Текст книги "След мустанга"
Автор книги: Евгений Костюченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
7
На латунной звезде Томаса Мерфи вместо слова «шериф» было написано – «охрана компании Кребса».
Горнорудная компания подменяла собой государственную власть в этих краях, куда государство еще не дотянулось. Если разобраться, то Мерфи был шерифом только на словах, и с точки зрения закона ничем не отличался от самозванца судьи Бенсона. С точки зрения закона он был обыкновенным наемным сторожем. Ну, может быть, старшим из сторожей. Ему платили только за то, что он охранял собственность компании. Правда, компании принадлежало все вокруг – и дома шахтеров, и их инструменты, и торговые лавки, и товары в лавках. А государство здесь не владело ничем, поэтому даже федеральный маршал [5]5
Федеральный маршал – полицейский чиновник, назначается Президентом, представляет исполнительную власть в федеральном суде. Его задачи и полномочия такие же, как у шерифа, но он не зависит от местных властей.
[Закрыть]Даррет не мог командовать горняцким «шерифом».
Такое положение вполне устраивало Томаса Мерфи. Особенно тогда, когда кто-нибудь пытался загрузить его лишними хлопотами.
– У нас проблема, Томас! – заявил помощник Лански, вбегая в участок. – Приехал Форсайт, он зол, как черт.
Мерфи выглянул в окно и увидел, что Чокто стоит возле пролетки, запряженной парой дорогих жеребцов. Метис о чем-то беседовал с седоком, которого не было видно за поднятым кожаным верхом. Трое всадников, увешанных оружием, виднелись за коляской.
– Какого черта ему надо? – Мерфи потер звезду рукавом и нахлобучил шляпу.
– Он приехал к инженеру Скилларду, а от него зачем-то к нам завернул. Форсайт просто кипит весь от злости. Говорят, у него пропали ковбои.
– Ну и что?
Скотопромышленник Форсайт не удостоил шерифа ни рукопожатием, ни кивком. Не слезая со своей коляски, он заговорил раздраженно и без вступлений, словно продолжая давно начатую беседу:
– Могу сказать, что меня весьма удивляют некоторые местные обычаи. Ладно, индейцы забирают у меня несколько коров каждый раз, когда я перегоняю стадо мимо их вонючих шалашей. Я понимаю, это местный обычай. Ладно, моих ковбоев убивают из-за угла. Это тоже понятно. Видимо, здесь гордятся умением метко стрелять в спину.
Но, черт возьми, я нигде не сталкивался с обычаем оставлять убитых на растерзание койотам и стервятникам! Если у вас тут не принято хоронить покойников, то, может быть, мне придется самому научить вас, как это делается у белых людей?
– Привет, Скотт, – спокойно ответил Мерфи, не сходя с крыльца. – Могу я быть чем-нибудь полезен?
– Не думаю, Томми.
Форсайт грузно откинулся на спинку, и коляска жалобно заскрипела, а кучер натянул вожжи, успокаивая лошадей.
Мерфи поскреб подбородок, что означало крайнюю степень задумчивости. Поведение Форсайта было непонятным. Если он приехал просить помощи, то зачем же сразу от нее отказываться? Если же мясной барон приехал жаловаться на трудности жизни, то вряд ли он здесь найдет сочувствие. В его голосе звучал неприкрытый вызов, хотя он и не произнес ничего оскорбительного. Все это очень походило на то, как задираются пьяные в салуне.
Томас Мерфи несколько веселых лет отработал вышибалой в нью-йоркском кабаке, и прекрасно помнил, что кровавые побоища начинаются с безобидных словечек. Но Форсайт был трезв, и проехал с десяток миль – неужели ему не к кому было придраться в своих владениях?
– Мне очень жаль, что у тебя опять кого-то грохнули, – сказал Мерфи.
– Не «кого-то», а моих работников, – Форсайт снова встал в коляске. – Четверых, шериф, четверых. Неделю назад они уехали в патруль на южный край пастбища, и с тех пор их уже никто не видел живыми.
– Бывает, – сказал Мерфи сочувственно. – Здесь часто пропадают и люди, и скот.
– Ах, «бывает»? А бывает такое, что через несколько дней одного из пропавших находят на северном краю пастбища, другого за рекой, а остальных не нашли до сих пор? Кто-то убил моих людей, шериф, и разбросал их тела по округе. Разбросал на съедение птицам и зверям.
– Они были раздеты? – спросил Мерфи. – Их скальпировали? Может, кастрировали?
– Этого только не хватало!
– А лошади нашлись?
– Конечно, нет! Ни лошадей, ни оружия.
– Индейцы, – сказал шериф Мерфи. – Больше некому. Твой скот пасется на землях, где они жили слишком долго. Ничего не поделаешь, краснокожие до сих пор считают, что они тут хозяева. Говорят, где-то поблизости видели банду шайенов из Колорадо.
– Это все, что ты можешь мне сказать, шериф?
– Мои шахтеры тут не замешаны. Я не отвечаю за бродяг и ковбоев. Тем более – за индейцев. Если они так уж тебе мешают, почему бы не вызвать армию?
Форсайт стоял в коляске, заложив большие пальцы в кармашки жилета, и долго не отвечал, обводя взглядом площадь. Убедившись, что все присутствующие смотрят на него, он как бы задумчиво, но довольно громко произнес:
– Если тебе плевать, что индейцы не дают житья белым людям, то почему бы нам не выбрать другого шерифа?
Мерфи с деланным сочувствием развел руками:
– Не тебе меня выбирать. Ты не работник компании.
– Да, к счастью, я свободный человек. И живу в свободной стране. И я сам позабочусь о своих людях! – с этими словами Форсайт снова опустился на скамейку, и догадливый кучер щелкнул бичом.
Повозка с грохотом развернулась и укатила, а вслед за ней, глотая пыль, поскакали охранники.
– Здорово вы его отшили, босс, – восхищенно сказал Лански.
– Учитесь, парни, как надо разговаривать с богачами. Подумаешь, скотопромышленник! – насмешливо протянул Мерфи. – Никто его сюда не звал. И защищать его здесь никто не собирается.
Он вернулся за стол и принялся разбирать и чистить револьвер. Это занятие всегда помогало ему успокоиться.
Томаса Мерфи чуть не трясло от злости после беседы с Форсайтом. Этот толстосум не был похож на обычного мясного барона. Его лицо было бледным и гладким. Он не ездил верхом и не носил оружия, и его голосу вряд ли подчинилась бы хоть одна, даже самая робкая, корова. Он никогда не управлял стадом, но, как видно, привык повелевать людьми. Он умел оскорбить человека, не повысив голос и не произнеся ни одного грубого слова.
Возможно, это скотопромышленник какой-то новой породы. Он может сидеть в своей конторе, задрав ноги на стол, и глядеть в окно. А за него все сделают наемные работники – ковбои, ветеринары, стрелки, резники, скорняки и рубщики. Он будет курить сигару за сигарой, а за окном телята будут превращаться в бычков, потом – в мясные туши, потом – в хрустящие банкноты. И только тогда Форсайт оторвет свою задницу от кресла, чтобы пересчитать деньги и сложить их в сейф. Нет, даже это за него сделают бухгалтер и кассир. Но тогда – зачем он нужен, этот Форсайт?
Мерфи чертыхнулся, потому что пружина спускового крючка вдруг распрямилась и вырвалась из пальцев. «Ну и ладно, – подумал он, – все равно ее давно пора заменить». Он вставил новую пружину, а заодно разобрал даже рукоятку, сделанную из оленьего рога, чтобы вычистить грязь, накопившуюся в стыках.
«Наставить бы ствол на Форсайта, – подумал Мерфи. – Просто чтобы посмотреть, как у него затрясутся губы от испуга. Вот бы подловить его на какой-нибудь незаконной сделке…. Да нет, у этих парней всегда все шито-крыто. Да и с властями они дружат. Попробуй тронь его, сразу побежит к маршалу Даррету».
Вспомнив о Даррете, шериф снова захотел разобрать пару револьверов. Маршал приезжал в шахтерский поселок зимой, после того, как убили Коннорса. И тогда Томасу Мерфи показалось, что Даррет слишком озабочен заурядным происшествием. Он самолично объехал все индейские стойбища в округе, чтобы побеседовать со стариками. А потом заставил Мерфи расспрашивать всякую пьянь – может, кто слыхал, куда делись лошади, которых перегонял к себе Коннорс. Уж больно они были приметные, таких тут никто не держал – галисеньо, мексиканские пони…
Угоны скота были обычным явлением. Если сразу не удавалось сесть ворам на хвост, то любые поиски были бесполезны. Лошадей Коннорса давным-давно продали и перепродали где-нибудь в Техасе или на знаменитом воровском рынке в Коффивилле, по двадцать баксов за голову, не дороже. Пусть хоть трижды породистые, а больше двадцатки за ворованных лошадей не дают.
Суетливость, проявленная маршалом, была крайне неприятна Томасу Мерфи. Он догадывался – причина излишнего рвения кроется в том, что с Дарретом поговорил прежний хозяин лошадей, мистер Уильям Смит из Аризоны. Наверно, такой же тип, как Форсайт. Богачи тем и отличаются от бедняков, что никогда не могут смириться с потерями. Они готовы потратить тысячу долларов, лишь бы вернуть себе украденную десятку – и наказать вора. А этот Смит, как видно, не успел содрать с Коннорса всех причитающихся денег. Если лошади не найдутся, у него достанет совести выставить счет и вдове…
«Нет, – подумал Томас Мерфи. – Если мне еще раз предложат записаться в помощники федерального маршала, я снова откажусь. Одно дело стеречь шахтерское барахло да разнимать пьяных, и совсем другое – выслуживаться перед богачами».
Он посмотрел в окно – и застыл. Прямо перед крыльцом стояла пара низкорослых крепких лошадок. Томасу Мерфи не надо было заглядывать в справочники по коневодству, чтобы понять – это галисеньо, которых никогда прежде в округе не было.
– У нас опять гости, – доложил Лански. – Питер Уолк привез какого-то калеку. Говорит, тебе не помешает на него взглянуть.
– К черту Уолка! – Мерфи подошел к окну. – Чьи это лошади?
– Я же говорю, Уолк приехал.
Шериф и сам мог бы догадаться, кому принадлежат галисеньо. Таких ладных и чистых фургонов не было ни у кого, кроме Питера Уолка из Мертвой долины. Обычно он запрягал пару, но на этот раз приехал на четверке. За двумя галисеньо стояли лошади покрупнее, но той же масти – гнедые, с аккуратно подстриженным хвостом.
– Не вижу Уолка.
– Он в скобяной лавке. А шериф, говорит, пускай пока заберет раненого.
– Какого еще раненого?
– В фургоне лежит. Я ему говорю, мол, тут у нас не лазарет. А он…
– Заткнись. – Мерфи порылся в бумагах и нашел записку Даррета насчет галисеньо. «Премия за каждую возвращенную лошадь – сто долларов. Все жеребцы гнедой масти, две кобылы тоже, три другие – бурые. Тавро в виде круга»… – В виде круга? Ну, пойдем, посмотрим.
Лански откинул задний полог фургона и, встав на подножку, заглянул внутрь.
– Эй, приятель! – Он оглянулся на Мерфи. – Томас, да тут, вроде, не раненый, а убитый.
– Посмотрим, посмотрим, – рассеянно ответил шериф, разглядывая тавро на бедре галисеньо. Оно имело форму восьмерки. Очень крупной восьмерки. Как раз такой, чтобы перекрыть старое тавро. – Посмотрим… Что ты там бормочешь?
– Томас, да он не дышит!
– Позови-ка сюда Уолка.
Питер Уолк вышел из скобяной лавки, неся на плече ящик с гвоздями.
– Я думал, вы его уже вытащили, – разочарованно протянул он. – Ну, и куда прикажете складывать гвозди? У меня их будет двадцать четыре ящика. Давайте-ка я вам помогу выгрузить бедолагу…
– Не спеши, – остановил его шериф и забрался в фургон.
На соломе, прикрытой грубым полотном, раскинулся тщедушный юнец с редкой бородкой. Глаза его были неплотно закрыты, и казалось, он следит за вошедшими из-под опущенных век. Он тяжело и неровно дышал. Одна рука лежала под головой, другая, без кисти, была обмотана белой тряпкой и покоилась на груди.
Питер Уолк откинул задний борт фургона.
– Отец сказал, что это очень важно, вот я и привез бедолагу к вам. А заодно заберу в лавке свои гвозди. Я их еще осенью заказал.
– Понятно. Если б не гвозди, черта с два ты бы сюда поехал. Опять строишься?
– Понемногу, с Божьей помощью.
– Эй, амиго, слышишь меня? – Шериф потеребил раненого за плечо. – Да нет, похоже, что разговор у нас не получится. Что с рукой?
– Гангрена была, – пояснил Уолк, поставив тяжелый ящик в кузов. – Половину руки пришлось отнять. А началась гангрена из-за пули, которая сидела в руке. Если б отец опоздал, стало бы одним покойником больше.
– Где вы его подобрали?
– На заброшенном ранчо. Отец говорит, приятели бросили парня умирать. Даже воды ему не оставили.
– Кто говорил с ним?
– Да с ним не поговоришь. Он бредит.
– Бредит? В бреду можно услышать немало полезного. Он называл какие-то имена, клички или, к примеру, города?
– Я не слышал ничего такого.
Мерфи еще раз вгляделся в незнакомое лицо.
– Он не наш. Не с карьера. И среди ковбоев я его никогда не видел.
– Давайте выгрузим бедолагу, – нетерпеливо предложил Уолк. – Может быть, его кто-то узнает. Или он сам о себе расскажет, когда придет в себя.
– Ты предлагаешь положить его у дороги? – спросил Мерфи. – Или бросить на забор, как тряпку?
– Разве больше некуда?
– Мне нужно время, чтобы определить парня куда-нибудь.
– А мне нужно грузиться. Как же быть? – Питер Уолк почесал затылок. – Пока ты будешь думать, я потихоньку начну укладывать ящики. И все останутся довольны. Верно?
Мерфи спрыгнул на землю и, проходя мимо лошадей, снова глянул на тавро. Оно было аккуратным и четким, и непохоже на переделку. Однако он хорошо знал, как ловко работают конокрады и их сообщники, сбытчики краденого.
Вернувшись в участок, он растолкал Чокто, спавшего в углу на лавке.
– Умойся. Переоденься во что-нибудь приличное. Потом оседлаешь мою молодую кобылу и отправишься в город. К Даррету. Пусть он выпишет и передаст с тобой ордер на арест Питера Уолка. Обвинение – скупка краденого. Свидетелями пусть запишет меня, Лански и тебя. Ты все понял?
Метис зевнул.
– Вроде все понял. – Он почесал затылок. – Только одно не могу понять: а умываться-то зачем?
– Затем, чтобы маршал пустил тебя на порог! – рявкнул Мерфи.
В окне было видно, как Питер выносил из лавки на дощатый тротуар небольшие, но тяжелые ящики. Затем он принялся перетаскивать их в свой фургон. Лошади встряхивали ушами каждый раз, когда он с грохотом ставил очередной ящик на дно кузова. Когда на тротуаре осталась только пара ящиков, Мерфи, не отворачиваясь от окна, сказал:
– Лански! Ну-ка, пригласи его сюда. А сам беги в контору. Если инженер Скиллард там, пусть даст телеграмму в Аризону. Мол, лошади нашлись, пусть хозяин приезжает для опознания.
– Какие лошади?
– Не твое дело. На обратном пути зайди за фотографом. Нам не помешает портрет этого однорукого. Возможно, его узнают соседи.
Уолк вошел, отдуваясь и вытирая пот со лба.
– Шериф, ты меня задерживаешь. Я уже начинаю жалеть, что связался с этим делом.
– Э, друг, ты еще не знаешь, с каким делом связался, – многозначительно произнес Мерфи. – Кажется, у тебя новые пони?
– Пришлось подпрячь, уж больно тяжелый груз. Две дюжины ящиков по пятьдесят фунтов. А я не люблю лошадей мучить.
– Откуда они у тебя?
– Купил.
– Я понимаю, что не нашел в кустах. У кого купил? Когда? По какой цене?
Уолк вытряхнул платок, аккуратно свернул его и уложил в нагрудный карман.
– Я жду, – сказал Мерфи. – Отвечай.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что мне за это платят. Я должен спрашивать, если чего-то не знаю.
– Ну, от меня ты не много узнаешь. Этих пони покупал не я. Сестра ездила на ярмарку, хорошо поторговала, на выручку приобрела новую сеялку и пару лошадок. Про сеялку могу рассказать больше. Произведена на заводе Маккормика, трехрядная…
– Не прикидывайся дураком, Уолк. Что за тавро такое – «восьмерка»? Я знаю все конюшни в округе, знаю все клейма. «Восьмерка» до сих пор не встречалась.
– На ярмарке можно и не такое встретить, – спокойно ответил Уолк. – Для того их и устраивают, ярмарки, чтобы каждый мог найти что-то новое.
– Ярмарки устраивают не для того, чтобы сбывать краденое.
– О чем ты, шериф?
– Да все о том же. Ты слышал, как погиб твой сосед Коннорс? Если подзабыл, я тебе напомню. Он перегонял табун. Его застрелили, а лошадей похитили. Это были галисеньо, гнедые жеребцы. Точно такие, на каких ты приехал.
– И тавро точно такое? – побледнев, спросил Уолк.
– Его несложно переделать. Надеюсь, ты не потребуешь проверки?
Уолк опустился на стул и расстегнул ворот рубахи. Проверить подлинность тавра можно только одним способом – забить животное и посмотреть на его шкуру изнутри. Так поступают с бычками, когда возникает спор о принадлежности стада. Одним бычком меньше – не беда. Но погубить лошадь – совсем другое дело…
– Я отдал за эту пару сто долларов, – наконец, сказал Уолк. – Сестра не стала бы покупать лошадей, если б у продавца не было документов. И сам подумай, шериф: стали бы убийцы Коннорса ждать весны, чтобы продать похищенных лошадей?
– Зачем мне думать? – Мерфи пожал плечами. – Думать будет судья. Вот ему ты все и расскажешь. И про сестру, и про сеялку и про то, какие замечательные бумаги были у того продавца на ярмарке. А уж судья решит, чего стоят твои слова. Питер Уолк, я должен арестовать тебя.
– Арестовать? За что?
– За скупку краденого. А также по подозрению в причастности к убийству Эда Коннорса. – Мерфи подвинул к нему пустую коробку из-под галет. – Складывай вещи сюда. Не бойся, ничего не пропадет. Завтра же поедем в город, и Даррет попросит, чтобы наше дело рассмотрели в первую очередь. Я же знаю, у тебя вечно забот по горло. Но эту ночь, ты уж извини, тебе придется провести в участке. Таков порядок.
Уолк расстегнул еще одну пуговицу на рубашке. На его щеках проступили красные пятна.
– Шериф, ты же меня знаешь!
– Именно поэтому мы тут сидим вдвоем. Без посторонних. И заметь, я не стал надевать на тебя наручники.
– Премного благодарен! Но дай мне хотя бы съездить домой! Я вернусь к вечеру, честное слово!
Мерфи сокрушенно развел руками:
– Тебе-то я верю. Но ты и сам знаешь, какие опасные у нас дороги. Вот, Форсайт жалуется, что у него пропали четверо ковбоев. Если такие крутые ребята пропадают, кто поручится за твою безопасность? Мирному фермеру вроде тебя лучше пересидеть ночь под защитой шерифа. А то и до суда не доедешь.
– А мои гвозди? – с отчаянием спросил Уолк. – Их растащат, пока я буду торчать в суде!
– Не беспокойся за свои сокровища. Думаю, с твоим фургоном ничего не случится.
– Сомневаюсь, – буркнул Питер. – Пять минут назад я тоже думал, что со мной ничего не случится.
8
На рассвете Кирилл услышал звонкие размеренные удары – кто-то молотил по висящему куску рельса. Скоро в домах заскрипели двери, и улицы поселка заполнились толпой. Это было мрачное зрелище. Сотни мужчин в одинаковых черных робах шагали туда, где из-за холма выглядывали деревянные вышки и курганы вынутой породы. Там был карьер, и там их ждала работа.
Кирилл поймал себя на том, что немного завидует шахтерам. По крайней мере, они точно знали, куда идут и что их там ждет. А вот он чувствовал себя так, будто посреди океана попал в туман при полном штиле.
Энди снова впал в спячку. Его дыхание было ровным и тихим, почти незаметным. Кирилл позвал его, потом потеребил за нос – безрезультатно. «Колдовское зелье все еще действует», – подумал он и отправился вниз. Позавтракав в компании Бенсона и его прислуги, пожилой мексиканки, Кирилл отправился в конюшню. Расчистил копыта сначала кобыле Брикса, а потом своему мерину, и долго распутывал колтуны в гриве. Это занятие когда-то казалось ему совершенно бессмысленным, а сейчас почему-то доставляло удовольствие. Наверно, потому, что он давно уже не возился с лошадьми.
После обеда он решил заглянуть в лавку, за гостинцами для юных Коннорсов.
На площади стоял фургон, вокруг которого сгрудилась небольшая толпа. Кирилл сразу узнал кряжистую фигуру Питера.
Тот стоял поодаль, угрюмо наблюдая, как выпрягают лошадей. Заметив Кирилла, он вяло улыбнулся:
– Привет. Как здоровье твоего друга? Он все еще спит?
– Нет, проснулся.
– Ненадолго, – сказал Питер. – Поест и снова заснет.
– Так и получилось, – признался Кирилл.
– Ты его не буди, ему надо отлежаться.
– И сколько дней это займет?
– Не знаю. Некоторые лежат неделю, некоторые – три дня. – Питер с досадой махнул рукой: – А у меня горе. Только успел порадоваться парочке пони, как их у меня отнимают. Говорят, краденые. Надо ехать в город, разбираться. Надеюсь, их хозяин приедет раньше, чем они околеют от старости. Теперь вот думаю, как быть с фургоном? Его же растащат, пока меня не будет.
– А когда ты вернешься?
– Если бы знать… Я предлагал целый доллар любому, кто перегонит фургон за реку, ко мне домой, и никто не берется! Оно и понятно. Народ у нас больно пугливый. Смелости хватает только на то, чтобы растащить чужое добро, едва хозяин отвернется.
– Перегнать фургон? Что ж, я помню дорогу к твоей ферме, – сказал Кирилл. – С удовольствием прокачусь.
Лицо Питера осветилось улыбкой:
– Спасибо. Это как с тем дубом, помнишь? Я ждал, что ты сам предложишь помощь.
– Да разве это помощь? Вот если бы я нашел для тебя хорошего адвоката…
– Мы тут разбираемся без адвокатов. Приедет хозяин, он узнает своих лошадей. Или скажет, что это не его лошади. Так тоже бывает.
– Будем надеяться.
Они подошли к фургону.
– Шериф, я договорился! – сказал Питер. – Вот – мой друг, Крис. Он отгонит фургон за реку, и тебе не придется сторожить мое имущество. Давайте вытащим раненого, и покончим с этим делом.
– Чтобы покончить с этим делом, незачем вытаскивать раненого, – ответил шериф. – Раз уж твой фургон возвращается домой, то пусть и парень вернется туда, откуда приехал. Твой отец взялся за лечение, ему и дальше лечить. А когда больной сможет отвечать на вопросы, я его допрошу. Ну, а если лечение не поможет… У вас, Уолков, много пустующей земли. Найдется местечко и для могилы.
– У нас нет пустующей земли. Нет кладбища. И отец не даст ему умереть.
– Посмотрим, посмотрим, – усмехнулся шериф, внимательно оглядывая Кирилла. – Откуда приехал, друг?
– Галвестон, Техас.
– Техасцы считают себя самыми крутыми, особенно когда попадают в Оклахому.
– Я не считаю себя ни крутым, ни техасцем.
– Посмотрим. Имей в виду, если потеряешь по дороге хоть один гвоздь, мистер Уолк выставит неустойку. А если раненый по дороге загнется, то тебе придется отвечать перед законом. Так что вези его бережно, как беременную жену.
Кирилл догадывался, что за раненый лежит в фургоне. Его почти не удивило то, что их дороги снова пересеклись.
– А что, в поселке нет лекаря? – спросил он.
– Есть, – сказал Питер. – Но он лечит только шахтеров. А этот бедолага – чужак. Его никто не знает. Крис, скажи отцу, что я немного задержусь в городе. Гвозди пусть сложит в сарай при мельнице, мы будем строить новый амбар. Но без меня чтоб не начинали. Передашь? Не хочу, чтобы мои зря волновались.
– Передам.
Кирилл вернулся в салун и сказал Бенсону:
– Мне надо отлучиться.
– Ясно. Мы позаботимся о вашем друге. Что ему передать, когда он проснется?
– Да я ненадолго, – сказал Кирилл. – Впрочем… Если задержусь, то пусть он возвращается на ранчо Коннорса. Там и встретимся.
Он подвязал поводья своего мерина к задку фургона, перебрал вожжи и устроился поудобнее на сиденье. Дорога предстояла долгая. Верхом он добрался сюда за пару часов. Значит, теперь путь займет часа четыре. И минут пятнадцать на то, чтобы увидеть Полли…
Ему было стыдно признаться в этом самому себе, но если бы не Полли, он бы не взялся за перегон. Он даже не надеялся перекинуться с ней парой слов. Хотя бы увидеть еще раз. Может быть, старик разрешит ему задержаться. Должен же кто-то разгрузить фургон? Да и раненого надо будет перенести куда-то…. Он оглянулся. Раненый лежал в узком пространстве между ящиками. «Как в гробу, – подумал Кирилл. – Надеюсь, он не отдаст концы раньше срока. Очень хочется с ним потолковать».
Он уже был готов тронуться, когда к фургону подошел один из помощников шерифа. Его рука была по локоть обмотана окровавленной тряпкой.
– Дай-ка я гляну, кого ты везешь.
Когда он протиснулся под откинутый полог, Кирилл невольно отвернулся, не выдержав вони давно не мытого тела. К счастью, шериф закричал с крыльца:
– Чокто! Дженкинс, черт бы тебя побрал, ты еще здесь!
– Ты сам приказал, чтоб я переоделся, – проворчал помощник, выбираясь обратно. – А теперь чем-то недоволен.
– Ну что, налюбовался? Знаешь его?
– Нет.
– Дженкинс, глянь на парня повнимательнее, – сказал шериф.
– Могу и глянуть. От этого ничего не изменится. Я его не знаю.
– Ну, тогда нечего тут торчать! – заорал шериф, не в шутку разозлившись.
Кирилл щелкнул вожжами, и фургон тронулся. «К вечеру вернусь», – подумал он.
Перед дорогой нельзя загадывать, когда вернешься. Ни вслух, ни в мыслях. Кирилл знал это правило, но, как всегда, вспомнил о нем слишком поздно. И, проехав мимо последних бараков поселка, он остановился. Не поленился сходить за винчестером, который остался в седельной кобуре, и за пачкой патронов. Положил карабин за сиденье, а пачку распечатал и пристроил рядом, в удобной нише. Наверно, Питер держал тут флягу с водой. Что ж, у каждого свои привычки.
Кирилл привстал и огляделся. Дорога уходила вдаль, теряясь за холмами.
– К вечеру вернусь, – упрямо повторил он и взмахнул кнутом.
* * *
За последние годы он привык, что его повсюду сопровождает команда. На шхуне ему почти ничего не приходилось делать самому. Курс прокладывал капитан, матросами командовал боцман, и даже кок не нуждался в его помощи.
Сейчас Кирилл чувствовал себя довольно неуютно, правя лошадьми на безлюдной дороге. Но примерно через час он заметил между холмами двоих всадников.
В этих краях любой незнакомец может оказаться врагом. Но враг, которого видишь, не опасен. И Кирилл спокойно следил за тем, как они приближаются.
Они двигались наперерез фургону. Но не слишком быстро, и, достигнув дороги, оказались у Кирилла за спиной, примерно в двух сотнях шагов. Ему приходилось то и дело оглядываться, чтобы не терять их из виду. Их кони мерно шагали, не догоняя его, и не отставая. Впрочем, было довольно трудно отстать от тяжело груженого фургона, который неспешно катил по пыльной дороге.
Кирилл не подгонял своих лошадей. Они лучше него знали, с какой скоростью и в каком направлении двигаться. Эта пара гнедых была командой, которая способна управиться со своим делом без начальства. Начальство нужно для того, чтобы оплатить их труд – овсом и свежей водой. Ну и еще для того, чтобы защитить от разных опасностей.
Пока же он позаботился о том, чтобы защититься самому. Надвинул тент ближе к передку, словно в ожидании дождя. Теперь он не мог видеть, что творилось сзади и с боков. Но и сам стал невидим для преследователей. Точнее, для того, кто хотел бы ссадить его дальним выстрелом в спину.
Впрочем, мало ли по каким делам могли ехать эти двое? Вон за холмами проплыло белое пятнышко – еще чей-то фургон катит по прерии курсом «северо-северо-запад». А двум всадникам, возможно, надо попасть за реку. Конечно, они могли бы скакать чуть быстрее. Но, может быть, их лошади устали?
Через полчаса он заметил позади еще один силуэт. Кто-то мчался со стороны поселка.
«А этого мог послать шериф, – думал Кирилл. – Я бы на его месте не доверил перевозку раненого случайному человеку. Возможно, он спохватился и послал сопровождающего. Надо было сказать ему, что я – друг Эда Коннорса. А может, и не стоит ему этого знать…»
Его охватила смутная тревога, стоило вспомнить про Эда. Могло ли быть случайностью то, что за короткое время погибли двое друзей, и третий был на волосок от смерти? Энди Брикс чудом выжил. Да, чудом, и у этого чуда есть имя. Полли…
Кирилл порадовался, что едет один, и никто не видит, как глупо он сейчас улыбается. Скоро он увидит ее. Увидит и поговорит. Ему хотелось слышать ее голос. Как она смотрела на него там, на ранчо, когда он уложил троих придурков! Да ради нее он способен и не на такое…
Он думал о ней, и жизнь постепенно снова наполнялась хоть каким-то смыслом. Не было никакого смысла ехать сюда, чтобы отомстить за Коннорса. Его гибель была естественной, как от удара молнии или от лавины. Такие уж тут края… Совсем другое дело, если бы Эд погиб от руки наемного киллера. Тогда месть превратилась бы в самозащиту. Ведь тот, кто убил кого-то из твоей команды, может добраться и до тебя. На этом основана кровная месть, древнейший принцип взаимоотношений между соседними пещерами.
«Ну а как же быть с Диком? – спросил он себя. – Тоже естественная смерть? А с Бриксом? Не слишком ли много крови даже для такого славного местечка, как Оклахома?»
На этом месте ход его рассуждений был прерван топотом копыт. Трое всадников стремительно настигали его.
Дорога шла над краем оврага. «Удобное место, – подумал Кирилл. – Если они хотят напасть, сделают это здесь. Если же проедут мимо, значит, я стал слишком пугливым».
Он расстегнул кобуру и сдвинул ее под руку.
Один из них догнал его и поехал справа по обочине, над самым краем оврага. Коню приходилось продираться через низкий кустарник. Если бы кони умели ругаться, всаднику пришлось бы выслушать немало интересного – ведь другая обочина была гораздо удобнее.
Кирилл почувствовал знакомый холодок в груди, как всегда перед неизбежной схваткой. Противник занял позицию справа, потому что оттуда удобнее стрелять.
Выпустив поводья, Кирилл достал огрызок сигары из кармана рубашки, но прикуривать не спешил. Спички лежали на сиденье, рядом. Он потянется за ними, и даже возьмет. Старый трюк, маскирующий движение руки к револьверу, не раз выручал его в портовых кабаках. Иногда даже удавалось обойтись без стрельбы – забиякам оставалось только изумленно хлопать глазами, и их воинственный порыв моментально угасал…
Краем глаза он разглядел того, кто ехал рядом. Типичный ковбой с небогатого ранчо. Залатанная рубашка, старые сапоги. Поводья держит одной рукой. Вторая – на дробовике, который лежит поперек седла. Кирилл увидел, что курки не взведены и понял, что у него в запасе есть время.
– Послушай, друг, – дружелюбно начал ковбой. – Ты, вроде, работник старого Лукаса?
Кирилл отрицательно мотнул головой.
– Но это ж его фургон, так?
Кирилл кивнул и обернулся. Слева фургон нагнали двое – бородач в длинном плаще и индеец в замшевой рубахе. Эти уже не были похожи на ковбоев. И седла у них были не ковбойские. Зато каждый держал на колене обрез дробовика.
Бородач придержал коня, оставшись сзади. «Этот будет стрелять в спину», – подумал Кирилл.
– А что везешь?
Вместо ответа он пожал плечами.
– А чей мерин сзади подвязан? Твой?
Продолжая играть в молчанку, он кивнул.
– Ты не из Техаса? Вроде я тебя где-то видел. Может, ты работаешь на Дэна Мосли?
– Я работаю на себя, – лениво процедил Кирилл и потянулся за спичками.
– Что, сильно крутой? – насмешливо прищурился ковбой. – То-то я смотрю, что ты пустился в одиночку за реку.
– А что, у вас все ездят толпой?
– Не все. А только те, кому жить охота.
Кирилл уловил за спиной еле слышный скрип и щелчок. Он понял, что бородач взвел курок дробовика.
Разговор кончился гораздо раньше, чем следовало бы. Что ж, не всякий владеет искусством непринужденной беседы на безлюдной дороге.
Он оттолкнулся ногами от бортика и повалился внутрь кузова, прямо на раненого. И в этот же миг загрохотали выстрелы. Полотно тента трещало и вспыхивало рваными дырами, и сквозь них врывались струи дыма. Кирилл лежал между ящиками, по которым молотила картечь, и считал выстрелы. «…Пять, шесть. Все, хватит. Или будете перезаряжаться?»
