355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Решетов » Полночь - время колдовства (СИ) » Текст книги (страница 4)
Полночь - время колдовства (СИ)
  • Текст добавлен: 17 марта 2017, 14:00

Текст книги "Полночь - время колдовства (СИ)"


Автор книги: Евгений Решетов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 6

       Отряд оголтелой пятеркой несся по заснеженному лесу с тремя лошадьми на хвосте. Дыхание с хрипом покидало легкие, пот выступал на лбу и тут же замерзал на лицах, но мы упорно пробирались вперед. Температура воздуха понизилась и на снегу образовалась корка льда. На ногах лошадей показалась кровь. Они царапали конечности об острые края разломанного нашими ногами наста. Опытный Георг остановил отряд и начал заматывать ноги лошадей тряпками, на которые пошли две запасные, нижние рубахи Харника. Кривоносый имперец раздраженно скрипел желтыми, как стухшее сало кита, зубами, но ничего не мог поделать. Только у него остались хоть какие-то запасные вещи, после того как их лошадей схарчили волки. Георг сразу потребовал у него рубахи, и имперец рассержено сверкая глазами, вытащил их из мешка и отдал ему. Обладатель двуручника мог бы попросить какие-нибудь не слишком нужные вещи у нас, но не сделал этого. Может он все еще не мог простить Харнику потерю лошадей? И таким образом мстил ему.

       Обезопасив ноги лошадей от травм, мы двинулись дальше. Несколько раз нам по пути попадались волчьи следы, мне даже казалось, что я видел те самые странно глубокие отпечатки лап. Леди Женевьева поторапливала отряд, и я не мог остановиться и как следует рассмотреть его. Мы спешили как обжора к куску пирога, хотя доподлинно не было известно нападут ли волки, но благородной не давала покоя мысль, что они все-таки нападут и деревенские не сумеют защититься. На бегу я объяснял ей, что в случае нападения их могут спасти дома, сложенные из бревен. Серые бестии никак не проникнут внутрь. Окна можно закрыть плотными ставнями, а крыша так же непреступна, как и сам дом. Покрытая слоем смёрзшегося дерна и снега, зимой она подобна граниту. Леди Женевьева все мои доводы перекрывала тем, что если волки нападут, то это произойдет внезапно и кто-нибудь точно пострадает. Я удивлялся ее стремлению обезопасить даже от латентной опасности каких-то совершенно неизвестных ей дикарей с севера.

       Вскоре деревья расступились, и показалась деревня. Над землей уже царили сумерки, и потрескивал мороз. Лисьи Норы встретили нас гробовой тишиной, нарушаемой лишь скрипом снега под нашими ногами. Территория вокруг деревни была хорошо утрамбована. Мы больше не проваливались по колено в снег, лишь самую малость ступни погружались в белую крошку, проламывая наст. Лошади почти физически ощутимо обрадовались такому подарку. После проделанного пути, я бы не удивился, если бы они сейчас обнялись и начали друг друга хвалить за выдержку и терпение.

       Частокола не было, и мы могли видеть, что ни единого огонька не освещает окон домов, только печной дым свидетельствовал, что деревня обитаема. Меня поразило отсутствие тявканья собак – элемента присущего любой северной деревни, да и вообще, наверное, любой деревни.

       Мы потихоньку шли вперед, я пытался рассмотреть хоть какие-нибудь следы, но если они и были, то их замело снегом, зато в воздухе витал запах крови и мокрой шерсти, о чем я не преминул сообщить остальным членам отряда. Имперцы удивленно переглянулись. Я увидел, как подрагивают крылья носа Харника, пугая неприятными черными волосами, растущие в ноздрях.

       – Всем быть наготове, – приказала леди Женевьева. – Я чувствую здесь что-то не чисто.

       "А то мы не чувствуем, – с иронией подумал я". Оружие показалось в руках людей. Я крепко сжимал лук, готовый выстрелить в любой момент. Отряд медленно двинулся вглубь деревне. Лошадей мы оставили на краю лесу, под охраной Велены. Надо сказать, что девушка не обладала никакими воинскими навыками и не могла защитить себя-то не то что коней, но выбора не было. Нас и так было слишком мало. Я очень надеялся, что в случае опасности, она успеет закричать, и мы вовремя прибудет к ней на выручку.

       Я шел последним, надежно скрывшись за спиной Георга. Леди-рыцарь была на острие нашего отряда. Харник чуть позади по левую руку от нее, а Георг по правую. Их трио двигалось как единый организм. Опыт и слаженность чувствовалось в каждом их вздохе. Они, наверное, уже давно сражаются вместе. Я чувствовал себя паразитом-приживалкой. Настолько я не вписывался в их отряд. Оставалось только одно, в чем я был неплох, вертеть головой по всем сторонам света, чтобы не пропустить момент, когда надо выпустит стрелу в серую харю супостата или что там еще за напасть будет. Раньше я высматривал дичь, а вот теперь опасность. Времена меняются.

       Вдруг, утих ветер, ни дуновения, полный штиль. Тишина была столь оглушающей, что скрип наших шагов казался мне громоподобным. Он врывался в уши как грохот прибоя. Я вполне реально ожидал, что услышу, как дым покидает трубы и развеивается в воздухе. Перемена погоды напрягла только меня. Отряд все так же медленно крался по деревне, как вдруг неожиданно раздался неприятный скрежет несмазанных петель. Это захлопнулась оконная ставня – через секунду понял я, но за это краткое время, в ней выросла моя стрела, и подрагивал метательный нож Харника.

       – Отставить, – шепотом приказала благородная, – а если бы это был кто-нибудь из жителей деревни?

       – Жутко здесь, – выдавил Харник. – Ей Богу, чуть штаны не обгадил, и не только себе, но и Георгу.

       – Успокойся, – проговорила леди Женевьева. – Надо проверить этот дом.

       Выставив перед собой щит, леди-рыцарь двинулась к двери. Мы на расстоянии вытянутой руки следовали за ней. Из головы не шла мысль, что Велена там совсем одна. Перед тем как отряд проник в деревню, я шепнул ей, чтобы в случае опасности со стороны волков, она бросала лошадей, повыше забиралась на дерево и кричала. Девушка ответила мне колючим взглядом, словно я предлагал ей продать самое ценное, что у нее есть, а не бросить на растерзание трех лошадей, и тем самым спасти свою жизнь.

       В это время благородная оказалась возле двери и дернула за деревянную ручку. Дверь с ехидным скрипом подалась. Мы остались стоять на пороге. Дом представлял собой одну большую комнату, погруженную в непроглядный мрак. Был ли кто-то внутри, невозможно с точностью сказать.

       Никто первым не решался полностью зайти в дом. Мы стояли около порога и чего-то ждали.

       Темнота ужасно мешала. Я весь уже изнервничался, каждую секунду ожидая немедленного нападения. Леди Женевьева сделал шаг, и мы медленно начали обследовать дом. Войдя, мы сразу все вместе устремили взгляды к тому окну, чья ставня так напугала нас, но там никого не было. Исходящий из окна и от открытой двери тусклый свет, скорее даже мешал нам, чем помогал, преломляя тени от внутреннего убранства дома, даря им причудливые очертания. Я чуть не выпустил стрелу в обычный деревянный стул со спинкой, приняв его за волка, а Харник зашипев, отшатнулся от шкафа. За кого он принял его, я даже не догадываюсь.

       Дом оказался пустым, то есть без наличия живых организмов. Георг подошел к очагу и, тут же стоящей кочергой, поворошил угли. Они ответили злыми, красными искрами, намекая на неприятности, которые могут нас постигнуть если воин не оставит их в покое.

       – Не так давно потух, – прокомментировал он.

       – Что-то нечистое здесь твориться, – откликнулась леди Женевьева. – Следов борьбы нет. Жителей, насколько я понимаю – тоже нет. Нам надо разделиться, иначе мы так до утра будет обследовать деревню. Если кто-то находит, что-то интересное, зовет остальных. В случае опасности, бой не принимать, отступаем и поднимаем крик. Все понятно?

       Вопрос был адресован мне. Я молча кивнул головой. Благородная увидела мое движение и покинула дом. Я вышел следом за ней, и направился в противоположный конец деревни. Харник и Георг двинулись вглубь поселения.

       Когда имперцы пропали из виду, мне стало не по себе, но делать было нечего, дома надо проверять, вдруг кого-нибудь из жителей найду. Жутко было не одному Харнику, но справляться как-то надо.

       Лисьи Норы выросли из парочки охотничьих домиков. Деревня могла бы никогда не появиться, если бы неподалеку не нашли уголь. Строили, как хотели, никакого даже приблизительно плана не было. Дома в деревне были разбросаны хаотично. Деревьев для строительства было навалом, а в качестве крыши использовался тонкий слой дерна положенный на бревна, что тоже не являлось дефицитом. Предприимчивые люди расчистили участок леса, переехали сюда со своими семьями из других деревень, и начали добывать уголь. Так и появились Лисьи Норы. Всё это дела давно минувших дней, но деревня за это время мало изменилась, тут были очень старые дома, которые могли видеть еще первых поселенцев. Кое-какие дома уже основательно ушли под землю. Где-то окна были только чуть выше уровня земли, а сейчас зимой, и вовсе наполовину скрылись в снегу. Вот такие дома живо у меня в голове ассоциироваться со всем народом Бривенхейма. Размеренный быт северян продолжался десятилетиями, лишь война с империей встряхнула людей, заставила сплотиться, взяться за оружие, почувствовать плечо друг друга. Та война заставила пробудиться уходящий под землю и утопающий в снегу дом под названием Бривенхейм. Нас завоевали, но имперцы вдохнули какую-то новую струю в жизнь северян. Медленно обрастающий коростой отчуждения народ начал впитывать знания и традиции других народов империи. Пока в голове метались подобные мысли, я подошел к ближайшему дому, толкнул дверь и с порога заглянул внутрь. Вроде никого. Хотя в такой темени много-то не углядишь.

       – Есть здесь кто? – тихо позвал я. – Ауууу.

       В ответ тишина. Совесть не дала мне отделаться подобной проверкой, и я зашел внутрь дома, предусмотрительно оставив дверь открытой. Медленно переступая ногами, я начал осматривать дом. Вот убранная шкурами постель, плетеное кресло-качалка, стол с наполовину разделанной тушкой зайца. Похоже, готовили ужин, да так и не приготовили. Следов борьбы или пятен крови, я не углядел. Все было так, как будто что-то заставило людей молниеносно покинуть жилье, возможно, прихватив самое ценное. Хотя, были бы следы поисков этого ценного – разбросанные вещи, например. Я не думаю, что многие в панике сразу же осознают, что у них самое ценное. Большинство примется бестолково метаться и рыться в вещах, выискивая пресловутое наиболее ценное. Это у богачей золото да серебро, а у нас, простых деревенских жителей и не знаешь, что схватить-то.

       Полностью осмотрев дом, направился к выходу. Улица встретила меня гробовой тишиной. Не став ничего придумывать, пошел в следующий по порядку дом, затем в еще один. Везде все было одно и то же. Никаких следов людей и признаков насилия. Животных, кстати, тоже не было. Сараи и хлева были пусты. Люди как будто ушли по своей воле, оставив домашние дела недоделанными, но не забыли прихватить скотину.

       Несмотря на тайну исчезновения людей и животных, так взволновавшую меня поначалу, я начал понемногу успокаиваться. Хожу себе, выискиваю следы, никто на меня не нападает, никто не воет. Я уже без признаков осторожности бродил по брошенным домам. Без всякого пиетета открывая ногами двери. Какого же было мое изумление, когда одна из дверей оказалась закрытой. Я даже не обратил внимания на боль, пронзившую ушибленную ногу. Тут же тошнотворный страх вновь принялся подтачивать мою выдержку. Вроде бы ничего необычного, но по сравнению с остальными домами... мало ли что, скрывается за этой дверью.

       Пришла мысль заглянуть в окошко. Я последовал ей и осторожно припал к стеклу. Именно что к стеклу, а не бычьему пузырю. Видимо здесь жил зажиточный по меркам деревни человек. Мрак, царящий внутри, не дал мне ничего рассмотреть. Я отошел назад и взглядом окинул дом целиком. Большой, крепкий, бревенчатый, возле кирпичной трубы, где растаял от поднимающегося из очага тепла снег, угадывалась черепичная крыша, а не земляная. Рядом, прямо к дому, пристроена конюшня. Проверил, пустая. Снова в задумчивой позе встал перед домом.

       Кто же мог жить здесь? Чуть поразмыслив, пришел к выводу, что это, скорее всего, купец. В начале зимы прошел слушок, что в этой деревне поселился имперский торговец. Он вроде бы сразу покупал у окрестных охотников пушнину и отправлял ее в империю. И местным удобно, и ему выгодно. Кто-то меня звал сходить к нему разузнать, что да как, но я не пошел. В тот момент не нужно мне это было.

       От раздумий отвлек нарастающий звук шагов. Я вскинул лук, но тут же его опустил, узнав троицу имперцев.

       – Нашел что-нибудь? – спросила, подойдя, леди-рыцарь. – У нас ничего, деревня как будто в одночасье вымерла, не оставив ни одного трупа. Ни людей, ни животных. Никого.

       – Дверь в этом доме закрыта, – произнес я и поделился с имперцами своими предположениями, кто здесь мог жить.

       – Горан держи дверь под прицелом, Георг выламывай ее, я с Харником по бокам, – скомандовала благородная.

       Все засуетились, и через пару секунд раздались тяжелые удары плеча Георга в дверь. Бух, бух, бух – разносилось над деревней. Мне казалось, что эти звуки слышны минимум в Северном Мысе, что сейчас сюда примчится толпа недругов, верхом на волках. Я мысленно осекся. Верхом! Странный след. Кто-то ехал верхом на волке! Догадка пахнет безумием, но ведь как логично. Развить эту мысль мне не дал раздавшийся треск. Георг ввалился вместе с дверью внутрь дома, оттуда донесся слабый, женский визг, полный невероятного, всеобъемлющего ужаса. Он так полоснул по моим ушам, что аж ноги подкосились.

       Харник и леди Женевьева тут же забежали в дом. Я, медленно шагая, и не убирая стрелы с тетивы лука, пошел за ними. Перешагнув порог, обнаружил вот такую картину. Троица имперцев окружила привалившуюся к стене женскую фигуру. Я подошел к ним ближе, на всякий случай, целясь в левую грудь женщины – туда, где расположено сердце.

       Женщина была жива. Об этом свидетельствовали слабые хрипы, доносящиеся из ее, сведённых судорогой ужаса, губ. Закрытые глаза и струйка слюней, спускающаяся из уголка ее рта – совсем мне не понравились. Как и легкая, белоснежная ночная рубашка, покрытая капельками чего-то темного.

       Леди Женевьева опустилась на колени и взяла голову женщины в свои руки. Кисти последней дернулись, и я увидел, что часть ногтей на ее пальцах отсутствовали, с них вяло капала кровь. Вот откуда темные пятна на одежде.

       – Вы меня слышите? – позвала благородная. – Мы не причиним вам зла.

       Глаза женщины резко распахнулись. Может быть, я себя накручиваю, но мне показалось, что именно слово "зло" заставило ее веки раскрыться и напугать меня чернотой глаз и полной опустошённостью во взгляде. Испугалась и леди Женевьева. Еще бы, зрачки женщины были расширены до предела, заполняя собой все пространство глаза. Благородная отшатнулась и выпустила женщину из рук. Голова последний безвольно склонилась к плечу и потянула за собой серебряную цепочку. На свет показался маленький круг из того же металла. Он висел на цепочке. Это был святой круг, знак принадлежности к униситам.

       – Разожги очаг, – приказала Харнику леди-рыцарь, пытаясь унять дрожь в голосе.

       Тот поспешил выполнить ее приказ. Воин взял несколько березовых поленьев, лежащих возле стены, закинул их в очаг и начал раздувать тлеющие багрянцем крупные угли.

       – Мы ничего от нее не добьемся, – прогудел Георг. – По-моему Единый или Проклятый забрал ее разум.

       – Я вижу, – бросила благородная. – Но мы не можем здесь ее оставить. Это не по-униситски.

       – Но и взять с собой тоже не можем, – парировал воин.

       Леди Женевьева промолчала, вглядываясь в пустые глаза женщины.

       – Во имя Единого, что же здесь произошло? – прошептала, ни к кому не обращаясь, благородная.

       – И часто у вас так? – спросил Георг у меня.

       – Первый раз на моей памяти, – честно ответил я, глупо хлопая глазами.

       Харник, наконец, закончил суетиться возле очага. Вспыхнуло слабое пламя, принявшееся лизать поленья. Они практически сразу занялись. Видимо были отлично просушены. Очаг озарил окрепшим пламенем комнату. Вот здесь, в отличие от других домой, были видны определенные следы. Стол явно был не на своем месте, словно, кто-то в спешке задел его. На полу валялись черепки от разбитого кувшина. Занавески на окнах были оборванны. Подобных мелочей было достаточно, чтобы определить, что в этом доме все произошло несколько иначе, чем в других.

       Леди Женевьева окинула взглядом комнату и проговорила:

       – Георг, Харник обыщите остальной дом и чердак. Горан приведи сюда Велену и лошадей.

       Я выскочил из дома и направился к тому месту, где мы оставили девушку. Хотелось броситься к ней со всех ног, но я понимал, что во время бега мой слух будит, не так хорош, и я могу пропустить некоторые звуки, которые возможно будут очень важны. Так что я шел обычный шагом, прислушиваясь к окружающему пространству.

       К огромному облегчению я нашел Велену там, где ей и положено было быть. С нескрываемой радостью я подскочил к ней и даже хотел обнять, но она подозрительно отстранилась.

       – Яко это с тобой?

       – Рад тебя видеть, – сказал я правду.

       Девушка проигнорировала мои слова и спросила:

       – Почему так долго?

       – По дороге расскажу.

       Я схватил за узды лошадей, и мы пошли в деревню.

       – Рассказывай, – потребовала Велена.

       – В общем так, в деревне никого нет, кроме одной женщины.

       – Как это никого нет? А куда же все делись? – удивилась девушка.

       – Не знаю. Никаких следов, и предположений тоже.

       – А яко говорит эта женщина?

       – Ты знаешь, она в основном молчит, – задумчиво произнес я, вспоминая ее крик.

       – Как это?

       – Сама сейчас все узнаешь. Нам вот в этот дом без двери.

       В проеме я увидел имперцев о чем-то бурно совещающихся. К ним тут же подскочила девушка, и начала внимательно слушать их разговор. Я же, не заходя в дом, повел лошадей в конюшню. Завел в стойла, высыпал в ясли из, тут же найденного мешка, овса, и вот теперь пошел в дом.

       Имперцы все так же на повышенных тонах препирались. Спор шел о том, ночевать ли нам в этом доме или нет.

       – Он удобен для обороны в случае нападения, – громко говорил Георг.

       – А куда мы отступим в случае чего? – задал вопросом Харник и победно посмотрел на воина.

       – Мы не отступим.

       – Ой ли! А если их будет прорва. Даже ты не устоишь. И сложим мы свои драгоценные косточки прямо тут.

       – Ночёвка в лесу – это не выход. Бедняжка может не выжить, – с оттенком стали в голосе проговорил Георг, кивнув на женщину.

       – Так она и здесь может помереть, – не отступался Харник. – Это дело не хитрое.

       – Здесь ее удобней защищать.

       На секунду возникла пауза. Харник еще не сдался, но пока ему в голову не приходили новые доводы.

       В этот момент я произнес:

       – Может не стоит так переживать из-за нее? Она же уже нежилец. Духи скоро заберут ее.

       Имперцы так на меня посмотрели, словно, это я виноват в ее прискорбном положении.

       – Мы не можем бросить ее! Она униситка, – разорвал тишину возмущенный голос леди Женевьевы. В доказательство она показала на святой круг, который смирно лежал на груди женщины.

       – И что? – не понял я.

       Благородная махнула рукой и тихо буркнула:

       – Дикарь.

       Георг внушительно посмотрел на меня и проговорил:

       – Мы ее не бросим в любом случае – это не обсуждается. Не знаю как ваши Духи, но нам этого Единый не простит.

       – Ладно-ладно, – произнес я, примирительно поднимая руки.

       Леди Женевьева сурово посмотрела на что-то порывающегося сказать Харника и проговорила:

       – Ночуем здесь, а завтра утром поищем следы людей за пределами деревни.

       Он разочарованно закрыл рот и покачал головой, всем своим видом показывая, что не одобряет этого, но перечить дворянке не решился.

       Отряд начал располагаться на ночёвку. Мы поделили ужин, который состоял из вяленой рыбы и мяса, и каждый примостился в облюбованном им углу. Так уж получилось, что я оказался рядом с Георгом.

       Я отрывал зубами куски от рыбы, и смотрел на спину Велены, которая сидела возле потрескивающего горящими поленьями очага и понемножку отщипывала от своей рыбины.

       – Любишь ее? – тихо, так чтобы не услышала девушка, спросил Георг, проследив за моим взглядом.

       – А разве не заметно? – вопросом на вопрос ответил я.

       – Ты в таком возрасте, когда любая увлечённость кажется любовью. Скажи, тебе страшно?

       – Да.

       – А за кого тебе страшнее? За себя или за нее? Готов ли ты защитить ее ценой своей жизни, чтобы она имела возможность продолжить жить с другим человеком, нарожать от него детишек, любить его? Не отвечай мне, подумай над этим, и ответь себе. И тогда ты поймешь, любишь ее или нет.

       Первой мысль было послать имперца куда подальше и посоветовать не лезть в чужие отношения, но затем я задумался. Георг умел находить нужные слова, западающие в самое сердце. Подсознательно не ожидаешь от грубоватого на вид воина подобных речей, но этот почти двухметровый колосс иногда мог нащупать потайные струны души и движением вербальной руки выдать на них головокружительный мотив. Я серьезно задумался, погрузившись в себя, и не замечал никого и ничего вокруг, кроме Велены. Воин, увидев мое состояние, отодвинулся и подсел к Харнику. Они тут же начали о чем-то тихо беседовать. Я не спускал взор с девушки. Слабое пламя очага четко обозначало ее силуэт. Его плавные линии вырисовывались в темноте. Я сидел в тени, отбрасываемой телом девушки, и, пожалуй, впервые начал понимать, что она может не стать моей. Тлевшая в груди уверенность, что я все-таки добьюсь ее, тихо затухала. В маленькой северной деревушки не так много парней, и там были шансы на ее благосклонность, ведь в любом случае ей пришлось бы выбрать кого-то себе в мужья, а я был неплохой партией. А вот теперь мы направляемся в империю. Там тысячи соблазнов, непроходимая тьма людей всех национальностей и вероисповеданий, сотни дорог и возможностей, а уж, сколько у такой красавицы будет поклонников, знатных и не знатных, мне не хотелось даже представлять. На этом поле боя под названием любовь, я чувствовал себя растяпой и неумехой. Я утлым суденышком, попавшим в морской шторм, за секунды пойду ко дну, наблюдая как богатые галеоны, будут штурмовать корабль Велена. Здесь не пригодиться мой лук, моя реакция, моя ловкость. Здесь нужно нечто иное, чем я, к сожалению, не обладаю. Я тяжело вздохнул и повесил голову. Я не готов мериться с тем, что она будет с другим. Она должна быть только моей. Значит ли это, что я ее не люблю? Время покажет любовь это или что-то другое.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю