Текст книги "Черный риэлтер"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

ГЛАВА 48

Весть о пожаре в Синевке с человеческими жертвами вызвала у Колодникова эмоции, похожие с зубной болью. Скривившись, он спросил сам себя: – Когда все это кончиться? И кого мне туда теперь посылать? Все ж в разгоне!

Но, он все же нашел нужного человека. Сначала на пепелище Колодников послал самого молодого из своих оперативников, Олега Гусева. Но, когда тот позвонил, и сообщил, что трупов на самом деле не два, как сначала подумали пожарные, а шесть, и все погибли от огнестрельного оружия, Андрей примчался на место происшествия сам. От домика Чемодана остались одни сильно обгоревшие стены, по самому пепелищу бродили криминалисты и пожарные дознователи. Народу было много. Кроме Сычева и Иконникова в сторонке с трупом не сильно обгоревшего, а словно запеченного Чемодана разбирался Эдик Крылов, топтался рядом Андрей Мысин, невозмутимо курил следователь прокуратуры Марат Касимов.

– Что, тезка, снова у тебя поджог? – спросил Колодников участкового. Мысин отчаянно замотал головой.

– Да, но тут и криминал. Соседка справа слышала стрельбу в доме, но выйти не решилась. Зато видела, как какой-то мужик уходил по огороду.

– Приветствую, Андрей! – сказал, подходя к Колодникову, самый опытный из пожарных дознователей, Виктор Антонов.

– Привет, Виктор. Что тут у вас? Почему все загорелось?

– Очаг пожара в районе печки. Может, уголек выпал, может – специально вывалил кто. Но кто это сейчас узнает?

– Это может быть поджогом?

– Может. Но тогда это сделал тот, кто накрошил тут трупов.

В это время со стороны пожарища раздался довольный крик Игоря Масленникова.

– Опа! А вот и он!

Игорь держал двумя пальцами за предохранительную скобу обгорелый пистолет.

– Тащи его сюда! – крикнул Сычев. Он бесцеремонно выхватил у молодого коллеги оружие, повертел в руках.

– А отпечатки? – робко спросил Олег Гусев.

– Какие отпечатки после огня, Олег? – спросил Сычев. – Чему вас только сейчас учат?

Несмотря на все испытания огнем, пистолет послушно выпустил на свет обойму.

– Один патрон остался, – констатировал Сычев.

– И что? – не понял Касимов.

– А то, что тут в каждом трупе как минимум по паре дырок, а в том, что висел на окне, – он махнул рукой в сторону запеченного Чемодана, – было аж три. Похоже, еще один ствол тут работал.

– Да, кто-то же грохнул их всех и ушел отсюда на своих ногах, – согласился Колодников.

Тут к ним снова подошел Игорь Иконников. В руках у него была закопченная массивная золотая цепь с висящим на нем здоровущим медвежьим клыком.

– Вот, была на одном из трупов. Он не так сильно обгорел, одежда даже чуть-чуть сохранилась, и золотые зубы.

Колодникова находка восхитила.

– Оба, знакомая штука! Неужто Клык преставился? Вот братва то горевать будет. Голубей в городе не хватит, на могиле выпустить. А это не его тачка там стоит перед домом?

– Ну, точно не наша, не хозяйская и не местная, – подсказал Мысин. – У Чемодана машин не было. Она тут уже стояла, как мы приехали.

– Да, пришлось оттаскивать ее от ворот, чтобы подъехать нашим машинам, – дополнил картину Серегин.

– Поищите у этого, золотозубова, ключи, – попросил Колодников.

Ключи нашли в не очень сильно обгоревшей барсетке, валявшейся у самого выхода из сеней. Так что электроника работала как надо, «девятка» открылась сразу же, и, пошарив по машине, менты нашли там пакетик с анашой, и обрез со вставленными в стволы патронами.

– Кстати, родственники у погибших хозяев есть? – спросил Колодников. Ответил Мысин.

– Мать Витьки. Я уже позвонил своему дядьке, она вместе с ней работает. Должна скоро подъехать.

– Хорошо. Кстати, Николай, – Колодников обернулся к Сычеву. – Уже темнеет.

– И что? – не понял тот.

– А то, что я не знаю, как ты потом в потёмках будешь фотографировать следы в огороде. Иди, там такие отчетливые копыта.

Сычев недовольно засопел, но вытащил свой фотоаппарат, и пошел в огород, сопровождаемый Мысинам. Пожарники хоть и натоптали достаточно, но на последних десяти метрах до забора были следы только одного человека, причем как туда, так и оттуда.

– А здоровые следы! – восхитился Сычев, щелкая затвором. – Как у снежного человека. А, главное, потом хорошо их будет идентифицировать.

После того, как он закончила работу, Мысин поставил рядом отпечаток своей ноги, и они оба засмеялись. Нога участкового казалась на фоне следа убийцы просто детской.

Через полчаса, уже в сумерках, приехала мать Чемодана, долго рыдала, сразу узнав в закопченном обрубке мяса на окне своего сына. Чуть успокоившись, она прояснила дело насчет Сычка. Теперь стали известны фамилии уже трех трупов. У старшего криминалиста просто челюсть отвисла, когда он услышал фамилию лучшего друга покойного Чемодана. Повеселило это и оперов.

– Коль, а это не ты тут случайно лежишь? – спросил Колодников, кивая на пепелище. Сычев таких шуток не любил.

– А я тогда кто? – огрызнулся он. – Тень отца Гамлета?

– Фантом, – подсказал начитанный Олег Гусев, – привидение.

После этого Сычев уже наверняка знал, кто так щедро накрошил трупов в этом домике. Вот только как подсказать это операм он так и не придумал.

Весть о том, что Клык и компания приняли смерть на окраине Кривова, быстро распространилась среди криминальной братии. В отличие от милиции братва быстро вычислила убийцу. Этому способствовал рассказ Косого о проехавшей мимо него машине, «шестерки» характерного, кофейного цвета.

– Клык вышел на Сонькины миллионы, значит – братанов завалил Могильщик, – решил Антоныч.

– Как же он четверых всех положил? – спросил, облизывая губы, Авдон. Дело было в в базарном кафе «Уют». Здесь жарили лучшие в городе шашлыки, и для такой публики как эта компания, даже из настоящей свинины.

– А что с ним станется? Жора парень тертый, – Миша-Саша отхлебнул молока, этот напиток ему давно уж приходилось пить вместо водки и пива, а вместо шашлыка в организм шел неострый салатик и отварная рыба. Здоровье свое Миша-Саша оставил в зоне. – Он тогда с Семеном завалили двоих инкассаторов, и Жора грохнул обоих. Семен только мешок с деньгами прихватил, а еще один кореш за рулем был. Было бы это на десяток годков раньше, в Союзе, его бы к стенке поставили.

– Надо их прищемить, – предложил Авдон.

– И бабки вернуть, – дополнил Антоныч.

– И это тоже. Так что, надо искать, где у них нычка. Крикни там всем, Авдон, что с этого дня Могильщик зашкворенный.

ГЛАВА 49

Этот день начался для Виктора Антоновича Каховского крайне неудачно. Полдевятого утра, он, как обычно, собрался, чтобы идти на работу, но только Виктор открыл дверь, как тяжелый удар кулака Жоры Могильщика перебил его дыхание и заставил согнуться напополам. Второй удар, уже по лицу, отправил его снова в недра квартиры. Затем Могильщик подхватил его за шиворот и поволок в зал. Там он швырнул тело Виктора на диван, и, при этом не удержался, и пнул риэлтера ногой в зад. Зашедшая позднее Зубаревская закрыла дверь на замок, и даже накинул цепочку.

– Ну, что, Витя, говорила я тебе, что ты не уйдешь от нас? – ласково спросила Сонька, усаживаясь в кресло напротив риэлтера. Тот молчал, только вытирал кровь с разбитой губы. Про себя он подумал, что хорошо, что жена и ребенок сейчас отдыхают в Турции. Каховский почему-то сразу уверовал, что его сейчас будут просто убивать.

– Так что, тебя пытать, или ты сам отдашь нам мою долю? – спросила Сонька.

Тот продолжал молчать.

– И только не говори мне, что у тебя нет денег, что они все на работе! – уже взвинченным тоном заявила цыганка.

– В долларах возьмешь? – спросил, наконец, Каховский.

– Возьму, и даже в евро возьму. Тугрики только монгольские я не очень уважаю. Жора, проводи человека.

– Я сам…

Но Софья его прервала.

– Знаем мы, как ты можешь сам. Вдруг у тебя там ствол в сейфе? Перестреляешь нас, да оформишь все как ограбление. Проводи, Жора.

Каховский поднялся, и нехотя двинулся в спальню. Его сейф стоял вместо тумбочки для ночной лампы, риэлтер вытащил из барсетки ключи, и, встав на колени, начал отпирать дверцу. При этом через каждые две секунды он испуганно дергал головой в сторону нависшего над ним Могильщика. Он ждал, что Жора сейчас просто выстрелит ему в голову. Но тот только улыбался своей жутковатой улыбкой. Каховский отсчитал деньги, закрыл сейф, и вручил доллары Жоре. Тот отнес их Соньке. Она долго их пересчитывала, что-то все прикидывала в уме, потом вытащила небольшой калькулятор, и, простучав по клавишам, удивленно хмыкнула: – Слушай, Жора, а он ведь нам точно по курсу выдал, рубль в рубль. В уме что ли, подсчитал? Вот, калькулятор то головастый! Далеко войдешь, Витек.

– Если милиция не остановит, – подхватил Могильщик, а потом добавил: – Надо бы с него удержать за моральный ущерб еще столько же.

– Это верно. Ну, ладно, мы не крохоборы, в отличие от него. Пока, Витек. Не веди себя больше так.

Они ушли, и Каховский больше часа приходил в себя, даже выпил стакан виски, что для него было просто подвигом. Обычно он даже по большим праздникам ограничивался бокалом шампанского. Хмель в голове Виктор так и не ощутил, но зато собрался, и все же проехал к себе в офис.

Лучше бы он этого не делал. Как только он вошел в офис, как навстречу ему поднялись трое: Паша Зудов и два милиционера в форме.

– Гражданин Каховский? – Спросил Павел, словно и не знал его.

– Да, а что?

– Вы задерживаетесь по подозрению к причастности к тяжким преступлениям, вся ваша документация подлежит изъятию. Вот ордер прокурора.

Каховский огляделся по сторонам, ему почему-то больше всего бросилось в глаза побелевшее лицо секретарши, ее трясущиеся губы. Он с трудом справился с чувствами, и осипшим голосом предложил: – Хорошо, только давайте все это провернем без этих ваших наручников.

– Давайте, – согласился Паша. – Надеюсь, убегать вы от нас не будите?

– Зачем мне это? Да и куда мне бежать?

В это же время был арестован и второй риэлтер, однокашник Каховского, Александров. Тот все это время не знал, что его бригада поджигателей с треском провалилась. Сказалась конспирация, правила которой он сам и придумал. Он никогда им не звонил, и братья Плицины всегда приходил за деньгами и новым заданием прямо к нему в офис. Он узнал, через пожарных, что один из домов в Синевке, указанных в его списке, благополучно сгорел, и думал, что это сделали его парни, и все у них прошло хорошо. Единственное, он удивлялся, что братья не явились за деньгами. Но, звонить он им не собирался, Саша знал, что сейчас подобные разговоры органами прослушиваются элементарно. Поэтому для "Саши в кубе" стало ударом известие о том, что его «факелоносцев» не только повязали, но и то, что они уже во всю дают против него показания.

ГЛАВА 50

Два отставных подполковника продолжали работать против своих нанимателей. По этому поводу между ними произошла даже короткая дискуссия.

– Как-то нехорошо получается, – сказал Мазуров, как всегда находившийся за рулем своей машины, – они нам деньги платят, а мы на них же компромат ищем.

– А нечего законы нарушать, – парировал Косарев. – Они что, не могли работать не нарушая законов? Ты как, прикинул, примерно хоть, какими они там ворочали бабками?

– Миллионами.

– Вот! А им еще больше надо было. Психов начали сажать, поджоги. Ты что, прикрыл бы их, если бы все это открылось?

– Нет, конечно.

– Ну, вот и не думай тогда по такой херне, не забивай себе голову. Тут мораль в сторону – вор должен сидеть в тюрьме.

Они чуть помолчали, потом Мазуров спросил: – Как сын?

– Поправляется. Гусев молодец, золотые руки. Рана затягивается прямо на глазах. Он Сашке сделал медсправку, так что в школе тоже все нормально.

– Это хорошо.

В этот раз они ехали по адресам тех двух психбольных, что там неожиданно покончили жизнь самоубийством. По первому адресу в квартире уже жили совершенно другие люди, встретили они отставников настороженно, и Косареву пришлось на ходу придумывать какие-то фантастические истории.

– Да, мы вот племянники Анатолия Ефремовича. Узнали, случайно, что он умер, вот, решили узнать, не осталось от него тут писем, фотографий.

– Нет, ничего тут не было, – отрезала хозяйка, дама уже пенсионного возраста. Ее пузатый муж в трусах и майке, в это время сопел за ее спиной. – Он же, говорят, психбольной был?

– Да был, но он же не всю жизнь таким был. Да и умер как-то неожиданно, мне кажется, врачи это за ним не усмотрели.

– Как это не усмотрели? Вон, соседи говорят, на дом даже к нему приезжали.

– В самом деле?

– Да. Прямо в тот день и были, как он повесился.

– Что ж они его, забрать с собой не могли?! – якобы разозлился Косарев. – А кто это говорит?

– Да вот, соседка напротив. Она за ним видно, присматривала, – хозяйка коротко хихикнула, – наверняка поджениться хотела, да квартиру эту отхватить, для детей. Да только не вышло у ней.

– А может, у ней, что и осталось от нашего дядюшки? – радостно оживился Косарев. – Письма там разные, фотографии.

– Пошли, сходим, – согласился второй «племянник».

Невольную рекомендацию операм дала новая хозяйка квартиры главной свидетельнице.

– Нин, – сказала она, когда та приоткрыла дверь, – это племянники твоего соседа, этого, повесившегося.

– Ой, неужели Толик и Витя?! – восхитилась та, пропуская их в дверь. По возрасту она была ровесницей своей соседки. – Проходите на кухню. Вы, значит, все же с Севера приехали?

– Ну да, – не моргнув глазом, подтвердил Косарев, – приехали дядьку попроведать, а тут вот такая история. Его уж, оказывается, и на свете нет.

– Ой, как нам всем жалко Анатолия Ефремовича! Такой симпатичный был мужчина, спокойный, не пьющий. А то, что временами он начинал заговариваться, ну с кем этого не бывает. И тут вот раз – и повесился.

– А, правда, что в тот день к нему врачи приезжали? – спросил Мазуров.

– Да-да, были, аж трое. Один пожилой такой, солидный, высокий. Второго я знаю, он у нас раньше в цехе грузчиком работал, Мишка Ковальчук – здоровый парень! Вон, как шкаф мой, таких же размеров. Он как от нас ушел, это в году девяносто первом, как эта вся херота в стране началась, и наш завод накрылся, так он в психушке и пристроился.

– А третий кто был? – оборвал ее Косарев.

– Да, малый такой парень, я и не помню его. Серый он какой-то. Помню только, что он как раз под мышкой Мишки проходил, тот дверь открыл, у нас железная же, а тот прошел, не пригнувшись. Я еще так посмеялась.

– А они не хотели в тот день дядю забрать с собой? В диспансер? – спросил Косарев.

– Да нет. Кто ж знал, что так вот все будет? Я же буквально через полчаса начала стучаться к Анатолию Ефремовичу, – она чуть задумалась, – да нет, даже через двадцать минут, как раз сериал кончился. А он не открывает. Я ему звонить по телефону – тоже ничего. Я подумала, что у того с сердцем что-то. Оно у Анатолия Ефремовича прибаливало, и часто. К перемене погоды, с волнения какого, прихватывало его. Ну, тут уж я подняла шум, вызвали слесаря, участкового, открыли, а он висит, бедненький.

– А где он висел? – спросил Мазуров.

– А, в зале, прямо на люстре. У него люстра была старинная, помните?

– Ну, как же!

– Семейная реликвия, – согласились на два голоса «племянники».

– Вот на ней он и висел. Она же тяжелая была, настоящий хрусталь. Вот он ее и укрепил так, что она и не только свой вес, но и его еще выдержала.

– Да, жалко дядю, – вздохнул Косарев, потупив глаза.

Тут до хозяйки начало доходить мысль о том, что племянники могли потребовать вещи дяди. А та самая люстра сейчас висела у ней в зале.

– Вы, как, насчет наследства то? – осторожно спросила она. – Может, квартиру обратно отсудите? Полгода то еще не прошло, по закону можете ее еще вернуть.

Косарев небрежно отмахнулся.

– Да, зачем нам. Мы на Севере на три квартиры заработали. Ну, мы тогда пойдем. Спасибо вам за участие, всего хорошего.

– Вам спасибо, что не забываете вашего дядюшку. Помяните его хорошо.

– Конечно!

– Напьемся сегодня до ужаса, – пообещал Мазуров.

По второму адресу им даже не пришлось заходить в дом. Около подъезда топтались четыре старушки, дышавшие в перерывах между сериалами свежим, морозным воздухом. Они охотно поделились с мнимыми родственниками подробностями последнего дня жизни Анны Тимофеевны Морозовой. Как оказалось, и ту в ее роковой день посещала такая же делегация из трех человек. Одна из женщин даже хорошо знала врача.

– Иван Тимофеевич, Зильберман. Хороший доктор, я была у него один раз на приеме, когда после смерти мужа уснуть не могла неделю. Он какие-то таблетки выписал, велел валерианку пить, и все как рукой сняло.

– Рукой у тебя сняло не потому, что валерианку пила, потому, что ты тогда с Вовкой Казаченко сошлась, – парировала ее соседка.

Та всплеснула руками.

– Вспомнила! Я же с ним через полгода сошлась, после Мишки то, а через два года уже похоронила.

По словам соседок, Морозову нашли мертвой спустя два часа после отъезда делегации из дурдома. Что было неясно, никто не мог вспомнить примет третьего члена этой команды. Маленький, серый, неприметный.

Еще через час они нашли оперативника, который работал по этому делу. Это был Сергей Денисов.

– Ну да, помню я оба эти дела, – согласился он.

– Кто их закрыл? – первым делом поинтересовался Косарев.

– Как кто – прокуратура.

– А кто был следователь?

– Касимов.

– Маратик?

– Ну да.

– Там все было чисто? – спросил Мазуров.

– В каком смысле? – не понял Сергей.

– Ну, чего-то странного не было?

Тот задумался.

– Так детали, небольшие, – признался Денисов.

– Ну? Какие? Какие они небольшие? – настаивал Косарев.

– Две стругационных полосы на шее, у старика. Так, словно он дважды душился. Потом, тетка эта оборвалась со своей веревкой. Мы нашли ее лежащей на полу. Но она уже была мертвая, та сразу, видно, окочурилась. Да! Эдик Крылов сказал, что у этой тетки были странные синяки на запястьях. Так, словно ее кто-то держал во время смерти, а та очень сильно вырывалась.

– Интересно!

Денисов продолжал вспоминать.

– Веревки в обоих случаях были несерьезные. Бельевые, тонкие. Деда то они выдержали, он весил как молодой баран, а вот тетку эту – нет. В ней килограмм сто было, не меньше.

– А вы знали, что в день смерти к ним обоим приезжали люди из дурдома? – спросил Косарев.

– Ну да! Так они у нас и проходили основными свидетелями. Доктор этот, как его, с такой, еврейской фамилией…

– Зильберман?

– Ну да! Он сказал, что хотел положить эту тетку, у ней было явное обострение, но в тот день они везли какого-то больного на рентген, и отложили ее госпитализацию на завтра.

– А про старика он что сказал?

– Там он по-другому говорил. Что, дескать, дед был в хорошей форме, очень жизнерадостным, и они не ожидали такого эффекта.

– А его, между тем, нашли висящим всего через двадцать минут после отъезда всей этой делегации, – напомнил Косарев.

– Почему через двадцать минут, через два часа, – поправил Сергей.

– Кто сказал про два часа? – удивился Мазуров.

Денисов задумался, вспоминая.

– Разве тут упомнишь. А, сам доктор и сказал! Он спросил, когда мы обнаружили тело, и сказал, что за два часа до этого они заезжали к нему.

– А показания соседки? – настаивал Косарев. – Разве они не входили в противоречие с его показаниями?

– Какой соседки? – не понял опер.

– Соседки напротив! Ты что, не снимал с нее показания? – Удивился Мазуров.

– Не знаю я никакой соседки. Да я вообще видел только этого доктора! – признался Денисов.

Сергей нервничал все больше.

– Как это не видел? Она же основной свидетель! – возмутился Мазуров. Косарев сейчас так же походил на готового к корриде быка: голова наклонена вперед, плечи подняты.

И Денисов раскололся окончательно.

– Я же вообще не был там! Не видел я там никакой соседки. На месте работал Равиль Сафиуллин, потом он ушел в отпуск, а дело сунули мне, сказали, что оно уже готово к отказному, нужно только заключение лечащего доктора и его показания. Я это все снял, отдал Касимову, и прокурор закрыл дело.

– А с этой теткой? Там как? – Спросил Косарев. – Ты тоже там не был?

– Не, там я сначала до конца был! Там все тип-топ. Там я отвечаю за каждое слово в деле.

– Слушай, а какого черта они вообще ездят к своим больным, эти доктора? – спросил Косарев.

– А у них так полагается, – пояснил Сергей. – Через определенный срок надо навещать больных, у которых возможны обострения. Как сказал доктор, у обоих было обострение болезни по этим, суи-ци-да-льным, – это слово Денисов процитировал по слогам, – мотивам. Там даже выписка из истории болезни была, примерно за месяц до этого им обоим был поставлен такой диагноз.

– И что ж они тогда их обоих выпустили, если у них было обострение? – поинтересовался Мазуров.

Денисов пожал плечами.

– Да, Бог их знает. Я же не доктор, Михалыч. Ты это у них спрашивай.

– А кто был у них там третьим, ты не выяснял? – спросил Косарев.

– Выяснял. Один больной. Они его возили на флюорографию.

– А фамилию его ты, не помнишь, конечно? – поддел Мазуров.

Сергей ухмыльнулся.

– Случайно, Иван Михайлович, но помню. У меня, конечно, пямять, не как у вас, но эту фамилию я запомнил. В армии дружок у меня был с такой фамилией – Дымчук. Я поприкалывался еще, когда ее записывал в показания, поэтому и запомнил.

– А что они этого Дымчука, каждый день на рентген возят? – спросил Косарев.

– Почему каждый? – не понял Мазуров.

– Ну, а потому, что если во второй раз они везли Дымчука, то в первый раз там тоже был невзрачный парень – больной, которого везли на рентген. И все его описали слово в слово, точно так же как Дымчука: маленький, серый, невзрачный!

Они немного помолчали, потом Косарев подвел итог:

– Надо поднимать оба дела, и смотреть, что там делала вся эта шайка. Если в первом случае там тоже был этот Дымчук, то все это очень странно!