Текст книги "Черный риэлтер"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 10

Вернувшись в отдел, Демин застал там Андрея Мысина, участкового с самого дальнего участка, практически, уже деревни, Синевки, на окраине Кривова. Невысокий, худощавый парень с остроносым, крысиным личиком, он был истинным хозяином своего района. Кроме чисто милицейской деятельности Андрей держал огромное хозяйство: коров, уток, кур, кроликов. Ну а баня у него была лучшей в городе, где тот же Демин хоть раз в месяц, но непременно парился. Мысин был не в духе, да и Виктор после увиденного на улице Лермонтова тоже был не в своей тарелке. Поздоровавшись, Мысин сообщил: – Виктор, надо что-то делать. У меня на участке еще один дом сгорел.

– Это какой уже по счету? – спросил Демин.

– Четвертый за две недели.

– И все так же?

– Да, все так же – приезжают люди, просят продать дом, хозяева отказываются. А через пару дней дом сгорает.

– И тогда те же самые приезжают, и покупают его у хозяев уже задарма, – докончил Демин.

Но Мысин отрицательно покачал головой.

– Да нет, приезжают другие. Вполне приличные с виду люди. Надо делать что-то, Виктор!

– Ну, рапорт я на имя Панкова написал, попросил выделить один патрульный экипаж на Синевку, а мне сказали, что сейчас он вообще один на город. Нет народа, некому работать. Кто на эти три тысячи сейчас пойдет в патрульные?

Закончить разговор они не успели. Открылась дверь, и в кабинет шустрым пингвином ворвался Колодников, за ним вошли Шаврин и Зудов.

– Так Виктор, ты ходил к этим старикам? – с порога спросил Андрей.

– Ходил. Зубаревская там постаралась.

Рассказ о судьбе двух стариков возмутил всех слушателей. Эта история проняла даже много чего видавших милиционеров.

– Да это уже предел!

– Повесить бы ее, суку, причем прилюдно, где-нибудь на площади.

– Да хрен там вы что сможете сделать, – Паша Зудов был, как всегда, настроен скептично. – Наверняка у этой сучки все документы тип-топ.

– Да документы то, это да, – согласился Колодников. – Но, пока у нас есть эти свидетели, у нас есть на что опереться.

– Боюсь я только, что бабка скоро крякнет, – возразил Демин, – болеет она сильно, простыла жутко в этой хибаре.

Колодников чуть озаботился, потом решил: – Ладно, надо их попробовать определить в соцпалаты. Есть такие у нас в четвертой медсанчасти. Там всякие бомжи и старики лежат. Знакомая у меня там врачом работает, я ей как-то кражу раскрыл, ковер вернули ей тогда, телевизор. Ты, главное, с ее слов показания снял?

– Конечно. И с нее, и с деда.

– Ну, уже хорошо. При случае отдай Юрке.

План Колодникова удался. Правда, ему пришлось самому, на служебном Уазике перевозить старуху из их хибары в больницу. Зато ее вынужденный сожитель, Соболев, так и не захотел покидать свое стылое жилье. Уже через час Антонина Монина была раздета, накупана, и ей начали делать какие-то уколы. Бабка просто плакала от счастья, да благодарила всех подряд.

А Зудов, Шаврин, и Виктор Демин прочесывали Цыганский поселок. Это был огромный по площади район города, застроенный частными домами. Раньше он назывался Владимирским поселком, но из-за избытка влаги место это начало постепенно превращаться в болото, по обочине дорог начал расти высоченный камыш, а дома сгнивали с пугающей быстротой. По мере того, как уезжали отсюда коренные кривовцы, эти дома-гнилушки скупали цыгане, а потом таджики, узбеки, азербайджанцы, и прочие приезжие нацменьшинства. Это был рассадник криминала, в каждом пятом доме продавали наркотики, в каждом десятом принимали ворованное барахло, а в каждом двадцатом торговали паленой водкой.

Сначала они завернули к официальному месту расположения участкового – в опорный пункт. Это было большое здание из красного кирпича, в одной половине которого располагалась станция техобслуживания. Об этом информировала небольшая табличка на покосившемся столбе с надписью: «СТО». Кто-то из шутников снизу пририсовал еще две буквы: «РБ». Вторая половина здания была закрыта на большой, амбарный замок.

– Зуев был сегодня? – спросил Шаврин одного из слесарей, вышедшего покурить. Тот отрицательно покачал головой.

– Не было, и, наверное, больше не будет. У него вчера там, – он ткнул пальцем в сторону запертого кабинета, – потолок обвалился, его чудом не убило.

– Так, и где нам тогда его ловить?

– Ну, ближе к вечеру он будет в «Кахети», а так – хрен его знает.

– А что, Мухин один весь Цыганский огоривает? – спросил Демин. – Тут район то – ого-го!

– Нет, небольшая часть Копчику отходит. От Короткой, через Пролетарскую и до Советской. Но, к нему и соваться не стоит.

Тогда они проехали по поселку, присматриваясь к домам, жителям. Там, где дома были получше, поухоженней, но, видно, что их давно уже не ремонтировали – жили русские. Другие дома, так же старые, но, то с новым забором, то с большой, спутниковой антенной – это уже жили цыгане. Они не утруждали себя большим ремонтом, все равно рано или поздно им придется уйти из этих мест. Азербайджанцы дома отделывали целиком, заборы ставили высоченные, из железного профиля. Все они были торговцами, и обычно рядом с солидным забором стояла грузовая «Газель», а то и огромная фура, только что прибывшая с юга.

Милиционерам же важны были другие дома, невзрачные халупы, с проваливающимся коньком крыши, с позеленевшим от старости шифером, с покосившимся забором. Около одного из таких домов они и остановились. То, что дом обитаем, подсказывал дым, идущий из печной трубы.

– Шевченко сто двадцать пять, – записал себе в книжку Демин. Шаврин толкнул дверь, в лицо ударила волна тепла, и одновременно запах чего-то кислого, неприятного. Лампочка, что светила в доме, была от силы ватт шестьдесят, и, к тому же, была сильно засижена мухами. В доме было трое жильцов: женщина лет шестидесяти, худощавый парень, непонятного возраста, и еще одна женщина, помоложе, лежавшая на кровати. Дергающийся, как эпилептик, старый телевизор был единственной ценной вещью в этом замке нищеты.

История этой троицы была столь же традиционна, столько и страшна. Все когда-то жили в своих квартирах, все были при работе. Когда в начале девяностых все обрушилось, военные заводы выкинули рабочих на улицу, эти трое не смогли выкарабкаться из алкогольной волны. Парень еще как-то подрабатывал на рынке грузчиком, а вот его женщины уже не могли. Одна еле ходила от жуткого артрита, у второй просто отнялись ноги, и она лежала на старом диване пластом. И все из-за паленой водки. Как оказалось, сюда их свела все та же Соня Зубаревская. Ни у кого из троицы не было паспортов, и то, что они протянули в этой халупе полтора года, было просто чудом.

– Так вы осознанно переехали сюда? – спросил Шаврин парня, его звали Василием.

– Да какой там! – отмахнулся тот. – Она мне обещала дом в деревне, с газом и хозяйством. Я всю жизнь мечтал в деревню переехать, кур там развести. А очутился я вот здесь, да с этими вон девками в нагрузку.

– Что ж вы ей так поверили на слово? – не удержался, и спросил Зудов.

– А как не поверить? Она перед этим дружку моему квартиру обменяла, двухкомнатную на однокомнатную, и все было нормально.

– Ну, может быть, он не пил так, как ты?

– Ну да! Еще как квасил. Она, кстати, потом его тоже опрокинула, с полгода назад. Встречал я его тут, в поселке.

– Как зовут?

– Паша, Садовый.

– А где он живет?

– Да хрен его знает. Не спросил я. У колонки с водой мы встретились, кажется, на Чапаева, там, недалеко от магазина. Воду он в ведро набирал.

Шаврина интересовало другое.

– А куда ваши документы делись?

– Да, черт его знает! Зинка вон первая решила обратно все прокрутить. По закону то можно, в течение полугода отказаться от обмена. Только она начала по конторам ходить, как они и исчезли.

– Как это? – не понимал Шаврин.

– Да вот так. Однажды встаем с утра, а документов нет. Ни у кого: ни у меня, ни у Зинки, ни у Андреевны.

– Давно это было?

– Да, с год назад. Зима уже была, это точно.

– А что же за это время не восстановили паспорта?

– А на какие шиши? Да и Зинку тогда после этого паралич шандарахнул. Переживала слишком.

– А с кем вы пили тем вечером? – поинтересовался Демин.

– Кто тогда был? Помните? – спросил Василий своих женщин.

Лучше всех память оказалось у парализованной женщины.

– Ну, этот, сосед слева, Славка. Лариска была, через дорогу, мужик ее, Колек. Лешка с Народной улицы.

– Зинкин бывший был, Валерка, – добавила старуха. – Царство ему небесное.

– Ну, вот кто-то из них и увел ваши документы, – решил Шаврин. – Надо было брать за грудки их, да трясти до полусмерти.

Василий беспомощно пожал плечами, и Шаврин понял, что этот «страдалец» на подобное просто не способен.

Шаврин быстро оформил их показания, заставил всех подписаться.

– А вы не встречали тут такого Паршина, Петра? Его буквально вчера вывезли в поселок, – спросил он в конце беседы.

– Нет, не знаю такого, – ответил Василий.

Они вышли из дома, с радостью вздохнули свежий воздух.

– Похоже, это одни из первых клиентов Соньки, – сказал Шаврин. – Она их кинула полтора года назад.

Демин приметил еще кое-что.

– И заметь, паспорта она у них сначала не взяла. Потом видно, как эта Зинка начала насчет обратного обмена гоношиться, она их на руки своим страдальцам уже больше не давала.

Когда милиционеры уехали, от дома напротив вышел человек, глянул вслед машине и, неторопливо перейдя улицу, зашел в дом.

– Здорово, братва, – сказал он, по блатному растягивая слова. – Похмелиться нечем?

– Откуда, Колян?! Полный голяк, – с тоской ответил Васька.

– А чё это к вам менты наезжали? Вроде, ханкой не торгуете, самопалом тоже?

– Да, это насчет того, как Сонька нас с квартирами опрокинула. Трясут ее, – довольным тоном сказал Василий, и даже потер руки. – Может, и квартиры наши вернут, а?

– Да, хрен ее тряхнешь, у ней знаешь какая крыша! – Многозначительно изрек Колян.

– Какая? – не понял тот.

– Красная. Менты же сами и крышуют. Так что ты сильно губы не раскатывай. Одни пообещают, а другие все прикроют.

К вечеру они исколесили полпоселка, но Петю Паршина так и не нашли. В четвертом часу они подъехали к кафе «Кахети». Держал его азербайджанец Али, а почему назвал «Кахети», он и сам объяснить не мог. Просто понравилось красивое имя.

Зуева они увидели сразу. Рослый мужчина лет сорока, он сидел в самом центре зала, и, покуривая, рассматривал большой экран телевизора, на котором извивалась в восточном танце девушки с оголенным пупком. Перед Валерием стояла бутылка водка, на тарелки лежали свиные ребрышки, остатки съеденного свиного шашлыка. Увидев коллег, Зуев оживился.

– О, а вы что тут у нас делаете? Своего участка мало, решили еще и мой прихватить? Могу совсем подарить.

– Да, тебя вот целый день ищем. Замерзли как собаки, – ответил Шаврин.

Зуев громко свистнул, махнул кому-то рукой, показал сначала один палец вниз, потом три вверх. И вскоре официантка принесла бутылку водки, большую чашку с пловом, по порции жареного треугольника из свинины, салат.

– Ого, хорошо тебя тут кормят. Бессрочный кредит? – спросил Демин.

– Уважают, – пояснил Зуев. – Тут бы без меня был полный беспредел. Их же так тут всех примерно поровну: азеров, хачиков, будулаев. А все тут пасутся, в «Кахети». Чуть слово в сторону – и на ножи. А я только свистну, и все – порядок.

– Так ты тут, оказывается, за вышибалу? – спросил Шаврин, жуя свой кусок мяса.

Зуев скривился.

– Да, как хочешь это назови, но если бы я тут не крутился – трупов бы тут было бы немеренно.

– Слушай, у тебя на участке есть люди, которых сюда свезла Сонька Зубаревская? – спросил Шаврин.

– Есть.

– Много?

Зуев сделал жест рукой над головой.

– Выше крыши, – пояснил он. – Она когда года два назад начала заниматься этой херней, я, сначала то, и не сильно на это реагировал. Ну, свозит алкашей, покупает у них квартиры. Все же добровольно, по закону не придерешься. А потом у них с Могильщиком пошла эта манера выкидывать их без паспортов. Бомжей мне тут плодить стала. Нахрен мне это надо!

– Ты что-нибудь с этим пытался сделать? – спросил Демин.

– Пытался. Составил несколько протоколов, отдал в управу, и все на этом потухло. Уперлись где-то там наверху, и все. Шварцман, я знаю, этим во втором отделе тоже занимался. Спросите его.

– Хорошо, спросим, – согласился Зудов. – Слушай, если попадется тебе такой Петя Паршин, со Строительной улицы, дом шесть, квартира сорок, звякни нам. Очень он нам нужен.

– Хорошо.

Зуев что-то чиркнул себе в записной книжке, и они расстались.

Вернувшись от соседей по улице, Колян долго шарил в комоде, нашел там старенький мобильник, поставил его на зарядку. Уже ночью, когда он, наконец-то подзарядился, Колян позвонил.

– Софья? Этот Колян. Какой, такой, с Шевченко, забыла уже. Сегодня к твоим кресникам менты приезжали, показания против тебя брали. Вот так, сестричка. Не спасибо, а пятихатка с тебя. Хорошо подвози, а потом и разговор будет.

Ночью Василий встал, чтобы покурить. В доме было душно, и он вышел на крыльцо. На душе было муторно, как обычно, с «паленки» болела голова. Докурив сигарету, он остался стоять на крыльце. Было тихо, и он услышал рядом, где-то совсем близко, какие-то шаги, потом странные звуки, что-то вроде плеска воды. Быстро определив, с какой стороны все это слышится, явно от огорода, Василий спустился с крыльца, и, стараясь не шуметь, прокрался к углу дома. Глаза его уже привыкли к темноте, и он увидел как темная, человеческая фигура идет к нему навстречу, мерно плеская на стены что-то из канистры. Гадать, чем именно поливают его дом, Василий не стал – в воздухе и так сильно пахло бензином.

Когда неизвестный подошел к углу дома, Василий выскочил вперед, и, выбив канистру из рук поджигателя, начал наносить ему удары по лицу. Тот заорал, было, но тут же смолк, и, свалив Василия, уже молча катался с ним в луже бензина. Но, хозяин дома оказался сильнее и вскоре Василий ухватил его руками за горло. Тут он смог рассмотреть лицо поджигателя.

– Колька?! Ты, что, сука, делаешь?!

– Васек, не души меня, я не виноват, мне заказали вас, – прохрипел тот.

– Кто!?

– Сонька.

До Василия дошло и кое-что другое.

– Так это ты, сука, наши документы стырил?!

– Я. Деньги нужны были, вот я и…

Докончить он не успел. На голову Василия обрушился страшной силы удар. Когда Колян свалил с себя безжизненное тело и поднялся на ноги, он рассмотрел своего спасителя.

– Могильщик?! Ну, спасибо тебе, что помог.

– Не благодари, – хмыкнул Жора, и со всей силы ударил неудачливого поджигателя кастетом в висок. Тот, как подкошенный, упал на пропитанную бензином землю. А Могильщик достал из кармана зажигалку, и, вызвав к жизни огонь, бросил ее в сторону канистры. Огонь полыхнул так мощно и дружно, что Жора с матом отскочил в сторону. Убедившись, что все тут полыхает как надо, он подошел к крыльцу, и, накинув на дверной пробой петлю, воткнул в нее железный прут. После этого он бросился в огород, перемахнул через забор, и вскоре вышел к своей машине. Сонька ждала его там.

– Хорошо горит, – сказала она, кивая в сторону горящего дома. – Красиво.

– Хорошо то, что я проследил за этим Коляном. Его там этот, местный Рэмбо чуть не оприходовал.

– И что? – встревожилась Сонька.

– Что? Пришлось оприходовать их обоих.

Зубаревская рассмеялась.

– Да, что бы без тебя делала, Жорик ты мой!

И она нежно чмокнула его в щечку.

– Поехали. Спать охота.

ГЛАВА 11

Георгий Косарев начал свое расследование с посещения тетушки обиженного риэлтерами и медиками человека.

– Гулина, Лидия Ивановна здесь проживает? – спросил он приоткрывшей дверь женщине. Это была типичная пенсионерка, довольно еще живая, и энергичная.

– Да, а что вам надо?

Косарев вытащил из кармана свое пенсионное удостоверение, на него он в свое время натянул красные корочки милицейского удостоверения. Кроме того, на фотографии он был изображен в форме. Кто имел время рассмотреть этот документ, мог предъявить претензии нахальному подполковнику в отставке, но Косарев, обычно, много времени любопытным не давал.

– Милиция. Подполковник Косарев, я по поводу вашей племянницы, Ирины.

– А-а, наконец-то! – обрадовалась пенсионерка. – Я думал, так все и спустят на тормоза.

Женщина открыла дверь, прошла вперед.

– Пойдемте в кухню, у меня там как бы кабинет.

Да, на кухне было достаточно уютно, мягкий уголок, телевизор в углу. Через пять минут Косарев уже пил чай с домашними ватрушками, и слушал печальную историю жизни Ирины Ковалевской.

– Она у нас вообще всегда была со странностями. Девочка такая нервная, стихи рано начала писать, хорошие стихи, ее даже в нашей газете печатали. Потом она неудачно вышла замуж, потеряла ребенка. Потом снова выскочила замуж, снова развелась. Три года назад у ней умерла мама – Ольга, сестра моя. Ириночка очень тяжело это переживала. Последний раз мы с ней виделись на годовщине смерти Ольги. Я бы и не сказала, что Ирина плохо выглядела. У ней новый муж тогда еще был. Я этому не удивилась, она у нас такая красавица, мужчины по ней всегда западали. Правда, потом, я слышала, она с ним тоже разбежалась. И, как-то после этого мы с ней потерялись. Я уезжала из Кривова на год, в Железногорске внучку нянчила. Телефона у меня там не было. И вот, приехала я месяц назад, встречаю знакомую, она вместе со мной работала в заводе, она мне и сказала что Ирина в дурдоме. Я ахнула, полетела туда. Добилась встречи, посмотрела на нее, и удивилась. Она мне показалась совершенно нормальной, только такая, знаете ли, заторможенная, сонная. Я пошла к врачу, и он мне заявил, что Ирина совершенно недееспособна. Оказывается, ее готовят к определению в интернат!

– То есть – насовсем туда, в дурдом? – уточнил Косарев.

– Ну да! Это уже пожизненно. Но, самое интересное, я пошла к Ирине на квартиру, а тем уже стоит другой замок, живут другие люди! Вещи ее уже растащили соседи. Я возмутилась, пошла в прокуратуру, и накатала заявление.

– Это когда было? – удивился Косарев.

– На той неделе.

– А что же к риэлтеру ходили? – не удержался, и спросил подполковник.

– Ну, а что? Может и он поможет. Я считаю, что сейчас надо бить во все колокола.

– Ага, понятно. А сколько лет вашей племяннице?

– Двадцать восемь.

– И кто у ней врач?

– Зильберман, Иван Тимофеевич.

– Это пожилой такой, высокий? – припомнил Косарев.

– Ну да.

– Встречался как-то я с ним. Машину у него из гаража угоняли лет десять назад. Скажите, а как они могли продать ее квартиру? Там ведь какие-то документы должны быть готовы? Она должна быть признана недееспособной, над ней установлена опека.

Гулина отрицательно замотала головой.

– Как я поняла – нет еще! Там еще ничего не решено, ничего нет, а квартиру то уже продали!

– Да, это интересно. Этим стоит заняться.

Попрощавшись с пенсионеркой, Косарев прямиком отправился в прокуратуру.

"Что я буду зря задницу рвать, если этим делом должна заниматься прокуратура", – справедливо решил он. – "Пусть они нароют факты, а там уж поделятся и со мной".

ГЛАВА 12

Страшное дело, когда два человека занимаются одним делом. Все домашние занятия после этого превращаются в производственные совещания.

– Сегодня ко мне приходил Косарев, Георгий Георгиевич, знаешь такого? – спросила Ольга Астафьева за ужином. Юрий только засмеялся.

– Ну, как же не знать первого своего наставника в уголовном розыске. Год я был у него под непосредственным началом, это ещё до того, как я попал к Мазурову, в розыскники, и до того, как потом перевелся к Колодникову. Он был начальником второго отделения милиции, а потом, пару лет, начальником уголовного розыска.

– Как он тебе?

– Волкодав. По фанатизму в своем деле он равен только Мазурову. У них всегда было такое негласное соперничество. Мазуров, тот брал свое трудолюбием, самоотдачей. А этот артист, талант в своем деле. С шуточками, под «ха-ха» мог разговорить любого урку, и за два часа раскрутить сложнейшее дело.

– Да, это чувствуется, – согласилась Ольга. – Манеры у него своеобразные.

– А что, где ты его видела?

– Да, я же уже говорила, приходил сегодня по одному делу, рассказал много интересного, и проторчал у меня целый час с разными отвлеченными разговорами. Мне кажется, что если бы Кудимов меня к себе не вызвал, он бы точно довел эти свои разговоры до ресторана и кровати.

Астафьев хмыкнул.

– Ну, это вряд ли. Ему Ниночка тогда последние кудри вырвет. А что ему надо было?

– У меня было заявление по поводу одной сумасшедшей…

Внимательно выслушав рассказ Малиновской, Юрий удивился.

– А что, разве так вот можно? Сослать девушку в дурдом, а потом продать ее квартиру?

– Если они оформили над ней опеку, то вполне.

– Но это же незаконно?

– Говорят, был такой случай в вашем городе, лет двадцать назад. Шалимов даже фамилию того врача вспомнил – Зельц. Его, конечно, посадили. Тогда с этим было проще.

Юрий покачал головой.

– Странно, это все так рискованно.

– Вот, завтра мы и проверим, кто и что там оформил.

В психдиспансер Малиновская одна не поехала, подобрала в условленном месте Косарева. Тот, как всегда, был улыбчив и преисполнен внимания.

– Как ваше драгоценное здоровьице, Ольга Леонидовна? – спросил он, садясь в машину.

– Более чем хорошо. А ваше?

– Так же прекрасно. Я тут вчера случайно узнал, что вы тесно связаны с одним из моих учеников, Юркой Астафьевым?

Ольга поняла, что старый сыщик так же наводил о ней справки.

– Более чем тесно. Вам, кстати, привет от него.

– Спасибо, – поблагодарил Косарев, а сам подумал: "Хорошо, я вчера не пригласил ее в ресторан. Против Юрки мне ловить тут нечего".

Здание психдиспансера представляло из себя нечто длинное, изогнутое в самых неожиданных местах, с многочисленными пристроями. На первом этаже разместилась поликлиника, а на втором, собственно, и был сам диспансер, там, где лежали сами больные. Но им был нужен главврач.

– Был я тут как-то, но давно, лет пятнадцать назад, – пробормотал Косарев, продвигаясь по длинным коридорам. – Раньше кабинет главврача был в самом начале.

Как оказалось, теперь нужный им кабинет был в самом конце здания, на табличке было написано: "Главврач, врач 1 категории Самсонов. Л.Ю."

Первая, как официальное лицо, вошла Ольга.

– Можно? – спросила она.

– Да-да, заходите.

Человек, сидевший за столом, поднял голову, и Ольга про себя невольно ахнула. Это был русский вариант Джорджа Клуни. Самсонов, правда, не вышел ростом, лицо было более широким, чем у голливудской звезды, но эта полуседая голова, при живых, умных, молодых глазах, да и улыбка на губах была даже более обаятельная, чем у Клуни.

– Ольга Леонидовна Малиновская, следователь прокуратуры.

– Подполковник Косарев, Георгий Георгиевич.

– Самсонов, Леонид Юрьевич, главврач этого заведения. Чем обязан таким визитом, какие проблемы?

– Проблемы в том, что мы получили вот это заявление, и нам пришлось дать ход этому делу, – Ольга подала Самсонову документы.

Самсонов внимательно прочитал заявление Гулиной, кивнул головой.

– Прекрасно помню эту девушку. Я как раз дежурил, когда ее привезли после неудачной попытки суицида. У ней была жуткая истерика, на шее следы от веревки. Собственно, еще несколько секунд, и она бы тогда умерла, но веревка не выдержала. Тут соседи, как раз вошли…

– А что дверь квартиры была открыта? – удивленно спросил Косарев.

– Да, представьте себе! Они поднимаются по лестнице, видят полуоткрытую дверь, естественно, входят. Ковалевская висит на гардине, еще дергается. И на глазах у них она обрывается. У девушки, естественно, дичайшая истерика, она пытается выброситься из окна, хотя там всего второй этаж. Вот соседка с мужем вызвали тогда милицию, ее привезли сюда. Я обратил внимание, что у ней уже были поперечные порезы на руках, зажившие, но типичные такие, когда вены вскрывают. Оказалось, что да, это, в самом деле, не первая попытка ее самоубийства. Просто до этого никто не пытался привезти ее к нам.

– И что, она настолько безнадежна? – спросила Ольга.

– Почему безнадежна? Помниться, ей ставили диагноз вялотекущей шизофрении с суицидальной направленностью. Кажется, из-за ее стихов. Стихи, кстати, великолепные, только постоянен этот мотив самоубийства, и разговора самой с собой. Я, правда, не знаю, что там у ней сейчас.

– Как это вы не знаете? – поразился Косарев. – Вы же главврач, вы должны все это знать?

– Должен, да. Но этот год у меня совершенно бешеный. Два месяца стажировки в Америке, потом чуть не полгода обучения в Москве. Затем я взял отпуск, еще два месяца за свой счет. Я готовлюсь защищать диссертацию, мне назначена защита буквально на следующей неделе. Но, помниться, я подписывал документы на Ковалевскую. Суть не помню, я положился на ее лечащего врача.

– Зильбермана? – спросила Ольга.

– Да. Иван Тимофеевич в нашем коллективе самый опытный, самый пожилой. Собственно, он мой учитель. Все это время он замещал меня.

– Тогда хочу вас проинформировать, что врач Зильберман, Иван Тимофеевич, оформил себя опекуном Ирины Ковалевской, и, более того, уже продал ее квартиру, – чуточку даже торжественным тоном провозгласила Ольга.

Малиновская положила перед Самсоновым справку из БТИ. Тот сразу изменился в лице. Но, самообладание у психиатра было на высоком уровне. Он снял трубку и ровным голосом попросил: – Ольга Алексеевна, Иван Тимофеевич у нас по-прежнему на больничном? Вот даже как! Хорошо, спасибо. К сожалению, Зильберман уже две недели лежит в Железногорске, в кардиоцентре, – сказал он, положив трубку. – Давние проблемы с сердцем.

– Хорошо, мы отложим разговор с ним, – согласилась Ольга. – Но, неплохо бы было, чтобы вы нам написали какое-нибудь письменное объяснение по этому поводу.

– Нет проблем.

Самсонов взял авторучку, и в пять минут исписал лист бумаги ровным, хорошо читаемым, совсем не медицинским подчерком. Малиновская, прочитав все это, кивнула головой, и положила лист в папку.

– Хорошо, все очень даже логично изложено. До встречи, Леонид Юрьевич. Сами понимаете, что после всего этого мы с вами встретимся еще не раз.

– Да, это естественно. Я не имею ничего против. Дичайший случай и надо с этим всем хорошенько разобраться.

До позднего вечера Самсонов сидел у себя в кабинете на диване и обдумывал создавшееся положение. Уже в пять вечера он поднялся на второй этаж и сказал дежурной медсестре: – Найдите мне историю болезни Ковалевской. И через полчаса приведите ее саму в гипнотарий.

Гипнотарий был особым местом в диспансере. Стены этого кабинета были расписаны картинами природы в самое разное время года, единственное окно закрыто плотной шторой. На полу лежали ковровые дорожки, и кроме кресла, кушетки с мягким матрасом и подушки, стоял стол с зеленой лампой. Через полчаса в гипнотарий провели высокую девушку с распущенными черными волосами. Когда она вошла, над дверью вспыхнула красная лампа с надписью: "Не входить. Идет сеанс".