Текст книги "Подрывник"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 6

Астафьев, трясшийся в Уазики за спиной наставника, допекал расспросами Колодникова.

– И что мне теперь делать?

– Как что делать – работать?

– Как?

– Нет, милый, тебя, что, ничему в школе милиции не учили?

– Учили.

– Ну, так в чём дело?

Рассказывать о том, что в это время Астафьева больше интересовали девочки из соседнего общежития швейной фабрики, Юрий не стал.

– Так что мне сегодня делать? – настаивал он.

Андрей вздохнул.

– Ладно, попробую из тебя сделать настоящего опера. Надежды, правда, мало, ну, да ладно. Во-первых, ещё раз поговори с соседями по бараку. Во-вторых – с дочерью. Надо только найти её. Она же в той комнате наверняка не ночевала, её, ведь, опечатали.

– Это я знаю. Она у той соседки ночевала, старухи.

– Тогда найдёшь. И, попробуй ещё найти этот чёртов горшок с цветком. Наверняка он его не выбросил далеко. Всё-таки – три часа ночи, может, он его в окно выбросил. Найдёшь его – поставишь обломки перед дочерью, и дело можно будет считать законченным. Мне сейчас трудней будет. Буду этих паровозников раскручивать.

Через полчаса он уже беседовал с машинистом, наставником так странно погибшего Игоря Сафронова. Звали его Владимир Каркин. Мужику было за сорок лет, лицо хорошо помятое временем и спиртным. Выглядел он при этом каким-то измученным. С одной стороны его можно было понять. Он пришёл со смены этой ночью, толком не выспался. С другой стороны – от него ещё очень сильно попахивало спиртным.

– Я уже всё рассказал этому вашему здоровому майору, – настаивал он.

– Ну, это вы говорили до того, как тело Игоря нашли. Теперь нам нужно всё уточнить. Как я понял, ваш тепловоз обслуживает наши заводы?

– Да.

– Работы много?

– Ни дня не сидим без дела. Постоянно что-то таскаем. В завод цистерны с реактивами, оттуда вагоны с продукцией. А нас счас, машинистов, всего двое осталось. Михалыч у нас ещё третьим машинистом был, на подсменке. Ушёл на пенсию, да через полгода умер. Так вот, если кто заболеет, я, или Витька, и подменить некому.

– Значит, вы работаете через сутки?

– Ну да, так неудобно. Не успеваешь отдыхать. Раньше были три бригады, работали через двое суток на третьи, – повторил он. – Но, конверсия эта, мать её за ногу. Одну бригаду сократили. Так и мучались, вот, Михалыча припрягали, старого хрена, по скользящему графику работали. А тут и он крякнул. Игоря специально брали, чтобы потом создать третью бригаду. Раньше так и было, было три бригады. Все работали сутки через двое. Но, потом одну бригаду расформировали, решили сэкономить, мать за ногу. Но, с полгода назад решили, что это так же накладно.

– Как это? – не понял Андрей. – Почему накладно? Сам же говоришь – из экономии сократили?

– А, это у нас, как всегда. Хотят лучше, а потом всё по старому обратно переделывают. Мы перерабатываем по времени, и получается, что мы из-за сверхурочных съедаем фондов ещё больше, чем когда было три бригады. А им, – он мотнул головой вверх, – столько платить сверхурочно за падло. Да и комитет по труду наезжает, и по технике безопасности комиссия из Москвы приезжала, тоже навтыкала выговоров нашему директору. Сутки отдыха, это для нас мало. Не положено нам так мало отдыхать. Взрывчатку ведь возим, не силос. На железке вон, такие же бригады давно уже вдвоём ездят: машинист да сцепщик, и всё. А у нас троих до сих пор держат. Ответственность большая, вот из-за чего. Ежели какой вагон рванёт посредине города – и от города хрен что останется. Помните, года три назад цистерна азотной кислоты с рельс сошла?

Колодников кивнул головой. Этот столб дыма багрового цвета с желтоватыми оттенками наверху был виден со всех уголков города.

– Я её тогда тащил, ту цистерну. Рельса одна ушла от старости, и всё. Сто метров полотна как корова языком слизнула. Еле от тюрьмы тогда ушёл.

– Да, ответственная у вас работа. А что, разве вагонов от этой конверсии меньше не стало?

– Нет. У нас ведь сейчас и стиральный порошок делают, краску, рубероид. Химию всякую целыми эшелонами прём. Нитробензол, бензопропилен – всякую дрянь! Такой вот херни много таскаем. А продукции, той да, той меньше.

– Во сколько вы в тот день расстались с Сафроновым?

– В десять вечера. Мы ушли, а он ещё оставался. Спал он. Молодой парень, слабенький ещё. Срубился на раз.

– Как он вам был по характеру?

– Игорь то? Золотой пацан. Не сачок, дело знал. Он бы вот, уже со следующего понедельника должен был работать самостоятельно. Я теперь вот даже в отпуск из-за него не могу пойти.

– Как у него были отношения с другими членами вашей бригады? Ни с кем он не конфликтовал?

– Нет. Он вообще, лёгкий был на дружбу.

В это время Астафьев разговаривал с дочерью Серова. Юрий как-то подспудно не любил некрасивых женщин, в отличие от них, которые просто западали на симпатичного парня. Но, Валентина Серова была не из той породы. Она была на удивление холодна, строга, и даже не пробовала с ним флиртовать. Уже через пять минут такого разговора Юрий подумал: "Типичная старая дева. На пляже надевает тёмные плавки, чтобы не засветить плёнку. Помрёт девственницей".

– Он мог бы давно уволиться, вредности у отца было на два срока, – рассказывала Серова. – Но он хотел работать. Я его даже за это ненавидела. Он мог говорить только об этом: о своей работе, о своих этих заводских проблемах. Ой, как они с матерью покойной начинали вспоминать эти какие-то мастерские, да изделия, да каких-то там работяг. Я слушать это не могла. До тошноты!

– А, правда, что ваш отец отказался от квартиры?

Черты лица Валентины сразу как-то обострились.

– Да. А я так мечтала хоть немного пожить в отдельной комнате. Всё детство ведь втроём жили, за ширмочкой спала на диване.

– Хорошо. Скажите, а куда он мог выбросить это самый горшок. Не в окошко же.

– С индийским луком?

– Ну да.

– Только в мусорку, исключительно. Отец был очень чистоплотным, просто щепетильным. Тут кругом много свалок, под каждым кустом. Но он никогда не позволял себе выкинуть что-то в кусты, как это делают его нынешние соседи.

– Когда у вас похороны?

– Завтра, в двенадцать.

– Хорошо, тогда я пойду, поищу этот горшок. Если баки ещё не увезли.

Баки с мусором были не так далеко от барака, и, как ни мечтал Астафьев, спецмашина их ещё не посещала. Юрий посмотрел по сторонам, потом на небо. Лезть в бачок ему не хотелось. Можно было просто отбрехаться, сказать, что не нашёл этот чёртов разбитый горшок. Но, что-то в душе стажёра сопротивлялось такому простому и чистому вранью. Повздыхав, и, заранее скривившись, Юрий начал по очереди заглядывать в баки. Мусор в них был самый обычный: объедки, пустая посуда, использованные презервативы и туалетная бумага. А по представлению Астафьева даже в разбитом состоянии этот горшок с цветок должен был занимать большой объём. Его должны были принести в какой-то таре: в ведре, в пакете, в коробке. Он вооружился длинной палкой, начал шурудить в баках, но ничего похожего не находил. Был, там, правда, большой пакет. Нагнувшись, Юрий, сморщившись, вытащил пакет, и тут же услышал за своей спиной: – Смотри, какие молодые бомжи пошли.

Астафьев оглянулся, и увидел двух девушек старшего школьного возраста.

– А так даже симпатичный. И одет хорошо, – сказала одна из них. Вторая презрительно скривилась.

– Да ладно! Бомжара как бомжара. Сейчас что только на свалку не выкидывают. Вот и приоделся.

Во взглядах девушек было столько презрения, что Юрию захотелось бросить этот дурацкий пакет, побежать за малолетками, и объяснить им, что он ни какой не бомж, что он работник милиции, и сейчас занимается этой фигнёй только по служебным обязанностям. Но, ничего этого он не сделал, только сплюнул в сторону, и подумал: "Нашёл, называется, себе престижную работёнку. Отслужу год, как положено, и уволюсь!"

Развязав пакет, Астафьев убедился, что в нем самый обычный, неприглядный мусор. Бросив пакет и палку в бак, Юрий брезгливо вытер руки носовым платком, и направился к бараку. Но путь ему перегородил огромный грузовой фургон, с которого выгружали что-то в соседний барак. Лейтенанту пришлось обходить грузовик, и, обойдя соседний барак, он решил сократить путь, и продраться сквозь кусты, разделяющие эти два творения первых пятилеток. И тут он буквально наткнулся на большой, жёлтый пакет. В другое время он бы не обратил на него внимания. Но сейчас он не только вытащил его из кустов, но и внимательнейшим образом исследовал его. Среди чёрной земли, чего-то тёмно-зелёного, больше похожего на искусственную, пластмассовую зелень, а не остатки цветка, виднелись знакомые, светло-коричневые осколки керамического горшка. Астафьев даже засмеялся от такой удачи. Он с облегчением вздохнул, и торопливо направился в сторону барака.

Свою находку он предъявил Валентине с небрежностью истинного профессионала.

– Вот, нашёл. Только не в бачке лежал этот ваш индийский лук, а закинул его ваш батюшка просто в кусты, за бараком.

Валентина приоткрыла пакет, долго рассматривала его содержание.

– Это он? – спросил Юрий. – Ваш цветок?

– Да, это он. Тот самый цветок. А это вот что такое?

И она достало из пакета нечто инородное. Это была пара розовых, одноразовых медицинских перчаток. Вынув их, Валентина запустила руку обратно в пакет, и вытащила ещё одну пару, затем ещё.

– Это откуда? – Спросила она. – У нас сроду никаких перчаток дома не было, а тут целых три пары.

Признаться, это очень удивило Астафьева. Он прекрасно знал даже без своего милицейского образования, что такие перчатки часто используют для сокрытия следов преступлений. Так же он знал, что сейчас на этих перчатках с внутренней стороны остались отпечатки людей, носивших их.

– Да, это интересно, – признался он.

– Кстати, с замком что-то непонятное, – сообщила Валентина. – Открывает через раз. Надо бы его проверить.

– Ну, это вам к Сычёву надо.

– Ладно, обращусь к нему.

После этой, удачной находки, Астафьев по новой начал обходить барак, пытаясь выяснить хоть что-то новенькое про последний день старого человека. Это дало ему мало, никто ничего не видел, да, и если что видел, не сказал бы. Кроме Натальи, самого Серова, да той старушки-соседки, в в бараке обитали чисто деклассированные элементы. Один из них, с культей вместо правой руки и пропитой, опухшей мордой так и сказал менту: – Сдох старик, и, туда ему, козлу и дорога. Всё мораль мне читал, сволочь старая. Живу как хочу, и всё!

Юрий торкнулся и в дверь с табличкой 18. Увы, Натальи дома не было. Юрий знал, что она работала продавцом, но где и до скольки – спросить прошлой ночью не догадался.

Ближе к четырём часам Астафьев с облегчением направился к третьему отделению милиции. Тут уже собрались все, в том числе и Косарев, и даже исполняющий начальника ГОВД майор Михаил Мамонов, его нынешний зам Гавриил Самойлов. Собрались все в кабинете начальника отделения Николая Гомулы. Присутствие руководства придало докладам его подчиненных конкретность и точность. Когда дошла очередь до Астафьева, он сначала выложил на стол пакет с перчатками, а потом уже рассказал о подробностях их нахождения.

– Как какой-то бомж, копался в этих баках! – не выдержал, и высказал своё неудовольствие Юрий.

– А ты, парень, привыкай, – хохотнул Рыжов. – С такой зарплатой, что нам правительство определило, мы скоро все там будем себе пропитание добывать.

– Не отвлекай, Михалыч, – огрызнулся Мамонов. – Вечно ты со своими приколами! Что у вас ещё по этому делу, Астафьев?

– Одна девушка, соседка из восемнадцатой комнаты, сказала, что её мужик видел в коридоре, той ночью, троих каких-то парней. Крепких таких. Они потом на джипе уехали. Тот стоял с другой стороны барака, на дороге между бараками. Там как раз я и нашёл этот пакет.

– Что за девушка? – насторожился Самойлов. – Не алкашка? Она сама не могла этого дедка придушить?

– Да нет, она как раз нормальная баба, в отличие от всех остальных уродов.

– Ты снял показания с этого её мужика?

– Нет.

– Почему?

– А она его не знает. Видела его первый и последний раз.

Мамонов усмехнулся.

– Что, хахаль-перехватчик?

– Ну да, что-то, вроде этого.

Косарев посмотрел ещё раз на пакет, потом на Астафьева.

– Трое их было, говоришь?

– Да.

– И перчаток три пары. А как они могли оказаться в этом пакете? Где он был, возле помойки?

– Да нет, я же сказал. В противоположной стороне, это ближе к выезду из Соцгорода, как раз в сторону Щорса. Там тот джип, похоже, и стоял.

– Следы есть?

– Нет, там же асфальт. А с нашими дождями…

– Понятно. Но всё это очень интересно. Завтра найдёшь этого человечка, оформишь всё по полной форме. И ещё. Тут у нас один умник, – Косарев покосился в сторону Колодникова, – предположил, что старик заболел чем-нибудь, вроде рака, и наложил на себя руки. Ну, чтобы не мучиться. Сходи в горбольницу, найди медицинскую карту Серова, и проверь эту версию. Всё понял?

– Так точно.

Совещание закончил Мамонов.

– Ну, и напоследок, одна ещё новость. С сегодняшнего дня, в связи с террористической опасностью приказом министра объявлена операция "Тайфун".

Народ недовольно загудел.

– Тихо! Тихо! – Продолжил Мамонов. – Работаем без выходных, до девяти часов вечера. Всё ясно?

– А деньги то будут платить, или как за прошлый «Тайфун», кинут? – крикнул Рыжов. Мамонов ничего ему не ответил, только сплюнул в сторону.

Выйдя из отделения, Юрий закурил, и начал думать, что ему сейчас делать. Идти домой, или отправиться к новой знакомой, Наталье? Он уже решил, было, что надо и дома показаться, а то мать будет волноваться. Но тут его окликнули из остановившейся рядом, на дороге, "Волги".

– Астафьев, подойдите сюда.

Юрий несколько опешил, но официальный тон говорившего заставил его подойти. Водитель «Волги» приоткрыл стекло и сунул ему под нос раскрытую красную корочку.

– Семён Ильич Шлыков, ФСБ. Садись в машину.

Астафьев повиновался без лишних слов. Машина отъехала два квартала, затем Семён припарковал её на небольшой площадке около кафе, и развернулся к своему пассажиру.

– Значит, это ты ведёшь дело по Серову?

– Да, я.

– Что накопал?

– Ну, немного.

– Давай, рассказывай и по подробней, – приободрило его комитетчик, закуривая. – Я не спешу.

"А я? Тебя это интересует, спешу я или нет?" – со злостью подумал Юрий.

Юрий сначала рассказывал всё коротко, односложно, но въедливый Шлыков вытянул из него своими расспросами все подробности.

– Значит, есть такая версия, что дедку этому могли помочь уйти на тот свет? – подвёл он итог рассказа Юрия.

– Ну, пока это вслух никто не говорит, но то, что мне велели продолжить расследование, уже много.

– Да, так же как три пары неизвестно откуда взявшихся перчаток.

Шлыков достал из кармана небольшой листок бумаги, и отдал его Астафьеву.

– Тут список лучших друзей Серова, в основном тут его заводские коллеги. В большинстве такие же пенсионеры, как и он сам. Они, наверняка будут на похоронах, так что постарайся их опросить насчёт настроения старика незадолго до смерти. Может, он с ними чем-то делился.

– А, почему я это должен делать? – позволил себе робкий вопрос Юрий. – А вы что, не можете сами их опросить?

Взгляд его нового знакомого словно налился свинцом. Но, он всё-таки постарался донести до начинающего опера всю важность его положения.

– Пока нам нельзя светиться в этом деле. Есть определённые обстоятельства. А ты всё равно при деле, тебе это с руки будет. Понял?

– Да, конечно.

– И держи язык за зубами о нашем разговоре. Тебе куда сейчас?

– На Таганрогскую.

– Хорошо, сейчас подкину, мне как раз по дороге.

ГЛАВА 7

В девять часов вечера в дверь квартиры Кижаева осторожно постучали. Игорь удивился. Дверной звонок у него работал прекрасно, и если бы в квартире был включен телевизор, он бы не расслышал это осторожное постукивание. Вытерев с рук липкий обойный клей, он подошел к двери и спросил: – Кто?

Хотя ответила ему тишина, Игорь всё-таки распахнул дверь. На лестничной площадке стояла невысокая, худущая девчонка непонятного возраста с длинным, сливообразным носом и большими, черными, еврейскими глазами.

"Подаяние что ли просит?" – подумал Кежа, разглядывая вселенскую скорбь в глазах девчонки.

– Это ты что ли, тут как кошка скребешься? – спросил он.

– Вы… Кежа? – запинаясь, спросила девчушка.

– Ну, я, – признался Игорь. – А что надо?

– Я подруга Лолы… Она мне рассказывала про вас.

– И что?

– Она исчезла.

– Как это исчезла? – Не понял Кижаев.

– Её уже два дня нету ни где, дома, ни в школе.

– Ты что, вместе с ней учишься? – Спросил Игорь, раскуривая сигарету и присаживаясь на корточки, спиной к стене.

– Да, – всё так же нерешительно призналась девчонка.

– И как тебя зовут?

– Инна.

– Послушай, Инна, объясни все толком. Откуда ты знаешь, что она исчезла? Может, она уехала куда, заболела, попала в больницу?

Инна отрицательно покачала головой.

– Нет. Я бы тогда знала. Она же моя лучшая подруга. Мы и живем рядом и учимся в одном классе, девятом «Б».

– Постой, в одном классе, – удивился Кижаев. – Сколько же тебе лет?

– Пятнадцать недавно исполнилось.

– А Лолка что же, второгодница? Ей то сколько лет?

– Нет, ей тоже пятнадцать, правда уже давно, в мае стукнуло.

"Вот овечка, а говорила что ей уже шестнадцать! – подумал Игорь. – Так можно под статью подвести! Развратные действия в отношении малолеток, только этого мне ещё не хватало!"

– А мать её что говорит? – допытывался Кижаев.

Девочка отвела в сторону глаза и сказала: – Тетя Лена говорит, что она просто по рукам пошла. Что так ей и надо. Но я знаю, что это не так.

– И что, она, эта самая Лена, она никуда не обращалась? Ни в милицию, никуда?

Инна отрицательно мотнула головой. Чуть подумав, Игорь поднялся на ноги и сказал: – Ладно, что-нибудь придумаем.

Видно в его голосе проскользнула явная нотка безнадежности, так что "ходячая скорбь" по имени Инна развернулась и, ссутулившись, пошла вниз по лестнице.

Докурив сигарету, Кижаев вернулся в квартиру и продолжил клеить в спальне обои. Всю эту неделю он вплотную занимался ремонтом. Зал был уже полностью готов: подвесные потолки, выпуклые германские обои бежевого цвета, импортный линолеум под наборный паркет – все соответствовало укоренившемуся понятию евроремонта. Оставалось завести только мебель. Пока из этого у Кижаева имелся только большой телевизор, да промятая тахта, доставшаяся от прежних хозяев.

Руки Игоря продолжали аккуратно мазать уже пропитанные куски обоев, но сам он невольно вспоминал события недельной давности.

– Я тебе подобрал другое имя. Лолита тебе идет больше, – сказал Кижаев ей той ночью.

Лариска подняла голову с подушки и спросила: – Почему Лолита?

– Похожа. Ты кино, что ли не смотрела?

– Смотрела.

– Ну и как?

– Дребедень. «Эмануэль» лучше.

– Ну, не скажи. А, кто ж тебя всему этому научил?

– Ты про секс, что ли?

– Ну, не про таблицу же умножения.

– А тебе то чего? Научил и научил.

– Благодарность вынести хочу. Давно я так не отрывался.

Кижаев не грешил душой. То, что ему продемонстрировала эта малолетняя девчонка в полном объеме, он раньше получал только у тридцатилетних сочинских путан, всю жизнь повышающих свою квалификацию в горячий сезон летних «гастролей». Казалось, для Лолы в сексе не было никаких тайн или секретов. Больные ребра и гудевшая от того удара голова Кижаева не давали ему толком двигаться, но это ему и не понадобилось. Всю динамическую часть секса на себя взяла нежданная гостья, оставив "Альбатроса морей" в роли статичной фигуры. А Лолка в ту ночь неожиданно разговорилась.

– Ну, если это тебе, в самом деле, интересно… Теорию мне преподавала мамаша.

– Это как? – даже приподнялся с дивана Игорь. – Прямо сама…

– А вот так, – девушка отвечала лениво, не открывая глаз. Её, наконец-то, покинула так не нравившаяся Игорю дурная агрессивность. Ёжик спрятал свои колючки. – Она ведь меня одна родила, в шестнадцать лет. Так что ей сейчас только тридцать с хвостиком, квартира у нас однокомнатная. Мать чтобы мужиков приводить, ширму поставила, да только дырку в ней сделать, это было раз плюнуть. Так что я уже лет в десять знала про это уже всё. И что такое минет, и что такое поза сверху.

"Типично совковая чернуха", – подумал тогда Игорь, слушая «мемуары» его Лолиты.

– Потом я подросла, и меня переселили на кухню. До сих пор ненавижу эту кухню. Она у нас такая тесная, каждый вечер громыхаешь раскладушкой, и здоровые черные тараканы всю ночь бегают по лицу.

Лолка передернулась всем телом.

– Потом я уже как подросла, совсем матери стала не нужна. Мужики к ней приходят, а на меня больше зенки пялят. Её это злило. Один такой, с широким пробором, – она показала рукой, и Игорь понял, что мужик был лысый, – зажал меня как-то в коридоре, под халат рукой полез.

Лола засмеялась.

– А я в это время уже в сектушку ходила, на футбол, как дала ему коленкой по яйцам, он потом и с матессой ничего сделать не смог. Хрен не встал, и всё. Так и отвалил не кайфанув. А ведь набивался в отчимы, козёл.

– Ну, а кто ж тогда тебе преподавал практику секса?

– Был один, – нехотя ответила Лариса. – Сейчас с наркотой связался, я его и бросила.

– Что на иглу сел?

– Наоборот, торгует ей, сволочь!

– А ты сама то не пробовала ни чего такого? Курнуть там?

– Ты что! – возмутилась девчонка. – Я что дура, что ли? Я даже «план» пробовать не хочу, знаю, что все с этого и начинают. Я уже двоих пацанов из своего класса похоронила, подружка одна из соседнего подъезда вон совсем доходит. А этот козёл весь город хочет посадить на иглу.

– Серёга что ли, друг этот твой? – припомнив разговор в автобусе, спросил Игорь.

– Он, – нехотя ответила Лариса.

– А кличка у него какая?

– Да нету у него клички, Серёга и все. Он один такой в городе, его даже Серым никогда не звали, как обычно всех Сергеев. Серёга он и есть Серёга.

Она не по возрасту, как-то совсем по-бабьи вздохнула, и Кежа понял, что этот незнакомый ему Серёга совсем не случайный парень в судьбе кривовской Лолиты.

Вспоминая все это, Кижаев продолжал клеить обои. В этот вечер он рассчитывал закончить со спальной комнатой, оставалось заклеить всего одну стену, но в самый разгар приготовлений Игорь вытер руки тряпкой и начал собираться на выход. Надев свитер и куртку, он вышел на улицу и двинулся к третьему подъезду.

"Ну и дурак же ты, Кежа, – думал он на ходу. – Далась тебе эта малолетка. Ну, переспала она с тобой, и что? Из-за нее же тебе чуть череп не проломили. Вечно ты находишь на свою задницу приключения. Забыл, как из Хатанги рвал когти по тундре с двумя банками консервов в рюкзаке? А та и история в Воркуте? Неделю из старой шахты вылезти не мог, братва все дороги перекрыла. Как её тогда звали, как-то мудрено? А! Инесса! Инессочка! Какая у ней была потрясающая попка! С родинкой на левой ягодице".

Дверь квартиры номер сорок шесть открыла высокая, очень красивая женщина с коротко стрижеными светлыми волосами. Мать кривовской Лолиты смотрелась моложе своего возраста, с хорошей фигурой, чистым, белым лицом, какое бывает только у избранных природой счастливых женщин, не знающих что такое веснушки или пигментные пятна. Лишь одно сразу не понравилось Кижаеву – жадный взгляд одинокой женщины, каким Елена окинула его с головы до ног.

"С такой надо базарить как можно наглей", – решил он.

– Извините, Лолу можно увидеть? – напористо спросил он.

Выщипанные в ниточку брови женщины поднялись вверх.

– Её нет, а вы… вообще-то кто?

– Я её новый тренер по футболу, – с ходу нашелся Кижаев, и задал еще один вопрос. – Она не была на тренировках уже три дня, а скоро городские соревнования. Нам её не хватает, она же у нас лучший нападающий.

Женщина хмыкнула.

– Разве три дня? Мне казалось меньше.

Она пожала плечами.

– Я не знаю где эта противная девчонка, может у подружек где-нибудь, а может, к бабушке уехала. Скорее всего, она у Инки ночует. Как придет, я ей скажу, что вы приходили. Может, всё-таки, пройдете, поговорим о дочери?

Последнее предложение она сказала, стрельнув глазами, и уже совсем другим тоном, чуть-чуть добавив в голос грудное, вибрирующее звучание.

– Нет, как-нибудь потом, сейчас очень спешу, – отказался Игорь, и поспешно сбежал вниз, успев заметить гримаску разочарования на красивом личике Лолкиной маман.

"Сучка, – подумал Кежа. – Дочь двое суток домой не приходит, а у ней одни кобели на уме".

Очутившись на улице, Кижаев машинально двинулся к своему подъезду, мысленно убеждая себя в том, что сделал все что мог, и найти шальную девицу в многотысячном городке так же нереально, как иголку в стоге сена.

"Тогда она у меня запросто переночевала, а сейчас может ещё, кого и покруче нашла", – решил он.

Так бы он и свернул к своему подъезду, если бы не увидел впереди себя парня, фигура которого показалась ему знакомой.

"Оба-на! Старый знакомый. Счас мы ему предъявим небольшой счёт", – обрадовался Кежа.

В это время идущий впереди парень попросил у прохожего закурить, Кижаев обогнал его, свернул за угол дома, и, осмотревшись по сторонам, решил, что это место вполне сойдет для предстоящего "суда присяжных". Две пятиэтажки выходили на этот пятачок глухими, торцевыми стенами, к тому же имелась лестница, ведущая в подвал. Он еще оглядывался по сторонам, когда сзади его послышались шаркающие звуки шагов. Кежа чуть подождал, резко развернулся и со всей силы ударил ничего не подозревающего парня ногой в пах. Согнувшись напополам, тот захрипел от боли и сделал попытку встать перед Игорем на колени. Подобного подхалимажа Кижаев не допустил. Схватив своего старого знакомого за воротник, он поволок его вниз по подвальной лестнице и шваркнул головой о запертую металлическую дверь. Голова, очевидно, не была жизненно важной частью этого организма, на этот удар парниша не обратил никакого внимания, продолжая нянчить обеими руками свои детородные органы.

– Ты кто? – спросил Игорь. – Жмуня или Пепел?

– Пепел, – с хрипом представился парень.

– Ладно, познакомились, значит.

– Ты чё, в натуре, мне же все яйца отбил? – попробовал предъявить претензии Пепел.

– Не пасха, новые купишь. Да и зачем тебе они? Такая гнида как ты детей иметь не должен.

Пепел попытался ударить Кижаева, но тот увернулся, и быстро и резко стукнул несколько раз своего собеседника по мослистой роже. Еще в юности маленький кулак Кежи сравнивали с гирькой. Сейчас эта гирька быстро превратила физиономию Пепла в месиво. Из носа и разбитой брови текла кровь, один глаз быстро наливался опухолью.

– У, с-сука… – скорее с отчаяньем, чем с ярость простонал Пепел.

– Ну что, с тебя довольно?

– Да, – прохрипел тот. – Хватит.

– Ну ладно. Дружок то твой где?

– Какой?

– Такой. Не еб… мне мозги!

– Жмуня? На остановке, наверное, ждет.

– Передавай ему привет. Скажи, что при случае и ему верну должок. И больше вам тот номер с трубой не удастся, понял?

Пепел через силу кивнул головой. Кижаев отпустил парня, тот подобрал шапку и первый выбрался вверх по лестнице наверх. Поразмыслив, Игорь задал своей жертве еще один вопрос.

– Эй, Пепел, ты не знаешь, куда Лолка девалась?

– Лолка? А куда она может деваться? – откровенно удивился тот.

– Два дня ее уже нет, ни дома ни в школе.

– Ну и хрен с того? Она тёлка ещё та…

– Да знаю я, какая она! Ну, ты узнай, если что. Пиво за мной.

– Ладно, я поспрашаю, если что, стукану.

– Да уж постарайся. Где живу – знаешь.

– Знаю. Самсоны там раньше жили, дружбаны мои.

Вернувшись домой, Кижаев посмотрел на съежившиеся от клея обои и плюнув пошел на кухню. Сто грамм водочки немного подняли его настроение, но до конца так и не вернули спокойствия.