Текст книги "Политика. История территориальных захватов XV-XX века"
Автор книги: Евгений Тарле
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 70 страниц)
Случилось это в те времена, когда Испания и Португалия уже испытывали полный упадок промышленной деятельности, когда они в чисто хищническом использовании колоний и в насильственном навязывании колонистам-переселенцам и отчасти еще не истребленным аборигенам своих плохих и дорогих товаров в обмен на колониальные продукты временами видели единственное спасение от полнейшего экономического захирения и от финансового банкротства. Антагонизм между торговыми кругами метрополии и начинавшимся плантаторским хозяйством, а также интересами потребительской массы колоний возрастал из десятилетия в десятилетие, и, конечно, английская и французская торговля и промышленность, с которыми ни Испания, ни Португалия при равных условиях ни на каком рынке конкурировать уже не могли, старалась путем обширной и хорошо организованной контрабанды ввозить товары в Южную и Центральную Америку и на Антильские острова и заводить нелегальные, но оживленнейшие сношения с колонистами. Со стороны колонистов это стремление выбиться хотя бы путем контрабанды из-под разорительной и мертвящей монополии Испании и Португалии было началом того протеста против экономической эксплуатации, который впоследствии породил ряд длительных и успешных южноамериканских и центральноамериканских революций и привел к образованию всех и теперь существующих самостоятельных республик Южной и Центральной Америки.
Эта контрабанда вызвала к жизни особое пиратское государство, жители которого и занялись систематически как нелегальной торговлей с испанскими и португальскими колониями, так и ограблением испанских и португальских судов. Случилось это таким образом. Один из главнейших островов Антильской группы Гаити, или Сан-Доминго (самый большой в этой группе после Кубы), был занят испанцами одним из первых, еще во времена Колумба (тогда он назывался, как уже говорилось, Эспаньолой). Завладев островом и видя, что его индейское население не выдерживает рабского труда, испанцы стали просто истреблять его планомерно и энергично; уже через 50–75 лет индейцы были близки к полному исчезновению. Но сами испанские переселенцы скоро покинули эту великолепную плодороднейшую землю, увлекшись чудесными рассказами о несметных богатствах новых и новых приобретений на самом континенте Америки, они устремились в Мексику, Перу и т. д., и остров опустел. Туда с половины XVI в. стали прибывать французы и англичане. Это были переселенцы из Европы, предшественники и провозвестники той обширнейшей колониальной политики, которую и Франция и Англия еще только собирались повести в будущем. Переселенцы занялись на покинутом острове скотоводством. Они разводили свиней, овец и баранов, сушили их мясо в особых сушильнях, которые назывались буканами. Те, с кем они торговали, стали поэтому их самих называть буканьерами. Прослышав об этих чужих переселенцах, испанское правительство решило изгнать их с острова Сан-Доминго, для чего и послало специальную экспедицию. Часть буканьеров была перебита, другая часть успела укрыться на небольшом соседнем островке (в нескольких десятках километров к северо-западу от Сан-Доминго). Он назывался островом Черепахи (Tortuga) и был окружен малодоступными скалами. Испанцы пытались выгнать их и оттуда, но действовали вяло и упустили момент. Буканьеры остались на острове. А когда в 1640 г. туда прибыл инженер Левассер из Франции с маленьким, но хорошо вооруженным отрядом французских гугенотов, охотно в те времена искавших спокойного от религиозных волнений угла, и когда Левассер изгнал испанцев из единственного укрепления на острове Черепахи, где они оставались, островок окончательно перешел в руки французов.
Левассер быстро соорудил крепость, вооружил ее хорошей по тому времени артиллерией, и, когда испанцы вновь сделали попытку овладеть островом, он канонадой с берега потопил часть их судов, а остальные обратил в бегство.
На островке с тех пор основалась совершенно независимая буканьерская республика. Постепенно буканьеры восстановили скотоводческое хозяйство и на соседнем Сан-Домннго. Они снабжали соленым и сушеным мясом корабли, пристававшие к берегам Сан-Доминго и Черепахи, они вели в широчайших размерах контрабандную торговлю и. конечно, самым активным и успешным образом занимались морским разбоем. Буканьеры были людьми разного происхождения – и французского, и английского, и голландского. Республика была организована на началах настолько прочных, что просуществовала около 80 лет без каких-либо заметных внутренних пертурбаций. С течением времени центр операций был перенесен на остров Ямайка, где англичане, утвердившиеся на острове, жили с буканьерами в теснейшем контакте и дружбе. Вскоре слава о пиратских подвигах буканьеров прогремела по всей Америке и Европе, и к ним отовсюду стекались отважные авантюристы. Английский губернатор Ямайки смотрел на этих морских разбойников как на дееспособнейший вспомогательный отряд в борьбе английского купечества и английского правительства против Испании. Правда, буканьерам случалось сгоряча нападать и на английские суда, но решено было не ставить полезным людям всякое лыко в строку и смотреть сквозь пальцы на эти прискорбные уклонения и шалости. Из буканьеров французского происхождения прославился Легран, из английских – Генри Морган. Морган делал многочисленные высадки в испанских владениях, грабил их, дотла сжигал целые города, истреблял часто жителей до последнего человека, причем казнь следовала обыкновенно лишь после неистовых пыток, длившихся по нескольку недель сряду. Между многим прочим он захватил, разграбил и сжег испанский город Панаму (на перешейке того же наименования) и сделал это, когда между Англией и Испанией был полный мир. Зверства, учиненные в Панаме, заставили все-таки англичан арестовать Моргана аотправить в Англию для суда за разбой и убийство. Однако в Англии он не только был оправдай, но его приветствовали как знаменитого флотоводца и борца за национальные интересы против ненавистных испанцев, король возвел его в дворянское достоинство и назначил губернатором Ямайки. Огромные массы колониальных товаров, которые буканьеры отнимали у испанцев в открытом море, отправлялись в Англию, Францию, Голландию и оттуда в Среднюю Европу.
Буканьеры, или, как они стали чаще называться, флибустьеры, организовывали свои предприятия на основе индивидуальной инициативы. Участники вносили паи (кроме личного участия), дележ и его принципы обусловливались всякий раз заранее, обусловливалось также вознаграждение за возможное искалечение, потерю трудоспособности и т. д. Добыча иногда была колоссальной, и первая же экспедиция могла сделать всех без исключения участников богатыми людьми. Среди пиратов мы встречаем и дворян, и буржуа, и мелких ремесленников, и бездомных городских бедняков, и крестьян, бежавших из крепостной неволи, и солдат-дезертиров. Редкий из них долго жил, редкий умирал естественной смертью, но и редкий не знавал долгого или короткого периода полного довольства, широкой и веселой жизни, буйных кутежей, жгучих наслаждений. О флибустьерах, или буканьерах, составлялись романы, легенды, на рассказах об их подвигах воспитывались в Англии, во Франции, во французской Нормандии и Бретани, в Голландии целые поколения; молодежь, вступавшая в жизнь, бредила всеми этими похожими на фантазию приключениями. Пиратам (буканьерам) приходилось даже совершать неслыханно трудные переходы – огибать Америку мимо мыса Горн и проходить от Панамы к Барбадосу. Первое из таких путешествий было ими совершено с мая 1681 г. по конец января 1682 г. По пути они грабили все суда, которые им встречались, а экипаж и пассажиров либо бросали в море, либо оставляли на разграбленном судне, приведя в негодность мачты и руль (чтобы те не успели дойти до какого-либо порта и предупредить о курсирующих пиратах). К началу XVIII в. постепенно сведения о буканьерском пиратском товариществе оскудевают.
Во время последних войн Людовика XIV как французы, так и англичане пользовались буканьерами в борьбе друг с другом. Так как буканьерская республика на Антильских островах (иначе и чаще называемая «прибрежным братством») главным образом и держалась союзом и общностью интересов французских и английских сочленов, ведших общую борьбу против Испании, это изменение в комбинации борющихся сил очень способствовало разрушению всей организации. Игра новых экономических сил, выступление на первый план английской и французской колонизации – все это создало новую политическую обстановку и одним концом ударило по далекому разбойничьему товариществу, разрушило его или во всяком случае ускорило его разрушение.
Но Антильские острова еще долго продолжали быть любимым убежищем для пиратов. Их выгодное положение вблизи самых богатых территорий южной, центральной и северной частей Американского континента, масса мелких пустынных скал ы островков, удобные, укромные бухты – все это благоприятствовало промыслу.
Пиратский промысел процветал в течение всего XVIII в., в сущности даже в первой половине XIX в. пираты на мировых океанах были не редкостью, потому что даже появление парового флота не уничтожило пиратства как явления, свойственного капиталистическому миру.
Очерк шестой
Основы внутренней и внешней политики Англии XVII в. Английская Ост-Индская торговая компания. Начало науки международного права и англо-голландская полемика. Абсолютизм против парламента. Развитие армии и флота с точки зрения королевской власти и с точки зрения колониальной политики. Диктатура Кромвеля и его характеристика. Ирландское восстание. Навигационные акты и их последствия
Группа лондонских купцов собрала 30 133 фунта стерлингов и просила королеву об утверждении общества для торговли с Ост-Индией. Дело было в 1599 г., когда как раз затевались долгие и ни к чему не приводившие переговоры о мире между Англией и Испанией. Только что умер старый испанский король Филипп II, заклятый враг Англии, и у Елизаветы появилась надежда заключить мир с новым королем. Так как в те времена Португалия уже была присоединена к Испании, то и все претензии Португалии на право монопольной торговли с Индией перешли к Испании. Основывать специальное английское общество с прямой целью борьбы против этой испано-португальской монополии показалось Елизавете в такой момент неудобным.
Дело задержалось больше чем на год. За это время купцы собрали еще денег, и их капитал был равен уже 57 543 фунтам стерлингов, когда наконец Елизавета решилась утвердить новое общество. Случилось это 31 декабря 1600 г.
В английскую Ост-Индскую компанию вошло сразу 215 членов, из них свыше 50 – представители крупнейших фирм, которые и собрали означенную сумму. Во главе этой компании, которая сыграла огромную и роковую роль в угнетении многомиллионного населения Индии, стояли «губернатор» и комитет из 25 человек, выбранный пайщиками. Компания получила право монопольной (т. е. запретной для всех, не входящих в ее состав, англичан) торговли со всеми странами, лежащими от мыса Доброй Надежды к востоку вплоть до Магелланова пролива, другими словами – на все земли, омываемые Индийским и Тихим океанами.
Едва только последовало королевское утверждение, как первоначальный капитал вопрос до 69 091 фунта стерлингов, и уже в апреле 1601 г. компания отправила в Индию первую торговую экспедицию, состоявшую из 4 кораблей.
В 1604 г. отправилась и вторая экспедиция. Торговля на первых порах оказалась прямо фантастически прибыльной: члены компании от первых двух путешествий получили около 95 % прибыли, т. е. почти удвоили капитал, вложенный в эти два путешествия! Дело было организовано так, что прибыль делилась лишь между теми членами компании, которые участвовали своими капиталами в финансировании каждого такого отдельного путешествия; риск, конечно, тоже делился лишь между участниками данного предприятия, т. е. торгового рейса. Конечно, известные отчисления шли в пользу компании.
Чтобы дать понятие о размерах этих предприятий в первые же годы существования Ост-Индской компании, укажу, что в первые девять торговых рейсов (с 1601 по 1612 г.) компания вывезла из Англии в Индию товаров больше чем на 200 тыс. фунтов стерлингов, а привезла из Индии в Англию одних только пряностей и шелковых тканей приблизительно на 1 млн фунтов стерлингов.
Начиная с 1612 г. торговые путешествия в Индию уже стали организовываться не в складчину между несколькими желающими из членов компании, а за счет и на риск всей компании.
Уже в 1617 г. компания располагала капиталом в 1 629 040 фунтов стерлингов. Подсчеты за первые годы существования Ост-Индской компании показали, что с 1601 по 1624 г. компания вывезла товаров из Англии в Индию почти на 1 млн фунтов стерлингов. За этот период рейсы из Англии в Индию и обратно совершали 107 кораблей, принадлежавших компании или зафрахтованных ею.
Из Англии в Индию вывозилось железо, свинец, олово, шерстяные материи и изделия, наконец, золото и серебро, так как приходилось гораздо больше закупать у индийцев, чем продавать им.
Вывозила же Ост-Индская компания из Индии перец, корицу, мускатный цвет и мускатный орех, индиго, шелк-сырец, шелковые товары.
Блистательный оборот торговых дел английской Ост-Индской компании сразу же возбудил очень большое беспокойство голландской одноименной компании, которая очень скоро поняла, что против нее выступил соперник поопаснее португальцев и что этот соперник хочет тоже урвать свою часть из плохо лежащего португальского наследства.
Борьба между английской и голландской компаниями после нескольких безрезультатных попыток размежевания и полюбовного раздела сфер торговой деятельности окончилась кровавыми столкновениями. После резни на острове Амбоина и еще нескольких событий в том же роде, в которых снова и снова голландцы выходили победителями, англичане отступились и от Молуккских островов, и от других островов Индийского океана, т. е. от наиболее богатых в смысле торговли частей былых португальско-испанских владений, которые в этот период быстро, одно за другим, попадали в руки голландцев.
Англичане долго смотрели в XVII столетии на Голландию снизу вверх, как на образец коммерческой и политической мудрости. Колоссальные успехи Нидерландов в первые же годы выступления их на поприще колониальной политики были тотчас учтены английским торговым миром. Об этом говорит анонимная брошюра 1607 г., настаивающая на необходимости «собрать фонд для поддержания в Америке английской колонии Виргинии по примеру наших соседей, которые благодаря этому (т. е. морской торговле, – Е. Т.) оказались в состоянии не только удовлетворять собственные свои нужды, но и доставлять блага другим нациям».
О том же заводит речь и другой автор, указывающий, что если бы у Англии были колонии с рыбными прибрежными водами, то можно было бы избавиться от необходимости покупать рыбу в Голландии. Третий автор (Джон Смит) в 1631 г. предлагает Англии брать пример с мудрых таможенных законов Голландии, которая процветает благодаря либеральному тарифу на привозные товары, и т. д. Первые три четверти XVII в. были временем блистательного экономического развития Голландии, достигнутого в значительной мере за счет колоний. Голландский торговый (и уже значительный промышленный) капитал оказался несравненно сильнее и жизнеспособнее, чем капитал португальский или даже испанский. Словом, Голландия в течение всего XVII в. была в глазах англичан тем противником, у которого можно учиться, к которому одновременно с враждой и завистью можно испытывать почтение. Это было нечто вроде отношения Петра I к Карлу XII между Нарвой и Полтавой
В начинавшейся борьбе между голландским и английским капиталом необыкновенно любопытно проследить, как борющиеся стороны еще до начала больших военных схваток, но уже в разгар ожесточенной торговой конкуренции старались занять выгодные исходные позиции. Именно в эту-то эпоху и разразилась та ученая полемика, которую англичане в XVII в. назвали войной книг (the battle of the books) и в связи с которой возникло то, что принято называть не весьма точно наукой международного права. Спор разгорелся по крайне острому и важному для Англии и Голландии вопросу о праве голландцев ловить рыбу у английских берегов, в английских водах. Что такое английские воды? Может ли море или часть его принадлежать Англии или кому бы то ни было или море всегда по природе своей свободно для всех?
Оливер Кромвель, происходивший из семьи помещиков среднего достатка, несколько богаче люден тон среды, которых он за собой повел, с молодости примкнул к пуританам. В годы реакции Стюартов и преследований единоверцев он и сам решил было по примеру многих из них распродать свое имущество и переселиться в Америку, ко решение его совпало с королевским указом, запрещавшим эмиграцию. Он остался. Никакой документации, которая проливала бы свет на его тогдашние колебания, соображения, намерения, планы устроения дальнейшей жизни, предвидения, стремления занять первенствующее место в грядущих событиях, не сохранилось. Мы судим о нем по его поступкам, В них, в первую очередь, проявились два из ряда вон выходящих качества – поразительное умение владеть собой наряду с таким же поразительным лицемерием. Когда в парламенте стало известно, что для разгона цитадели оппозиции срочно стягиваются королевские воинские части, и в палате общин в сильно накаленной обстановке распространились слухи, что член палаты от Кембриджа – изменник, ведший с королем тайные переговоры, Кромвель сумел оправдаться так искусно, что страшное обвинение было тут же снято. За ним остались не только ответственные посты депутата и полковника новой армии, но и широкие перспективы личного продвижения – стать участником и руководителем всей дальнейшей общественной и политической жизни Англии в годы революции, начиная от казни короля, от упразднения палаты лордов и палаты общин и до провозглашения самого Кромвеля лордом-протектором всей страны. Характерны также побуждения, заставившие Кромвеля удовлетвориться этим вновь созданным для него скромным титулом, за которым скрывалась самая настоящая диктат-ура. Представители купечества предлагали ему корону. Сомневаясь, выгодно ему принять это предложение или опасно, Кромвель, созвав для очередной беседы о повседневных государственных вопросах всех своих ставленников, полковников армии «железнобоких», рассказал им между прочим об этом инциденте как о любопытном факте и дождался ответа: «Вероятно, те, которые с тобой говорили, принимали тебя за подлеца». Карьеру Кромвеля нередко сравнивали с карьерой Бонапарта. Аналогия основывается на сходстве кругов, которые выдвинули как того, так и другого: Бонапарта (одно время близкого к Робеспьеру) – якобинцы, Кромвеля – мелкобуржуазная масса, а также на том, что оба они стали носителями идей не этих кругов, а другого класса – крупной буржуазии. Но нас здесь интересует не сходство, а разница, объясняющая, почему Кромвель пошел к цели особым путем. Против Наполеона в годы его возвышения стояли далеко недобитые якобинцы, а также бабувисты, хоть и утратившие опору в рабочих предместьях, но все же таившие в себе достаточно притягательной силы, чтобы оставаться угрозой; зато, с другой стороны, за Наполеоном все более послушно и воодушевленно шла несокрушимая гвардия. Для Кромвеля опасность заключалась как слева, в непрекращающейся настороженности и подозрительности его ближайших сторонников, армии «железнобоких», так и со стороны правых.
Человек сложных и могучих умственных сил, железной воли, пожирающего честолюбия, прекрасный организатор и великолепный полководец, Кромвель сумел выполнить задачи, поставленные перед ним эпохой. Мы уже показывали, что движущий нерв борьбы парламента против королевской власти заключался в вопросах внешней политики.
По мере того как уже к концу первого десятилетия XVII в. большинство буржуазии отпадало от короля, из-за океанов стали поступать тревожные вести. То в Индии, где, как мы уже показывали, голландцы успешно боролись против португальцев, уничтожая их самих и их фактории, отдельным английским торговым судам не удавалось поживиться на исчезновении одного противника, потому что они не могли справиться с целыми флотилиями Голландии, то из тех мест Северной Америки, где началась английская колонизация, приходили просьбы и требования, которые Стюарты не могли или не хотели выполнять.
С 1649 г. по 3 сентября 1658 г. Англия была в руках Оливера Кромвеля. С его именем связаны навигационные акты, две войны с Голландией, завоевание Ямайки у испанцев, всемерное покровительство купечеству, ведущему внешнюю торговлю, заключение выгодных торговых договоров с иностранными державами. Революционная по своему происхождению, но глубоко буржуазная по своим целям пуританская диктатура оказалась очень дееспособной исполнительницей давних вожделений и предначертаний лондонского Сити. Кромвель, несомненно, является прямым продолжателем намечавшейся еще в дни королевы Елизаветы и ее пиратов торговой и колониальной экспансии. Совершенно голословны и лишены какой бы то ни было логической убедительности всякие попытки (и старые и новые) представить Кромвеля каким-то надклассовым правителем, который даже в экономической политике руководствовался будто бы не экономическим», а политическими, военными, вообще «национальными» соображениями. Лет 100 тому назад в таком роде писал о Кромвеле Томас Карлейль, нечто подобное пишет М. П. Эшли в вышедшей в конце 1934 г. книге о финансовой и торговой политике Кромвеля. Еще хорошо, что Эшли не очень много места и внимания уделяет своей в основе ложной предпосылке. И, не мудрствуя лукаво, дает рассказ об английских финансах и торговле в годы Кромвеля и кое-где приводит новые или малоизвестные факты. В одном Лондоне числилось 1800 купцов, ведущих заморскую торговлю. Часть их была объединена в торговые компании, другие торговали индивидуально. С ними в связи было купечество английских портов. В их руках находилось столичное городское самоуправление. Им принадлежал громадный торговый флот.
У них Кромвель получал займы, нужные для государства. И, конечно, именно с ними он считался во всех делах внешней политики.
Теперь рассмотрим вооруженную борьбу, которая вспыхнула между англичанами и голландцами в середине XVII в. и выразилась в трех длительных войнах,
В течение XVII и начале XVIII в. англичане успели колонизовать большие территории в восточной части Северной Америки и уничтожить там начинавшуюся голландскую колонизацию, присоединив к своим владениям территорию голландской Ост-Индской компании (часть нынешнего штата Нью-Йорк) у берегов Гудзонова залива и в бассейне реки Гудзон. Англичанам удалось прочно устроиться на Антильской островной группе Вест-Индского архипелага и здесь тоже оттеснить голландцев, которые еще до англичан зарились на Ямайку и Барбадос, сделавшихся главными сокровищами британских вест-индских владений. В Индии же и особенно в Индонезии, на островных группах Индийского океана, голландцы не только не допустили англичан вытеснить их из отнятых ими у португальцев владений, но сами постарались надолго изгнать английскую торговлю если не из Индии, то из Индонезии.
Англичанам (т. е. лондонскому купечеству, активно представлявшему и отстаивавшему интересы британского торгового капитала) казалось, когда они затеяли эту вооруженную борьбу, что гром пушек в Ла-Манше и Северном море разрешит целый ряд накопившихся острых вопросов: и вопрос о том, торговать ли англичанам в Индонезии или эти богатейшие в мире места для них навсегда закрыты, и вопрос о том, чья точка зрения восторжествует, – Гуго Гроция о свободе морей или Джона Сельдена о владычестве Англии над всеми окружающими ее морями, и вопрос о том, позволено ли будет голландцам монополизировать выгоднейшую работорговлю на африканском гвинейском берегу и перевозку невольников в Америку, и вопрос о рыбной ловле у Ньюфаундленда, и вопрос о торговом посредничестве между Средиземноморским побережьем и Северной Европой, и целый ряд других вопросов того же типа.
35 лет длилась эта борьба (1653–1688). Она, в сущности, не прекращалась и в промежутках между тремя войнами, хотя иногда и прекращались вооруженные столкновения в европейских морях.
Конкурентная борьба началась при короле Якове I Стюарте, приверженце епископальной церкви и самодержавной власти, продолжалась при его сыне Карле I, всю жизнь боровшемся против конституционных порядков в пользу установления абсолютизма, а обострилась эта борьба против Голландии до размеров вооруженного конфликта при яром враге епископалнзма, королевской власти и династии Стюартов, пуританском диктаторе, вожде пуританской революции Оливере Кромвеле. И после этого традиционная буржуазная историография продолжает как ни в чем не бывало твердить старенькую легенду о движущих религиозных силах, создавших английскую революцию. Кромвель начал борьбу, на которую его толкало, как и его предшественников Якова I и Карла I, лондонское Сити, крупное купечество, тем решительным вызовом соперничающей державе, которым являлись его знаменитые навигационные акты.
При Кромвеле было издано два навигационных акта, тесно между собой связанных по духу, но вместе с тем касающихся разных вещей. И оба эти акта имеют огромное значение не только в английской, но также отчасти и в мировой истории. Первый из этих актов был издан в 1650 г., когда Кромвель получил известие о том, что островные английские колонии, Бермудская группа, а также острова Барбадос и Антигуа в Карибской группе у северных берегов Южной Америки и, наконец, Виргиния в Северной Америке стали после казни Карла I на сторону претендента (будущего Карла II) и не желают признавать пуританской республики.
3 октября 1650 г. Кромвель провел через парламент особый акт, которым, во-первых, воспрещалось как англичанам, так и иностранцам торговать со всеми этими мятежными колониями; во-вторых, всем иностранным торговым судам воспрещалось отныне без особого разрешения торговать с какими бы то ни было английскими колониями в Америке; в-третьих, английское правительство объявляло себя полномочным назначать губернаторов и давать политическое устройство всем английским колониям, не обращая внимания на какие бы то ни было прежде пожалованные хартии или «патенты».
Здесь открыто и властно, законодательным актом, провозглашались две доктрины: во-первых, право Англии на полную торговую монополию в своих колониях, а во-вторых, полнейшая абсолютная политическая власть метрополии над этими колониями. Под удобным предлогом борьбы с мятежниками английский диктатор делал дело, о котором давно мечтали торговые круги его страны.
Акт 1650 г. уже серьезно затрагивал интересы Голландии. Но в Голландии боролись в это время две партии: штатгальтерская, монархическая, пожелавшая укрепить власть династии принцев Оранского дома, и республиканская, стремившаяся сделать Голландию плутократической республикой. Большая часть крупных землевладельцев и крупного купечества поддерживала первую партию, меньшая часть – вторую. Средние торговые люди и мелкая буржуазия стояли за вторую партию, К республике тянулись и люди наемного труда, рабочие в городе, батрачество в деревне. Но нужно сказать, что плебейская масса не была в данном случае под властью какого-либо вполне отчетливо уследимого настроения, и демагогические посулы обеих боровшихся партий в критические дни давали иногда малоучитываемые наперед результаты. В классовом смысле обе партии были руководимы людьми высших слоев торговой и промышленной буржуазии и стремились к утверждению политического и экономического господства этих слоев над народом внутри страны и к преодолению торговой конкуренции иностранцев вне страны. Во внешней политике их разделяли вопросы тактики. Штатгальтерская партия была настроена более воинственно относительно англичан, республиканская – более миролюбиво. Обе партии, однако, были смущены и раздражены кромвелевским навигационным актом 1650 г. и ждали дальнейшего развития событий.
Как раз спустя несколько дней после издания этого акта в Голландии внезапно скончался штатгальтер Вильгельм II, республиканская партия усилилась. Кромвель увидел, что у голландцев верх берут люди, полагавшие, что еще пока нет необходимости воевать с Англией, и он сделал внезапную попытку, которая была бы совсем непонятной, если не знать, кем был Кромвель и, особенно, какую позицию он в тот момент занимал.
Кромвель был тогда революционным диктатором, представлявшим интересы буржуазии. Заправилы Сити толкали Кромвеля к обострению экономической войны с Голландией, даже если экономическая война приведет к войне посредством фрегатов и береговых батарей. Богатые голландские конкуренты, прибравшие к рукам португальское наследство, изгнавшие из Индонезии англичан и жестоким террором утвердившие свое господство на острове Амбоина, были ненавистны лондонским купцам и торговым мореходам гораздо больше, чем уже ослабевшая Испания.
Но для Кромвеля вопрос осложнялся хорошо ему известными мнениями и настроениями армии, а ведь его армия была в эти первые годы, следовавшие за казнью Карла I, главной реальной силой, на которой Кромвель основал свою диктатуру. Он знал, что пуритане, представители части средней и мелкой буржуазии городов, части копигольдеров и мелких землевладельцев других наименований в деревне, косо смотрят на заигрывание крупной купеческой буржуазии Сити с их вождем. Он знал также, что они не видят причин воевать с Голландией из-за далекой наживы в заокеанских странах, наживы, которая пойдет в сундуки немногих, но из-за которой английским пуританам придется лить кровь, свою и голландцев. А ведь Голландия была в течение всего царствования Якова I и Карла I, вплоть до начала революции, т. е. с 1603 по 1640 г., местом, где укрывались пуритане, гонимые в Англии.
«Голландец – Друг, испанец – враг, голландец – со святыми, испанец и француз – с папистами», – в этих воззрениях выросли кромвелевские «железнобокие», эти афоризмы они, что называется, впитали с молоком матери.
Выбор Кромвеля был сделан уже тогда, когда он издал 3 октября 1650 г. свой первый провоцирующий Голландию навигационный акт. Но, раньше чем докончить начатое дело, он решил пойти на мнимую уступку пуританам, якобы сделать шаг к примирению и даже слиянию воедино обеих «протестантских» морских держав.
Как шахматный маневр, выход Кромвеля был при этой обстановке верхом совершенства, а вовсе не являлся странным юродством, как он впоследствии неоднократно изображался.
