355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Евгений Наумов » Смеющийся Пеликен » Текст книги (страница 2)
Смеющийся Пеликен
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 17:48

Текст книги "Смеющийся Пеликен"


Автор книги: Евгений Наумов


Жанры:

   

Сказки

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Жизнь неважного человека. Зачем тебе живот? Душа его превратилась в птичку-пуночку

Эмемкут шевельнулся и скосил глаза на лица сидящих рядом людей. Они ничего не выражали.

Однако Эмемкут хорошо знал, какая тревога снедает их. У всех важных людей, владеющих чем-то, была хорошая жизнь и большие животы, правда, значительно меньшие, чем у самого Эмемкута, владеющего Главной мыслью. У Тро, например, живот походил на неровный камень, засунутый сбоку под кухлянку.

Они не выходили в море и на лед добывать зверя, не подвергали свою жизнь многочисленным, опасностям – все, что нужно, добывали и делали для них работники. У каждого важного человека была нарядная одежда, большие теплые шатры, в которых жили их жены, и много вкусной еды – им не грозила голодная смерть и холод в собственном пологе.

А Сверху Сидящий, разгневавшись, может отобрать у них все это. И тогда им жить тяжелой жизнью совсем не важного человека, может быть, даже ничтожного. А какая жизнь у неважного человека? Даже думать не хочется.

Когда-то Эмемкут был охотником и жил такой жизнью. Ему приходилось работать с утра до вечера, чтобы обеспечить пищей и одеждой свою семью – родителей и трех сестер.

Зимой, когда собаки еще спали, он с другими охотниками уже выходил на лед залива. Там сидел подолгу над лункой, ожидая появления пугливой нерпы или осторожного лахтака.

Добыв зверя, тащил его по скользкому льду через острые торосы домой. Но чаще возвращался злой, окоченевший, с пустыми руками. Летом с другими охотниками выходил в море на байдаре, рискуя быть унесенным сильным ветром или заблудиться в тумане. От тяжелой гребли на руках его бугрились толстые мозоли…

Он смотрел на важных людей – старшину селения Иутека, живот которого был похож на большое яйцо кайры, опущенное широким концом книзу, богача Нугрена, живот которого напоминал яйцо кайры, опущенное узким концом, и думал: «Если бы у меня был такой живот, как у них, я тоже не работал бы. Меня окружали бы почет и уважение. У меня было бы вдоволь вкусной еды и просторный теплый шатер. Я мог бы выбрать жену или даже несколько жен и не отрабатывать за них годами…»

Он делал все, чтобы у него появился большой живот: ходил вразвалку, заложив руки за спину, как Иутек, говорил медленно и важно, как Нугрен, но ничего не помогало – вместо большого мягкого живота у него была какая-то плоская впадина, по твердости напоминавшая высушенную моржовую кожу, и ему по-прежнему приходилось много трудиться.

Он убил большого лахтака и понес его не в шатер, где ожидали свежего мяса его сестры и старые родители, а Челькутху, шаману племени Прямой стрелы. Он принес добычу целиком: с жиром и печенью, с желудком, набитым кисло-сладкой рыбой, и с кишками, из которых можно сшить просторный непромокаемый плащ-камлейку. Он попросил шамана камлать всю ночь. В подкрепление своей просьбы Эмемкут положил рядом с тушей лахтака связки шкурок белых песцов и черно-бурых лисиц.

Увидев шкурки, Челькутх жадно схватил их.

– Зачем тебе живот? – спросил он вкрадчиво, пока его целик– пальцы ласкали мягкий мех лисиц.

Эмемкут не смог ответить на такой простой вопрос. Он конечно ожидал, что шаман спросит его об этом, но достойного ответа так п не придумал. Рассказать же о своих сокровенных мыслях он не решался – а вдруг Челькутх подумает, что Эмемкут хочет лишить его собственного живота, вкусной еды, трех жен, большого теплого шатра?

Под испытующим взглядом Челькутха он отвел глаза в сторону.

Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал шаман. – И я буду камлать. Ты хороший юноша и достоин живота. Думаю, отец племени Порой будет к тебе благосклонен.

Шаман камлал долго и ретиво. Подпрыгивая в свете костра г. округ деревянного столба с изображением Ворона, он кричал хриплым пронзительным голосом: Эмемкут самый лучший охотник на побережье! Он силен п бесстрашен! В одиночку ходит на медведя и побеждает его! Дальше всех бросает копье. Поднимает тушу целого лахтака и несет ее, не зная усталости. Лучше всех орудует веслом и гарпуном. Не перечит старшим. Самые лучшие куски из своей добычи выделяет тебе, отец племени. Дай ему большой живот!

Эмемкут слушал и причмокивал от восторга: вот, оказывается, какой он достойный человек! Ворон не должен отказать, особенно если просит важный человек – Челькутх, шаман племени Прямой стрелы.

Закончив камлание, шаман возгласил:

– Отец сказал!

Эмемкут затаил дыхание: волю отца племени следовало выслушивать, затаив дыхание.

– Отныне ты должен беспрекословно исполнять желания тех, у кого большой живот.

– И у меня будет?.. – от волнения Эмемкут не договорил.

– Иди, – шаман устало махнул рукой.

С этого дня Эмемкут рьяно исполнял желания тех, у кого был большой живот. Если старшина объявлял, чтобы жители собрались па песчаной косе для получения его, Иутека, указаний, Эмемкут первым бежал на косу и по пути зычным голосом созывал остальных.

Когда богач Нугрен захотел, чтобы его шатер перенесли подальше от воды, Эмемкут суетился больше всех и подгонял работавших пронзительными криками.

На камлание он приходил раньше всех, садился поближе к шаману и, громко завывая, подхватывал его возгласы. И даже когда в селение приезжал кто-нибудь незнакомый, Эмемкут первым делом смотрел, есть ли у него живот, и, если есть, со всех ног бросался распрягать собак приезжего.

Работать было некогда, но семья не голодала – старшина и шаман всегда внимательно следили за тем, чтобы при дележе добычи других охотников Эмемкуту перепадал жирный и вкусный кусок – не такой жирный и вкусный, как им самим, но намного жирнее и вкуснее, чем другим охотникам, и даже самому добытчику. А как же иначе?

И однажды Эмемкут с удивлением и радостью заметил, что у него появился живот!

Правда, совсем небольшой, но он уже мешал ему нагибаться, чтобы натянуть торбаса. Когда Эмемкут впервые заметил это, он замер от неожиданности, не в силах поверить своему счастью. Потом дрожащими руками ощупал себя пониже груди. Там, где раньше была плоская и твердая впадина, колыхалось что-то пухлое, словно засунутый под кухлянку надутый воздухом гарпунный поплавок.

Это был самый счастливый день в жизни Эмемкута. Но не в жизни его родных, ибо в этот день Эмемкут опустошил блюдо мороженой строганины, опорожнил котел мясной похлебки, сжевал вяленый моржовый ласт, которым можно было накрыть собаку, и опустошил миску моченой брусники – и от радости он не заметил, что уничтожил еду, приготовленную для всей семьи. Зато живот его стал тугим и тяжелым, в нем что-то ласково бурчало. Казалось, живот говорит: «Теперь у тебя началась хорошая жизнь».

Действительно, жизнь еще недавно бедного ничтожного охотника чудесно изменилась.

Он важно ходил по селению, выпятив живот, а жители первыми с почтением приветствовали его и прислушивались к каждому его слову. Вскоре старшина утонул на промысле: байдару, в которой он сидел, перевернул раненый зверь, – и вместе с ним утонуло еще много охотников. Старшина любил иногда сам добыть молоденькую нерпу и тут же полакомиться ее печенью, за что жестоко поплатился.

Жители единодушно избрали старшиной Эмемкута, потому что только у него был большой живот, достойный такого звания. Правда, богач Нугрен пытался строить против него козни и даже сам захотел стать старшиной, но как-то ранней весной на его стадо напали волки. Нугрен самолично бросился их отгонять и был растерзан, а душа его превратилась в птичку-пуночку. «Так велел отец племени», – сказал Челькутх, и охотники стали еще больше почитать Эмемкута.

После этого живот его вырос до невероятных размеров, и он удостоился наконец чести владеть Главной мыслью, а слава о нем разнеслась по всему побережью.

Принесите мне хорошее. Возвращение побеждённых. Пойдёт Айван

Медленно тянулось ожидание. Беспокойно шипели костры, и все вздрогнули, когда в огне с треском лопнула шишка ползучего кедровника.

Высоко вверху захлопали тяжелые крылья!

– Возвращается… – прошелестело в толпе. – Он возвращается.

Сначала костры ярко вспыхнули. Потом как будто накрыло их черной полой, но так продолжалось только один миг. В ярком свете вновь вспыхнувшего огня все увидели фигуру Белого Шамана. Он поднял вверх обе руки.

– Говори! – послышались голоса. – Солнце вернется?

На лице Белого Шамана не было радости, когда он заговорил. Оно осунулось и потемнело.

Посреди неба скала стоит, – глухим надтреснутым голосом сказал Белый Шаман. – Высоко на скале огонь светится. Там Сверху Сидящий трубку курит и облака по небу пускает. Надел я снегоступы и к нему по облакам побежал. Отец наш Ворон назад полетел – по облакам не умеет ходить. «Что тебе нужно?»– разлился голос Сверху Сидящего. «Отчего наши беды? – спросил я. – Холод, темно… Даже Солнце у нас украли. Силачи ушли и назад не вернулись… Помоги нам!» Долго молчал Сверху Сидящий, трубку курил. Даже устал я ждать его ответа. Наконец заговорил. «Люди ко мне только с бедами идут, – сказал он. – Когда хорошо живут, обо мне забывают. Нужно, чтобы всегда помнили. Почему с хорошим ко мне не придут, только с плохим приходят?» Ничего не мог я ответить. Что ответишь, когда правду говорит? Рассердился Сверху Сидящий, трубкой меня по голове ударил. Упал я, ничего не понимаю, но голос его слышу, как людей ругает он за то, что совсем перестали понимать Сверху Сидящего, очень уж бестолковыми стали, друг друга и то не понимают, где уж им понять Сверху Сидящего! И сказал он мне: «Если придет кто-нибудь из вашего племени, принесет мне хорошее, такое, чтобы радость я почувствовал, заживете вы все хорошей жизнью. Солнце снова увидите, тепло почувствуете, сытно станете есть, петь и плясать будете! Все! Иди». Пообещал силачей наших назад вернуть. Сказал, что они уж к селению подъезжают. И еще скачал: «Только для того это делаю, чтобы люди убедились: у меня ты был, мое повеление слушал. Иначе остались бы ваши силачи там, куда пошли. Ведь говорил я людям, что больше помогать им не желаю».

Белый Шаман умолк. Вдали послышалось жалобное поскуливание собак, а потом – скрип промерзших полозьев, тяжелое дыхание.

– Едут… – прошелестело в толпе.

В круг света, отбрасываемого кострами, въехала первая упряжка. Худые бока собак, покрытые свалявшейся шерстью, так и ходили ходуном. Глаза помутнели от усталости, языки высунуты…

Вид силача Виютку был ужасен. Вся одежда изодрана в жестокой битве, сквозь прорехи виднелись раны. От боевого копья остался один обломок. Щит разбит. Толстая тетива лука из моржовых жил разлохмачена. В сумке – ни одной стрелы… Он соскочил с нарты и, не обращая ни на кого внимания, принялся распрягать собак.

Одна за другой въезжали упряжки. Эрмен… Суплякын… Анику… Все они бились до последнего, но не смогли одолеть врага. И теперь не смотрели на соплеменников, стыдясь своего поражения. Их не радовало даже, что уцелели каким-то чудом и назад вернулись.

Ненек обратился к своему воспитаннику:

– Смотри, Айван. Хорошо смотри!

Все вздрогнули. Яркая звезда прочертила огненный След на небе и погасла.

– Что это?

– Люди! Сверху Сидящий сказал! – изрек Белый Шаман.

– Слушайте, сказал Сверху Сидящий… – зашептали вокруг.

– Упадет три звезды. Когда третья звезда упадет в море, должен отправиться в путь человек вашего племени, несущий хорошее. Если не придет он, Солнца больше не увидите, в темноте жить будете. Кто пойдет? Назовите имя!

Вот оно, условие Сверху Сидящего! Кто отважится идти в далекий и неведомый путь?

В дороге на смельчака могут напасть великаны, когтистые тени подземного мира, летающие шаманы из другой земли, невиданные звери, А рэккены? О, все они постараются завладеть тем хорошим, что понесет человек. Как пройдешь весь путь, как достигнешь цели?

И тогда взоры невольно устремились к самому важному человеку племени – Эмемкуту.

Пусть он скажет свое слово, ведь не зря владеет Главной мыслью!

Эмемкут вздрогнул и очнулся от оцепенения. Черный Шаман наклонился к нему и что-то прошептал. Глазки самого важного человека тревожно забегали, словно он ищет кого-то.

– Пойдет Айван!

И все облегченно вздохнули. Сирота, кто о нем будет жалеть?

Разве что Ненек, да он не в счет – белоштанный старик, давно приготовившийся к переходу в верхний мир.

Айван почувствовал облегчение. Так вот что неясно томило его псе время! Вот почему позвали его сюда! В толпе заметил взгляд, сверкающих глаз Яри. Может, она услышала в шатре самого важного человека какие-то разговоры и хотела его предупредить?

Он шагнул вперед. Упрямое выражение не сходило с его лица. Па губах заиграла насмешливая улыбка.

– Люди! – сказал он громко. – Да что хорошего я понесу? Оглянитесь вокруг! Нет у нас ничего хорошего.

Все растерянно молчали.

Сначала найдите хорошее, а потом меня позовете! Айван повернулся и вышел из толпы.

– Строптивец! – прозвучал чей-то сдавленный голос. Да он всегда был таким.

Детство Айвана
Как рождается Пеликен
Не может улыбаться заяц!

До сих пор не знал ничего хорошего Айван. Своих родителей он не помнил. Никто никогда не говорил ему о них – кем они были, чем занимались, где жили. Пришел сирота в селение как-то утром или вечером, то ли со стороны моря, то ли со стороны тундры– не помнили. Может, из оленных был, а может, из береговых. Однако непохожим на других детей был, наверное, потому что сирота.

Часто ругали его и взрослые, и дети, которые постарше, потому что над всеми он смеялся, а этого сильно не любили в селении. Рассердившись, бросали в него и камни, и дубины, но попасть не могли: ловко увертывался сирота. Кое-кто хотел увести его в тундру пли в другое селение и там оставить, но никак поймать Айвана не могли – очень быстро бегал, никого не слушался; но не наказывали его – еще сглазит, от такого всего ожидать можно. Ведь никто не воспитывал его, не учил, что хорошо, что плохо. Так рос.

Правда, был у него наставник – дедушка Ненек, да ничему гоже не учил. Сам дряхлый и слабый, сидит себе в шатре целыми днями, из моржового клыка фигурки зверей вырезает.

Даже за плавником для костра пойти не мог – Айван его собирал. Принесет плавник, разожгут они костер, сварят скудную долю мяса, ко торую выделяли им охотники, или кореньев сладких поедят, а потом дедушка Ненек за резец возьмется.

Когда Айван маленьким был, он уходил в сопки подальше от насмешек сверстников и там учился стрелять из лука. По целым дням домой не приходил, достиг большого умения.

Но однажды ранил стрелой зайчонка, подбежал к нему, чтобы ножом добить, и вдруг увидел его испуганные влажные глаза, с тоской и страхом смотревшие на него. Только один раз взглянул зайчонок на Айва– на, а потом вытянулся и затих.

С тех пор сирота никогда не ходил на охоту. Жители селения не удивлялись этому, говорили, что, наверное, из племени смирных он. Живет где-то в тундре такое племя, что, питается подобно оленям растениями и вида крови не выносит.

Дедушка Ненек не заставлял воспитанника добывать пищу. Он еще умел хорошую посуду и плошки для светильников делать. Многие приходили смотреть, как он работает.

Сначала возьмет глину, растолчет ее, перемешает с песком, воды добавит и замесит круто.

Потом вылепит горшки и кастрюли для варки мяса, плоские широкие плошки для жирников и поставит на солнце сушить. Высохнут они, совсем белыми станут. Смешает Ненек собранные Айваном ветки шикшовника, стланика, ивняка, разведет огонь для обжига.

Обжигает посуду, а сам палочкой по ней постукивает: когда закалится она, звенеть начинает.

Затем в оставшуюся глину золы из костра добавит, всю посуду разными узорами украсит.

Снова обожжет.

За посудой со всего побережья люди приезжали, везли дедушке разную вкусную еду, шкуры для одежды: пища, в его посуде приготовленная, вкусная очень, а светильники ярко горят. Если кто-нибудь пытался так же сделать, то кривобокими горшки получались, разваливались при обжиге, а из плошек жир вытекал почему-то.

Со временем и Айван, помогая Ненеку, научился хорошую посуду делать. Но больше он любил вырезать из моржовой кости разных зверей. Зимой, когда дедушка Ненек посуду не делал, он только вырезанием занимался. Моржовой кости у него не было – ведь давно не охотился Ненек, но все зверобои с ним сначала делились. Потом перестали делиться – моржовую кость стал забирать у охотников Кумак. Железным крючком грозил он тем, кто утаит хотя бы один клык из добытого и пустит его на полозья для нарт или на наконечник для гарпуна, или на другое дело. Охотники беспрекословно отдавали добытое Кумаку. А тот по одному клыку присылал Ненеку, чтобы вырезал он Пеликена. И дедушка принимался за работу.

Ненек часто рассказывал о Пеликене. Этот добрый хозяин тундры ходит всюду, и его единственное оружие – посох, которым он колотит плохих людей. Кого поколотит, тот никому уже зла причинить не может. Защищает добрый хозяин слабых и обиженных, помогает тем, у кого ничего нет. Доброму охотнику дает богатую добычу, послушной девушке – хорошего мужа, родителям – красивых и здоровых детей. Вот какой это необыкновенный хозяин |тундры!

Рассказывая, дедушка не спеша работал: вырубал заготовку, обтёсывал ее, размечал угольками из костра. Сирота помогал – резцы затачивал, кость придерживал, шлифовал изделие мягкой шкуркой. Нетерпение все сильнее охватывало их: придет ли к ним добрый Пеликен, проявит ли свой лик?

Сначала появлялось туловище Пеликена – крепкое, привыкшее к трудной кочевой жизни. Ноги идут размеренным шагом – ведь ему нужно много пройти, он все время в пути.

Рука сжимает витой узловатый посох – от него не поздоровится злодею!

Бережно обтесывал резчик мудрую голову Пеликена, вырезал широкие уши, которые слышат даже самые тихие жалобы обиженных. Когда приступал к обнажению лица, все разговоры в шатре прекращались – рождение Пеликена в глубоком молчании должно происходить. Таково древнее правило. Ведь не может хозяин тундры прийти в шатер, где разговоры ведутся, которые того и гляди в ругань бессмысленную могут перейти. Этого не терпит Пеликен.

И вот появлялся лик – добродушный, но печальный от многих людских бед, немного похожий на лицо дедушки Ненека. Рот крепко сжат – Пеликен слов на ветер не бросает!

Наконец осторожный резец касался глаз, легкими движениями Ненек освобождал их от всего лишнего, раскрывал.

Старый резчик и его воспитанник не знали, в какой миг Пеликен раскроет глаза и взглянет на них мудрым, все понимающим взглядом. Когда это случалось, тихий вздох вырывался из груди юноши и старика, и казалось, что вместе с ними радостно вздыхает и добрый Пеликен.

Но Железный крючок чувствовал, когда в шатре Ненека появлялся новый Пеликен. Он тотчас доносил об этом своему хозяину, и Кумак спешил к Ненеку. Ставил изваяние на ладонь, долго рассматривал его и глухо бормотал, пытаясь разговаривать с хозяином тундры.

Но тот всегда равнодушно смотрел мимо. Жестокая гримаса искажала лицо Кумака, и по его знаку посыльный вносил моржовый окорок – плату за долгую работу.

Положив изваяние в маленький меховой мешочек, Кумак уносил его в шатер Черного Шамана. Вскоре из дальнего селения приходил караван с богатыми дарами. Черный Шаман отдавал посланцам заветный мешочек с Пеликеном, и они, радостно нахлёстывая собак, отправлялись в обратный путь.

Большое счастье приходило в то селение – ведь сам Пеликен охранял его от рэккенов, от подземных теней, выходящих по ночам, от дикого Тэрыкы, жившего в скалах, от болезней и разных бед. А Кумак посылал дедушке Ненеку другой клык.

Иногда и Эмемкут, владеющий Главной мыслью, присылал моржовые клыки, добытые его охотниками. Эти клыки Айван полировал до блеска, а дедушка изображал на них разные картинки из жизни селения: вот охотники Эмемкута отправляются в море, провожаемые хозяином, вот они мужественно вступают в единоборство с громадным китом, вот они тащат добычу домой, вот женщины дружно разделывают тушу, а вот Эмемкут щедро раздает мясо жителям селения, наделяя всех послушных и угодных ему людей самыми большими кусками.

За разрисованными клыками приезжали богатые родственники и друзья Эмемкута.

Ведь такой клык – признак богатства и могущества. Если он лежит у кого-то в шатре, сразу видно – это важный человек. Поэтому держали разрисованный клык на видном месте, чтобы вошедший сразу его заметил.

Из обрезков кости Айван делал фигурки зверей. Дедушка Не– нек сначала только посох Пеликена доверял ему вырезать, потом стал разрешать картинки на клыках рисовать.

Картинки у юноши выходили необычные: вот Онкой с восемью руками гоняется за девушками, собирающими в тундре ягоды, и никак не может их поймать; вот охотник подкрадывается к диким оленям, а к нему подкрадывается дикий человек Тэрыкы с колотушкой-укоризной в руке; вот морж вылез на берег отдохнуть, а по его спине бегает хитрый евражка, увертываясь от рассерженного Ворона Кутха.

Эти картинки очень нравились жителям селения, и они всегда приходили посмотреть на них и посмеяться. Эмемкуту они не нравились, и он отдавал их самым бедным родственникам и разным не важным, но послушным ему людям.

А вот звери, вырезанные Айваном, никому не пришлись по душе: почему-то всегда улыбались они. Ну, люди улыбаются – это понятно. Что-то хорошее случилось, вот и улыбаются. А почему у него и моржи, и медведи, и нерпы, и даже никчемные зайцы улыбаются? Может быть, и улыбается медведь, добычу свою пожирая, да этого никто не видел и видеть не хочет, а вот с чего зайцу улыбаться? Постоянно все преследуют его и стараются прямо на бегу съесть – до улыбок ли ему? Не может улыбаться заяц! Жители селения при виде улыбающихся зайцев ругали сироту и даже плевались. А он упрямо продолжал вырезать свое.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю