Текст книги "Зверь из бездны"

Автор книги: Евгений Чириков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

– Вот они, озорники-то. Все со своим поросенком…

– Милая бабушка, мы… мы… ему хотели устроить лужу… Не сердись уж, он ведь не виноват, мы сами это…

– А в чем это ты курточку-то новую испачкал?

А?

– Сама испачкалась…

– Все с поросенком возитесь… Будет уж ему нежиться: пора колоть. Завтра пораньше попроси дворника зарезать… Надоел он… Грязь от него одна…

– Бабушка!

– Милая бабушка…

– Не надо резать!..

– Помилуй его, бабушка!..

Мы с Володей уцепились за бабушкино платье и со слезами умоляли пощадить бедного Хаврюшу.

– Он не виноват. Милая бабушка!

– Вот накажет тебя Бог… Скажи – не надо колоть!

– Убирайтесь! Пожил, слава Богу. Целую неделю прожил… Будет уж… Завтра же утром пусть дворник зарежет…

– Бабушка! Пусть поживет хоть до моего ангела! Гости придут… – просил я, глотая слезы и желая хоть еще денька на три сохранить жизнь Хаврюше.

А бедненький Хаврюша ничего не понимал. Он не понимал, что его собираются зарезать и что ему осталось так мало прожить на свете. Хаврюша стоял около ведра с помоями и старался как-нибудь достать их мордочкой… Только Пегас понял, в чем дело. Он смотрел то на бабушку, то на Хаврюшу и тихонько скулил. Должно быть, и Пегас просил бабушку все о том же, о чем умоляли ее мы с Володей…

– Только до моего ангела!.. Милая бабушка! Погоди, послушай, что скажу…

– Ну что еще?

– Ты мне хотела подарить на именины турецкий барабан… Ну, так лучше ничего не дари, только не вели завтра колоть Хаврюшу…

– Ну, ладно… Там посмотрим…

И бабушка ушла.

Мы отправились к маме. Бабушка успела уже рассказать про нашу лужу маме, и мама встретила нас сердито:

– Глупости делаете. Надоел ваш Хаврюша… Будет уж, надо заколоть.

Долго мы умоляли маму. Пришел Пегас и тоже ластился к маме. Верно, и он упрашивал ее. Но мама была неумолима.

– Идите в детскую. Не мешайте мне шить.

Бог помог Володе, как спасти Хаврюшу.

– Если бы меня велели заколоть – тебе было бы жалко? Да? А Хаврюша – маленький, и у него есть мама Хавронья, – сказал Володя.

Мама захохотала, поцеловала Володю и сказала:

– Ну, пусть подождут колоть. Успеем…

– Конечно, успеем, мамочка! Пойдем, Пегас! Идем, Володя!

Мы все радостно выбежали от мамы и опять направились в кухню:

– Радуйся, Хаврюша, мама помиловала тебя!

– Давай, обмоем Хаврюшу, видишь, какой он грязный.

Хаврюша не давался, но мы все-таки вытерли его тряпкой, а Пегас облизал его. И опять настали радостные дни. Хаврюша жил по-прежнему на подволоке, но иногда вечером мы перетаскивали его к себе в детскую и укладывали спать под кроватью. У меня под кроватью стояла корзина, раньше мы в нее укладывали игрушки, а теперь – Хаврюшу; вытащили старый Варенькин тюфячок из колясочки и устроили постель для Хаврюши. Один раз Хаврюша ночевал со мной на кровати. Днем Хаврюша любил спать около Пегаса. Пегас ляжет на бок, протянет задние лапы, а Хаврюша заберется ему под самое брюхо и уткнется мордочкой в шерсть. И оба так сладко спали, что будить их жалко…

– Вишь, как дружно живут, – говорила бабушка и ставила их в пример нам с Володей. – Не ссорятся, не дерутся… Кабы вы, братья, так между собой жили!..

Прошла еще неделя. Хаврюша хорошо кушал, подрос и сделался такой кругленький. Выросла на нем побольше шерсть, такая ровная, гладенькая, а на спинке стала расти щетинка, красивая, вся из одинаковых серебристых иголочек… Мы часто брали Хаврюшу на руки и рассматривали у него ножки с копытцами, хвостик, уши. Копытцы были у него из двух половинок, а в ушах росли волосы, как у папы в носу. Глазки были маленькие и веселенькие, словно все смеялись, а зубки – востренькие…

Вот один раз мы сидели на полу в детской и подробно рассматривали, как устроены у Хаврюши носик с пятачком, ротик и губы. Подползла к нам Варенька и сказала:

– Ля-ля! Гу-гу, ля-ля.

И ткнула Хаврюше пальчиком в рот. А Хаврюша, видно, рассердился, что ему лезут в рот прямо руками, и укусил Вареньке пальчик. Да до крови… И случилась опять беда, такая беда, что и рассказать невозможно… Варенька широко раскрыла рот и так заревела, словно у ней совсем откусили палец…

– Не плачь!.. Сахару дам!.. – уговаривал я сестренку и дул ей на пальчик. А она не переставала.

Прибежала мама и схватила на руки Вареньку. Мама очень испугалась.

– Что вы с ней сделали?..

– Ничего… Плакса она, – сказал Володя… Но мама увидела кровь на пальчике у Вареньки и испугалась еще больше.

– Кто ее? Что это?

– Ля-ля! – кричала Варенька и показывала ручкой на Хаврюшу.

– Поросенок. Ее укусил поросенок?

Мы потупились и молчали. Что было сказать маме? Врать не хотелось.

– Она сама… плакса… лезет, а потом ревет…

– Поросенок ее? – сердито спрашивала мама… – Говорите же!

– Ля-ля!.. – кричала Варенька и продолжала показывать ручкой на Хаврюшу.

– Разве свинья кусается, мама?

– Да ты говори, о чем я тебя спрашиваю?

– Свиньи вовсе не кусаются.

– Не заговаривай мне зубы!

Мама шлепнула меня рукой по затылку и пошла на кухню… Зачем она пошла туда? Что она там кричит и говорит кухарке?.. Мы притихли и даже боялись слушать, о чем говорила мама. Но мы чувствовали, что дело очень плохо, потому что Варенька не унималась и ревела все громче.

– Ах, Хаврюша, Хаврюша! Что ты, дурачок, наделал?!

Пришла из кухни кухарка и сказала:

– Где он, проклятый?..

– Кто? – спросил я и прикрыл Хаврюшу рубашечкой.

– Да поросенок-то?.. Мамаша велела отобрать. Где он?

Кухарка ходила по комнатам, а мы с Володей сидели, как куклы: не шевелились.

– Пегас! Где у нас поросенок-то? Залез куда-нибудь… – ворчала кухарка в детской и заглядывала под кровати, за комод, за сундук… Надо было нам убежать и спрятать куда-нибудь Хаврюшу, а мы так перепугались, что застыли на месте… Кухарка вернулась обратно и прошла мимо нас, да оглянулась. А Пегас стоял около меня, вертел хвостом и нюхал. И кухарка догадалась.

– У тебя он? В подоле?

– Да нет же.

– Ну-ка встань!

– Не хочу и вставать. Сидеть хочу.

Кухарка ткнула мне в рубашку, и Хаврюша хрюкнул.

– Эх, Хаврюша, Хаврюша, Хаврюша! Зачем ты, дурачок, хрюкнул?..

Кухарка схватила Хаврюшу. Мы с Володей не давали. Но кухарка была сильнее: вырвала у нас Хаврюшу и потащила его в кухню.

– Отдай! Куда ты его?..

– Заколоть его надо…

– Мама велела подождать до моего ангела.

– Нечего ждать… Завтра утром колоть приказано…

Мы подошли к кухонной двери и хотели опять умолять маму, но как только она увидала нас, закричала «убирайтесь!» и захлопнула дверь в кухню…

Значит, все конечно… Не спасешь Хаврюшу…

Мы с Володей долго стояли около кухонной двери и с ужасом прислушивались, о чем говорили в кухне. Пришла бабушка:

– Вы что тут болтаетесь? Кыш!

– Милая бабушка! Помоги нам!

Я объяснил бабушке, в чем было дело, но бабушка и слушать не хотела.

– Будет, будет… Пожил он на свете довольно. Уходите прочь!..

– Хоть до моего ангела!

– Твой ангел через месяц. Если ждать твоего ангела, так не Хаврюша, а Хавронья будет.

И бабушка исчезла в кухне… О чем они там говорят?.. О, ужас!..

– Завтра пораньше попроси дворника зарезать. Палить умеешь?

– Могу.

– Хорошенько опали, чтобы ни одного волоса не попало в кушанье.

– Слушаю, барыня. Постараюсь.

– Слышишь, Володя?

– Слышу.

– Зарежут нашего Хаврюшу…

– А как, барыня, приготовить-то его? – спросила кухарка маму.

– Зажарить с гречневой кашей…

Боже мой! Я отлично знал смысл этих слов и содрогнулся от ужаса. Ведь это значило, что Хаврюше разрежут животик и набьют туда гречневой каши… Слезы подступили к моим глазам, и я убежал в детскую, чтобы не слушать больше этого страшного разговора. Здесь никого не было, и можно было поплакать. Я спрятался в уголок за шкапом и, отвернувшись к стене, потихоньку хныкал. Пришел Володя и шепотом сказал:

– Где ты? Я придумал.

Не хотелось мне выходить из-за шкапа с мокрыми глазами, но я не вытерпел:

– А?

Володя понял, что я за шкапом, и подошел. Я не смотрел на Володю, но мне очень хотелось поскорее узнать, что придумал Володя.

– Ну! Говори!

– Давай, выпустим Хаврюшу на улицу. Пусть он убежит, куда хочет…

– У-у! Я думал, что ты другое…

– А что же? Пускай убежит…

– Люди поймают его.

– А все-таки останется жив…

– Съедят его люди, – угрюмо сказал я.

– А может быть, и не съедят. Ты почему знаешь?

– Да уж знаю.

– Не всех же съедают… Откуда же тогда берутся большие свиньи?

Этот вопрос поставил меня в затруднение. Действительно, если бы съедали всех поросят, то не было бы на свете больших свиней…

– Может быть, его поймают добрые и не заколют, – говорил Володя.

– А как мы его выпустим?

– Утащим у кухарки и унесем на улицу…

– А мама? Она задаст. И бабушка тоже…

– Не беда. Чего сделают? Пускай ставят в угол носом. Постоим, а зато…

– А розгами?

– Папа не велит розгами. Он велит только в угол носом…

– Бабушка не послушает и папу…

– Скажем, что я выпустил… Меня не будут розгами: я – маленький…

– Ну, ладно, – согласился я и, улыбаясь, вытер кулаком слезы.

Стоя в уголке, мы шепотом совещались, как нам устроить все это дело. Надо торопиться, потому что завтра рано утром хотят заколоть Хаврюшу. А времени осталось уже мало: скоро придет со службы папа – будут обедать, потом скоро – чай, а там, немного погодя, и спать…

– А ночью? – спросил Володя.

– Ночью страшно идти на подволоку… Темно там…

– Темно-то не беда, а может быть, там Баба-Яга живет! – сказал Володя.

– Это все глупости: никакой Бабы-Яги на свете не бывает…

– А ты почему знаешь?

– Знаю уж…

– По-твоему, и чертей не бывает? – спросил Володя.

– Не бывает…

– У тебя все не бывает… А вдруг из-за трубы и выглянет…

– Ничего не выглянет. Спроси у папы: он говорит, что никаких чертей нет, а это только врут все…

Долго мы обсуждали, как лучше устроить, и решили так: после обеда, когда папа ляжет спать, а бабушка сядет штопать чулки, пусть Володя попросит маму идти с ним гулять; когда они уйдут гулять, я буду смотреть, не уйдет ли куда-нибудь кухарка: в лавку или в другое место, и как только кухарка уйдет – я утащу Хаврюшу и унесу его через задний двор на улицу и выпущу на волю… Если кухарка никуда не уйдет, решили встать ночью, потихоньку пробраться на подволоку и похитить Хаврюшу; ночью его можно выпустить с парадного крыльца…

– Может быть, попросить еще папу, чтобы не убивали Хаврюшу? – спросил Володя.

– Нечего просить… Папа сердитый и очень любит есть поросенка с кашей…

– Думаешь, – не помилует?

– Нет. Мама добрее, и то не хочет помиловать…

– Да, лучше выпустить…

– Кухарку будут бранить…

– Ну так и что? Что важнее: чтобы не бранили кухарку или чтобы не зарезали Хаврюшу?

– Хаврюша важнее…

– То-то и есть.

– Знаешь, что?..

– Что?

– На подволоку можно залезть: окошко есть, а рамы там нет. Можно подставить лестницу…

– Увидят… Дворник увидит…

– Скажем, что так… играем…

– Дворник не велит на крышу лазить…

– Пускай! А я полезу.

Отпросились у мамы гулять на двор. Осмотрели местность. Лестница была, только стояла не в том месте и была очень тяжелая. Попробовали перетащить – мало силы… Но пришел гимназист Вася и помог нам… Подвинули лестницу у окошку, и я полез. Было страшно, потому что лестница тряслась. Но, слава Богу, долез до самого окна. Заглянул: сразу показалось очень темно, а потом посветлее; стало видно трубу, веревки для белья… А вон и Хаврюшин домик.

– Хаврюша! – прошептал я и стал потихоньку хрюкать.

Молчит. Должно быть, думает, что – чужие. Похрюкал еще – не отвечает. Влез в окошко и стал потихоньку пробираться к Хаврюшиному домику… Что за диво? Нет Хаврюши. Осмотрел все закоулочки – нигде нет… Вот тебе и раз!.. Потихоньку стал пробираться назад – слышу: на дворе ругается дворник. Что случилось там? Гляжу в окошечко, стоит дворник и кричит:

– У меня не трогать лестницу! Уши надеру.

Посмотрел – нет лестницы: убрали. Вздрогнул даже, когда посмотрел из окошка на землю.

Гимназист стоял вдали и бранился с дворником, а Володи не было: должно быть, он испугался и убежал… Что же делать? Дверь в кухню заперта, а лестницы нет. Значит, на двор в окошко или стучаться в кухню?

– Дворник! Дай лестницу, а то как же я слезу?..

– Залез, так и сиди.

– Как ты смеешь?

– Не лазай другой раз… Посиди да подумай, какой ты озорник…

– Смотри: я спрыгну и ушибусь до смерти.

– Прыгай!

– Умру, тогда папа тебе задаст.

– Не умрешь…

Ушел куда-то дворник. Надо стучаться. Ничего не поделаешь. Будут бранить… А главное: спросят, зачем полез… Как сказать?.. Пожалуй, догадаются, что хотел утащить Хаврюшу. Осторожно спустился я по лестнице и приложил к двери ухо. Слышу, кто-то шевыряется [133]133
  Шевыряться– копаться, ковырять, рыться в чем-нибудь, перерывать (обл.: юж., зап., тамб.).


[Закрыть]у замка.

– Ты, Володя?

– Я…

– Отопри скорей!

– Да ключ-то у кухарки…

– Ну, поймали нас. Бранится бабушка… Значит, нечего больше скрываться.

– Бабушка! Кто меня запер? Отопри!

– Как он залез туда? Зачем? Верно, думал, что поросенок на подволоке…

– Ничего не думал… Отопри же!

– Ну и сиди! Сиди, пока отец не придет… Пусть он тебя и выпустит…

Я заплакал и стал колотить ногой в дверь.

– Не дури!

– Выпусти! А то не перестану стучать, а буду все сильнее.

– Вот и тебе задам. Выпорю.

Забрякал замок, и дверь растворилась. Бабушка хотела поймать меня за ухо, но ей это не удалось: я проскочил у нее под рукой и выбежал из кухни.

– Вот отец придет, он тебе… Не получишь нынче малины с молоком.

– И не надо.

– А я ему половину своей отдам… – сказал Володя.

– Ну так и ты ничего не получишь.

– И не надо.

Мама не особенно рассердилась. Она была рада, что у Вареньки прошел пальчик, и только улыбалась, когда бабушка рассказала ей, как я очутился на запертой подволоке.

– Скажи: зачем залез?

– Играть.

– Не ври! Ты думал, что там Хаврюша…

– Ну и думал… А где он, мама?

– Не скажу.

– Скажи! Мы только погладим его. Мама!

Мы стали приставать к маме, и она сказала, что Хаврюша заперт в чулан под лестницей.

– Позволь нам поиграть с ним!

– Будет. Завтра его кушать будем…

– Позволь. В последний раз! Надо же проститься.

– Нечего прощаться…

– Вот ты какая нехорошая… Неужели тебе не жалко Хаврюшу?..

– Жалко, да что же делать, голубчик?..

– Пусть поживет до моего ангела!..

– Нет… Нельзя… Папа хочет поросенка с кашей…

– Купи другого!

– И другого будет так же жалко, как этого…

– Нет! Нам только Хаврюшу жалко… Хаврюша такой хорошенький… Любит нас…

– И мы его любим… Очень любим… – сказал я.

Звонок оборвал наши разговоры: это папа пришел со службы. Сердитый пришел. Нечего и просить. Стал браниться, что не накрыли стола к обеду. Он очень хотел кушать.

– Поросеночка зажарили? – спросил папа.

– Нет… Завтра уж…

– А я просил – сегодня.

– Завтра непременно зажарим…

– С кашей! Побольше масла… Чтобы зарумянилась кожа, подсохла немного…

– Он, папа, маленький очень. Лучше бы дать ему пожить, чтобы вырос побольше. А то мало у него мяса… – попробовал я спасти Хаврюшу.

– Маленький вкуснее. Ничего ты не понимаешь…

Я вздохнул и ушел в детскую. Не спасешь Хаврюшу… Увидал под своей кроватью корзинку, в которой спал несколько раз Хаврюша, и так мне сделалось жалко, что слезки выступили на глазах.

– Ах, папка! Злой ты какой! Тебе бы только съесть Хаврюшу, – сказал я и очень рассердился на папу.

После обеда, когда папа лег спать, Володя стал звать маму гулять.

– Гуляй один.

– Я с тобой хочу…

– Куда же мы пойдем?

– Так, по улицам…

– Не хочется, голубчик.

– Пойдем со мной, – предложила бабушка.

– А ты куда?

– К вечерне…

– А мама?

– Я останусь дома.

– А кухарка? Она пойдет куда-нибудь?

– А зачем тебе это знать?

– Надо.

Какой глупенький Володя. Зачем было спрашивать про кухарку?.. Догадаются вот.

Володя ушел с бабушкой, а я остался… И кухарка куда-то ушла, да беда была в том, что чулан был заперт на замок, а ключ был у мамы. Постоял около чулана, послушал и позвал Хаврюшу. Услыхал. Хрюкает… Миленький! Экая досада! Так бы сломал дверь и выпустил Хаврюшу!.. Взял я палочку, всунул ее в дверь, поискал ею Хаврюшу. Да что толку? Проклятая дверь! Стукнул в нее каблуком. Что-то упало с полки в чулан… Убежал. А время шло и шло… В столовой уже приготовляли стол к чаю. Папа проснулся и умывался, плескаясь водой… Вернулась бабушка с Володей…

– Ну что? – шепотом спросил у меня Володя.

– Не удалось.

– Эх, ты!..

– Заперт чулан, а ключ у мамы…

– Утащил бы! – сказал Володя.

– Ай-ай… Разве можно?..

– Сказал бы, что я… Меня нельзя розгами: я – маленький…

Напились чаю. Стало темнеть на улице, и все меньше оставалось жить на свете нашему Хаврюше. Как только пробьют часы, у меня вздрогнет сердце, потому что еще пришел час хаврюшиной жизни. Принесли зажженную лампу. Велели уходить в детскую… Папа сел заниматься и запретил ходить взад и вперед по комнатам. Пошел дождик. На двор больше не пустили. Мы сидели с Володей в детской и смотрели на двор… Нам было очень скучно и хотелось плакать. А дождик все шумел по крышам и ручейками сбегал по окошку. Опять пробили проклятые часы…

– Ложитесь! – сказала бабушка.

– Не хочется…

– Как это не хочется? Девять пробило… Я вот позову отца… Идите прощаться с родителями.

Пошли прощаться с папой и мамой. Хотел я еще последний раз попросить папу о Хаврюше, но папа писал, и у него было очень сердитое лицо. Так я и не решился. Когда мы прощались с мамой, я подтолкнул Володю локтем, чтобы он начал разговор.

– Ну, ложитесь с Богом! – сказала мама, поцеловавши нас обоих.

Мы не уходили.

– Ну, идите!

– Мамочка! Позволь проститься с Хаврюшей!..

– Вот придумали.

– Ведь завтра уж… не увидимся с ним…

– Никогда не увидимся! – сказал я, заплакал и убежал…

Не пустили проститься с Хаврюшей. Мы разделись, но очень долго не спали. Мы все слушали, как шумит дождик по крыше, как со звоном вода стекает по сточным трубам и как папа считает на счетах… Лампадка горела в углу перед Богом, и на потолке был светлый кружочек от нее…

– Спишь? – спросил Володя.

– Нет, а ты?

– И я – нет…

– Я знаю, про что ты думаешь.

– Про что?

– Про Хаврюшу.

– Да. А ты?

– И я тоже.

Мы замолчали. Потом Володя присел на кровати и спросил:

– А что, Бог может спасти Хаврюшу, если Ему помолиться хорошенько?

– Наверно, может…

– Ведь Бог все может? Бабушка говорит, что Он все может сделать, что угодно…

– Да, если захочет…

– Давай – попросим! – сказал Володя.

– Давай!..

Мы присели на кровать и стали молиться и просить, но не вслух, а про себя. Я уже кончил, а Володя все молился и шептал что-то. Потом мы опять долго молчали. Я все думал, как может Бог спасти Хаврюшу, если ключ от чулана у мамы, – как вдруг Володя сел в кроватке и спросил:

– А у Хаврюши есть душа?

– Не знаю…

– Наверно, есть…

И опять лег… И опять мы молчали… Еще раз громко пробили часы, – опять мне стало так жалко Хаврюшу, что я ткнулся лицом в подушку и потихоньку заплакал. И больше я уже не слыхал, как бьют часы. Верно, уснул…

Утром я проснулся первый. Был яркий такой солнечный день. Дождик хорошо вымыл двор, дома, камешки, листочки на деревьях за забором. Все было светлое, чистое, веселое такое. В церкви звонили к ранней обедне, и где-то кудахтала курица. «Верно, снеслась курица», – подумал я и вдруг вспомнил про Хаврюшу… И мне стало страшно думать про Хаврюшу и захотелось, чтобы Володя не спал.

– Володя, курица кудахчет как на дворе! Слышишь?

Володя не просыпался. Тогда я подбежал к нему и потрогал его за ногу, которая выставилась из-под одеяла. Володя поджал ногу, но все-таки не проснулся. Тогда я сердито дернул его за руку и громко сказал:

– Спи, спи! А Хаврюшу зарезали…

Володя раскрыл глаза и зажмурился от свету.

– Чего спишь? Проспали Хаврюшу-то.

Тогда Володя заморгал глазами, сел в постели и начал чесать себе обеими руками затылок. Я еще раз сказал то же самое – и тогда Володя спрыгнул с кровати и начал быстро надевать чулочки. Мы кое-как оделись, не застегнули даже башмаков и потихоньку вышли из детской. Было тихо в комнатах, только в столовой кухарка брячала чайной посудой… Мы подошли к двери в кухню и остановились. Страшно было нам войти в кухню.

– Иди!

– Иди ты вперед!

– Боюсь.

– И я.

– Думаешь, убили?

– Наверно…

– А может быть, Бог спас… – сказал Володя, перекрестился и приоткрыл дверь в кухню.

– Казнили! – сказал он и быстро затворил дверь.

– Там?

– На столе…

– Мертвый?

– Мертвый…

Меня тянуло пойти в кухню и посмотреть на мертвого Хаврюшу, но было страшно туда идти.

– Что вы тут толчетесь? – спросила кухарка, проходя в кухню.

– Закололи? Да?

– Закололи, голубчики… До смерти жалко и самой-то мне… Поглядите! Тепленький еще…

Кухарка ушла.

– Иди посмотри!..

– Не хочу…

– И я…

– A-а, слезки…

– А у самого-то?..

Мы разошлись в разные стороны и перестали говорить про Хаврюшу. Но мы не переставали думать о нем – и оба были невеселые. Не хотелось идти на двор играть, не хотелось пить чай с хлебом и здороваться с папой и мамой…

– Пегасик! Нет у нас Хаврюши, убили его! – жаловался я Пегасу, когда он, грустный, пришел к нам в детскую. Пегас опустил хвост и голову. Я обнял его за шею и поцеловал в морду… Пегас лизнул меня, встал посреди комнаты и задумался. Потом он покружился на месте, лег и вздохнул, положив морду на передние лапы. Тянулся день, длинный и скучный, и опять били проклятые часы… «Дон, дон, дон». Три часа… Вчера, когда часы били три раза, Хаврюша был еще жив, а теперь нет его… И завтра будет бить три часа, и послезавтра, и всегда… всегда. А Хаврюши никогда не будет на свете…

Пришел папа со службы. Позвали обедать.

– Не хочется, мамочка…

– А мы не пойдем! – хмуро сказал Володя.

– Папа сердится… Идите!..

– Ну, останетесь без обеда… А сегодня поросеночек с кашей.

– И не надо, ешь сама!

– И малина со сливками.

– Не надо.

Мы не пошли обедать… Мы боялись увидеть жареного Хаврюшу с распоротым брюшком, набитым кашей… Мы вылезли через окошко на двор и там около сарая плакали о Хаврюше. Когда все кончилось, мы пошли домой через кухню. Лучше бы не ходить!..

Кухарка мыла посуду, а Пегас жадно ел косточки, так что они трещали у него на зубах… Сперва я не догадался, что ест Пегас, но когда увидел Хаврюшин хвостик, то понял…

– Скверный ты пес, гадкий! Володя! Он ест Хаврюшу… Все вы гадкие, все, и ты, кухарка!

– А мне, думаешь, самой не жалко?

– Скажешь – не ела?

– Ела… Чего уж… А как жарила, так поплакала…

Пегас подошел ко мне и замахал хвостом, но я пнул его ногой:

– Пшел!.. Хаврюша любил тебя, а ты… Ах, ты, негодный пес!..

– Только папаша и кушали… Мамаша не могли… А бабушка и поела бы, да зубов нет.

– Все вы гадкие! Не люблю вас! – закричал я и убежал опять на двор.

Пришел Володя.

– Вот бабушка говорила, что Бог все может… А Хаврюши нет на свете…

Вечером, когда бабушка пришла укладывать Володю, – он сказал ей:

– Наврала ты, бабушка.

– Чего я тебе наврала?

– А про Бога-то?.. Говорила, что Он может…

– Ну?

Володя рассказал, как мы молились и просили Бога спасти Хаврюшу. Бабушка рассердилась и сказала:

– И молиться за поросенка грех! Будет Бог обращать внимание на свиней!.. Он с людями-то, поди, устает, не успевает…

– А ты говорила, что Бог всех любит!.. И людей, и зверей?..

– Молчи! Сами вы еще поросята, а туда же про Бога разговаривать…

– Теперь не буду тебе верить…

– Молчать!..

– Врунья!

Бабушка подошла и нашлепала Володю. Володя начал плакать и бранить бабушку. Я заступился за Володю…

– Злая ты, а еще бабушка! – крикнул я.

И меня нашлепала бабушка. И оба мы лежали в кроватях и долго плакали… Про бабушку я давно забыл, но не мог остановиться, потому что мне было жалко Хаврюшу… «Хаврюша! Хаврюша! Милый, бедный наш Хаврюша! – шептал я. – Никогда больше не увидимся, никогда!»