Текст книги "Политика. История территориальных захватов XV-XX века"
Автор книги: Евгений Тарле
сообщить о нарушении
Текущая страница: 29 (всего у книги 70 страниц)
И уже в это самое время, в это же лето 1797 г., Бонапарт сделал первые шаги к подготовке нападения на Египет. Генерал Бараге д'Илье, еще в мае 1797 г. занявший Венецию, получил от Бонапарта приказ выделить отряд в 1500 человек, послать этот отряд из Венеции на Ионические острова (считавшиеся владением Венецианской республики) и занять их. Во исполнение этого приказа остров Корфу и все прочие Ионические острова были заняты генералом Жантили в течение последних дней июня и в течение июля 1797 г. (остров Корфу был занят французами еще 28 июня). Это было сделано Бонапартом без сношений с Директорией, которую победоносный полководец вообще больше любил уведомлять об уже свершившихся фактах, чем испрашивать предварительно ее разрешения. Директория, впрочем, уже попривыкла к такому обхождению с его стороны.
Уже захват Ионических островов был началом решенного в уме Бонапарта нового грандиозного предприятия – нападения на Египет. Вот что писал он 16 августа 1797 г., уведомляя Директорию о захвате им Ионических островов: «Острова для нас интереснее, чем вся Италия целиком. Я думаю, что если бы мы были вынуждены выбирать, то скорее стоило бы вернуть [33] императору Италию, но сохранить четыре [34] острова, являющиеся источником богатства и процветания для нашей торговли. Турецкая империя разрушается с каждым днем; обладание этими островами даст нам возможность поддержать ее насколько возможно или получить из нее нашу долю. Недалеко время, когда мы почувствуем, что, для того чтобы действительно разгромить Англию, нам нужно овладеть Египтом. Обширная Оттоманская империя, которая гибнет с каждым днем, ставит нас в обязанность заблаговременно подумать о мерах к сохранению нашей торговли с Левантом».
Талейран, уже с 18 июля 1797 г. назначенный министром иностранных дел, стал деятельно помогать осуществлению затеянного Бонапартом плана, тем более что этот план вполне гармонировал с отмеченными выше суждениями самого Талейрана.
8 плювиоза (27 января 1798 г.) он представил Директории первый обстоятельный доклад о Египте. В этом докладе он полемизирует против старого изречения Монтескье, что Турция будет еще долго существовать, так как (полагал Монтескье) стоит какой-либо одной державе напасть на Турцию с целью ее уничтожить, как сейчас же три другие великие державы, торгующие с Турцией, встанут на ее защиту. Талейран, напротив, полагал, что Турция лет через 25 распадется и что Французской республике следует заблаговременно принять меры к обеспечению за собою части добычи – Египта и островов Крит и Лемнос. «Египет, – говорил он, – который природа поместила так близко от нас, представляет нам громадные выгоды относительно торговли как с Индией, так и с другими странами; кроме того, по своему климату и почве Египет может нам заменить наши вест-индские колонии».
Самое завоевание и этих островов (Крита и Лемноса), и Египта не может, по мнению министра, представить затруднений. Египет числится за Турцией, но Турция не имеет там фактически никакой власти, и овладеть им можно в два месяца; если снарядить экспедицию, например, к началу мессидора, то к концу термидора Египет уже будет в руках Франции.
Другими словами, Талейран предполагал уже к 20 июня 1798 г. отправить экспедицию в Египет и уверял, что в таком случае уже к началу второй половины августа страна будет завоевана.
Спустя несколько дней после этого доклада (13 февраля 1798 г.) Талейран представил Директории новый доклад о Египте. Любопытно «вступление» этой официальной бумаги: «Египет был провинцией Римской республики; нужно, чтобы он стал провинцией Французской республики. Римское завоевание было эпохою упадка этой прекрасной страны; французское завоевание будет временем ее процветания. Римляне отняли Египет у царей, прославившихся в искусствах, науках и т. д.; французы отнимут его у самых ужасных тиранов, какие когда-либо существовали». Под этими тиранами понимались турки, точнее мамлюки, турецкое войско, фактически распоряжающееся в стране и весьма слабо повинующееся власти сидящего за морем, в Константинополе, турецкого султана.
Египет дает в изобилии хлеб, овощи, рис, лен, хлопок, шафран, сахар, индиго, кофе, шелк-сырец. А кроме того, возможно и должно установить для торговли с Индией путь через Суэц (перешеек), путь, который будет гораздо короче морского пути вокруг Индии. Укрепившись в Египте, продолжает Талейран, можно оттуда послать отряд в Индию, соединиться там с Типу-Султаном и изгнать англичан.
За несколько месяцев до взрыва революции Вольней издал брошюру «Мысли о войне русских с турками» («Considerations sur la guerre des russes et des turques»). В этой брошюре он настаивал на том, что не следует мешать России захватывать части турецкой территории, так как русские введут известный порядок, выгодный для французской торговли (вместо турецкой анархии), но что следует в это же время захватить Египет.
Дело было в разгаре новой русско-турецкой войны (1787–1791), и эти мысли представляли весьма злободневный интерес.
Но грянула революция, и всякие мысли о разделе Турции были оставлены, по крайней мере в тот момент.
Как раз в те годы, когда Туссен-Лувертюр приобретал постепенно власть и влияние на острове Сан-Доминго, а Директория, которая не могла с ним справиться, доживала свой век, на севере Африки развертывались события первостепенного значения, и в этих событиях ведущую роль играл тот же человек, которому суждено было иметь такое роковое значение в гибели Туссена-Лувертюра.
Египетский поход Бонапарта, как мы видели, не был только внезапной фантазией молодого полководца и не был только случайным капризом или рассчитанной интригой Директории. Были стародавние обстоятельства, которые сделали его возможным. Французские историки склонны поминать по поводу этого похода даже Людовика Святого, короля французского, умершего в Тунисе в XIII в.
Не забираясь так далеко, напомним кое-какие факты, хронологически более близкие к Наполеону, чем крестовый поход и смерть в Тунисе средневекового французского короля.
В 1517 г. завершилось дело, давно уже ставшее неизбежным, и Египет подпал под власть турок-османов, а спустя 18 лет Франциску I, королю французскому, уже удалось заключить с султаном Солиманом II договор о дружбе и о торговле, как в те времена часто выражались. Но торговля тут развивалась крайне туго. Речи не было о старой кипучей деятельности египетских средиземноморских портов и караванов, приходивших (через Аравию) от персидских и индийских стран.
Европейские купцы, монахи и ученые-путешественники (вроде археолога Ванслеба) постепенно «открывают» Верхний Египет и доходяг до развалин «стовратных Фив»; эти развалины были опознаны и впервые обследованы иезуитом, французом Клодом Сикаром в 1721 г.
В течение всего XVIII столетия французы не переставали интересоваться Египтом и присматриваться к нему.
Чем больше англичане вытесняют французов из Индии и из Северной Америки, тем больше и внимательнее парижская дипломатия и марсельское купечество относятся к мысли об укреплении французского влияния в странах Леванта, т. е. на восточных берегах Средиземного моря.
И к тому времени, когда генерал Бонапарт начинает подумывать о египетской экспедиции, почва для этого предприятия (и именно в торговых кругах) оказывается подготовленной.
В 1672 г. Лейбниц написал небольшой трактат под названием «Египетский совет». Этот «совет» он обращает к французскому королю. Германский философ советует Людовику XIV завоевать Египет и этим положить начало восточным завоевашим французов, которые, идя таким путем, будут в состоянии сокрушить голландское могущество в Индии и на Востоке вообще.
Когда спустя 126 лет Наполеон Бонапарт отправился в свою знаменитую экспедицию, то в Европе сейчас же вспомнили об этом забытом совете Лейбница: ведь мысль генерала Бонапарта в 1798 г, была чрезвычайно похожа на мысль Лейбница в 1672 г., стоит только слово «голландцы» заменить словом «англичане».
Но Людовику XIV не показалось нужным идти на Восток сокрушать голландское экономическое могущество: в эти годы он еще надеялся обойтись без такого далекого путешествия и нанести Голландии смертельный удар в Амстердаме, Саардаме, Дельфте и Гааге. Ему это в конечном счете не удалось. Но ему удалось страшно ослабить силу и сопротивляемость этой республики богатого купечества.
Голландия устояла перед долгими и упорными усилиями французов покончить с ее самостоятельным политическим существованием, но, когда Людовик XIV закрыл в 1715 г. глаза, Голландия была уже не той страной, которая вступила в единоборство с Францией в мае 1672 г., во время которого Людовик XIV во главе большой армии вторгся в страну и пошел на Амстердам.
После трех войн с Людовиком Голландия страшно ослабела. Этой ее слабостью воспользовались англичане, а не французы, и воспользовались не в Европе, а в Индии и Индонезии.
С французской точки зрения активизация политики Екатерины II на юге империи и войны с Турцией представляли явную угрозу для всей вывозной французской торговли, связанной с Марселем и другими портами Средиземноморского побережья.
Торговля с Левантом, т. е. со странами восточной части Средиземного моря, Архипелага и Мраморного моря, играла такую роль в экономической жизни страны и в частности в деятельности как торгового, так и промышленного капитала, что уступать этот рынок России и Австрии или одной только России французская дипломатия не хотела ни в каком случае.
Боролись при этом две тактики: министр иностранных дел Верженн был склонен всячески поддерживать Турцию в техническом, военном и финансовом отношениях, укрепляя ее обороноспособность против северного соседа; другие, например посол Франции в Константинополе граф Сен-При, полагали, что так как раздел Турции уже начался, то, чтобы не остаться при этом новом разделе с пустыми руками, следует заблаговременно принять в распределении добычи деятельное участие и захватить Египет и Сирию, а если нельзя, то хоть один Египет.
Верженн сместил Сен-При, и политика сохранения Турции восторжествовала.
О планах же Сен-При вспомнили лишь в 1798 г., когда генерал Бонапарт собирался отправиться в египетский поход.
Упорная вражда между Францией и Россией имела в основе своей именно этот страх французской буржуазии потерять драгоценный левантский рынок.
В 80-х годах XVIII столетия, в последние годы перед революцией, даже в брошюрах неоднократно высказывалась мысль, что Египет может с успехом заменить далекие заморские колонии Франции, которые того и гляди будут потеряны. Нужно сказать, что, как ни восторгалась французская буржуазия поражением Англии и освобождением североамериканских колоний, мысль, что, во-первых, это новое государство, Соединенные Штаты, сможет со временем отнять у французов их владения на Антильских островах, а во-вторых, что сами белью колонисты этих островов могут последовать примеру соотечественников Вашингтона, Франклина и Джефферсона и тоже отделиться от своей метрополии, в значительной мере охлаждала irx пыл. Не лучше ли взамен этих далеких и не очень прочных владений вовремя прибрать к рукам несравненно более близкие земли, отделенные от Франции не океаном, а только спокойным, знакомым Средиземным морем с его богатыми рынками, лежащими по пути в Египет?
О том, что впоследствии в 1798–1799 гг. пытался осуществить Наполеон, говорили в дипломатических канцеляриях и писали в брошюрах еще в те времена, когда на французском троне восседал христианнейший король Людовик XVI, а Наполеон был только артиллерийским поручиком.
Буржуазная революция и в данном случае пыталась осуществить экономические задания, завещанные ей буржуазией эпохи старого режима.
Талейран при составлении своего доклада о Египте пользовался советами и рассказами консула Магаллона, больше 35 лет прожившего в Египте; но что заставляло его так спешить с решением вопроса? Это было время наиболее близких и дружественных отношений, которые Талейран счел выгодным поддерживать с генералом Бонапартом, а Бонапарт уже с лета 1798 г. не переставал мечтать о завоевании Египта. Талейран уже тогда видел в молодом полководце будущего владыку Франции и изо всех сил стремился услужить и удружить ему.
Настала весна 1798 г., и дело решилось. Аргументы Талейрана показались Директории убедительными. Да они не имели ничего против того, чтобы удалить надолго, и притом на край света, беспокойного и честолюбивого Бонапарта, тон и приемы которого давно перестали директорам нравиться.
Яотмечаю и этот мотив, сыгравший отчасти свою роль, но настойчиво при этом предупреждаю читателя от доверия к старому, десятки раз повторяющемуся историками-анекдотистами утверждению, будто бы вся египетская экспедиция взбрела в голову генералу Бонапарту как некая авантюрная фантазия и будто Директория только потому отпустила на осуществление этой фантазии нужные средства, чтобы поскорее убрать опасного кандидата в диктаторы с глаз долой, куда-нибудь в Северную Африку.
После всего сказанного незачем распространяться о том, что дело с египетской экспедицией было сложнее и глубже.
5 марта 1798 г. предварительное и довольно беглое рассмотрение докладов Талейрана и генерала Бонапарта было Директорией закончено, и директорами было в тот же день подписано семь декретов, имевших целью организовать подготовку египетской экспедиции, высшее руководство которой было поручено Бонапарту. 12 апреля (23 жерминаля) того же года декретом Директории создавалась «восточная армия», главнокомандующим назначался генерал Бонапарт, которому поручалось: «Повести восточную армию на завоевание Египта, изгнать англичан из всех тех их восточных владений, куда ему удастся дойти, и именно уничтожить их конторы на Красном море, отрезать их от Суэцкого перешейка, принять все необходимые меры для обеспечения свободного и исключительного обладания Красным морем за Французской республикой, улучшить всеми имеющимися у него средствами участь туземного населения Египта, поддержать, насколько от него будет зависеть, доброе согласие с великим государем [35] и его непосредственными подданными». Так гласил этот важный официальный документ, сохранявшийся до поры до времени в строжайшей тайне.
Кроме директоров, министра иностранных дел Талейрана и генерала Бонапарта, никто не знал и не должен был знать об истинном назначении подготовлявшейся экспедиции: стоило англичанам вовремя проведать, и адмирал Нельсон[36] во главе британской средиземноморской эскадры, конечно, перехватил бы и уничтожил по пути флотилию Бонапарта.
Уже началась посадка войск в Тулоне и в Марселе на корабли, а солдаты и понятия не имели о том, куда и зачем их везут. Численность войска составляла 29 400 человек.
9 мая 1798 г. в Тулон прибыл и сам Бонапарт, встреченный войском с ликованием. Уже заканчивался второй месяц приготовлений, а в Европе все недоумевали и гадали о целях таинственного предприятия. Бонапарту удалось рядом очень ловких приемов внушить Вильяму Питту, английскому первому министру, уверенность, будто эта экспедиция направится сначала к берегам Испании, к Кадису, а затем – к берегам Англии, и Нельсон получил приказ идти к Гибралтару, т. е. в сторону, прямо противоположную той, куда на самом деле направился Бонапарт.
19 мая французский флот (37 военных судов и около 300 парусников, на которые рассажены были пять дивизий) отплыл в свое удивительное плавание. При штабе Бонапарта находилось несколько ученых-ориенталистов, жаждавших ознакомиться с древнейшим очагом человеческой цивилизации.
6 июня флот подошел к острову Мальта, тогда принадлежавшему рыцарскому ордену госпитальеров (или иоаннитов), который получил Мальту в дар от императора Карла V еще в 1530 г Без труда (и почти без боя) сломив сопротивление рыцарей, Бонапарт объявил (12 июня) Мальту собственностью Французской республики и пошел дальше.
30 июня вечером французский флот уже увидел Александрию.
Нужно сказать, что Нельсон хоть и поздно, но все-таки разгадал хитрости Бонапарта и помчался от Гибралтара сначала к Тулону, потом в Неаполь, потом к берегам Египта, но излишек быстроты ему повредил: прибыв в Александрию 28 июня, он узнал, что никакого Бонапарта здесь нет и ничего о нем никто не слышал, и сейчас же ушел искать его в других частях Средиземного моря. Бонапарт явился в Александрию спустя 48 часов и мог, никем не тревожимый, спокойно начать высадку войск, в то время как Нельсон на всех парусах мчался к Константинополю, уверенный, что если Бонапарт направился не в Египет, то уж, значит, непременно в Константинополь.
В ночь с 1 на 2 июля 1798 г. французы высадились около Александрии, а уже 8 июля авангард, предводительствуемый Бонапартом, двинулся из города на юг долиной Нила.
Никогда, начиная с XV столетия, когда турки завоевали Египет, эта страна не была прочно связана с Турецкой империей, и константинопольский султан, взыскивавший подати через своего наместника (другие функции управления его интересовали довольно мало), не располагал в Египте сколько-нибудь значительными силами.
Населения в Египте тогда насчитывалось (по довольно приблизительной и не весьма доказуемой статистике) около 2,5 млн арабов, около 200–250 тыс. коптов (остатки древнего коренного населения) и около 200 тыс. турок. Главную силу турецкой армии представляла кавалерия, это были так называемые мамлюки, которых насчитывалось 12 тыс. человек. Кроме них, были в некотором количестве янычары, регулярные турецкие войска, составлявшие непосредственно подчиненную наместнику армию.
С самого начала завоевания Бонапарт старался сохранить фикцию, будто он явился освободить местное население от притеснений со стороны мамлюков, злоупотреблявших своей властью, но что с турецким султаном он ссориться не желает. Так он сообщил и городским властям Александрии, поспешившим сдать ему город уже 2 июля.
Поход Бонапарта в глубь страны, начавшийся, как сказано, 8 июля, привел к ряду блестящих успехов. Битва при Романие, битва значительно южнее Романие – при Шебреизе, стычки на территории между Шебреизом и Каиром, куда быстро направлялся Бонапарт, закончились полным поражением мамлюков.
Мамлюки и янычары сосредоточили главные свои силы гораздо южнее, между Каиром и Гизехом (на левом берегу Нила, вблизи линии пирамид). 21 июля 1798 г. между Гизехом и пирамидами Бонапарт встретил всю эту армию, состоявшую под начальством Мурад-бея. Сражение закончилось полным разгромом турецких сил. Через три дня после этой знаменитой «битвы при пирамидах» Бонапарт вошел в Каир, столицу турецкого Египта.
Из Каира он двинулся, несмотря на страшную июльскую и августовскую жару, нестерпимую в этом климате, к северо-востоку. Остатки мамлюков уходили от него отчасти в южном, отчасти же в северо-восточном направлении. Настигнув их вблизи Салахие и нанеся им тяжкое поражение, Бонапарт вернулся в Каир.
Уцелевшие немногочисленные уже мамлюки сосредоточились у Эльариша. Что касается той части турецкой армии, которая после поражения при пирамидах спаслась не в северо-восточном, а в южном направлении, то здесь преследование замедлилось и из-за страшной жары и разлива Нила, и из-за подкреплений, которые получал Мурад от местных племен. Один из лучших бонапартовских генералов, Дезе, вел трудную войну на юге (в Среднем Египте) в течение всей второй половины 1798 и первых месяцев 1799 г.
Между тем одна за другой пришли в лагерь Бонапарта тревожные вести о двух событиях, теснейшим образом между собой связанных. Во-первых, оказалось, что, пока генерал Бонапарт сражался с мамлюками, адмирал Нельсон, тщательно рыская в течение всего июля по восточной части Средиземного моря, наконец открыл французскую флотилию, стоявшую на якоре в гавани Абукир, несколько восточнее города Александрии. Флотилия стояла там уже с месяц, со времени, как произошла высадка на берег привезенной на ней французской армии. Нельсон атаковал французский флот 1 августа 1798 г. и почти вовсе его истребил. С этого момента французская армия, завоевывавшая Египет, оказалась совсем отрезанной от Франции. Во-вторых, турецкий султан, до сих пор не осмеливавшийся формально объявить французам войну, теперь, узнав об Абу-кирском деле, поспешил это сделать 4 сентября 1798 г.
Об Абукире Бонапарт узнал очень скоро, еще в середине августа, т. е. через две недели после события. Но об объявлении войны Турцией он узнал лишь в конце января 1799 г., так трудны и случайны были сообщения между Европой и Египтом. Что касается турок, то их приготовления к войне были так медленны и происходили так далеко, что Бонапарт первым напал на них.
Он выделил из своей армии отряд в 15 тыс. человек и двинулся из Каира на северо-восток, к Эльаришу, городу на Средиземном море, лежащему на пути из Египта в Сирию. Поход был страшно трудный, по безводной пустыне, по глубокому песку, в котором вязли ноги. Поход начался 5 февраля, а уже 20 февраля был взят Эльариш, 25 февраля – Газа и 7 марта была взята Яффа.
Наполеон подошел к Яффе в начале марта 1799 г. и 4 марта начал осаду города, а 6 марта повел войска на штурм. Ворвавшись в Яффу, французы произвели страшную резню и полное разграбление домов жителей. Избиения приняли настолько массовый характер, что Наполеон послал своих двух адъютантов с наказом прекратить это: наступала жара и гниение валявшихся на улицах и в домах трупов могло лишь усилить и без того свирепствовавшую чуму. Адъютанты застали такое положение: жители избиваются массами, турецкие солдаты перебиты почти все, но около 4 тыс. турецких солдат, большей частью арнауты и албанцы, заперлись во дворе, окруженном со всех сторон постройками, и не хотят оттуда выходить, пока им не обещают сохранить жизнь. Они заявили, что иначе они будут защищаться в своем укрепленном дворе до последней капли крови, оружие при них было. Они знали, что Бонапарт еще перед началом штурма, покончившего с Яффой, требуя немедленной сдачи, грозил смертью всему гарнизону, если город не сдастся до штурма. Видя, что французы действительно избивают и гарнизон, и все население, эти уцелевшие арнауты и албанцы боялись той же участи. Адъютанты, посланные Наполеоном, обещали им пощаду, и тогда арнауты и албанцы вышли из своего укрепления и сдали оружие. Но Наполеон был в высшей степени разгневан этим поступком своих адъютантов. «Где у меня припасы, чтобы кормить эту массу? Где корабли, чтобы их отправить в Египет или во Францию?» – с неудовольствием повторял он. Все-таки и он немного поколебался перед тем, как нарушить обещание, данное от его имени. Но через три дня, 10 марта, Наполеон решился… Все 4 тыс. пленных были выведены на берег моря со скрученными за спиной руками и расстреляны все до единого.
«Эта страшная сцена еще и теперь бросает меня в дрожь, когда я о ней думаю, как и в тот день, когда я ее видел, и я предпочел бы, чтобы мне было возможно ее скорее забыть, а не быть принужденным ее записывать. Все ужасы, какие только можно себе вообразить в этот кровавый день, будут слабее действительности», – пишет очевидец этого расстрела безоружных Бурьен в своих воспоминаниях.
Покончив с Яффой, Бонапарт двинулся дальше.
От Яффы поход стал легче, так как раздобыли сразу много верблюдов. Бонапарт пошел почти вдоль берега моря, направляясь круто к северу, прямо к крепости Сан-Жак д'Акр.
В крепости стояла турецкая армия, почти вдвое превосходившая числом армию Бонапарта, под начальством Ахмет-Джеззара, которому с моря деятельно помогали англичане. Английский начальник эскадры Сидней Смит руководил обороной крепости.
Бонапарту удалось привлечь на свою сторону некоторые племена. Но общего восстания против турецкого владычества не последовало. Да и эта скороспелая «дружба» отдельных племен с французами оказалась более чем сомнительной. В долине реки Иордана показалась турецкая армия, шедшая на выручку осажденной крепости. Бонапарту удалось ее отбросить и не допустить к Сан-Жак д'Акру. Но взять крепость штурмом, несмотря на неоднократные приступы, ему не удалось, а взять ее голодом нечего было и думать, так как с моря турок снабжали англичане. Артиллерии у Бонапарта было мало, ведь тащить за собой многочисленные и тяжелые орудия по громадным египетско-сирийским пустыням было крайне трудно, а ту артиллерию, которую Бонапарт велел отправить морем из Египта в Сирию, перехватил на море Сидней Смит, и, таким образом, жерла пушек повернулись против самих же осаждающих крепость французов.
Правда, и осажденным эта борьба обошлась недешево, и значительная часть турецкой армии погибла в стенах крепости. Но Ахмет-Джеззар не сдавался. После двухмесячных упорных усилий (длившихся с 20 марта по 20 мая 1799 г.) Бонапарт снял осаду и ушел из Сирии в Египет.
Почему он в течение всей своей жизни повторял, что его судьбы решились этой неудачей под Сан-Жак д'Акром? Он хотел этим сказать, что если бы ему удался составленный им план, если бы вслед за падением Сан-Жак д'Акра ему удалось завоевать Сирию и Палестину, то эти три страны (Египет, Сирия и Палестина) сделались бы плацдармом, исходным пунктом, укрепившись на котором французы могли бы со временем думать о подготовке и реализации нового движения на Восток через Месопотамию и Персию к Индии, к той заветной Индии, где англичан можно было бы разгромить вконец, отняв у них главный источник их материальной мощи.
Отход от Сан-Жак д'Акра, от той самой крайней восточной географической точки, до которой удалось дойти Наполеону, знаменовал в его глазах отказ от мечты о походе на Индию. Ему предстояли долгие годы завоеваний на Западе, но завоеваниям на Востоке был положен конец.
Одной из причин, побудивших Бонапарта снять осаду с Сан-Жак д'Акра, была чума, которая свирепствовала от Яффы до Дамаска и от которой начала страдать также французская армия.
На обратном пути из Сирии в Египет генерал Бонапарт жестоко расправился с теми селениями, жители которых были заподозрены в партизанских нападениях на французов и в других тому подобных провинностях. Селения сжигались, виновные расстреливались.
В Египте вообще было не очень спокойно в отсутствие Бонапарта. Волнение в арабских племенах проявилось особенно в оазисах и вообще вне городов, где французские военные власти установили известный полицейский порядок.
После двадцатидневных усиленных маршей Бонапарт 11 июня 1799 г, вошел в Каир, столицу завоеванного им Египта. В последующее время французам пришлось одновременно и отбиваться от нападений арабских племен, высылавших конницу из Южного Египта, с одной стороны, и из Ливии, с другой стороны, и зорко следить за готовившимся уже давно при помощи англичан десантом регулярной турецкой армии близ Александрии. Этот десант высадился 11 и 12 июля 1799 г. в Абукире. Бонапарт немедленно напал на высадившуюся армию и совершенно ее уничтожил.
Это было уже в конце его пребывания в Египте. В эти же месяцы он доканчивал начатую им еще в 179S г. организацию завоеванной страны.
То, что французские историки склонны называть «колониальной политикой» Бонапарта в Египте, было на самом деле попыткой, покорив громадную страну, обеспечить дальнейшее расширение колониальной экспансии на Сирию, Палестину, Месопотамию, Индию.
Не следует представлять себе дело так, что Наполеон ставил своей целью в один прием, так сказать, завоевать все эти страны и изгнать англичан из Индии. Второй и третий этапы могли воспоследовать и не в 1798, и не в 1799, и не в 1800 гг. Но что Египет интересовал его главным образом именно как плацдарм для будущего нашествия на Индию, в этом не может быть никакого сомнения.
Прежде всего он стремился поэтому расположить к себе арабское население, наиболее многочисленное и влиятельное в стране. «Я являюсь к вам, чтобы восстановить ваши права, наказать узурпаторов, я почитаю больше, чем мамлюки, Аллаха, его пророка и Алкоран», – так гласило его первое воззвание к Египту. Под узурпаторами он понимал турок, завоевавших Египет в XV в. Он старался не только не уничтожать существовавшие учреждения, но оставил почти всех должностных лиц, изъявивших покорность, на своих местах. Налоги и подати, шедшие до его прибытия в пользу турецкой казны, теперь направлялись в казну французской армии и администрации. Он приказал своей интендантской части и в гарнизонах, и во время походов платить населению за живность и продукты, нужные для продовольствия армии, не позволял солдатам произвольные поборы и грабежи (другой вопрос, насколько этот запрет реально действовал).
Местная арабская светская и духовная знать – шейхи и улемы – должны были, по мысли Наполеона, стать одним из главных орудий французского господства над страной; он старался также привлечь местную торговую прослойку. Весь Египет был разделен на 17 административных единиц, причем каждая такая «субдивизия» была подчинена бригадному генералу, при котором состоял в совещательной роли особый Диван, состоявший из семи назначенных Бонапартом местных именитых людей из арабского населения. Это было высшей властью в каждой «субдивизии»; верховная власть, которой они все подчинялись, принадлежала генералу Бонапарту. В тех местностях, где коптский элемент преобладал над арабским, Бонапарт предоставил должности сборщиков податей и полицейские обязанности коптам. Но и над арабскими и над коптскими должностными лицами был установлен постоянный и очень бдительный надзор и контроль посредством особых французских комиссаров.
Всеми силами стремясь к тому, чтобы Египет поскорее осознал себя независимой от турок страной, которая отныне должна считаться только с французами, Бонапарт еще 14 октября 1798 г. открыл в Каире особый конгресс из 189 уполномоченных, избранных специально для этой цели всеми 17 Диванами, т. е. совещательными собраниями именитых лиц из местного населения, состоявшими, как выше сказано, при 17 бригадных генералах – правителях «субдиви-Зий». В среднем от каждого Дивана была прислана депутация из 9 человек, а провинции побольше прислали по 18 депутатов. Это было представительство наиболее богатых классов населения, притом подобранное из наиболее преданных французам людей. Это собрание называлось Главным диваном и должно было представить генералу Бонапарту свои соображения о желательных реформах в области юстиции и администрации, организации обложения, законов о наследствах и т. д.
Заседали они с 14 до 18 октября, ровным счетом четыре дня.
Ничего особенного они генералу не сообщили и мирно разъехались по домам, получив свыше приказ распространять веру в благие предначертания французского начальства. Бонапарт назначил специально для Каира Диван из 9 человек, к которым прибавил по одному от каждой провинции – «субдивизии». Это было уже постоянное административное учреждение. Он очень стремился через этот Диван и через магометанских улемов Египта завести сношения с далеким мусульманским миром Азии, прежде всего с Меккой и Мединой, и агитировал в пользу перенесения высшего духовного звания с константинопольского султана на меккского халифа. Ему это нужно было для полной эмансипации населения Египта от всякого турецкого влияния.
