Текст книги "Политика. История территориальных захватов XV-XX века"

Автор книги: Евгений Тарле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 70 страниц)

Он затеял предложить Голландии вступить в политическую унию с Англией так, чтобы верховная, направляющая политика обеих сторон была у них общая. Его специальные и чрезвычайные послы, отправленные им в Голландию, Вальтер Стрикленд и Сент-Джон, должны были также дать понять, что, если Голландия обнаружит готовность таким образом политически соединиться с Англией под одной верховной властью во имя такой высокой цели, как совокупная защита обеими нациями интересов протестантской религии, он, Оливер Кромвель, пожалуй, согласится взять на себя тяжкую обузу и, так и быть, сделается верховным правителем обеих стран. Начать официальные разговоры, конечно, должно было не с этого изумительного (по существу) предложения, а с обсуждения военного оборонительного союза между обоими государствами. Но ничего из всей этой миссии, конечно, не вышло. Голландцы отвергли даже временный военный союз. О замыслах Кромвеля они узнали неофициальным путем, и это возбудило в них решительное негодование. Им предлагали ни с того ни с сего стать подданными Англии и орудием в руках ее диктатора. Они поспешили ответить контрпредложениями, в которых прежде всего требовали полной свободы торговли с английскими колониями на основах взаимности. Англичане категорически отклонили это предложение. Переговоры были сорваны, и послы Кромвеля покинули негостеприимную для них страну, где английские эмигранты-роялисты (католики) предавались враждебным демонстрациям против «посланников Вельзевула», а голландское правительство намеренно попустительствовало эмигрантам и плохо защищало двух кромвелевских уполномоченных.

При своем громадном и трезвом уме, при больших и бесспорных дипломатических способностях, при обильнейшей информации, притекавшей к нему из Голландии, Кромвель, конечно, лучше кого бы то ни было понимал всю абсурдность своего предложения, всю невозможность даже начать серьезно о нем разговаривать в Амстердаме. Но ему необходимо было проделать эту комедию для пуританской армии и стоявших за ней кругов, чтобы иметь право затем «умыть руки», заявить о нежелании голландцев идти на братский союз с единоверцами и после этого тотчас же обратиться уже к серьезному делу, т. е. к подготовке войны с Голландией. В июле 1651 г. были прерваны переговоры с Голландией, а в октябре того же года был издан Кромвелем новый навигационный акт, прямо направленный против Голландии.

Все, и в Англии, и за ее границами, уже тогда, в 1650 г., знали, что в первую очередь политика Кромвеля затрагивает интересы Голландии, ведшей большую торговлю и с островными и с континентальными американскими колониями Англии. Но когда Кромвель провел и издал новый навигационный акт, знаменитый акт 1651 г., то на этот раз он не считал нужным скрывать истинную его мотивировку. В начале текста закона прямо указывается, зачем этот акт издан, – «для усиления кораблестроения и поощрения мореплавания нашей нации, что составляет такое большое средство, под попечением и покровительством Божьим, к благоденствию и безопасности нашей республики». Неуклюжая формула пуританского законодательства не должна скрывать от нас совершенно конкретную и точную мысль диктатора. Дальше следовали параграфы акта, сводившиеся к основному моменту. Отныне воспрещалось, во-первых, ввозить в Англию, Ирландию и колонии, принадлежащие Англии, которые очень характерно назывались тогда общим именем Плантации (с большой буквы), какие бы то ни было товары из Азии, Африки или Америки иначе, как на таких кораблях, которые принадлежат англичанам и на которых большинство экипажа – англичане. Во-вторых, воспрещалось ввозить в Англию, Ирландию и английские колонии какие бы то ни было товары из Европы иначе, как опять-таки на английских кораблях или на кораблях той именно европейской страны, которая сама производит эти европейские товары. В-третьих, рыбу, рыбий жир, китовый ус дозволяется ввозить в Англию и во все ее владения исключительно на английских судах, т. е. для перечисленных предметов вводились еще большие ограничения, чем для всех других товаров. В-четвертых, вывозить рыбу из Англии и ее владений можно было отныне только на английских кораблях, перевозить товары из одного английского порта в другой тоже можно было только на английских судах. Таковы были главные пункты этого навигационного акта.

Второстепенных пунктов было два: 1) английским кораблям позволялось ввозить в Англию шелковые материи из портов Голландии и из Фландрии, даже если эти материи не голландского и не фландрского, а итальянского происхождения; 2) английским кораблям позволялось привозить из Ост-Индии и стран Леванта также и те товары, которые производятся не в самой Ост-Индии и не в странах Леванта. Когда этот акт был обнародован, в политической атмосфере Европы запахло порохом. Прежде всего были тяжко затронуты интересы Голландии. Англия была очень емким и не бедным рынком сбыта продуктов, которые голландские купцы в таком изобилии получали в Индонезии и других своих колониях.

Англия с конца средних веков скупала массу голландской соленой рыбы, и эта торговля обогащала обширные слои голландской торговой буржуазии и давала занятие целым флотилиям рыбаков голландского побережья; наконец, Англия покупала множество товаров неголландского происхождения, которые шли через голландские порты. Таким образом, навигационный аи 1651 г. наносил тягчайший удар и торговому судоходству, и рыбной ловле Голландии.

Партия голландского купечества, уже давно считавшая, что без войны с Англией дело не обойдется, стала брать верх. Обе стороны надеялись на победу, и притом в лондонском Сити не было разногласий по этому вопросу, как и на Амстердамской бирже. Плавание в Северном море и Ла-Манше сделалось очень опасным для голландских судов. Англичане останавливали и обыскивали голландские суда. Голландское правительство стало снабжать купеческие караваны судов эскортом из военного флота. В мае 1652 г. произошло первое столкновение флотилий под командой голландского адмирала Ван-Тромпа и английской эскадры, которой командовал знаменитый уже тогда английский, адмирал Блек. Началась война между Англией и Голландией, длившаяся два года с лишком. За эти два года англичане взяли в плен около полутора тысяч голландских торговых судов, а сами потеряли несравненно меньше. Условия войны позволили англичанам использовать то обстоятельство, что торговое мореплавание Голландии было тогда неизмеримо более развито, чем английское. Англичане на время войны прекратили вовсе плавание с торговыми целями по Ла-Маншу и по южным частям Северного моря, т. е. там, где опасность от голландцев была особенно велика, а голландцы по географическим условиям никак не могли, конечно, миновать либо Ла-Манша, либо Северного моря, чтобы добраться до океана и нужных им океанских путей. Подстеречь голландские суда англичанам было несравненно легче и удобнее, чем голландцам подстеречь английские суда, выходящие из западных своих портов прямо в океан. Голландцы могли запереть перед англичанами только одну важную для Англии дорогу – в Балтийское море. Английский флот был не в состоянии обойтись без корабельного строевого леса северных стран. Это очень серьезно тревожило английское адмиралтейство и заставило искать лес на североамериканском континенте, что было и далеко, и трудно выполнимо. Что касается столкновений между военными силами обеих держав, то здесь дело шло с переменным успехом. Война превращалась понемногу в ставку на истощение противника. При всей тяжести этой борьбы для Англии становилось ясно, что голландская торговля терпит неслыханное разорение из-за трудности сношений и с Индонезией, и с Южной Европой, и со всеми заокеанскими своими факториями, но и Кромвель имел причины желать мира. 20 апреля 1653 г. он распустил окончательно то «охвостье» Долгого парламента, которое еще влачило бесполезное существование с 1649 г., прикрывая кромвелевскую диктатуру. Он собрал было в том же 1653 г. наскоро составленный новый парламент (фактически назначенный им), но и с этим учреждением не ужился и распустил его (в середине декабря 1653 г.), правда обещав новый созыв в следующем году. С одной стороны, его диктатура, уже ничем не прикрытая, несколько отдалила от него лондонское Сити, а с другой стороны, н республиканские настроения армии не всегда мирились с фактическим уничтожением республики. Интриги роялистов в пользу претендента (Карла Стюарта, будущего короля Карла II) стали особенно активными. Нужно было прекратить войну с «протестантскими братьями», войну, к которой армия относилась без всякого воодушевления.

В апреле 1654 г. мир с Голландией был заключен. Навигационный акт 1651 г. остался в полной силе, голландцы официально его признали и пошли еще на некоторые менее существенные уступки.

Беглое ознакомление с первой схваткой Англии и Голландии было нам нужно потому, что за всю историю европейского торгового капитала мы тут впервые наблюдаем, как колониальные вопросы начинают разрешаться в самой Европе.

Впервые страна, сознающая свою силу в метрополии и свою слабость за океанами, решает ударить конкурента по голове с тем, чтобы он выпустил из рук колонии, которые взять у него силой было невозможно.

Поражение, нанесенное Голландии, выразилось в первую очередь в громадном ущербе для отрасли торговли, самой позорной в истории колониальной политики, которой мы здесь коснемся только на данном ее участке, – на голландской работорговле. Кстати сказать, официально голландцы прекратили это дело в XIX столетии, позже всех других европейских наций, а взяли в свои руки раньше всех, по-видимому оттого, что они всегда играли роль не столько переселенцев-плантаторов, сколько перекупщиков-продавцов. Эта торговля оказалась для них сподручней и даже выгодней спекуляции золотом. Вот как примерно происходили сделки по закупке и продаже рабов в XVII столетии, когда эта торговля была в полном разгаре. В Амстердаме, Гааге или другом голландском порту трюм корабля заполняется грубошерстными материалами, перочинными ножами и всевозможными металлическими изделиями, скобяными товарами, чулками, мелкой галантереей и отправляется в Африку, где судно пристает на 10–12° южной широты где-нибудь в устье Нигера, в своеобразных оазисах на Атлантическом побережье Гвинеи, где голландских хозяев поджидают служащие, приказчики. В глубь страны к правителям того или иного племени, с которыми уже успели завязаться или завязываются сношения, отправляются гонцы. Они приводят по возвращении на продажу или их подданных, или их пленных, ранее взятых в войнах с другими африканскими племенами и задержанных специально к приезду европейцев. На берегах Гвинеи можно было купить взрослого здорового африканца за четыре пары шерстяных чулок. Африканцев погружали в трюм на место проданной европейской мануфактуры и везли на Антильские острова. Путешествие длилось недели 3–4, там рабов сначала подкармливали, а потом продавали за большие деньги.

Во времена Кромвеля англичане освоили новый метод борьбы с голландцами и на этом фронте торговли. Они закрывали глаза на проезд работорговцев мимо Англии, а подстерегали их на Гвинейском побережье: когда голландцы отплывали оттуда, англичане нападали на них, сбрасывали их с борта или забирали с собой в качестве пленных, в лучшем случае высаживали, а корабль с захваченными рабами вели дальше к месту назначения сами.

Продолжая по мере возможности хищническое соревнование с Голландией на морях, Кромвель улучил момент, когда английский флот стал уже заметной величиной, чтобы обратить часть английских сил на возобновление борьбы с Испанией, точнее с испанскими торговыми судами, возвращавшимися из южноамериканских колоний с золотой и серебряной казной. Фактически возобновились те же набеги за чужой добычей, которые поощрялись Стюартами в XVI и XVII вв. до революции, и так же, как тогда, сложные инциденты решались путем переговоров. На словах мирились, но все оставалось без перемен. Перевес чаще склонялся на сторону англичан, виновные в грабежах оставались неуловимыми, хотя награбленное добро с великим торжеством провозили по всему Лондону. Воевали не в открытую; продолжался молчаливо легализованный разбой, в котором крупная буржуазия во главе с Кромвелем усматривала основу будущего английского величия, будущего преобладания Англии на морях.

Очерк седьмой

Первые шаги французской колониальной политики. Открытие и эксплуатация Ньюфаундленда и Канады. Антильский архипелаг. Захваты французов на Малых Антильских островах

Слухи о путешествиях и изумительных открытиях Колумба и Васко да Гамы быстро распространились по всей Европе. Во Франции ничуть не меньше, чем в Англии или Голландии, молодежь приморских городов бредила новыми землями, мечтала о чудесном мгновенном обогащении, об увлекательных приключениях и путешествиях в такие страны, где не только никто из европейцев никогда не был, но и о существовании которых никто никогда не слыхивал. От слов и мечтаний стали переходить к делу.

Началось с индивидуального приключения: некий Бино Рольмье де Гонвиль снарядил в 1504 г. небольшую каравеллу и на ней достиг берегов Бразилии, пробыл там несколько месяцев и на возвратном пути был ограблен, уже в европейских водах, пиратами.

Но с 20-х годов XVI в. французское купечество берет дело в свои руки, и начинаются систематические разведки, на которые расходуются нужные суммы, иногда весьма значительные.

Присмотримся к действиям семейства Анго. Богатый купец, судостроитель, судохозяин и пират, процветавший в первой половине XVI в. в городе Дьеппе, Жан Анго, семья которого за предшествующих два века выдвинула ряд богатых банкиров и людей, занимавших почетные и влиятельные места в городском управлении, стал во главе систематической организации далеких морских путешествий. Сам он, по-видимому, не отваживался лично принимать участие в этих опаснейших приключениях, но в деле организации и финансировании путешествий он был неутомим. И в этом он шел по следам своего отца Гильома Анго. Отец и сын организовали ряд экспедиций, результатом которых было открытие пустынных берегов Ньюфаундленда (Новой земли, Тегге Neuve, как назвали этот остров французы).

Как уже сказано, в XV в. Джон Кабот и особенно сын его Себастьян Кабот рассказывали чудеса об этом острове, который они видели, их южное итальянское воображение рисовало какие-то сказочные воды, где будто бы им столько встретилось рыбы, что корабли с трудом могли двигаться сквозь эти рыбные массы. Себастьян Кабот пресерьезно утверждал, между прочим, что медведи, живущие на берегах Ньюфаундленда, питаются таким способом: они прыгают в воду, ныряют и сейчас же выплывают, держа в когтях пойманных ими рыб.

Открытие нового, богатого рыбой района имело немаловажное экономическое значение.

До тех пор Северная Европа, например, кормилась в значительной степени рыбой, которую ловили английские, французские, голландские, датские рыбаки у берегов Исландии, принадлежавшей датчанам. Это было очень невыгодно и стеснительно: от датского короля всецело зависело, позволить ли рыбакам данной национальности ловить рыбу или прогнать их вон. Да и рыбы около Исландии водилось несравненно меньше, чем близ Ньюфаундленда.

Еще в самом конце X в. Эрик Рыжий, норвежский искатель приключений, бежавший в Исландию от мести родичей убитого им человека, принужден был вскоре бежать и из Исландии после новой кровавой драки и направился на Запад, где и открыл громадный обледенелый материк, названный им Зеленой страной – Гренландией. Предания гласят, что на вопрос разочарованных переселенцев из Исландии, которых заманил в эту открытую им новую страну предприимчивый Эрик, зачем он так неподходяще назвал эту землю зеленой, когда там зелени почти не водится, Эрик Рыжий простодушно признался, что он дал ей такое название, чтобы соблазнить переселенцев.

Происходило все это около 985 г., по крайней мере к этому году относит предание первую попытку колонизации Гренландии исландскими выходцами. В тех же исландских сагах (передававшихся в течение нескольких столетий устно и записанных лишь в XIV в.) содержатся и дальнейшие известия о путешествиях на таинственный запад. Повествуется о моряке Бьярне, который, отплыв из Норвегии в Гренландию, был занесен бурями к какой-то далеко к западу от Гренландии лежащей земле. Вернувшись в Норвегию, он рассказал о своем приключении, и по его следам в самом начале XI в., около 1001 г., отплыла небольшая флотилия под начальством Лей-фа Эриноно. Она нашла этот берег, открытый Бьярном, и высадилась. Земля им показалась плодоносной, виноградников было вдоволь, хлеба тоже, климат мягкий. Они назвали эту землю страной виноградников – Винланд. За этой экспедицией последовала другая, но на этот раз местные жители так враждебно себя повели по отношению к пришельцам, что колонию основать не удалось. Не очень долго просуществовала и маленькая колония исландских и норвежских выходцев в Гренландии: ее уничтожили эскимосы. В XIV в. замер и всякий слух о плодоносной стране виноградников Винланде, лежащей к западу от Гренландии.

Обо всех этих старых скандинавских преданиях вспомнили уже после новой экспедиции XVI в.

Итак, остров Ньюфаундленд оказался целым сокровищем. Как мы уже упоминали, рыбный промысел, прежде всего ловля несметного количества трески, а также выгодная скупка у местных жителей драгоценных мехов – вот что на целые столетия сделалось источником безбедного существования для всего нормандского побережья Франции, а для некоторых – даже быстрого обогащения.

Французские порты Сен-Мало, Руан, Гавр, Дьепп, Гонфлер уже в первой половине XVI в. почти ежедневно отправляли рыбачьи суда и целые флотилии рыбачьих кораблей к берегам Ньюфаундленда. Постепенно и южнофранцузские, испанские и португальские рыбачьи суда тоже стали появляться в ньюфаундлендских водах, так же как суда от нидерландских берегов.

Испанские рыбаки появились позднее, к 1545 г. Обстоятельства очень им благоприятствовали. Дело в том, что в самом начале 50-х годов XVI в., когда началась очередная война между Испанией и Францией, испанское правительство приказало сопровождать испанскую рыбачью флотилию, отплывавшую к Ньюфаундленду, нескольким военным судам. Этот эскорт не только охранял испанских рыбаков, но и нападал на французских.

Испанская тактика имела блестящие результаты, и испанские рыбаки надолго утвердились у берегов Ньюфаундленда.

Только в конце XVI в., после того как в 1580 г. датское правительство вздумало требовать с англичан, ловивших рыбу в Исландии, слишком большие подати, английские рыбаки массами перекочевали к Ньюфаундленду.

Одновременно в 80-х и 90-х годах XVI в., в разгар опаснейшей войны с Испанией, английские корсары усилили свои нападения на испанские, а заодно уже и на французские рыбачьи флотилии, возвращавшиеся периодически на родину от берегов Ньюфаундленда, и беспощадно грабили их.

Мы уже упоминали, что в 1583 г. корсар в военное и пират в мирное время Джильберт провозгласил остров Ньюфаундленд владением английской короны. С этих пор вопрос о праве других наций (особенно французов) на ловлю рыбы в ньюфаундлендских водах не переставал служить предметом нескончаемых дипломатических негоциации заинтересованных сторон с Англией.

Однако постепенно испанцы и португальцы поотстали, и в водах «рыбного острова» англичанам приходилось встречаться лишь с голландцами и больше всего с французами.

Вскоре оказалось, что, хотя рыбы около острова водится несметное количество, однако, кроме рыбы, там поживиться нечем. Суровый северный климат, долгие месяцы снежной пелены, дремучие чеса – все это было не похоже на те роскошные картины, к которым привык глаз мореходов в эти героические времена великих географических открытий в Индии, Полинезии, Южной Америке, на островах южных морей.

Таким-то образом и произошло очень оригинальное явление: в первые десятилетия после открытия Ньюфаундленда ни купцы, ни мореходы, ни искатели приключений, ни правители приатлантических стран не обращали на этот остров большого внимания и не оценили в должной мере его хозяйственного значения.

Французы больше всех и раньше всех поняли колоссальное экономическое значение нового открытия. Уже с конца первого десятилетия XVI в., значит лет через 12 после путешествия Джона Кабота, треска, привозимая от берегов Ньюфаундленда, начинает играть серьезную роль на нормандских рынках, особенно в Руане. Она считается уже в 1510 г. видным предметом импорта.

Да и в настоящее время во французской Нормандии есть целый ряд селений (например, Ипор, Этрета), где почти все мужское население несколько месяцев в году проводит у берегов Ньюфаундленда, ловя треску, есть и города (Фекан, Дьепп), где этот же промысел кормит немалую часть населения. Но почти с первых же лет начались и бесконечные споры между французами и англичанами, открывшими, как мы отмечали, остров почти в одно и то же время.

Эти споры длились столетиями и окончательно уладились только при создании Антанты, т. е. по англо-французскому соглашению 8 апреля 1904 г., когда политические обладатели Ньюфаундленда, англичане, признали полностью и без оговорок все стародавние экономические права и претензии французов на рыбную ловлю.

Помимо Ньюфаундленда, французская неофициальная или полуофициальная колонизация направлялась в рассматриваемое нами время и в другие далекие заморские края. В этих экспедициях «династия» Анго также являлась видной представительницей своего класса.

После смерти отца Жан Анго продолжал его дело. Сначала он имел в виду установить прямые сношения между Францией и Южной Америкой, а также между Францией и Молуккскими островами. Но португальцы решительно запротестовали, основываясь на правах первого захвата, на папской булле и т. д.

Тогда Жан Анго без колебаний вступил на тот своеобразный путь эксплуатации колониальных богатств, на который в середине XVI в. охотно становилась торговая буржуазия всех стран, опоздавших к первому разделу заморских земель (все, что он предпринимал, он делал систематически): он стал систематически грабить путем открытого морского разбоя португальские суда, возвращавшиеся из Индии и из Америки на родину.

Жан Анго снаряжал на пиратский промысел целые флотилии, наводившие ужас на Антильские острова, на Бразилию, на Панаму, Гондурас, Мексику. Они нападали целой стаей, сжигали прибрежные селения, перехватывали караваны транспортов. Анго разрабатывал и приводил в исполнение обширные планы. Он зорко следил за добычей и особенно охотно посылал грабить португальцев, когда они возвращались с драгоценным грузом из Индии. Очень удобно было подстерегать португальские суда между Мадерой и Лиссабоном. Португальское купечество с ужасом констатировало, что пиратские корабли Анго в короткое время ограбили и увели больше 300 торговых судов.

Португальский король Иоанн III обратился в 1544 г. с жалобой к французскому королю Франциску I. Но, конечно, Франциск I вполне сочувствовал своему именитому верноподданному купцу, который к этому времени успел стать чем-то вроде городского головы Дьеппа и занять целый ряд почетнейших и разнообразнейших должностей.

В конце концов Жан Анго согласился попридержать своих пиратов, если португальский король заплатит ему 60 тыс. дукатов, – сумму, по тому времени огромную, за то, что португальцы когда-то осмелились захватить один из его кораблей. Король Иоанн III согласился.

Но не оставлял Анго своим вниманием и испанцев. Вот один из многочисленных образчиков его деятельности. Когда он проведал, что долгожданные первые плоды ограбления сокровищ империи инков, завоеванной Писарро, грузятся на транспорты для перевоза в Испанию, он решил перехватить их в открытом море. И действительно, когда транспортные суда под начальством Бласко Вело вышли в море (дело было в 1537 г.), пираты, посланные Жаном Анго, напали на испанцев, отбили и взяли в плен вместе с несметной добычей девять кораблей.

Еще раз подчеркиваем, что Анго был только самым крупным, но вовсе не единственным организатором нападений на испанские и португальские суда. И он и подобные ему буквально наводили ужас на испанские колонии, берега которых грабили нещадно,

Жан Анго имел полную поддержку короля Франциска 1, который определенно отстаивал свободу морей как в те периоды, когда он воевал с Карлом V, так и тогда, когда был с ним в мире. И когда испанцы или португальцы брали в плен корабли, снаряженные Жаном Анго и его компаньонами, Франциск I не скрывал ни от Карла V Испанского, ни от Иоанна III Португальского, что он разрешает особой грамотой Жану Анго проводить соответствующие репрессии против испанского и португальского торговых флотов.

Французские пираты тем самым производились в корсары, а нападения их назывались отныне каперской войной. Это, конечно, не мешало испанцам и португальцам вешать французских корсаров на реях, но и корсары зато не щадили пленных. Во всяком случае, никаких жалоб на своих корсаров в таких случаях Франциск I не принимал.

Жан Анго, так же как англичане, в это самое время носился с мыслью открыть самостоятельный, независимый от португальцев морской путь в Индию и для этого обогнуть не Африку, а Московию, т. с, другими словами, посылать мореходов не на юг, а на север, чтобы они прошли мимо северных берегов Московского царства и где-нибудь на северо-востоке обогнули Азию и, спускаясь к югу, достигли бы сначала берегов Китая, а потом Индии. Еще до английской экспедиции Ченслера он собирался послать туда же, на север, французскую экспедицию. Он же отправил также разведочные экспедиции на Суматру и в Китай. Побывали его корабли и у берегов Флориды в Америке.

Кроме Анго, в 30 – 40-х годах XVI столетия и другим французским судовладельцам и владельцам капиталов удалось завязать сношения с бразильскими территориями, а также с Марокко и с Гвинейским побережьем. Сопротивление и вражда со стороны испанцев и португальцев все усиливались.

Правда, король французский Франциск I этим очень возмущался и говорил: «Солнце светит для меня, как и для других; я хотел бы видеть статью завещания Адама, которая исключает меня из раздела мира». Но он боялся могущественного испанского короля Карла V и избегал открытых ссор, на которые подбивали его как Жан Анго, так и другие богачи из французских портовых городов.

Французы стремились вознаградить себя в тех, правда гораздо менее богатых и привлекательных, местах, куда испанцы и португальцы еще не проникали, – в Северной Америке. Началось дело с поисков золота на основе слухов о золотых россыпях, которые будто бы обнаружены где-то за островом Ньюфаундленд.

Первый толчок французским заморским странствованиям очень просто и непосредственно был дан коротенькой инструкцией, врученной в 1534 г. королем Франциском I моряку из западнофранцузского города Сен-Мало Жаку Картье, которому суждено было открыть Канаду: в королевской инструкции ему предписывалось «отправиться в новые земли, открыть те острова и страны, где, как говорят, должно находиться большое количество золота».

Отправившись нз Сен-Мало к северу Американского континента на двух небольших судах (по 60 тонн каждое), Жак Картье после трехнедельного плаванья 20 апреля 1534 г. пристал к восточному берегу Ньюфаундленда, а оттуда проследовал к Лабрадору и, обогнув его, появился 24 июля 1534 г. на берегу залива, названного потом заливом Святого Лаврентия. Этот день и считается в истории днем открытия Канады, огромной части Северной Америки.

В следующем, 1535 году Картье прибыл уже с тремя кораблями, данными ему королем Франциском I, и провел исследование берегов по нижнему течению открытой им огромной реки Святого Лаврентия. В этой реке его застигли зимние морозы, и только весной 1536 г. он смог вернуться во Францию.

Жак Картье нашел в этих землях укрепленное городище, назвал его Монреалем и, вернувшись во Францию, заявил, что открытая им страна поступила отныне во власть Франции, Он еще два раза побывал в открытой им стране и даже принял участие в попытке дворянина Роберваля колонизовать Канаду. Потеряв в долгом путешествии один корабль и большую часть своих спутников, вымерших от цинги и других болезней во время зимовки (в зиму 1535–1536.гг.), Картье умер в бедности и неизвестности.

А Роберваль, гугенот по религиозным убеждениям, носился с мыслью, как впоследствии и сам вождь французских гугенотов адмирал Колиньи, основать за морем протестантскую французскую колонию. Из этой попытки ничего не вышло.

Любопытным и очень характерным для своего времени человеком был этот Роберваль: фанатически преданный протестантизму, он и состояние свое и жизнь отдал без колебаний за свои религиозные убеждения (его убили католики в Париже в 1560 г.), но это ничуть не мешало ему заниматься, между многим прочим и в свободное от протестантских богослужений время, морским разбоем. Пиратствовал он в северной части Атлантического океана и грабил большей частью англичан и своих соотечественников – французов. Правда, англичане были хоть и протестанты, но англичане, т. е. враги по существу дела, а французы были хоть и французы, но католики, т. е. враги Роберваля по религии, и, следовательно, грабить тех и других не составляло особого греха. А как действовал Роберваль при встрече с французами-гугенотами, об этом история умалчивает.

Так Картье и Роберваль только наметили будущие поселки, точнее места для будущих поселков – Монреаль, Квебек, Шарлсбург.

Колоссальная страна Канада (9 991 000 км ²), которая почти в 18 раз больше всей Франции и по своему пространству немногим меньше всей Западной Европы, принадлежала французам в течение 200 лет, до 1763 г., когда, как увидим, она перешла в руки Англии, но за все 200 лет французы успели очень мало обследовать и узнать первое крупное приобретение.

Только в 1731 и следующих годах французские исследователи Канады впервые проникли в центральные области страны, в Манитобу, Саскачеван и Альберту.

Канада заселялась французами медленно, и, только начиная сXVII в., почти через 100 лет после путешествия Жака Картье, заселение Канады приняло сколько-нибудь заметные масштабы.

Переселялись отчасти крестьяне из числа малоземельных полупролетариев, которых очень и очень знала тогдашняя французская деревня, невзирая на идиллические представления о ней некоторых современных историков.

Переселялись навсегда или надолго представители купечества и их уполномоченные, агенты и приказчики, скупавшие у индейцев меха.

Переселялись и кое-какие обедневшие дворяне, получавшие от короля участки в Канаде и старавшиеся залучить к себе арендаторов и фермеров из «королевской колонии». Канада разочаровала на первых же порах хищников и искателей приключений, бросившихся туда за золотом и алмазами, но ни золота, ни бриллиантов они в Канаде не нашли. Эксплуатировать великолепную пахотную землю и необъятные, богатейшие леса французы начали далеко не сразу, и в первые времена колонисты нуждались в хлебе даже для собственного прокормления (а теперь Канада – одна из самых главных житниц, поставляющих хлеб другим странам). Промыслом, больше всего привлекавшим на первых порах переселенцев, была меховая торговля. Колонисты отчасти сами били пушного зверя, отчасти скупали драгоценные меховые шкуры у индейского племени гуронов, с некоторыми родами которых постепенно устанавливались (очень, впрочем, ненадежные и непрочные) мирные и полумирные отношения. Роскошный чернозем Центральной Канады, дающий неслыханные урожаи, лишь гораздо позже, во второй половине XVII и в XVIII в. стал привлекать значительные партии переселенцев.