Текст книги "Безвременье и временщики. Воспоминания об «эпохе дворцовых переворотов» (1720-е — 1760-е годы)"

Автор книги: Евгений Анисимов

Соавторы: Михаил Данилов,Наталья Долгорукая,Эрнст Миних,Бурхард Миних
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 25 страниц)

Артиллерии найдено здесь сто пятьдесят семь медных пушек, двадцать две медных мортиры купно с великим запасом амуниции и провианта.

Между пленными находились также наложницы паши и его сын Махмет-Бей, которые однако же, по усильнейшей их просьбе, получили дозволение отъехать в Константинополь. Ибо упомянутый паша представлял, что отправление его семьи послужит единственным средством освободить его от подозрения в недостодолжном исполнении своей должности.

Из обывателей остались токмо беднейшие в городе, но богатые со всем имуществом своим убежали в близ граничащую Польшу.

На другой день по завоевании города утром рано армия, выступя из лагеря, расположилась в строй и по отпетии благодарственного молебствия выпалено изо сто одной пушки с Хотинской крепости при троекратном беглом огне от всей армии.

Потом отец мой в провожании паши, янычарского аги и других знатнейших турецких чиновников поехал, все верхами, от одного крыла на другое. При сем случае означенный паша отозвался, что хотя турецкая армия обще с татарами и составляла с лишком сто тысяч человек, однако признаться ему надобно, что невозможно было противостоять такому войску, какое он теперь видит, где толь хорошая дисциплина и послушание введены, присовокупя к тому, что огонь российской армии несравненно превосходнее турецкого.

В оный же день сей паша Калчак, то есть хромым проименованный, обще с некоторыми другими турецкими пленниками угощены от отца моего обеденным столом. Во время стола подносили им за здравие императрицы, которое запивали они, в противность заповедания от Магомета, венгерским вином из больших бокалов.

По совершенном рассеянии неприятеля надеялся отец мой прочия операции сего похода окончить с немногим числом войска. Почему и отправил он три баталиона и один эскадрон гвардии, равно как и некоторые другие полки на зимние квартиры. С сими посланы так же военнопленники, составляющие около двух тысяч человек обоего пола, а притом и победоносные трофеи, состоящие из сабли паши, нескольких серебряных командирных жезлов и из двадцати семи знамен.

После сего отец мой, оставя в Хотине достаточный гарнизон, выступил в поход и прямо пошел к реке Пруту.

Подольское дворянство, которое в случае несчастливого похода для россиян, без сумнения, намерено было соединиться с турками противу нас, за нужное почло после описанного происшествия отправить к отцу моему знатных депутатов для поздравления с одержанною победою.

О неприятеле ничего больше не слышно было, как что турки отступили весьма поспешно к Дунаю, а татары вдоль Днепра к Буджаку, так что отец мой после трех маршей пришел к Пруту, накинул чрез оный несколько мостов и со всею армиею переправился чрез него благополучно.

Название сей реки от 1711 года было весьма противное слово для ушей российских. Петр Великий в упомянутом году, преследуя турок, вспомоществовавших Карлу XII, подвинулся даже до берегов реки Прута, но за недостатком в съестных припасах пришел с своею армиею в толь худое положение, что он, будучи от неприятеля, так сказать, осажден, не мог ни в ту, ни в другую сторону отступить. Почему и не оставалось другого средства, кроме как подкупить великого визиря деньгами и заключить мир на невыгодных условиях, в силу которых половина состоящей доселе под российскою державою Украины уступлена Польше, Азов возвращен туркам и заложенный на Черном море флот, купно с таганрогским портом, истреблен и разорен до основания.

Когда отец мой чрез сию проклятую реку без всяких затруднений переправился, то сие подало ему повод написать в посланной ко двору реляции, что он поносный Прут сделал опять честным.

Сим образом российская армия вступила наконец в Молдавию.

Провинция сия есть одна из плодоноснейших и благословеннейших земель в Европе. В ней хлеба, вина и плодов произрастает в великом изобилии и наилучшего рогатого скота находится чрезвычайное множество. Жители исповедуют греческий закон, и управляет ими собственный их князь, называемый господарь, которого достоинство хотя и наследственно, однако редко пребывает в одном поколении, поелику турки за малейшее неудовольствие на поступки господаря, отреша его, возводят другого. Впрочем, на сие достоинство избирают они обыкновенно достойного и заслуженного мужа из греков.

На марше к главному городу Яссам принимал отец мой депутатов от молдавских чинов с таким предложением, что они подвергаются державе российской императрицы и просят милости и покровительства ее. Причем депутаты, между коих предводителем был князь Кантакузин, объявили, что господарь их Григорий Гика, оставленный как от турок, так и от собственного своего войска, пошел к Дунаю. Сии депутаты отправлены от отца моего с ответными письмами к чинам молдавским.

Приблизясь к Яссам, расстоянием на две версты от города, вышли к нему навстречу все духовенство, совет господаря и дворянство в предшествии митрополита. Сей, облаченный в церковных ризах и со крестом, дал благословение отцу моему и всей армии, а притом краткою речью изъяснил, сколь радостно подвергаются они достославному скипетру императрицы Анны Иоанновны, препоручая себя со всеми единоземцами под покров и благоволение сей монархини.

Отец мой удостоверил их в удовлетворении их просьбы на условии верностного и послушного поведения, и они поехали верхами за отцом моим в город до дворца бежавшего господаря, где принят он при беспрерывной музыке с пушечною пальбою и с радостным восклицанием многочисленного народа.

На третий день по прибытии его приказал он созвать чинов молдавских и сделал с ними расположение как о контрибуции, так и о поставке съестных припасов и фуража для армии.

Между тем как он, обо всем вышеупомянутом донеся как своему двору, так и римско-императорскому генералитету в Венгрии, дожидал новых инструкций, отрядил он сильные партии гусар и донских казаков частию в Буджакскую Татарию, частию же в турецкие провинции, граничащие с Валахиею и Седмиградскою землею.

Дела состояли теперь в таком положении, что не токмо наилучшие зимние квартиры для войск запасены, но уже и открытый путь предстоял атаковать неприятеля в будущем походе внутри его земель.

Но вся польза и выгода, каких можно было токмо как России, так и римскому императору от таковых успехов ожидать, разрушились заключенным при Белграде пагубным мирным трактатом, к удивлению целого света, и жалостным образом испровергнулись без возврата.

После несчастного покушения под Кроцкою римско-императорские войска пришли в такое уныние, что более не в состоянии находили себя какой-либо успех иметь в предприятиях противу турок. И как сии между тем приступили к осаде Белграда, то генерал граф Нейперг воспользовался данною ему от императора полною властию, и отъехал в турецкий стан с предложениями о мире, где находившийся французский посланник господин Вильнев столько подкреплял его, что мирный трактат чрез посредство Франции заключен на следующих условиях, а именно: чтобы многими миллионами построенную крепость Белграда и область оной, купно со всею Сербиею, уступить Оттоманской Порте, что самое в непродолжительном времени и не дожидаясь императорской ратификации исполнено быть долженствовало; что же касается до России, она равномерно в сей мирный трактат включена, но токмо условия с нею предоставлено постановить под французским же посредством колико можно выгоднейшие.

Три дня спустя по подписании вышеизображенного трактата римско-императорский генералитет получил с курьером известие о разбитии турецкого войска под Ставаслом, о взятии Хотина и о приступлении российской армии к Яссам.

Напротив того в самое то время, как отец мой, овладев всею уже Молдавиею, занимался величайшими проектами истинный вкусить плод от своих завоеваний, пришла к нему весть об оном внезапном происшествии, которое не токмо границы императора в Венгрии нарочито сократило, но и всю надежду России прекратить настоящую войну с коликою выгодою, с толикою и славою почти до конца испровергнуло.

Судя по тогдашним обстоятельствам наверное полагать можно, что Россия одна в состоянии была с турками управиться, если бы в том же году шведы, подущением Франции, не приготовились вступить в Финляндию, дабы союзникам своим туркам сделать чрез то диверсию. В следствие чего российский двор заблагорассудил на сей раз удовольствоваться одною приобретенною славою и заключить мир на следующих условиях: Азов и Очаков до основания разорить; нарочитое пространство земли как Крымской, так и на другой стороне Днепра лежащей степи присоединить к российским границам; всех в турецкой неволе находящихся российских подданных освободить и, наконец, султану признавать императорский титул российских государей. Напротив того императрица обязалась войска свои из Молдавии возвратить и всех турецких пленников, кроме принявших христианский закон, отпустить в их отчизну.

Хотя теперь упомянутые статьи вскоре после заключенного римским императором мира постановлены, однако обмен ратификаций не прежде как в конце сего года последовал, и потому отец мой с армиею оставался до тех пор в Молдавии, а выступил оттуда уже в декабре месяце.

По приезде в Украину выдал он младшую сестру мою Луизу Доротею, вдовствующую фон Логаумберг, за состоявшего тогда в российской военной службе графа Солмса вильденфельской линии, после отправился в Санкт-Петербург.

Начало 1740 года было примечательно великолепнейшим торжеством (какового никогда в России не бывало) по поводу заключенного между сею империею и турками мира.

Четырнадцатого числа февраля рано поутру съехались ко двору все знатные обоего пола особы первых пяти классов. По окончании литургии в придворной церкви архиепископ Новгородский говорил приличную сему торжеству речь, в которой не оставил приписать похвалы и отцу моему. Потом двое герольдов выступили на середину церкви, и один из них читал печатный манифест о мире. За сим началось благодарственное молебствие, по окончании которого оба герольды поехали на лошадях в знатнейшие места города для обнародования мира и там кидали в народ золотые и серебряные жетоны.

По отпетии молебствия императрица в провожании всех знатных особ шествовала в галерею и приветствовала тут краткою речью следующего содержания: что как она за частые турками и татарами производимые в ее империи насильствия и оскорбления достохвальным и мужественным подвигом обоих генерал-фельдмаршалов графа Миниха и Лассия полное получила удовлетворение, то заблагорассудила бывшим по сие время ее врагам даровать паки мир и чрез то сохранить верноподданных своих от пролития крови и лишения имущества их, и, чтобы сии чрез настоящее облегчение вкусили предварительно плоды мира, соизволяет она обыкновенный подушный сбор со всех без изъятия подданных за первые шесть месяцев сего текущего года оставить и не взимать, а те воинского и гражданского звания чины, которые в течение сей войны отличные усердием своим показали заслуги, имеют в сей же день существенные ощутить знаки всемилостивейшего ее благоволения.

В ответ на сие приветствие императрицы читал тогдашний кабинетский министр князь Черкасский от имени всего народа длинную, на шести листах кругом, речь, содержащую благодарение за материнское попечение императрицы в защищении оскорбленных ее подданных, поздравление с достославным миром и, при преданнейшем уверении в признательности за дарованное опущение полугодового подушного сбора, многие желания о высочайшем здравии и благополучном царствовании ее величества.

После сего следующие происходили пожалования: герцогу Курляндскому подарила императрица большой золотой и бриллиантами осыпанный бокал, в котором находился указ о принятии из рентереи пятисот тысяч рублей. Супруга герцога получила орден Св. Екатерины, два сына его орден Св. Андрея, а его дочь портрет императрицы – все пребогато украшенные бриллиантами. Оба фельдмаршала получили каждый по шпаге, бриллиантами осыпанной, равно как и генерал-аншефы, на турецкой войне находившиеся. Но сверх того, накануне сего дня, императрица соизволила пожаловать отцу моему драгоценную звезду и крест ордена Св. Андрея. Принц Брауншвейгский пожалован из майоров в подполковники второго лейб-гвардии полка, а отец мой в подполковники первого тож лейб-гвардии полка. Генерал-поручики Кейт, Левендаль, Бисмарк и Густав Бирон произведены генерал-аншефами, причем также пожалованы им шпаги, бриллиантами осыпанные. Орден Св. Александра Невского получили шесть человек, в числе коих и я удостоен сей высокой милости. Отцу моему определена была пенсия по пять тысяч рублей в год, а фельдмаршалу Лассию и графу Остерману по три тысячи рублей в год. Кабинетский министр Волынский получил в подарок двадцать тысяч рублей, а князь Черкасский и обер-маршал граф Левенвольде бриллиантовые перстни по цене от пяти до шести тысяч рублей. Генерал-аншефу Ушакову пожалован портрет императрицы, бриллиантами украшенный, ценою от трех до четырех тысяч рублей.

Кроме сих подарков императрица указала многим особам выдать в заем знатные суммы денег на многие годы без всяких процентов. Даже тот самый, который за любимою сучкою императрицы присмотр имел и по природе был князь, получил за ревностную свою службу три тысячи рублей в подарок, не упоминая о многих других не столь знатных пожалованиях и повышениях чинами.

На другой день пополудни было опять собрание при дворе. Как скоро императрица из своих внутренних покоев выйти изволила, жаловала она собственноручно золотые медали, на случай заключенного мира чеканенные; самые большие медали содержали весом пятьдесят, а меньшие – тридцать червонных. Все как присутствующие, так и отсутствующие знатные особы, считая от генерал-фельдмаршала до генерал-майора, равно как и чужестранные министры, получили по одной из упомянутых медалей.

После сего императрица, подошед к окну, обращенному к площади пред дворцом, приказала бросать собравшемуся многочисленному народу золотые и серебряные жетоны, а потом изволила смотреть на предивное и обычайное в России зрелище, а именно: что народ по данному сигналу бросился на выставленного на площади жареного быка и другие съестные припасы, равно как и на вино и водку, которые фонтаном били в нарочно сделанные большие бассейны.

Ввечеру был бал, на котором содержавшийся поднесь в плену сераскир Агия-паша, купно с пашою хотинским, имели честь быть представлены императрице, причем первый приносил монархине за все ощущенные высокие милости, с текущими из глаз слезами, благодарение краткою на турецком языке, но преисправно сложенною речью.

Императрица явила и сим двум мужам знаки своих щедрот, а именно: сераскиру пожаловала соболью шубу ценою в несколько тысяч рублей, а паше хотинскому – драгоценную шубу из куниц в подарок.

По окончании бала был вечерний стол и потом зажжен преогромный фейерверк, изображающий храм Януса, купно с иллюминациею.

Следующего дня представлена на придворном театре новая италианская опера. На четвертый и последний день был большой маскерад с великолепным ужином, которым и кончились увеселения сего торжества.

Девятого числа майя сего года был для нашего дома сугубо радостный день: первое – что тогда праздновал отец мой день своего рождения, и второе – в самой тот день жена моя родила первого сына. Восприемниками были герцог Курляндский с своею супругою, почему сын мой и получил имена Иоганна Готлиба.

В начале лета в здравии императрицы чувствительная оказалась перемена. Она с лишком за пятнадцать лет ощущала боль от каменной болезни, которые припадки по сие время еще сносны были. Но тут не токмо стала претерпевать ужаснейшее мучение, но и жизненные ее силы начали день ото дня умаляться и ослабевать. Между тем имела она радость при жизни своей видеть рожденного ее внука. Ибо в двенадцатый день августа принцесса Анна разрешилась от бремени молодым принцем благополучно. Восприемницею была сама императрица, а при крещении наречен он Иоанном.

Шестого числа октября императрица, севши за стол и покушав немного, вдруг сделался с нею обморок, и без памяти отнесли ее в постель.

Герцог Курляндский в то же мгновение приказал позвать к себе отца моего, двух кабинетских министров, князя Черкасского и тайнаго советника Бестужева и обер-маршала графа Левенвольда.

По приезде отца моего герцог, проливая токи слез и с внутренним от скорби терзанием, вопиял: сколь он несчастлив ныне, что толь преждевременно и неожидаемо лишается государыни, которая удостаивала его непомерною милостию и доверенностию своею; что он после кончины ее не может ничего доброго себе обещать в такой земле, где, как ему небезызвестно, имеет он больше врагов, нежели друзей, и за все оказанные им государству заслуги иного награждения не ожидает, кроме неблагодарности и ненависти; что при всем том сие в рассуждении собственной его персоны не столько прискорбия сердцу его приносит, сколько навлекает горести состояние, в котором государство по кончине императрицы находиться будет, наипаче когда он поднесь всеми силами споспешествовал к благоденствию оного; что наследник еще младенец в колыбели, не достиг и восьми недель возраста своего; что о назначении его к наследию престола по сие время от императрицы ничего гласного не вышло и потому неизвестно, как от народа, оказавшегося недовольным в прежние правления малолетных государей, новое при нынешних обстоятельствах избрание принято будет; что шведы, которые поныне не престают вооружаться, не могут благоприятнейшего желать случая атаковать Россию, как если внутренние родятся в ней несогласия; что при положении сих дел крайне важно и полезно правление государства вверить такой особе, которая не токмо достаточную снискала опытность в делах государственных, но также имеет довольно твердости духа непостоянной народ содержать в тишине и обуздании; что он хотя не может ничего сказать в предосуждение характера и свойства души принцессы Анны, матери молодого принца, но думает, что она, учинившись правительницею, по природной нежности сердца своего, неотменно пригласит в Россию родителя своего герцога Мекленбургского Карла-Леопольда и предоставит ему знатное участие в государственном правлении и что тогда опасение настоять будет, дабы упомянутой герцог, который, как не безызвестно, по крутому и своебычливому нраву своему не мог с собственными подданными в согласии ужиться, не преклонил принцессу, дочь свою, на предприятия вредные и опасные не токмо для нее, но, статься может, и для сына ее; что принадлежит принцу Брауншвейгскому, то он и того менее усматривает, чтобы государственное правление ему вверить было можно, ибо он заподлинно ведает, что тогда государство не означенным принцом, но венским посланником управляемо и, следовательно, во все раздоры австрийского дома вовлечено будет.

Не успел лишь герцог Курляндской последние слова сей речи произнесть, как оба кабинетские министры, князь Черкасский и Бестужев, вошли в покой. Сим повторил он до слова тоже самое, что отцу моему говорил, равно как и обер-маршалу Левенвольду уже наперед о том же изъяснился, но заключения своей речи он никому не делал, будучи благонадежен, что каждый мысли его легко угадать может. Князь Черкасский был первый, который начал говорить так: что он никого другого достойным и способнейшим не находит, которому можно бы было вверить правление, как герцога Курляндского, поелику сей с толиким усердием и славою трактовал дела государственные, и что личная его польза в рассуждении герцогства Курляндского с благоденствием России сопряжена теснейшими узами, и потому он думает целой империи оказать услугу, если всепокорнейше станет утруждать герцога, дабы он благоволил и впредь обратить внимание и попечение свое к пользе и славе государства.

К сему предложению тайный советник Бестужев приступил согласием своим неукоснительно. Отец мой, равно как и граф Левенвольде, предусматривая, что не токмо тщетно, но и крайне опасно будет на сие прекословить, за благо рассудили на сей случай худому последовать примеру.

Обстоятельство сие было весьма щекотливое, в каком токмо честный человек находиться может, ибо все то, что гнуснейшая лесть, как герцогу, так и его фамилии оказываемая, придумать может, оное поднесь императрица не токмо всегда попущала, но даже в угождение свое поставляла. Напротив того за малейшие оскорбления, учиненные от кого-либо сему любимцу, столь сурово взыскивала по обыкновению своему, что премножество несчастных примеров на то имелось. Хотя же медики малую к выздоровлению императрицы подавали надежду, однако ни единый из них не мог сказать заподлинно, что кончина ее близко предстояла. Почему если бы случилось, что она опять оправилась, то одной недели было бы довольно к погублению того, кто захотел бы в глаза сказать герцогу чистую правду. В сходствие чего если кто упомянутые обстоятельства сообразит благорассудительно, тому чаятельно не покажется в сем деле поступок отца моего странным и с здравым рассудком несовместным.

Когда герцог от всех вышеименованных лиц выманил желанное приветствие, то ответствовал, что учиненное предложение могло бы чрезмерно удивлять его, если б он не почитал искреннейшую любовь и дружбу их к нему единственным к тому побуждением, но что он им самим предоставляет рассудить, сколь мало участников в таковых патриотических расположениях в публике найдется, что он чужестранец, в котором империя российская не интересована; что благоволение императрицы к нему возбудило бесчисленных завистников, и что он почасту с прискорбием видел, как чистейшие его намерения гнуснейшими обезображены были толками, чего же не воспоследует, когда он верховную власть получит? сколь немногих может он сделать тогда благодарными и коликим действиям оклеветания будет он подвержен? что по сие время императрица защищала и охраняла его от всех врагов, но кто впредь станет за него стоять и способствовать к его обороне? что он милостию императрицы награжден столь богато, что в сем свете ничего другого желать ему не остается, как токмо пристойным образом отъехать в свою отчизну; что такового утешения, надеется он, не похотят лишить его и первые враги его; что если какие-либо уважения в состоянии побудить его к восприятию толь тяжкого бремени, то не находит он других, кроме признательности своей к великим благодеяниям, ощущенным от императрицы, привязанности к ее высокой фамилии и усердия, с каковым он во всякое время расположен был к славе и благоденствию Российской империи, но что он ни на что решиться не может, пока мнения Других благонамеренных патриотов не узнает, и потому считает за нужное следующего дня учредить к тому концу совет из знаменитейших особ Сената, генералитета и придворных чинов; что паче всего необходимо потребно молодого принца Иоанна объявить наследником престола и ему учинить присягу в верности, почему и советует он обо всем оном рассудить и сообразить с графом Остерманом, приложив старание в сию же ночь заготовить манифест, дабы он на другое утро от императрицы подписан и обнародован быть мог.

Хитрого графа Остермана еще в 1730 году после кончины Петра II буде неистинная, то по крайней мере притворная болезнь благополучно освободила от присутствования в том собрании, в котором тогда об ограничении самодержавной власти рассуждаемо и положение сделано было, но на сей раз действительная подагра в обеих ногах, ради чего он более пяти лет беспрерывно сидел дома, не могла избавить, чтоб не дать, так же как и другие, своего согласия на регентство герцога Курляндского. Как скоро отец мой, крупно с прочими вышеименованными особами, известил его обо всем происходившем, то он немедленно при величайших знаках усердия согласие свое изъявил, присовокупя, что если герцог Курляндский в нерешимости своей останется, то надлежит самую императрицу утруждать, дабы она преклонила его к тому.

Потом сочинили тем же часом манифест и за нужное сочли в чрезвычайный совет пригласить еще следующих особ, а именно: генерала Ушакова, адмирала графа Головина, обер-шталмейстера князя Куракина, генерал-прокурора князя Трубецкого, генерал-поручика Салтыкова и гофмаршала Шепелева.

На другой день рано поутру все прежде и теперь именованные особы съехались ко двору и собрались в комнатах герцога Курляндского. Даже сам граф Остерман не оставил туда явиться, которого принесли в креслах. Равномерно дано повеление четырем лейб-гвардии полкам того же утра собраться на площади пред дворцом.

Как скоро императрица манифест подписала, то прочтен оный в многочисленном собрании знаменитейших воинских и гражданских чинов в придворной церкви, и тут принцу Иоанну яко наследнику престола учинена в верности присяга. Во всех городских церквах то же самое совершено. Стоявшие пред дворцом лейб-гвардии полки присягали поротно.

После сего приступили к рассуждению об управлении государством: все не токмо согласились, что герцог Курляндский признается способнейшею к тому особою, но за нужное нашли о сем единогласном мнении своем письменное императрице сделать представление и утруждать просьбою, дабы ее величество, всемилостивейше одобрив оное, благоволила герцога Курляндского склонить к принятию регентства. Причем положили также для подписания поднести императрице декларацию, в которой значилось, что герцог Курляндский имеет, в звании регента, управлять всеми государственными делами до того, как молодой принц достигнет семнадцати лет возраста своего.

Граф Остерман взял на себя как то, так и другое предложить императрице, но он не мог прежде получить аудиенцию, как по прошествии двух дней.

Между сим временем созваны от сорока до пятидесяти знатнейших воинских, статских и придворных чинов, которых, представя необходимость для государства иметь регента в особе герцога, понудили согласных на то подписать свои имена.

Сколь ни великую герцог Курляндский имел власть над сердцем императрицы, но ничто не стоило ему толикого труда, как преклонить, дабы она в рассуждении будущего надлежащее обо всем сделала распоряжение. Императрица о смерти совсем слышать еще не хотела и почитала оное провозвещавшем близкого ее конца. Напоследок как она согласилась выслушать графа Остермана, то сей, убедительно представя ей о положении дел, поднес принесенные с собою бумаги. Императрица приняла их с спокойным духом и положила под свое изголовье, вещав, что резолюция от нее дана будет после.

Между тем как несколько дней никакой не выходило резолюции, то герцог начал беспокоиться и опасаться, дабы какие-либо естественные уважения императрицу от того не удержали, и потому вздумал принцессе Анне чрез известную особу, якобы посторонне, сообщить, дабы она сама решилась просить его о принятии регентства, а после и императрицу утруждать о назначении его на оное.

Ответ принцессы на сие странное предложение гласил так: что она никогда не мешалась в дела государственные, а при настоящих обстоятельствах еще менее отваживается вступать в оные; что хотя императрица, по-видимому, в опасности жизни находится, однако с помощию Божиею и в уважении ее лет может паки получить свое здравие, и потому если ее величеству представить о помянутом, то сие значит снова напоминать о смерти, к чему она, принцесса, приступить отнюдь не соглашается; что когда ее императорскому величеству всемилостивейше благоугодно было принца Иоанна избрать наследником престола, то и нельзя сомневаться, чтобы ее величество не соизволила сделать нужные и о государственном правлении распоряжения, почему все оное и предоставляет она на собственное ее величества благоусмотрение, а впрочем не неприятно ей будет, если императрица благоволит вверить герцогу регентство во время малолетства принца Иоанна.

Герцог на сие полученное ответствие никакого не делал отзыва, но тот самый, кто сие препоручение исполнил, не преминул об оном известить в совете. После чего неукоснительно положено некоторым членам совета поехать к принцессе и стараться преклонить ее на то, чего герцог желал.

Депутаты ездили к ней на другой день, но не получили иного и лучшего ответа, как и предыдущий посланный.

Итак, герцог видел себя принужденным сам по делу своему стряпать, и хотя императрица откровеннейше предостерегала его сими словами: «Я сожалею о тебе, герцог! ты несчастлив будешь!», он, однакож, до тех пор не отставал, пока императрица, позвав графа Остермана, подписала в его присутствии декларацию и приказала положить оную в стоящий подле ее постели шкаф с алмазными вещами.

Потом граф Остерман, вышед из комнаты императрицы, возвестил сие важное известие всему между страха и надежды колеблющемуся собранию.

Спустя несколько минут явился и сам герцог Курляндский и уверял всех вообще, что императрица не токмо изъявила всемилостивейшее благоволение свое на все их для пользы империи предпринятые подвиги, но также обещала им всем, буде Бог ей поможет, существенные показать знаки своего удовольствия, а для изъявления собственной своей признательности употребил он сие восклицание: «Вы, господа, поступили как древние римляне!»

Между тем императрица час от часу в худшее приходила состояние своего здоровья, но несмотря на сие принимала она почти ежедневно посещения от великой княжны Елисаветы Петровны, принцессы Анны и ее супруга и всеми вопросами и разговорами своими доказывала, что она имела еще полное употребление своего рассудка.

Семнадцатого числа октября по полудни почувствовала она, что у нее левая нога отнялась, и как ввечеру великая княжна Елисавета Петровна и принцесса Анна с своим супругом к ней вошли, то она с весьма спокойным духом с ними прощалась. В девять часов получила она конвульсивные припадки, и как потом ее духовник, придворный священник и певчие, дабы дать молитву по греческому закону, в комнату позваны, то вошел туда также отец мой, князь Черкасский и некоторые другие. Первого узнала умирающая императрица и вещала к нему: «Прощай, фельдмаршал!» – других не могла она больше различить, но спрашивала, кто они таковы, и они, быв по именам названы, сказала всем: «Прощайте!» После сего соборовали ее маслом, и по окроплении святою водою предала свой дух.

Так кончилось житие и правление одной из величайших государынь, на российском престоле царствовавших. Она была одарена хорошим разумом, имела беспримерную память и говорила на природном языке лучше, нежели статься может кто другой в России. В публичных церемониях умела она показать себя с превеличайшею важностью и приличием. Если же хотела кому-либо благоприятство свое изъявить, то знала употреблять на то выражения лестнейшие и обязательнейшие. Выговоры ее были чувствительны, но без всякой обиды. Она упоена была честолюбием и во всех предприятиях своих стремилась к славе. Хотя в правление ее пышность в строениях, домашних уборах, экипажах и одеждах несравненно превосходила великолепие всех предыдущих государей, однако при всем том расходы ее никогда не превышали обыкновенных доходов двора, но еще нарочитая сумма оставалась в запасе. За оказанные заслуги награждала она щедро. Предшественников ее подарения состояли большею частию из земель, но наличными деньгами никто не жаловал столь великие суммы, как она. Она не токмо ежедневно слушала предлагаемые ей дела с великим вниманием и терпеливостью, но не оставляла рачительно осведомляться об исполнении оных. Она любима была моими подданными, благоденствие которых, лучшее распоряжение внутреннего домоводства, приращение коммерции и умножение мануфактур составляли главнейшую заботу ее сердца, но когда желание ее не так, как должно, выполнялось, то всю вину надлежит относить частию к особенному интересу известных особ, частию же к прилеплению к некоторым худым старинным правилам. Она умножила войска нарочито и ввела в оных лучшую дисциплину и порядок, нежели прежде было: никогда армия не имела искуснейших иностранных генералов и офицеров, как в ее правление. Что касается до флота, хотя она и намерена была произвесть в нем некоторые вновь распоряжения, однако исполнение оных не удалось ей при жизни своей видеть. Дабы снабдить российскую конницу годными лошадьми, приказала она превеликое множество наилучших иностранных лошадей выписать, учредить многие конские заводы и на содержание их определить богатые деревни и земли. На сибирских железных и медных заводах для получения большей пользы от них состояли в ее правление многие искусные в горной науке мужи, выписанные из чужих земель по ее повелению, не упоминая, что к распространению означенных заводов делала она подкрепление отпуском знатных из казны денежных сумм. Для умножения алмазов и сокровищ, царских потрачены ею несколько миллионов рублей. Петра Великого недоконченные проекты старалась она в действо произвести наитщательнейше. Ладожской канал строением окончен в ее правление. На строение Кронштадтского канала и принадлежащих к тому доков отпускала она по двести тысяч рублей ежегодно. Во время ее царствования большая часть деревянных домов в Санкт-Петербурге переделаны каменными, не упоминая, что многие пустые места вновь застроены. Сколько она попечения имела о споспешествовании наукам и художествам, оное доказывают заведение Кадетского корпуса, приобщенной к Академии наук гимназии и учреждение при ней школы для живописного, резного и гравировального художеств. Словом: все, что может правительницу прославлять, оное императрица Анна Иоанновна предпринимала и частию привела во исполнение.