Текст книги "След мустанга"

Автор книги: Евгений Костюченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Свернув в ложбину, Кирилл пришпорил мерина. Конь понесся, и трава под копытами превратилась в свистящий поток. Несколько минут бешеной гонки закончились, когда линия холмов нырнула книзу. Кирилл придержал мерина и направил его вверх по склону. Не доходя до макушки, спешился и стреножил коня, а затем, пригибаясь, поднялся на самый верх, и залег там, приготовив винчестер.

Он опоздал. Фургон уже был немного впереди, и, даже если б Рябой показался, стрелять по нему было нельзя.

Кирилл приподнялся, оглядываясь. Дальше лежала равнина, плоская, как сковородка. Ни холмов, ни рощицы, ни одного укрытия, чтобы подобраться поближе.

«Придется снова отпустить его подальше, – подумал Кирилл, возвращаясь к коню. – И что? Так и тащиться за ними, пока они не остановятся? И что тогда? А если он едет в свое логово, где его ждут приятели?»

У него не было сил ждать. Он снова погнал коня, и с радостью обнаружил, что ложбина углубляется. Еще какое-то время он мчался по низине, в высокой траве, и под копытами поблескивала вода. Но вот впереди показалась стена камышей, и он понял, что выбрался к озерку. Круто развернув мерина, Кирилл двинулся наперерез фургону. На этот раз он его опередил.

У него еще было время, чтобы приготовиться. Он достал флягу, отпил немного и плеснул пригоршню воды в лицо. А потом поехал навстречу фургону. Поехал шагом, сонно опустив голову и сжимая револьвер под полой куртки.

Он с трудом удерживался, чтобы не смотреть вперед, и весь обратился в слух. Ему было слышно даже, как хрустят комья глины под колесами фургона, и звуки становились все четче, все ближе, и вот уже различимо дыхание лошадей…

Кирилл медленно поднял взгляд – и увидел, наконец, Полли. Ее лицо казалось серым. Она смотрела куда-то в сторону. А за ее спиной прятался Рябой.

Двустволка глядела прямо на Кирилла. «Его трясет от страха, – подумал он. – Но не станет же он палить просто так, в первого встречного…»

Он остановил мерина так, чтобы фургон прошел правее. До него было метров двадцать, когда Рябой выстрелил.

Мерин шарахнулся в сторону, но Кирилл резко осадил его, едва не слетев с седла.

– Сука! – заорал Рябой.

Второй выстрел! Картечь ударила в землю под ногами мерина.

– Ну, и как ты будешь заряжать? – спросил Кирилл, подъезжая к фургону.

Полли сидела, будто окаменев. А Рябой, прячась за ней, бросил дробовик, наклонился – и в руке его блеснул револьвер.

Кирилл выстрелил, и Рябой, взвыв, свалился на землю.

Полли вдруг развернулась и взмахнула кнутом:

– Получай, тварь!

Она лупила его, приговаривая: «Тварь, тварь!», и Рябой повизгивал, как щенок.

– Не забей до смерти, – попросил Кирилл, подъехав ближе.

Она повернулась к нему, вытерла блестящий лоб рукавом и сказала сердито:

– Чего так долго-то?

Он присел над скулящим Рябым, который обрубком левой руки пытался зажать рану на правой, и принялся его перевязывать.

– Давай лучше я, – не выдержала Полли и пристроилась рядом, разрывая платок. – Платков на вас не напасешься.

– Спасибо, что подтолкнула его.

– Да он бы и так не попал, – с презрением отозвалась она, затянув узел зубами. – Тварь…

Кирилл отвел волосы с ее лица. Ему очень хотелось погладить ее по щеке, но она уклонилась.

– Сильно испугалась?

– Вот еще! Ты же все видел. Я только боялась, что ты ему башку разнесешь, потом кузов не отмыть… – Она встала, вытирая руки о подол. – Ну, куда мы с ним теперь? Сдадим шерифу? Или сразу отвезем в город, к маршалу?

– Сами разберемся, – сказал Кирилл.

20

Ранчо Коннорса располагалось на трех холмах. Жилые постройки стояли посредине, а в крайних были выстроены конюшни. Одна из них была совсем новой, и внутри еще стоял запах извести, которой были выкрашены стены и решетки.

– Эту конюшню мы построили для галисеньо, – сказала Мойра.

Илья вошел в денник и поднял с пола пригоршню стружек.

– Хорошая стружка. Не крупная и не мелкая, как раз такая, какая нужна.

– Два дня возили ее с лесопилки.

– Сколько работников у тебя осталось?

– Семь или восемь человек. Многие уехали, даже отказавшись от денег. А те, кто остался, говорят, что им некуда ехать. Наверно, они надеются, что я все-таки передумаю…

– Я тоже надеюсь, – сказал Илья. – Нет, я тебя понимаю. Тебе тяжело тут. Поживешь у Энди или у меня, отдохнешь. Потом вернешься, когда тут все наладится.

– А когда все наладится?

– Скоро. Раз уж мы все тут собрались… – Он замолчал, вспомнив о Дике.

– Вот это меня и тревожит больше всего, – сказала Мойра. – То, что вы все тут собрались. Энди и Крис уехали в поселок, и до сих пор не вернулись. А ты сам? Я же вижу, ты что-то скрываешь. Это место приносит нам одни беды.

– Беды пройдут, а ранчо останется, – сказал Илья. – И твои дети будут здесь растить лошадей. Это хорошее дело. Они станут богатыми и счастливыми, и нарожают тебе кучу внуков, таких же рыжих, и таких же славных, как их отец.

В конюшню заглянул работник:

– Мойра! Там кто-то едет. Важный. В коляске, и с охраной.

Илья взял Мойру за локоть:

– Пусть твои люди соберутся возле дома. С оружием. А я встречу гостей.

Возвращаясь к дому, он увидел, как с далекого холма по дороге спускается пролетка. Косой шлейф пыли тянулся за ней, сносимый ветром. Трое всадников держались позади.

Илья вошел в комнату Эда и открыл оружейный шкаф. Среди винтовок и револьверов висел пояс, который Илья когда-то прислал другу из Мексики – тонкий и богато отделанный.

«Сам Эд так ни разу его и не надел», – подумал он, застегнув пряжки и опустив в кобуру кольт.

Стоя перед зеркалом, он пригладил волосы. Нацепил пенсне на нос и скорчил надменную рожу. Потом, вздохнув, повязал галстук и проткнул его заколкой с бриллиантом. Теперь он был готов ко всему.

Неважно, кто едет. Илья знал, что всегда сумеет договориться. Даже с федеральным маршалом, который попытается его арестовать.

Во-первых, розыскные карточки не имеют никакого сходства с мистером Уильямом Смитом.

Во-вторых, когда у человека за спиной стоят семь или восемь вооруженных приятелей, как-то неловко предъявлять ему ордер на арест.

Он прихватил с собой стул, прошел через двор и уселся у ворот в тени забора. Он даже успел раскурить сигару, прежде чем пролетка подъехала к дому.

Не вставая, Илья лениво повернул голову. В коляске сидел не маршал Даррет, а какой-то тюфяк, и у Ильи отлегло от сердца. Даррет был ему симпатичен, и очень не хотелось с ним ссориться.

– Нам нужна хозяйка, – сказал кучер.

– Хозяйка? – удивился Илья. – Она далеко. И, черт возьми, зачем вам нужна моя жена?

Кучер тупо уставился на него, затем повернулся к седоку. Толстяк, сидевший в пролетке, смотрел на Илью так, будто пытался вспомнить, где же они виделись.

– Здесь живут Коннорсы? – спросил кучер.

– Да, пока еще живут. Они мне не мешают. Да и кто бы посмел выгнать вдову и сироток? Пусть живут, сколько хотят, места для всех хватит. – Он встал и поправил пенсне. – Да, места хватит. Но я привык, что ко мне не приезжают без приглашения. Постарайтесь это запомнить, джентльмены. Всего доброго.

Илья стоял, широко расставив ноги и держа руки на поясе. Он улыбался, но пальцы его лежали на рукоятке револьвера.

Толстяк приподнял шляпу, на пальцах сверкнули золотые перстни:

– Я Скотт Форсайт, мое ранчо тут неподалеку, на Волчьей реке.

– А я – Уильям Смит, – сказал Остерман. – Мое ранчо вы топчете своими копытами.

Форсайт чуть привстал, заглядывая во двор. И улыбнулся:

– Надеюсь, мы станем добрыми соседями.

– Не сомневаюсь.

– Когда вы купили эту землю?

– Недавно.

– Вы меня опередили.

– Не только вас, – сказал Илья. – На лакомый кусок было много охотников.

– Желаю удачи.

Илья кивнул и снова уселся на стул. Краем глаза он заметил, что возле крыльца собралась внушительная компания. Но оглянуться он смог только, когда пролетка уехала.

Мойра стояла на крыльце, в окружении нескольких ковбоев, каждый – с винчестером на плече.

Остерман смотрел вслед коляске, пока она не скрылась за холмом. «Мы станем добрыми соседями, – подумал он. – Но только если нас похоронят на одном кладбище».

Мойра подошла к нему и взяла за плечо.

– Билли, знаешь, кто это приезжал?

– Да. Сколько времени тебе нужно, чтобы собраться? Я хочу, чтобы ты уехала немедленно.

– Люди Форсайта убили моего мужа, – сказала она. – Я поняла это, как только увидела его. Ему нужна наша земля.

– Ты меня слышишь? – Он ласково сжал ее руку. – Ты уедешь прямо сейчас. Из Гудворда ходят поезда. Уезжай в Аризону, Инес тебя встретит, все будет хорошо. Собирайся.

– Нет, Билли. Теперь я не могу уехать.

Он понял, что ее не переспорить. Мойра казалась совершенно спокойной, голос звучал ровно, но от взгляда ее зеленых глаз у Ильи враз пересохли губы, как перед хорошей дракой.

И все же он попытался ее образумить.

– Мойра, – сказал он как можно внушительнее, – подумай о детях!

– Ох, Билли, как раз о них-то я и подумала. Как раз о них. Майк и Джимми никогда не простят меня, если мы удерем отсюда накануне войны.

– Какой войны? Не будет никакой войны…

– Она уже началась, – сказала Мойра. – Только что.

* * *

Опытный боец начинает драку самым лучшим своим ударом. А лучший удар – тот, что наносится в самое слабое место.

– Лошади – вот наше слабое место, – сказал Илья. – Если завтра придет судебный исполнитель, то у нас прежде всего отнимут лошадей. Мы должны избавиться от табуна. Есть поблизости укромный уголок, где его можно спрятать?

Работники переглянулись.

– Таких уголков тут полно, – сказал старший конюх. – Спрятать-то можно. Да только неизвестно, вернутся ли кони оттуда. Все урочища и каньоны – для конокрадов дом родной.

– Мы могли бы увести и покараулить табун, но кто тогда останется здесь? – добавил объездчик. – От соседей всего можно ожидать.

– Здесь останутся стрелки, – сказал Илья. – Вы сами знаете, кто из вас лучше управляется с лошадьми, а кто – с винчестером. Так и разделимся. Наездники уведут табун. Стрелки останутся со мной. Но это еще не все.

Кто из вас бывал на ранчо Форсайта? Ты? Вечером прогуляемся к нему. Посмотрим на гнездо стервятника. А теперь – самое главное. Мне нужен парень, который мог бы выиграть призовую гонку. Он сядет на самого резвого скакуна и отправится на ближайшую почту. Он отправит несколько телеграмм. Есть такой парень?

– Майк, – в один голос ответили работники.

Мойра вышла из комнаты – и тут же вернулась с сыном. Очевидно, ей не пришлось его долго искать: парнишка стоял за дверью и все слышал.

– Я возьму Черноухого, – сказал он, слегка заикаясь от волнения. – Он летит быстрее пули. И никого не подпускает к себе. Только отца и меня.

– Телеграмму можно отправить и с карьера, – сказала Мойра и попыталась пригладить медные вихры Майка.

Но сын отскочил и возмущенно глянул на нее.

– Нет, – сказал Илья. – Только с почты.

– Я долечу до Шерман-Сити за час! И тут же – обратно!

– Нет. Тебе придется там подождать ответных телеграмм. Найдешь, где переночевать?

– Да! А сколько ждать?

– Наши друзья не любят тратить время попусту. Они ответят сразу, – заверил его Илья. – День. Ну, два. Но ты обязательно дождись ответа. Привезешь мне, это очень важно.

– Я могу отправиться прямо сейчас!

– Вот и отправляйся. Мойра, собери гонца в дорогу.

Оставшись с работниками, Илья подробно обсудил с ними маршрут перегона. Те, кто вызвался уводить табун, пошли собираться, а стрелки с Остерманом поднялись в комнату Эда.

Открыв оружейный шкаф, Илья раздал работникам винтовки и коробки с патронами. Сам же подсел к столу и с трудом отыскал пару чистых листов бумаги. Когда пришла Мойра, он протянул ей конверт:

– Отдашь Майку. Скажи ему, что в этих телеграммах нельзя изменить ни одной буквы.

– Ему бы и в голову не пришло что-то менять.

– Зато до этого мог бы додуматься телеграфист. Кстати, ты тоже собирайся. Поедешь в Шерман, оформишь сделку.

– Какую сделку? – недовольно спросила она. – Никуда я не поеду!

– Пойми, на все имущество Эда может быть наложен арест. Ты продала ранчо. У нового хозяина его уже никто не отнимет.

– Я? Продала ранчо? Кому?

– Да-да, продала, Уильяму Джозефу Смиту, то есть мне. – Он нетерпеливо взял ее под локоть и повел к двери. – Надо оформить бумаги как можно скорее. Иначе все наши усилия напрасны. Понимаешь? Вот и хорошо. Собирайся живее. Может быть, тебе удастся это провернуть уже сегодня.

Он вывел ее из комнаты и подтолкнул к лестнице.

– Да, и возьми с собой Джимми. Земельные дела – такая волокита. Вдруг ты там задержишься? Кто с ним тут будет возиться?

Мойра вырвала руку и сердито глянула на него:

– Бедная Инес! Ты и с ней так же обходишься?

– Как?

– Вот так, как со мной! Избавился от Майка, да так ловко! И меня загоняешь в угол, и получается, что я должна поступать по-твоему! А она еще говорила, что у тебя золотой характер!

Илья, посмеиваясь, вытянул из-под рубашки потайной пояс.

– Хорошо, что напомнила про золото! Возьми деньги. Положишь на свой счет все, что там есть. Это будет доказательством того, что сделка не фиктивная. У тебя же есть счет? Бери, бери, иначе все впустую.

Ну, что ты на меня так смотришь? Когда все уляжется, ты просто отдашь деньги мне, и мы расторгнем сделку. Я проворачивал такие операции по пять штук за день, когда устраивался в Аризоне. Не беспокойся, я знаю, что делаю.

Она взвесила пояс на ладони.

– Сколько там?

– В банке посчитают. Поторопись.

Мойра, вздохнув, надела пояс поверх платья.

– Билли, Билли… Хорошо, поживем пока в городе. Но тогда мне придется и пса забрать. Как бы не сдох тут от тоски… Или от шальной пули.

– Спасибо, – сказал Илья. – Спасибо, что все понимаешь.

– Думаешь, уже сегодня ночью что-то будет?

Он улыбнулся:

– Я никогда не заглядываю так далеко.

21

Лагранж негромко постучал в дверь и, войдя, снял шляпу. Он прекрасно знал, что Форсайт лопается от радости, когда перед ним гнут шею.

Сейчас босс сидел в кабинете инженера, и вид у него был такой важный, будто он занимал место самого Джефферсона Кребса, хозяина всей здешней земли.

– Докладывай, – бросил он.

– Поселок мы вычистили. Остались только шахтеры.

– Как они себя ведут?

– Как шахтеры. Ворчат втихомолку, но не дергаются. С утра все пошли работать.

– Все? Никто не собирает вещи? Никто не уезжает?

– Вроде нет…

– Плохо. Ну, все еще впереди. Сколько задержанных?

– Трое, если считать фермера. Кроме Мерфи, взяли еще одного. Чужак, из Техаса. Говорит, что приехал сюда покупать ранчо. Но люди видели, что он хоронил дружка Коннорса. С ним был еще один техасец, но того нигде нет.

Форсайт задумчиво вертел перстень на толстом пальце.

– Значит, к Мойре Коннорс приехали друзья мужа? Так-так…. Одного ухлопал Мерфи. Один у нас за решеткой. И еще один где-то поблизости. И, кажется, я знаю – где. Так-так. Что еще?

Лагранж обрадовался, что не выложил все козыри сразу.

– А еще я выставил посты на дорогах, и они принесли улов. Попались двое. Индеец и белый. Вооружены до зубов, оба в крови, и несут всякую околесицу. Похоже, они побывали в серьезной заварухе. Как раз сейчас я туда еду, чтоб их допросить.

– Индеец? – Форсайт с трудом стянул перстень с пальца и принялся рассматривать его на свет, любуясь блестящим камнем. – Индеец, индеец, вооруженный индеец ….

Мутноглазый переминался, тиская шляпу в руках. Каждая минута рядом с боссом была ему в тягость.

– Значит, индеец? Прекрасно, – сказал Форсайт и надел перстень. – Возьми с собой этого вонючку Дженкинса. Пусть он посмотрит на индейца. Он их всех тут знает. Белого привезешь в участок, пусть посидит там. А индейца надо припрятать до поры до времени.

– Как это – припрятать?

– Чтобы никто не видел. Понял?

Лагранж кивнул, хотя ничего не понял.

– Что еще? – спросил босс.

– Я все сказал.

– Нет, не все. Ты ничего не сказал о Рябом. А я так хотел о нем услышать!

Мутноглазый, призывая все мыслимые несчастья на голову босса, опустил глаза.

– Где Рябой? Ты послал за ним?

– За ним надо ехать всей командой, – холодея от безрассудной отваги, пробормотал Лагранж.

– Брось! – Форсайт ударил кулаком по столу так, что тяжелый письменный прибор подпрыгнул, и из него выпало перо. – Третий день ты морочишь мне голову! Твои парни просто жалеют подонка! Вы прячете его от меня! Идиоты! Его надо прятать от маршала! Потому что он всех вас приведет на виселицу, вот увидишь! Ты понял?

– Понял.

– Ему надо заткнуть глотку! Ты понял?!

– Я сам привезу вам его язык, сэр, – сказал Лагранж, глядя под ноги.

Босс засипел часто и отрывисто, будто припадочный. Лагранж осторожно глянул на него и увидел то, чего никак не ожидал сейчас увидеть – Форсайт смеялся.

– Ты славный парень, – сказал босс, мгновенно согнав улыбку с лица. – На тебя можно положиться. Все остальные – быдло. А в тебе чувствуется благородная кровь. Забудь о Рябом. Для тебя найдется занятие более важное. Сядь. И слушай.

Форсайт снял перстень и протянул его Мутноглазому.

– Примерь. Нравится? Оставь себе. И учти – это только задаток.

Лагранж спрятал перстень в карман.

– Что я должен сделать?

– Для начала напряги память и вспомни все, что ты слышал о нападениях индейцев. Разграбленные фермы, перехваченные караваны, изуродованные трупы….

Впрочем, подробности ты сможешь узнать у Дженкинса. Так вот. Мне нужно, чтобы ранчо Коннорса было разграблено индейцами. Чтобы оно было сожжено дотла. Чтобы на пепелище валялись трупы. Оскальпированные и выпотрошенные трупы. Чтобы на труп Мойры Коннорс нельзя было смотреть без содрогания. И чтобы повсюду торчали стрелы…

«Он пьян? – подумал Лагранж. – Вроде не пахнет. Но что он несет? Какие индейцы? Может быть, просто разыгрывает меня?»

Мутноглазый поднял палец:

– Извините, что перебиваю, но стрел не будет. Их давно уже никто не делает.

– Черт! Досадно! Что ты предлагаешь вместо стрел?

– Можно использовать неподкованных лошадей. Чтобы оставить следы. Считается, что индейцы не признают подков. И еще можно наведаться на старое кладбище команчей. Порыться в костях. Амулеты, прочая дребедень…. Можно подбросить пару старых мокасин…. И тогда народ будет целый год судачить об индейцах.

– Ты верно мыслишь, – сказал босс. – Но ты не знаешь всех наших возможностей. О нападении через пару дней будет знать весь Запад. Газеты Техаса, Канзаса и Миссури раструбят о нем, добавив подробностей, о которых мы и не догадываемся. Но самое главное – на развалинах останется труп индейца.

– Труп индейца… – Только теперь Лагранж понял, что босс говорил всерьез.

А Форсайт продолжал, с воодушевлением потрясая пальцем над головой:

– Люди Коннорса отчаянно сопротивлялись! Но силы были неравны! Только на рассвете подоспела подмога из поселка, под началом шерифа Лагранжа! Раненых и убитых команчи унесли, отступая. Забыли только одного.

– Команчи? – уточнил Лагранж.

– Неважно, – сказал Форсайт, успокаиваясь. – Команчи, апачи, ирокезы. Индейцы. Краснокожие изверги.

– И вы хотите, что бы я ….

– Амулеты, старые мокасины и труп индейца – вот и все, что от тебя требуется. Возьмешь Боба Клейтона с его парнями. Ночью окружишь ранчо, чтобы никто не удрал, и … – босс азартно ударил кулаком по ладони.

– Ночью? Индейцы не нападают ночью. Лучше все сделать на рассвете.

– Идиот! – неожиданно рявкнул Форсайт. – На рассвете твои люди должны отправиться на зарево пожара, и метким огнем заставить индейцев отступить! И преследовать их! Всё! Хватит болтать! Иди! Пока я не нашел кого-то более толкового для такой работы.

«Да он сумасшедший!» – подумал Лагранж, пятясь к двери.

Да, только сумасшедший мог придумать подобное– ночью напасть на ранчо, где живут десятка два ковбоев. Не говоря уже о том, что нападения индейцев давным-давно прекратились, и в такой спектакль никто не поверит.

Да, на индейцев привыкли списывать пропадающий скот. Да, почти в каждой банде имелся свой индеец-проводник. Но зачем уничтожать ранчо? Кому оно мешает?

Никому, кроме Форсайта.

Определенно, он выжил из ума. Кто поверит, что среди местных индейцев нашлись головорезы, способные на такое? Кайова и команчи давно живут в мирном соседстве с белыми. Многие работают на полях и в карьере. Их дети ходят в школу вместе с детьми белых. А их пьяницы, воры и убийцы идут под суд наравне с белыми. С чего бы им начинать новую войну? А ведь то, что задумал Форсайт, иначе как объявлением войны и не назовешь.

Значит, Форсайту нужна война.

Придя к такому выводу, Джон Лагранж почувствовал некоторое облегчение. Его босс – не псих. Он нормальный бизнесмен. А бизнес иногда заставляет совершать поступки, которые постороннему наблюдателю кажутся безумием или преступлением.

Теперь Мутноглазый мог спокойно обдумать заказ. Ничего подобного ему до сих пор не поручали. Однако он не видел большой разницы – убить одного или перебить десяток. Придется чуть дольше повозиться, вот и все.

«Окружишь ранчо», – сказал Форсайт. Интересно, как он себе это представляет? Сколько людей понадобится, чтобы окружить три холма? Наверно, для этого пришлось бы пригнать сюда всех шахтеров…

Лагранж ухмыльнулся, представив, как работяги стоят в оцеплении, взявшись за руки. Нет, если боссу хочется окружать, пусть сам и окружает.

А вот насчет ночного нападения – не так глупо, как кажется. Ночь осложняет работу, но ненамного. В темноте можно незаметно подкрасться, а внезапность нападения – лучший козырь.

Дня два надо будет потратить на разведку. Сосчитать всех людей на ранчо. Знать, куда каждый из них отправляется ночью. Изучить, как охраняется дом, и как в него войти. И только после этого начать отбирать помощников.

Их не должно быть слишком много – дело-то необычное, не всякий согласится, и не всякому доверишь. Но и вдвоем-втроем на ранчо не сунешься. Значит, нужна дюжина надежных парней.

Мутноглазый до сих пор не знал всех ковбоев, работавших на Форсайта. Их было слишком много, и все держались шайками по пять-семь человек. Шайки были разбросаны по огромной территории пастбищ, и, чтобы собрать в команду хотя бы три десятка ковбоев, потребовалась не одна неделя.

«Клейтон знает их лучше, чем я, – подумал Лагранж. – Он и подскажет, кого взять на дело. Все пройдет гладко. С его головорезами мне нечего бояться».

И тут ему пришло в голову, что как раз этих головорезов и следовало бояться. Боб Клейтон не забыл, что когда-то Лагранж был рядовым охранником в шайке, а потом вдруг резко обогнал его и стал приближенным босса.

Боб Клейтон, возможно, и сам был не прочь нацепить шерифскую звезду. И если кто-то из его людей в ночном бою случайно подстрелит Мутноглазого, то Боб Клейтон недолго будет носить траур.

* * *

Посты на дорогах были выставлены для того, чтобы заворачивать беглых шахтеров обратно в поселок. Форсайт не сомневался, что многие попытаются покинуть карьер, не дожидаясь расчета. Постовые знали, что делать с шахтерами. Но им никто не объяснил, как поступать с теми, кто захочет не бежать из поселка, а проникнуть в него. Двое, попытавшиеся это сделать, были на всякий случай схвачены, обезоружены и связаны. А одному из них даже кляп засадили, чтобы не ругался.

Когда Мутноглазый и Чокто добрались до поста, там наступило время ужина. Поев с ковбоями тушеной солонины и выпив кофе, Лагранж закурил и вытянул ноги на стол.

– Чокто, сходи, глянь на краснокожего, – приказал он. – Может, знакомого встретишь…

– Смотри, что у него было, – сказал постовой, подавая ему винтовку.

То был винчестер, любовно отделанный кожей и бисером. Замша, обтягивающая приклад, была порвана в нескольких местах – и это были следы ударов. А на желтой коже, что обвивала цевье, темнели бурые пятна крови.

– Что скажешь, Мутноглазый?

– Скажу, что эти двое не похожи на странствующих проповедников.

– Ты еще не видел их лошадей. Идем, покажу тебе кое-что.

Лагранж с неохотой поднялся из-за стола и направился вслед за ковбоем к коновязи.

Чужие кони стояли отдельно. Жеребец, нескладный и большеголовый, с широкой грудью и мощными ногами, был пятнистым – на шоколадной коже белели звездочки размером с яблоко. Седло и сбруя были отменного качества, и явно куплены в хорошей лавке. А вот рыжая кобыла, стоявшая рядом, была покрыта мешковиной, и седло на ней потрескалось от старости. Зато хвост и грива были тщательно перевиты кожаным шнуром.

Лагранж приказал ковбою:

– Покажи их копыта.

Тот похлопал кобылу по шее и, наклонившись, согнул ее переднюю ногу.

– Не подкована, – глубокомысленно заключил Лагранж. – А жеребец?

– К нему лучше не подходить. Волчище, а не конь. Двоих искусал. Но если ты насчет подков – то он подкован.

– Значит, индеец ехал на кобыле, а белый…

– Наоборот, – с удовольствием перебил его ковбой. – Индеец сидел на мустанге. Держу пари, он украл его совсем недавно.

К ним подошел Чокто Дженкинс.

– Что с краснокожим? – спросил Лагранж.

– Не знаю я его. Приблудный.

– Он говорил, что работает на местного фермера, – сказал ковбой.

– Они всегда так говорят, – презрительно скривился Чокто. – А коня ему, конечно, дал тот самый фермер. Вот только имени своего хозяина они никогда не помнят. То ли мистер Смит, то ли мистер Джонс…. Что будем делать с ними, шериф?

– Надо еще посмотреть на белого.

Они подошли к фургону, возле которого сидел связанный пленник. Его пончо было все в пятнах засохшей крови. Кровь запеклась и на черной косынке, стянувшей волосы. А в глазах кипела ненависть.

Ковбой развязал кляп, и пленник долго отплевывался.

– Кто ты, и зачем сюда приехал? – спросил Лагранж.

Пленник посмотрел на него с изумлением, потом набрал полную грудь воздуха и заорал:

– Мерфи! Где Мерфи?!

– Так ты ехал к Мерфи?

– Я? – Пленник дернулся и в ярости забил ногой по земле. – Недоумки! Да вы знаете, кто я такой? Развяжите меня немедленно! Я всех вас уволю! Вы уволены, слышите? Уволены!!

– Дженкинс, ты его знаешь? – спросил Лагранж.

Чокто равнодушно смотрел на пленного, будто и не слышал ничего. Вместо него заговорил один из ковбоев:

– Он называет себя инженером Скиллардом.

– Инженер Скиллард? – переспросил Лагранж. – Тот самый, которого убили индейцы? Для покойника вы смотритесь весьма недурно, сэр.

Ковбои загоготали. Мутноглазый развернулся и зашагал к лошадям, бросив на ходу:

– Подержите их у себя. Утром разберемся. Дженкинс, поехали домой, завтра у нас будет тяжелый день.

– Я переночую у знакомой девчонки, – сказал метис. – Тут, неподалеку.

– С утра жду тебя в участке. А вы, парни, не зевайте. Краснокожего свяжите покрепче. Эти твари могут перегрызть веревку. Сначала веревку, а потом и горло.