Текст книги "Смеющийся Пеликен"

Автор книги: Евгений Наумов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Черные, рыжие, серые болезни. Аинка не хочет идти замуж. Все бы друг друга слушались!

– Эй, внутри сидящие! – громко окликнул Кыкват.

Вышла седая Лайнэ и радостно заморгала слезящимися глазами. Она сказала, что Татай совсем плохой стал, даже одеться без посторонней помощи не может.

Шаман что-то проворчал, шагнул в шатер и воскликнул:

– Какомэй!

От испуга чуть навзничь не упал. В шатре было полно болезней – бегали, словно песцы, под ногами, спали, свернувшись клубочками, или грызли что-то в углу, как собаки кости. Черные, рыжие, серые… Увидев Кыквата, радостно завизжали и кинулись к нему. Еле успел он выскочить из шатра, входную шкуру за собой опустить.

– Сидите! Сидите внутри и не высовывайтесь! – Дрожащими руками вытащил мешочек с когтем Серого Орла и стал размахивать им, потом опустился на четвереньки и побежал вокруг шатра по-собачьи, рыча и бормоча заклинания.

– Тихо! Сидите тихо, не шевелитесь! Не смотрите по сторонам, не оглядывайтесь! – крикнул он, замкнув первый круг.

Женщины замерли у входа, испуганно глядя в щель. В пологе завозился Татай. Узнав голос шамана, он что-то пробормотал, но Кыкват, пробегая второй круг, крикнул:

– Тихо! Сидите тихо, не разговаривайте! Говорю только я!

Слышно было надсадное пыхтение шамана и невнятные, глухие заклинания. Лайнэ мелко-мелко дрожала. Что же такое страшное увидел шаман, что сразу из шатра выбежал?

– Тихо! Сидите тихо, не думайте ни о чем! Думаю только я!

Аинка тоже задрожала. В щелку было видно, как вокруг шатра бегает на четвереньках кто-то страшный, на медведя похожий. А может, Кыкват уже в медведя превратился?

Забежит сейчас сюда и всех разорвет…

Но Кыкват на этот раз решил ни в кого не превращаться – не любил этого, трудно, потом все тело болит. Думал, что у Татая сидит какая-нибудь маленькая болезнь, лишь увидит его – одного вида испугается, в тундру убежит. А их целый шатер! Может, и его погубить хотят? Вон как все бросились к нему!

По лицу струился пот, застилая глаза, и вдруг он почувствовал, что одна болезнь прыгнула ему на поясницу и острые зубы в спину вонзила.

– Ох! – испугался Кыкват. – Что это такое прыгнуло мне на спину?

На его заполошный крик выскочили из шатра женщины, осторожно сняли со спины шамана полуразвалившуюся нарту, которая раньше стояла прислоненная у передней стенки.

Пробегая мимо, шаман задел ее, и нарта упала.

– Тьфу! Собак нет, а нарту держит, – ругалась Лайнэ на своего старика. – На чем ездить собирается?

Шаман сердито ощупывал поясницу. Он вспомнил, что такая болезнь уже не раз нападала на него самого, по нескольку дней подряд держа его в позорном собачьем состоянии. Вот и сейчас, наверное, пряталась эта болезнь среди других в шатре Татая.

Аинка захихикала, глядя на полусогнутого шамана. Тот еще больше рассердился:

– Зачем болезней столько развели? Вон сколько их, так под ногами и бегают! И как только вы с ними живете?

Лайнэ попятилась и замахала руками:

– Но ведь ни одной не видели мы!

– Ге-ге! – хмыкнул Кыкват. – От ваших глаз сокрытое вижу я. Как песцов в тундре, развелось в вашем шатре болезней. Наверное, чем-нибудь вкусным кормите их?

– Сами полосками шкуру с шатра срезаем и варим, – Аинка обиженно показала кусочек старой моржовой кожи. Кыкват задумчиво помял негнущийся бурый клочок.

– Может быть, эту пищу больше всего любят болезни? Прямо разжирели они! Как теперь выгнать их? Придется вам чем-нибудь другим питаться.

Лайнэ и Аинка только переглянулись.

– Разве в яранге они? – старуха боязливо засунула внутрь голову и радостно воскликнула. – Нет тут никого!

Кыкват тоже осторожно заглянул в щелку. Во мраке множество глаз блестело.

– Так и бегают, перед глазами мелькают. Ы-ыч! – крикнул он. – Не пугаются даже, с любопытством смотрят.

– Что же делать? – запричитала Лайнэ, – Ты ведь камлал, отгонял болезни!

– От входа туда, внутрь! – Кыкват сердился все больше. – Чтобы не побежали дальше по селению, ни на кого не напали. Для того чтобы в тундру их прогнать, гораздо сильнее камлать придется, Если Сверху Сидящего просить буду, своих песцов принесешь, чтобы смилостивился он…

У девушки вдруг вырвалось:

– Почему просто так не может он смилостивиться?

Кыкват сильно засопел. До чего глупы эти молодые, не зря ведь запрещают им разговаривать со старшими, чтобы не морочить умные головы глупыми замечаниями!

– Даже из шатра своего никто просто так не выходит, – обронил он, словно разговаривая сам с собой, но Аинка невольно прикусила язычок – мать сильно дернула ее за рукав, приказывая замолчать. – А кто-то хочет, чтобы Сверху Сидящий просто так над ним смилостивился. Если знает, что Сверху Сидящий просто так все делает, почему сам к нему не обратится, не попросит?

Сухой кулачок матери больно ткнул Аинку в спину, так что она влетела в шатер.

Потирая ушиб, она прильнула к стенке и насторожилась, по привычке мысленно споря с шаманом.

– Гласит пословица: «Если ты женщина – молчи!» – пробормотал он. – Ведь на женском языке все равно ты всегда разговариваешь.

Лайнэ постаралась укротить его гнев:

– Плохая охота нынче была… Давно болеет старик. Съедобные корни едим, ягоды, евражек…

– Хм… – шаман сосредоточенно щупал свою поясницу.

– На мясо и жир хотели обменять мы шкурки, – жалобно продолжала старуха. – Или на какую-нибудь пищу у торговцев. Очень плохо зимой без еды. Холодно в пологе, когда жирники не горят.

Кыкват махнул рукой:

– Какая-нибудь пища торговцев не годится для настоящих людей.

– Что делать, если только какую-нибудь пищу привозят они.

– Когда вылечится Татай, добудет много мяса и жира, – возразил шаман.

– Думаешь, легко добывать? – прошептала девушка за стенкой шатра.

Но Кыкват и без нее прекрасно понимал, что и десять песцов не спасут семью Татая.

Придется старикам уйти к верхним людям – что поделаешь? Даже обменяв шкурки на какую-нибудь еду, они долго не протянут, все равно скажут Аинке: «Ремень приготовь…» И дочь со вздохом облегчения затянет ремень на их ослабевших шеях, поможет без мучений покинуть эту землю. А сама перейдет в шатер жениха.

Кыкват опустил голову. Нужно немного еды дать им. Он жалел стариков, но запасы его хотя и велики, а не беспредельны: самому что-то есть надо всю зиму да и жен кормить.

Пусть Амек что-нибудь даст им, у старшины-очень большие запасы. Мысли Кыквата приняли другое направление.

– Почему замуж не выходит девка? – сварливо спросил он, – Почему женихам отказывает, неразумно поступает? Разве как ягель растут женихи в тундре?

Аинка насторожилась.

– Не хочет она замуж, – сокрушенно вздохнула Лайнэ. – Смеется над женихами, боится их почему-то. Омрылькоту отказала, Тынескину отказала… Не идут больше женихи. Что делать, не знаю.

Аинке не хотелось выходить замуж. Ничего хорошего не приносит это девушке. Все ее подруги замуж вышли и что же – плакали, не раз к родителям прибегали, да те всегда назад к мужьям возвращали их, а мужья потом с еще большим ожесточением избивали.

«Выйду замуж, – думала Аинка, – и меня каждый день избивать будут». – Даже дрожала от этой мысли и на женихов готова была броситься с ножом или копьем. «Почему с женами всегда кулаками разговаривают мужья, ведь у них, как и у других людей, тоже рты есть? Но для ругани, наверное, только предназначены. Зачем, мне муж? – думала. – Лучше сама охотиться буду, зверя добывать, помогать родителям. А если замуж выйду, то наверное, за искалеченного – без рук, лишь бы не бил меня».

– Отказала! – крякнул Кыкват. Ему вспомнилось, как приезжали в селение веселые, с красными лоснящимися лицами юноши – сыновья важных родителей, а утром уезжали тихо, тайком, пряча глаза от жителей, как не подобает уезжать таким юношам. Женихам разве отказывают?

Девушка так и съежилась за стенкой шатра.

– Аинка красивая, – продолжал шаман. – Даже важный человек может взять ее… третьей женой. Хорошая третья жена будет.

– Она и первой не хочет! – засмеялась Лайнэ. – Вон приходил Амек, хотел взять ее третьей женой, сразу отказала. Важный человек. Хорошо кормил бы ее, хорошо одевал бы.

– Почему отказала? – удивился шаман. Значит, Амек все-таки вчера приходил свататься к Аинке, но ничего не сказал ему. Хитрец…

– Говорит, обеих жен бьет, значит, и ее, третью жену, тоже бить будет.

– Для того жена и предназначена, – глубокомысленно заметил шаман. – Собак тоже бьют, чтобы слушались, тогда хорошо нарту тянут.

«Не собака я!» – хотела крикнуть Аинка, но закусила губу. А шаман продолжал:

– Заставить надо.

– Раньше могла заставить, а теперь старая стала, слабая. Что хочет, то и делает она.

Забыв про поясницу, Кыкват дернулся от возмущения – как это не слушает старших! – но сзади кто-то словно вонзил в него когти. «Ох!» – вскрикнул он и согнулся пополам. Лайнэ испуганно смотрела на него. Из шатра донеслось: «Ох!» – Это был слабый голос Татая.

– Посмотри, посмотри скорее на спину, кто сидит там? – прохрипел шаман. Лайнэ со страхом обошла вокруг него.

– Никого нет, не вижу.

– Вот какая злая и могущественная болезнь – даже не видно ее! – Кыкват стоял согнувшись, потом решил: – Лучше уйду отсюда, иначе самого съедят болезни.

– Пропали мы, совсем пропали! – Лайнэ метнулась в шатер, вернулась со связкой шкурок и торопливо стала развязывать ее дрожащими руками, – Бери песцов!

Кыкват, стоя на четвереньках, невольно покосился на шкурки. Хорошо выделанные – мех так и струится при каждом движении, на шерстинках будто капли сверкают.

– Не надо песцов, – мотнул он головой. – Зачем они мне?

– Ты сказал: отдай песцов, – растерялась Лайнэ. – Почему сначала одно говоришь, а потом другое?

Шаман, глядя в землю, упрямо бубнил:

– Разве мало у меня песцов? Все несут. И песцов, и лисиц, и росомах. Бери, говорят, только вылечи от болезней. Научи правильно думать, правильно поступать… Не нужны.

Наверное, облезлые они у тебя? – Он повторил сердито: – Аинку надо отдать старшине третьей женой.

– Как ее отдашь? – не поняла Лайнэ, – Видишь: непослушная она.

– Пожалуй, не уйдут болезни… – прохрипел Кыкват. И добавил с возмущением: – Раньше молодежь не знала такого: непослушной быть.

– Как это – не уйдут? – встревожилась Лайнэ и, тоже нагнувшись, заглянула в его лицо.

– Ты сказал: все болезни тебя боятся. Почему не прогонишь их?

Он повернул налитое кровью лицо:

– Если Аинка согласится женой Амека стать, попрошу Сверху Сидящего. А если не согласится, как буду просить я за непослушную? Ох!

– Как заставлю ее?

Кыкват вспомнил о дурманящем, порошке из сухого мухомора.

– Снадобье дам тебе. Выпьет она, после этого все, что скажешь ей, делать будет.

– Какое хорошее снадобье! – расплылась в улыбке Лайнэ. – Хорошо бы всем такое иметь. Все бы друг друга слушались!

– Ге! Только у меня есть такое снадобье, – расправил было спину Кыкват, но тут же клюнул носом прямо в сугроб! – Хе!

Из шатра донесся стон. Татай позвал жену. Встревожившись, Лайнэ убежала.

– Что такое? – шаман торопливо щупал поясницу. – Совсем ничего не чувствую, онемело… – он согнулся еще ниже. – Так лучше.

В это время послышался скрип снега под чьими-то торбасами.

Встреча с Камыснапом. В шатре дедушки Ненека. Что скажет важный человек?

Не доезжая до своего селения, Яри встретила Камыснапа. Сначала встревожились медведи, свирепо зарычали. Потом со следа Айвана в сторону шарахнулись – будто ветром сдуло их, и в глубоком снегу забарахтались. Что такое? Яри привстала.

Навстречу, неторопливо переваливаясь, шел приземистый человечек на кривых ногах.

Злые змеиные глазки, поблескивая, смотрели с молотоподобной головы, на растопыренных руках пошевеливаются крабьи клешни, большие и маленькие.

Яри вгляделась, и душа ее замерла. «Конец пришел! – равнодушно подумала. – Рэккены за мной Камыснапа послали…»

О Камыснапе рэккены не раз говорили. Когда злые духи, оборотни, свистуны ничего поделать с человеком не могут, тогда Камыснапа за ним посылают. Говорят: «Иди и возьми его». Камыснапа ничто остановить не может. Идет и забирает человека. Под землей ли спрячется тот, в облака ли на чем-нибудь улетит, в море ли нырнет – по его следу пойдет маленькое чудище и везде настигнет. Что потом с несчастным делается, избегали говорить рэккены – даже им страшно становилось.

Если Сверху Сидящий узнает о Камыснапе, он потом к ответу призовет того, кто его сделал. Вот почему рэккены всегда за помощью к человеку обращались – им Сверху Сидящий запретил Камыснапа делать.

Если надо, Камыснапа и за рэккеном могли послать – ему все равно, кого преследовать.

Злые даже не убегали от него. Как только на ком-то останавливались звериные глазки, тотчас он цепенел и равнодушно конца ожидал: знал, что ничто уже не спасет.

Вот так же и Яри оцепенела. Ведь она знала многие тайны рэк– кенов и решила, что Камыснапа за ней послали. Глаза зажмурила и в комок сжалась. Только слышала, как медведи жалобно повизгивают да медленно по снегу шаги приближаются: скрип… скрип… скрип…

Рядом затихли шаги. Еще крепче зажмурилась. Вот-вот острые клешни вопьются в тело. Скорей бы… скорей! Вскрикнула и глаза широко раскрыла. Камыснап совсем недалеко стоял и пристально смотрел. Несколько раз нерешительно к девушке потянулся, клешнями пошевеливая. Потом щелкнул ими, рваным ртом улыбнулся и дальше медленно зашагал.

Скрип… скрип… скрип…

Сначала ничего не могла понять Яри: жива или нет. Потом понемногу соображать стала. Ведь это по следу Айвана идет он! Вот почему не сошел со следа, только остановился.

Дотянуться не мог – медведи с перепугу в сторону отбежали!

Если бы на пути оказалась упряжка, и медведей, и девушку на мелкие кусочки изрезал бы Камыснап, потому что убивать ему одно удовольствие. Не дотянулся… Себя и хозяйку спасли медведи.

Дрожа всем телом, упряжку дальше погнала. Со спины будто льдинки осыпались.

Далеко от того места снова на след Айвана вышла, постоянно оглядываясь: не повернуло ли назад страшилище? Но Камыснап никогда не поворачивает назад.

Поздно ночью в селение приехала. Медведей распрягла и в тундру отпустила. Слово им сказала. Радостно встряхнувшись, сни побежали в разные стороны. Сразу маленькими стали – ведь это были мыши, превращенные рэккенами в медведей.

Яри добралась до шатра дедушки Ненека и упала без сил у полога. Дедушка Ненек удивился, когда из полога высунулся и увидел лежащего ничком молодого воина – то ли мертвого, то ли умирающего. Перевернул и увидел, что это Яри. В полог втащил, горячим отваром морошки напоил.

Отошла она. Постукивая зубами, все рассказала дедушке Ненеку. Он сначала обрадовался: Айван благополучно избежал многих бед, вперед едет. Потом надолго задумался. Свет жирника гладил доброе морщинистое лицо.

– Про Камыснапа знаю: не могут рэккены сами его создать.

Горячего отвара попил Ненек и сказал девушке:

– Вернусь скоро.

– Погоди.

Яри взяла в углу горсть морского песка, которым дедушка Ненек полировал свои изделия, дунула на крепко сжатую руку, раскрыла: на ладони вместо песка разноцветный бисер красиво переливался. Стала сыпать в мешочек, доверху насыпала.

– Вот возьми. Много мяса тебе за него дадут. Голодать не будешь. Это тебе Айван посылает.

Дедушка Ненек пристально вгляделся в ее лицо.

– Перевернутая? Левой рукой песок берешь…

– Не бойся. От рэккенов я ушла. Никому зла не сделаю…

Не один вернулся дедушка Ненек – с ним крепкие юноши пришли. Восемь юношей, сражавшихся с Онкоем в подземном мире. Сражавшихся и побежденных. Сели молча, ожидали.

Ненек рассказал, что по следу Айвана рэккены пустили страшное маленькое чудище – Камыснапа. Пришедшие слушали неподвижно. Только у одного – Айвыхака, племянника самого важного человека Эмемкута, глаза испуганно метнулись в сторону. «Неужели этот сломлен?» – подумал с горечью Ненек.

– Мы пришли сюда не сказки слушать, – сердито сказал Виютку.

Яри вмешалась:

– Сама Камыснапа видела. Остановился, клешнями ко мне потянулся, да мимо прошел.

Юноши исподтишка поглядывали на дивную девушку-воина с дикими глазами. Какая красивая! Как будто на Яри похожа. Но ведь ее рэккены под землю утащили! Оттуда не возвращаются.

– Но вот вы вернулись, – угадала их мысли Яри.

Они промолчали. Ничего не спрашивали: головы сейчас другим заняты. Вон какая беда грозит, оказывается, посланцу селения!

– Беда не только Айвану грозит, – прервала молчание Яри, снова отвечая на их мысли.

– Ведь если настигнет его маленькое чудовище, не дойдет он до Сверху Сидящего. Без Солнца люди все погибнут… Что скажете? Айван передал: на помощь ему спешите.

Вскочил горячий Виютку:

– Ехать надо!

Айвыхак при этих словах задрожал, глаза снова по сторонам забегали. Ненек вздохнул:

– Никто не знает, как остановить Камыснапа.

Задумался Виютку:

– Ведь кто-то создал его!

– Тот, кто создал, ничего не скажет, – покачал головой Ненек, – Знаем только, что человек создал его очень плохой. А созданное человеком все же может остановить другой человек.

– Если бы узнать! – вздохнул рассудительный Яек.

– Здесь сидя, ничего не узнаем, – сказал Виютку. – Ехать надо!

Айвыхак все сильнее дрожал. Встав, к выходу пошел. Вслед спросил его Виютку:

– Куда ты, Айвыхак?

– Проветрюсь немного, что-то душно тут…

– Дорогу ему загородил Суплякын:

– Неужели убежать хочешь?

Нет, нет. Но… дядю надо спросить. Что скажет самый важный человек? Ведь нельзя без его слова…

Обошел Суплякына и выскочил из шатра.

– Эх, – вздохнул Виютку. – Онкоя не испугался, а дядю своего боится.

Айвыхак так быстро побежал к шатру Эмемкута, что никто его не увидел. Все сразу ему рассказал.

Похвалил Эмемкут:

– Очень правильно поступил, что ко мне пришел. Неразумно делаюг юноши – за Айваном ехать собираются. Ведь Сверху Сидящий одного юношу прислать велел.

Ему очень не хотелось вставать, одеваться, отдавать нужные распоряжения. Разморило после сытного ужина. Решил после сна этим заняться. Махнул рукой:

– Из селения мы их не выпустим. А ты разумный юноша… и поступаешь… раззумно…

Захрапел, растянувшись на шкурах. Айвыхак тихонько выполз из полога.

Но когда Эмемкут, проснувшись, послал за юношами, те уже уехали. Сразу же после ухода Айвыхака, изо всех сил погоняя собак, поспешили по следу Айвана.

Вместе с ними и таинственная девушка-воин уехала. Ничего не мог узнать о ней владеющий Главной мыслью.

Дедушка Ненек на все вопросы отвечал:

– Видел – приехала, видел – уехала. Кто такая, не знаю! О чем интересном говорила?

Ни о чем интересном не говорила. Разве красивая девушка скажет белоштанному старику что-нибудь интересное?

Умные мысли – тяжелые. Амек собирает дары. Дети Лайнэ

– Етти, – прохрипел шаман и метнул снизу взгляд из-под малахая.

– Етти, – поздоровался Амек и остановился в недоумении, озирая стоявшего на четвереньках Кыквата. – Что-то нашел?

– Думаю, – коротко ответил тот. Амек переступал с ноги на ногу.

– Разве нельзя думать, стоя прямо? Разве тяжелые мысли?

Боль, как острые ножи, колола шамана. Он ответил сердито:

– Умные мысли – тяжелые, глупые – легкие.

– Правильно сказал ты! – обрадовался старшина.

Он тоже вдруг согнулся, так что живот его лег на снег, с хрустом проломив наст, который легко выдерживал годовалого медведя. Теперь оба касались друг друга малахаями, словно две собаки, обнюхивающие друг друга.

– Меня тоже иногда тянет вот так согнуться, – пояснил Амек. – Думаю: что такое? А это умные мысли пришли.

– Какие новости? – спросил шаман.

Старшина глубокомысленно помолчал.

– Какие новости? У меня не бывает новостей. Всегда сыт, наевшись – сплю, отдохну – снова ем… Без новостей лучше живется.

Боль вдруг отпустила Кыквата. Он медленно, еще не веря сам себе, выпрямился, прислушался. Радостно вздохнул.

– Кончились умные мысли? – Амек тоже выпрямился.

Кыкват почувствовал радостное облегчение и умиротворение.

Ответил наставительно:

– Умные мысли – тяжелые, зато потом с ними легко жить, – он даже прошелся. – Очень легко. А глупому тяжело жить.

– Наверное, опять правильно говоришь, – подтвердил старшина. Плотно позавтракав вкусными нерпичьими колбасками, он забыл огорчение от вчерашнего неудачного сватовства. До чего легко умному человеку, даже взлететь хочется!

Оба задрали головы к небу. Яркий месяц заливал все вокруг ослепительным сиянием.

Но казалось, от него струится холод…

– Не возвращается Солнце. Пора готовиться к Большому камланию. Дары хорошие соберешь для Сверху Сидящего.

– Пора, пора, – поддакнул старшина, но тут же спохватился. – Уже не раз собирали…

Ведь ему, старшине, придется самые лучшие дары принести, чтобы все видели: его дары – самые лучшие. Правда, Сверху Сидящему отдать, а все равно жалко.

Кыкват уже предвкушал беззаботную жизнь на своем острове, где он будет лакомиться вкусными вещами, предназначенными для Сверху Сидящего. При последних словах Амека он даже запыхтел от злости.

– Почему разные слова говоришь? Не нужны разные слова, когда принимаемся за дело!

– Каждый раз дары собираем, но зловредный Онкой все равно Солнце под землю утаскивает, – закряхтел Амек.

Шаман даже подскочил от возмущения:

– Не навсегда! Сверху Сидящий потом заставляет его Солнце вернуть!

– Почему совсем не возвращает? Почему позволяет Онкою снова Солнце воровать?

«Наверное, земля скоро перевернется, – уныло подумал шаман. – Даже старшина задает такие вопросы…»

– Почему глупое говоришь? – злобно спросил он, – Разве можешь ты понять Сверху Сидящего?

– Когда собираю дары, люди разное меня спрашивают…

– Глупые люди! – отрезал Кыкват. – Разное спрашивают… Не должен ты разное слушать! Летом тепло, и Солнце все время горячее, высоко в небе висит. Как холодно становится, и Солнце остывает, на сопки садится, чтобы погреться. Хитрый Онкой только того и ждет – схватит его и под землю утаскивает. Так надо людям говорить.

– Разве слова заменят Солнце? А Сверху Сидящий?

– Наверное, и не слышит он ничего, когда люди о чем-нибудь его просят, – засмеялся старшина.

– Людей он не слышит. Если я попрошу, меня слышит. Это потому, что всегда с дарами к нему прихожу. С пустыми руками нечего и думать успешно о чем-нибудь просить.

– Что возьмешь у людей? – Амек хорошо знал, как трудно взять у человека что-то. – Вот шатер Татая. Пусто в его шатре.

Понизив голос, шаман доверительно сообщил:

– Кое-что можно взять. Десять песцов возьмешь в этом шатре. И у других людей много разного припрятано.

– Ко-о! – Амек решительно направился к шатру. – А я ничего про это не знаю.

– Постой! – встревожился шаман. – Не ходи туда.

– Почему говоришь такое? – остановился старшина.

– Полно в этом шатре болезней. Запер я их, не велел в селение дальше идти. Если войдешь туда, болезни в тебя вцепятся, сам заболеешь, в селение понесешь болезни.

Старшина в волнении забегал около шатра.

– Как же дары теперь буду собирать? – он хлопнул о кухлянку рукавицами. – Что наделал ты? Как внутрь войду?

«Умные мысли!» – насмешливо подумал шаман и сказал: Е– сли сам не можешь войти, почему не позовешь их сюда?

– Э-э, верно! – старшина довольно засмеялся, потом повернулся к шатру и зычно заорал: – Эй, внутри сидящие! Выходите, выходите скорее!

– Кто это кричит? – выскочила перепуганная Лайнэ.

– Я кричу, – горделиво выпятил живот Амек. Со вчерашнего вечера, когда Аинка со смехом отказалась стать его, могущественного старшины, третьей женой, он кипел от возмущения и обиды. Всю ночь ворочался, вынашивая планы мести, но ни один не удовлетворял его полностью.

«Надо так сделать, чтобы плохо пришлось живущим в шатре Татая, – кряхтел он, перекладывая живот с места на место. – Тогда, плача, просить меня будут».

И вот теперь он с торжеством смотрел на Лайнэ.

– Глупый ты! – выкрикнула в отчаянии Лайнэ. – Зачем кричишь здесь? Иди в тундру и там кричи!

Амек сразу же раскипятился. Никто не смел так разговаривать с ним.

– Здесь я буду кричать! – завопил он, потрясая кулаками. – Старшина селения я!

Лайнэ испугалась, попятилась.

– Что нужно тебе?

Ее испуг подействовал на Амека благотворно. «Боятся все же», – подумал он и важно прошелся около шатра.

– Дары собираю. Сверху Сидящему нужно везти, чтобы Солнце людям вернул.

Лайнэ онемела от горя, глядя перед собой пустыми глазами. Молча глотала слезы.

– Не плачь, старая женщина, – смягчился Кыкват. – Если сделаешь так, как говорил я, будет у вас хорошая жизнь. Пусть Аинка в шатер старшины идет, там ей хорошо будет.

Все стало ясно Лайнэ. Она пошатнулась.

– Вот как. Она уйдет, а что с нами будет?

И столько муки было в ее голосе, что у мужчин озноб прошел по спинам.

– Нас погубить хотят… – прошептала она.

Но Аинка услышала. Откинув входную шкуру, она внезапно появилась перед мужчинами, и те в страхе попятились: в руке девушка держала тяжелое охотничье копье. А она уже доказала, что умеет хорошо владеть им – не один олень падал пронзенный, когда копье бросала Аинка, дочь Татая.

– Забыли они, что я умею держать копье в руках! – глаза ее гневно сузились, жарко сверкнув.

– Те-те-те! – старшина попятился, а шаман быстро спрятался за него.

При виде испуганных мужчин Аинка невольно засмеялась, и это навело их на мысль, что она потеряла разум. Кто же смеяться будет, когда плохо!

– Сегодня в тундру уйду, – сказала она. – Нечего мне больше жить здесь.

Мужчины переглянулись. Шаман невольно выпрямился, ему стало стыдно за свой страх.

– Вечером к женам моим придешь, они тебе еды дадут, – сказал с облегчением. – Подумал я, что в рэккена ты превратилась.

Амек нерешительно пробормотал:

– Что-то голова разболелась у меня… Пойду, чаю попью.

Они медленно, не оглядываясь – оглянешься, а девушка и впрямь в кого-то превратится, – удалились. Лайнэ кинулась к дочери, дрожа всем телом.

– Не пойдешь в тундру. Ведь можно еще пожить здесь.

Аинка решительно покачала головой.

Лицо старухи стало суровым. Она и так долго медлила. Не на что больше надеяться.

– Сегодня ночью, когда все заснут…

– Нет, нет, – в страхе забормотала Аинка, отступая. Лишь бы мать не вымолвила Слово! Тогда поздно будет.

Есть обычаи предков, от которых никто отступать не смеет. Когда родители хотят уйти сквозь облака к верхним людям и говорят: «Ремень приготовьте», дочь или сын отвечают: «Хорошо» и радуются этому. Ведь родители наверх уходят, в мир тепла и обильной охоты. Их смерть почетна. А когда придет время, младенцами возвращаются они обратно на землю…

Тому, кто скажет Слово, на земле больше не жить. Если откажутся близкие волю его выполнить, сам наверх уйдет. Но тогда гнев и презрение встретят его в верхнем мире – даже уйти не смог достойно! Кто отважится обречь на такое самого родного человека!

Аинка торопливо заговорила:

– Умею я охотиться и ловить рыбу. Сильная и ловкая я. Пожалуй, сильнее многих мужчин. Капканы буду ставить, много песцов добуду. Нерпу или лахтака на льду гарпуном убью. Снова в котле свежее мясо будет…

Лайнэ покачала головой. И не решилась сказать Слово… Долго стояли молча.

Тоскливо смотрела старая женщина на все вокруг: обжитый шатер, селение, снег, сопки… Мало хорошего видела она в этом мире, но покидать его ей не хочется.

Верхний мир! Говорят, там хорошо. Радость остро перехватила горло: ведь она полетит к детям, снова встретит их там! Семь маленьких – голод забрал их всех сразу. Дрожащими губами шептала дорогие имена: Кунлелю… Мутлювьи… Рымтей… Олье… Амто… Рагтын… Анко…

Лишь об одном, трехлетнем Нотайване старалась никогда не вспоминать Лайнэ, потому что сердце сразу кровью обливалось и останавливалось дыхание. Печальна и страшна его судьба… И они, родители, виноваты в этом. Что скажут Сверху Сидящему, когда предстанут перед ним? Ведь спросит он: «Где Нотайван?»

Нет его и в верхнем мире. Враги убили Нотайвана!