Текст книги "След мустанга"
Автор книги: Евгений Костюченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
– Лошадей? – Грубер растер ладони над огнем, словно они у него были обморожены. – Так вот, губернатор Стэнфорд утверждал, что когда лошадь бежит рысью, в какой-то момент все четыре копыта одновременно находятся в воздухе. А его друг так не считал. Они заключили пари, разрешить которое было поручено Майбриджу. Тот вооружился камерой и принялся снимать скачущих лошадей.
Это было в семьдесят втором году. В семьдесят седьмом году он предоставил свои снимки Стэнфорду, и тот выиграл пари. Работа затянулась на пять лет, потому что Майбриджу пришлось отсидеть срок за убийство. Если бы его жена не завела любовника, и если бы Майбридж их не застал, и если бы он промахнулся, и если бы суд присяжных его оправдал – тогда прогресс фотографии не был бы заторможен на целых пять лет!
Все дело в том, что Майбриджу удалось расчленить движение на составные части. Просто поставил в ряд двадцать четыре камеры, и они срабатывали одна за другой. А когда он стал просматривать эти картинки, они вдруг ожили. Наш глаз не успевает заметить смены одного кадра другим, и создается полнейшая иллюзия движения! Я видел это сам в Денвере. Шестьсот карточек скользят перед глазами одна за другой, и лошадь скачет, как живая…
– А не проще посмотреть на живую лошадь, чем любоваться карточками? – спросил Кирилл.
– Проще. Но в этом нет никакого чуда. А Майбридж сотворил чудо, и мне странно, что никто этого не заметил, – закончил Грубер.
– Будет чудо, если мы доживем до утра, – съязвил Скиллард. – Спокойной ночи, приятных сновидений.
Посреди ночи Кирилл проснулся оттого, что барабан замолк. Ахо тоже поднял голову.
– Идут сюда, – шепнул он.
И отполз в сторону, бесшумно и мгновенно. Кирилл сел к костру так, чтобы его было видно тем, кто приближался со стороны лагеря. Скоро донесся шорох шагов, и отсветы костра выхватили из темноты несколько силуэтов.
Полли тоже подошла к костру и осталась стоять рядом, накинув на плечи одеяло.
– Это ты, Ник? – спросила она.
– Уезжай, – сказал Ник. – Не жди рассвета. Уезжай сейчас.
– Ты можешь сказать, что тут у вас творится? – спросила Полли и коснулась его руки. – Тетушка Лиз отказалась от подарков. Темный Бык не обнял меня и ничего не подарил отцу. Что случилось? Почему барабан?
– Пророк из Аризоны встречался с духами.
– И что сказали духи?
Ник молчал. Из-за него вышел индеец с обритой головой. Его лоб пересекала над бровями красная блестящая полоса. Краска была совсем свежая.
– Женщина! Слушай и передай своим, – сказал он. – Духи не хотят, чтобы твои братья рыли землю у скалы Белого Мула. Это принесет нам всем смерть. Нам и нашей земле.
– Рано или поздно все мы умрем, – сказала Полли. – В этом тоже будут виноваты мои братья?
– Духи говорят, что мы вернемся на землю после смерти. А твои братья останутся в вечном огне. Мы хотим вернуться на землю, где можно жить. А твои братья убивают землю. Я все сказал.
Он закрыл глаза, показывая, что разговор окончен, круто развернулся и зашагал прочь. Его широкая спина блеснула в отсветах костра и скрылась в темноте. Индейцы ушли, но Ник остался, потому что Полли продолжала держать его за руку.
– Ники, Ники, подожди, объясни мне…
– Я не могу объяснить.
– Зачем вы привезли сюда инженера и мистера Грубера? Что с ними будет?
– Не знаю. Темный Бык приказал привезти сюда тех, кто роет нашу землю. С ними будут говорить наши соседи.
– А потом их отвезут в город?
– Я не знаю. Они несут нам смерть, Полли. Здесь рыли землю двадцать лет назад, и тогда умерли все. Те, кто рыл, умерли первыми. Потом умерли их начальники. Потом умерли те, кто воровал у них лошадей и еду. Здесь под землей живет смерть, и ее нельзя выпускать.
– Так сказали духи, да?
– Какие духи, Полли? Ты думаешь, я такой же дикарь, как эти шайены и навахо? Они язычники, они поклоняются своим идолам. Пусть они верят духам, если им так хочется. Но эта земля и в самом деле прячет под собой смерть. Лучше бы тебе уехать отсюда поскорее.
Он вырвал свою руку и убежал к огням лагеря.
К ним подошел Ахо. На его рубашке белели прилипшие сухие травинки.
– Ники прав. Надо уходить. Утром будет драка. Кайова будут защищать инженера, а шайенам нужна его кожа.
– Кожа? Зачем? – спросил Кирилл. – В чем он так провинился?
– Ни в чем. Но они обдерут его, а землемер передаст кожу в экспедицию.
– Но зачем? Чего они хотят этим добиться? Напугать землемеров?
– Мне все равно, чего они хотят, – сказал Ахо, отряхивая рубашку. – Но нам надо уходить. Иногда люди теряют голову при виде крови. Они превращаются в волков. В ненасытных волков. Надо уходить, если вам дорога ваша кровь. Иначе ее выпьет безумная стая.
– Жаль фотографа, – сказал Кирилл. – Он может не выдержать, когда они возьмутся за инженера.
– А мне жаль вас, – сказала Полли. – Вы еще и крови не увидели, а уже превратились в зайцев.
– Старый Лукас не доверил бы свою дочь зайцу, – спокойно ответил Ахо.
– Мы никуда не уедем, – твердо сказала Полли. – Мы – свидетели. При нас никто не посмеет это сделать.
«Да, мы свидетели, – мысленно повторил Кирилл. – И поэтому никуда не уедем. Просто не успеем».
13
Индеец засвистел, лошади понесли, Илья Остерман ударился головой об угол коляски, и свет померк в его глазах…
Свет померк только на миг, но когда глаза Ильи открылись, он уже был где-то в другом месте. Он лежал, судя по всему, на земле. Под щекой была колючая трава, а в грудь больно давили жесткие комья глины. Прямо перед глазами белели какие-то полоски. Остерман стянул с переносицы пенсне и ясно увидел голые ребра лошадиного скелета.
Он сел, дрожа от холода. Перед ним вздымались из жухлой травы выбеленные ноздреватые кости. Чуть дальше он увидел огромный череп с изогнутыми, невероятно широкими рогами.
По мере того, как прояснялось его сознание, он начинал видеть не только то, что было перед носом. Он увидел опрокинутую набок пролетку. Одна лошадь медленно брела, волоча за собой обрывки упряжи, и что-то выискивала в траве.
Второй не было видно, но Илья слышал, что она всхрапывает где-то рядом. Он с трудом поднялся на ноги и увидел ее. Лошадь лежала на боку, неестественно запрокинув голову назад.
Передняя нога была поджата под бок, а другой ногой лошадь судорожно водила по земле, и копыто уже пропахало в рыжей глине глубокую дугу. Заметив человека, кобыла принялась всхрапывать громче, и копыто задвигалось быстрее.
Медленно обведя взглядом вокруг себя, Илья зябко повел плечами – уж больно неуютный тут был вид. Повсюду, до самого горизонта, из серой травы, из рыжей земли, из-за каменных гряд выглядывали белые кости. Ребра, позвонки и рогатые черепа сотен, тысяч, миллионов погибших быков.
И никаких признаков жилья или хотя бы дороги.
Илья выругался сразу на всех языках, какие знал. Стоило пересечь половину континента, чтобы заблудиться в самой его середке!
Солнце стояло низко над горизонтом, придавленное к нему горами свинцовых туч.
«По крайней мере, теперь я знаю, где восток, – подумал Илья. – Или запад, если сейчас вечер».
Нет, не вечер. Солнце поднималось, и скоро его лучи стали теплыми.
«Значит, я провалялся тут всю ночь… Башка трещит, как с похмелья…. Ну, и куда теперь? Следы! Должны остаться следы! Я буду идти по своим следам!» – сказал он себе и кинулся к пролетке. Приняв ее за конечную точку маршрута, он сможет в конце концов выйти в начальную.
Ему хватило нескольких шагов, чтобы убедиться в ошибочности этой теории. Следов на земле было много, даже слишком много. Но они никак не выстраивались в прямую линию.
«Лошади! – вспомнил он. – Лошади всегда возвращаются в свою конюшню! Я буду идти за ними, и они приведут меня в город! Больше того, я могу даже не идти, а ехать на одной из них!»
Он подошел к лежащей кобыле и подергал за обрывок сыромятного ремня, похлопал по дрожащей шее – но она не поднялась, а лишь жалобно заржала в ответ.
Илья шагнул к другой лошади, но та повернулась задом и угрожающе взбрыкнула, обдав его песком. А потом двинулась вперед, изредка оглядываясь.
«Она идет домой», – решил Остерман и поспешил было за ней. Пронзительное ржание за спиной заставило его остановиться. Он увидел, как вторая кобыла пытается встать с земли – и не может. «У нее сломана нога», – догадался Илья. – «Она умрет здесь от жажды и голода. Если, конечно, ее не загрызут койоты. Интересно, есть ли здесь койоты? Наверно, есть. И не только койоты. Чтобы обглодать такое бесчисленное стадо, сюда, наверно, сбегались волки и медведи со всей Америки».
Ему стало не по себе при мысли о волках и медведях, но он вовремя вспомнил про свой револьвер системы «Айвер Джонсон». Остерман разыскал в опрокинутой пролетке саквояж, достал оттуда револьвер и жестянку с патронами. Вставил в барабан патроны. И посмотрел на лежащую лошадь.
– Тебя придется добить, – сказал он. – Лучше получить пулю в лоб, чем медленно сдыхать от жажды. Или ты предпочитаешь, чтобы тебя живьем начали грызть койоты?
Он навел ствол на голову и увидел, как влажно блестит лиловый глаз, наполненный слезами.
– Ты уж извини, – сказал Илья, отвернулся и нажал на спуск…
Когда он смог раскрыть глаза и подняться с земли, лошадь была уже далеко. Она немного прихрамывала, но шла довольно резво, и вторая кобыла шагала рядом, словно они по-прежнему были в одной упряжке.
Илья почесал ушибленный бок, подобрал с земли револьвер и поспешил за ними, перешагивая через кости и черепа.
* * *
Никогда еще он не видел такого неба. Неба было слишком много. Небо постоянно менялось. Сначала оно было светящимся и ярким, и редкие одинокие облака величаво проплывали по туго натянутому ослепительно голубому шелку. Потом облака сомкнулись в ряды и окутали прерию огромным темным покрывалом, свинцовым с одного края, а с другого – золотым. Далеко впереди виднелась полоска голубого неба, и Остерман шел к этой полоске, пугаясь сгустившейся тьмы, и вдруг что-то затрещало вокруг, захрустело, что-то больно щелкнуло по макушке, и с неба обрушился град величиной с добрую фасоль.
Илья не нашел иного укрытия, кроме собственного пиджака, натянутого на голову. Но прошло полчаса, и мягкие лучи солнца согрели его Он распрямился под безоблачным небом, и увидел в прозрачном воздухе на самой линии горизонта стадо золотистых антилоп.
Он брел за лошадьми, уже не пытаясь их догнать, потому что при каждой такой попытке они пугливо разбегались в стороны, и приходилось долго ждать, когда же они снова встанут парой и направятся по собственным следам.
Иногда они останавливались над каким-нибудь особо вкусным кустиком и начинали его ощипывать. В эти минуты Илья Остерман безумно завидовал лошадиному умению обходиться без бифштексов и сыра. Вода в лужах была кристально чистой, но только до тех пор, пока он не опускал в них лицо. Стоило сделать пару глотков, как поднималась муть, и вода превращалась в соленую грязь.
Но все же он мог утолять жажду. А вот мысли о еде посещали Илью все настойчивее. Он принялся составлять меню торжественного обеда по случаю своего чудесного спасения. Никаких сомнений в том, что он спасется, у Ильи не было.
Жизнь устроена по законам логики, и невозможно допустить, что он проделал такой длинный путь только для того, чтобы превратиться в скелет посреди степи. Здесь и без него хватало костей, отличных костей, огромных и крепких. Его жалкий череп и впалая грудная клетка будут выглядеть просто смешно рядом с этими гигантскими остовами бизонов. Нет, он дойдет до Шерман-Сити, явится в управление горнорудной компании, и там его накормят, и дадут целое ведро ледяной воды … Нет, о воде тоже лучше не думать.
Он не сразу понял, что уже давно идет по дороге. Повеселев, Илья прибавил шагу, и пара кобыл затрусила чуть резвее. Лошади по-прежнему предпочитали держаться подальше от идиота, который, чуть что не так, готов палить по ним из револьвера.
А когда вдалеке показалась бричка, силы покинули Остермана. Он опустился на колючую траву, надеясь, что люди, кем бы они ни были, не проедут мимо.
Вот если бы это была не бричка, а, скажем, несколько всадников, Илья повел бы себя иначе. Возможно, он бы стал подыскивать укрытие. Кто знает, что у них на уме?
Впрочем, бандиты иногда ездят и на бричках. На всякий случай он держал револьвер в кармане, и палец лежал на спусковом крючке.
Повозка остановилась, едва поравнявшись с парой кобыл. Седоки выпрыгнули и принялись осматривать сбежавших лошадей. И только потом заметили одинокую фигурку, застывшую в придорожной траве.
Высокий и плечистый мужчина направился к Илье. На его жилете блеснула латунная звезда, и Остерман разжал руку, сжимавшую рукоятку револьвера.
– Ты в порядке? Можешь встать? Ранен?
– Нет, – ответил Илья, поднимаясь на ноги.
– Я смотрю, у одной из моих кобыл ухо прострелено. Где ты их нашел? Кто-то оборвал упряжь… Постой, постой, да ты, наверно, тот самый парень, которого встречал Скиллард?
Илья долго не отвечал, разглядывая шерифа, голос которого показался ему удивительно знакомым.
– Да, меня встретил Скиллард. Мы ехали со станции… Послушай, ты когда-нибудь жил в Нью-Йорке?
– Было дело. – Шериф отступил и сдвинул шляпу на затылок. – Вот так встреча. Билли?
– Томас?
– Билли! Чертенок! Да тебя не узнать!
– А ты вот совсем не изменился.
– Сколько же лет прошло?
– Сто или тысяча, не меньше, – смеясь, ответил Илья и ударил кулаком в грудь своего бывшего напарника.
Сто или тысячу лет назад Илья Остерман работал вышибалой в нью-йоркском салуне. Томас был его наставником, а потом и сообщником – когда Илья оказался втянутым в войну бандитских кланов.
Уничтожив шайку сардинцев, они неплохо заработали. Но каждый распорядился деньгами по-своему. Томас исчез из Нью-Йорка, а Илья остался. Тогда он не надеялся прожить слишком долго, и ему было все равно, где умирать. Но расчеты на скорую гибель не оправдались, хоть и пришлось выслушать смертный приговор. Потом был побег из камеры смертников, годы веселых скитаний по Дикому Западу, да много чего было – вот только стоит ли рассказывать обо всем человеку с шерифской звездой? Даже если он твой бывший напарник…
– Да ты на ногах не стоишь! – воскликнул Томас, подхватывая Илью. – Лански! Сюда! Да не сам! Бричку сюда, олух! К черту маршала! Мы возвращаемся!
* * *
Да, Томас совсем не изменился. Разве что загорел, да похудел немного – бронзовая кожа туго обтягивала скулы. Да еще на висках виднелась седина. Но голос был все тот же, и рука все та же – горячая и крепкая.
– Ты хорошо устроился, – заметил Илья с едва заметной улыбкой. – Приличная коляска. И звезда на груди. Настоящий шериф.
– Для друзей я не шериф, – сказал Томас.
Он достал из-под сиденья бутылку виски и пару кружек.
– Я ничего не слышал о тебе с тех пор. Ты не поменял бизнес?
– Поменял.
Томас облегченно вздохнул:
– Ну, тогда давай выпьем за то, чтобы в новом бизнесе нам везло больше, чем в старом.
Илья мужественно пригубил виски, но и от малейшего глотка его пересохшая глотка запылала адским пламенем. Однако он нашел в себе силы одобрительно кивнуть:
– Хороший бурбон. Сам гонишь?
– Конфискат, – усмехнулся Томас.
– А воду конфисковать не приходилось?
– Черт! Ну и тупица же я! – Томас пошарил за сиденьем и достал флягу. – Ты же умираешь от жажды!
Илья пил осторожно и медленно, наслаждаясь тем, как влага впитывается в губы и нежно заполняет рот.
– Лански, гони! – приказал Томас. – Чтоб через пять минут мы были в салуне! Билли, ты ел сегодня?
– Нет.
– Вот и отлично! Хуже нет, когда приходишь сытым в место, где вкусно готовят. А я везу тебя как раз в такое место. Так где же тебя носило?
– В основном по Западу. Был в Мексике. Теперь вот обосновался в Аризоне. А ты чем занимался все эти годы?
– Тем же, чем мы с тобой занимались в салуне. Гонял разных уродов. Помнишь, как мы расстались? Центральный парк. Оттуда я сразу отправился на вокзал и махнул на юг. Позагорал во Флориде, пытался открыть салун. Ничего не вышло. Потом занялся золотишком. И вот – я здесь.
– Большой у тебя округ?
– Какой округ? – Мерфи махнул рукой. – Нет еще никакого округа. Здесь свободная территория, каждый сам себе хозяин. Я отвечаю за угольный карьер. За людей, которые на нем работают, и за дороги, которые сюда ведут. Вот и ты мне попался как раз на той дороге, что я охраняю.
Надо же! Слушай, а тебя-то как занесло в Оклахому? Что за дела у тебя со Скиллардом?
– Честно говоря, никаких дел. Компания надеется, что я вложу деньги в развитие города. А я надеюсь, что компания поможет мне отыскать тех, кто убил моего друга. Ты должен был слышать об этом. Коннорс, Эд Коннорс.
Томас нахмурился и глянул на спину своего помощника, правившего лошадьми. Затем посмотрел на Илью и предостерегающе поднял палец:
– Билли, давай не будем о делах. Обсудим это потом. Я же вижу, ты смертельно устал. Выпей и вздремни. Я всегда засыпаю в дороге.
Он отодвинулся в угол и опустил поля шляпы на глаза. Илья тоже сделал вид, что дремлет. И проснулся, когда коляска уже стояла перед салуном.
– Повар тут просто колдун, – сказал Томас, когда они уселись за стол в дальнем углу, за ширмой. – Лански, сходи на кухню, пусть подадут что-нибудь. Чтоб нам было веселее дожидаться свинины по-креольски.
Когда помощник удалился, Томас заговорил, понизив голос:
– Откуда ты знаешь Коннорса?
– У нас общее дело, – ответил Илья. – Я развожу лошадей. Он тоже. Табун, из-за которого убили Эда – мой табун.
– Галисеньо? Значит, ты и есть тот самый мистер Смит? – Томас глядел на него недоверчиво. – Если б я знал…. Значит, ты получил телеграмму? И приехал опознавать своих лошадок?
– Да. Ты отвезешь меня в Шерман-Сити?
– Зачем? Твои пони стоят в моей конюшне. Если, конечно, они твои, а не чьи-то еще. Твое тавро – круг?
– Буква «О». Ранчо, где я держу галисеньо, называется Каса Ориенте.
– Ну, а на этих лошадках тавро – «восьмерка». Я уверен, что подделка. Потому что таких пони здесь никто не разводит. Да и какой от них прок, от малышек? Разве что детей катать.
Илью задел его пренебрежительный тон.
– По-твоему, я похож на идиота? Стал бы я вкладывать деньги в бессмысленное дело? Галисеньо так же силен, как любая крупная лошадь, но гораздо выносливее. Он может возить тебя по горам и пескам целый день. Я имел дело с разными породами, и скажу тебе точно: галисеньо умнее всех, легко обучается и понимает все без слов. А его невзрачный вид – неплохая защита от конокрадов. Кто польстится на малыша, когда рядом пасутся длинноногие красавцы?
– Кто-то же польстился, – заметил Томас. – У меня в участке за решеткой сидит один местный любитель галисеньо…
Илья привстал над столом:
– Ты схватил конокрада?
– Он не конокрад. К сожалению. Он добропорядочный фермер. Чистый, как председатель Верховного суда. Все, что я могу ему предъявить – скупка краденого. Да и то, боюсь, в суде он отмажется.
– Так зачем ты держишь его за решеткой?
– Знаешь, таких, как он, полезно иногда поучить жизни, – усмехнулся Томас.
В кабинет вошел его помощник с подносом.
– Шериф, вот салаты и хлеб, но я хочу сказать, что…
Помощник покосился на Илью.
– Говори! – приказал Томас. – От Билли у меня нет секретов.
– К нам едет куча народу. Их видели мальчишки. Говорят, в коляске Форсайта едет маршал. Они остановились у карьера, а потом собирались ехать в поселок.
Томас встал, одернул жилет и надел шляпу, посмотревшись в окно.
– Билли, извини, я тут отойду на минутку. Лански! Останешься с моим гостем. Проследи, чтобы его накормили по высшему разряду!
14
Их назвали индейцами, потому что Колумб думал, будто они живут в Индии. Но он ошибался, они жили не в Индии.
Их назвали краснокожими, потому что наука считала их представителями «красной» расы. Но наука ошибалась – у них не красная кожа. Их кожа бывала красной только тогда, когда они сами наносили на нее боевую раскраску.
А еще их называли дикарями, потому что это давало право уничтожать их. И здесь уже не было никакой ошибки. Это было преднамеренное уничтожение. «Краснокожие индейцы», две тысячи разных народов, говорящие на двух тысячах разнообразных языков, на свою беду жили на земле, которая была нужна белокожим испанцам, португальцам, англичанам, голландцам и французам.
Впрочем, французы меньше всего интересовались землей Америки. Захватив огромную территорию и назвав ее, в честь короля Луи, Луизианой, они поспешили избавиться от нее, продав по дешевке молодой республике со столицей в Вашингтоне. Французы слишком любили свою Францию, чтобы еще осваивать колонии. В Америке они оставались французами. Они вели торговлю и добывали меха, и им незачем было уничтожать местных обитателей, которые расплачивались пушниной за их товары.
Голландцы первыми додумались покупать землю у индейцев. В 1626 году они заплатили целых шестьдесят гульденов за то, чтобы краснокожие покинули покрытый лесом остров Манхэттен. И когда о своих правах на остров заявили англичане, управляющий голландским поселением сунул им под нос справку об оплате. Впитанное с молоком матери уважение к платежным документам заставило гордых британцев отступиться. Но это был хороший урок. С тех пор они начали платить индейцам перед тем, как изгонять их.
Вест-индская компания голландцев рухнула вместе с британским правлением, колонии стряхнули гнет одряхлевшей монархии, но для индейцев ничего не изменилось. Их по-прежнему считали дикарями и по-прежнему сгоняли с тех земель, которые становились позарез нужны белым людям.
Индейцы пробовали сотрудничать с белыми, но каждый раз дело кончалось нарушенными обязательствами. Они пытались сопротивляться, однако потерпели поражение в долгой войне. Им осталось только воспринимать нашествие Белого Брата как неизбежное зло вроде потопа, землетрясения или засухи. Но если ты не хочешь утонуть во время потопа, надо учиться плавать или строить лодки. Чтобы выжить, индейцам надо было как-то приспособиться к той цивилизации, которую несли им белые.
Кочевники Великих Равнин не могли превратиться в скотоводов, потому что привыкли не пасти скот, а ловить его. Пока прерии были полны бизонов, команчи охотились на бизонов.
Когда прерии заполнились коровами, переселенцами и поездами, команчи стали охотиться на поезда и на переселенцев. Коровы их привлекали меньше, ведь их мясо нельзя было даже сравнить с мясом бизона.
Оседлые же индейцы не могли превратиться в фермеров. Они не знали плуга и обрабатывали почву заостренными палками, продавливая в земле лунку и опуская в нее зернышко или рассаду. К тому же земледелие было женским занятием, а мужчины крали, торговали и воевали.
Проявив неслыханное милосердие, Белые Братья создали для индейцев резервации. Здесь уцелевшим племенам предназначалось доживать свой век, получая от Правительства все необходимое. Вожди племен могли даже свободно выбирать место для поселения, но только там, где не было ничего ценного для Белых Братьев – в пустынях, каньонах и на голых скалах.
Но жизнь не стояла на месте, и порой границы резерваций становились досадной помехой на пути прогресса, особенно если прогрессу нужны были новые месторождения или дороги.
Так случилось и в этот раз. Шайены и сиу, устроившись в Оклахоме, вдруг узнали, что даже здесь они снова мешают кому-то из Белых Братьев. Их вождей стали все чаще приглашать на дружеские беседы в форты и столицы округов, генералы и сенаторы трясли им руки, улыбались, дарили сигары и ножи. Но вождям не нравилось, как улыбались генералы. Вождей настораживало то, как им трясли руки. Сигары были плохими. А подарить нож – все равно, что пожелать скорой гибели.
И тогда они назначили встречу тем, кто издавна жил в этих краях – вождям народа кайова.
Шайены и сиу хотели знать, что их ждет в будущем. Останутся ли они на этих землях или их выгонят еще куда-нибудь? Или, быть может, им суждено умереть здесь, как вымирали от голода и эпидемий другие народы – осаджи, пауни, тетоны?
О будущем знали только шаманы и Большие Белые Вожди. Шаман Воточака из Аризоны прибыл вместе с шайенами. Белого Вождя доставил на встречу Темный Бык.
Воточака умел общаться с духами. Давно умершие индейцы рассказывали ему о будущем, которое они могли разглядеть с небес, точно так же, как орел, парящий под небесами, мог бы рассказать о далях, невидимых для оставшихся на земле.
Инженер Скиллард мог дополнить эту картину, рассказав о планах горнорудной компании.
Воточаке индейцы верили. А что касается Скилларда, то они надеялись заставить его сказать им правду.
Место у Скалы Белого Мула было выбрано для общего сбора не случайно. Оно находилось примерно на одинаковом расстоянии от резерваций, разбросанных среди гор и пустынь. Кроме того, здесь хорошо сохранились следы зловредной деятельности белого человека, и об этой деятельности не мешало бы напомнить генералам и сенаторам, которые собирались снова послать сюда белых людей.
Вожди прибыли со своими семьями. Но только Темный Бык, вождь кайова, привел с собой женщин и детей. Шайены Волчий Глаз и Хромой, взяли на сбор только воинов – сыновей, племянников и внуков. И это был дурной знак…
Весь день и всю ночь вожди сидели в палатке шамана, а их родня ждала, чем закончатся переговоры.
Ждали и гости – четверо белых (однорукий – не в счет) и один индеец.
На рассвете Полли приготовила кофе, и к ее костру пришли люди Темного Быка – Ник и черный Саймон. С ними были и двое чужаков – навахо в полосатом мексиканском пончо и шайен в солдатской куртке, украшенной иглами дикобраза. Кирилл угостил всех сигарами, и вокруг утреннего костра заговорили о том же, о чем сейчас, наверно, беседовали вожди. Но здесь, у костра, не нужно было соблюдать тонкости этикета.
Разговор начал инженер Скиллард.
– Я теряю еще один день, – проговорил он, стараясь скрыть раздражение. – Страшно подумать, что сейчас творится на карьере.
– Конечно, без вас вся работа остановится. Странно, что солнце взошло без вашего участия, – сказал фотограф Грубер. – Если бы эти люди знали, что вы такая важная персона!
– Они прекрасно все знают, – сказал Скиллард. – Я очень удивлен, что они позволили себе такое безобразие. С Темным Быком у нас никогда не было никаких недоразумений.
– Да, – сказал Ник, – мы знаем, что инженер Скиллард важная персона. Вы – самая важная персона во всем поселке. Вы главнее шерифа. Вы все знаете. Поэтому вас и привезли сюда. Ваше слово много значит для компании. Если вы скажете, что здесь нельзя работать, здесь не будут работать.
– Но почему вы решили, что компания собирается здесь работать? – вяло возмутился Скиллард. – Компания давно вычеркнула этот район из своих планов. Здесь слишком бедные пласты, уголь грязный, никаких дорог. Компания и не думает сюда возвращаться.
– Когда вожди позовут вас, вы им это объясните. Но сначала надо подождать их решения, – сказал Ник.
– Какого еще решения?
– Они еще не решили, можно ли вам верить.
– Да? Интересно, и кто же это решит?
– Воточака. Он получит видение и узнает будущее.
– Воточака – хороший шаман, – сказал шайен. – Духи слушаются его. Он выгоняет пули из ран. Он сильный шаман.
Шайен глубоко, со свистом, затянулся, потом медленно выпустил дым через ноздри и повернулся к сидящему рядом навахо.
– Да, – подтвердил навахо. – Он никогда не ошибается. Он говорит, что будет наводнение, и наводнение приходит. Он говорит, что будет засуха, и все вокруг выгорает.
Навахо тоже выдохнул дым и посмотрел на Ахо, который сидел слева от него, словно передавая ему право выступления. Ахо сказал:
– Даже великие шаманы иногда ошибаются.
Все смотрели на него, ожидая продолжения. И он сказал:
– Великий шаман Уовока обещал людям сиу, что те, кто погибнет в битве с белыми, воскреснут через два года. Я знал многих, кто поверил ему. Прошло пять лет. Они до сих пор не воскресли.
– Кайова не верят нашим пророкам, – сказал навахо. – Кайова верят богу белых людей. Они хотят жить как белые люди. Они не ловят больше лошадей, они их покупают за деньги.
Он сказал это важно и немного печально, без осуждения. Ник ответил ему так же, даже с сочувствием в голосе:
– Навахо теперь тоже не ловят лошадей. Они получают их от Правительства. Они получают и одеяла, и рис, и сахар. А мы все это покупаем за деньги.
– Вы просто возвращаете белым их деньги. Они вам платят за уголь, добытый на вашей земле, и тут же забирают свои доллары обратно.
– Ну, кое-что остается, – сказал Ник. – Школу построили, пригласили учителей из Канзаса. Вряд ли белый учитель согласился бы работать за беличьи шкурки.
Навахо хотел что-то ответить, но шайен бросил недокуренную сигару в огонь и встал. Навахо тоже поднялся.
– Вы слушаете голос денег, а не голос духов, – сказал шайен, и они ушли.
Эта беседа не улучшила настроение инженера Скилларда. Он продолжал что-то ворчать, но его уже никто не слушал. В словах шайена прозвучала плохо скрытая угроза, и мужчинам у костра пришлось сменить тему.
– Сколько у вас людей? – спросил Ахо у Ника.
– Вместе с отцом – двадцать.
Ахо вопросительно оглянулся на Кирилла и тот, не задумываясь, кивнул.
– Вместе с нами двадцать два, – сказал Ахо. – Женщин, детей и фотографа с инженером надо охранять. С ними оставим четверых. Самых молодых. Остальным придется тяжело.
– Отец не доведет до драки, – сказал Ник. – Большой драки не будет.
– Если в маленькой драке убьют гостя, то начнется маленькая война, – сказал Ахо. – Дикие шайены уйдут в горы, а нам достанутся солдатские пули и штыки.
– Они только этого и хотят, – с болью в голосе сказал Ник.
– Мы знаем, – вмешался черный Саймон. – Хозяин поручил мне беречь инженера. Никто его не тронет.
Черный Саймон был рабом Темного Быка. Его родня жила в Канзасе, и он давно мог бы уйти к ним. Они были свободны, но продолжали работать на той же плантации, где работали их отцы и деды. Так и Саймон продолжал служить вождю, сыну того вождя, который когда-то купил его за связку беличьих шкурок. Разница было только в том, что в прежние времена рабам не доверяли оружие.
Сейчас Саймон не расставался с обрезом дробовика. Он уже не полагался на свое зрение, но из обреза даже такой старик не промахнется с десяти шагов.
Утреннее солнце прогрело землю и высушило траву, когда вожди вышли из шатра. Они разошлись в разные стороны, каждый к своим людям. Но Темный Бык не задержался у семейного костра, а сразу направился к навесу над длинным столом, где его с нетерпением ожидали гости.
Вождь был укрыт шкурой бизона, отделанной спереди бахромой. Сзади свисал, скользя кисточкой по траве, хвост, перевязанный красными шнурами. Темное лицо вождя было усталым и осунувшимся.
Полли вышла к нему навстречу, и он, не останавливаясь, обнял ее за плечи одной рукой.
– Мистер Скиллард, – сказал вождь, подойдя к столу. – Я сделал все, что мог. Пророк видит смерть, спрятанную под землей. Вожди опасаются, что ваша компания выпустит эту смерть наружу. Я убедил их, что надо выслушать вас. Вы можете дать слово, что на скале Белого Мула не будут рыть еще один карьер?
