Текст книги "Полночь - время колдовства (СИ)"
Автор книги: Евгений Решетов
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
После таких невеселых мыслей засыпать было крайне тяжело. Я ворочался на кровати еще долго после отбоя, но все-таки сумел заснуть.
Глава 3
Утро началось с всеобщего построения на плацу. Я впервые увидел, сколько всего будущих солдат имперской армии было в лагере. На девяносто пять процентов это были северяне. Если бы мы вздумали бунтовать, горстка офицеров и сержантов, ничего бы с нами не сделала. Я думаю, мы даже без проблем захватили бы Армейн, если бы как-нибудь перепрыгнули его стены.
Капитан Артур прогарцевал на коне перед строем и начал произносить речь:
– Сегодня важный день, мои доблестные солдаты. Да, именно, что доблестные! Я уверен, что вы не посрамите честь имперского мундира! Я горд, осознавать, что именно мои офицеры и сержанты сделают из вас героев империи! Слава о могучих выходцах с севера будет греметь от Мерзлых гор до южных морей!
Граф на мгновение перевел дух и продолжил, уже не так громогласно и перейдя к сути дела:
– Сегодня вас будут делить по вашей будущей военной специализации. Прошу вас сержанты, начинайте.
Граф Артур отдал приказ и покинул плац не став смотреть на распределение. Я, конечно, попал к лучникам. Для меня стала неожиданной новость о том, что придется переезжать в другую казарму. Пока стоял на плацу, выискивал глазами Якова. Парень попал к пикинерам. Я спросил у сержанта Бленти, куда заселят пикинеров. Оказалось, что это моя прежняя казарма.
Пришло время вспомнить, что я знаю о пикинерах, где и придётся служить Якову. Пикинеры действовали преимущественно отрядами, линиями или группами. Они были эффективны в обороне против отрядов ближнего боя, кавалерии и представляли для них грозную силу. Недостатком пикинеров является их низкая мобильность. Они были практически непригодны для штурма, очень уязвимы к оружию дальнего боя. Для любого пикинёра было потенциально опасно подпускать своего врага слишком близко, так как пика практически непригодна для ближнего боя, что вынуждало пикинёра бросать свою пику и использовать запасное оружие. У них был кацбаргер – короткий меч для ближнего боя с широким клинком и сложной гардой в форме восьмерки. Был еще баселард – кинжал с прямым, относительно узким клинком, как правило, четырёхгранного сечения.
Теперь я буду жить среди арбалетчиков и лучников. Последних набралось в пять раз больше чем первых. Пятьдесят против десяти. Если лучники все поголовно были северянами, то арбалетчики были из местных, добровольцы. Они сторонились нас, считая дикарями. Надо сказать, что арбалетчиками стали лучшие из лучших, так как подобное оружие стоит дорого и кому попало его в руки не дадут. Так вот они были выходцами из обедневших дворян, детьми купцов, мастеровых и т.д. Им приходилось начинать с самого низа, но перспективы устроиться повыше были. Такое соседство напрягало и нас и их. Арбалетчики были, в общем-то, нормальными парнями, не задирались, не грубили, но смотрели с каким-то затаенным превосходством. Выльются ли такие взгляды в открытое противоборство, покажет время, а сейчас надо идти получать пришедшее в лагерь обмундирование. Из какого города оно к нам поступило, мне было неведомо, да и безразлично.
Помощник интенданта окинул меня изучающим взглядом и начал доставать вещи. Первым он мне передал коричневый акетон с красным имперским орлом на груди. Я взял его и начал рассматривать. Он имел несколько слоев ткани, между которыми была набита подкладка, по длине достигал колен, рукава длинные и зауженные. Так же акетон имел кольчужный слой. Потом помощник интенданта передал мне плотные перчатки, наручи, чтобы тетива не цеплялась за рукав, прямой лук, самый обычный колчан, широкий ремень с крючками, дорожный плащ с капюшоном, высокие сапоги со шнуровкой, туалетные принадлежности, походный мешок, свечи, огниво, флягу, пятьдесят медных монет, конический шлем с полностью открытым лицом, метровый меч в ножнах, маленький щит-баклер и тридцать стрел из тополя. За все это мне пришлось расписаться, что я действительно получил эти вещи. Я поблагодарил помощника интенданта и понесся в казарму облачаться в настоящего имперского лучника.
Спустя пару десятков минут возле шеренги из пятидесяти имперских лучников одетых с иголочки, вышагивал старший сержант Бленти. Он к моей радости должен был тренировать нас. Не то, чтобы он был превосходным человеком, но, по отзывам других сержантов, был хорошим командиром и наставником.
Оглядев нас, старший сержант приступил к тренировке. Основная цель, которую он ставил перед нами это сделать мощный выстрел на большое расстояние. Для такого выстрела, чтобы стрела не просто улетела далеко, а попала в мишень, нужно было уметь отлично целиться. В основном лучники использовали три типа прицеливания: инстинктивный, полуинстинктивный, и по точке прицеливания.
Инстинктивно человек целиться каждый раз, когда, например, бросаем снежок. Инстинктивное прицеливание происходит без участия сознания. Стрелок концентрируется на цели и выпускает стрелу.
Полуинстинктивное прицеливание отличается от инстинктивного тем, что стрелок кроме цели держит в поле зрения лук и натянутую на нем стрелу.
Стрела летит по навесной, а не настильной траектории. При наведении по точке прицеливания лучник учитывает расстояние до мишени. Есть некая опорная точка, через которую, как лучнику известно из опыта, стрела обязательно пройдет при определенном положении лука. Для выстрела по более низкой мишени стрелок опускает лук, а для стрельбы по удаленным, напротив, поднимает.
В основном лучники среднего уровня мастерства использовали прицеливание по точке или полуинстинктивное. Некоторые выбирали себе ориентиры рядом с целью, например дерево. Более матерые лучники просто смотрели на мишень, потом на стрелу, а затем снова смотрели на мишень. Однако эти способы считаются недостаточно эффективными. Лучшие стрелки действуют только на инстинкте. Постоянно держать цель в поле зрения – отличный вариант удачно сделать выстрел. Если лучник стреляет на глаз с детства, то он редко промахивается.
Настоящий стрелок всегда делала выстрел "от уха", прицеливаясь инстинктивно. Конечно, говорить "от уха" это не совсем верно. В реальности у каждого лучника своя манера стрельбы, своя точка, в которой он фиксировал натянутый лук.
Еще лучники отличались друг от друга манерой захвата стрелы. Хотя трехпальцевый захват и применялся, большинство лучников использовали захват двумя пальцами. Такой захват позволял резче спускать тетиву.
Я всегда стрелял только на инстинкт и держал стрелу двумя пальцами.
Лучники на поле боя были грозной силой, особенно если их было несколько тысяч. Даже вне зоны обстрела, лучники сковывали передвижения вражеских воинов – никто не хотел попасть под дождь стрел. Рыцарская конница и та побаивалась лучников. С помощью различных наконечников из хорошего лука можно было пробить довольно приличные латы. У стрел было четыре типа наконечников: общего применения, шиловидные для пробивания лат, шиловидные, более тонкие, для пробивания кольчуги, и охотничьи. Все это я знал из книг оставленных матерью. Многие из них были так или иначе связаны с битвами, лучниками, войнами.
Я вспомнил, как часами стоял, держа камень на вытянутой руке, чтобы выработать так называемое "железное плечо", которое позволяло долгое время держать лук без малейших признаков дрожи. Как старался за минуту выпустить максимально количество стрел. Я тряхнул головой, отгоняя воспоминания, и вернулся к действительности.
Старший сержант Бленти в основном тренировал нас действовать слаженно при стрельбе на дальней дистанции, чтобы стрелы лавиной обрушивались на ту часть двора лагеря, которую он выбрал. Мы втыкали в землю перед собой по несколько стрел и стреляли, стреляли, пока не заканчивались стрелы. Потом шли их собирать, и все начиналось заново.
Сержант иногда прерывал практические занятия и предавался теории. Он рассказывал о тактике лучников, пересказывал знаменитые битвы.
Так прошел весь день – практика стрельбы, теория тактики. Затем еще один точно такой же день. А вот на третий день всё было несколько иначе. Теперь мы отложили луки и сражались друг с другом с помощью учебных мечей и щитов-баклеров. Теория так же присутствовал. Сержант рассказывал о том, как лучникам приходилось сражаться в рукопашную, когда враги прорывали строй.
Умучился я за три дня изрядно, и поэтому вечером третьего дня мечтал скорее добраться до казармы. Я только успел раздеться. Даже отбой еще не прозвучал, а я уже унесся в дальние дали сонного царства.
Среди ночи меня разбудил неприятный звук. Я открыл глаза и, найдя его источник, испуганно замер. Каститас стояла за ближайшим ко мне окном, и водила острым ногтем по мутному, низкого качества, стеклу. Она сразу заметила, что я проснулся, и помахала мне ручкой, предлагая выйти к ней.
В сердцах плюнув, я начал одеваться. Закончив это дело, тихо выскользнул из казармы.
– Красавец, – встретила меня она, – форма тебе к лицу.
Я молчал и хмуро смотрел на нее.
– Не желаешь поприветствовать свою госпожу? – вроде бы с приятной улыбкой сказала она, но я почувствовал пробежавший мороз по коже.
– Здравствуйте, госпожа. Вы не боитесь, что вас здесь застанут?
– Нисколечки. Ведь ночь на дворе.
– Ну да, ну да.
– Сегодня нам предстоит замечательное путешествие.
– Нам?
– Ага.
Каститас тихонько присвистнула, и с крыши казармы спрыгнуло нечто. Я выхватил меч, так как лук и щит оставил в казарме, и занял неуклюжую оборонительную стойку, чем вызвал искренний смех ведьмы.
– Не пугайся, это Лео, он грифон, – проговорила она и запустила руку в длинную, песочного цвета гриву существа.
Грифона я видел впервые. И надо сказать никогда не думал, что увижу. И даже больше, не считал возможным их существование. А вот теперь смотрю на здоровенного льва, который в холке был чуть выше меня, с крыльями летучей мыши, превышающими в размахе несколько метров, и чешуйчатым хвостом рептилии. Захотелось помянуть всех Духов и заодно осенить себя святым кругом, но я удержался, лишь только пораженно выдохнул, изо рта.
Девушка тем временем легко залезла на спину грифону и произнесла:
– Не бойся. Он не кусается, пока я не скажу. Садись позади меня.
Унимая дрожь в коленках, я кое-как заполз на спину Лео и осторожно обнял ведьму за талию.
Она строго произнесла:
– Вздумаешь воткнуть эту острую железяку мне в спину, Лео тебя сожрет, если раньше мама до тебя не доберётся. Понятно?
– Да, госпожа.
– Лео, полетели, – приказала Каститас.
Зверь мягко разбежался, подпрыгнул и, расправив крылья, взлетел. Благо, лагерь спал, и никто нас не видел.
Лео набирал высоту, плавно двигая крыльями. Я смотрел вниз и страх змеей заползал в сердце. Как же высоко! Деревья кажутся не крупнее зерна просо. Я покрепче ухватился за девушку. Она недовольно всхрапнула. Я тут же ослабил хватку. На миг вернулось сладкое воспоминание, как я ее душил. Наверно, она вспомнила тот же момент из истории наших взаимоотношений.
– Смотри вперед, – посоветовала девушка грубо.
Я последовал ее словам, и страх высоты начал отступать, на смену ему пришел восторг. Лео взлетел еще выше. Под нами уже были пушистые облака, а сверху яркие звезды. Желтый бумеранг месяца казался близким как никогда. Грифон летел, разрезая холодный воздух, мощной грудью. Его грива трепетала на ветру, словно языки пламени. Я с разинутым ртом дивился ощущению свободы, полета. Хотелось закричать. Выкрикнуть что-нибудь эпическое, запоминающееся.
Каститас обернулась, посмотрела несколько секунд на мою физиономию и произнесла:
– Счастлив как мальчишка.
– Есть немного, – не стал скрывать я. – А куда мы летим?
– В Мерзлые горы.
– Зачем? – удивился я.
– Мама зовет.
Я поперхнулся воздухом. Совсем не хотелось с ней встречаться.
– Ты должен быть ей благодарен, – сказала Каститас. – Если бы не она, я бы уже убила тебя.
– Если бы не она, я бы уже убил тебя, – передразнил ее я.
Ведьма нахмурилась, и отвернулась.
– А почему в шахте с тобой не было Лео? – спросил я, после недолгого молчания.
– Думала, справлюсь сама, – огрызнулась она. – Неподалеку он гулял.
– Зачем тебе нужны были все эти крестьяне?
– Вот за этим, – Каститас показала мне висящий у нее на шее кулон с большим, красным камнем.
– Что это?
– Ретраитур – в нем ведьмы черпают свою силу.
– А ты не боишься все это говорить мне?
– Нет. Рано или поздно ты сам все узнаешь. Зачем скрывать общеизвестные в мире ведьм вещи? Ведь ты теперь тоже принадлежишь к этому миру, а значит, так или иначе, узнаешь многое.
– Объясни, зачем тебе были нужны крестьяне? – не унимался я.
– Их страдания должны были наполнить камень силой.
– Под страданиями ты подразумеваешь смерть? – содрогнулся я. Вот такой ценой колдовство мне совсем не нужно.
– Не обязательно. Пытки тоже подошли бы, – без тени эмоций сказала девушка.
– Это чудовищно, – поразился я.
– Если будешь себя хорошо вести, тоже получишь такой.
– Никогда! Слышишь, никогда! – выкрикнул я.
– Какой ты еще наивный. Не испорченный. Если мать захочет, ты оденешь ретраитур, по своей воле или нет.
– Но ведь я не могу стать ведьмой! Я мужик! – попытался разыграть я глупца, хотя прекрасно знал о существовании колдунов.
Каститас заливисто рассмеялась и сквозь взрывы смеха выдавила:
– Это называется – колдун, мужчина с силой ведьмы.
– Но зачем? Я ведь могу обратить эту мерзость против вас.
– Если успеешь. Я за секунду оборву твою жизнь, – серьезно сказала ведьма, и что-то прошептала.
Я тут же почувствовал боль в сердце.
– Понял, понял. Прекрати.
Каститас тихо проговорила неприятные для слуха звуки и боль прошла.
– Что это за язык? – спросил я, потирая под акетоном сердце.
– Ты слышал? – удивилась ведьма.
– Если ты про отвратительные лязгающие звуки, доносившиеся из твоего не менее отвратительно рта миг назад, то да.
Брови Каститас взлетели на середину лба. Глаза стали еще больше и еще более невинными.
– Этого не должно было быть, – наконец протянула она, сдавив колдовством мое сердце. – Простые смертные не прошедшие ритуал, не могут слышать заклинания, произнесенные на ведьмовском языке.
– Значит я не простой смертный? – со скрытой надеждой спросил я, испытывая облегчение от переставшей мучать мое сердце боли.
– Весьма вероятно. Кто твой отец я уже узнала, а вот кто твоя мать?
– Ее звали Бажена. Она была учительницей из империи. Я внешне очень похож на нее, – я соврал. Как действительно зовут мою мать и историю ее появления в нашей деревне знают лишь два человека – я и мой отец.
– На отца ты совсем не похож, – с намеком проговорила Каститас, сально улыбаясь.
– Она была честной женщиной! – выкрикнул я гневно.
– Я не спорю, – притворно потупив глазки, сказала ведьма.
Первый раз в жизни захотелось ударить существо противоположного пола, но я быстро справился с собой. Сказались воспитание и страх перед ведьмой.
Каститас оценила мой суровый вид и замолчала. Дальше полет продолжился в тишине.
Глава 4
Через некоторое время мы достигли Мерзлых гор и летели уже над ними, почти касаясь заснеженных пиков. Температура понизилась настолько, что я начал дрожать от холода. Ведьма прошептал что-то, и вокруг нас образовалась прозрачная сфера, заставляющая слегка подрагивать пространство. Стало заметно теплее. Снежинки, попадающие в пределы сферы, тут же таяли и превращались в дождь. Впервые я стал свидетелем того, как колдовство может быть использовано не только во зло.
Лео обогнул вершину одной из гор, и я увидел величественный замок, к которому вела узкая дорога, уходящая куда-то к подножию горы, на которой возвышался замок.
Массивная каменная стена выглядела непреступно. Наверху ее были расположены широкие зубцы с небольшими отверстиями в них. Через равные промежутки расстояния, зубцы прерывались круглыми каменными башнями. На углах стены выступали вперед крытые каменные балконы. Над всем этим гордо поднималась главная замковая башня. На ее острие, устремленном в небо, трепетал черный флаг, на котором была красным цветом изображена фигура женщины в остроконечной шляпе и на метле.
Мы подлетели ближе. Я начал рассматривать ворота. Они были помещены между двумя башнями, неразрывно соединенными со стеной. На каждой башне сидела каменная горгулья, устрашающих размеров. Если вдруг такая отколется от башни и упадет вниз, то разом прихлопнет десяток человек.
Рядом с большими воротами было нечто вроде калитки. Она была закрыта, а вот ворота распахнуты настежь. Каждая их створка, казалось, была полностью выплавлена из металла, толщина которого составляла несколько ладоней. Толстый слой инея серебрил их поверхность.
Лео приземлился, сложил крылья, и мягко побежал к воротам. Мы проникли внутрь. Я обратил внимание на железную решетку, в один миг могущую опуститься из специального отверстия вверху стены и преградить нам путь.
Внутри между первой и второй замковой стеной расположились несколько каменных домов с черепичной крышей, из их печных труб поднимался густой дым, в окнах царил мрак. Еще был колодец и небольшая церквушка с водруженным на ней изъеденным ржавчиной кругом.
Мы быстро преодолели расстояние, отделяющее нас от второй стены, и прошли сквозь точно такие же ворота, как и у первой стены. Тут находилась конюшни, несколько сараев, скорее всего с погребами, вроде бы кухня, и различные бытовые строения, вроде тех же сараев для дров. Больше всего мой взгляд привлекла главная замковая башня, она же донжон. Вход в нее располагался метрах в трех над землей, но широкая, каменная лестница с железными перилами отделанными деревом способствовала быстрому проникновению внутрь круглого каменного тела башни, касающегося своим шпилем самих облаков. Стрельчатые окна подсказывали мне, что башня имеет пять этажей.
Каститас подвела грифона к большому камню, лежащему около лестницы, и благодаря ему, ловко соскочила на землю. Я последовал ее примеру. Мы бы и так легко спрыгнули со спины совсем не хрупкого грифона, но благодаря камню это было делать удобнее.
Девушка погладила Лео по голове, что-то сказала ему на ухо, и хлопнула рукой по спине. Он разбежался и взмыл в воздух. Мы проводили его взглядом, пока он не скрылся во мраке ночи. Ведьма пошла по лестнице к резным дверям башни. Я сделал шаг за ней, как тут краем глаза уловил чудо из чудес. Это был прелестный цветник. Он был расположен за конюшней, и только часть его была видна с моего места, но и это поразило меня. Несмотря на холод, все цветы в нем были живые. И хотя ночью часть бутонов закрыты – это все равно производило сильное впечатление. Уголок лета среди царства зимы.
– Чего застыл? Ноги примерзли? – произнесла девушка грубо.
Она уже стояла возле дверей и положила руку на одно из мощных колец, заменяющих ручку.
– Как называется этот замок? – спросил я, быстро подходя к ней.
– Малум Енс, – ответила она, входя внутрь.
– Кому он принадлежит? – сказал я и прошмыгнул за ней.
– Моей семье, – глухо произнесла она, и что-то начала говорить на режущем мне слух языке.
Вокруг начали вспыхивать свечи: на стенах в золотых канделябрах и на хрустальных люстрах. Мы стояли в большой главной зале, на том конце которой, была изогнутая, мраморная лестница, ведущая на второй этаж.
Каститас проследила за моим взглядом и проговорила:
– Там спальни, на третьем этаже горницы для гостей, на четвертом – комнаты для исследований и занятий колдовством, на самом верху живет башенный сторож, а в полуподвальном этаже – темница и склад для припасов. Нам на четвертый этаж. Ты должен повидаться с матушкой.
Я сглотнул и пошел за уверенно ступающей девушкой. Такой роскоши, которая царила в этой башне, я никогда не видел, даже не читал в книгах. Везде золото, парча, дорогие сорта деревьев, предметы искусства, резьба и статуи, выполненные великими мастерами, и все дышало стариной. Этому замку была не одна сотня лет, может даже тысяча.
Пока мы поднимались на четвертый этаж по лестнице, устланной ковром баснословной цены, я с каким-то непонятным, щемящим чувством в груди, ощущал, что это вершина, что я вряд ли когда-нибудь увижу нечто подобное. Из глаз чуть слезы не брызнули. Такой замок мог быть лишь один. Вряд ли у кого-то хватит достатка и вкуса создать нечто подобное.
Каститас привела меня к отделанной серебром двери. Я несколько удивился, повсюду золото и платина, а здесь серебро. Девушка постучала, затем присушилась, словно ожидая ответа, но его не прозвучало, по крайней мере, я его не услышал, а вот Каститас как-то поняла, что можно войти. Она открыла дверь, и мы синхронно перешагнули порог. Я как в омут тьмы канул. В комнате стоял непроглядный мрак.
Внезапно, в паре метров от меня, вспыхнули те самые глаза, желтые, с паутиной красных, полопавшихся капилляров с вертикальными зрачками. Я был готов к этому, поэтому почти не испугался, лишь сдавленно икнул.
В воздухе разлилась уже знакомая мне вонь. В Бривенхейме ее бы назвали брыдлой, то есть гадкой. Я тщательно старался не морщить нос. Выпрямил спину и застыл как гвардеец возле кабинета императора. Даже руки держал по швам.
Комнату озарило пламя свечей. Они стояли в человеческих черепах, кости которых были белы от времени. Черепа нитью опоясывали комнату, даже на двери были. Мать Каститас сидела за большим письменным столом из черного дерева. Перед ней лежал раскрытый фолиант с красной кисточкой закладкой. Мне было видно резную спинку глубоком кресле, в котором она сидела. Ее руки спокойно лежали на подлокотниках в форме кошачьих лап. Ведьма была одета в простое черное длинное платье под горло с рукавами, закрывающими даже кисти рук. На голове у нее был капюшон из тонкой материи, а поверх него узкая платиновая диадема с острыми зубцами, в каждый из которых был вставлен кроваво-красный рубин. В тени капюшона ничего невозможно было рассмотреть, кроме глаз.
Я тихо стоял и смотрел на нее, пока она не сделал движение рукой, маня меня к себе. Я пошел к ней будто барашек на заклание, хотя пытался это сделать так же невозмутимо как солдат на плацу. Остановился возле стола и замер. Страх был, но я уже как-то привычно ощущал его. Если бы хотели убить, то давно бы это сделали.
Вдруг услышал скрип позади себя, и мгновенно обернулся, будто марионетка повинуясь воли кукловода. Низко над полом, покрытым ковром с серебряными нитями, ко мне летел плетеный стул. Он приковрился точно под моим седалищем. Я нервно опустился на него, и вперил взор в стол, стараясь не смотреть в глаза ведьме. Периферическим зрением, увидел как Каститас села на низенький вычурный диван, и забросила ногу на ногу.
Тишина затягивалась. Никто не нарушал ее. Я уже успел изучить все трещинки на столе, а ведьмы не спешили говорить. Вот здесь кто-то провел когтем по столу, тут капнули чернилами. Интересно, это лак черный или само дерево?
Наконец Каститас кашлянула и сказала:
– Я буду передавать тебе слова матери.
– Хорошо, – вымолвил я, стараясь унять дрожь в голосе.
– Мое имя Ветус Пантониса Провидус. Я не причиню тебе вреда, пока ты не будешь угрожать моей семье. Я глава ковена Темные Нити.
Каститас замолчала. Я хотел что-нибудь сказать, представится, но девушка так на меня зыркнула, что я понял – я здесь, чтобы слушать, всё, что им нужно, они обо мне знают.
Раздался еле слышный скрип. Это выдвинулся ящик из стола. Ведьма Ветус протянула скрытую рукавом руку над ящиком и тут же ей в пальцы прыгнула небольшая иголка, доселе лежавшая там.
Каститас сказал:
– Дай ей свою правую руку, и не сопротивляйся.
Я последовал словам девушки и вытянул дрожащую руку. Глава ковена обхватила мою кисть руками и уколола в палец иголкой. Выступила капелька крови. Ведьма быстро присосалась к маленькому проколу кожи. Я инстинктивно хотел отдернуть руку или дать ей по роже свободной рукой, но хватка ведьмы была железной, а мой страх перед ней большим, поэтому я смерился, хоть и корчился на стуле. Она все так же высасывала кровь из пальца, даже не заметив моих трепыханий. Это было омерзительно, отвратительно. Я хотел блевануть и давился одновременно, но усилием воли сдерживал свой организм от таких крайностей. Я думаю, ведьма была бы не рада увидеть мой ужин у себя на столе.
К моему несказанному облегчению, через несколько секунд Ветус отпустила мою руку и откинулась на спинку кресла. Я тут же начал баюкать конечность. Боли совсем не было, но это было страшнее ее. Мерзкая ведьма высосала мою кровь. Пусть не всю, но мою же!
– Ну, что? – быстро спросила Каститас.
– Хреново, – сказал я, прекрасно зная, что она спрашивала мать.
Ведьма не стала наказывать меня болью за дерзость, и я удивленно посмотрел на нее. Она через секунду изумленно на меня. Затем встала и уважительно поклонилась главе ковена. В ее глазах застыло восхищение.
– Что случилось? – тихо спросил я Каститас.
– Не зря мы оставили тебе жизнь. Ой, не зря, – загадочно произнесла девушка. – Ты еще принесешь нам много пользы.
Ветус Пантониса Провидус сделал жест рукой, чтобы мы выметывались из комнаты. Напоследок я бросил на нее быстрый изучающий взгляд. Она была явно довольно. Ее чудовищные глаза лучились самодовольством. Будто она провернула нечто действительно заслуживающее пристального внимания.
Я опередил Каститас и первым выскочил из логов ее страшной матушки. Девушка была явно чем-то возбуждена. Я почти физически ощущал, как ее бьет дрожь.
– Что случилось-то, расскажи. Что такого она почувствовала в моей крови? – лихорадочно проговорил я. – Я ничем не болен? Это не оленье бешенство?
Ведьма, словно не слыша меня, начала быстро говорить:
– В кого ты такое трепло?
– У меня есть оправдание – я живу в первый раз.
– Завтра в полдень встречаемся в той же таверне. Сумеешь ускользнуть на весь день из лагеря?
– Вряд ли, у нас сейчас жарко, – ответил я уклончиво.
– Тебе надо как-то суметь, или придётся дезертировать. Если твоя жизнь в мире солитусов будет мешать планам матушки, то тебе придётся завязать с этим, и жить только в мире колдовства. Ты понял?
– Да, – произнес я без энтузиазма. – А кто такие солитус?
– Люди никак не связанные с миром колдовства. Ты сейчас "модикус" – человек связанный с миром колдовства, но не владеющие колдовством.
– А я и не знал, – с иронией сказал я.
– Ты много не знаешь, – произнесла девушка и зашагала по лестнице, я поскакал за ней.
В лагерь мы отправились тем же способом, что и прибыли в замок главы ковена Темных Нитей Ветус Пантонисы Провидус под названием Малум Енс, на грифоне Лео, который явился на залихватский свист девушки. На вопрос: "Была ли она пиратом?", ведьма заставила мое сердце сжаться от боли.