Текст книги "Подрывник"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 22

Семён Шлыков всё больше и больше погружался в технологические особенности завода «Металлопласт». Вообще-то, «Металлопластом» он стал уже в семидесятые годы двадцатого времени, а до этого чуть ли не со дня основания числился под номером 309. Именно здесь во время войны был оснащён каждый третий снаряд, выпущенный в сторону немцев. Тут выпускали всё – бомбы, торпеды, патроны, но Шлыкова, конечно, больше всего интересовали те самые заряды для подствольных гранатомётов. Но, этот интерес ему приходилось тщательно скрывать. Если их тайно и производили на заводе, или воровали, то делали это мастера своего дела. Никаких видимых зацепок Шлыков не находил. Ещё летом ему довелось выслушать подробную лекцию о технологии производства боеприпасов от главного инженера завода, Вадима Михайловича Осташко. Это был ещё очень молодой, всего тридцать четыре года, невысокий, полнеющий мужчина с повадками скорее мастера, чем главного инженера. Он принципиально не носил галстука, а обшлаги мятого, не по размерам пиджака, были вытерты почти до дыр.

– Когда Горбачёв начал говорить о внедрении госприёмки, мы ту, на заводе, хохотали всем коллективом. На оборонных заводах она была введена давно, чуть ли не при царе батюшке. Любая наша продукция проходит пять степеней проверки. При изготовлении гильзы, заряда, сборки, покраски. И самый последний этап – как раз госприёмка. Приходит представитель заказчика, офицер с достаточно высокой квалификацией, выбирает наобум из партии любые десять ящиков, и разбирает все изделия на составляющие детали. Если хотя бы в одном из них окажется брак – то вся партия, вся, представляете! Вся она идёт в брак и у-ни-что-жа-ется.

Это слово он сказал особенно торжественно.

– Не перерабатывается, не доделывается, а именно уничтожается. А потом ещё продукция проходит через наш полигон. И не дай боже там что-то ещё не сработает. На Западе допускают один процент отказа при выстреле. У нас – ни одного.

Шлыков покачал головой.

– Строго тут у вас, однако.

– Да, но что делать? Нам поставляют детали изделий десятки заводов. Кое-что производим и мы сами. Но отдуваться за чужой брак придётся нам. Мы – в конце этой технологической цепочки.

– И что конкретно делаете вы, сами?

– Из простейшего: тротил, детонирующий шнур, и инициаторы взрыва, или по-простому – капсюля и детонаторы. Всё остальное привозят к нам со стороны. Мы тут же всё собираем.

Шлыков был обескуражен.

– Я, наверное, лучше пойму всё это, если увижу в живую. Может, вы дадите мне какого-нибудь толкового инженера, он чтобы всё мне подробно объяснил?

– Конечно, дам, только сначала я проведу по заводу вас сам. Пойдёмте, посмотрим, как это бывает, как вы сказали, в живую. Поедемте, например, в пятый цех. В сто пятую мастерскую.

До пятого цеха они ехали от управления добрых десять минут. Это была необычная поездка. Таких заводов Шлыков ещё не встречал. В грандиозном по размерам лесу иногда встречались ровные квадраты земляных валов, обросших зелёной травой. Иногда попадались и совсем грандиозные валы, через ворота которых были видны заводские цеха высотой в пятиэтажный дом. А потом снова шёл лес, и среди зеленого моря мелькали небольшие, метров по пятьдесят, когда сто в диаметре, озёра.

– Далековато тут от ворот, – признался Семён.

– Это невольно так получилось, – пояснил главный инженер. – Раньше взрывоопасные цеха был у самых ворот, но, потом мощности начали увеличиваться. Были два особо сильных взрыва, в сорок третьем и пятьдесят втором, снесли пару мастерских их с лица земли. Завод за это время разрастался, места рядом уже не было. Каждый раз цех переносили всё дальше и дальше.

– А что, разве нельзя было восстановить его на прежнем месте? Или это по этическим нормам?

– Да нет, какая там этика? Кого это интересовало во время войны? Соберут кишки и мозги погибших в корыто, захоронят в одной могиле, и дальше продолжают работать. Нет, тут всё проще. Просто после взрывов выступала подпочвенная вода, и строить на этом же месте было невозможно. Кстати, вот, видите это озеро? – он кивнул головой в сторону очередного пруда. На его берегу даже маячила фигура человека с удочкой. – Это тоже бывшее место взорвавшейся мастерской. Таких озёр у нас полно.

– И рыба в них водится? – удивился Шлыков.

– Да, караси.

– Откуда? Что, запускали специально?

– Да нет. Утки на лапках с собой приносят.

Шлыков удивлялся всё больше и больше.

– У вас тут и утки есть?

– Бывают. Тут же на них не охотятся, вот они и живут себе спокойно. И зайцы есть, и лось как-то прорвался сквозь проволоку, гонялись за ним двое суток.

– И что?

– Убили. Мясо начальство разделило по себе.

– Вам тоже досталось?

Осташко засмеялся.

– Нет, это слишком давно было, в семидесятых годах. Я тогда ещё в школу ходил. Город просто про это говорил долго. Жалели всё лося.

Они подъехали к одному из валов, прошли через арку входа. Сам цех представлял из себя невзрачное здание типично заводской постройки. Войдя в двери, Осташко привычным движение положил руку на длинную, медную, отполированную до зеркального блеска полосу, прибитую по стене коридора в виде поручня. Потом он обернулся и посоветовал Шлыкову: – Вы тоже подержитесь за него.

– Это что? – не понял Семён.

– Заземление. Оно снимает статичное напряжение.

Словно подтверждая его слова откуда-то сбоку, впереди них, из неприметной двери, вывернулась женщина в синем халате. Точно таким же движением как у главного инженера она положила руку на полосу и не снимала её до самого входа в основной зал.

– Как у вас тут всё отработано, – поделился своим впечатлением Шлыков, невольно рассматривая свои пальцы.

Осташко не бравировал, был спокоен.

– А как же. От этого зависит порой жизнь. Одна статическая искра может вызвать взрыв детонатора. А есть небольшие мастерские, где люди работают с нитроглицерином, там это вдвойне опасно. К тому же у нас используют для промывки спирт и эфир. А это тоже, сами понимаете, небезопасно. Есть опасность вспышки, а потом и пожара.

Внутри здания, под мерный рокот двигателей работали десятки людей. По конвейеру двигались странные детали, постепенно вырастающие в знакомые для Шлыкова изделия. Хвостовое оперение и типичная остроносая форма заряда впереди была ему знакома.

– НУРСы? – догадался он.

– Да, неуправляемые реактивные снаряды для вертолётов. Спереди кумулятивный заряд, сзади разрывная граната. По идее он должен был пробивать стенку или броню танка, и взрываться внутри. Их хотели снимать с производства еще в семидесятых годах, но они неожиданно очень хорошо показали себя в Афганистане. Так что, делаем их до сих пор. Пойдёмте дальше.

По ходу дела он бесцеремонно задрал с одной из девушек халат, так что стали видны не только серые, трикотажные чулки, но и белое полотно трусов. Несмотря на такую вольность, девушка не высказала своё неудовольствие, и не ответила высокопоставленному нахалу пощёчиной.

– Хорошо, – сказал Осташко, и пошёл дальше. На ходу он пояснил своему удивлённому спутнику. – У них должно быть только хлопчатобумажное бельё, никакой синтетики.

– И если бы вы нашли у ней эту синтетику, то что бы сделали? Переодели тут же, или расстреляли?

– Нет, расстрелять не расстреляли бы, но премии бы она лишилась не только за месяц, но и за год. В нашем деле мелочей не бывает. Если вас инструктировали по технике безопасности, – Шлыков согласно кивнул головой, – то, вы, Семён Ильич, наверное, обратили внимание, что в завод нельзя проносить не только спички и сигареты, но и семечки. Знаете почему?

– Нет.

– У нас делают самые разные капсюля, все они и так то малы. А есть очень маленькие капсюля, например – к патронам к дамскому «Браунингу». В шестидесятые годы одна из наших работниц случайно уронила такой капсюль в карман халата. А потом, уже в беседке решила пощелкать семечки.

– И что? – спросил Шлыков, уже догадываясь об исходе этой истории.

– Она надкусила капсюль, и этого микровзрыва хватило, чтобы зубы влетели в её мозг. Не спасли.

Шлыков поёжился.

– Да, жутковато. И часто у вас на заводе гибнут люди?

– Редкий год оказывается без жертв. Чаще всего из-за собственной халатности. Например, одна работница на таком же конвейере забыла снять часы с руки. В результате наколола вот этой штукой, – он показал на заколку пряжки ремешка часов, – всё тот же капсюль. Взрывом ей оторвало кисть, а взрыв пошёл дальше рваться по столам. Рабочие успели упасть под стол, – он ткнул пальцем в железное полотно рабочего стола, – он у нас специальный, бронированный. Крыша улетела вверх, она для этого и сделана из дерева, и световой фонарь вовсе не для света, а для взрывной волны. А стены, наоборот – монолит.

– Так что, никто тогда не погиб? – удивился Семён.

– Нет. Но, неприятностей было много. Нашего нынешнего директора, Федосеева, тогда чуть было не посадили. Он тогда был ещё начальником цеха. А я был у него мастером. Как раз в той смене. Хорошо, удалось найти кисть Ленкиной руки, и остатки часов.

– Да, у вас, значит, тоже крови тут достаточно.

– Да, но это ещё что, это мелочи. Вот у соседей у нас, – он кивнул головой куда-то в сторону, – на «Полимерсинтезе» там и объемы побольше, и взрывы соответственно. Как-то раз у них взорвался третий цех, а он производит как раз тротил, из которого мы шашки и прессуем. Десять тонн тротила за раз поднялись на воздух. Чью-то руку закинуло за забор, как раз на территорию детского сада. Хорошо, детей в тот день не привели.

– Почему не привели?

Осташко усмехнулся.

– Просто тогда у половины города вылетели стёкла. Тем более – в детском саду. Он тут, метрах в ста за забором. А если бы дети были тогда в саду, то их бы порезало стеклом на куски. Оно летело от одной стены до другой с такой силой, что часть его потом пришлось выковыривать из штукатурки.

Уже через час, после окончания этой своеобразной экскурсии, Шлыков спросил главного инженера: – Скажите, а может после окончания работ, вот, после сборки, оставаться лишняя, неучтённая продукция?

Осташко рассмеялся.

– Нет, что вы, это исключено! Нам присылают комплектующие буквально под ноль. Ну, штук десять сверху, иногда двадцать. Из-за этого бывали такие проблемы! Бывает, запорет какая-нибудь работница изделие, гильзу, например, а заменить её и не чем. Вот тогда начинаются весёлые времена. Поднимают все старые, чуть-чуть бракованные гильзы, начинают их доводить. Трясёмся над каждым лишним изделием.

– Хорошо вы во всём этом разбираетесь, – признался Семен.

– Да, я тут, на заводе, с семнадцати лет. Начинал слесарем, потом мастером. Заочно кончил институт. Так что, знаю всё досконально.

– С директором тоже давно знакомы?

– Антон Александрович мой учитель. Ему я обязан всем.

Уже дома, вечером, Шлыков размышлял над всем увиденным: "Если всё так чётко у них поставлено, если все изделия делают штука в штуку, то откуда появилась та партия лишних зарядов? В Ингушетии взорвали штук триста, потом на складе в Назрани нашли шестьсот. Это почти тысяча. Непонятно. Очень непонятно".

ГЛАВА 23

По совету Колодникова Астафьев в этот день с утра отправился в ГАИ. Из автоинспекторов он к этому моменту знал только одного – Леонида Голода. Получилось так, что они устраивались на работу в один день, так, обходя кабинеты, и познакомились.

Около здания ГИБДД было, как никогда много людей в синей форме. Там как раз шла пересменка. Юрий нашёл Голода, тот быстро вывел его на начальство автоинспекции. Так что, вскоре молодого опера просвещали чуть ли не всем коллективом.

– Ну, внедорожников у нас в городе сейчас не так много. «Джип-Чероки», это наверняка Коля Соколов, – начал вспоминать Ренат Рашидов. – Сволочь та ещё. Молодой, да борзый. В зоне не сидел, но канает под авторитета.

– «Нива», это Куликов, Сашка. Тоже кадр ещё тот, – подтвердил Николай Кучков. – Борзый.

– Рыбак заядлый.

– И охотник.

– Да все трое охотники. Для зайцев у них вся эта иллюминация сверху. Ночью гоняют их по полю, стреляют вдогонку, – подтвердил Голод.

– А ты откуда знаешь? – спросил Юрий.

– Да я ж сам охотник, видел, как они это делают. Да и сам так же охотился. Только на «Запарожце», горбатом. Снимали дверь, ставили фары, и били зайцев ни чуть не меньше, чем эти козлы.

– А третий кто? – спросил Юрий. – С РАФ-4?

– Порфирьев Анатолий, – этого знал сам Караваев, -

Я учился с ним вместе, в параллельном классе. Тоже из бизоновских. Он сидел раз, или два…

– Один. Второй раз его отмазали, получил условно, – прервал его Николай Кучков. Его тут же поддержал мордастый старшина.

– Любит кататься в сиську пьяным. Одного уже задавил.

– За это и отмазался. Ему тогда даже пришлось продать тонер на рынке, – дополнил биографию владельца «Тойёты» Кучков.

– Ага, точно.

Переписав фамилии автовладельцев Астафьев отправился в ещё одно место, подсказанное ему старшими товарищами. То, что они оказались правы, он понял сразу, как только увидел выезжающий из ворот автосервиса «Джип». Это был именно тот внедорожник, что постоянно встречался ему на пути, в том числе и вчера вечером. Это подтверждал и номер, подсказанный автоинспекторами, и вся увесистая гирлянда фар наверху. Лица водителя Юрий не увидел, мешала густая, чёрная тонировка. Проводив ненавидящим взглядом внедорожник, Астафьев прошёл дальше, во двор. На ходу он размышлял о том, к кому обратиться с просьбой о содействии в его непростом деле, к самому хозяину, Леониду Пчельнику, бывшему гаишнику, или пройтись по слесарям. Но, первый человек, которого Юрий увидел во дворе автосервиса, был ни тем, ни другим, зато очень близким знакомым опера. Вадик Долгушин был одноклассником Астафьева, и самым близким другом Юрия. По поры Долгушин не замечал друга, а с озабоченным выражением лица рассматривал, как слесарь возился с колесом тёмно-синей «девятки». Юрий подкрался поближе, и с резким рыком обрушился на спину одноклассника. Тот вздрогнул и отскочил в сторону.

– Юрка!? Дурак, напугал до смерти!

– Что, слабо, Вадик! В штанах не мокро?

– Да, будет мокро, на тебя бы вот так прыгнули! Всю жизнь бы потом заикался.

– Ты чего тут делаешь?

– Да вон, предки новую тачку подогнали, а у ней тормозов совсем нет.

– Молодцы у тебя предки. Каждый раз новую тачку со всё большим салоном покупают. Это, чтобы у ребёнка во время полового акта ноги не подгибались.

Вадик засмеялся. Это был высокий, горбоносый, очень обаятельный парень. Его родители держали самый крупный в городе ресторан, гостиницу и сеть магазинов. Вадик же занимался тем, что наслаждался жизнью. Он уже несколько лет пытался учиться в политехе, но дальше второго курса дело как-то не шло. Вот в чём он был профессионалом, так это в «тралении» длинноногих, кривовских девушек.

– А ты что тут делаешь, мент поганый? – спросил Вадик.

– Да, по службе мотаюсь.

– Машину, что ли, угнанную ищешь?

– Да, нет, так низко меня ещё не опустили. По убийству работаю. «Джип» тут был – видел?

– Ну, как же! Я давно себе такой же хочу.

– Вот, надо узнать, что он тут менял.

Неожиданно снизу подал голос слесарь.

– А что тут узнавать? Фару на крыше ему кто-то кирпичом грохнул, да подфарник он менял.

– Какой подфарник? – быстро спросил Юрий.

– Навесной, противотуманник. Да вон он валяется, – слесарь рукой показал в сторону большой кучи автомобильного металлолома.

Юрий поспешил к означенному свидетелем предмету. Это был чёрный, квадратный, явно импортный подфарник с разбитым стеклом. К удивлению Юрия в нём сохранились даже остатки желтого стекла по окраине.

– А чего это он его выкинул, а просто стекло не поменял? – спросил он слесаря.

– А само стекло сейчас отдельно хрен найдёшь. Подфарники то вражеские, немецкие, дорогие. Стекло нужно такое прямо из немчурии выписывать. Долго, дорого. Так что, быстрей и дешевле будет новый купить, пока они тут у нас ещё есть.

– А стекло он где нашёл? – спросил Вадик.

– Да, повезло дураку! На прошлой неделе тут фура собрала на трассе такой же «Джип». Машина в хлам, хозяин на кладбище, а стекло просто вылетело, и осталось целёхоньким. Лёнька, как знал, притащил его с трассы, не поленился.

– А говорят, что нельзя с битой машины запчасти на свою ставить? – напомнил Юрий.

– Говорят, особенно, если там труп был. Но, нашим бычкам всё по х…!

Юрий долго рассматривал свою находку, потом попросил у Вадика: – Слушай, у тебя пакет есть?

– Есть, а тебе зачем?

– Положить надо. В ГАИ надо отнести, – на ухо другу шепнул Астафьев.

– Да, давай я тебя сейчас туда подкину. Мне всё равно сейчас туда надо, машину на себя оформлять.

– Поехали! – обрадовался опер. Эта затянувшаяся осень с уже зимними ночами не радовала его перспективой пешком тащиться через весь город в ГИБДД.

Через полчаса он, Караваев и Рашидов рассматривали на столе дознователя находку Юрия.

– Похож, – сказал Ренат, и, осторожно отделил с помощью отвертки рамку стекла от остальной конструкции. Потом он пододвинул на середину стола свою клееную конструкцию из осколков подфарника, и водрузил сверху обод.

– Как здесь и была, – сказал за спиной Юрия Караваев.

– Да, стекло тут и стояло, – согласился Рашидов. – Ты там не заметил, у него какие-нибудь повреждения на капоте есть?

Юрий развёл руками.

– Откуда, у него же там спереди кенгурятник стоит. Да, и не присматривался я, не успел. Он уже выезжал из автосервиса.

– Вообще, надо было его оформить по всем правилам. С понятыми, с показаниями свидетелей, – напомнил Караваев.

– А что, разве так нельзя? – удивился Юрий. – Я бы оформил всё задним числом.

Игорь поморщился.

– Ага, мы в прошлом месяце пролетели вот так же, с тем наездом во дворе школы. Пришла Кашина, и раздолбала все наши улики под корень.

– Да, Синюхин тогда отделался только штрафом. А мог бы сесть, – заметил Рашидов.

Так что себе в отдел Астафьев пришёл недовольный. Там его встретил не менее недовольный Колодников.

– Ну, накопал что-нибудь? – спросил «наставник» своего стажёра.

– Да, накопал. Стекло с того разбитого подфарника было с «Джипа» какого-то Коли Соколова. Я нашёл его в автосервисе.

– Зафиксировал?

– Нет, а что, надо было?

– А как же! Вот, дал бог помощника, стажёра, не приведи господи!

– Но, как бы я его зафиксировал? Этот подфарник уже там, в металлоломе валялся. Если б я его с машины снял, тогда другое дело.

– Ладно, проехали. Что ещё узнал про этого Соколова?

– Он не сидел, молодой, борзый. Служил в каких-то спецвойсках.

– Так, а где он живёт?

Астафьев молча выложил на стол перед начальником лист бумаги.

– Шолохова сорок два. Свой дом. Это ты в паспортном столе уже побывал?

– Да, как видишь.

– Молодец, сам догадался? Что ещё?

– Брать его надо.

– С какого хрена?

– Но стекло…

– Стекло это доказательством служить не может. Сам говоришь, что подфарник этот уже из кучи металлолома выловил. Хрен там что докажешь.

– Может, надо этого самого Колю показать свидетелю, – осторожно предложил Юрий.

– Официально? Устроить опознание?

– Ну да.

Колодников снова сморщился.

– Ты, однако, круто берёшь. Что, так охота этого Колю прищемить?

Астафьев взорвался.

– Ну, должен же хоть кто-нибудь сесть за Наташку!?

– Должен, но, может и не сесть. Доказать всё это будет трудно, парень. Это только если его колоть, и колоть жёстко, – Колодников ударил кулаком в собственную ладонь.

– Давай, я этим займусь. Я из него отбивную сделаю.

Колодников засмеялся.

– И тебя посадят после этого раньше его. Остынь, парень.

– И что, всё!? Ничего нельзя сделать? И это власть? И это милиция, прокуратура, суд? Что это всё – дерьмо собачье? Так выходит?!

Пришлось Колодникову всё объяснять заново.

– Слушай, Юра, если бы этот Соколов был просто, сам по себе – одинокий бык с большим гонором, мы бы его опустили на раз. Завели бы сюда, прижали всем… личным составом, и выбили всё, что угодно. Но он член бригады Бизона. И если его этот свидетель опознает, то ему долго не жить. В лучшем случае его запугают так, что он маму родную в упор не опознает. В худшем – просто грохнут.

– Что ж так всё безотрадно то? – Со злостью спросил Юрий.

– Время сейчас такое, Юрик. Блядские девяностые, иначе их не назовёшь. Ну, давай, что-нибудь придумаем.

Астафьев, с согласия Колодникова, всё же устроил негласное опознание хозяина «Джипа» единственным свидетелем. На следующий день, рано утром они сидели в машине Вадика Долгушина. По очереди все трое дружно позёвывая. Астафьев всё косился на сумрачную физиономию своего предшественника по кровати Натальи Соенко. Признаться, он этого Мироненко уже тихо ненавидел. Вчера вечером ему огромных трудов стоило уговорить этого холёного кабана встать пораньше, и с часок посидеть в машине на одной из окраин города. Тот никак на это не соглашался. И только пригрозив уже официальным опознанием, именно так, как это делают в кино, с понятыми и подставными, Юрию удалось заполучить сегодня утром этого перспективного «менеджера» собственного тестя. Гораздо быстрей Юрий уговорил Вадика, хотя тому так же не хотелось вылазить из-под одеяла в такую рань. Связываться с милицейскими машинами Астафьев не стал. Там вечно не было то бензина, то запчастей, то водителя, а чаще всего просто машины.

Время шло, пошёл уже девятый час. Астафьев начал беспокоиться, не уехал ли его подозреваемый куда-нибудь ночью. Например, на ту же охоту.

– В девять я должен быть на работе, – напомнил свидетель.

– Будешь, – согласился Юрий.

– Но время…

– Время ещё мало. Тут до твоего офиса пять минут езды.

Они снова замерли, только Мироненко каждые полминуты поглядывал на часы, да натужно вздыхал. Когда Астафьев уже решил, что его затея провалилась, открылись ворота, выехал приметный «Джип». Хозяин его вылез из машины, начал закрывать ворота.

– Смотри, быстро! – прикрикнул он на сонного свидетеля. Тот торопливо приник к окуляру старенького бинокля.

"Хоть бы опознал, хоть бы опознал!", – чуть не молился на него сейчас Юрий.

– Да, это он, – сказал Алексей Мироненко, опуская бинокль. – Как раз эту рожу я видел в бараке в ту ночь.

Юрий облегчённо вздохнул. Теперь он знал хотя бы одного своего личного врага.

В этот же день, ближе к обеду, в кабинете прокурора Кривова шла словесная битва. Сам прокурор, Иван Петрович Логунов, мужчина предпенсионного возраста, только удивлённо таращил глаза, слушая монолог своих посетителей. Одним из них был подполковник Самойлов, а вторым – Валентина Серова.

– У нас нет необходимых доказательств того, что вашего отца убили! – возвестил Самойлов своим хрипловатым, командирским голосом.

– И это после всего, что вы обнаружили на месте происшествия? – с недоумением спросила Валентина.

Самойлов скривился.

– Вы имеете в виду этот ваш индийский лук и три пары резиновых перчаток?

– Не только. Экспертиза показала, что дверной замок был повреждён при открывании некондиционным ключом, скорее всего – отмычкой.

– А вдруг это ваш отец его сломал?

– Зачем? Ключи были в комнате, лежали на столе, и это тоже странно. Обычно он оставлял их в замочной скважине.

– Это все ваши доказательства? – спросил прокурор.

– Нет, есть ещё.

– Да ну? – не поверил Самойлов. – Ещё какие-нибудь предположения?

– Нет, факты. Ваши же опера установили, что были ещё трое неизвестных, вышедших из комнаты моего отца в четвёртом часу ночи.

Самойлов удивился.

– А это ещё откуда? У меня нет таких данных.

– А в деле они есть, можете посмотреть. Более того, свидетель не только видел неизвестных, их машину, но и сегодня опознал одного из них. Кстати, то, что одна из свидетелей, соседка справа, была убита, не вызывает у вас никакого подозрения?

– Насколько я знаю, её просто сбила машина.

– Странно как-то сбила, не на оживлённой дороге, а в кривом переулке, словно караулила её там.

– Всё равно это является только косвенными доказательствами, – упорствовал подполковник.

– Ах, вам нужны прямые улики?! Хорошо, сейчас они у вас будут.

Серова открыла свой небольшой портфельчик, и выложила на стол перед прокурором несколько бумаг. Даже со своего места Самойлов рассмотрел, что все они были скреплены обильными, и внушительными печатями.

– И что это? – спросил Логунов, принимая из рук девушки бумаги.

– Да, что это такое? – поинтересовался Самойлов.

– Ваши патологоанатомы нашли на лице и руках отца микротравмы. Они сразу не смогли определить, что это за повреждения, и как он мог их получить. Я предоставила все их материалы областному отделению судебно-медицинской экспертизы. Профессор Селезнёв вполне определённо вынес свой вердикт. Все эти травмы были нанесены при специальном воздействии хорошо обученных профессионалов. По-простому говоря – один человек держал руки отца, использовав при этом специальных захват, второй – душил подушкой.

– Ну, это надо ещё доказать, – пробормотал Самойлов, уже откровенно буравя Серову ненавидящим взглядом.

– Это доказано. В Железногорске был подобный случай в прошлом году. Преступников нашли и уже даже осудили. Наш случай – идентичный.

Логунов между тем перевернул последнюю страницу, крякнул, и, отложив очки, высказал своё мнение.

– Да, убедительно. Профессора я знаю лично, он зря такую бумагу не подпишет. Так что, – он развёл руками, – извините, Гавриил Михайлович, но это дело придётся довести до конца.

Взбешённый подполковник первый выскочил из прокуратуры, и уехал, даже не взглянув в сторону Серовой, хотя, конечно, догадывался, что ей тоже нужно было в горотдел. Но это Валентину не огорчило. Она шла и зло улыбалась, отчего её и без того некрасивое лицо становилось ещё ужасней. Встретившийся ей мужичок даже шарахнулся в сторону, но Валентина не обратила на это внимание. Она выиграла свой сегодняшний бой.