Текст книги "Братва: Век свободы не видать"

Автор книги: Евгений Монах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

– Появился здесь у меня один хороший знакомый. Ему буквально во всем везет. Год назад, к примеру, велосипед выиграл в лотерею. Так вот, загорает он недавно на Ривьере, а рядом мужчина какой-то проходит с целой авоськой раковин. Как они сговорились, я не в курсе, но в итоге двусторонних переговоров получил мой друг одну раковину в полную собственность. Ну, убеждать он непревзойденный мастер, это у него не отнять. Нынче заметила я данный морской экспонат у него на серванте, напрягла жалостливые нотки в голосе и выпросила! Ну, сынок, рад? Мне необходимо на пару часиков отлучиться, но, думаю, ты не успеешь заскучать, – мама ласково похлопала по моей щеке и куда-то ушла.

Некоторое время я сидел на диване, не двигаясь и стараясь осмыслить то, что вдруг произошло. После долгих безрезультатных поисков никак не мог поверить, что раковина наконец-то у меня. Бережно подняв раковину обеими руками, я прижал ее к уху. Из нее послышался тихий, отдаленный гул, очень похожий на звуки морского прилива. Я представил, как над неспокойным морем носится свирепый ветер, стараясь раззадорить водную стихию на бессмысленную войну с берегами и волнорезами.

– Наверно, ты сильно тоскуешь по морским глубинам? – шепотом поинтересовался я и поднял тяжелую костяную достопримечательность на ладони. Раковина была необычайно теплая и шероховатая, по ее бокам обозначались правильные желтоватые линии, напоминающие легкий бриз.

– Ты правда тоскуешь? – повторил я и прижал чудо-раковину к уху. Из ее впадины доносился протяжный отдаленный гул...

Уже темнело, когда я подошел к морю. Встав на конец волнореза, острой бетонной стрелой упиравшегося в водное пространство, я протянул открытые ладони с лежавшей на них раковиной к заходящему солнцу. Последний его луч отразился на мамином подарке, разбрызгав золотые искрящиеся капельки на поверхности раковины.

Темные волны беспокойно бились о волнорез, наверное, им не терпелось заполучить морское чудо обратно. Я улыбнулся и разжал пальцы. Раковина с тихим плеском ушла в таинственную глубину.

Мне совсем не было жаль, что так скоро расстался с маминым подарком. Я явственно представил себе, как раковина опустилась на мягкий пушистый ил, как вокруг нее снуют удивленные местные рыбы, смешно открывая рты и знакомясь с новой подругой в бескрайнем морском царстве...

* * *

Да, в чудесном детстве я был нежно-сентиментальным романтиком от Бога. Факт неоспоримый и не требующий вещественных доказательств.

Удивительно, как из такого пацана выросло то, что имею сомнительную радость ежедневно лицезреть в зеркале, когда бреюсь. Неисповедимы пути Господни, в натуре. У меня есть сильное подозрение, что люди несамостоятельны в действиях и являются лишь глупыми фишками в какой-то сложной тайной игре высших космических сил. Тогда все становится простым и понятным: не надо заниматься философским самокопанием, упорно выискивая причины-истоки собственных поступков и неожиданно крутых поворотов в судьбе.

У чаек, должно быть, приспело время трапезы. Замысловатыми кругами и резкими зигзагами низко носясь над поверхностью моря, белые длинноклювые птицы зорко высматривали свою законную добычу – беспечно зазевавшихся рыб. То один, то другой пернатый рыболов, планируя на воду, выхватывал из моря очередную чешуйчатую жертву и быстренько «рвал когти» прочь от орущих голодных собратьев. Все правильно – своя рубашка ближе к телу и делиться вкусной добычей стоит исключительно только с собственными детенышами. На всех крылатых родственников все одно не напасешься. Каждый сам за себя, короче. И это не оголтелый эгоизм, а мудро-суровый закон природы.

Основываясь на данном нехитром примере, я с удовлетворением отметил, что вся моя сознательная жизнь всегда строилась строго по законам природы-матушки. И, значит, есть повод слегка погордиться и поуважать себя минуту-другую, что весьма полезно для равновесия личной нервной системы и оптимистичного восприятия окружающей действительности.

Но малотактичный Рафаил не дал мне приятной возможности чуток попрактиковаться в самолюбовании, позвав купаться.

– Чтоб загар ложился на тело красиво и ровно, надо сразу ополоснуться в соленой водичке, – пояснил он, как заправский врач-дерматолог.

– Вы, по ходу, просто решили меня завялить, – усмехнулся я, поднимаясь с горячего песка. – Но учтите, я не глупая беззащитная рыба, хоть и родился под их милым созвездием.

– Положим, рыбы бывают разные. И даже очень умные. Дельфины, к примеру. – Рафаил поддержал легкую пикировку, но выказал при этом свою явную необразованность в зоологии.

– Сильно промахнулись, господин хороший! – тут же указал я на грубую научную ошибку моего нового знакомого. – Дельфины – высокоразвитые млекопитающие животные и к семейству рыб никакого отношения не имеют.

После расслабляющей атмосферной жары вода показалась на удивление холодной – почти ледяной – и бодрила разнеженный организм так, словно я проглотил сразу две пилюли фенамина.

– Рискуете переохладиться, Евгений, – сообщил заботливый Рафаил, стоя по колено в лазурной воде и не спеша храбро последовать за мной на глубину. – В здешнее море надо осторожненько и постепенно входить. А сразу нырять, как вы, небезопасно. Тут множество холодных течений – вода даже в лучшие дни, имейте в виду, прогревается не выше двадцати градусов.

– Нужно было раньше предупреждать, – отмахнулся я. – Ложка дорога к обеду, Рафаил! Хватит топтаться на мелководье, лучше поплыли наперегонки к буйку. Махом согреемся, гарантия!

Так как мерзляка Рафаил находился в явной нерешительности, пришлось совершать заплыв в гордом одиночестве. До намеченного буйка, правда, добраться мне не удалось – усиленный микрофоном скрипучий голос приказал срочно вернуться, дерзко пригрозив крупным денежным штрафом за нарушение правил поведения на воде. Наверно, это кто-то из местной береговой спасательной службы в «матюгальник» разорялся. Не понимает, осел, что сотня метров до буйка для меня – плевое дело. На Урале я озеро Балтым запросто туда-обратно переплываю, а это не менее трех километров как-никак. А по осени еще и в ледяной воде.

Впрочем, скандал с местными властями – пусть и номинальными – в мои планы совсем не входил, и я, как пай-мальчик, дисциплинированно поплыл к берегу.

Рафаил уже возлежал на песочке, подставив волосатую грудь небесному светилу, разноцветно множившемуся на его теле в весело искрящихся капельках морской влаги.

Не обтираясь, я улегся рядом с ним на своем роскошном махровом полотенце, ощущая полное довольство и собой, и окружающим миром. Приятно все же, в натуре, совершенно не шевелить мозгами о надоевших делах и постоянных разборках, отдавшись спокойно-ленивому ничегонеделанью обыкновенного российского курортника. Лафа, короче.

– Евгений, можно задать вам нескромный вопрос? – Сосед скосил на меня из-под полуопущенных ресниц свои фальшивые «самоцветы».

– Да хоть целых два, – щедро разрешил я, переворачиваясь на спину, чтоб загар ложился на тело равномерно. Смахивать на кисть негритянской руки – густо коричневой с внешней стороны и забавно розовой с внутренней – мне вовсе не улыбалось.

– Что означает иностранная надпись на вашем правом плече? Какой это язык?

– Латынь. Имею давнюю слабость к данному мертвому языку, – пояснил я, ни капли не смутившись. – Татуировка – дань моей бурной юности, не более того. Читается: гомо гомини люпус эст. Человек человеку волк то бишь. Это просто знаменитый афоризм, а не моя жизненная установка, кстати.

В одиннадцать часов утра я покинул пляж и дремлющего Рафаила, отправившись принимать назначенные мне водно-лечебные процедуры. Их было две разновидности – душ Шарко и сероводородная ванна. Последняя особенно понравилась мне своей малой продолжительностью – требовалось всего три минуты по песочным часам пролежать в желтоватой водице, и «гуляй, Вася!». Женя то бишь. Душ Шарко на нормальный душ совсем не походил. Бьющая толстой струей установка больше смахивала на станковый пулемет, чем на медицинский агрегат. Вода била по телу весьма ощутимо-мощно. Как потом выяснилось, напор струи составлял около трех атмосфер. Во время «расстрельной» процедуры я был нагишом, но ни малейшей неловкости не испытывал, так как управляла водометом сильно пожилая медсестра, давно потерявшая к мужским интимным причиндалам живой женский интерес.

После обеда я вернулся в номер и попробовал продолжить начатую еще в Екатеринбурге повесть «Альбатрос» о моем почти безоблачном детстве, но литературное творчество никак не клеилось. Ну, тут «ларчик» просто открывался – во время пищеварения желудку требуется целая масса крови, и та в голову поступает уже скупо. А для действенного мыслительного процесса нужно интенсивное омывание мозгов кровью. Вспомнив данный медицинский факт, я забросил тетрадь с рукописью в шкаф до лучших времен и отправился на прогулку.

Одесса – роскошный городишко. В смысле большого наличия всяческих зеленых насаждений. Дома в основном из белого силикатного кирпича, многие стены симпатично увиты плющом и разными другими ползучими растениями с розовыми и фиолетово-оранжевыми цветочками.

А в социально-бытовом плане город-герой сильно смахивает на родной Екатеринбург: также много на улицах проституток и милицейских патрулей – куда ни плюнь.

Для поднятия своего образовательного уровня, да и просто из понятного любопытства, я поинтересовался здешними ценами на сексуальные услуги. Выяснилось, что стоимость местных путанок практически не разнится от уральских – в среднем сто гривен за час, что соответствует тремстам российским рублям. Хотя бы в этом вопросе СНГ живет и развивается в едином экономическом пространстве, надо с удовлетворением отметить.

Все остальные цены сильно отличались от наших в сторону увеличения. К примеру, книги стоят в два-три раза дороже аналогичных российских изданий, а солнцезащитные очки, которые я, не удержавшись, приобрел, имели ценник аж в двести гривен – семьдесят долларов то бишь. Правда, они германского производства фирмы «Лидер» и смотрятся совсем неплохо, даже эффектно, можно вполне смело констатировать.

В этот день пришлось не только на очки поиздержаться. Прогуливаясь по тенистым улочкам без всякой определенной цели, случайно вышел на Ромашковую. Окраинная тихая улочка, так называемого частного сектора, правда, никаких ромашек в близлежащих окрестностях не наблюдалось. Зато тут в изобилии росли благородные пирамидальные тополя и экзотические кипарисы. А за сетчатыми проволочными палисадниками радовали глаз плодовые деревья и густые навесы из виноградных лоз.

Мой блуждающий взгляд зацепился за белый тетрадный листок на одной из калиток. На нем старательно-аккуратно печатными буквами сообщалось, что здесь сдается внаем комната с кухней и гамак. Я моментально припомнил, что не за горами приезд Цыпы, и соратника необходимо как-то пристроить на несколько дней. Не станем же мы с ним ютиться в моем крохотном «люксе». Да и по правилам санатория скорее всего это строжайше запрещено. А всякие законы, инструкции и правила всегда нужно свято-неукоснительно выполнять. Если, понятно, они нахально не мешают личному комфортному существованию. Таково мое железное кредо. Жизненный принцип то бишь.

Короче, снял я жилье для Цыпленка у домовладельца-хапуги, который содрал с меня плату за неделю вперед, козел. Ну да ладно, не в деньгах счастье, а в их постоянном солидном наличии. От меня не убудет, в натуре. Зато комната с кухней оказались целым флигелем – бревенчатым одноэтажным домиком, спрятавшимся в глубине сада в гордом отдалении от помпезного кирпичного особняка хозяина.

Обратный путь до санатория я совершил с глубоким приятным чувством выполненного долга, бодро вышагивая сандалетами по плавившемуся на солнце асфальту и свысока взирая на окружающий мир сквозь свои замечательные импортные очки. Неоправданно дорогие, правда. Ну да не в деньгах главный смысл, как я уже подробно упоминал давеча.

Толстушка администраторша в холле снова строила мне глазки, но я сделал вид, что близорук и в упор не замечаю ее наивно-идиотских потуг на интим.

Мой «люкс» сильно смахивал на филиал мартеновского цеха – насквозь прокалившийся за день воздух был практически начисто лишен живительного кислорода.

Толкнув стеклянную дверь, я вышел на лоджию. Там, наслаждаясь одиночеством, восседал в шезлонге Рафаил, из-под опущенных ресниц наблюдая за разнеженно неторопливой пляжной жизнью. Наверно, со скуки раздевает глазами и так почти голые женские тела. Все армяне – крупные сластолюбцы, как мне досконально известно.

При моем появлении прервал пошло-стриптизное занятие своего взгляда, переведя его на меня.

– Присаживайтесь, Евгений, рядом. Скоро солнце начнет клониться к закату и море заметно поменяет цвет – из синего станет темно-изумрудным. Захватывающее зрелище, доложу я вам.

– Да вы настоящий поэт! – усмехнулся я, устраиваясь на соседнем шезлонге. – А где Роман Борисович?

– В город подался за подарками для внуков. Он завсегда так перед отъездом домой делает, – пренебрежительно скривил свои пухлые губы Рафаил.

– Так вам не первый раз вместе отдыхать приходится? – полюбопытствовал я, закуривая «родопину».

– Зря курите, Евгений. Лучше подышали бы морским воздухом, для легких очень полезно, – недовольно покритиковал меня этот доморощенный эскулап. – А Роман Борисович сюда уже третий год в отпуск ездит, как и я. Здешний санаторий нам обоим по душе пришелся. Разве вам не нравится Одесса?

– Почему же? Нравится. Только мне теплое море, признаться, больше в кайф. Как в Сочи, к примеру.

– Каждому свое, – философски заметил Рафаил Вазгенович и вдруг сморщился, словно целый лимон зараз зажевал. – Евгений, сердце у меня опять прихватило. Принесите, пожалуйста, пузырек нитроглицерина. Он в боковом кармане пиджака должен быть.

– В вашем номере? – уточнил я и, получив утвердительный кивок, отправился в соседний «люкс» для выполнения благородной миссии спасения ближнего. Всегда следует творить добро – тем более что это вам ничего не стоит.

Пиджак Рафаила искать особо не пришлось – он висел на спинке стула. Но карманы его оказались пусты. Кроме порожней стеклянной трубочки с легким налетом внутри какого-то серебристого порошка, в карманах был совершенный голяк.

– В пиджаке лекарства нет, только стекляшка из-под валидола, – вернувшись на лоджию, сообщил я соседу-сердечнику. – Вспомните, куда вы нитроглицерин положили? Может, в чемодане посмотреть?

– Спасибо, не надо. Мне уже гораздо лучше, боль отпустила, – Рафаил Вазгенович виновато улыбнулся. – Простите, что напрасно побеспокоил. У меня случаются такие неожиданные приступы стенокардии, но они быстро проходят.

– Вы уверены? – Я придирчиво-внимательно поизучал физиономию Рафаила в поисках синюшного цвета, предвестника инфаркта, но ничего, к счастью, не обнаружил. Видать, на самом деле уже оклемался, бедолага.

Все же, усевшись рядом с ним, из добрых побуждений сразу загасил свою сигарету. Табачный дым, как известно, весьма негативно действует на людей, находящихся в крупных неладах с собственным сердцем. Впредь будет мне наука – просил ведь сосед не курить, а я проигнорировал.

Чтобы хоть как-то возместить Рафаилу Вазгеновичу нанесенный ущерб здоровью, я рассказал свежий анекдот про госпожу Левински и президента Клинтона. Сосед так неистово хохотал, побагровев лицом, что я не на шутку забеспокоился – не совершил ли второй промах и не хватит ли его сейчас апоплексический удар от переизбытка чувств?

Дабы больше не рисковать, я поспешил распрощаться с непредсказуемым Рафаилом и ретировался к себе в номер.

4

Следующие несколько дней были скучно однообразны – пляж, лечебно-профилактические водные процедуры, усиленное питание и длительный сон. Вялая пресная жизнь курортника при полном отсутствии привычно-обычных проблем и вечной борьбы за выживание. Я уже начал всерьез подумывать – не угодил ли в некий райский уголок, не имеющий ни малейшего отношения к грешной земле.

Но наступила пятница и мигом расставила все по своим местам, развеяв розовые воздушные замки и жестоко указав на мое глубочайшее заблуждение на сей счет.

Началось все с малозаметного, но важного события – моего планового посещения санаторного главврача.

– Ну-с, Евгений Михайлович, как самочувствие? – несколько фамильярно, разглядывая мое голое глянцево-коричневое тело, спросил эскулап, плотоядно потирая свои волосато-рыжие руки. – Жалобы какие-нибудь имеются? Впрочем, можете не говорить. И так ясно, что вы в полном порядке: мешки под глазами исчезли, да и в весе вам удалось изрядно набрать.

Меня раздражал менторский тон докторишки, и я решил слегка сбить с него спесь:

– Есть жалобы. Вернее, одна. В настоящее время веду на удивление спокойное размеренное существование, которого не имел множество лет. И вдруг голова стала побаливать и покалывание в боку появилось. С чего бы это? – Я, не мигая, уставился в глаза эскулапу, уверенный, что сбил его с панталыку.

– Все элементарно просто, – главврач ни на йоту не потерял самоуверенности. – Должно быть, вы сейчас мало двигаетесь, а организм не привык к сидячему образу жизни и протестует разбалансировкой.

– А вот и нет! Мой организм весьма привычен к сидячей жизни! – Я невольно усмехнулся двойственному смыслу сказанного. – Наоборот, здесь я много хожу пешком и постоянно бываю на свежем воздухе.

– Тогда переставим слагаемые, но в итоге получим ту же сумму, – не растерялся хитро-мудрый медик. – У вас изменился энергетический ритм, а тело еще не успело приспособиться к этому, не адаптировалось к смене часовых поясов к тому же. Вот и результат.

– А аритмия сердца? Что, если у меня появились зачатки ишемической болезни? – не сдавался я уже чисто по инерции.

– Не забивайте себе голову подобной чепухой, Евгений Михайлович, – снисходительно-подбадривающе похлопал меня по плечу главный врач. – Вы абсолютно здоровы. Все сердечники – очень полнокровные люди. Вам это не грозит, смею уверить.

– Сильно промахнулись, любезнейший, несмотря на тридцатилетний опыт медицинской работы! – сразу указал я собеседнику на его вопиющую профессиональную ошибку. – Полнокровным быть вовсе не обязательно. Вот, к примеру, мой сосед Рафаил Вазгенович не полнокровен, а находится накануне обширного инфаркта.

– Чушь собачья! – нахально рассмеялся главврач. – Я неоднократно осматривал вашего соседа. На нем воду возить можно – здоров, как африканский буйвол!

– Вы уверены? – Я даже удивился. – А чего он тогда нитроглицерин ест?

– Ест ваш Рафаил Вазгенович все и помногу, но только не лекарства. Никаких сомнений. Ладно, заболтались мы что-то не в меру. Одевайтесь, уважаемый, и вызовите ко мне следующего. Надеюсь, он не будет таким сверхмнительным, как вы.

Я посчитал ниже своего достоинства разжевывать нахалу в белом халате, что это совсем не я мнительный, а Рафаил Вазгенович, который, даже будучи «африканским буйволом», хавает лекарства, словно хроник какой-то. К тому же это выглядело бы с моей стороны как ябедничество и попытка оправдаться. Бог с ним, с шизанутым соседом. Каждая психика имеет право на любое, понравившееся нервам отклонение. Свобода личности дороже и порядка, и угрозы сумасшествия. У меня тоже имеются сильно странные «пунктики». Взять, к примеру, мое литературное творчество хотя бы.

Исходя из перечисленных соображений, я оперативно влез в свои шорты, накинул на плечи футболку и без лишних слов покинул кабинет, не удостоив главврача даже взглядом.

При здешней всеобщей праздной жизни я невольно стал завзятым сибаритом, я привык спать не только ночью, но и днем. Мне послеобеденный «тихий час», впрочем, нравился, так как слегка напоминал благословенное детство в лагере. Пионерском, я имею в виду, ясно.

Но сегодня заснуть почему-то никак не получалось – ворочался с боку на бок под простыней, как непоседливый покойник в морге. Пришедшее на ум данное неуместное сравнение отбило сон окончательно и бесповоротно. Все-таки богатое творческое воображение имеет, в натуре, и свои крупные минусы. Негативно-непредсказуемые последствия то бишь.

Сбросив с себя злосчастную простыню, я спрыгнул с кровати и прошлепал к холодильнику. Нахальство какое! Все пиво уже закончилось, хотя я только вчера покупал целую коробку баночного. Вечный закон подлости – беда одна не ходит. Мало того, что сна в наличии нет, так, оказывается, еще и пива!

Можно, конечно, у Романа Борисовича разжиться грузинским винцом – у него постоянно приличный запасец имеется, как мне было хорошо известно. Правда, сосед в настоящее время скорее всего отсутствует, без устали рыская по Одессе в поисках оригинальных сувениров для многочисленных родственников. Впрочем, на крайняк могу воспользоваться его холодильником и без разрешения. Как мужик мужика, он должен меня понять, да и не на халяву я позаимствую бутылку-другую, а чисто взаимообразно. Вечерком верну с благодарностью и процентами. Благополучно успокоив свою нежно-сверхчувствительную интеллигентскую совесть, я с легким сердцем отправился в набег на алкогольные запасы земляка.

Пройдя по лоджии до номера соседа, глянул через стеклянную дверь внутрь помещения. Ха, вот ведь умора! По ходу, Роман Борисович тоже не остался равнодушен к богу Бахусу, изрядно приложившись к его источнику. Это ж сколько надо винишка вылакать, чтобы заснуть прямо в кресле перед столом.

Отворив дверь я вошел в комнату. Решив Романа Борисовича по пустякам не тревожить, будить его не стал.

Уже взявшись за ручку холодильника, я вдруг обратил внимание на два подозрительных момента: во-первых, в помещении было необычайно тихо, а во-вторых, на столе перед спящим не стояло ни одной бутылки. Только графин с водой.

Оставив холодильник в покое, я вернулся к столу и склонился над земляком. Мои худшие опасения тут же подтвердились – пульс на шейной артерии Романа Борисовича не прощупывался. Приподняв его теплое еще веко, я окончательно убедился, что он мертв. Смерть меняет – скрючившаяся в кресле фигура вроде как даже похудела. Валявшийся на полу разбитый стакан и еле уловимый запах горького миндаля из распахнутого рта соседа мне все объяснили. Роман Борисович отравился – или был отравлен – цианитом.

По всей видимости, кто-то из двух находился в этот момент рядом – либо мой ангел-хранитель, либо дружище воровской фарт, так как я совершенно непроизвольно заглянул под стол.

На желтом ковре у деревянной ножки стола лежала стеклянная трубочка с полиэтиленовой пробкой. Подняв и осмотрев находку, я почти без риска мог поклясться, что это та самая пробирка, что находилась в кармане пиджака Рафаила Вазгеновича. Стекляшка из-под валидола имела внутри тот же легкий налет какого-то бело-серебристого порошка. Осторожно вынув пробку, я принюхался к невинному с виду пузырьку и сразу уловил характерный запах горького миндаля.

Ладно, здесь больше делать нечего. Пора рвать когти, пока жизнь не преподнесла какого-нибудь нового подлого сюрприза. В виде появления ментов, к примеру.

Проскользнув к себе в номер, первым делом оделся. В голове у меня вертелся весьма злободневно-важный вопрос: что делать с подобранной на месте преступления пробиркой? Первое острое побуждение навсегда от нее избавиться, спустив в унитаз, я тут же задавил как глупое и маловыгодное.

По ходу, внезапный «сердечный приступ» у Рафаила Вазгеновича имел вполне подготовленную определенную цель – заиметь на пузырьке с остатками яда мои отпечатки пальцев. И очутился «вещдок» под столом совсем не случайно. Ну ты и падла, милый Рафик! Где я тебе солнышко заслонил, чтоб так внаглую ты на меня убийство вешал?! И скорее всего – свое собственное!

Вызвать «Скорую» или ментов я посчитал излишним – скоро горничная начнет убирать номера, пусть она и вызывает. Ей за это деньги платят.

Первым идти на контакт с доблестными органами следствия дураков нет. Известно ведь, что главным подозреваемым для них обычно становится именно тот, кто обнаружил труп. Менты всегда стараются идти по пути наименьшего сопротивления, бараны тупорылые.

Прихватив с вешалки у дверей махровое полотенце, я надел свои красивые импортные очки и неторопливо-спокойно продефилировал на пляж.

К счастью, небесное светило потихоньку-полегоньку начинало клониться к морскому горизонту, и его косые лучи уже не были слишком обжигающи.

Устроив личное тело на любимом полотенце, я некоторое время наблюдал за загорающей публикой. Отдыхающий люд занимался своими нехитрыми делами, не обращая на меня ни малейшего внимания.

Я незаметно выкопал в песке аккуратную ямку и сховал в ней стеклянное «вещественное доказательство». Пусть здесь полежит от греха. Если вдруг понадобится, место я хорошо запомнил, а коли нет – то и дьявол с ним, пускай пропадает тут хоть до Второго Пришествия.

Примерно через полчаса к парадному входу здания санатория подъехала белая «Волга» – фургон службы «Скорой медицинской помощи» и почти следом синяя милицейская «БМВ».

Поразмыслив, я решил вернуться в свой «люкс». Во-первых, люблю прямо смотреть в морду возможной опасности, а во-вторых, не хватало еще, чтоб менты начали меня разыскивать сдуру.

Без суеты, неторопливо отперев дверь ключом и войдя в комнату, обнаружил то, что и ожидал.

За столом восседал плотный в штатском, листая мой паспорт. Дорожный баул, хранившийся до этого в стенном шкафу, сейчас стоял раскрытый у ног незваного гостя. Впрочем, гостей было аж целых три – рыжий бугай за столом, мент в форме старшего сержанта у дверей на лоджию и крупная немецкая овчарка, нахально устроившаяся на коврике у моей кровати.

– Добрый день, Евгений Михайлович! – не вставая, поприветствовал меня сыскарь в штатском прикиде. – Удивлены? Или не очень?

– Кажется, не слишком добрый, – сухо заметил я, подойдя к столу и без приглашения усевшись напротив рыжеволосого. – Чем обязан? Паспортный режим, по-моему, я не нарушил.

– Как вам наша чудесная Одесса? Нет желания насовсем сюда перебраться со своего ледяного Уральского хребта? – не отвечая на поставленный вопрос, начал ходить вокруг да около мент, надеясь сбить меня с панталыку и спровоцировать та нервно-необдуманную реакцию. Составляет психологический портрет подозреваемого, короче.

Но я-то в курсе всех их оперативных «примочек» от и до. Поэтому волноваться понапрасну не стал, а просто вынул из заднего кармана шорт зажигалку с пачкой сигарет и не спеша закурил.

– Может, вас кофе угостить? У меня, правда, только растворимый есть в наличии, – возвратил я легавому хохлу его же фальшивую монету, приветливо улыбаясь до отвращения слащаво-приторно.

– Благодарю, не стоит беспокоиться, – отказался мент, с неподдельным интересом изучая мое безмятежное лицо. – Какие у вас существовали отношения с погибшим соседом?

– С Рафаилом Вазгеновичем случилось несчастье? – Я очень натурально огорчился, откидываясь на спинку кресла. – А я ведь заранее знал! Сколько раз предупреждал его, что переедать опасно! Что с ним произошло? Несварение желудка, да?

– Возможно. Но я спрашиваю о другом соседе, Романе Борисовиче, – уточнил следак и с явным нажимом добавил, словно угрожая: – Что с ним сегодня приключилось, точно установит судебно-медицинская экспертиза, не сомневайтесь! – Потом выдержал многозначительную паузу и продолжил: – Так какие между вами были взаимоотношения?

– Обычные. Соседские, – вполне искренне ответил я, озабоченно сведя брови «домиком». – Все-таки что случилось?

– У вас хранятся какие-либо отравляющие вещества, яды? – верный своей наглой привычке отвечать вопросом на вопрос, поинтересовался следователь. – Цианистый калий, к примеру?

– Нет, конечно. Я литератор по профессии, а не химик. Роман Борисович отравился, да?

– Навряд ли, – тип в штатском соизволил все же несколько разъяснить обстоятельства дела. – Отравлен графин с водой. Если бы потерпевший намеревался сам покончить счеты с жизнью, то просто развел бы яд в стакане. Логично? Как считаете, Евгений Михайлович?

– Вам виднее. Но, думается, самоубийцы не стремятся поступать правильно или неправильно, на вашу логику им глубоко наплевать.

– Возможно. Но проблемка в том, что потерпевший был, похоже, ограблен. На животе трупа остались ясные следы от широкого пояса. Он исчез. Вы, кстати, когда-либо этот пояс видели у Романа Борисовича? Не знаете, что он в нем хранил?

– Нет, понятия не имею, – пожал я плечами. – Роман Борисович постоянно ходил в пиджаке. Теперь я понимаю, для чего: чтоб его тайник не был заметен посторонним людям.

– Похоже на то, – кивнул следователь, разочарованно вздохнув. – Вы бывали в номере у соседа?

По старательно равнодушному тону вопроса я вмиг почуял подвох. Довольно-таки наивный, впрочем.

– Само собой, очень даже часто. Постоянно ходили друг к другу в гости по-землячески. Последний раз был у него нынче днем.

– С какой целью?

– Позвал Романа Борисовича на обед в столовую, – невинно пояснил я, невольно скосив взгляд на овчарку. Собака неотрывно смотрела на меня своими выразительно-умными карими глазами с иссиня-черными бусинками зрачков, будто желая срочно засвидетельствовать хорошо известный ей факт – что я был последним, кто вышел из номера убитого.

«Как настроение, псина? – мысленно усмехнулся я, с удовольствием затягиваясь душистым болгарским дымом. – Близок локоть, но не укусишь, да? К счастью. Господь не дал тебе умения говорить, чему я, признаться, весьма рад, в натуре!»

– После обеда с Романом Борисовичем не виделись? Никаких подозрительных звуков из соседнего номера не слышали?

– Нет. После обеда я по привычке чуток подремал, а час-полтора назад спустился позагорать к морю. Ничего особенного не слышал и не видел, к сожалению.

Рыжий тип еще с полчаса пытался выудить из меня что-нибудь путное, но беспонтово. Совершенно безрезультатно то бишь.

Испортить мне настроение, правда, ему вполне удалось, так как на прощание, пригласив из соседнего номера эксперта, он распорядился снять у меня отпечатки пальцев.

– Это простая формальность, Евгений Михайлович, не хмурьтесь, – ухмыльнулся следователь. – Второго соседа мы тоже дактилоскопировали. И Рафаил Вазгенович даже не думал возражать, кстати. Так что берите с него пример и не расстраивайтесь по столь ничтожному поводу.

– А я и не расстраиваюсь. Но сами должны отлично понимать, что подобные уголовные процедуры оптимизма нормальному, законопослушному гражданину не добавляют.

– Больше тревожить вас не будем. По крайней мере, сегодня. – Следователь положил на стол картонный квадратик. – Оставляю личную служебную карточку. Если вдруг что-то припомните – звоните в любое время, не стесняйтесь. А пальчики рекомендую прямо сейчас вымыть с мылом, пока краска окончательно не, высохла. Всего наилучшего!