Текст книги "Четверо с базарной площади"

Автор книги: Евгений Титаренко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Схватка

– Кто там?.. – негромко спросил Аркаша. – Это вы, ребята?..

Генка, Толячий и Фат приготовили по нескольку тяжелых кирпичных обломков.

– Ребята! – окликнул Гвардеец громче. Потом выругался: – Что за черт…

Щелкнул фонарик, и круглое пятно света упало на лестницу внизу.

– Ничего не пойму! Ты, что ли, свалил ее, Дроля?

– Да я вроде коснулся только…

Фонарик погас.

– Коснулся… – Аркаша яростно выругался.

Голос Купца:

– Веселый, никого не было?

– Нет, нет! Я… гляжу все время.

Голос Гвардейца:

– Попробую спрыгнуть… Зажги.

И Аркаша в свете карманного фонаря начал было спускаться вниз.

– Залп! – шепнул Генка.

Кирпичи полетели один за другим.

Аркаша вскрикнул, не то от боли, не то с испугу. Фонарик мгновенно погас.

И всего какие-то секунды опять была темнота (бандиты, видимо, отбежали от люка), а потом опять засветился в пылинках луч и забегал из стороны в сторону по этажу, выхватывая из мрака причудливые «колонны» развалин.

Когда пятно света задержалось на веревке и побежало по ней к стене, у которой стояли готовые к атаке разведчики, Фат схватил один из обломков и запустил его точно в открытый люк.

Но их уже заметили.

Брань заглушила чей-то новый вскрик.

– Щенки!..

– Навозники!..

– Сукины дети…

В люк прямо сверху прыгнул Аркаша и упал, не удержавшись на ногах.

– Бежим! – крикнул Толячий. Но Фат и Генка уже бомбардировали противника. Толячий тоже схватился за кирпичи.

– Бей гадов! – кричал во все горло Фат.

– Не уйдете, фашистские оккупанты! – вторил ему Генка.

А Толячий, мгновенно опьяненный боем, заорал:

– Ур-ра!

Но сверху один за другим прыгали остальные бандиты. Дроля, вывихнув ногу, разразился проклятиями.

Аркаша попытался увернуться от града тяжелых обломков и, слепя фонариком, уже рванулся вперед, но кто-то – Генка или Фат (скорее, конечно, Фат, потому что меткость у него была необыкновенная) – угодил ему кирпичом точно по локтю, которым он прикрывал лицо.

Аркаша заматерился, луч фонарика исчез, а темноту, грохнув, разорвала вспышка пистолетного выстрела.

Темнота разорвалась и не восстановилась. Потому что вслед за первым выстрелом грохнул второй, и яркий электрический свет залил группу бандитов в углу, рядом с железной лестницей.

– Руки вверх! Стреляю без предупреждения…

Около двери на первый этаж, с карманным электрическим фонарем в одной руке и с пистолетом в другой, стоял мужик в телогрейке с разорванным хлястиком…

Бандиты один за другим начали тянуть руки кверху. Только Аркаша скрипел зубами, зажимая простреленное плечо.

Бандиты глядели не на мужика, а на дверь. И, наверное, потому, что больше никто не появился оттуда, Купец вдруг рывком выхватил из-за пазухи пистолет, и опять разом грохнули два выстрела.

Бандиты рванулись вперед… и замерли с поднятыми руками, ибо мужик остался стоять, как стоял до этого, а пистолет Купца, звякнув, упал на кирпичный пол, и правую кисть его залила кровь – на этот раз уже не симулянтская…

– Я предупреждал: руки держать над головой… – спокойно проговорил «мужик».

– Генка… – тихо позвал Фат.

И только теперь Генка, ошеломленный появлением таинственного «мужика», спохватился, что Фат почему-то давно уже сидит, привалившись к стене.

Генка бросился к другу. Рванув телогрейку за отвороты, распахнул ее.

Рубашка на груди Фата была в крови.

– Фат! Ты что, Фат?.. – спросил Генка.

А Фат, бледный как полотно, стал медленно сползать по стенке, а когда Генка, сбросив на кирпичи свою телогрейку, уложил его, Фат тихо-тихо сказал:

– Ген… Ты скажи там, на суде… чтобы они им за полковника…

Фат не договорил. Глаза его медленно закрылись, и голова упала набок.

– Стреляйте их! Стрел-ляйте! – вдруг закричал Толячий.

– Спокойно, малыш… Хладнокровнее… – отозвался «мужик», не отводя глаз от бандитов.

Генка выпрямился. Утер слезу. Мозг его затуманила какая-то беспредельная ярость.

Бандиты стояли в напряженных позах. Генке показалось, что вот-вот – и они бросятся разом к выходу.

В следующую секунду он догадался, почему ему так подумалось: из-под кепки «мужика» через висок и щеку тоненькой полоской бежала струйка крови.

Генка нагнулся, чтобы не прикрывать бандитов, и, подойдя вплотную к ним, подобрал два пистолета. Никто при этом не обронил ни слова.

Генка знал, что может получить внезапный удар ногой в голову. Но знал и то, что успеет защититься рукой, а хоть один пистолет да схватит. Впрочем, на крайность могли пойти лишь Купец и Гвардеец уже замешанные в убийствах. Остальные выжидали.

Спасибо полковнику, что рисовал друзьям схемы оружия и рассказывал, как надо владеть им.

Генка знал, что после выстрелов пистолеты остались на взводе, а патроны автоматически засланы в стволы.

Генка взял их в обе руки и стал рядом с «мужиком».

– Отнимите оружие у пацана! – потребовал Дроля. – Влепит еще!..

– Если понадобится – влепит, – сказал «мужик». – А выдержки у них побольше, чем у вас… – И он заметно покачнулся, потому что качнулся фонарь в его руке.

Генка поднял пистолеты наизготовку.

Толячий схватил два кирпича и стал рядом с Генкой.

Аркаша выругался.

Прогудел, нарастая, и оборвался звук автомобильного мотора.

Генка понял, что напасть бандиты уже не решатся.

Отстучали торопливые шаги по лестнице.

Первым на этаж взбежал тот седой капитан, что приезжал к полковнику. За ним еще несколько милиционеров и гражданский с саквояжем, какие бывают только у врачей.

Увидев Сливу, щербатый, молчавший до этого, даже рот открыл от удивления.

– Ты гляди-ка… Старый друг!

Но их уже начали выводить по одному к двери.

– Вы ранены, товарищ старший лейтенант! – воскликнул, обращаясь к «мужику», врач.

– Ничего, – сказал старший лейтенант. – Вы вон сначала к малышу…

Генка отдал пистолеты капитану и вместе с врачом подошел к Фату.

Врач разрезал рубашку Фата, повернул его немножко на бок и долго слушал, приставив к лопатке деревянную трубочку.

– Быстро в машину! – крикнул он.

Генка, Толячий и Слива кинулись было поднимать друга. Но два милиционера отстранили их и понесли Фата к выходу.

Купца и Дролю задержали у двери, пропуская милиционеров с Фатом.

Остальных бандитов уже не было.

– Доктор… – Генка осторожно подергал врача за карман пальто. – Скажите, а… Что? Все, да?..

Врач уже накладывал повязку на голову старшего лейтенанта в телогрейке. Обернулся, помедлил.

– Не унывайте, ребята. Я думаю, будет жить. И рыбачить еще с вами будет!

Старший лейтенант кивнул, как бы поддерживая врача.

В больнице

На следующий день, после занятий, в сквере городской больницы собралась почти вся школа. И каждый хотел попасть к Фату.

Но вышла сестра и, кое-как прекратив галдеж, сказала, что всех желающих будут пускать к Фату Первого мая и что сейчас ему нужна тишина, поэтому лучше, если «товарищи пионеры» сегодня тихонько разойдутся.

Некоторое время «товарищи пионеры» шепотом совещались между собой, а потом начали уходить, ступая на цыпочках, чтобы не шуметь.

К Фату разрешили войти лишь Генке, Сливе, Тольке-Толячему и «от имени пионерской дружины» – Тосе.

Генка не забыл своего обещания и рано утром (даже с разрешения матери) прибежал на Калужскую… Обо всех событиях Тося, как и договаривались, узнала таким образом в первую очередь. (Она даже попыталась вместе с тройкой разведчиков проникнуть к Фату до занятий, но тогда их не пустили.)

В вестибюле больницы, где каждому выдали белый халат, который надевается задом наперед, их поджидали капитан и старший лейтенант с перевязанной головой.

Фат лежал на спине. И на белой подушке, под белой простыней он впервые показался Генке беспомощным, слабым…

– Здравствуй, Фат…

Фат кивнул каждому в отдельности.

Сестра принесла стулья.

Капитан и старший лейтенант сели по бокам возле головы Фата, тройка бывших разведчиков – напротив, около ног, а Тося – между офицерами и разведчиками.

– Как ты себя чувствуешь, Фатым? – спросила Тося.

– Хорошо… – сказал Фат и сдвинул брови, чтобы задать свой первый вопрос.

Но капитан упредил его.

– Ты хочешь узнать про полковника?

Фат кивнул.

– Полковника убил Гвардеец – это вы разобрались верно. Купец – очень опытный рецидивист, жил в городе под чужой фамилией – это уже шестая или седьмая у него. Все было так, как вы поняли. Но Толстый не называл себя. Он сделал проще: постучал в окно. Полковник открыл, а вошел к нему Гвардеец. Это заняло не больше пяти минут, когда толпа хлынула на крик женщины.

– А Дроля? – спросил Генка.

– Дроля был наводчиком, как называют их жулики. Он же электрик: ходил по квартирам, потом говорил, где что можно взять и как проще забраться. Дроля убедился, что полковник дома, и часа полтора не отходил потом от карт, чтобы все его видели на людях, так что обвинить его в чем-нибудь вроде даже нельзя было. Кстати, вас он тогда не заметил в комнате. Но потом насторожился почему-то. А Купец, когда слежка за ним лично, – сразу чувствует. Первый раз вы приставили к нему наблюдателя – он тут же подготовил мнимое ваше задержание. А чтобы отвлечь милиционеров, подсунул им спекулянтку: она-то с его же помощью все равно вывернулась бы… А Толстого и красавицу вашу с содового арестовали в тот же вечер.

– Почему этого… Гвардейцем звали? – спросил Фат.

– Да потому, что никогда им не был! – усмехнулся капитан. – Добыл разными способами освобождение от призыва на фронт – за то и прозвали. В свое время он переболел воспалением легких, а обзавелся кучей справок, будто у него туберкулез. Этого мы давно держали на примете – почти со дня убийства… Один Купец все время оставался в тени, так как никому, кроме Арсеньича, не разрешалось встречаться с ним. Все дела обговаривались через Арсеньича, который обязан был наведываться к своему начальнику, – ничего подозрительного в этом не усмотришь. А Гвардеец заходил в контору, как домой, – сын заведующего! Удостоверение его, – конечно, подделка.

– Но ведь он по телефону говорил!

– С Купцом. У них параллельные телефоны.

– А ломик? – спросил Фат.

– Ломик Банник выкинул, когда узнал про убийство. Струсил. Ломиком этим был вскрыт один магазин под Омском.

– Что же вы раньше их не арестовали?.. – тихонько спросила Тося.

Слива поглядел на нее снисходительно: девчонка – что она понимает…

– Раньше никого не удавалось застать на месте преступления, а потом – нам надо было выяснить все их связи, и не только здесь, а в Ташкенте, в Свердловске… Они никогда не сбывали ворованные вещи на месте. А, скажем, в Уфе продавали украденное здесь, а украденное в Уфе продавали в Ташкенте. Вот старший лейтенант как раз и нащупывал эту шайку, когда произошло убийство. Вы шли главным образом от Дроли, а он от Арсеньича: сначала к Веселому, потом к Дроле, к Толстому… И когда появился на горизонте Толстый – у него возникло верное подозрение, что шайка эта имеет какую-то причастность к убийству. Мы знали, что по времени оно произошло именно в тот момент, когда люди были привлечены криком, то есть быстро. Старший лейтенант побывал в котельной и понял, что убийца вышел оттуда.

Старший лейтенант поправил повязку на голове.

– Мне вдвойне трудно было, товарищ капитан, вы это отметьте в приказе: я должен был не попадаться на глаза преступникам да еще и скрываться от конкурирующей организации! Особенно Фатым меня в первый раз помучал. Я в один конец, в другой… Потом, спасибо, наш сержант подвернулся. Говорю: выручай, друг, меня преследуют! Он и выдумал про какую-то драку с железнодорожником, а я тем временем уже переодевался в отделении.

Заглянула сестра:

– Дольше нельзя, товарищи!

Фат пошевелился в постели, чтобы запротестовать. Но гости уже встали.

– Ну, ты, Фатым, не обижайся, – сказал старший лейтенант. – Хоть и ругал ты нас, милиционеров, но закончишь школу – приходи к нам! А? Считай, что моя рекомендация уже есть у тебя.

– Моя тоже, – сказал капитан.

– Придешь? – спросил старший лейтенант.

– Ладно… – сказал Фат.

И вдруг улыбнулся. А раньше Фат улыбался редко.

– Товарищ капитан… – остановил он офицеров, когда те уже подошли к двери. – Не надо Кесого в колонию… Лучше в детдом… Он дурак, но он еще перевоспитается…

– Хорошо, – сказал капитан. – Я передам твое пожелание.

Объединение личности

Из больницы вышли вчетвером, постояли, поглядели на окошко Фата. Солнце блестело в стеклах, и показалось Генке, что он впервые в жизни не заметил, когда пришла вдруг эта солнечная, синяя, в птичьем разноголосье весна.

Словно бы вчера еще была слякоть, удушающие запахи свалки, и была кругом жизнь, которая начиналась аж в поздних сумерках…

А сегодня: дыши хоть до потери сознания, гуляй, смотри по сторонам… И можно не думать о вчерашнем.

– Айдате к реке? – сказал Толячий.

– Идемте! – обрадовалась Тося.

По улице Салавата Юлаева, мимо Детского парка спустились вчетвером к Быстряку.

Толячий и Слива по отлогой тропинке сбежали к самой воде. А Тося, подобрав свою матросскую юбку, уселась вверху, над обрывом, где молодая зеленая трава была густой и яркой, как на картинке. Генка немножко поколебался и сел рядом с Тосей.

Вода в Быстряке была еще мутноватая, но ровная, гладкая, текла широким потоком в сторону синих гор на горизонте, и если долго глядеть на нее – голова начинала кружиться.

Генка снял кепку, потом надел ее и покрутил за козырек.

– Тося, – сказал Генка, – вот ты тогда показывала мне письмо, помнишь?

– Помню, – сказала Тося, глядя, как Слива мастерит из двух щепок парусную лодку.

– Ну, про любовь там – это, конечно, глупость, – сказал Генка. – А давай дружить с тобой!

Тося щипнула зеленую травку у ног.

– Давай…

– Ну, и чтобы все честно… Я тут не виноват… Ну, в общем, это я, Тося, написал тебе.

Тося поглядела на него своими кукольными глазами.

– А я догадалась, Гена, когда ты покраснел в тот раз… – И сама теперь чуточку покраснела.

Генка снова яростно крутнул кепку.

– Идем завтра рыбачить, Тося!

– Ой! – сказала Тося. – Да я же не умею!

– А это я научу! Это быстро! Знаешь, как клюет сейчас!

– Ладно, – сказала Тося. – Только давай не завтра. Завтра лучше пойдем цветов нарвем для Фатыма! Ой! Ты знаешь, в овраге на татарке фиалок – уйма! – И Тося даже зажмурилась, чтобы показать, какая уйма на татарке цветов. – Пойдем?

И Генка почувствовал вдруг, что кончилось у него раздвоение личности. Что больше никогда не зашумит в ней призывным гамом толкучка. А навсегда останутся Тося… Да Слива… да Фат… да Толька-Толячий… да еще сестренка Катя. Надо только сказать ей, чтобы не выходила за ворота монастыря и никогда никого не подслушивала больше…

От воды наверх взбежал Слива.

– Мы завтра за фиалками идем для Фатыма, – сказала ему Тося. – Ты пойдешь с нами?

– Ну, ясно! – кивнул Слива и, будто зная, о чем здесь говорили без него, добавил: – А я вот на прошлой неделе отправил Динке Коршуновой свои стихи… А она мне ответила: «Дурак». Ну что, если не понимает, правда? – спросил он у Тоси.

– Ой, ребята! Толя! – воскликнула Тося. – А про те цепи, что в подвале, и про весь монастырь давайте мы летом всей дружиной разведаем! А? Гена? У вас теперь опыт, а как все возьмемся – мы хоть что узнаем! И про полковника узнаем – где воевал он!..

Хорошо все-таки жить цельной личностью: легко, интересно и как-то – просторно даже, вроде бы как на реке во время паводка.