Текст книги "Очерки истории российской внешней разведки. Том 3"

Автор книги: Евгений Примаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 43 страниц)

38. Неожиданный поворот

В жизни любого человека возникают порой непредвиденные, острые ситуации, требующие от него хладнокровия, умения в считанные минуты принять то единственно правильное решение, которое может предотвратить непоправимое. Для разведчика, действующего во враждебной среде, цена таких «моментов истины» почти равна стоимости собственной жизни. Иногда за принятыми решениями стоят судьбы коллег и тех, кто счел своим долгом оказывать помощь нашей разведке, руководствуясь высокими идеалами гуманизма и нравственности.

…Альфред Мейсснер кончил пить чай. День на службе выдался трудный, и, придя домой, он, не сняв эсэсовский мундир, сел к столу. После горячего чая Альфред почувствовал, как тело расслабляется, и испытал что-то вроде блаженства. Внезапный звонок в дверь вызвал у него досаду. Он нехотя встал со стула, вышел в прихожую, приоткрыл дверь и оторопел. На пороге стоял тот, кого он никак не ожидал, да и вряд ли хотел когда-либо видеть.

– Эрих, дружище! Какими судьбами?! – воскликнул Мейсснер. – Раз уж ты здесь, то проходи, присаживайся, – после легкой заминки сказал Мейсснер. – Рассказывай, давно ли и какими судьбами ты оказался в Берлине?

Альбрехт Эрих Такке, советский разведчик-нелегал, прибывший в Германию по паспорту на имя иностранного гражданина, тоже не ожидал увидеть своего старого знакомого в форме СС.

Такке и Мейсснер познакомились в 20-х годах на Урале. Эрих Такке, немецкий коммунист, работник Коминтерна, помог тогда своему земляку устроиться на работу в одно из советских учреждений. Они встречались семьями. Мейсснеру постоянно не хватало денег, и Такке частенько одалживал их ему. И вот теперь он видит своего бывшего единомышленника в мундире СС.

– Я здесь на отдыхе, – ответил он согласно своей легенде на вопрос Мейсснера. – Надоело торговать в Шанхае и потянуло в родные места. Пока остановился в гостинице, хочу оглядеться, а там будет видно. Прошло три года, как мы виделись с тобой в последний раз, а какие разительные перемены, – бросил он многозначительный взгляд на мундир Мейсснера. – Объясни по возможности, какая метаморфоза произошла с тобой, и что это значит? – Такке еще раз задержал взгляд на эсэсовском мундире.

– Вернувшись в Германию, я понял, что идеи национал-социализма близки мне, и в 1932 году вступил в национал-социалистскую партию. Затем был принят на службу в СС, в то его подразделение, которое контролирует Министерство авиации, – ответил Мейсснер.

Чувствуя, что это отнюдь не успокоило Такке, Мейсснер поспешил заверить:

– Я высоко ценю нашу давнюю дружбу, Эрих, и не забыл, как ты меня не раз выручал в трудную минуту. Я по-прежнему твой друг, и тебе не следует меня опасаться.

Сделав над собой усилие, Такке улыбнулся и сказал, что надеется еще увидеться с Мейсснером, поговорить о прошлых годах, а пока надо вернуться к себе. Он не стал уточнять, куда именно.

– Буду рад, – как будто искренне заметил Мейсснер.

По пути, поглядывая по сторонам, нет ли за ним слежки, Такке обдумывал встречу с Мейсснером и не мог не упрекнуть себя в излишней поспешности.

Эрих Такке не был новичком в разведке и уже несколько лет находился за рубежом как нелегал. Он родился в 1894 году. По линии Коминтерна работал в Берлине. В начале 20-х годов был рекомендован Разведывательному управлению ГШ РККА. Выехал в Москву и был принят на службу в Разведывательное управление Красной Армии (РУ РККА), там Эрих проработал немногим более года. В 1924 году был переведен в ИНО ОГПУ. По окончании разведывательной школы Такке был направлен в Китай. Вместе с ним в Китае находилась жена – Юнона Иосифовна Чингор, полька, привлекавшаяся к работе резидентуры в Харбине в качестве фотографа. Юнона была находчивой и смелой, отлично справлялась с порученным делом, помогала мужу в его деятельности. У супругов Такке была малолетняя дочь. В сентябре 1934 года Э. Такке с семьей был командирован в Берлин со специальным заданием – приобрести агентуру в органах военной разведки и тайной полиции. При этом Мейсснер, о положении которого точно не было известно, рассматривался прежде всего в качестве возможного «наводчика» и «установщика».

Такке подготовил подробную телеграмму в Центр о том, как прошла встреча с Мейсснером, в которой, в частности, отметил, что опасности разоблачения его со стороны «старого друга», на его взгляд, не существует. «Тем не менее, – писал Такке, – надо как можно скорее решить вопрос, должен ли я завербовать Мейсснера или мне надо выехать из страны. Из-за долгов материальное положение Мейсснера настолько печально, что я не сомневаюсь в том, что мне удастся завербовать его, воспользовавшись этим обстоятельством. Нужны также директивы на случай, если вербовка не удастся».

Отослав телеграмму, Такке отправился в горный отель, так как по легенде он прибыл в Германию для проведения отпуска.

15 октября 1934 г. из Центра на имя Такке поступил ответ, в котором рекомендовалось связь с Мейсснером не прекращать и довести его «разработку» до вербовки. Москва полагала, что пока не произошло ничего чрезвычайного и события не перешли черту допустимого риска. Получив одобрение руководства, Такке вновь отправился к Мейсснеру, который принял его так, как будто между ними не было никакого объяснения и они только вчера расстались друзьями. В разговоре Мейсснер как бы мимоходом заметил, что, если Такке покинет Берлин, он будет сожалеть об этом. Вдвоем они, по словам Мейсснера, могли бы что-нибудь «скомбинировать». Такке обратил внимание на вскользь оброненную фразу, но ему оставалось только строить различные предположения, так как Мейсснер не стал развивать эту тему. Но состоявшийся разговор и намек на «комбинирование» подтолкнул разведчика к решительному шагу.

28 октября 1934 г. он зашел к Мейсснеру. После общих фраз Мейсснер с непринужденным видом попросил у Такке денег на оплату просроченного векселя и еще 150 марок на возмещение партийных денег, потраченных им на себя. Разведчику показалось, что за этим скрывается что-то большее, чем обычная просьба об одолжении. Такке посчитал, что случай удобный и самое время склонить бывшего товарища к сотрудничеству.

– При мне только 100 марок, и я охотно тебе помогу. Но ты мог бы иметь постоянно значительно больше, чтобы расплатиться со всеми обязательствами. Стоит тебе вспомнить, что когда-то ты был коммунистом, и мог бы теперь оказать мне услугу, сообщая информацию о том, что делается у тебя на работе.

Мейсснер нахмурился, хотя от предложенных денег не отказался. То, что он сказал, не было полной неожиданностью для Такке, хотя он рассчитывал на более определенный ответ.

– Эрих, я тебе полностью доверяю как другу, но должен сказать, что материальное бремя, которое меня тяготит, никогда не заставит нарушить служебный долг. Пока я придерживаюсь нынешних политических взглядов, о которых уже говорил, твое предложение не подлежит обсуждению. Этот разговор, – добавил Мейсснер, – будет сохранен в абсолютной тайне.

Отказ Мейсснера означал провал вербовки. В глубине души Такке упрекнул себя в том, что не подготовился к вербовочной беседе более основательно и положился только на прежние коммунистические убеждения Мейсснера, если они у него вообще были, а также личные отношения. Однако дело было сделано и теперь следовало определить, какие последствия повлечет срыв вербовочной акции. Если Мейсснер успел превратиться в стопроцентного наци, то можно было ожидать самого худшего.

О возникшей ситуации разведчик доложил в Центр. Руководство внешней разведки, всесторонне проанализировав результаты вербовочной беседы, пришло к выводу, что не все возможности для продолжения «разработки» Мейсснера исчерпаны и что попытку следует повторить.

Руководитель нелегальной резидентуры В.М. Зарубин, извещенный о прибытии разведчика, действующего самостоятельно, получил из Москвы следующее указание: «Предложить Такке оставаться на месте. Не отказываться от встречи с Мейсснером, оказывая ему материальную помощь, если он будет обращаться за ней. Не показывать вида, что Такке напуган его отказом, чтобы он сам не стал нас шантажировать».

Оценивая сложность возникшей ситуации и важность приобретения надежного источника в аппарате СС, Центр решил подключить «легальную» резидентуру внешней разведки в Берлине, возглавляемую Б.М. Гордоном, к дальнейшей «разработке» Мейсснера. Руководство разведки информировало Гордона о сложившейся ситуации с Мейсснером и высказывало мнение, что обстановка не настолько драматична, чтобы поддаваться панике, бежать из страны и прекратить перспективную, по мнению руководства, «разработку». «Учреждение Мейсснера, – отмечалось в телеграмме резиденту, – представляет для нас исключительный интерес. Нам, конечно, не следует отказываться от возможности проникнуть туда через него. Ждем от вас установку на Мейсснера».

Москва, несомненно, учитывала, что резидентура Гордона располагала группой агентов-установщиков, которые могли конспиративно собрать сведения на указанное лицо. Добытая таким путем информация помогла бы разведке определить направление наиболее эффективной работы с Мейсснером. (На языке разведчиков «разработкой» называют изучение лиц на случай возможной вербовки в агенты. Агенты, в свою очередь, делятся на ряд категорий в зависимости от своих возможностей. Агенты-«установщики», в частности, специализируются на «наводках», т. е. получении сведений о лицах, интересующих разведку как в вербовочных, так и в иных целях.)

Гордон, давно работавший в органах безопасности и проявивший себя как умелый оперативник и способный организатор, впервые выехал за рубеж. Он уже освоился с новой для него обстановкой и успешно руководил «легальной» резидентурой в Бернине, приобретя ценные связи. Новое задание Центра было не из легких. Он поручил одному из сотрудников резидентуры срочно встретиться с «Акционе-ром», агентом, занимавшимся «установками» и имевшим для этих целей двух-трех профессиональных сыщиков из числа уволенных в отставку бывших работников местной полиции. «Установка» на Мейсснера была выполнена качественно и в срок. Она подтвердила уже известные о нем сведения.

Центр в своем указании предложил Такке переехать из гостиницы на частную квартиру и сообщить об этом Мейсснеру, подчеркнув, что он решил пожить в Германии более продолжительное время, чем предполагал первоначально. Делалось это с целью убедить сотрудника СС в том, что его «друг» нисколько не смущен и готов, как и прежде, продолжать встречи.

Рождественские каникулы семьи Такке и Мейсснера провели вместе в Магдебурге – недалеко от Берлина, на живописных берегах Эльбы. Такке не поскупился на рождественские подарки, и фрау Мейсснер была от них в восторге. «Мы должны чаще встречаться семьями, как в прежние времена», – заявила она за столом, обращаясь к мужу и Эриху. Чета Такке потратила немало денег и сил, чтобы праздничный стол был полон блюд и хороших вин. Сытый и захмелевший Мейсснер попросил Такке, чтобы он нагнулся к нему послушать нечто очень важное. По словам Мейсснера, он не просто обслуживает Министерство авиации, а служит в разведке Геринга – Форшунг-самте, в секции «Юг-Восток», которая занимается вопросами СССР, Польши и Румынии.

Сообщение об этом, направленное в Москву, вызвало у руководства внешней разведки большой интерес, и оно немедленно откликнулось на эту информацию. Проникновение в органы контрразведки и разведки Германии считалось одной из главных задач.

Заместитель начальника разведки Б.Д. Берман счел целесообразным высказать свои соображения о работе с Мейсснером и резиденту-нелегалу Зарубину, чтобы привлечь его особое внимание к данной «разработке». «Дело Такке с его другом продвигается успешно вперед, – отметил Берман. – Пока не существует никаких опасений за его судьбу, тем более за судьбу вашей группы. Конечно, как и всегда, в такой работе должна соблюдаться крайняя осторожность, – предупреждал Берман, – чтобы застраховать себя от всяких неожиданностей».

Однако руководитель нелегальной резидентуры Зарубин, уже знавший о Такке, не согласился с положительной оценкой «разработки» Мейсснера, отметив, что сблизиться с ним на идейной основе невозможно, а деньги он будет брать как своеобразную плату за безопасность нашего разведчика. По мнению резидента-нелегала, отношения Такке с Мейсснером вряд ли пойдут дальше «джентльменских» и лучше, чтобы за дело взялся другой оперработник.

Мнение Зарубина побудило Центр пересмотреть план дальнейшей работы с Мейсснером и внести в него соответствующие коррективы. Согласно новому плану Такке должен был постепенно выйти из игры и передать Мейсснера другому разведчику, который взглянул бы надело свежим взглядом. Он не будет ничем обязан Мейсснеру. Пока Мейсснер сохраняет лояльность к Такке, последний под удобным предлогом познакомит его с К.И. Силли, оперработником «легальной» резидентуры. Перед Силли была поставлена задача во время нескольких встреч постараться определить возможность вербовки Мейсснера. Тем временем из Берлина уедет жена Такке, а к моменту вербовки Мейсснера – и сам Такке. По замыслу Центра, такой план гарантировал безопасность разведчика-нелегала и его семьи. В случае неудачи Силли, имевшего официальное прикрытие – «дипломатический иммунитет», ущерб для разведки был бы минимальным.

Соответствующее указание в отношении Мейсснера было направлено в резидентуру Б.М. Гордона в феврале 1935 года.

Но неожиданно резидента-нелегала вызвал на экстренную встречу хорошо информированный ответственный сотрудник гестапо «Брайтенбах». Он сообщил, что во 2-й отдел гестапо, занимавшийся борьбой против коммунизма, 7 марта 1935 г. поступило сообщение из Форшунг-самта, по которому заведено дело оперативной «разработки». В донесении, в частности, говорилось, что приехавший из Китая в шестимесячный отпуск Эрих Такке, поддерживающий связи с членом НСДАП сотрудником СС Альфредом Мейсснером, подозревается в шпионаже. Эрих Такке располагает денежными средствами в цюрихском банке. Там же, в Цюрихе, он встречался с немецкими коммунистами. Сам Мейсснер раньше бывал в СССР и познакомился там с упомянутым Такке.

Было очевидно, что Мейсснер не мог написать ничего подобного или рассказать об этом своим коллегам. В его интересах было сохранить отношения с Такке в тайне. Вероятно, часть информации была получена от агентуры немецкой контрразведки, другая – собрана гестапо путем визуального наблюдения.

Это значило, что Такке стал объектом «разработки» германской контрразведки и ему грозит смертельная опасность.

Не подлежало сомнению, что Такке и его жена обязаны были как можно скорее выехать из Германии, причем сделать это незаметно. Решение этой задачи было возложено на нелегальную резидентуру. Она быстро справилась с ней – супруги Такке благополучно покинули Германию.

Позже от «Брайтенбаха» поступила информация, в которой говорилось, что в национал-социалистской партии давно наблюдали за Мейсснером. Ему не доверяли, так как подозревали в принадлежности к Компартии Германии. Наблюдение выявило его знакомство с Такке. Предполагалось исключить Мейсснера из НСДАП, поскольку его считали «мошенником и нечестным человеком».

Проверка Такке, проведенная гестапо по его гостиничному адресу, не дала результатов. В это время разведчик находился уже далеко от Берлина.

Рассказ об этих событиях – лишь небольшой эпизод в той напряженной работе, которую вела перед войной советская разведка в стане будущею противника. Смелая и весьма рискованная «разработка» офицера СС, обещавшая вначале приобретение источника ценной информации в спецслужбах гитлеровской Германии, в силу обстоятельств не увенчалась успехом. Профессионализм разведчиков позволил избежать провала, сохранить позиции и людей для продолжения важной для Родины работы. Последнее было особенно важно, так как спецслужбы фашистской Германии – и это хорошо видно на примере дела Мейсснера – обладали высоким мастерством, а система гитлеровского политического сыска имела без преувеличения тотальный характер. Противостоять такому врагу могли только патриоты, свято верившие в правоту своего дела, люди с горячим сердцем. Такими были Эрих Такке с супругой Юноной, которые, как и многие другие разведчики, в конце 30-х годов пали жертвой репрессий.

39. Встречный бой «Янычара»

В начале 30-х годов Центр поставил перед резидентурой в Берлине задачу проникновения в местные спецслужбы, в том числе и в армейскую разведку Германии – абвер. Легко задачу поставить, но как ее выполнить? Ведь начинать приходилось фактически с нуля. Нужны были первичные зацепки, данные на сотрудников спецслужб. И тут помог случай, если случаем можно назвать неутомимые поиски и профессиональное внимание разведчика к фактам окружающей действительности, мимо которых другой прошел бы, ничего не заметив.

Сотрудник берлинской резидентуры К.И. Силли регулярно заходил в один из центральных берлинских ресторанов, который, как предполагалось, использовался местными спецслужбами. И вот Карл Иванович, носивший в разведке псевдоним Никита, обратил внимание на то, что кельнер ресторана часто ведет разговоры по телефону, явно стараясь не привлекать к себе внимания. Кельнеры в подобных заведениях, как правило, являются агентурой местных спецслужб. Уж не с работником ли одной из них ведет разговоры кельнер? Никите удалось подсмотреть номер набираемого телефона. Проверка через агентуру показала, что этот номер принадлежит некоему Веру. Через надежную агентуру провели установку Вера. И вот наконец удача. Вер оказался ответственным сотрудником контрразведывательного подразделения абвера, майором по званию. Никите поручили план дальнейшей работы по Веру и проникновению через него в абвер. Такое поручение разведчику давалось не случайно. Он был уже немолодым, прошедшим суровую жизненную школу человеком и считался в резидентуре одним из наиболее опытных профессионалов.

К.И. Силли, по национальности венгр, родился в 1893 году в семье железнодорожного рабочего. Воевал в австро-венгерской армии на стороне кайзеровской Германии, но быстро сдался в плен русским.

В 1918 году вступил в партию большевиков. С 1920 года – в органах ВЧК, принимал активное участие в борьбе с бандитизмом. В 1931 году был направлен на службу во внешнюю разведку. Поработал в резидентурах в Германии, Австрии, Турции. Завербовал ряд ценных агентов, приобрел репутацию опытного вербовщика. (В 1937 г. был репрессирован. Полностью реабилитирован посмертно в 1956 г.)

Никита начал с тщательного изучения окружения Вера. Вскоре ему удалось выяснить, что с майором Вером поддерживает тесный контакт Эгон Гесслинг, который являлся связью «Эстонца», агента берлинской резидентуры, в прошлом офицера царской армии. План «разработки» складывался сам собой: используя «Эстонца», изучить Вера через Гесслинга и в зависимости от результатов решить вопрос о подводе к Веру агента или оперработника. Центр одобрил такой план действий.

Результаты изучения Вера превзошли все ожидания. Он оказался сотрудником специально созданного подразделения для работы с территории Германии по интересующим абвер странам. Подразделение имело необычное название: «Домашняя капелла» и по своей сути являлось одним из разведывательных подразделений абвера. Возглавлял его Рихард Протце. Он являлся непосредственным начальником Вера.

Знакомство «Эстонца» через Эгона Гесслинга с Вером состоялось. Но вот на одну из встреч с «Эстонцем» Вер неожиданно привел своего начальника Протце, который учинил советскому агенту подлинный допрос. Протце интересовали связи «Эстонца», особенно за пределами Германии. И как ни пытался «Эстонец» уклониться от вопросов Протце, ему, чтобы не вызвать подозрений, пришлось назвать некоторых своих знакомых. Внимание Протце, в частности, привлек проживавший в Берлине бывший генерал царской армии.

Тут же в присутствии Вера Протце предложил «Эстонцу» сотрудничать с абвером. При этом он сказал: «Германия интересуется военным положением в Польше, и вы должны попытаться узнать об этом через своих друзей в Эстонии и Финляндии». «Эстонец» уклонился от ответа.

Сложилась интересная ситуация: наша резидентура подвела своего агента к Веру в расчете на «разработку» и проникновение в агентурную сеть абвера. А руководство абвера решило использовать появившегося в его поле зрения «Эстонца». Что ж, бывает и так. Интересы двух разведок столкнулись. Преимущество нашей резидентуры состояло в том, что она владела инициативой и знала, с кем имеет дело в лице Вера и Протце, в то время как в абвере не знали, что они вышли на агента берлинской резидентуры советской разведки.

Наши разведчики решили до конца использовать свое преимущество» Но поскольку стало ясно, что речь пойдет о «разработке» кадровых сотрудников абвера – Вера и Протце, только на «Эстонца» полагаться было нельзя. В этом деле требовалась более опытная рука. Решили, что через «Эстонца» на Вера должен выйти К.И. Силли и попытаться провести его вербовочную «разработку».

10 августа 1935 г. Никита писал в Центр: «Пока мы не имеем в абвере такого агента, как «Брайтенбах», мы вынуждены искать ответ на все наши сомнения в процессе работы. Поэтому я думаю, что раз мы влезли в это дело, то мы не должны на половине дороги оборвать его, а должны пойти на разговор с Вером… Думаю, что с Вером я должен встретиться здесь или в Праге… Мы уже в первом разговоре с Вером сможем раскусить его намерения, так как мы о нем кое-что знаем важное: о его сети среди русских белых, мы знаем о его связи с польскими «разработками» абвера и о том, что он допрашивал нашего «Эстонца». Я думаю, что с ним есть расчет поговорить хотя бы один раз, даже в том случае, если он двойник, для того чтобы пролить свет на все это дело…»

28 августа 1935 г. Никита встретился в Праге с Вером, которому представился под фамилией Никитин. В тот же день он писал в Центр: «Вер действительно один из наиболее осведомленных работников абвера. Заявил о своем согласии дать нам все, что нас интересует. Стоить он нам будет дорого». Сотруднику абвера майору Веру в советской разведке был дан псевдоним «Янычар».

Эта встреча длилась 5 часов. Вер рассказал Никите что, по его мнению, национал-социализм завел Германию в тупик, из которого нет выхода. Он подчеркнул, что согласился сотрудничать с нами, так как не исключает, что, может быть, ему придется покинуть Германию.

По словам Вера, в нацистских кругах на него смотрят косо, потому что не могут простить того, что он не вступил в НСДАП. Пока он работает в абвере, ему ничто не угрожает. Но случись что – и от гестапо, которое держит его в поле зрения, пощады не будет.

Вернувшись в Москву, Никита доложил о полученных в ходе беседы с Вером некоторых конкретных данных о работе абвера против СССР и предложил план дальнейшей работы с ним. К очередной встрече с Вером были подобраны 38 известных ИНО фактов деятельности абвера, о которых Вер не мог не знать. Этот список позднее расширился до 68 пунктов, из которых начальник ИНО выделил 11 вопросов для прямой постановки перед Вером.

Однако действовать приходилось очень осторожно. В своем анализе оперативной обстановки, складывающейся вокруг этой вербовки, Никита отмечал: «Мы обязаны исходить из худшего, а именно, что за спиной Вера действует Протце и что они снабжают нас дезинформацией и будут скрывать работу немцев от нас. В то же время, – указывал далее Никита – нет никакого сомнения, что Вер обладает ценными сведениями военного и военно-технического характера… но в первый период работы мы должны будем ограничиться исключительно материалами контрразведывательного характера, так как только в этой области мы можем его тщательно проверить и убедиться в его искренности».

Вторая встреча Никиты с Вером состоялась в Копенгагене б и 7 октября того же 1935 года, куда Вер был вызван условным письмом. Информацию «Янычара» о его связях среди белой эмиграции Никита отправил в Центр. Она, однако, не вызвала большого интереса, и начальник И НО А. А. Слуцкий, предложил на следующей встрече заняться проработкой других связей «Янычара» в абвере, перечисленных в имеющемся плане. На телеграмме Никиты из Копенгагена он наложил резолюцию: «Берману, Силли. Надо перед следующей поездкой твердо договориться о нашей позиции к «Янычару» с тем, чтобы с нее не сходить».

Очередная встреча Никиты с «Янычаром» была назначена на апрель 1936 года, но агент на нее не явился. На запасную встречу в мае в Стокгольм но неизвестным нам причинам не смог прибыть и Никита. Вместо него в Стокгольме «Янычара» принимал резидент в Швеции Баевский Артем Матвеевич – Гаиб. Ранее он вместе с Никитой работал в Берлине. Перед этой встречей в начале мая Гаибу из Центра было направлено письмо Никиты для «Янычара». В нем говорилось, что он не может выехать за границу и уполномочивает Гаиба быть его представителем. Одновременно Центр прислал Гаибу краткую характеристику на «Янычара». Центр разрешил Гаибу в случае, если «Янычар» положительно отреагирует на письмо Никитина и сообщит интересные фактические данные, выдать ему денежный аванс.

Встреча Гаиба с «Янычаром» состоялась в Стокгольме 24 мая 1936 г. «Янычар» прочел письмо Никитина, продолжить сотрудничество с нами согласился, но просил не передавать его третьему лицу. Получив деньги за переданные им материалы, «Янычар» выразил, однако, неудовлетворенность ограниченным размером суммы.

Материалы, поступившие от «Янычара», оказались, по предварительной оценке Центра, малоценными, о чем Гаиб заявил агенту на встрече 21 июня 1936 г. Последний в ответ сказал, что у него не всегда есть возможность давать материалы большой ценности. Гаиб возместил «Янычару» только дорожные расходы. Агент, приняв деньги, попросил очередную встречу провести в августе, поскольку он и его шеф Проще попеременно будут до этого времени в отпусках.

В связи с тем что встречи с «Янычаром» в августе-ноябре были малорезультативными, Гаиб в личном письме Никите предложил от дальнейших встреч временно воздержаться. «Я полагаю, – писал Гаиб, – что Ваш приезд для окончательных переговоров с «Янычаром» был бы нецелесообразен».

В начале января 1937 года Гаиб уведомил Центр о том, что он вызывает «Янычара» на встречу 7 февраля, так как, с одной стороны, не следует делать большого перерыва в работе, а с другой – он все же может сообщить что-либо интересное.

К этой встрече Гаибу было направлено письмо Никиты для «Янычара», в котором был дан разбор полученной от него в 1936 году информации. В частности, в нем говорилось: «Господин Вер, Вы опытный разведчик. Вы точно представляете себе, что от Вас хотят, и Вы знаете также, с кем имеете дело. Мы не хотим играть в кошки-мышки. Мы говорим с Вами от имени нашего государства и тщательно взвешиваем значение наших слов. У нас нет никакого интереса подвергать какому-либо риску Вашу личную безопасность».

Письмо Никиты «Янычар» прочитал с интересом и в ходе беседы предложил в целях активизации его работы следующий вариант: он заявит своему начальству, что у него в одной из Скандинавских или Прибалтийских стран есть «источник», дающий сведения об СССР. Абвер, несомненно, заинтересуется. И тогда можно будет выяснить, какими вопросами и лицами занимается абвер.

Гаиб к этому предложению «Янычара» отнесся с большим подозрением. В ответ на это Центр в письме от 1 июля 1937 г. предложил Гаибу вызвать «Янычара» в Стокгольм и предложить ему выехать в Москву для окончательных переговоров с нашими руководящими товарищами. В случае согласия «Янычара» Гаиб должен был выдать ему документы на въезд в СССР и сопроводить его в Москву.

Выполняя это указание Центра, Гаиб вызвал «Янычара» в Стокгольм на И июля 1937 г., но тот смог приехать лишь 18 июля, а сам Гаиб к этому времени уже покинул страну. Больше попыток встретиться с «Янычаром» наша разведка не предпринимала. Так закончилась история с вербовкой «Янычара» – сотрудника контрразведывательного отдела абвера майора Вера. Эта довольно банальная «разработка» берлинской резидентуры, возможно, не заслуживала бы внимания читателя, если бы не одно обстоятельство.

Трофейные документы, захваченные при разгроме Германии, дают уникальную возможность взглянуть на эти события новыми глазами. Как оказалось, о встречах с Никитиным Вер представлял руководству абвера подробные отчеты. О них абвер, в свою очередь, информировал гестапо. В донесениях, однако, не упоминается то, что рассказывал Никитину сам Вер. Интересно отметить, что в донесении в гестапо абвер не назвал имени своего сотрудника, вышедшего на советского разведчика. Каждая спецслужба ревниво оберегала свои достижения. Но в документе абвера перечислены вместе с тем имена четырех германских разведчиков, работавших ранее по России (Берг, Нидермайер, он же Зиберт, Шмидт и Клайнов), о которых Вер по заданию Никитина должен был собрать информацию.

6 ноября 1935 г. из гестапо за подписью Гейдриха Канарису в абвер проследовало письмо следующего содержания: «Благодарю Вас за посылку очень интересного донесения… Прошу Вас и р дальнейшем направлять мне донесения о фактических или предполагаемых связях ОГПУ с соответствующими людьми».

В ответ на это 12 декабря 1935 г. Гейдриху было направлено новое донесение Вера о встрече с Никитиным в Стокгольме 24 ноября 1935 г. В нем говорилось: «Тактика Никитина была та же, что и раньше, хотя он, видимо, решил отставить на задний план проблематические и теоретические вопросы, чтобы иметь время для проработки «практических» вопросов. Однако, поскольку его «невзначай» всегда можно было переключить на вопросы общего порядка, у меня было достаточно возможностей для того, чтобы обойти наиболее трудные и сложные вопросы и «водить его за нос», сообщая ему те скудные сведения, которые можно было ему дать».

Так Вер докладывал своему руководству. Однако, как свидетельствуют хранящиеся в архиве СВР документы, в действительности Никитину удавалось получать от абверовца представлявшие интерес сведения о положении в Германии и деятельности абвера.

Канарис отмечал также, что Никитин интересовался сведениями об агентах гестапо, внедряемых в круги Компартии Германии. Он хотел бы, кроме того, получить данные о структуре партийной разведки – СД, чтобы сличить их с ранее полученной информацией.

23 января 1936 г. к Гейдриху пришло из абвера еще одно донесение о встрече Вера с Никитиным в Стокгольме 5 января. В документе говорилось, что Вер назвал итальянских антифашистов, которыми интересуются в Берлине, сообщил об аресте в Праге нескольких эмигрантов из России, имеющих связи в Берлине, а затем перевел разговор на интересовавшие его группировки украинских националистов.