде – на драке, к примеру. Или на пьяном дебоше в магазине. И начали бы этого кореша колоть на все, что он слышал, на все, что он знает о ком-нибудь. Иначе отстегнут ему почки и вообще опустят, как последнего петуха. Посадят в петушатник, и кончится его блатная романтика.

Ну и припомнит этот кадр, как ему кореш рассказывал о прикольном случае. Ну про то, как тот лоха педального запорол. И вспомнит опер по сводкам – да, было такое дело. Висяк! Не раскрыто, ибо следов никаких! И поедут опера, и возьмут этого козла, и будут его долбить, пока он не признается, и не покажет, куда дел окровавленную отвертку. Да куда он может ее деть? Вытер, да в инструменты положил. Она же денег стоит, жалко выкидывать внатури! (Жлоб гребаный!) Напишет чистосердечное признание (Тебе же легче будет! Срок меньше, гарантия!) – разведут его опера. Расскажет, кто в в свидетелях был – про корешей своих. Вытащат их, и они сдадут своего другана просто влет, ибо соучастниками им быть просто влом. Не они же запороли? Они просто остановить не успели своего больного кореша! А за то, что их в обвиняемые не привлекут – дадут показания. Какие надо дадут – ибо похрен им этот кореш, своя рубашка ближе к телу. И пойдет козленыш по этапу туда, где романтика и холода. Песни петь жалостливые, про ветер северный. Уроды млять…ненавижу блатной шансон! Твари…

А то еще может оказаться, что один из корешей стучит оперу. Запросто такое дело – прихватил он его на чем-нибудь, да и отпустил с наказом барабанить по каждому важному делу. А он, опер, его будет любить и жаловать, и на кичу не сажать. А результат тот же – по этапу пойдет козленыш убийца.

И почему эти уроды думают, что найти их невозможно? Потому что темно и вокруг никого? Ночь укроет? Всегда говорил, и говорю – любое преступление можно раскрыть. Было бы желание, а точнее – стимул. Нет стимула – нет раскрытия. И время еще надо, да.

Я блокирую руку с отверткой левым предплечьем, мгновенно перебрасывая клинок из обратного хвата – в обычный, и коротко бью ножом во внутреннюю часть бедра нападающего, распахивая длинную борозду. И тут же отпрыгиваю в сторону – и уклоняясь от удара биты, и уклоняясь от тугого, горячего фонтана крови, брызнувшей из бедренной артерии трупа. Да, именно трупа – он уже труп, но только еще об этом не знает. Сейчас ему вдруг поплохело, закружилась голова. Его резко затошнило. Падение давления крови – вот и результат. Сейчас потеряет сознание, тихонько приляжет и нормально помрет.

А вот с битой – шустряк! Ему – в печень, обратным хватом. И пинком – на дорогу, помирать. У него тоже сейчас шок – болевой. Так что слишком уж шуметь не будет.

Интересно, что третий так и не понял, что случилось с двумя другими корешами. Ему бы бежать отсюда что есть сил, а он железкой замахивается!

Перехватил руку своей левой рукой, а правой ударил в горло, тут же отпрыгнув, чтобы не замараться. Можно было и в сердце, но в грудную клетку лучше вообще не бить. Во-первых, нож может скользнуть по костям грудины и уйти в сторону. Во-вторых…хватит и во-первых. Если есть возможность – лучше бить в горло. И не зашумит, и гарантированный результат. Не выживет.

С начала схватки прошло секунд пять, не больше. Это не киношные долгие поединки, с героем, которому вначале бьют морду, а потом он, окрысившись, налетает на противников и долго-трудно втаптывает их в асфальт. Чушь это все собачья. Три удара – три трупа, и только так. И никаких лишних движений, никаких разговоров и уговоров. Собрался бить – бей! И не рассусоливай.

– Пойдем. Юра – я перешагнул через подергивающийся труп, нажал на кнопку брелка и снял машину с сигнализации. Затем сел в салон, принял от Юры два дипломата и сумку с оружием, бросил на заднее сиденье. Готов! Машины задергалась всем телом, запуская движок (отвык я уже от «тазиков»), завибрировала, и наконец-то тронулась с места. Движок я никогда не прогреваю. Чушь собачья – этот прогрев. При нынешнем синтетическом масле нет необходимости гонять движок вхолостую, дожидаясь разогрева этого самого масла. Не в Норильске же, не сорок градусов мороза за бортом.

Улицы не совсем пустынны. Для глухой ночи довольно-таки оживленное движение. Лето ведь! Тепло! Даже слишком тепло. Катаются с телками? На пляж – устроить потрахушки едут?

– Куда мы сейчас? – угрюмо спросил Юра, настроение которого явно упало не то что на уровень плинтуса – еще ниже. Примерно где-то под подвалом.

– В гостиницу. Возьмем номер, поспим, а завтра решим, что делать дальше. Скорее всего расстанемся – ты пойдешь своей дорогой, а я своей.

– А деньги? – непонятно спросил Юра, и тут же поправился – Ну те деньги, что за границей! Неужели не попробуешь их получить?

Я хотел ему сказать, что если и решу получить эти деньги, то как-нибудь обойдусь и без Юры. Благо что номера счетов и все такое прочее я знаю. Зачем тогда он мне? От него одни неприятности. Но не сказал. Зачем расстраивать человека?

– Самурай…хмм…Андрей, можно тебя спросить?

Я искоса посмотрел на хмурое, бледное лицо собеседника и усмехнулся – щас он мне сказанет! Чего-нибудь такое, что…гуманистическое, общечеловеческое! И не ошибся.

– Ну, спроси. Только договоримся – если не смогу ответить, то и…не отвечу. Понимай, как знаешь.

– Скажи, а тебе их не жалко? Вот тех, кого ты убил? Тех, что за городом хотели нас убить. И вот этих, возле машины – не жалко? Нет-нет, не подумай, я не осуждаю. Они все хотели нас убить. Наверное. (Я усмехнулся – «наверное»! Он еще сомневается!). Но они все люди, а ты их убил. Ну вот тех, за городом – ты мог прострелить им ноги, или руки. И оставить. А этих, возле машины – переломать им кости, и тоже оставить в живых. Зачем ты их убил? Мне просто хочется понять.

– Понять тебе хочется? – я снова усмехнулся, но как-то…криво. Невесело. – понять тебе хочется… Ну, давай рассуждать. Те, на даче, они пришли нас убить. Можешь даже не спорить – не захватить, а убить. Обставили все хитро, профессионально, но я их переиграл. Потому что подготовлен лучше. Потому что я умнее, быстрее, сильнее их. Они охотничьи псы, а я – волк. Мы играли во взрослые игры. Они пришли меня убить – я их убил. И выиграл нам время. Они бы сообщили своим руководителям о том, что мы вырвались из их ласковых объятий, и джип стали бы искать гораздо раньше. А так мы еще на нем покатались. Автомобильные воры – их зачем убил? Эту гопоту? Просто потому, что от такой мрази надо мир очищать. Надо делать так, чтобы их не было. Любым способом. А этот – самый лучший.

Я помолчал, глядя на выбеленную светом фар улицу, покосился на мрачного Юру, продолжил:

– Расскажу тебе одну историю, из моей жизни. Жил-был парень. Двадцать пять лет, молодая жена, ребенок. Программист, как и ты. С компьютерами дело только пошло, он научился, и стал хорошо зарабатывать. И все у него впереди. Было. Шел он однажды в Заводском районе мимо бывшего кинотеатра, домой шел. И по телефону разговаривал, по сотовому. А возле бывшего кинотеатра всегда тусовались гопники. Курили, харкали, ждали, когда мимо пройдет жертва. И дождались. Догнали парнишку возле подъезда его дома, и забили арматуринами – до смерти. Голову ему размозжили. Еле мать узнала парня… Забрали все, что было. А что у него было? Немного денег, да вот этот проклятый телефон. Из-за него и убили. Зависть. У лоха есть – а у них нет! Наказать лоха надо!

Я снова замолчал, а Юра заинтересовался, не выдержал:

– Нашли уродов?

– Нет, не нашли. Милиция не нашла. Никто ничего не видел, никто ничего не знает… Висяк стопроцентный. Я нашел. И стоило это всего ничего – немного денег, и все. Я знал этого парнишку, он мне с компами помогал, ну и просто нравился – очень чистый душой парень, порядочный. Лишней копейки не спросит. Любил играть в компьютерные игры, азартно так! Как мальчишка… да он и был таким – взрослым мальчишкой. В общем – дал я задание, и начали искать. Прокололись эти твари, знаешь на чем?

– Телефон продавали, и их взяли?

– Неа. Они начали рассказывать, какие герои, как лоха опустили на телефон, и как башка у него треснула, как арбуз. Напоролись, и стали рассказывать своим корешам. А те радостно гыгыкали, восхищались, а потом донесли. Моим людям донесли.

– И что? Что ты с ними сделал? – Юра повернулся ко мне, и не мигая смотрел мне в лицо – Ты их убил?

– Нет. Когда я уходил, они были живы – туманно ответил я, не отводя взгляда от дороги. Я и сейчас слышал мычание этих тварей, и шорох земли, которая ударялась в искусственную ткань «адидасовских» спортивных костюмов. Земля вначале шевелилась, но когда ее стало много – шевелиться перестала. Жалость? К этим мразям? Да ты шутишь, Юра!

Юра молчал. Он не спросил, что сталось с мразями ПОСЛЕ того, как я ушел. А я пояснять не стал. Кто он такой, чтобы я перед ним исповедовался? Священник? Или следователь? Просто говорящая отмычка, с помощью которой я вышел из СИЗО. И кошелек – теперь уже открытый. У меня теперь абсолютная память. Мне не нужны никакие бумажки, я помню все цифры банковского счета и никогда уже их не забуду – живым не забуду, конечно.

Мы приехали в Заводской район, я знал там одну гостиницу, хитрую такую гостиницу, для дальнобоев. И не только для дальнобоев. Рядом сауна, полный комплекс услуг. Громкое название – «гостиница», на самом деле мотель, собранный из блоков – не знаю, как они называются. Модули, вроде как. Никакого шика, но все, что нужно, у них есть. И самое главное – им пофиг, кто ты. Плати деньги, и заселяйся. Белье относительно чистое, в комнате не воняет – а что нам еще надо? Кондиционера нет? Так опять же – пофиг. Тем, кто жил в камере СИЗО и не сдох – это просто роскошный отель.

Заспанный, но совсем даже не раздосадованный нашим прибытием портье получил наличные, выдал ключ, и скоро я стоял под струями горячей воды, чувствуя, как отступает усталость и с меня стекает накопившийся за эти сутки негатив. Текучая вода по преданиям смывает людскую злобу, проклятия пущенные тебе в спину, порчу, напущенную на тебя злыми завистниками и недоброжелателями.

Не верю в эти штучки, но вдруг усмехнулся и сказал, вполголоса, совсем негромко: «С меня вода, с меня худоба!» И внезапно, с некоторой оторопью почувствовал, как по телу прошли мурашки. Как будто меня вдруг покинуло нечто такое, что…чего не должно было быть на моем теле. Самовнушение, наверное. А может и нет…

Юра, надо отдать ему должное, меня нимало порадовал – собрал в сумку с оружием увесистый пакет с едой. Копченая колбаса, хлеб, свежие огурцы, сыр, масло, даже бутылка с газировкой – все, как положено. У меня даже в животе заурчало – я же мутант, мне нужно много, очень много есть, просто чтобы выжить. Мой организм поедает сам себя, если его не подкормить. Вначале съедает весь жир, что у меня есть, потом начинает лопать мои мышцы. А когда мышц не останется – примется за то, что осталось – внутренние органы и все такое. Так мне объяснял Сазонов. А когда я возмутился: «Как же так?! И что теперь, я должен беспрерывно жрать?» – популярно объяснил, что за все нужно платить. И что в природе ничего не берется просто так, из пустоты. Хочешь быстро двигаться? Хочешь, чтобы раны заживали не за дни и месяцы, а за минуты? Хочешь силу, как у гориллы? Тогда плати! Побрасывай организму топливо! Дай ему кирпичики, из которых он построит твои мышцы! Не хочешь дать топлива? Тогда сдохни. Нет роз без шипов, это точно.

Когда я достал из ножен тот самый нож, которым зарезал ночных автоворов, и начал резать им хлеб и колбасу, Юра вдруг побледнел и не глядя на меня, сообщил:

– Ты знаешь…а я что-то не хочу есть. Спать пойду…

– Стоп! – я поймал Юру за руку и легонько подтолкнул к стулу – Что за нежная институтка? Чего ты так вытаращился на нож? Этим ножом я резал шпану, а теперь колбасу, да? И ты брезгуешь? Дурак ты, Юра. А ты не брезгуешь ходить по земле? А ты знаешь, что в пыли всегда присутствуют органические останки? Ты вообще знаешь, что весь чернозем состоит из трупов – растений и животных? И человеческих трупов – тоже! И что теперь? Ты ходить не будешь? Есть не будешь? И сдохнешь от голода? Не дури. Во-первых, нож я хорошенько помыл. На нем нет и следа крови. Во-вторых…можешь просто ломать колбасу, или откусывать – вон, с того края. Терпеть не могу эти дикие привычки – жрать от целого куска.

Юра пожал плечами и побрел к своей кровати. Ну да и черт с ним, не хочет жрать – пускай. Мне больше достанется. Интересно, как бы он выжил на войне! Завшивленный, голодный, грязный! Небось, не думал бы о том, кого сегодня этим ножом зарезали. Идиот.

Я умял целое колесо колбасы, соорудил здоровенный бутерброд с маслом и сыром, и тоже заглотил, запивая его газировкой из вполне себе чистого тонкостенного стакана, стоявшего на столе возе кувшина с водой. Теперь жить можно! До утра хватит!

Кстати, а утро-то вон оно, не за горами. Сереет уже на улице. Коротки июньские ночи.

Уснул, будто меня обухом по голове шарахнули. Просто коснулся подушки, и…вот уже утро. Даже не утро, а ближе к обеду. Солнце, в номере душно, весь испариной покрылся. Снова надо душ принимать.

Глянул на Юрину кровать…Юры нет. В животе неприятно захолодело – вот как бы не решился парень, да и не свалил с деньгами. Не пропаду, конечно, придумаю как выкрутиться, но эти деньги сейчас мне очень нужны. Очень. Без них жизнь сильно осложнится.

Проверил…нет, дипломаты лежат пот кроватью – так, как я их оставил. А потом услышал как хлопнула дверь.

– Проснулся? Извини, не предупредил, ты спал…не хотел тебя беспокоить. В магазин сходил за продуктами. Есть-то что-то надо. Я денег у тебя взял на продукты – вот чек, если что, я за каждую копейку отчитаюсь.

Я смотрел на Юру, и мне было немного стыдно. Уже в крадуны его записал, в крысы, а он обо мне заботился. Параноик я все-таки! Впрочем – может за счет этого до сих пор и жив? Никакие мои способности, приобретенные в результате мутации, не спасают ни от пули, ни от ножа. Ну да, я регенерируюсь быстрее, чем обычный человек. Но умереть могу так же, как и любой другой. Разбей пуля мой мозг – вот тебе и покойник. Кстати, тот же Юра – совершенно запросто мог ночью воткнуть мне нож в глаз, а потом уйти с моими деньгами. И ничегошеньки я бы не смог сделать.

Почему воткнуть нож, а не просто сбежать? А потому, что он не дурак, и прекрасно понимает – останусь жив, я его все равно найду и уничтожу. Я профессионал, Юра даже не любитель – он ноль. Ноль без палочки. Не ему тягаться со мной в искусстве преследовать и уходить от преследования.

И правда – что с ним делать? А может выдать ему бабла и отправить домой? Дать штук пятьдесят, и пускай себе живет. Мать похоронит. Документы свои получит. Теперь ведь к нему претензий нет. А вот рядом со мной он может огрести огромные проблемы. Выше крыши! Я-то в розыске. И в официальном, и в неофициальном. Скоро развешают мои фото, и каждая собака будет меня узнавать.

Уезжать отсюда надо. Но прежде добраться до еще одного тайничка…правильные документы достать. Эх, хорошо, что я некогда озаботился таковым вот вопросом! С подачи Сазонова, конечно. Сам-то я бы не дотумкал – сделать несколько тайничков по стране, зарядить их оружием, документами, деньгами. Говорит – не его изобретение. Таких тайников – только официальных – по стране пруд пруди. По бывшей стране. По Советскому Союзу. Ликвидаторы, агенты антитеррора, ну и их начальство – вот кто знал, или знает – о местонахождении этих тайников. А мы (я!) заложили свои тайники. Так что даже если меня совсем уж зажмут – уйду, пересижу, и точно голодать не буду.

Только вот распаковывать схроны пока не хочу. Зачем? Деньги есть, документы есть, оружие есть. Особые документы – да, нужны. Но успеется. Потом.

– Юр, ты какие-нибудь иностранные языки знаешь?

– Английский. Я вообще-то школу с углубленным изучением языка закончил, папа устраивал. С отличием закончил. Потом – мехмат политеха. Свободно говорю. А ты? Знаешь языки?

– Английский, французский, испанский, немецкий – пожал я плечами, глядя в вытаращенные глаза Юры – Ну да, а ты чего думал? Тупой бандит? Бывший мент? Двух слов связать не может? А вот так.

Я внутреннее усмехнулся – ну и рожа у него! Только рассказывать не буду, что после уколов память у менястала абсолютной. Я ничего не забываю. И выучить язык – мне нужно всего неделю. Сазонов потребовал, чтобы я выучил, и произношение ставил. Вот он, кстати – монстр! Он еще и на китайском шпарит так, что охренеешь! И на японском! Не успел я выучить эти языки. Но вот романская группа – это да. Легко. Говорю и читаю – как на родном. Сазонов гарантию дает – меня за местного примут где-нибудь в Лондоне. Или Гамбурге.

Давай все-таки подумаем насчет тех денег, а? – в голосе Юры мольба – Ведь единственный шанс выбраться! Выйти в люди!

Дурак ты Юра, ох, и дурак…если бы деньги делали человека человеком… Скорее, все наоборот.