Текст книги "Гороскопы всегда врут [СИ]"

Автор книги: Евгений Сартинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА 37

Витек Самойленко и Максим Голубицкий были хроническими неудачниками по всей своей сорокалетней жизни. Оба числились в чистой шелупони, и авторитетом не пользовались никаким. Они и в тюрьму садились почти одновременно, по одним статьям, и попадали в одни зоны, так что поневоле мужики сдружились. Сом и Максик, так их звали в воровской среде, с очередной отсидки пришли почти одновременно, в мае. Лето они провели сравнительно хорошо, но ближе к зиме жизнь обернулась к ним своей оскаленной, щербатой улыбкой. Дом, где обитали два этих полубомжа, не отапливался, развалилась печка, так что, несмотря на все тряпье по ночам их бил сильнейших озноб. А тут они еще сдуру подсели на ханку, а этот вид кайфа требовал гораздо больше финансовых вливаний, чем пользование обычным денатуратом. Так что в тот осенний вечер их мучил один простой вопрос: что украсть, чтобы кольнуться? Куры, утки, гуси – всё это в округе они уже выловили, а то, что осталось, соседи хранили как зеницу ока, под надежными замками и решетками. Пойти на грабеж они не могли, кишка тонка. Посовещавшись, друзья решили прошвырнуться по другим районам города, доселе не обследованными ими на предмет краж. На одинокую машину, «десятку», стоящую на темной улице, Сом и Макс наткнулись случайно. Осмотревшись по сторонам, они осторожно подошли к машине, осмотрели ее.

– Слушай, а там, может, магнитола есть? – Спросил, пытаясь рассмотреть хоть что-то сквозь тонированные стекла Макс.

– Ну, и что если эта бормоталка там есть? Все равно там, поди, сигнализация, – возразил Сом. – Сейчас как завоет, хрен убежим.

– Само собой, ты мне это уже не объясняй, ясен хрен, что она под сигналкой.

Макс чуть поколебался, а потом толкнул машину в бок. Она качнулась, но не издала ни звука. Воришки переглянулись.

– Что, может, проверим? – предложил Макс.

– Давай, – согласился Сом.

Все необходимое для вскрытия машины у него было с собой: железная линейка, и длинная отвертка. Через полминуты замок щелкнул, и дверь открылась. Сом торопливо уселся на место водителя, пошарил рукой слева от себя, и приглушенно рассмеялся.

– Есть магника! Вот везуха.

– Открой багажник, я сзади пошурую.

Через минуту он сообщил: – Домкрат есть и сума с инструментами.

– Нештяк! Живём! Айда к Рашиду, загоним всё.

Через пару минут оба вора, очень довольные собой, торопливо удалились в сторону окраины.

А еще через десять минут со стороны дома вспыхнул свет, послышались голоса. Хозяин проводил гостей до калитке, хотел, было, уже закрыть ее, когда от машины донесся жуткие мат.

– Рыдя, ты что, падла, сигнализацию на нее не мог поставить?!

– Нечай, да когда ставить, сегодня только тачку пригнали, – оправдывался тот. – Сам сказал, возьми машину попроще, чтоб в глаза не бросалась.

К ним подошел хозяин дома, с усмешкой спросил: – Что, вскрыли вашу тачку? Может, милицию вызвать?

– Не гоня пургу, майор! – зло ответил Нечай. – Ваши могут только хрен в ширинке найти, да и то если по трезвянке. Сам разберусь.

– Ну, как хочешь. А то сделаем по полной программе, с пальчиками и оперативными мероприятиями.

– Иди ты на хрен! Я и без твоих «пальчиков» найду этих сук.

Нечай свою угрозу выполнил. Уже к полудню следующего дня Сом и Максик сидели в гараже Рыди, прикованные к деревянной стойке стеллажа общими наручниками, и выплевывали изо рта остатки и без того редких зубов. Сначала над бедолагами хорошо поработал сам Нечай, потом уже отвел душу Рыдя.

– Но Рыдя, братан, мы же не знали, что это твоя тачка! – преданно глядя на сивого истязателя единственным открытым глазом, уверял Сом.

– Рыдя, мы же с тобой вместе на крытой были, в восемьдесят девятом, помнишь? Я же никогда у своих не крысятничал, – бил себя свободным кулаком в чахоточную грудь Максик. – Я же не знал, что ты себе новую тачку купил.

– Пошел ты нахрен, пидор! – Зло шипел Рыдя. – Я эту тачку только пригнали, а ты ей уже замок покорежил, скотина.

Так что, не взирая на все уговоры, Рыдя их не отпустил, а, плюнув на пол, вышел из гаража, и запер калитку.

– Мандец нам, Максик, оденут скоро нам деревянный бушлат, и спустят под воду, в обнимку с кочергой, – понял Сом.

– Ты чё, чё мелешь то? – Максик в отличие от друга не отличался большой сообразительностью. – За что нас в расход списывать? За магнитолу что ли?

– А, хоть и за неё. За ними это не заржавеет. Они сколько нашей братвы в речку спустили. Ещё ни один не всплыл. Для них это как два пальца об асфальт.

Максик нервно огляделся по сторонам, потом посмотрел на наручники. Рыдя их прицепил за деревянную стойку мощного стеллажа, на который сваливал самый разный хлам. Умирать как-то не хотелось, и он попытался свалить стеллаж на себя.

– Ты че, охренел?! – завопил более умный Сомик. – Он же если свалиться, и пришибёт нас, как двух тараканов.

– А чё делать то? Подыхать, что ли тут?!

Сомик так же осмотрел всю конструкцию, подергал стойку, отчего в руку Максика врезалось железо наручников, и друг послал его к одной известной матери.

Убедившись, что так им свободы не обрести, Сом начал шурудить на ощупь по полкам стеллажа.

– Посмотри там, может кусачки будут, или ножовка по железу, – посоветовал он Максику.

Ножовку Максик нашел, но не по железу, а по дереву. После короткого раздумья его "мозговой цент" согласно кивнул головой.

– Ну и хрен с ним, нельзя перепилить наручники, так пили деревяшку.

Спустя десять минут интенсивного труда они были на свободе. Свобода, правда, была ограничена длинной связывающих их наручников.

– Давай поищем ножовку или зубило, – предложил Сомик. Но Максик был трусоват, он не хотел задерживаться в этом помещении даже лишнюю минуту.

– Да ну хрен с ними, с этими железяками. Сейчас до хаты своей доберемся у меня там, в сарае зубило и кувалда лежала.

Может, так бы и получилось, если бы выбравшись из гаража, они, не пройдя и сотни метров, наткнулись на машину вневедомственной охраны. Парни ездили по своему обычному маршруту, и когда, вывернувшись из-за поворота, в свете фар увидели эту парочку, они даже лишись речи.

– Это что за хрень такая? – спросил водитель, рассматривая двух чудовищ с распухшими, синими лицами, с узкими щелочками глаз. Поняв, что перед ними милицейская машина, воришки дернулись, было, бежать, но в разные стороны, так что оба взвыли от боли, и поневоле остались на месте. Через минуту они сидели в салоне «Жигулей»

Прибытие столь забавной пары вызвало большой интерес и в ГОВД. По городу дежурил как раз начальник уголовного розыска Георгий Георгиевич Косарев. Больше всего его, конечно, заинтересовала связующая нить между этими двумя жертвами судьбы.

– Ну, гаврики, кто из вас садо, а кто мазо? – спросил он. – Я знал, что вы педирасты, но что с такими загибами! Сами себя так изувечили?

– Георгиевич, сними эту хрень, – слезно просил Сомик.

– Да, а то и поссать даже трудно.

– Не могу, не я вас заковал, не я и раскую. Так кто это вас так хорошо в садо-мазо записал?

– Георгиевич, отпусти, ради бога! Мы же ничего не делали!

– Ничего? А это верно. Я вот, думаю, в обезъянник я вас запирать не буду.

Урки с облегчением вздохнули. Но, рано.

– Не за что вас запирать, вы же не преступники? Нет. Вы наши гости, почётные. Почему почётные, знаете? Потому что сегодня чётное число. И как почётных гостей запру как я вас на ночь в кабинет Малафеева. Прямо так, с браслетами. Вам же это нравиться? И чтобы за ночь там не нагадили.

– Да ты чё, Георгиевич, меня уже припирает по большому! – взорвался Максик.

– По большому? Ужас. Ну, он тебе поможет штаны снять, – тот ткнул пальцем в Сомика.

– Георгиевич, расцепи, побойся Бога!

– А вот коммунисты нас убеждали нас, что Бога нет. И кого мне теперь бояться? Бога, или прокурора?

За какой-то час, под такое вот «ха-ха» Косарев выудил из них всю правду, заставил подписать показания, и только тогда снял наручники.

Косарев был уверен, что теперь и Нечая и Рыдя можно будет посадить. Статья им светила серьезная – похищение людей с последующим избиением. Отправив бомжей в обезьянник, написав рапорт обо всем происшедшем и дав инструкции о содержании «садомазохистов» под стражей, он спокойно сменился с дежурства, и ушёл домой. Но в чем ему не повезло, так это в хронологическом пространстве. Бомжей он принял в ночь с седьмого на восьмое ноября, так что по случаю пролетарского праздника ни прокуратура, ни высокого начальства не было. За суетою дел о судьбе своего рапорта майор вспомнил только через сутки. К его удивлению никто не мог ничего сказать о последствиях его докладной записки. Как назло никого из руководящего состава не было, так что Косарев обратился к дежурному офицеру. Это был лейтенант Астафьев, симпатичный, розовощекий парень, только этой осенью летом пришедший к ним на службу после училища.

– Так, а где эти два гаврика? – спросил Косарев лейтенанта.

– Какие гаврики? – не понял тот.

– Ну, эти два чуда недоделанных, Самойленко и Голубицкий? – сказал Косарев, кивая в сторону обезьянника.

– А, эти два избитых-то? – понял лейтенант. – Так их отправили в больницу.

Косарев опешил.

– Кто отправил?

– Я.

– Давно?

– Прошлым утром.

– Когда!?

– П-прошлым утром, – уже заикаясь, повторил лейтенант.

– И где они теперь?

– Не знаю.

– Как не знаешь? Их там что положили, или перевязали, или прирезали нахрен и отправили в морг?

– Да не знаю я!

– Как это ты не знаешь?! Ты зачем их туда отправил?!

– Мне было велено отвезти их в больницу, других приказов не было. Я вон патрульную машину отправил с ними, сержанта. Она так быстро вернулась.

Косарев помотал головой.

– Слушай, лейтенант, ты всегда такой дурак, или только на работе?

Астафьев судя по лицу, обиделся.

– Нет, ты даже не обижайся, – продолжил Косарев. – Ты знаешь, кто они?

– Бомжи.

– Да не бомжи они, а пострадавшие! Повтори.

– Пострадавшие.

– Именно! Ты проникся этим словом. Они пострадавшие, а потом уже бомжи. Какое на них было написано распоряжение?

– Держать до последующего распоряжения начальника уголовного розыска.

– А ты что сделал? Ты отправил пострадавших в никуда. Где мне их искать? У них адреса то нету!

– Мне так приказали.

– Приказали! Приказали одной бабке долго жить, вот она и не умирает сто лет. Письменный приказа был?

– Нет.

Косарев с недоумением рассматривал лейтенанта. Тут он заметил странную штуку, один глаз Астафьева был голубым, а второй зеленым. И в них было столько наивного недоумения, что майор отложил в сторону все заготовленные, не очень хорошие слова, и спросил: – И кто же тебе это приказал. Кто это так побеспокоился о братьях наших ближних? Кого волнует здоровье наших кривовских бомжей?

Лейтенант ожил.

– Майор Мамонов. Он приказал мне, вчера ещё, с утра.

– Ах, вот даже как! Ну, что ж, мы спросим и с него, и мне по хрену что он сейчас ИО. замначальника.

Косарев быстрым шагом прошел в другой конец управления. Здесь находился кабинет недавно назначенного заместителя начальника ГОВД майора Мамонова. Ушедшего на повышение Бессонова он сменил всего неделю назад, да и то числился пока в заместителях.

Мамонов был у себя, в непривычно смешных на его глазах очках он рассматривал какие-то бумаги. Не здороваясь, Косарев подошёл к столу, и уперевшись кулаками в столешницу, напористо спросил: – Ты велел отправить Самойленко и Голубицкого в больницу?

– Ну, я, – спокойно ответил тот.

– Ну и где они теперь?

Майор пожал плечами, сделал вид, что рассматривает какие-то важные бумаги.

– Откуда я знаю. По домам разошлись.

– Каким домам! – взорвался Косарев. – Откуда у них дома? Они жили в халупе на Островского пять, бывшей хате Машки Иноземцевой.

– Это, торговка самогоном, которую убили два года назад? – спросил Мамонов.

– Да! С тех пор там никто не жил, кроме этих двух бомжей.

Мамонов оторвался от своих бумаг, и что-то записал в своем ежедневнике.

– Ну и что ты теперь хочешь от меня? – спросил он.

Косарев пододвинул к столу стул, сел на него верхом.

– Слушай, Михаил, ты кому-то можешь мозги компостировать, но мне то не надо. Мы с тобой почти в один день в органы пришли. Ты что, за пятнадцать лет службы ничего не понял? Гавриков этих надо было не выпускать, а прятать, и как можно тщательней, чтобы у Нечая руки до них не дотянулись. Ну, что молчишь, скажи мне что-нибудь?

Мамонов отложил в сторону бумаги, снял очки.

– Знаешь, что я тебе, Георгий, скажу? Не трогай Нечая.

– Чего? – не понял Косарев.

– Не трогай Нечая, – повторил Косарев. – Ты разве не понял, что нам выгодно, что теперь в городе одна уголовная власть. С ним, по крайней мере, можно договориться.

Косарев сразу ухватил суть всего этого цветистого предложения.

– И что, ты уже договаривался?

– А это уже не твое дело, договаривался я или нет.

– Да знаю я, что уж стесняться, – Косарев усмехнулся. – Мне Мазуров говорил про это, но я сильно то ему не верил. Он то все, дурак, думал, кто ж тогда Лущана предупредил, всё на мужиков из отдела грешил, голову сломал на этом. А это ты, оказывается, стучишь тут для братвы. Молодец!

Мамонов закурил, внешне он выглядел спокойно, даже пальцы не дрогнули.

– Ладно, Жора, мели, Емеля, твоя неделя, – согласился он. – Только Нечая не трогай.

– Нечая я не трону, нет у меня теперь потерпевших, чтобы подцепить его крючок, но ты не думай, что тебе это сойдет с рук. Рапорт в УСБ я на тебя напишу, можешь не сомневаться. Я тебе это вот так, в лицо про это говорю, чтобы потом, – он погрозил Мамонову пальцем, – не говорил, что это сделал за твоей спиной, что я тебя хочу подсидеть. И руки мне больше при встрече не подавай, всё равно не пожму.

Косарев в бешенстве спустился вниз. Он ворвался в Дежурную часть, и спросил Астафьева: – Ну, что, разноглазый разгильдяй, хоть машина у тебя свободная есть?

– Есть, только бензина в ней нет. Вот, бомжей этих вчера отвезли, и он кончился.

Майор плюнул на пол, и, махнув рукой, вышел из здания милиции. Ему повезло, встретил знакомого милиционера, тот ехал в тот же район, к себе домой. Так что уже через десять минут Косарев расхаживал по убогому жилищу двух неудачников. Больше всего его взволновал большой лист железа посредине комнаты, на котором был насыпан слой песка и гальки, а уже сверху громоздилась куча обгорелых углей и остатков дров. Майор потрогал угли, сморщился. В них не осталось ни капли тепла.

– И где же вас теперь искать? – пробормотал Косарев. – В каком-нибудь омуте?

Но воришки были живы и пока ещё здоровы. Когда их вывезли в больницу, и оставили одних в приёмном покое, Сом понял все.

– Канаем отсюда, – шепнул он своему другу, – быстро, бегом!

Они бочком просочились мимо занятых тяжёлым больным медиков, и вышли через другую дверь, в коридор, ведущий в здание больницы, а затем и через черный вход покинули медицинскую обитель. Через пять минут после этого к больнице подъехали два черных джипа.

Почти сутки Сом и Максик прятались в кустах около железной дороги, а потом все же решились покинуть родные края. Они заползли в пустой товарный вагон, закрыли двери, и, прижавшись друг к другу, улеглись спать. В вагоне все же было теплей, чем на ноябрьском ветре.

– Приедем на юг, поедим виноград, он еще в это время висит на полях, – мечтал Сом. – Я там работал на виноградниках, в стройбате. Сколько мы тогда его собирали, представить не можешь! А уходило под снег еще больше.

– Это хорошо, – пробормотал, засыпая, Максик. – Может, и вина попьем.

– Это обязательно, вино там дешевое, свое. Тогда литр стоил рубль. Представляешь, на трёшку можно было три литра взять, шесть пузырей, если в пол-литры пересчитывать.

– Кайф.

– О, тронулись.

Он посмотрел на солнце, отражающееся в узких полосках вагонного окна, и удовлетворённо заметил: – Видишь, точно на юг едем. айда, поспим, что ли.

Сом не знал, что вагон, в который они залезли, на следующей станции перецепили, и вместо юга, он поехал на север, в Воркуту, к уже ядреным сибирским морозам. При этом вагон закрыли, и выбраться из него они уже не смогли. Этим двум неудачникам по жизни не повезло ещё раз, последний. Через месяц их замерзшие трупы благополучно доехали до станции назначения, доставив немало хлопот местным работникам линейной милиции.

Косарев действительно послал рапорт на Мамонова в Управление собственной безопасности, но ни каких последствий для последнего это не вызвало. Тогда старый опер понял, что произошло то, чего он боялся больше всего – бандиты и милиция стали одним целым.

ГЛАВА 38

После встречи с Викторией жизнь Спирина резко переменилась. То, что для него раньше было смыслом существования: работа, успех, желание остаться на своем месте все это заслонила собой зеленоглазая девчонка. Сказать, что Спирин влюбился в нее – было мало. Он втрескался, втюрился, как школьный переросток в молоденькую практикантку. Временами он целыми часами сидел в своем кабинете над бумагами, бессмысленно вглядываясь в текст и не понимая, что там написано.

Надо было бороться, стараться выгодней продать себя на предстоящей распродаже самого дорогого кресла в городе. А он мог думать только о ней. Вспоминал их первую встречу, первый разговор, ту ночь в квартире художника под иконой с кающейся грешницей, золотистые волосы Виктории на его лице и тихий шепот девушки: "Витя, я, кажется, тебя люблю".

И он сердцем верил, что это действительно так. Хотя Виктор говорил о разводе с Ларисой, но она не торопила его, наоборот, даже жалела его жену. Она сама сказала Спирину, чтобы он не делал этого до выборов. Слава Богу, что до них оставались считанные недели. И именно в эти дни он получил удар оттуда, откуда меньше всего ожидал.

Спирин подобрал Викторию ровно в шесть, как обычно возле ее дома. Свою машину Виктор использовал только в первый раз, на все остальные свидания он уже приезжал на служебной «Волге», с неизменным Виталиком за рулем. Вика к нему быстро привыкла, перестала стесняться. Вот и теперь, поздоровавшись с шофером, она по-домашнему чмокнула Виктора в губы и сразу спросила: – Куда мы сегодня едем? Как обычно, к Федору? Учти, мне сегодня надо ровно в девять быть дома.

– Нет, к Федору не получится. Он болеет, лежит дома с температурой. Есть один вариант, дача Виталика в Соколинском.

– Но туда ехать почти целый час! – возмутилась девушка. – Ты же знаешь моих родителей, они тут же побегут в морг или милицию. Я и так с ними ругаюсь целый день: они думают, что я маленькая, все школьница.

– Можно поехать в охотничий домик, – неожиданно подал голос Виталик.

– Это где? – удивилась Вика.

Спирин поморщился.

– Это домик у озера, там, где убили Гринева, – объяснил он.

– Ой, как интересно! – неожиданно обрадовалась Виктория. – Как романтично. А это далеко?

– Минут пятнадцать езды, – пояснил водитель.

– Едем! – с воодушевлением воскликнула она, а затем спросила у Спирина с упреком в голосе: – А почему ты не говорил мне, что мы можем там встречаться?

– Не люблю я это место, – вымученно сознался он. Виктор не мог понять странного энтузиазма девушки. Все объяснилось следующей ее фразой.

– Слушай, а правда, у них была абсолютно сумасшедшая любовь? – перебила на полуслове девушка. – Говорят, они даже не услышали, как ее муж ломился в дверь.

Виктор раздумывал, что ей ответить, хотел, было, соврать и подтвердить романтическую версию Вики, но тут увидел в зеркальце насмешливые глаза водителя, ведь именно Виталик покупал золото для девочек Гринева. И Спирин осторожно сказал:– Не знаю, мне он об этом не говорил, а самих их уже не спросишь.

Подъехали к даче, посигналили. Охранник, узнав машину «первого», быстро распахнул ворота и, взяв под козырек, вручил Спирину ключи от двери домика. Виктор думал, что будет тот сторож, седой. Но этот оказался гораздо выше ростом и мощней в плечах.

Спирин нервничал, ему даже показалось, что по губам охранника скользнула легкая усмешка, дескать, и ты такой же, как покойный Гринев. Направляясь к крыльцу, а затем и возясь с замком, Виктор про себя возражал этому остолопу: "Нет, я не такой! Гринев просто покупал девочек за золото, а у нас с Викой настоящая, большая любовь!".

Его неприятно поразило, что широкая кровать стояла в той же самой комнате и на том же месте. Скорее всего и кровать была та же самая.

– А здесь хорошо, уютно, – сказала Вика, снимая шляпу и осматриваясь по сторонам. – Это произошло здесь?

– Да, в этой самой комнате.

– Как интересно! Прямо Шекспир. «Отелло».

Сняв куртку, она прошлась по всему зданию, а, вернувшись в спальню, заявила:

– Хороший домик. Здесь я бы даже согласилась жить, но только с тобой.

Она села на подлокотник кресла, на котором сидел Виктор, прижалась к нему и спросила:

– А ты бы этого хотел?

– Конечно, – улыбнулся Виктор и сделал попытку поцеловать ее. Но Вика вдруг отстранилась, взгляд ее словно потух, а лицо приняло озабоченное выражение.

– Ты знаешь, мне вчера Рубежанский официальное предложение сделал.

– Петька!? – поразился Спирин. – Я думал, что это у вас несерьезно?

– До этого было всё несерьезно, а вчера он неожиданно появился с цветами, шампанское привез какое-то безумно дорогое, французское, вкусное! Цепочку мне подарил.

Она показала на тоненькую изящную цепочку с небольшим крестиком, особенно выгодно смотревшуюся на ее черной водолазке.

– Ну и что ты ему ответила? – спросил Виктор и затаил дыхание, дожидаясь ответа.

– Ничего. Попросила подождать немного, но он приедет через три дня, тогда и надо дать ответ.

– Почему?

– Он уезжает в Израиль. Насовсем. Если я за эти три дня не решусь, то он просто не успеет оформить документы на выезд.

– И что ты решила? – тихо спросил Спирин.

Виктория посмотрела на него своими малахитовыми глазами и чуть качнула головой.

– Не знаю, Витя, я не знаю. Я люблю тебя, но… Ты не думай, это не блажь, просто я боюсь, что это у нас просто вспышка, вдруг ты меня разлюбишь. У меня ведь живой пример перед глазами, тетя моя, Санина.

– Кто? – не понял Спирин.

– Ангелина Васильевна, секретарь Гринева. Тоже ведь, всю молодость ему отдала, а он так и не решился развестись. За партбилет боялся. А тут еще родители долбят, как дятлы: езжай, езжай! Мы жизни не видели, так хоть ты поживи в свое удовольствие. Это ведь действительно шанс, Витя. Если я его сейчас упущу, то это все. В нашей дыре ведь кругом одни алкаши да наркоманы. А кто побогаче, так интеллект, как у курицы.

Она замолкла, сидела по-прежнему на подлокотнике, но смотрела куда-то в сторону, и Виктор не видел ее лица. У Спирина в горле стоял какой-то ком. Он не мог сказать ни слова. Одна мысль о том, что он может потерять Вику, приводила его в ужас. Для него сейчас легче было потерять жизнь.

Виктория наконец глянула на него сверху вниз, спросила:– Ну, что скажешь, Спирин?

Собственная фамилия из ее уст ударила Виктора, словно хлыстом. Раньше она звала его только Витя или в шутку – господин мэр. Его словно прорвало, и он заговорил, яростно и бессвязно.

– Вика, ради Бога! Я разведусь, завтра же подам заявление. На чем мне поклясться, чтобы ты поверила?!

– Но у тебя выборы, – напомнила она.

– К черту выборы! – Он прижался щекой к ее телу. – Без тебя я уже не могу, не хочу, понимаешь!

Рывком поднявшись с кресла, Виктор притянул ее к себе, стал целовать. Она вспыхнула, вся затрепетала в ответ на его ласки, сама начала стягивать с него пиджак, галстук… Через пару минут они уже лежали в постели обнаженные. Виктория жадно целовала его губы, ее роскошные волосы словно опустили золотистый занавес над всем остальным миром, и тут… Словно кто-то провел по телу Спирина холодной рукой. Он резко вздрогнул, приподнялся, оглянулся по сторонам.

– Ты что, Витя? – удивленно спросила она.

– Ничего, показалось, – ответил Спирин и невольно глянул на дверь.

"У них было именно так", – подумал Виктор. Всякое желание, вся страсть словно испарились.

– Вика, понимаешь, я не могу здесь, – мучительно признался он.

Рывком поднявшись, он сел и отвернулся от девушки. Вика удивленно смотрела на него, потом поняла.

– Это из-за них? – спросила она.

Виктор молчал. Не станешь же рассказывать о своей роли в смерти тех двоих, вспоминать безглазый труп Гринева на обитом белой жестью столе. Свидание, обещавшее так много, не удалось. Они молча ехали обратно, по их лицам даже шофер понял, что между влюбленными пробежала какая-то кошка, но, верный своим принципам, Виталик даже не подал вида. Лишь прощаясь с Викой около ее дома, Спирин задержал ее руку в своей и попросил: – Я прошу тебя, не решай сгоряча. Дай мне хотя бы эти три дня.

– Хорошо, – чуть слышно ответила Вика. – Я подожду.

Вернувшись домой, Спирин долго сидел на кухне с бутылкой коньяка. Лариса, по обыкновению, лежала на своем любимом диване и, не отрываясь смотрела на экран телевизора.

– Ты поел? – спросила она, не поворачивая головы.

– Да, спасибо.

– Что на работе?

– Все нормально. Что смотришь?

– "Звездные войны".

– Ты их уже сто раз смотрела.

– Ну и что? Я еще сто раз посмотрю. Это же не "Ленин в Октябре".

Сидя в кресле, Виктор долго смотрел на затылок этой чужой для него женщины. Если бы Лариса оглянулась, то этот взгляд ей бы очень не понравился. Но ее слишком занимали похождения принцессы Леи, Хана Соло и надежды Вселенной – юного Люка Скайуокера.

Утром господин мэр сделал то, что делать зарекался: позвонил Нечаю.