Текст книги "Записки следователя (илл. В.Кулькова)"

Автор книги: Евгений Рысс

Соавторы: Иван Бодунов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 30 страниц)

Следствие заходит в тупик

К тому времени, когда Васильев вызвал Горбачева на допрос, Горбачев успел протрезветь, собраться с духом и внимательно продумать свои показания. Отрицать самогоноварение было совершенно бессмысленно. В этом он признался не споря, но когда зашла речь об убийстве, то он долго не мог понять, в чем дело, потом заинтересовался, кто такой Козлов, и сказал, что в первый раз слышит о нем и ни к какому убийству никакого отношения не имеет.

Чаще всего первый допрос – это только взаимное прощупывание следователя и подследственного. Васильев смотрел на Горбачева, задавал случайные вопросы, имевшие часто только косвенное отношение к делу, и думал.

Кое-какие козыри у него, у Васильева, есть. Во-первых, газеты. Улика сильная, но все-таки косвенная. Ведь мог же Горбачев оторвать часть газет, на которых были фамилии «Чиков» и начало фамилии «Дмитриев», для того, например, чтобы завернуть бутылки с самогоном, когда он их нес на продажу. Могли, стало быть, эти газеты вместе с самогоном попасть к какому-нибудь другому пьянице, собутыльнику Козлова, который, узнав, что у Козлова есть деньги, убил его и запаковал в корзину.

Был у Васильева и еще один козырь, о котором Горбачев, как Васильев думал, не догадывался. Дело в том, что сотрудник научно-технического отдела во время обыска соскреб ножичком грязь между досками пола на кухне. Лабораторный анализ точно установил, что в грязи этой есть следы крови. В наше время анализ установил бы и то, кровь это человека или животного и даже совпадает ли она по группе с кровью Козлова. Но в те годы такого точного анализа делать еще не умели. Ясно, что кровь, но может быть курицы или поросенка. Грязь из щели эксперт брал на глазах у Горбачева, но Васильев не знал, обратил ли Горбачев на это внимание и понял ли, для чего это делают. Пока Васильев молчал об этом. Это могло пригодиться позже.

Горбачев сидел на допросах спокойно, подобострастно наклонялся, как будто старался лучше расслышать и понять, о чем его спрашивает Васильев, и отвечал тихим голосом, глядя на следователя заискивающими, кроткими глазами. Тюремное заключение пошло Горбачеву на пользу. Лицо, прежде опухшее от постоянного пьянства, пришло в нормальное состояние, и выглядел теперь Горбачев даже вполне благообразно. У Горбачева был один козырь, который Васильеву было трудно опровергнуть. Не было действительно никаких данных, где и когда могли познакомиться Горбачев и Козлов. Козлов петроградец, проработавший три года на севере. Горбачев житель Луги. В Петроград наезжал случайно и редко, а живет здесь, у Дмитриева, всего только полтора месяца. Привез с собой змеевик, бочки купил на базаре, якобы чтобы солить капусту и огурцы. Приехал со специальной целью гнать самогон, продавать и собрать денег на корову. Лужская милиция действительно сообщала, что хотя Горбачев и пьяница, но в преступлениях замешан не был, что коровы у него действительно нет и что старуха мать его говорила, что сын, мол, поехал зарабатывать на корову в Петроград.

Могло быть, конечно, знакомство случайное. Оба любили выпить, встретились где-нибудь в чайной, распили бутылочку и подружились. Но дело в том, что жена Козлова говорила, что муж в последние месяцы поддался наконец ее уговорам. Что пить он не бросил, потому что считал, что пить ему для здоровья полезно, но месяца три назад дал ей слово пить только дома, при ней, и этого слова ни разу не нарушил.

Получалась какая-то ерунда. С одной стороны, слишком многое говорило против Горбачева. С другой стороны, слишком мало было улик, чтобы передавать дело в суд. Кто-кто, а люди, работающие по борьбе с уголовной преступностью, знают хорошо, как часто случайно совпадают косвенные улики и как долго приходится разбираться в этих поразительных совпадениях, чтобы не осудить совершенно невинного человека.

Васильев как-то организовал якобы случайную встречу вдовы Козлова с Горбачевым. Когда Горбачева вели с допроса, Васильев, перед тем как отпустить его, незаметно нажал звонок, и вдова Козлова прошла по коридору, лицом к лицу встретившись с Горбачевым. Нет, Горбачева она не знала. И фамилии такой никогда не слышала, и лицо было ей совершенно незнакомое. Проверил Васильев время. Деньги Козлов получил в начале четвертого. Это подтверждал и кассир, и главный бухгалтер, который подписывал кассовый ордер. Корзина была сдана в камеру хранения в этот же день в половине седьмого вечера. Правда, возвращаясь из учреждения домой, Козлов должен был проехать на трамвае или на извозчике или пройти пешком неподалеку от дома, где жил Горбачев. Неподалеку, но все-таки не мимо дома. Квартала за два от дома Горбачева проходила большая улица, по которой шли трамваи и по которой пролегал самый короткий путь Козлова к дому. Васильев с часами в руке проехал на трамвае от учреждения, где Козлов получал деньги, до места, ближайшего к дому Горбачева. Получилось двадцать пять минут. На извозчике вышло тридцать минут. Пешком он прошагал всю эту дорогу за сорок две минуты. Значит, в четыре, в начале пятого Козлов мог оказаться поблизости от дома Горбачева. Представить себе, что в это время, когда кончается рабочий день в учреждениях и на предприятиях, когда петроградские улицы полны народом, Горбачев напал на проходящего мимо незнакомого человека, убил его, притащил труп к себе в квартиру, уложил в корзину, нашел ломового извозчика, а для этого нужно дойти до ближайшего рынка, потому что ломовики обычно стоят›возле рынков, было просто невозможно. Да еще нужно привести извозчика к себе, вдвоем с ним снести вниз корзину, погрузить на дроги, отвезти на вокзал и сдать на хранение. Васильев попробовал все это проделать. На улице, проходившей неподалеку от дома Горбачева, он именно в эти часы постоял несколько минут и понял, что, конечно, на глазах у толпы, при ярком дневном свете никакое убийство немыслимо. Да и, кроме того, как это днем пронести труп по шумной улице, по лестнице, по которой в это время идут возвращающиеся с работы жильцы! Чепуха! Опросили жильцов, и, конечно, никто из них ничего подозрительного не заметил. Васильев пошел к ближайшему рынку, нанял ломового извозчика, проехал до дома Горбачева, заставил его простоять пятнадцать минут (примерно столько нужно было времени, чтобы Горбачеву вдвоем с извозчиком подняться на четвертый этаж, отпереть квартиру, взять тяжелую корзину, снести ее вниз и погрузить на дроги) и потом проехал на ломовике до вокзала. Получилось полтора часа. Значит, всего полчаса было у Горбачева, чтобы встретить незнакомого человека, убить его, уложить в корзину и хоть немного убрать квартиру. Все-таки извозчик должен же был в квартиру войти. Опять тупик. Оставалась только одна возможность: за полчаса познакомиться с совершенно незнакомым, трезвым человеком, трезвым хотя бы потому, что у Козлова просто не было времени выпить. Если бы он хоть немного задержался, у Горбачева времени совсем не осталось бы. Значит, познакомиться с незнакомым трезвым человеком, зазвать его в гости и убить. Да за эти же полчаса еще надо было выяснить, что у этого незнакомца есть столько денег, что из-за них стоит рисковать.

Получалась совершенная ерунда. Казалось, все было хорошо. И клочки газеты сошлись, и человек оказался способным на всяческие преступления, но Васильев отчетливо представлял себе, как адвокат в судебном заседании с вежливой улыбочкой рассчитает по минутам время и как он, Васильев, будет краснеть, а публика будет смеяться.

Снова и снова ходил Васильев по улице, где в квартире Дмитриевых непрописанным проживал Горбачев. Он снова прошел от ближайшей чайной до дома Горбачева. Можно было допустить, что Козлов зашел в чайную вопреки обещанию, данному жене. Решил все-таки выпить.

Самогон продается, конечно, из-под полы. Значит, нужно какое-то время на то, чтобы поговорить с половым, внушить ему доверие, убедить подать в фаянсовом чайнике самогон вместо кипятка. Нужно какое-то время, чтобы познакомиться с другим выпивающим, чтобы оба они начали доверять друг другу и признались, что пьют вместо позволенного чая строго запрещенный самогон. Нужно, чтобы Козлов признался, что у него с собой большие деньги, и чтобы Горбачев уговорил Козлова пойти к нему домой. Нет, опять получалась ерунда. Час, не меньше, нужен был на это, считая, что пятнадцать минут занимала только дорога от чайной до дома. Снова ходил Васильев по улицам. Все он надеялся, что какой-нибудь случай, неожиданный разговор, какая-нибудь мелочь, которой он не замечал прежде, откроет ему наконец этот неприятный расчет времени. Представим себе, рассуждал он, что Горбачев взял частную машину. Опять ерунда. На частной машине не увезешь такую огромную корзину, да и, кроме того, стоянки частных машин – в определенных местах, в центре, возле гостиниц и ресторанов. Пока дойдешь до стоянки, получится то же самое время.

Что же находится поблизости от горбачевского дома? Три магазина. Государственный магазин продовольственных товаров, с винным отделом, в котором продается виноградное вино. Во-первых, заходя в этот магазин, Васильев не замечал, чтобы посетители пили вино прямо здесь, в магазине. Это было, кстати, строго запрещено, а народу обычно было здесь много и вряд ли стали бы продавцы рисковать увольнением. Да и потом, чтобы напоить сухим вином или даже портвейном такого пьяницу, как Козлов, тоже нужно было, наверно, немало времени и сил.

Маленькая частная колбасная. Это вообще не место, где заводятся случайные знакомства. Тут народу немного, и вежливые продавцы любезно дают попробовать разные сорта колбас и аккуратно взвешивают покупку на весах. Кроме того, здесь бывали люди денежные. Считалось, что здесь колбаса хотя и дороже, чем в государственном, зато и лучше. Может быть, она и действительно была лучше, государственная пищевая промышленность находилась еще в младенческой стадии развития, но уж дороже она была безусловно. И Васильев подумал, что люди типа

Горбачева и Козлова вряд ли будут тратить лишние деньги на деликатесы. Не на деликатесах они выросли, и не к деликатесам они привыкли.

Третий магазин был булочная. Там покупатели вообще не задерживались и завести знакомство было почти невозможно.

Тогда Васильев взялся за ломовых извозчиков. В то время это был единственный вид грузового транспорта, и ломовиков, как их тогда называли, в Петрограде было несколько сот. Васильев прошел по всем так называемым извозчичьим дворам. Извозчичий двор обыкновенно принадлежал частнику. Там были конюшни, извозчикам отпускались овес и сено, а во дворах стояли телеги. Часто извозчики здесь же и ночевали. У хозяина можно было получить кипяток и выпить чаю. По вечерам – ломовые извозчики кончают работать рано, потому что вечером редко перевозят тяжелые вещи,– ходил Васильев по извозчичьим дворам и опрашивал ломовиков одного за другим, не перевозил ли тот тяжелую корзину такого-тр числа на Московский вокзал. Ломовики были народ грубый, много пьющий и любящий поиздеваться над посторонним. Чтобы прекратить неуместные шутки, Васильеву почти каждый раз приходилось показывать удостоверение.

К удостоверению ломовики относились серьезно и как будто старались припомнить, везли ли они такую корзину или не везли. Подумав положенное количество минут, порасспросив, какая была корзина, да откуда везли, да какого числа, каждый говорил, что с ним такого случая не было.

Может быть, это и было правдой. Но, с другой стороны, каждый ломовик понимал, что если он окажется ввязанным в уголовную историю, то потянут его на допрос и он полдня потеряет. Потом на очную ставку, глядишь– и еще полдня прошло, а там, не дай бог, и в суд позовут свидетелем. Жди в свидетельской комнате, пока тебя вызовут. Тут уж половиной дня не отделаешься. Тут целый день придется потратить.

В общем, опрос ломовиков кончился, так сказать, вничью. Он не дал той решающей улики, того решающего свидетеля, на которого рассчитывал Васильев, но он и не убедил его в невиновности Горбачева.

И снова начался допрос:

– Но чем же вы все-таки объясняете, что обрывок газеты, найденный в корзине с трупом, совершенно сходится с обрывком газеты, который найден у вас на кухне?

Горбачев посмотрел подобострастными, ищущими глазами,

– Так ведь знаете, гражданин следователь,– сказал он,– я ведь вам уже говорил. В кошелку наставишь бутылочки с самогоном и бутылочки завернешь. А между бутылочками нарвешь кусков газеты, сомнешь да и насуешь. Это ведь и для того, чтобы бутылки друг о друга не стукались, нужно, и для того, чтобы когда в кошелке одна или две бутылки останутся, чтобы они, знаете ли, не ложились, а то самогончик может пролиться. А самогончик, знаете, обходится дорого, его зря проливать жалко. Ну, а там в какой-нибудь чайной газетки и оставишь. На обратном пути я частенько в магазин заходил купить чего поесть, сосисочек или яичек, так мне кошелка нужна была пустая. А куда дальше газеты эти девались, это я, уж извините, не знаю.

Васильев отпускал его, выжидал время, чтобы тот лег спать, и вызывал снова, на ночной допрос, и снова они без конца бились, и снова смотрел Горбачев искательными глазами и говорил про газетку и самогончик, про сосисочки и яички.

Еще одно обстоятельство говорило в пользу Горбачева. Деньги, пятьсот рублей, которые Козлов получил новыми червонцами, так показал кассир, найдены не были. В квартире у Горбачева оказалось всего восемнадцать рублей семьдесят копеек рублями и трешками.

Короче говоря, следствие окончательно зашло в тупик.

Поиски в Луге

Хорошо еще, что Горбачев попался на варке самогона, а то бы пришлось либо передавать дело в суд с очень шаткими доказательствами убийства, либо вообще Горбачева выпустить. Начальство торопило Васильева. Уже второй месяц сидел Горбачев в тюрьме, а дело об убийстве вперед не двигалось.

Еще раз проехал Васильев от учреждения, где Козлов получил деньги, до дома, где он жил. Оказалось, что как раз возле продовольственного магазина, неподалеку от дома Горбачева, надо было пересаживаться с трамвая на трамвай. Значит, вполне вероятно, что Козлов, получив деньги, зашел в магазин. Возле его дома больших магазинов не было. И, конечно, было ему удобнее всего зайти в магазин именно здесь, на пересадке. Но как же все-таки он потом оказался у Горбачева? Может быть, подошел Горбачев к незнакомому человеку и предложил ему продать самогона, а Козлов соблазнился и пошел? Маловероятно. Во-первых, Горбачев знал, что продажа самогона строго карается. Во-вторых, у него налажены связи с хозяевами чайных, и, значит, сбывать свою продукцию было ему нетрудно. Какого же черта будет он открываться первому встречному? Наконец, третье: одет был Козлов бедно, и предположить, что у него при себе большие деньги, было никак невозможно. Не будет же он, в самом деле, объяснять каждому, что вот, мол, получил подъемные, так что пожалуйста, грабьте. Да, наконец, если все-таки завязалось знакомство на почве самогона, так отчего же убитый был совершенно трезв? Судебно-медицинский эксперт, производивший вскрытие, утверждал это уверенно.

Где-то в этом деле был какой-то крючок, какая-то подробность, о которой Васильев не подумал. Что-то самое главное прошло мимо него. Что же эго могло быть?

Васильев съездил в Лугу, обыскал дом Горбачева. Никаких прямых улик того, Что Горбачев варил самогон и в Луге, не оказалось. И все-таки Васильев был уверен, что именно самогон был всегда основным источником дохода Горбачева. Во-первых, хозяйство оказалось запущенным до последней степени. Урожай на земле вырастал бедный, видно было, что по-настоящему никто к земле рук не приложил. Если землю пахали и засевали, то для того только, чтобы можно было сказать: живем, мол, на трудовые доходы.

Ни лошади, ни коровы не было. Единственный поросенок был такой тощий, такой голодный, что, очевидно, даже покормить его толком у хозяина не было ни времени, ни охоты.

Хозяйка, мать Горбачева, была старушка ядовитая, с хитрыми маленькими глазками. Судя по тому, как спокойно встретила она Васильева, чувствовалось, что обыск ее ничуть не удивил. Она, конечно же, знала, чем занимается сын, и понимала, что в его деле, хотя и выгодном, отдельные неудачи неизбежны. Еще одно было странно в доме Горбачева. Очень уж много было бочек. Васильев насчитал шесть совершенно целых да еще две худые лежали в сарае. В одной из целых бочек солились огурцы, в другой – капуста, а четыре были пустые. Васильеву показалось, что он почувствовал сохранившийся еще в них легкий запах закваски. Видно, и здесь производство было поставлено в широких размерах. Впрочем, доказывать, что Горбачев и в Луге гнал самогон, не имело особенного смысла. Как раз с самогоном и в Петрограде все было в порядке.

В сущности все упиралось в два вопроса. Первое – были ли Горбачев и Козлов знакомы раньше. Второе – где деньги, взятые у Козлова.

Дмитриевы к этому времени уже вернулись из отпуска и жили в своей квартире. Васильев допрашивал их два раза. Оба так ахали и ужасались, делали такие испуганные глаза, когда им рассказывали о том, что Горбачев в их квартире гнал самогон, что у Васильева осталось твердое убеждение: они прекрасно об этом знали и раньше и даже, наверно, были, как говорится, участниками в деле, то есть получали какую-то часть дохода.

Вероятно, думал Иван Васильевич, придется потом их привлечь за соучастие, но все это потом. Главное сейчас– доказать убийство.

Васильев зашел на лужскую почту. Ему пришла в голову нелепая мысль. Может быть, Горбачев был так неосторожен, что взял да и перевел матери по почте Козловские пятьсот рублей. Тогда легко проверить по книге переводов. Он тщательно просмотрел эту книгу, хотя заведующая почтой сразу сказала ему, что такого перевода не было. Шутка ли – пятьсот рублей! В Лугу такой перевод приходит раз в три года.

Все-таки книга была просмотрена, и перевода не оказалось. Хотя Васильев был и раньше в этом почти уверен, он все-таки испытывал разочарование. Как это ни странно, но самые хитрые преступления раскрываются иногда из-за поразительной небрежности преступника. К сожалению, Горбачев, если все-таки он преступник, был очень осторожен.

До обратного поезда в Петроград оставалось еще два часа. Васильев зашел к начальнику милиции, поговорил с ним, попросил приглядывать за старухой Горбачевой, и начальник милиции пошел проводить Васильева на вокзал. В буфете выпили они по кружке пива и сели поговорить. Начальник милиции сокрушался, что просмотрели они самогонщика, и хотя у них были сигналы, но как-то руки не дошли. Все казалось, оснований мало для обыска. А Горбачев сам человек темный. Это здесь все знают. И семья темная. Когда Горбачев в армии был, мама его такую спекуляцию развела, что ужас! Если бы тогда законы были против спекуляции, так ей бы несдобровать. Ее счастье, что было царское время.

– Он в империалистическую воевал? – спросил Васильев.

– «Воевал»! – усмехнулся начальник милиции.– Тоже мне вояка. Сидел где-то писарем в ста километрах от ближайшей пушки. А после революции вернулся. Видно, там, на военной службе, награбастал порядочно. Приехал с деньгами, корову они купили, порося завели, но семья такая, что им ничто впрок не идет. Как пошло пьянство, так и поросенка, не откормив, продали, а потом и корову. Тут он раскаялся и решил, что, видно, чем ему за самогон деньги платить, пусть ему лучше платят. Ну, какие там у него доходы, этого я не знаю, но пьет он по-прежнему. На троицу приезжал – по всем канавам валялся. Из одной вылезет, через полчаса в другую упадет.

– На троицу? – спросил Васильев.– А в этом году когда троица была?

– Восемнадцатого троица, девятнадцатого духов день.

– Постой, постой! – Васильев весь даже напрягся.– Слушай, давай я до вечера где-нибудь отсижусь в уголке незаметно, а вечером пойдем второй обыск сделаем у Горбачева. Почти наверно у нее деньги. Кстати, если она раньше и ждала обыска – дочка-то ей, наверно, написала, что сын арестован,– если и запрятала деньги так, что их не найти, то уж сегодня она обыска, наверно, не ждет.

Начальник милиции был человек толковый и все сразу сообразил. Васильев был в штатском, до вечера отсиделся в милиции, а вечером они начали второй обыск. На этот раз они перерыли все. Простукали стены, внимательно осмотрели сарай, в хлеву обследовали каждый метр. Согнали кур с насестов, обыскали весь курятник и нашли свежезасыпанную яму в земле. Принесли лопаты. Стали копать. Выкопали яму больше метра глубиной. Пошла уже жесткая, слежавшаяся земля. Ясно было, что ее давно не рыли. Тут у Васильева мелькнула мысль. Закопала старушка деньги в землю, потому что ждала обыска, а когда обыск кончился, выкопала и отнесла в дом. В земле деньги и погнить могут и отсыреть.

Снова пошли в дом. Прощупали все матрацы, все подушки. Полезли на чердак. Здесь все покрывала ровная серая пыль. И только на крышке старого, окованного железом сундука пыли не было. Открыли сундук. Перебрали тщательно, осматривая каждую вещь, целую кучу барахла. Пыль клубами носилась в воздухе. Все непрерывно чихали. Старушка почти не скрывала ненависти к чертовым милиционерам, которые за день устраивают второй обыск. Докопались до дна сундука. На самом дне была маленькая шкатулочка, резная, с замочком, запертая и без ключа.

– Где ключ? – строго спросил Васильев у старухи.

– А кто его знает, давно потерялся.

– Неси топор,– сказал Васильев одному из милиционеров.– Будем ломать шкатулку.

– Зачем вещь ломать,– сказала старушка,– на тебе ключ, если ты такой дотошный.

Васильев всунул крошечный ключ в скважину. Ключ легко повернулся. Очевидно, замок смазывали. Дрожащими руками Васильев открыл шкатулку. Сверху лежала газета. Васильев даже на секунду помедлил вынуть ее. Он понимал, что это тяжелое, изматывающее следствие сейчас кончится бесспорной уликой. Вот он поднимет эту газету, и под ней окажется пятьдесят белых бумажек достоинством в десять рублей каждая, с изображением на каждой сеятеля, бросающего в землю зерно из лукошка.

Все оказалось так и не так. Действительно, в шкатулке были деньги. И даже не пятьсот, а почти шестьсот рублей. Но только были они в самых разных купюрах, достоинством пять рублей, три рубля и рубль. Одна только потрепанная десяточка оказалась на самом дне. одна, поистершаяся от тысяч рук, через которые прошла. А кассир говорил Васильеву, что он выдал Козлову подъемные новенькими червонцами.

Деньги были -улики не было.

Может быть, деньги эти были нажиты на самогоне. А может быть и так, что Горбачев оказался хитрее, чем можно было думать. Походил по магазинам, по чайным, потолкался по базару и по одной десяточке, покупая какую-нибудь ерунду, разменял все червонцы на купюры помельче, которых уже никто не опознает и которые никакой уликой служить не могут. Так или иначе, один след оборвался. Оставался, правда, второй.

Всю дорогу до Петрограда думал Васильев и раздумывал. И жена Козлова и его знакомые – а Васильев опросил многих из них – говорили в один голос, что никогда от Козлова фамилии Горбачев не слышали. Припоминая всех опрошенных знакомых Козлова, Васильев подумал, что все это знакомые недавние. Жена его была моложе его и, значит, тоже замужем была не очень давно. Но ведь могло же быть, что Козлов и Горбачев приятельствовали когда-то и где-то еще до того, как появились у Козлова его нынешние знакомые и нынешняя жена. На север Козлов ездил тоже без жены. Может быть,-встречались они на севере. Может быть, еще раньше когда-нибудь Вероятно, это была не близкая дружба, а просто приятельские отношения. Представим себе, рассуждал Васильев, что вдруг, зайдя в магазин купить чего-нибудь, видит Козлов своего старого приятеля, с которым встречались они на севере. Такие встречи многократно умножают старую дружбу. Может быть, на севере они были даже и мало знакомы, но тут вдруг такая встреча.

«Горбачев! – говорит Козлов.– Ты как здесь?»

«Козлов! Вот не ждал! Жив еще?»

«А я, знаешь, опять на север еду,– говорит Козлов.– Сейчас подъемные получил – пятьсот рублей. Ну, по такому случаю надо нам с тобой отметить встречу.– И потом шепотом: – Ты не знаешь, где тут достать бутылочку? Я бы заплатил».

Горбачев сразу соображает: во-первых, пятьсот рублей– сумма немалая; во-вторых, наверняка никто не знает, что Козлов зашел именно в этот магазин, в-третьих, никто не может знать, что в этот же магазин зашел Горбачев. Да, наконец, никто даже не знает, что они когда-то были знакомы. Дело как будто верное и безопасное.

«Знаешь что,– говорит он,– я тут недалеко живу.

В квартире я один, и выпить у меня найдется. Давай возьмем селедочки, колбаски и пойдем».

Тогда сразу перестраивается весь расчет времени. Десяти минут достаточно, чтобы встретиться, поговорить, купить закуску и отправиться к Горбачеву. Козлов оказался трезвым. Заключение эксперта не допускает сомнения. Ну что ж, тут противоречия нет. Может быть, Горбачев не считал нужным тратить на Козлова самогбн. Попросил, скажем, приятеля селедку почистить, подошел сзади и ударил топором по голове. Был в квартире Горбачева топор или не было? Ну, это потом. Прежде всего надо проследить прошлое обоих. Где-то, когда-то должны они были быть знакомы.

Прямо с вокзала поехал Васильев в учреждение, которое отправляло Козлова на север. Перелистали все архивы, просмотрели все списки. Тщательно проверили все фотографии. Нет, от этого учреждения Горбачев никогда на север не ездил. Это не подтверждало версию Васильева, но и не опровергало ее. Горбачев мог быть на севере случайно или был он завербован какой-нибудь другой организацией. Да, наконец, мог поехать по каким-нибудь своим спекулятивным делам. Мог Козлов у него просто покупать самогон. Самогон на севере дорог. Так или иначе, Васильеву было ясно теперь, что делать. Надо проследить жизненный путь обоих, и Козлова и Горбачева, от самого детства. Где-то, когда-то их жизненные пути уже скрещивались. Если точно узнать, где и когда, если предъявить Горбачеву доказательство, что он был раньше знаком с Козловым, то, вероятно, он сам признается. А не признается, так то, что он всегда говорил, что о Козлове слышит первый раз, будет само по себе уликой. Да и встреча старых знакомых снимает весь расчет времени, который раньше делал Васильев. Пожалуй, адвокату на суде не придется особенно улыбаться.